Аннотация: Короткая зарисовка по аниме Бакуман. Шюджин/Сайко, односторонний со стороны Шюджина. Иногда проще смириться, но даже смирившись отпустить - невозможно. Вот и получается... то, что получается.
Это все было бы смешно, когда бы не было б так грустно. Словно сюжет из какой-то отстойной манги, которую печатают во второсортном журнальчике или желтой газетенке. Это реально было не смешно. Но это, черт подери, было и с этим приходилось жить.
В какой момент он осознал эти свои чувства?
В какой момент он осознал, что все это до невозможности глупо?
Абсолютно дурацкое ощущение внутри - бесшабашная пустота, которая не тяготит, а дарит крылья. Пустота, в которой черпаешь силы для того, чтобы лететь - все выше и выше, к не-своей цели. Цель эта не радует, не манит, не заставляет сердце биться быстрее - в отличие от вот той чернильной полоски, так небрежно и по-хозяйски перечеркнувшего щеку. Или от нервно постукивающих по листу тонких пальцев. Или от упрямого взгляда из-под непослушной чернильно черной челки.
Четыре черненьких чумазеньких чертенка...
Их, правда, только двое, но Сайко вечно перемазан своими чернилами. Он вообще всегда в своем мире, на своей волне. Остается только настраиваться. Нет, ну история с Азуки - полная же фигня, но сила самовнушения настолько велика, что оба верят всей той чуши, что наобещали друг другу. Верят до самозабвения, до того, что от усталости и истощения в обмороки падают. Отказ от всего мира - ради глупых обещаний, которые позволят получить совершенно другой мир только для двоих.
Или разобьют обоих о скалы реальности.
Между Сциллой и Харибдой, по-другому и не скажешь.
Иногда он думает, что лучше синица в руках, чем журавль в красках. В конце концов, вот чего ему не хватает, а? Дом, семья и любимая работа, приносящая неплохие деньги. У большинства не то что этого нет, а так вообще ничего. Жена в нем души не чает, как и ее родня. Собственная квартира радует не только самим фактом наличия, но и уютом. Еда вкусна, жена понимающа, работа...
Иногда - только иногда, редко-редко - он позволяет просочится в сознание своим настоящим мыслям. Именно тогда, в эти редкие мгновения понимания, он с беспощадной четкостью позволяет себе осознавать, для почему и зачем он живет именно так.
Потому что - вот оно, рядом. Когда черноволосая голова склоняется все ниже над недоделанным манускриптом и закрываются невозможно глубокие темно-синие глаза цвета ночного летнего неба. Когда заставляешь его есть и спать. Когда придумываешь совершенные глупости только для того, чтобы заинтересовать уставшего художника хоть чем-то помимо манускрипта.
А еще есть "зачем", и вот в нем вся загвоздка. Оно тем самым гвоздем проворачивается в мозгу, прогоняя все очарование момента. Потому что - незачем. И - одновременно - слишком много "зачем". Ведь если не он - то кто же будет заботиться обо всех этих "почему"? Ну не Михо же?
До дрожи хочется заехать этой красивой змейке по ее хорошенькой физиономии и выбить из ее головки все глупые мысли относительно свадьбы, обещания и тому подобной ерунды. И останавливает вовсе не осознание того, что подобного не простят даже ему. Нет. Останавливает предощущение сосущей пустоты внутри, стоит только представить окончательную смерть Ашироги Муто. А ведь ничем иным подобное не закончится. Как бы не хотелось обратного, Азуки Михо - часть Ашироги Муто.
Три в одном.
Такое же приторно сладкое - и такое же насквозь не-натуральное.
Ашироги Муто - это он и Маширо. Азуки там нет места и - ей-богу - не было никогда.
Но она есть. И это константа. Это, мать ее, аксиома.
А Кая ему нужна. Кая - это гарантия. Того, что кто-то всегда проследит, чтобы заработавшийся художник питался не только крепчайшим кофе и жил хотя бы в относительном комфорте. Точно также, как он сам - лишь гарантия того, что Маширо Моритака не умрет той же - давайте говорить откровенно - жалкой смертью, что и его знаменитый некогда дядя. Потому что если что-то пойдет не так - что угодно - только он, Такаги, сможет содержать их обоих.
Офисный планктон?
Эта жизнь - не одна на двоих. Это просто одна жизнь.
В какой момент его друг заслонил собой весь остальной мир? Когда попал в больницу? Нет, раньше, гораздо раньше. Прозаично и буднично, совершенно незаметно - просто однажды вдруг осознаешь, что оно уже случилось, и локти грызть поздно, и не отмотать уже назад пленку, не переписать сюжет. Бесполезно, друг любезный Такаги Акито, бесполезно.
Ну так и что с того?
Привычка заботиться о том, кто не может позаботиться о себе сам только потому, что когда-то ты сам его втянул во все это - она въелась под кожу. Ее уже не вытравить из организма, словно дурную болезнь не вылечить никакой химией. Болезнь и есть. Дурная. Только отдает в голову. И в ноги с руками - когда укрываешь одеялом заснувшего таки за столом. А в голове одна мысль: "Завтра опять все щеки в чернилах будут...". И сердце словно сжимает огромной-огромной рукой так сильно, что не вздохнуть. Потом отпускает. До следующего раза.
Такие моменты редки, безумно редки. Он считает, что в них нет необходимости. Его ум остер и, вопреки его воображению, склонен к анализу. Логическая структура мышления помноженная на эмоциональную составляющую дают потрясающие результаты в создании историй и раскадровок, но чудовищно мешают в жизни, сразу и навсегда снимая любые розовые очки.
Чувства под контролем.
Эмоции под прикрытием.
И отличное чувство направления.
Вся жизнь, подчиненная одной цели.
Да, есть и своя цель. Она не имеет конечного материального выражения или временных рамок. Она просто подразумевается. Некая абстрактно-несовершенная конструкция, которой пронизаны все действия с альфы до омеги. Даже сформулировать эту цель представляется проблематичным. Она требует либо слишком много слов - либо молчания. Партизанского. Выбирается последнее.
Ему так проще.
Радость в синих глазах или ветер, неожиданно взъерошивший непослушную челку дают ощущения нереальности происходящего. Разлука даже на пару часов воспринимается острее любого ножа под ребра. Правда, ему никто ножом под ребра не тыкал, так что это скорее для красного словца.
Иногда ему хочется быть героем манги. Законченной. Так было бы проще.
Впрочем, мы не ищем легкие, мы ищем пути интересные. Хочется надеяться.
А большую часть времени - не хочется.
Из своих собственных желаний - только желание писать все более и более интересные истории. Азарт погони за достойным соперником. И еще это чувство от случайных прикосновений кожи к коже. И - нет. Никакого возбуждения, какое приходит от близости тела, которого жаждешь. Просто от места прикосновения во всех направлениях разбегаются огромные мурашки и щекочут кожу тысячами маленьких теплых лапок. И от этой щекотки хочется одновременно смеяться и плакать, настолько она тепло-невыносимая. Но это быстро проходит, не успевая даже отразиться на одновременно и открытом и непроницаемом лице. Наверное, читать его без проблем может только этот невменяемый художник. Для остальных то, что отражается на нем - то и настоящее.
Иногда Акито даже завидует этим придуркам. Чуточку.
Остальное время он их жалеет. Ведь они просто ни черта не понимают.
А тот, кто понимает - просто не замечает. Чуть хмурится и слегка постукивает по листу, вновь склонясь над очередной недоделанной страницей. Значит, снова недоволен своей техникой, но из-за недостатка времени не будет переделывать, а значит - вскоре ему понадобятся новые раскадровки, а потом еще кофе. Малейшие признаки, мельчайшие детали, по которым давно научился угадывать дальнейшее. Цепь логически стройных рассуждений, основанных на предположениях и интуиции. Но что такое интуиция? Всего лишь способность понять истину без доказательств.
Можно ли сказать, что у него, Акито, была сильно развита именно интуиция? Ведь ему совершенно не нужны были никакие доказательства. А может, их просто было слишком много вокруг? Настолько много, что он просто перестал обращать на них внимания?
Впрочем, это не имело значения. Значения имели лишь очередные раскадровки и то, что вскоре нужно будет обязательно накормить одного упрямого художника ужином, приготовленным Каей и заставить отвлечься от рисования хотя бы на звонок Азуки Михо.
Его жизнь давно напоминала чертову второсортную мангу...