То, что происходило, было таким неправильным. Но неизбежным, словно таянье льдов по весне или солнечные лучи утром. Что еще могло быть? Ничего.... Но он все же вернулся в Коноху. Вернулся, отмучившись и обретя, наконец, покой, к которому никогда не стремился. Оставляя живым безвыходность ситуации. Оставляя за собой мрачные лица взрослых, непонимающие - детские. Оставляя подготовку к неизбежной теперь войне, которой никто не хотел. Не хотел ее и молодой правитель Листа. Но, в то же время, он знал, что война все же необходима - шиноби не могут жить в постоянном мире. От этого они перестают быть шиноби, становясь обычными людьми. В чем-то он теперь даже понимал Акацки. Если мир, то зачем же тогда нужны шиноби? Но все же...все же. Слишком много было проблем, и Коноха была не готова к войне, не смотря на всю нынешнюю силу. Но события закрутили водоворот, и вырваться из него теперь не мог помочь никакой рассенган....
...Совет был простой формальностью: от его решений уже ничего не зависело. Война была объявлена, и не принять вызов означало смерть деревни как одной из Великих. Этого допустить было нельзя. Тем более сейчас, когда деревня, а с нею и вся Страна, была сильна как никогда до этого. У нее было все - но были и враги, пусть не такие сильные, но их было слишком много. Шакалы боятся льва, но если лев ослабеет от ран - стая шакалов порвет его в клочья.
Лица членов Совета были мрачными. Сюда входили люди, которые много чего видели в жизни, в том числе пережили не одну и не две войны. Они не хотели новой...но мир был нарушен. Глаза на мелкие покусывания, пограничные стычки, даже нечастые исчезновения одного или двух отрядов зарывать было можно и нужно. Но закрыть глаза на жесточайшее убийство внука Третьего Хокагэ... Это было оскорбление, на которое не ответить адекватно было равносильно потере лица.
Рокудайме Хокагэ молча сидел за столом Совета, слушая выступления Старейшин. Ничего нового, все шло так, как он и рассчитывал. Спокойный, собранный и уверенный в себе светловолосый правитель шиноби Листа. Символ Конохи. Символ мира. Взгляды членов Совета, взгляды простых жителей так часто в последнее время обращались на его лицо, словно ища надежду на то, что все образуется. Хокагэ оставался спокойным, а деревня готовилась к войне.
...Отряд продвигался, не особо скрываясь. Да и не настолько хорошо они знали эту гористую местность, чтобы идти совсем уж скрытно от хозяев. Да, не осторожности это не мешало. У отряда была конкретная цель, и выполнить поставленную задачу стоило довольно серьезных усилий. Они справились. Но на выходе выяснилось, что границы перекрыты наглухо. И теперь ребята искали щель, в которую можно было бы пролезть. На привыкших к лесу и зелени людей нависающие над головами стены гор действовали угнетающе. Казалось, они придавливали к земле, пытаясь сломать своей тяжестью, лишить малейшей надежды на возможность вырваться.
Они были профессионалами. Они знали, на что шли, когда получали приказ. Война разгоралась лесным пожаром, питаемая ненавистью и кровью обеих сторон. Казалось, невозможно было остановиться, оглянуться, подсчитать потери. Казалось, время замерло, превратившись в ад поля боя. И дни отмечались по могилам своих и чужих. Но они знали - Камень первым нарушил установленный мир, и невозможно было ничего, кроме победы.
Привал, как всегда, был коротким. Продуктов не хватало, лекарства давно кончились, и тяжело раненых, тех, кто не мог идти самостоятельно, добивали свои же товарищи. Легкие ранения кое-как перевязывались полосами ткани, оторванными от подкладок форменных курток. Обувь постепенно приходила в негодность. Отличительные знаки были спрятаны глубоко на дне ныне полупустых вещмешков. Измученные бойцы вповалку спали, дрожа от ночной сырости и холода, под присмотром нескольких часовых. Разводить костры было опасно, да и не из чего. Сон был чутким, неспокойным и коротким. Спустя пару часов был подъем, тихие сборы и приказ выдвигаться. Разведчики привычно ушли вперед....
...Голубые глаза Хокагэ, жесткие и бескомпромиссные. Суровые и непреклонные слова, обрекающие и тяжелые, словно могильные плиты. Когда помощница попыталась возразить, когда остальные пытались протестовать, Рокудайме сказал лишь одну фразу, разом прекратившую все возражения: "Они - шиноби. Они знали, что это может случиться. И вы - знали". Возразить больше нечего, и отряды переформируются так, чтобы включенные в них генины не слишком сильно снизили боеспособность. Потери Конохи были пока не слишком велики - сказывались эффективная система обучения и опытность командного состава. Новобранцы набирались опыта в реальных боевых условиях, и сами становились командирами, часто принимая на себя командование обескровленными отрядами после гибели выбитых первыми командиров. Подкрепление из Сунны было слишком малочисленным, чтобы говорить о какой-то реальной помощи. Впрочем, Песок пока тоже вполне эффективно сдерживал попытки наступления на довольно большой участок границ страны Огня, что не могло не сказаться на количественном преимуществе союзных войск....
...После последней стычки с отрядом Камня их осталось пять человек. Остальные остались лежать в какой-то очередной небольшой горной долине. Хоронить их было некому. Остались там и командир, и медик - измученная девушка с ввалившимися от усталости глазами, умершая от истощения. Давно уже не осталось надежды, только гордость и отчаянная решимость подороже продать собственные жизни. А еще какое-то отупение, словно весь мир затянуло серым туманом усталой безнадежности.
Когда было решено прорываться в лоб, у них не осталось еды, почти не было оружия. Истрачены давно уже были все свитки, остались разве что холодное оружие да порядком истощенные запасы чакры. Против них было человек пятнадцать шиноби Камня - один из патрульных отрядов. Рядом сражались друзья. Вот мальчишка - самый молодой из них, только недавно получивший звание чуунина, которого они все по негласному соглашению берегли - попал в окружение четырех врагов и взорвал себя. Видимо, у него каким-то чудом все же сохранились печати. Это принесло некоторое облегчение, хотя и не надолго. Повсюду вокруг слышались крики и звон оружия. Вот еще кто-то упал, хватая воздух ртом, попытавшись выполнить какую-то технику. Истощение не убило его, а вот вражеский клинок между лопаток добил точно. Глухая мысль: "Отмучился", и снова в бой. По сторонам смотреть некогда, нужно забрать с собой как можно врагов, и тогда какому-нибудь пацану не придется вот так же взрывать себя....
...Задания продолжали выполнятся. Война не должна сказаться на способности деревни выполнять задания, а также на авторитете. Война не касается заказчиков, которые хотят защиты и помощи именно шиноби Конохи. И большая часть новичков, в том числе выпускной год Академии решением Хокагэ задействован на этих заданиях. Так часто их перехватывают, обычно уже по пути домой. Но это не сказывается на качестве выполнения самого задания. Хокагэ часто меняет маршруты, не доверяет детали планов операций даже собственной подушке - никому, никому, пока не будет выяснено, откуда Камень узнал про операцию по похищению свитков. Кстати, сами свитки так и не нашли. Рокудайме не хватает Шикомару, но тот не приедет. Раз он до сих пор не примчался - и впредь не появится. На него можно не рассчитывать. И Хокагэ, в который раз, сидя ночью в темном кабинете, отчаянно ломает голову, пытаясь вычислить предателя. В том, что такой есть, молодой правитель даже не сомневается. Но кто? Кто-то, достаточно близкий к нему. Кто-то, кто хотя бы теоретически мог узнать о миссии, пусть и не во всех деталях. Таких слишком много: Харуно, Шизунэ, Сай, Неджи, Хината, Учиха.... Кто же? Кто? Пожалуй, с девяностопроцентной вероятностью можно исключить Харуно. Хината в то время была на другом конце деревни с детьми, у нее алиби. Шизунэ...вряд ли. Слишком долго она пробыла ученицей старухи Цунадэ, чтобы не знать, что такое война и к чему все приведет. И остаются... Да, вполне возможно.
Хокагэ хмурится и устало трет глаза, приходя раз за разом все к тем же вариантам. Но доказательств нет, и он не торопится. Козла отпущения найти проще всего, но это не значит, что козел окажется тем самым, который нужен. А утечку нужно перекрыть раз и навсегда. И так, чтобы другим неповадно было впредь.
...Сознание возвращалось мучительно медленно, и вслед за осознанием себя в мире приходила боль. Боль росла, ширилась, она и становилась миром, она разрывала слабую плоть изнутри, не вмещаясь в беспомощном человеческом теле. И, наконец, она вырвалась жутким отчаянным криком, выгнувшимся в судороге телом.... Но судорогу сдержали, а боль постепенно стала уходить. Когда он пришел в себя настолько, что смог открыть глаза и оглядеться, осталась только одна усталая и равнодушная от неосознания мысль: "Свои...выбрались...ребята..."
...Новый день. Новые проблемы. Укор в глазах. Да, он мог бы не доводить дело до открытого конфликта. Мог бы...и не мог, в том-то и дело. И обнимая свою жену ночами, он смотрел в потолок и не мог спать, раз за разом прокручивая в голове упущенные возможности. Он терпеть не мог сослагательное наклонение, но не мог и забыть мертвые лица тех, кого своими приказами обрек на смерть. Да, это было необходимо, но... Вечное но. Сколько ребят никогда не вернется домой? Сколько семей потеряли сыновей и дочерей? Сколько детей потеряли родителей? Решение было верным, но было ли еще более верное решение? Бесконечные вопросы, которые не имеют смысла. Потому что ответы на них слишком запоздали. Но было еще одно, то, что могло бы помочь. Теоретически.
Осторожно, чтобы не разбудить жену, Наруто встал и, одевшись, тихо выскользнул из дома, не замечая, что вслед ему с грустью смотрят фиалковые глаза. По темным и тихим улицам Рокудайме направлялся к дому Учихи. Ему нужно было отдать несколько приказов, которые не имели ничего общего с представлениями жителей Листа о своем правителе.