Держащий меня человек, буркнул что-то неразборчивое, видимо ругательство, и швырнул меня на землю. Падая, я успела выставить ладони и рассадила их до крови. А в следующую секунду получила пинок в живот, дыхание перехватило, я засипела и попыталась закрыться, свернувшись клубком, в ответ добавили еще и по спине. Стараясь отдышаться, замерла на земле, глотая пыль и с ужасом прислушиваясь к себе, неужели все снова, неужели опять калекой? Вряд ли здесь есть скорая помощь, врачи и больницы. Поневоле вспомнишь их, ненавистных, добрым словом, как известно, все познается в сравнении. Но главное, здесь нет деда, кроме него я и там никому была не нужна, а здесь и подавно. Страшно.
Крики и ругань стихли, кто-то потормошил за плечо и попытался посадить, ничего не вышло, я завалилась на бок, продолжая судорожно всхлипывать, тогда меня подняли и куда-то понесли. Сквозь легкую пелену, слышится голос Веснушки, он с кем-то объясняется, ему отвечают, затем мое, практически бессознательное тело укладывают на лежанку. Другой человек наклоняется и, влажной тряпкой, пахнущей травами, осторожно протирает мне лицо. В ответ сжимаюсь в комочек и закрываю глаза, не хочу никого видеть.
За свою недолгую жизнь я прочла много книг, их герои встречали опасность лицом к лицу, находили способ разделаться с неприятелем или, на худой случай, отомстить. От рождения обладали неунывающим характером, силой духа или мозгами, обретали магию, друзей-защитников, перерождались, последнее в моем случае особенно актуально. Как с таким слабым и безобразным телом можно дать отпор? В моей душе нет даже гнева, это бесплодное чувство, сколько раз я испытывала его и ничего не могла сделать. Что может быть разрушительнее бессильного гнева? Он выжигает твою душу. Но гнев, подкрепленный силой, еще хуже. Я не верю в войну, не верю, что убив кого-то, можно победить. Уничтожая противника, ты разрушаешь себя и все вокруг. Постепенно, шаг за шагом, день за днем твой мир беднеет, война съедает все ресурсы, она коварна, приучает уповать только на силу, и ты уже не видишь других возможностей. Я не смогла переступить эту грань, предать и обесценить какую-то внутреннюю часть себя. Что остается, когда оказываешься между молотом и наковальней? Правильно, сплющиться! Ужаться до предела, не сопротивляться! Будет только хуже. "Ничего не видеть" и "прятаться внутрь души", вскоре стало привычкой.
Боюсь, здесь, у меня этот фокус не получится.
Зачем люди попадают в другой мир? Кто знает? Но там их непременно ждут чудеса и приключения. Я, значит, тоже приключаюсь? Горькая усмешка искривила губы. Другой мир ничего не изменил для меня, от перемены мест слагаемых, сумма не меняется. Как была трусихой и неудачницей, так и осталась ею. Дома, по крайней мере, была налаженная жизнь и привычная, местами даже уютная, скорлупка, защищавшая от житейских бурь. Неужели, я мало пережила, недостаточно в моей жизни было ужаса и слез? Где ты, тот самый, который все видит и все знает? За что? Зачем? В чем я виновата? Сколько раз я спрашивала шепотом или вслух, кричала, срывая голос, и ни разу не было ответа. Слезы запершили в горле, потекли по щекам, я зарылась лицом в подушку и беззвучно заплакала. Плач сменился апатией, а следом пришел сон.
Сознание просыпалось медленно, словно отказываясь возвращаться в реальность. Зачем? Разве здесь есть что-то хорошее? А ради плохого, стоит ли возвращаться? Нет, и я лежала, отвернувшись к стене, отгородившись от мира тонкой ледяной стеной собственного нежелания. Нежелания жить и принимать окружающую действительность. Сколько помню себя, мне всегда не хватало сил отстоять свои границы, я не боец по натуре, легко ломаюсь под давлением, зачем бороться, если противник заведомо сильнее. Не хочу больше жить, умереть проще, не понимаю, почему люди боятся смерти? Зачем плачут на похоронах? Радоваться нужно, все земные проблемы завершены.
Но, если я хотела отгородиться от мира, он этого делать не собирался. Послышался тихий шорох, слегка вздрогнула лежанка, кто-то легкий прошелся по мне от пяток до шеи, постоял, потоптался, устроился поудобнее, запустил когти в одеяло и замурчал. Цаппинг и мурринг, массаж и иглоукалывание в одном флаконе! Это кошка, здесь тоже есть кошки! Радость неожиданного открытия, мягкими лапками прошлась по моей душе, волшебным образом успокаивая боль и вдребезги разбивая стену отчуждения. Не то, чтобы, я была большой любительницей живности, не до того было, но... В общем, пора нам познакомиться, заведя руку за спину, прихватываю местного Ваську за что придется и переворачиваюсь на спину. Ндааа, здесь не Васька, а целый Василий, а еще лучше Василий Васильевич, в идеале - Ваше Величество. Таким, наверное, был пушкинский ученый кот или сказочный кот-баюн, если бы у них были крылья. Животинка нехорошо покосилась на мою руку, с намеком так, еще бы, ведь держала я его, оказывается, за хвост. Поспешно отпустив кота, прячу конечность под одеяло, от греха подальше. Котофей, демонстративно отряхнувшись, возвращается на меня, словно на собственный трон. Слегка потоптавшись, разваливается, развернув крылья во всю длину и щуря на меня крупные оранжевые очи. Обычными глазами их назвать, язык бы не повернулся. Набравшись смелости, я вынула руки из-под одеяла и осторожно протянула коту палец, гадая: примет мою ласку или нет? В ответ котяра ткнулся в меня лбом, значит, повадки здешних чудо-мурок такие же, как и у наших, по крайней мере, в этом плане. Следующие полчаса я с восторгом тискала, мяла, чесала и попутно изучала. Кот позволил ощупать себя с ног до головы, развернуть и свернуть крыло, покрытое короткой густой шерстью, на сгибе которого имелся дополнительный мощный коготь. На задних лапах еще один - противостоящий, как шпора у петуха. Сам зверь был раза в полтора крупнее обычного, домашнего кота. Мех пепельно-серый с отливом, маска на мордочке, манишка на груди и кисточки на ушах - белые. Вот и все отличия, в остальном, типичный кот.