4510F - температура возгорания бумаги и фантастический роман-антиутопия Бредбери, в котором пожарные не спасают людей, а сжигают. Вместе с книгами. Потому, что там обывателям запрещено думать.
1984 - роман-антиутопия Оруэлла, в котором гореть уже нечему, а обывательские массы обучаются своими вождями правильному мышлению. Правильному и удобному для пастухов этого стада обывателей, которое уже разучилось мыслить и разучилось наслаждаться жизнью, разучилось даже обладать собственностью в материальном мире.
Для обычного ума, обывательского, материальный мир всегда первичен. Сам обыватель, человек маленький в собственных глазах, всегда не причина, а лишь следствие происходящих с ним событий, как правило, плохих. Если с ним происходит что-то хорошее, причина - исключительно он, по его мнению. Если что-то плохое, то причина - кто-то другой.
Чаще всего это так, так устроен обыватель: человек маленький, с которым вы можете делать всё, что захотите, если обыватель считает вас хотя бы чуть-чуть больше, чем он сам. И он запомнит всё зло, что будет исходить от вас, по его мнению, и никогда не вспомнит ничего хорошего, если вы это хорошее сделаете: он запишет это на свой счёт. Но свои гнусные подозрения на ваш счёт, которые не оправдались, он будет бережно хранить и лелеять.
Как в том анекдоте: ложки нашлись, но осадочек остался.
Впрочем, если "большие люди" задают обывателю другие ориентиры и приоритеты поведения - то и обыватель сменяет свои пристрастия. Когда он не видит зла в своей жизни и видит в основном доброе - он начинает верить в себя, себя уважать, перестаёт следить за ложками и... и понемногу перестаёт быть обывателем. По крайней мере, с виду и по внешним поведенческим признакам.
Но обыватель всё равно будет оставаться обывателем до тех пор, пока не научится находить причину и отличать её от следствия. Пока не сможет это делать самостоятельно, а не с чьей-то подачи. Пока не перестанет слушать, кого "большие люди" объявляют героями или преступниками, и не начнёт сам видеть, что и как вокруг него на самом деле.
Поэтому обыватель, как бы он ни ненавидел плохую власть, будет её поддерживать: он не верит себе, он верит тем, кто больше его. Верит тем, кого ненавидит - и принародно клянётся им в любви. Это называется двоемыслие - читайте Оруэлла. Так преступная власть обретает поддержку даже среди тех, против кого совершает преступления. Обыватель принимает за причину всего плохого, не то, что является причиной, а то, на что ему укажут сверху. На противников такой власти. Но и саму власть он при этом ненавидит, будучи с ней искренне солидарным.
Население любой державы, любое общество состоит на 80 процентов из обывателей. Это научно доказанный факт. Этих маленьких людей, покорных тем, кто больше их, оставшиеся 20 процентов заставляют делать то, что считают нужным. Назначают их на должности, большие и маленькие: от дворников до президентов. Чтобы они выполняли работу, необходимую тем, кто реально на самом верху, той квинтэссенции общества, той аристократии, которая обществом и заправляет. И даже президент или министр вполне могут оказаться обывателями, которые не имеют своего собственного мнения и находятся на своих должностях лишь до той поры, пока это устраивает тех, кто их туда поставил.
Грубо говоря, так устроено любое государство. И его жизнь очень сильно зависит от тех 20 процентов населения, которые им реально управляют. От пристрастий и намерений этих людей, от их порядочности, от их умения распоряжаться теми ресурсами, которые оказываются в их власти. И эти пристрастия, намерения, привычки в основном определяются тем естественным отбором, который возникает в любом обществе: приоритетом большинства.
Тот, кто не согласен с "генеральной линией партии" - то есть с мнением большинства коллег, выдавливается в нижележащие слои, удаляется, чтобы не мешал работать так, как хочется работать большинству. Из начальства такой "выдавленный" превращается в подчинённого, и если на нижележащей ступеньке не принимает правила общей игры, то скатывается всё ниже и ниже, пока не превращается в маргинала: другими словами, в изгоя.
Иногда их сразу же уничтожают: если они оказываются слишком опасны, даже потенциально, для большинства, если в них чересчур много закваски - и в одном человеке силы и способностей, обратных по знаку необходимым для коллектива, больше, чем в окружающем его большинстве.
Иногда их ломают, чтобы они, уже проявив себя перед народом как большие люди, оказались в глазах масс такими же покорными обывателями, радостно поддерживающими диктатора, как и все остальные. Читайте Оруэлла - он мастерски описал, как это можно сделать, теоретически. Смотрите видео с Востриковым между двух путинских охранников - и убеждайтесь, что это делается на практике. Но если их не убили и не сломали, то...
Есть два варианта для несогласного с большинством: или уйти на покой, в деревню, за границу, в самого себя, заняться какой-то независимой деятельностью для поддержки штанов: например, писать мемуары или выращивать картошку, никуда не влезая.
Или найти подобных себе и объединить вокруг себя. Если удастся, конечно.
Искать ему придётся не в верхах - в низах. Среди обывателей, которые не верят в себя. Кто-то из них просыпается и становится больше. Но их, таких, очень мало. Массы верят лишь в тех, кто у власти. Массы готовы наброситься на тех, кто власти неугоден. Стадо. Которое будет согласно иди через пустыню на мясокомбинат, если его туда ведёт привычный им пастух, и будет бодать и топтать тех, кто пытается направить его в другую сторону: к сочным пажитям и чистым источникам. Которые в шаге от пути на бойню. Всё дело в том, что спасающий стадо - не привычный пастух. А тот незнакомец, которого пастух объявил волком.
20 процентов пастухов и вожаков ведут куда-то своё стадо. Ведут, а не гонят, заметьте: стадо послушно идёт. Потому, что всё организовано, роли и места распределены, кто за кем следует, кто кого слушает. Распределены и пастухи по чинам и важности: есть структура, которая поддерживает саму себя. Отказаться от этой структуры, от привычного порядка вещей даже страшнее, чем отказаться от жизни: особенно, если жизни лишаются постепенно, по чуть-чуть. Или наоборот, резко, неожиданно, внезапно, если погибающий даже не успевает осознать, почему он погибает, кто виноват и в чём причина. Остальные радуются, что погибли не они.
И стадо почему-то уверено, что все равны: и скот, и пастухи, которые в газах стада - такой же скот, просто они... несколько равнее. Стадо обывателей не видит коренных отличий пастуха от барана. Лишь потому, что сами пастухи указывают стаду на другие отличия: на овец, объявляемых ими паршивыми. Это описал Оруэлл, читайте "Скотный Двор".
Оруэлл хорошо описал, как из обывателей делают стадо. Но он не задавался вопросом: а как появляются такие пастухи, которые целенаправленно и преднамеренно это делают? Откуда они?
А ведь они произошли из стада обывателей. Это те люди, которых нормальное общество когда-то выдавило из себя на более нижнюю ступеньку власти. Они могут никогда не набрать достаточно сил, чтобы стать больше, чем обыватель: если обыватель, ещё не будучи скотом безропотным, не поддержит таких людей изначально, и не начнёт считать их не изгоями и паршивыми овцами, а своими пастухами.
Когда общество обывателей начинает искать ложки, которые потеряло само - оно превращается в стадо. И при этом избирает себе в пастухи тех, которые укажут ему на виновных в пропаже ложек. А потом ложки реально пропадают... но о них уже не думают.
Потому, что очень заняты движением по пустыне на мясокомбинат. По пустыне, в которой при 4510F загораются свалки и торговые центры, в которой у людей отбирают жильё, в которой исчезает образование и медицина, а личный доход граждан неумолимо сползает к уровню 1984 - по Оруэллу. Где думать нужно только так, как скажут с экрана, где человек лишается последних прав - на собственное мнение. И обязан считать, что бы он ни думал, что живёт в лучшем месте во Вселенной.
Всё исчезает, всё горит. А мы всей страной идём, идём вслед за пастухами.
Так и живём. Или вымираем, если посмотреть и подумать?