В жизни каждого человека, я бы сказал, человечества, вокзал, особенно, железнодорожный, занимает особое место. И пусть мы всё больше и больше переходим в аэропорты, на более скоростной и комфортабельный воздушный транспорт, именно, стук вагонных колёс поездов, проходящих мимо, уносит наше воображение в неизвестное. Как бы это ни казалось странным, железнодорожный вокзал до сих пор служит основным местом встречи прошедшего и настоящего с будущим. Поэтому не стоит удивляться никаким событиям, происходящим здесь.
Иван Ильич любил посещать вокзал провинциального городка, где он ежегодно проводил дачный сезон после выхода на пенсию. Провинция всегда привлекала его своей неподдельной свежестью неба и натуральной грязью. Люди здесь жили простые, извращались и разлагались тоже по-простому, не то, что в столице. Беспробудное пьянство не считалось здесь смертным грехом, потому что для многих превратилось в обычный образ жизни. Разврат не принимал болезненные формы и не носил садомазохистского характера. Отпущение грехов в местных церквях происходило с большими скидками на бедность и невежество.
Впрочем, чем невежество провинциальное отличается от столичного? Одно не скрывает своего естества, а другое прикрывается дипломами об образовании и мудрёными разговорами. Вот и вся разница. Конечно, поболтать о кибернетике здесь не с кем, но обсудить христианские заповеди за бутылкой водки - пожалуйста! В провинции очень живуче вечное, не наносное. В столице решаются сиюминутные проблемы, считая ошибочно их решение движением вперёд. Из провинции виднее пустота столичной жизни, прикрытая смогом деловой активности.
Прожив в Загоньевске несколько лет, Иван Громов начал понимать, почему великий писатель Фёдор Михайлов жил в этом занюханном городишке. Простота обстановки не мешала видеть основу жизни, а незамысловатые люди не стесняли свободу движения мысли.
Войдя в зал ожидания вокзала, где Громов обычно сиживал за стойкой буфета, потягивая живое пиво местного разлива и наблюдая за публикой, он обратил внимание на женщину, сидящую недалеко от двери пункта полиции. Это была Антонина, каждый день приходившая сюда в надежде встретить сына, и засыпала она специально, рассчитывая, что когда проснётся, то вернётся в своё время. Её дорожная сумка стояла полуоткрытой и явно провоцировала мелких воришек. Сразу он её не узнал, но когда подошёл поближе, чтобы разбудить беспечную женщину и сделать замечание, то оторопел. Перед ним сидела его бывшая любовница, с которой он не встречался несколько лет. Нет, однажды она звонила и что-то невразумительное бормотала насчёт рождения сына. Но вот и всё.
"Что она здесь делает? Неужели приехала поправлять здоровье на курорт? Вот те на! Вот так встреча! Будить или по-тихому уйти и не ворошить прошлое?"
Громов всегда придерживался правила "Нельзя войти дважды в одну и ту же воду". Он никогда его не нарушал и не знал, что за этим может последовать.
Подчиняясь чьей-то, не своей, воле, он тронул спящую Антонину за плечо. Она открыла глаза и тупо уставилась на него.
- Где я? Почему ты? Где господа? Что со мной? Обморок? - вопросы высыпались из неё, как мелочь из дырявого кармана.
- Тоня, что ты несёшь? Какие господа? Тебе плохо? Я вызову скорую.
В безумных глазах Антонины появился проблеск разума.
- Скорую не надо! Сейчас пройдёт. Маленький обморок. Видишь, упала и ударилась.
Она осторожно потрогала шрам на лбу.
- Ты одна?
- Да, - соврала Тоня.
Правда об исчезновении Ванечки в её обстоятельствах вызвала бы много дополнительных вопросов, на которые у неё вряд ли нашлись вразумительные ответы.
- А ты один? В смысле, живёшь?
- Один.
- Тогда поехали к тебе. Там я всё и расскажу в подробностях.
Громов взял такси, хотя до его дома было рукой подать - направо и через деревянный мост, повисший над маленькой речушкой.
Осень ветряной метлой гоняла по разбитому асфальту листья, окрашенные в жёлто-багровую гамму. Солнце золотило купола недавно реставрированных церквей и слепило глаза. Чистое небо накрывало городок бледно голубым сводом, сводя с ума стаи птиц, беспорядочно носившихся туда-сюда, словно не зная куда лететь, чтобы пережить суровую зиму.
"Мамочка, как красиво!" - в душе Тони зарождались слёзы последних переживаний, сдерживаемых силой воли.
Красота часто провоцирует слёзы отрицательных эмоций, зажатых между противоположными желаниями казаться сильной и слабой.
Войдя в дом Громова, она села на диван и разрыдалась. Её рассказ о пропаже мальчика, прерываемый всхлипываниями, настораживал своей невероятностью.
"Цыганка. Найдёшь его по хвосту. Действительно, чёрт знает что!"
Как и предполагала Тоня, правда казалась настолько невероятной, что воспринималась, как ложь.
"Не хватало мне ещё сумасшедшей бабы в доме! - огорчился Громов. - Недавно отделался от одного ненормального, теперь на голову свалился другой!"
Воспоминания о галлюцинациях, в которых она побывала в доме Фёдора Михайлова, ещё больше укрепили его в печальном предположении.
- Ты не веришь! Не веришь! - затихла Тоня, вытирая слёзы.- Что же мне делать?
- Пиши заявление в полицию! С раннего утра посетим детприёмник, больницу и морг. Городок маленький. Прошерстим быстро.
- Морг! - Тоня с ужасом посмотрела на Михайлова.
- Маловероятно. Так. На всякий случай, - смутился он.- Скорее всего, найдём в детприёмнике.
На следующий день поиски Вани ничего не дали. Единственный положительный момент - в полиции приняли заявление с подложенной под него пятитысячной купюрой.
Время шло. Казалось, мальчик словно растворился в воздухе. Никто его не видел, не слышал, не встречал. Наще появление и исчезновение на Земле мало кого волнует кроме самых близких людей. Да и то не всегда.
- Да. Ищем. Разослали фотографии. Не поступал, - равнодушно отвечали Тоне по телефону.
Она целыми днями лежала на кровати, закрыв глаза. Красно-розовые пятна, испещрённые прожилками сосудов, отражались на сетчатке. Иногда из хаоса красок проступали искажённые силуэты людей, фантастических животных, марсианских пейзажей.
Однажды она увидела Ванечку. Он держался одной рукой за кровеносный сосуд, словно боялся упасть, а в другой у него был хвостик, которым он приветливо махнул Тоне и растворился в приливе крови к её лицу.
Она вскочила с кровати. Нашла Громова в кабинете, сидящего за письменным столом.
- Я видела Ванечку! - закричала она, чем нимало его испугала.
- Тоня, успокойся, - взял он её за руку.- Ванечка найдётся. Никуда он не денется.
Наблюдая за Тоней, Громов всё больше склонялся к решению показать её психиатру, но не знал, как бы это сделать поделикатней, чтобы не одевать её в смирительную рубашку. А пока он старался во всём с ней соглашаться.
- Ты не веришь! Опять мне не веришь! Я же вижу! - истерично закричала Тоня.
- Пойдём в музей Фёдора Михайлова, и ты увидишь, что я во всём права! Это твой сын и похож на сына Фёдора Михайлова!
- Конечно, пойдём, Тоня. Несомненно, это мой сын! Неужели он так похож на сына Михайлова? Видишь, я уже одеваюсь!
Музей великого писателя располагался в доме, когда-то ему принадлежавшем, на правом берегу городской речонки. Старые липы, повидавшие многое за полтора столетия, растрескались, обзавелись дуплами и скрипели даже при самом малом ветерке. Деревянный дом реставрировали, но тлен времени всё равно проступал сквозь деревянную обшивку.
Редких посетителей встретила служащая музея, похоже, замещавшая здесь сразу несколько должностей: хранительницы, экскурсовода и уборщицы. Она встретила редких посетителей с половой тряпкой в руках и ведром с грязной водой.
- Проходите, пожалуйста. Я сейчас вымою руки и проведу с вами экскурсию, - устало вздохнула она.
- Посетителей у нас сейчас немного. А летом, в разгар курортного сезона, не продохнуть.
- Вы находитесь в загородном доме великого русского писателя Фёдора Михайловича Михайлова. Здесь он жил летом со всей семьёй, подальше от столичного шума-гама и гнилого климата. На его здоровье благотворно влиял чистый воздух, сухое лето и провинциальная тишина. Именно, здесь он написал свой знаменитый роман "Сёстры Алмазовы", - затараторила эксурсовод.
Глаза у неё загорелись каким-то дьявольским огнём. Волосы растрепались. Что-то от ведьмы начинало проявляться в её внешнем облике.
"Чего-то не хватает. Метлы! Ну, конечно, метлы!" - понял Громов, увидев орудие дворника за окном.
- Извините. Мы в курсе жизни писателя в Загоньевске, - прервал закипающую речь экскурсовода Громов.- Нам хотелось бы посмотреть фотографии его детей.
- Пожалуйста. Поднимемся на второй этаж, - погасла служительница культа великого писателя.
Она указала на несколько мутных фотографий, вывешенных на стене.
- Видишь, как он похож на Ванечку! - воскликнула радостно Тоня, ткнув пальцем в ребёнка, стоящего в центре одной из фотографий и державшегося за руку симпатичной молодой женщины.
Ребёнок с длинными волосами и в коротком платьице больше был похож на девочку, чем на мальчика. В те далёкие времена в интеллигентных семьях одевать мальчиков, как девочек, было модно.
Не услышав подтверждения своим словам, Тоня достала из сумочки фотографию сына и приложила к стене.
- Смотри!
Что-то общее объединяло изображения детей, но сказать, что это - близнецы, было бы слишком смело.
- Да! Очень похожи, - согласился Громов.- Но что из этого вытекает? Пути генетики неисповедимы.
Здесь мне хотелось бы сделать отступление и высказать своё мнение по этому вопросу. Несомненно, наследственные признаки передаются с генами. Но почему удивительно похожими друг на друга бывают не только дети и родители? Почему двойники встречаются настолько далеко друг от друга, в других странах и народах? Почему нередко супруги становятся копией друг друга? Почему военнослужащие превращаются в оловянных солдатиков из одного детского набора? Ряд можно продолжить. Это может означать только одно: внешний облик человека определяется не только материальными носителями наследственности, но и его духовным содержанием.
Связь между внешним обликом человека и его духовностью изучали ещё древние греки. Они заложили основы физиогномики, пытающейся доказать эту связь, но до сих пор научной эту дисциплину официоз не признаёт.
Нужно ли нам углубляться в борьбу людей за чистоту научных рядов? Думаю, не следует. Эта борьба нередко превращается в гонения против инакомыслящих: улюлюканье, сжиганием на кострах людей и книг и всякое другое насилие над личностью, желающую верить в первичность духа и вторичность материи.
Для меня все младенцы внешне очень похожи. Они ещё не приобрели определённых душевных качеств. Ангелочки, одним словом. По мере взросления их внешний вид претерпевает существенные изменения. Но параллельные линии не пересекаются только в евклидовой геометрии. И посему, существование двойников в разных странах и эпохах вполне объяснимо, особенно, среди детей.
Возвратившись к нашим героям после размышлений, которые специалисты и самоуверенные всезнайки, обязательно назовут некомпетентными и примитивными, мы увидим, что они уже закончили краткую экскурсию и молча прогуливаются по запущенному саду за домом.
Несколько старых яблонь и слив прижались к высокому деревянному забору, прикрылись высокой травой и дикими кустарниками, словно не желая видеть никого, кто будет задавать вопросы о прошлой жизни и бывших хозяевах. В зарослях чёрной смородины и малины, проросших крапивой, спряталась покосившаяся деревенская банька с крохотным окошком. Сквозь толстый слой пыли и грязи пробивался мерцающий свет, то ли свеча горела, то ли запалили лучину или топили печь. Впрочем, дым из трубы не шёл и предположение о помывке было маловероятно.
- Заглянем в избушку на курьих ножках? - толкнула плотно закрытую дверь Тоня.
- Если хочешь помыться, так у меня есть своя баня. Новая. Мужики недавно срубили. Зачем лазить в чужую без разрешения. Тем более, ей сто лет в обед. Кроме мусора и хламья там ничего нет. Пол, наверняка прогнил. Ноги сломаем, - недовольно ответил Громов.
Человеческая натура не терпит возражений, в особенности, женская. Заставить сделать то, что женщине хочется, для неё принципиально, и не важно, что за этим последует: скандал, полный провал или успех.
Тоня толкнула плотно закрытую дверь. Она на удивление легко распахнулась. Предбанник был забит картонными коробками с яркими надписями на английском языке и изображениями компьютерной техники. Двери из предбанника в парилку не существовало, и там, за мерцающим монитором, поставленным на полку, сидел юноша и щёлкал по клавиатуре. От него исходил запах застаревшего пота и ядовитого курева.
"Лучше бы помылся и почистил зубы, а потом насиловал компьютер", - скривился брезгливо Громов.
- Это - филиал музея? - громко спросил он.
От неожиданности молодой человек вздрогнул и резко повернулся к непрошеным гостям.
- Что вам надо? - вопросом на вопрос ответил юноша.
- Здесь у меня мастерская по наладке демонстрационной техники. Скоро начнём устанавливать в доме-музее.
- Зачем реактивный двигатель телеге? - фыркнул Громов. - Экспозиция в музее убогая.
- Мы привезли богатую базу данных о жизни Фёдора Михайлова, его семьи, близких и друзей. Фото, документы, экранизацию произведений, документальное кино. В общем, кучу информации. Музей заиграет яркими красками и наполнится новым содержанием. Баню снесём. На её месте построим электронную библиотеку. Сюда будут приезжать любители русской словесности со всего мира. Семинары. Научные конференции. Симпозиумы, - понесло компьютерщика.
Было видно, что им завладела навязчивая идея, и он будет стремиться к её воплощению в жизнь во чтобы то ни стало. Жаль, что всё окончится гораздо прозаичнее, чем он предполагает. Окажется, что городские электросети дышат на ладан, и напряжение скачет из ряда вон или, вообще, пропадает. Обслуживать компьютерную и демонстрационную технику некому. Кто же пойдёт работать на нищую зарплату музейного работника? В музей заберутся воры и унесут самый большой демонстрационный плазменный экран. Деньги, выделенные на создание электронной библиотеки, исчезнут неизвестно куда. Городская прокуратура будет делать вид, что ищет пропажу с удвоенной силой, а прокурор приобретёт новую иномарку.
Технический прогресс разобьётся о затхлый устой провинциальной жизни.
Загоньевский мечтатель испытает первое сильное разочарование в наивной вере в светлое будущее, женится и его, наконец, заставят регулярно принимать душ.
- У вас есть информация о старшем сыне Фёдора Михайлова, Ване? - робко спросила юношу Тоня. - Покажите, пожалуйста.
- Нет проблем! - оживился юноша и защёлкал клавиатурой.
- Смотрите, - отодвинулся он от экрана. - Михайлов Иван Фёдорович. Старший сын писателя.
Не будем пересказывать всё, что увидели и услышали Громов и Тоня, отметим лишь те моменты в биографии Ивана Михайлова, которые представляют для них несомненный интерес. Из писем его отца следовало, что однажды Ваня пропал. Причём исчез на вокзале, в один из переездов из столицы в Загоньевск в сопровождении матери. Нашли его, спустя месяц, у цыган. За это время Мария Андреевна чуть не сошла с ума и потом долго наблюдалась у врача-психиатра. В цыганском таборе Ваня Михайлов подхватил любовь к карточной игре, гитаре и беспробудному веселью. Жизнь свою он окончил в долговой тюрьме, где умер от сердечного приступа.
Тюремный врач, осматривая труп заключённого, записал в историю болезни сведения о наличии у покойника рудимента, маленького хвостика. За приличную сумму, предложенную родственниками, врач удалил нежелательный орган. Мария Андреевна хранила хвостик в своей шкатулке с потайным отделением до самой смерти. После её похорон шкатулка куда-то исчезла.
- Вот видишь, как он похож на нашего Ванечку! - закричала Тоня. - Теперь ты должен поверить, что я встречалась с Фёдором Михайловым!
Компьютерщик, услышав странные слова женщины, забредшей в его мастерскую, с удивлением уставился на неё, а затем на мужчину, с которым она пришла.
Мужчина повертел пальцем у виска и, буквально, вытолкал спутницу из бани.