Аннотация: Глава о том как доктор Зорон из пригорода Яма, попал в яму самую натуральную, и о находке, одновременно и радостной и тревожной. А еще о песнях. Нет ничего хуже песен.
Альгама - самое ценное из растущего на земле Города Сумерек. Маленькое растение, нечто среднее между цветком и грибом, имеет яркое пульсирующее алое сияние изнутри. Растет на местах больших захоронений. И посему очень редко. Искусственным способом не размножается. Используется почти как панацея при всех внутренних и внешних кровотечениях. Сводит даже самые сложные шрамы. Затягивает раны. Обладает поразительными регенерирующими свойствами. При должной обработке и с помощью опытного кудесника, при помощи вытяжки из корня альгамы возможно даже вернуть утраченную конечность. В народе зовется драконьим корнем.
Примечание доктора Зорона: Шестнадцать! С ума сойти! Ради этого стоило и запачкаться.
Позже аккуратно стерто.
Пригорожане никогда особым воображением не отличались. Пригород у большого безымянного леса так и назывался Многолесье. По левую руку от него раскинулся Вечий пас - поселение, которое основали пастухи. Оттуда в ветреную погоду тянуло навозом и молоком. Странное сочетание. Ну а наше поселение было названо просто и безыскусно - Яма. Ведь было построено аккурат рядом с большим провалом в земле. Это было сделано не случайно: стены провала были так круты и покрыты скользкой бурой грязью, что две трети поселения были защищены вот таким вот естественным "рвом" от желающих поживится чужим добром. Иным способом, кроме организованного набега, чужаку в поселение было не проникнуть - все друг друга знали в лицо, по именам. Ничего личного просто не существовало. Я без особого труда мог вспомнить историю болезней рода каждого встречного. Для врачевателей это основа основ. Не знаешь историю семьи - считай слепец. Лечишь кашель, а потом узнаешь, что это завистью наведенная подушиха*, причем проклятие уже с кровью передается. А чем дольше проклятие в роду, тем сильнее становится, и снять его уже совсем не так просто, как свежее.
Привычно серый горизонт чуть поменял тон на более светлый. Вот и утро уже. Я третий день ехал в неудобной крошечной повозке, согнувшись в три погибели. К счастью, окружающее меня добро было мягким - городской возчий подвозил ткани в соседний пригород. Так что еще пара часов, и в повозке станет свободнее и жестче. Мои же собственные вещи поместились в один заплечный мешок. Больше всего я беспокоился за мантию. Это была вторая моя мантия, и я не хотел ее случайно потерять или испачкать. Быть честным: больше всего я боялся, что отец обрядит меня в одну из своих. Что может быть унизительней? К счастью, хоть на собственной мантии я смог настоять. Не хочу присваивать чужие заслуги. Тем более своего отца. Это принизило бы меня окончательно. Хоть на данный момент мне и казалось, что хуже уже быть не может. Единственная мысль, которая поддерживала меня: может мне удастся вернуться после поручения наместника? Именитых врачевателей там полно, а я - зеленый юнец, который даже нага не оперировал. От одной мысли мне поплохело. Если перечислить все, чего я еще не делал, можно было бы написать приличный такой трактат. Большая часть моих практических знаний относилась к самым простым болезням, рабочим травмам, родам, проклятиям и прочему, чего вдоволь в пригороде. Но сложные операции, вроде восстановления черепной коробки эйры, о которой я читал в работе сирра Тана? Или нюансы при работе с шестым коренным псевдозубом нагов? Этот шестой коренной отравлял мне жизнь и сон. Одно неверное движение, и прости прощай чешуйчатый пациент. А тени? Тени были вообще больным местом. Если скелеты остальных представителей народонаселения Города я хотя бы изучал, то тени были одной большой загадкой. Только словесные описания. И их очень мало. А как врачеватель я был обязан помочь просящему. Так что при виде больной тени мне следовало ослепнуть на оба глаза, оглохнуть и прыгнуть в ближайшие кусты. Еще бы знать, как выглядит больная тень, и чем она отлична от здоровой... Я вздохнул и чуть не поперхнулся - повозка как раз наскочила на крупный камень, хорошенько наподдав мне деревянным бортом по грудине. Меньше по сторонам надо было смотреть. Тем более и смотреть то особо не на что: бескрайнее поле с одной стороны и провал с другой. Помощник возчего, который сидел от меня чуть поодаль, на мешке, меланхолично бросал туда камешки, подобранные на прошлой стоянке. Не знаю почему, но мне категорически не нравилось это занятие. Неприятный холодок пробежал по спине, когда очередной камень беззвучно улетел в пустоту. Я привык доверять своему чутью, как второму по полезности инструменту после хирургического ножа.
- Хватит! - одернул я мальчишку, тот посмотрел на меня непонимающе - Просто прекрати.
- Сирре доктуру неуютно в обществе владычицы тутошних земель - великой и ужасной ямы? - Отозвался возчий, который к моему сожалению был на редкость разговорчив. - Я слышал, в прошлом году туда свалилось целое стадо. И пропало с концами, ни звука ни шороха. Только призрак пастуха иногда возникает рядом с ямой, чтобы предупредить случайных путников. Уууу! - Возчий даже выпустил поводья из рук, чтобы жестами показать это самое "ууу".
- Ерунда это все. - Не выдержал я. Да что это со мной?
- Ах, ну да, вы ж зубодёры и ногокруты верите только в знания и науку. - возчий фыркнул - Совсем как книжники. Ничего кроме своих буковок не видите. А мы, возчие... - Здоровенный и усатый мужик не договорил свою, наполненную профессиональной гордостью, фразу: кобыла вараби, левая в упряжи, споткнулась и остановилась.
- О, моя хорошая, моя бедная, что с тобой случилось? - С возчего мгновенно слетела всяческая спесь, он слез с козел и бросился к вараби**, ощупывать ее ногу и раздвоенное копыто. Неторопливо бредущая процессия застопорилась и остановилась. Я тоже спрыгнул на землю. Хоть немного разомну ноги и спину, а то так и останусь навечно согнутым, как первая буква нагийского алфавита.
Трепетное отношение возчего к своим животным было вполне закономерным. Они кормили хозяина. Их ноги и сила, да и почти собачья преданность - все это приносило возчему прямой доход. Да и вараби не так-то было легко сменить в нашей-то глуши. Я подошел к возчему. Может помощь нужна?
- Остановимся пока. А ты даже и не подходи, доктур. Я тебя к своей Звездочке и на шаг не пущу, костелом! - Возчий закрыл лошадку грудью, и я отступил. Мало ли какое у мужика прошлое. Ему явно с врачевателями не везло. Да и спорить с этаким чудищем, на две головы меня выше и раза в три шире, как-то не особенно хотелось. Так что я издалека осмотрел животное. Обрезанные почти под корень крылья, лоснящиеся толстые бока, широкая лобная пластина, крепкие ровные ноги. Вараби выглядела вполне здоровой. Да и явно сама пыталась вновь двинутся в путь, недоуменно глядя на хозяина.
И я вновь остался предоставлен сам себе. Что меня категорически устраивало.
Запах сырой земли и глины. Легкая, почти незаметная вибрация под ногами.
Одежда врачевателя, даже походная, предназначена для работы. Ботинки с тонкой подошвой и сложным переплетением ремешков и бусин на голенище использовались не только по назначению, но и чтобы усилить ощущения от контакта с полом или землей. Ходить по острым камням в них строго не советую - впечатлений на всю жизнь. Но я чувствовал что-то особое, тянущее в сторону провала. Как навязчивый стук в висок, подрагивание пальцев. Что-то там есть.
- Эй, доктур, мы отправляемся! - Возница, осмотрев на всякий случай ноги всех вараби, остался доволен и отдал распоряжение продолжать путь. Только на его зычный голос никто не отозвался. - Доктуур? Да куда же подевался этот мальчишка, Ворон его подери?!
Кап. Кап. Мерзкий звук. Мне на висок размеренно, капля за каплей, падала вонючая жижа.
"Что за?" - Я пошевелился и тут же пожалел о своей поспешности: тело отозвалось тягучей болью. Больше всего ныла нога. Проклятье! Неужели вывих? - Я раскрыл глаза: кромешная тьма, ничего не видно. И воняет как в помойной яме, так, что хочется избавится от содержимого желудка и заодно от органов чутья. Куда меня Ворон занес? Первым делом я ощупал ногу. Все нормально, просто ушиб. Следующий шаг - на ощупь найти светильник в заплечном мешке. Так, есть. К счастью мой светильник был с иридами***. То есть, не зажигался огнем. Иначе был бы риск проверить, насколько быстро загорятся испарения над свалкой. Судя по запаху и похрустыванию под ногами, именно туда меня и занесло. Стоило потрясти светильник и ириды проснулись. Мягкий зеленоватый свет привнес немного определенности в мою жизнь. Я стоял на вершине исполинской кучи мусора. Среди таких же куч. Замечательно. Просто превосходно. Прекрасный конец для единственного наследника рода Зорон - загнить среди мусора, задохнувшись от недостатка кислорода. Отец был бы "счастлив". Не знаю почему, но эта мысль, как ни странно, меня повеселила. Я начал осторожный спуск по покатому склону мусорной кучи, пытаясь понять каким духом меня сюда занесло. В принципе, как только голова перестала гудеть от удара при падении, я вспомнил, что подошел очень близко к яме и увидел какой-то смутный алый огонёк в ее недрах, а после - чернота. Как можно не помнить собственного падения с такой-то высоты? Еще чудо, что я упал на самую высокую кучу, на мягкий перегной. Правда, теперь то, на что я упал, было у меня в волосах, носу и ровным слоем покрывало одежду. Моя внутренняя страсть к порядку и педантизму приносила еще больше страданий, чем боль в ноге. Ладно, главное выбраться, одежду может еще и удастся спасти, как и волосы - длинный черный хвост по пояс - мужская гордость. Признак принадлежности к знаменитому роду. А не удастся - так не удастся. Буду пугать пациентов наемничьим бритым черепом.
Шорох. Скрип. Такой тихий, заунывный и опасный. Я так старался сохранить свое сознание и не отключится от окружающей вони, что сначала и не заметил его. А звук тем временем приближался. Мне хватило ума замереть рядом с полусгнившей коровьей тушей, практически сливаясь с ней в один темный силуэт. Вряд ли тот, кто издает такие странные, нечеловеческие звуки, загорится желанием меня спасти. Светильник я спрятал под полу походной куртки. Снова этот скрип. Как не смазанные петли. Ну, в принципе, как я и думал - могильщик. Стоило мне еще раз услышать этот звук, и я сразу вспомнил, кому он принадлежит. Крупное шестиглазое агрессивное животное, высотой мне по колено. Питается падалью. К живым докторам, да и вообще людям, интереса не питает, хотя во мне как-то не возникло желания проверять это предположение. Скрип издают ороговевшие пластины черепа зверька при трении друг о друга. Из глазных яблок получается неплохой лечебный бульон. Все-таки неудачное я выбрал место, чтоб спрятаться. С позиции могильщика коровья туша наверняка была прекрасным началом дня. Как и прячущийся за ней врачеватель. Я слышал, как зверь приближается, неторопливо обнюхивая окрестности. Он вел себя спокойно, уверенно - значит моего запаха не учуял. Как я предусмотрительно, однако, в перегное извалялся, обычно врачевателей и люди унюхать могут: мы целиком и полностью за годы работы пропитываемся запахом трав и всяческих испарений. Как не отмывайся, окончательно от запаха не избавится. А тут оказалось чудесное средство - перегной органического мусора. Надо будет запатентовать. Если доживу.
Могильщик, принюхиваясь, приближался. Учуял падаль. Ну действительно, доктор Зорон, неужели вы не знали, что прятаться за падалью от падальщика так же глупо, как отбиваться от разбойника, швыряя в него золотыми монетами? Зверь подошел ближе, в плотное облако вони добавился еще один аромат. Кислый. Могильщик раскрыл пасть и сосредоточенно принюхивался. Если после всей этой истории я смогу сохранить обоняние, то самолично налью блюдце сливок для Кошки в ближайшей беседке отдохновения. Все-таки здесь был свет. Может, совсем немного, но ко времени, когда могильщик начал подбираться к туше, мои глаза уже привыкли к темноте, и я наконец смог различить его очертания. Так, единственный шанс сбежать - подождать, когда зверь вцепится в добычу и будет занят ею настолько, что не заметит мой аккуратный отход в сторону. Надо только быть предельно осторожным. И тихим. Могильщик был так близко, что при желании я мог протянуть руку и потрепать его по склизкому колючему меху. Он тщательно обнюхивал коровьи останки. Но приступать к трапезе не спешил. Скрип неприятным эхом раздавался в моей голове. Моглильщик принюхивался очень тщательно. А после издал что-то вроде тихого жалобного писка и попятился назад. Несмотря на удушающий смрад и боль, во мне взыграл исследовательский интерес. Чего это он? Прекрасная корова. Практически целая. Будь я могильщиком, сам бы ее съел! Тьфу ты. Мерзость. Падальщик быстро удалялся в темноту. После долгих раздумий до меня дошло: скорее всего добычу пометил хищник покрупнее. Вот могильщик и предпочел скрыться, прежде чем хозяин туши объявит на нее права. Самое интересное заключалось в том , что в наших краях не было хищников крупнее могильщиков. Разве что... Я вышел из-за коровьей туши, к которой, можно сказать, успел привязаться, и последовал за стихающим скрипом. Эти падальщики жили на поверхности. Скорее всего могильщик выведет меня к норе на поверхность или хотя бы к более свежему воздуху. Или к своей голодной и озлобленной стае, что тоже вполне могло произойти.
Зверь. Вот единственный хищник в наших краях, превосходящий могильщика и размерами и свирепостью. Последней раз облаву на Зверя устраивали двадцать шесть лет тому назад. Моя мать погибла от зубов этой твари. Как и множество других из разных пригородов. Облава грифойдеров привела к тому, что тварь исчезла, как в воду канула. За все следующие годы пропал только сын мельника, три года тому назад. Тела не нашли, да и дело как-то быстро замяли. Самое жуткое было не в размерах, злобе и неистовстве этой твари, а в том, что она была плодом человеческой корысти и боли. В зверя медленно и мучительно превращался каждый убийца, в чьей крови текло больше людской крови, чем иной другой. Стоило поддаться злобе, зависти или жадности, стоило прервать жизнь невинного, и твоя собственная жизнь исчезала, кончалась, как нить покидает катушку. И вот по окрестностям бродит новый Зверь - тупое, агрессивное и чрезвычайно жестокое создание, которое будет стремится убивать, пока не убьют его самого, или пока он не изорвет сам себя в приступе бессильной ярости. Такое тоже случалось. Такова плата за человечность. Жестокая. Но справедливая. По крайней мере убийца не может годами жить среди ничего не подозревающих соплеменников, как это случается у других рас. Людские пригороды вроде Ямы - всегда самые тихие и безопасные из всех.
Но это, конечно же, просто предположение. Вероятнее всего, могильщика спугнуло что-то другое. Но все равно стоило написать о случившемся отцу. Ну, разумеется, исключив мусорные кучи и прочие неприятные подробности.
Щелкающие и стучащие звуки удалялись. Все-таки я не мог передвигаться так ловко, как могильщик, ноги увязали в чавкающей грязи, приходилось переступать через кости животных, перегнившее сено, куски дерева, камни и прочее. Но я был вознагражден за все мучения: воздух стал ощутимо свежее. Я вышел из темноты в сизый затхлый туман и поднял голову. Там, высоко надо мной, было спасение - прекрасное серое дневное небо. Сколько я бродил по закоулкам ямы? Час? Два? Каков шанс, что меня все же будут искать? Мне показалось? Отзвук голоса. Я завертел головой, пытаясь обнаружить источник. Туда. Я вскарабкался на груду прогнивших досок и сориентировался куда идти. Похоже, все-таки искали.
Зоронов мальчонка потерялся шесть часов назад. Возчий и его помощники с ног сбились бегать вокруг ямы, пытаясь докричаться до заблудшего доктура. Атур Раан, гора на коротких крепких ногах, бывший боец на руках, а еще до того глядящий за кричайгами, а теперь возчий, принял решение спускаться в яму и искать пропажу низом, раз верхом не вышло. Бросить ребятенка Атуру не позволила бы честь, совесть и страх перед сиррой Зороном, который был настолько страшен в гневе, что последствия утраты единственного наследника сирры лучше было не представлять. Тем более, что возчий поручился за него головой. А это было отнюдь не пустым звуком. Атур и двое его помощников начали прочесывать яму. К счастью, оказалось, что за годы поселения рядом с ямой заполнили ее сором где-то на одну треть, так что спустится и выбраться из нее было вполне реально, хоть и довольно трудно. Возчему играло на руку и то, что вторую неделю стояла сухая погода, и грязь на стенках ямы подсохла, превратившись в жесткую, твердую корку. "И зачем тебя Ворон туда понес?" недоумевал Атур. Возчий уже успел наткнутся на двух довольно злобных могильщиков, размозжить одному голову металлической оковкой ботинка, а другого, отчаянно вырывающегося и шипящего, схватить за черепные пластины, когда из тумана сконцентрировалось видение. Видению крайне повезло, что смрад, который оно принесло с собой, лишил Атура резвости на пару мгновений. Это спасло жизнь второму могильщику, что извернулся и вцепился возчему в руку, и собственно видению, поскольку не будь у Атура секундного замешательства, он не сомневаясь проломил бы голову чудищу, покрытому перегноем, грязному, с прицепившимися ветками, черным лицом и в абсолютно черной одежде. Чудище слегка прихрамывало, но увидев возчего проявило невероятную резвость. Искомый дохтур, с трудом определимый в комке грязи, подскочил к орущему от боли Атуру, нажал двумя пальцами где-то под челюстью могильщика, и зверь, разжав челюсть, плюхнулся на землю. Возчий от всего сердца придал животине ускорения ботинком. На этом чудеса не закончились, сынок Зорона, до сего времени бывший образцовым чистюлей, доктур, который морщился, когда возчий и его помощники вытирали руки о штаны после справления нужды, тот самый чистенький избалованный сирра рухнул, как подкошенный, на колени в самую черную кучу грязи, словно намереваясь молится небесам или их проклинать. Но нет, так же молча, парнишка начал разгребать эту самую кучу, прямо руками закапываясь в многолетние наслоения продуктовых и естественных отходов. Атур начал было уже думать, что парнишка надышался газов и малость помешался рассудком, но причина вскоре стала ясна: на белый свет доктур аккуратно, как величайшее сокровище, вытащил ярко светящийся алым росток с длинным, почти в полроста взрослого человека, корневищем.
- Драконий корень! - С восхищением протянул возчий. - Теперь ясно, чего ты в яму сиганул. Только, того. Больше так не делайте, уважаемый сирра.
- Эй! Тут еще есть! - Один из помощников возчего нашел корень, светящий прямо из-под мусора. - И еще!
В результате мы откопали шестнадцать прекрасных образчиков альгамы, или, как его звали в народе, драконьего корня. Грязных, но довольных, нас вытянули из ямы крепкие охранники каравана. И мне удалось тщательно осмотреть свою находку. Огромная удача! Просто фантастическая. В одном месте, целых шестнадцать штук! Единственное, что несколько смутило меня: альгамы росли очень, как бы это сказать, правильно. Почти на равном расстоянии друг от друга. Если бы я не знал точно, что искусственно альгаму посадить невозможно, то предположил бы, что ее рассадили как огородное растение, ровными рядами. Но вскоре эта подробность быстро выветрилась из моей головы.
Нам удалось вымыться только через день, в реке. Первое мое в жизни купание в свободном водном пространстве. Не сказать, что мне пришлось это особо по вкусу, но альтернатив не было. Возчий и прочие мужики из каравана резко поменяли отношение ко мне. Как будто грязные ногти и волосы (которые пришлось наполовину остричь) делали меня...иным? Более близким? И несмотря на то, что характер мой, спокойный, выдержанный и скрытный, остался тем же, меня теперь уважали на равных. Особенно когда я, пожертвовав куском одного из корней, за день излечил руку главного возчего Атура. Не будь под рукой альгамы, дело могло кончится заражением и даже смертью. Укус могильщика - крайне неприятная штука, тем более такой глубокий. И все-таки я бы предпочел менее приветливое обращение. По крайней мере, раньше меня не поили насильно и в таких количествах. И не заставляли со всеми петь. Дорога до Города тянулась за бесконечными разговорами, байками, шутками, огромным количеством выпивки и еды. И я уже мечтал, когда это наконец закончится. Грела душу только тщательно спрятанная в контейнеры для перевозки альгама. Все-таки не зря отправил отец за мной шестьдесят сундуков с разобранной лабораторией. Вот и пригодилось.
** Вабари - крупное тягловое животное, ближайший родственник кричайгов и крукайсов. Широко используется в перевозках грузов и сельском хозяйстве.
*** Ириды (феи) - самая крошечная раса из псевдоразумных. Живут в симбиозе с другими разумными расами, так как зависят от стеклянных контейнеров со строго выдержанной температурой и химическим составом инертного газа в них. В естественной среде давно не водятся. Погибают от контакта с воздухом и при резких колебаниях температуры.