Стяжкина Валентина Алексеевна : другие произведения.

Где моя деревня Где мой дом родной

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЗЕМЛЯКИ! Жители исчезнувших деревень по речке Ноля и ее притокам! Мало осталось тех, кто помнит свои родные места. Наши дети, тем более внуки, не считают нашу землю, по которой мы делали свои первые шаги, за свою родину. Здесь бездорожье, запустение. Здесь раздолье ветру и зверью. Так пусть мое повествование о Котельниках и ее жителях будет своеобразным памятником всем деревням, что располагались в бассейне речки Ноля.


   0x08 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x01 graphic
  

Где моя деревня?

Где мой дом родной?

  
   ЗЕМЛЯКИ! Жители исчезнувших деревень по речке Ноля и ее притокам! Мало осталось тех, кто помнит свои родные места. Наши дети, тем более внуки, не считают нашу землю, по ко­торой мы делали свои первые шаги, за свою родину. Здесь бездорожье, запус­тение. Здесь раздолье ветру и зверью. Так пусть мое повествование о Котель­никах и ее жителях будет своеобразным памятником всем деревням, что распо­лагались в бассейне речки Ноля.
  

СОДЕРЖАНИЕ

   Схема расположения деревень по речке Ноля 4
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

0x01 graphic

  
   Фото 1. Вид на деревню Котельники (50 гг. XX века).
  
   Два двухэтажных дома - это дома братьев Павла Филимоно­вича (слева) и Дмитрия Филимоновича, хорошо видны колхоз­ные склады на столбиках, слева рядом часовенка.

РЕЧКА НАШЕГО ДЕТСТВА

Схема расположения деревень по речке Ноли

0x01 graphic

  
   Начинается Ноля от слияния двух ручьев у деревни Грязево. Затем в нее впадают Малая Ноля, что течет между Грязевом и Ляповщиной, Чернушка, начинающаяся под Большой Блинов- щиной, Шутежка, начало которой между Бушмелями и Чепчу- гами, Кусер, образующийся из многочисленных ключей у дере­вень Лубеньки и Водяники.
   Очень много ключей питает Нолю. В каждой деревне свои ключи, ручьи. Только в Котельниках их несколько: кипун за артелыщиной (так называлось небольшое поле на взгорке), его запруживали, образовывалось озерцо, из которого поили скот во время пастьбы в верхних лугах; кипун под деревней и рядом с ним ключ, из которого брали воду для питья, приготовления пищи и хозяйственных нужд. Место, где из-под горы выходи­ла вода, было огорожено специальным срубом с крышей, чтоб сверху ничего плохого не попадало в воду. По двум желобам вода текла в две колоды для полоскания белья, подходы к кото­рым выстилались бревнышками. С двух сторон к ключу шли тропки - с одного конца деревни и с другого. Воду носили в ведрах на коромысле. Зимой, когда Ноля встанет, появится креп­кий лед, на наш ключ за водой ездили с бочками шутежане.
   Ключ за деревней у мельницы был приспособлен так, чтоб можно было подъехать на лошади под желоб с бочкой. Зимой бочку укрепляли на специальные полозья, летом - на колеса. Вода из желоба текла прямо в бочку. Эту воду возили на ферму и в дома. Несколько ключей было в нижних лугах, в болоте, воду из них по канавам направляли в реку.
   Вода в котельниковском ключе была мягкая, на вкус прият­ная, а вода в пироговском ключе, по словам А.И. Кудрявцева, бывшего жителя этой деревни, "тяжелая", ее нужно было кипя­тить. И наши старики говаривали: "Не пей из пироговского клю­ча - заболеешь". Почему? Никто не делал химического анализа воды из наших ключей. Может быть, она и целебная.
  

МАКСИМКОВ ЛОГ

   От многочисленных ключей вода в Ноле холодная, купаться где попало было опасно, холод сковывал тело. Бывали слу­чаи, что в Ноле тонули. Однажды наш отец увидел с горы, как кто-то барахтается в реке, недалеко от того места, где и псе впадал ключ. Бросился туда и вытащил... своего сына, стар­шего, тогда ему было лет семь, уже терявшего сознание. Взял его на руки и бегом домой - отогревать бутылками с горячей водой. Отошел парень, вырос и всю войну потом прошел с 1941 по 1945-й.
   А восьмилетний сынишка Васи Пестова потонул. Играли на берегу три мальчонка, бросили щепку в реку, она закружи­лась в воронке. Двое и говорят одному, что не сплавать ему и щепку не поймать. Тот разделся и прыгнул в воду, воронка его и утянула. Вытащили сидящим, уже бездыханным. Потонула и десятилетняя дочь мельника. Сделали мальчишки плот, опу­стили у свай. Девчушка с него и сорвалась.
   В двадцатых годах под Пирогами даже лошадь потонула. Испугавшись, дернулась с узкой дороги - и в омут.
   Котеляне купались обычно в Шутежке, у ее устья - тут было мельче и теплее, - или у свай, прыгали с них. Плавать учились сами. Однажды три приятеля лет 15-16, Санька, Герка и Вов­ка, решили проверить глубину Ноли. Один по реке поплыл, двое по берегу с шагомером. От переката за артелыциной до мельничной запруды глубина выше человеческого роста на протяжении 1100 метров вдобавок много ям, воронок. Ниже мельницы - либо перекат, либо ямы. Ближе к Пирогам опять глубоко. Бывший уроженец Ляповщины Г.Н. Сухих вспоминал, что они купались в небольших запрудах, которые сами жи­тели верхних деревень делали для разных хозяйственных нужд.
   Когда существовали на Ноле мельницы, переходить реку можно было лишь на перекатах, по мосту или по льду зимой. На стыковке шутеговских, чепчуговских и котельниковских лугов во время пастьбы скота коровы не переходили с одной стороны на другую - глубоко. Лишь иногда рьяный бык пере­плывал к чужому стаду. Напротив нашего болота на шутеговском берегу Ноли выходила на поверхность какая-то голубая гли­на, и коровы порой рвались туда эту глину полизать.
   Интересен наш Максимков лог. В верховьях он напоминает вытянутую руку с растопыренными пальцами, а в нижней час­ти расширяется и плавно переходит в луга. Весной, когда таю­щий снег с блиновского, бобиковского и котельниковского ува­лов скапливается в логу, можно наблюдать, как мощный вал снежницы с шумом катится и опрокидывается в Нолю. Вода в реке резко подымается и, всё сметая на своем пути, мчится в Вою. Так однажды снесло мельницу под Пирогами, разрушило котельниковскую. Если не успеют вовремя убрать запруду, сне­сет и мост.
   Котеляне вспоминают, как в логу пастухам пришлось ловить ягнят и козлят, которых понесло мощным потоком воды во вре­мя июльского ливня. Наш Максимков лог - с буйным нравом. И такие лога несут воду в Нолю на всем ее протяжении, а сама речка течет по сравнительно ровной пойме.

КРУТИТСЯ МЕЛЬНИЧНОЕ КОЛЕСО

   ...В архивных документах встретилось мне решение Моло- товского райисполкома от марта 1944 г. о восстановлении мельницы колхоза "Дружба", т.е. в Котельниках. Кстати, рабо­тала эта мельница дольше всех в округе, до начала 60-х.
   Мельница-крупорушка - жизненная необходимость в кресть- янском хозяйстве. В нижнем течении Ноли их было четыре: Котельниковская, Пироговская, Нелюбиха (по имени хозяина- частника), Рябиновская. И везли молоть зерно летом, осенью и зимой со всей округи. Даже очереди были. Около мельницы строился дом для семьи мельника и так называемый дербень,
   где могли переночевать приехавшие издалека помольцы. В дер- бене была печь, нары, полати, длинный деревянный стол и вок­руг него деревянные скамьи. Имелся навес, где ставили на ночь лошадей. Мельница работала день и ночь, пока станки были обеспечены водой.
   Как осядет вода в запруде, приостанавливается помол, пока вода вновь не накопится. Тут же имелась и зерносушилка, по­хожая на баньку, только пол в ней был из крепких железных листов. На них рассыпалось зерно на просушку, а под ними жгли дрова, так, чтобы зерно равномерно сохло, не подгорало.
   Котельниковская мельница и Нелюбиха имели по два стан­ка: молоть на крупу и на муку. Пироговская и Рябиновская - по три: одергуша на крупу, размол на муку и на сита и размол от­ходов любого зерна на посыпку. Мололи солод и толокно. Если пропустить зерно на сита, получалась белая мука на празднич­ную стряпню. Конечно, не такая белая, как крупчатка, но все-таки белее, чем мука, из которой пекли обычный хлеб - караваи из ржаной муки, ярушники из ячменной, овсяной муки. На Пироговской мельнице была приспособлена и шерстобитка. Когда Пироги и Рябиновщину слили в один колхоз, шерстобит- ку установили на Рябиновской мельнице. Там же вскоре после войны был установлен генератор для освещения домов и ули­цы в Рябиновщине. Вскоре и мельницу перевели на электриче­ство.
   Перед войной мой отец работал заведующим мельницей в Котельниках. Частенько мама говорила: "Обед готов, беги за отцом". Мчусь на мельницу, а оттуда с отцом в гору и по всей деревне в наш конец. Отец шагает широко, а за ним я вприп­рыжку, держась за его руку. Какое же это счастье - держаться за руку отца!
   Однажды зимой, в мороз, отец пришел весь оледенелый, как в робе. С помощью мамы еле стащил с себя одежду, разделся, растерся, оделся во все сухое, опрокинул стакан и на печь. Оказывается, мельничное колесо обледенело, отец обрубал лед и соскользнул в омут.
   Мельницы на Ноле требовали ухода, догляда и работали на человека. После весеннего половодья заново утрамбовывали плотину, для ее укрепления возили навоз и глину; ремонтиро­вали, ведь дерево в воде быстро гниет. А.В. Рухлядева вспоми­нает, как каждую весну лопатами расчищали русло реки от на­носного ила под мельничным колесом в Рябиновщине, как пло­тину укрепляли, работали всей деревней. Мельница нужна была всем.
   Жернова для мельниц, тяжелые, из цельного камня, обитые железными обручами, привозили по реке Вятке на пристань Медведок, а оттуда на лошадях к месту назначения. Изготовля­лись жернова в слободе Кукарка (ныне г. Советск).
  

ПЕСКАРИНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ

   В Ноле водились краснопёрики, усачики, а ниже мельницы нашей - пескарики, они покрупнее; под Рябиновщиной - елец, сорожка.
   Рыба мелкая, а вкусная, и уха из нее ароматная, и пироги - объедение, и в засоле хороша. Интересно было наблюдать за мальками в омуте пониже мельницы. Бросишь им крошку хле­ба, они стайкой подплывут, ткнутся носиками в хлеб - и мгно­венно исчезнут врассыпную. Снова подплывут, ткнутся - и опять исчезли.
   Рыбу ловили мордами, их плели сами из ивовых прутьев, ста­вили против Шутежки и ниже, а пирожата - ближе к устью Кусера. Ловили и удочками в ямах. Леску делали сами из конского полоса, из хвоста светлой лошади вытеребливали. Ловили и корзинами, решетами. Сетевые сумки приспосабливали, как намет и половодье. Поставят решето в осоку, ногами по воде вокруг пошлепают - глядишь, в решете рыбка, другая. Ребятишки бутылки без дна использовали для ловли рыбы и ловили просто
   руками из-под камней на перекатах. Однажды дочери Никандра Васильевича пошли на Кусер ботать. Я увязалась с ними. Морду устанавливали в узком месте, закрепляли ее, грязью об­кладывали со всех сторон, чтоб вода текла только через морду. Отходили на 30-40 метров вверх по течению и шли друг за другом, одной рукой платьишки держа у пояса, а то и под мышкой, а в другой руке палка, ею пугали рыбу, гнали ее из осоки, из-под ивы в морду. Вынимали орудие лова, вытряхива­ли рыбу на траву, делили и вновь закрепляли морду выше пройденного участка. Хорош был улов! Рыбы в Ноле хватало на всех.
   Вода была чистой-чистой. Хоть и занимались до колхозов выделкой кож в Котельниках и Пирогах, отходы от производ­ства непосредственно в реку не сливали.
   Ноля - работница, Ноля - кормилица, Ноля - источник радос­ти и наслаждения. Как весело сверкала на солнце ее вода и как журчала на перекатах! Какое разнотравье цвело на ее лугах, аро­мат медвяный стоял, что голову кружило! Как птицы залива­лись над полями и лесами, особенно по утрам! А вечером - ти­шина, покой, умиротворение...
   Сейчас наша Ноля - невзрачная речушка, с перекатами и яма­ми, глубокими, обрывистыми, скользкими берегами, массой бо­лотин в низинах. Вовсю хозяйничают бобры, разгуливают медведи, лоси на просторе. Кроме Рябиновщины - ни одной деревни. Много заброшенных полей, леса превращаются в труднопроходимые дебри. Редко где встретишь пасеку нолин- чанина. Бездорожье. Пруд бывшего совхоза "Нолинский" на речке Кусер лишь испоганил это место: плотина прорвана, вода ушла. Пруды на Шутежке, принадлежащие птицесовхозу "Но­вый", пока в порядке, и дорога туда есть. Сколько отличных угодий зря пропадает!
   Нет, все-таки знали наши предки, где им селиться, как ис­пользовать землю и силу маленькой реки.

- 10 -

Статистика 1889-1890 годов (из областного архива)

   NN п/п

Название

деревни

Кол-во

дворов

   Кол-во

душ

Кол-во

пашни

(десятин)

Кол-во

лошадей

Кол-во

коров

   1
   Рябиновщина

71

   358

381

61

69

   2
   Пироги

35

   208

415

35

41

   3
   Котельники

31

180

248

25

34

   4
   Бобики

26

   159

250

24

27

   5
   Поповщина

12

74

139

15

8

   6
   Водяники

15

98

215

19

22

   7
   Лубеньки

17

81

214

19

18

   8
   Б. Блиновщина

39

   213

323

38

40

   9
   М. Блиновщина

57

   314

546

53

52

   10
   Коробейники

20

   118

172

17

19

   11
   Гребенщики

8

44

65

5

5

   12
   Зимино

21

113

184

19

18

   13
   Караваево

31

139

281

20

18

   14
   Обреталовский
   починок

6

26

98

3

1

   15
   Бабаевщина

28

131

183

22

24

   16
   Ляповщина

25

   149

299

19

19

   17
   Грязево

35

   190

328

30

42

   18
   Черемухи

9

48

129

7

12

   19
   Звери

6

51

63

8

10

   20
   Команда

8

39

60

6

7

   21
   Шутег

35

   205

361

32

38

   22
   Бушмели

31

   162

395

31

35

   23
   Чепчуги

57

   282

520

46

51

  
   Местные промыслы: кадочный, бурачный, выделка деревян­ной посуды, делание рам для окон, борон, части ткацких ста­нов, лапотники, кузнечный, портняжный, шапочный, рукавич­ный, красильный, маслобойный, кирпичный, горшечный, а также сапожники, валенщики, шерстобиты, выделка овчин, ви­тье веревок, тележники, колесники, санники, делали дровни, дроги, гнули ободья, плетюшники (для тарантасов), бондари, литье сальных свеч, печенье сушек.
   Отхожие промыслы, т.е. вне дома, семьи: извоз, бурлачество, портняжничество, пильщики, валяльное производство, пчеловодство, торгов­ля, батрачество, услужение, наем, отход на фабрики и заводы, на железную дорогу, нищенство.
   Мельниц водяных было 4, ветряных 2, маслобоен для льна 8, кир­пичных мастерских 21, кожевенных 7.
   0x08 graphic
Косолапов Г.Н. из Чепчугов вспоминал, как заготовляли лыко на вятских лугах для плетения лаптей, вили веревки, вожжи из льноволокна, развозили льняную тресту по домам, сушили в русской печи.
   Фото 2. Лапти липовые - самая распространенная обувь в деревне.
   Кощеев Т.В. из Малой Блиновщины говорил, что блиновцы шорничали, делали сбрую для лошадей, льна много сеяли, ко­нопли. Из конопли веревки получались крепче, чем изо льна. И очень вкусны шанежки с конопляным семенем. В их деревне был цех с тремя льномялками и с конным приводом, пихтарный завод, пихтовую лапку ломали и деготь гнали, специаль­ная сушилка для льна, конная раздвига в три лошади. Дорогу зимой содержали в порядке. Имелись сапожные мастерские с наемными работниками. Богатая была деревня, раскулачено около 10 семей.
  
   Караваев Д.В. помнит, как корзины плели, рыбу ловили бу­тылками, как из дуба изготовляли ступицы и спицы для телег, из липы - емкости под мед, для засола огурцов бочонки, ка­душки, из березы - бураки, пестери (за спиной носить как рюк­зак), все оборудование для ткацкого стана.

1926 год - самый расцвет деревень

(из архива краеведа Н. Родыгина)

NN п/п

Название

деревни

Кол-во

дворов

Другие

строения

Всего

   Мужчин
   Женщин

Всего

   Расстоя ние до центра, км
   1
   Рябиновщина
   58

2

   60
   134
   165
   299

1

   2
   Пироги
   39

2

   41
   81
   104
   185

4,5

   3
   Котельники
   29

3

   32
   72
   91
   163

7

   4
   Бобики
   20

-

   20
   37
   57
   94

5,5

   5
   Поповщина
   14

-

   14
   35
   35
   70

4,5

   6
   Водяники
   19

1

   20
   49
   58
   107

5,5

   7
   Лубеньки
   20

-

   20
   50
   55
   105

6,5

   8
   Б. Блиновщина
   36

-

   36
   75
   95
   170

8,5

   9
   М. Блиновщина
   55

-

   55
   124
   168
   292

10,5

   10
   Коробейники
   13

-

   13
   38
   33
   71

8,5

   11
   Гребенщики
   7

-

   7
   19
   17
   36

11

   12
   Зимино
   20

5

   25
   45
   61
   106

11

   13
   Караваево
   23

-

   23
   52
   53
   105

10

   14
   Обреталовский
   починок
  

не

числится

  
  
  
  
  
   15
   Бабаевщина
   17

1

   18
   47
   50
   97

12

   16
   Ляповщина
   29

-

   29
   64
   83
   147

11

   17
   Грязево
   20

-

   20
   37
   55
   92

13

   18
   Черемухи
   10

-

   10
   25
   26
   51

14

   19
   Звери
   3

-

   3
   5
   7
   12

14

   20
   Команда
   8

-

   8
   20
   23
   43

11

   21
   Шутег
   41

-

   41
   92
   127
   219

6,5

   22
   Бушмели
   26

1

   27
   48
   76
   124

7,5

   23
   Чепчуги
   47

2

   49
   90
   117
   207

7,5

  

История в протоколах с комментариями

   Президиум Нолинского райисполкома 15 января 1930 г. Про­токол N 27 констатирует: начальную школу строить в деревне Шутег как центре близлежащих деревень. Это было время перехода к всеобщему обязательному начальному обра­зованию. А пока школа находилась в деревне Котельники в доме моего прадеда и отца в двухэтажном доме: вверху были классы и маленькая комната учительницы, а внизу размещалась семья моего отца.
   И это было время создания колхозов и ограничение креп­ких крестьянских хозяйств. Некоторые выписки из протоко­лов по деревне Котельники.
   "У недоимщика Пестова Василия Ивановича продать все строения, за исключением дома, ворот и тесовой повети, недо­имка за ним 257 руб. 10 коп.".
   [Протокол N 43 от 27.04.30 г.].
   "Принимая во внимание отсутствие помещения как под шко­лу, так и для общежития учащихся (отец отказался сдавать под школу верх дома) президиум считает необходимым взять у ку­лака Кощеева Сергея Егоровича дом с надворными постройка­ми и передать Котельниковской школе безвозвратно за недоим­ку госналогов: за 1929-30 гг. подоходного налога в сумме 252 руб., пени 1 руб. 76 коп. и сельхозналога 170 руб. 55 коп., а всего на 424 руб. 41 коп. и за сельхозналог 1930-31 гг. Имеющуюся баню у Кощеева передать школе на дрова.
   Принимая во внимание, что на имущество Пестова В.И. были назначены торги за недоимку налогов: промыслового налога за 1928-29 г. 518 руб. и штраф 33 руб. - торги проводились триж­ды, продать не пришлось, а потому президиум считает необхо­димым взять имущество, принадлежащее торгам, хозяйствен­ным образом и передать таковое колхозу: амбар для ссыпки семфонда продать по установленной цене 30 руб., негодные постройки и лес
   Отдать Котельниковской школе на дрова и просить прези­диум райисполкома утвердить постановление сельсовета".
   [Протокол N 4 от 19.10.30].
   "Наложить твердое задание по хлебозаготовкам на граждан деревни Котельники Стяжкина Павла Филимоновича - 160 пудов (это дед моего мужа), Порошина Андрея Карповича - 130 пудов, Стяжкина Ивана Антоновича - 100 пудов (пуд - 16 кг).
   С Кощеева Ивана Васильевича твердое задание снять за неимением товарных излишков".
   [Решение Пленума Нолинского с/с от 24.10.30].
   "За невыполнение хозяйственных кампаний на зажиточные хозяйства наложить штраф на Кощеева Сергея Егоровича хле­ба 9 центнеров, семя (льна) 3 пуда, волокна 4 пуда, мяса 7 пу­дов. Предложить уплатить в трехдневный срок. В случае неуп­латы поручить члену сельсовета все движимое имущество пред­ставить в райфо не позднее 8 марта, на недвижимое имуще­ство назначить торги, предложить Кощееву С.Е. в пятидневный срок подыскать квартиру.
   На Кощеева Василия Антиповича - семян 1 пуд 20 фунтов, волокна 2 пуда 20 фунтов, хлеба 6 ц и наложить штраф 500 руб. Движимое имущество представить в райфо, на недвижимое назначить торги.
   Наложить дополнительное задание по хлебозаготовкам на Стяжкина Петра Тимофеевича 1,5 центнера".
   [Протокол N 2 засе­дания президиума Нолинского с/с от 1 марта 1931 г.].
   "На заявление Стяжкина П.Т. о снятии твердого задания по хлебозаготовкам в количестве 1,5 ц - отказать.
   На заявление Матушкиной Е.И. о назначении пенсии как матери красноармейца - отказать, т.к. член колхоза, платит с/х налог.
   На заявление Котельниковой Анны Афанасьевны о назна­чении пенсии как семье красноармейца - отказать, т.к. член кол­хоза, платит с/х налог, есть скот.
   На заявление Кощеевой А.З. о сдаче земли - решение: если колхоз деревни Котельники при­нимает землю, то сдать.
   На заявление Стяжкиной П.А., чтоб оставили ее малолет­ним детям корову, которую решили изъять за неуплату налогов ее свекра Стяжкина Д.Ф., - Корову оставить.
   За неуплату налога по самообложению решено составить опись имущества на более крепкие хозяйства".
   [Протокол от 23 марта 1931 г.].
   "Из протокола собрания группы бедноты при Нолинском с/с от 21 мая 1931 г. По деревне Котельники: освободить от с/на­лога на 100 % Котельникову Е.Г., Котельникову В.М., Ардышеву М.И., Зяблицеву Т.В., Пестова B.C."
   [Из протокола с/с от 21 мая 1931 г. ].
   Назначены торги не позднее 24 мая 1931 г. в Котельниках на имущество Стяжкина Д.Ф., Пестова В.И., Кощеева В.А.
   Из протокола от 3 июля 1931 г.: Колхозу деревни Котельни­ки внести деньги за задержанное имущество к 10 июля, в слу­чае неуплаты к сроку строение будет передано промкомбинату. "Дом Дмитрия Филимоновича перешел колхозу "Дружба" и дол­го служил котелянам, в нём была контора, Красный уголок, по­зднее - школа и снова контора, а большой двор с хлевами стал колхозной конюшней, лишь после войны были построены но­вые здания и конюшни и фермы за деревней. От дворов Песто­ва В.И. и Кощеева В.А. не осталось ничего".
   В том же протоколе: на заявление Стяжкиной Е.М. о сложе­нии твердого задания молока в количестве 213 кг - отказать как лишенцу. Была лишена избирательного права как жена тор­говца детской обувью по патенту в 1925-26 гг., восстановлена в избирательных правах в сентябре 1933 г.
   Из протокола собрания членов колхоза "Дружба" от 7.10.31 г.
   Обсуждался вопрос о хлебозаготовках, как везти хлеб и не оголодить колхозников. Учитывая важность строительства социа­лизма, решили каждому хозяйству внести на заем по 5 руб. и по самообложению внести половину к 15 октября, приобрести акции на МТС за счет колхоза до 1932 г., принять участие в строительстве школы в Шутеге, в ближайшее воскресенье на­править туда 20 человек. Заготовить и привезти школе дрова 5 сажень, предоставить бесплатно подводу для учителей.
   Колхоз "Дружба" был организован в деревне Котельники в феврале 1931 г. Первые хозяйства записались в колхоз 4 февра­ля, другие 17-го, некоторые только в марте-мае. Председателем колхоза был избран Стяжкин Никандр Васильевич, двоюрод­ный брат моего отца, счетоводом - Стяжкин Василий Павло­вич, мой будущий свекор. Это были мужики умные. Грамот­ные, хозяйственные.
   По решению президиума Нолинского райисполкома от 25 апреля 1933 г. с/х артели "Дружба" возвращена вододействую­щая мукомольная мельница на реке Ноля под названием Ко­тельническая, т.к. она была построена гражданами деревни Ко­тельники и находилась в их пользовании, а для Мельуправления она не рентабельна.
   Колхоз "Дружба" был освобожден от лесозаготовок, т.к. на постройку Шутеговской школы колхоз доставлял лес и кирпич и заготавливал лес для ремонта своей мельницы.
   Такие данные я нашла в архиве, по другим деревням не ис­кала. Время было одинаковым для всех. И все, что я знала о жизни той поры, это из рассказов своих родных и стариков, с которыми встречалась. Беды 30-х отошли, раны зарубцевались. Коллективный труд сложился. Котельники жили дружно и ве­село, с шуткой, с песней. Тут и ленивый подтягивался. Война все спутала, судьбы человеческие исковеркала. И край наш и души наши опустошила.

Похозяйственная книга 1933 года сельхозартели "Дружба" д. Котельники

   Вступили в колхоз:
   Стяжкин Василий Павлович 1901 г.р., счетовод колхоза, жена Анна Федоровна, дети Леонид, Аркадий - февраль 1931 г.
   Стяжкин Николай Павлович 1911 г.р., жена Афанасья Васи­льевна, мать Анна Алексеевна, дочь Лидия - февраль 1931 г.
   Пестов Василий Степанович 1901 г.р., жена Акулина Григо­рьевна, мать Анна Филипповна, Михаил и Антонина - дети - февраль 1931 г.
   Пестов Иван Дмитриевич 1913 г.р., мать Татьяна Васильев­на, брат Михаил, сестры Августа и Антонина - февраль 1931 г.
   Ардышева Мария Ивановна 1869 г.р., муж Михаил Игнать­евич, дочь Татьяна - февраль 1931 г.
   Стяжкин Михаил Матвеевич 1905 г.р., жена Александра Тимофеевна, мать Анна Михайловна, сестры Мария и Таисья - февраль 1931г.
   Ардышев Александр Игнатьевич 1870 г.р., жена Анна Неофитовна, Константин - сын, Елена Петровна - сноха, Николай, Клавдия, Вера - внуки - февраль 1931г.
   Котельников Александр Васильевич 1895 г.р., жена Афимья Андреевна,
   Дети Александр, Иван, Валентина - февраль 1931 г.
   Котельникова Екатерина Григорьевна 1890 г.р., Анна Алек­сандровна - дочь - февраль 1931 г.
   Стяжкин Алексей Михайлович 1895 г.р., жена Анна Василь­евна, сын Михаил - февраль 1931 г.
   Котельников Иван Михайлович 1913 г.р., Васса, Анна - сес­тры февр. 1931 г.
   Кощеев Иван Васильевич 1895 г.р., жена Любовь Теренть­евна, дети: Нина, Александра, Валентина, Аркадий. Фев­раль 1931 г.
   Котельников Александр Сергеевич 1900 г.р., жена Дарья Ивановна, дочь Антонина. Братья Николай, Григорий - февраль 1931 г.
   Стяжкин Никандр Васильевич 1902 г.р., председатель кол­хоза, жена Мария Александровна, мать Татьяна Петровна, дети Владимир, Нина, Валентина - февраль 1931 г.

0x01 graphic

  
   Фото 3. Начало 20-х годов. Михаил Матвеевич, Никандр Васильевич, Иван Михайлович (брат отца)
   Стяжкин Николай Тимофеевич 1896 г.р., жена Наталья Его­ровна, мать Мария Кононовна, дочь Клавдия - февраль 1931 г.
   Стяжкина Евдокия Михайловна 1903 г.р., дети Алексей, Анна Антонина - апрель 1931 г.
   Двоеглазов Алексей Григорьевич 1896 г.р., кузнец, жена Анна Ивановна, сын Дмитрий - март 1933 г.
   Матушкин Николай Александрович 1908 г.р., сестры: Вар­вара, Антонина - февраль 1931 г.
   Стяжкин Иван Иванович 1904 г.р., жена Евгения Дмитриев­на, мать Наталия Васильевна - март 1931 г.
   Котельников Дмитрий Сергеевич 1902 г.р., жена Анастасия Павловна - май 1933 г.
   Стяжкин Иван Федорович 1894 г.р., жена Екатерина Иванов­на, дети: Василий, Николай, Александр, Анна - февраль 1931 г.
   Порошин Андрей Карпович 1878 г.р., жена Евдокия Никола­евна, сын Александр, сноха Татьяна Васильевна, внуки Тамара, Юрий, дочери Августа, Валентина - февраль 1931 г.
   Котельников Алексей Иванович 1908 г.р., мать Анна Афана­сьевна, брат Василий, сестра Агния - февраль 1931 г.
   Порошин Георгий Иванович 1897 г.р., жена Елизавета Нико­лаевна, мать Маремьяна Корнеевна, дети Анна, Генрих, Вик­тор, Капитолина - апрель 1931 г.

ДВА ДЕСЯТКА ДОМОВ НА ПРИГОРКЕ

   Моя деревня Котельники располагалась в семи километрах от Нолинска, на горе, под которой протекали ключи и речка Ноля. Кто первый поселился тут, почему так названа деревня - предание умалчивает. В своей памяти храню 23 дома, в их числе один одноэтажный на каменном фундаменте, с подвалом и три полукаменных двухэтажных. Один из них принадлежал моему прадеду Степану. В его дом вошел из бедной семьи мой дед Михаил Васильевич Стяжкин. Верх дома отдали под на­чальную школу, а семья ютилась в нижнем этаже.
   Братья Стяжкины - Дмитрий Филимонович и Павел Фили­-монович - слыли богатыми людьми. Помимо землепашества занимались выделкой кож, чеботарили, торговали, ездили на ярмарки в Нижний Новгород, Казань. Безлошадные брали у них лошадей и отрабатывали за это. В деревне братьев уважали за ум, сметку, умение хозяйствовать. Еще был крепкий хозяин Сергей Егорович Кощеев.
   В начале двадцатых в деревне случился пожар, от молний сгорело четыре дома. Тогда старики решили возвести на угоре, над ключом, часовенку - деревянную, на каменном фундамен­те в честь иконы Богоматери "Достойно Есть". Вышла она ма­ленькая, аккуратная. По престольным праздникам привозили в деревню священника, он вел службу в часовенке, потом обхо­дил с молитвой дома. Каждый хозяин спешил принять благо­словение батюшки как символ заступничества божьего. В за­сушливые лета всей деревней с иконами выходили в поля мо­литься о ниспослании дождя.
   0x08 graphic
Нашими престольными праздниками были Покров, Николин день, Рождество.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Фото 4. Икона богоматери
   С постройкой часовенки ввели Новенький праздник, обы­чно он совпадал с Троицей или Заговеньем. Когда началось го­нение на церковь, часовенку никто не посмел разрушить. Ее закрыли на замок. Служба в ней ненадолго возобновилась в последний год войны. Позже часовенка подгнила, наклонилась. Упала она, когда в деревне уже никого не было.
   Помню, как много песен пелось в наших Котельниках по праздникам, хороводы водили, играли в бабки, городки, горел­ки, раздавалось много шуток и смеха, обходилось без злобы и ругани. Жили дружно.
   В 1930 году организовали ТОЗ, в него входили два двоюрод­ных брата - мой отец и дядя - и три женщины, жившие по соседству. Они сообща обрабатывали свои полоски земли. А в 1931 году был образован колхоз "Дружба". В доме Сергея Его­ровича открыли детский садик (тогда называли "площадка"), хлевы приспособили под свинарник, позднее тут была овчар­ня. Корм варили в каменном подвале. Рядом с часовенкой пост­роили амбары для зерна. Была на Ноле своя мельница, кузница. За деревней над мельницей построили коровник. Воду возили в бочках в большой деревянный чан, откуда ковшом на длин­ной рукоятке черпали ее в котел, нагревали, а потом ведрами в руках или на коромысле разносили коровам и телкам. Весной, когда снег рыхлый и лошадь вязла, воду в чан носили женщи­ны на коромысле, старались делать это рано утром, по застылку, а то по колено проваливались в снег.

ОТ БУДНЕЙ ДО РЕДКИХ ПРАЗДНИКОВ

   Земли у деревни Котельники было маловато, от Блиновского леса до речки Кусер - три-четыре километра, от речки Ноля до Бобиковского леса примерно столько же. Максимков лог был весь огорожен для пастьбы скота. Луга по Ноле, пабереги, лес­ные полянки, все лога в лесу были выкошены, все поля засея­ны. Хлеб, картошка, овощи были свои. Сколько огурцов росло под открытым небом! За ключом, в болотнике, находился смо­родинник, садили капусту. Болото за мельницей было сухим: канавы лопатами прокапывали, и нижние луга полностью выкашивались. Чтобы наши нечерноземные земли урожай да­вали, вывозился на телегах навоз под запашку. Женщины вилашками - маленькими двурогими вилами разбрасывали на­воз по полю, мужчины на лошадях пахали. Работали дружно, споро, вовремя. Сеять ли, траву ли косить, сено сгребать, жать, снопы возить на гумно (называли еще лабаз), молотить - все делалось охотно, дружно - для себя.
   0x08 graphic
0x08 graphic
Сеяли лен. Когда лен в снопах выстоится, семя выколачива­ли, делали льняное масло, с аппетитом ели его зимой с горохо­вым киселем лепешками, а то макая в него ржаной свежий хлеб. Выколоченные снопы расстилали по лугам. Перед тем, как вы­пасть снегу, серпом снимали, сушили, мяли на льномялке вруч­ную, получалась куделя. Ее зимой пряли в тонкую нитку и по­толще. Из тонкой нитки ткали полотенца, новины для про­стыней, рубах.
   Новины выстилали на снег под мартовское солнце для выбе- ленивания. Из крашеных ниток получали различные новины для скатертей, сарафанов. Из ниток потолще ткали половики, онучи, их требовалось много.

0x01 graphic

  
   Фото 6. Ткацкий стан, прялки ручная и ножная в музее.
   Ходили в основном в лаптях, в сапогах - кто посправнее. Все лучшее надевали в праздники: хромовые сапоги, башмаки, а кто и туфли - их шили сами. Чеботарили чуть ли не в ка­ждом доме.

0x01 graphic

  
   Фото 7. Сапоги женские изящные и легкие, подбитые дере­вянными гвоздиками
   0x08 graphic
Посуда в то время была либо деревянная (кадцы, кадушки, лоханки, бочки, бочонки, ложки, чашки, ковшики), либо глиня­ная (горшки, плошки, корчаги).
   Фото 9. Ступа с пестом.

0x01 graphic

  
   Фото 8. "...и для засолки огурцов"
  
   Покупали и эмалированную, жестяную, стеклянную посу­ду. Фарфор был редкостью. Самовар - это в каждом доме.

0x01 graphic

  
   Фото 10. Самовар - "хозяин" в крестьянской избе
  
   Для освещения использовали керосиновые лампы, фонари (в хлев идти), а то и просто коптилки. Коптилки - основной источник света в годы войны и первые послевоенные. Керосин наливали в пузырек, на горлышко его пристраивали кружок от сырой картошки, в середине которого делалось отверстие для круглой железки, в нее пропускалась толстая нитка или тря­почка, она пропитывалась керосином и горела. Надо было сле­дить, чтоб фитиль не дымил, иначе посидишь вечер с такой коп­тилкой - в ноздрях черно. И сидели так (или с лампой, если дом посправнее), читали, уроки делали, рукодельничали, му­жики обувь чинили, шили. Пряли, вязали часто на посиделках у кого-нибудь, где лампа поярче, где можно поговорить, по­шутить, посмеяться, песен попеть.
   Жили просто, невзгоды начала тридцатых отошли в прошлое. Работали, играли, пели, праздники справляли, друг другу по­могали. Мама не раз вспоминала, как хорошо начали жить пе­ред войной. Война все перечеркнула.

ДОМОЙ УЖЕ НЕ ВЕРНУЛИСЬ

   30 воинов ушли на защиту Родины из нашей маленькой деревни. Домой вернулось шесть, из них Василий Павлович Стяжкин умер в 1943-м. Двое вскоре уехали, лишь трое остава­лись в колхозе до конца. Это Никандр Васильевич Стяжкин - в полном смысле душа деревни; Николай Сергеевич Котельни­ков - и швец, и жнец, и на дуде игрец, колхозный механик- самоучка; Иван Васильевич Кощеев - инвалид войны. Ос­тальные из тех, кто выжил, в колхоз не вернулись, остались на стороне.
   В областной "Книге Памяти" есть имена 13 погибших котелян: шестеро Стяжкиных: Иван Федорович и Николаи Ивано­вич (отец с сыном), Михаил Матвеевич, Николай Павлович, Алексей Михайлович, Иван Иванович; четверо Котельниковых
   - братья Александр и Дмитрии Сергеевичи, Алексей Ивано­вич, Александр Васильевич; два брата Порошиных Александр и Василий Андреевичи; Двоеглазов Алексей Григорьевич. Сын последнего - Дмитрий - был взят в армию в апреле 1941 года. За день до начала войны получили от него письмо из Бреста, а больше от Дмитрия никаких известий не было. Нет его имени и в "Книге Памяти".
   0x08 graphic
Мужики, парни ушли на фронт, взрослые девчата были взя­ты на военные заводы. Все работы легли на плечи женщин и подростков. Оставались еще два старика: Андрей Карпович, который еле ноги волочил, и Иван Николаевич - отемневший.
   В "Книге Памяти" записаны имена 176 погибших в годы Великой Отечественной войны из наших деревень, из них 57 убитых на поле боя, 12 умерли от ран, 4 умерли от болезни, 2 - в плену и 101 пропали без вести. Среди погибших один Герой Советского Союза, житель деревни Рябиновщина, старший лейтенант, командир танка, погиб в бою в феврале 1945 года Рухлядев Александр Игнатьевич.
   Бывшая жительница деревни Бобики Кривошеина Нина Михайловна вспоминает: до войны взрослых работающих было 26 человек. Ушли на защиту Родины 9 мужчин, ни один не вер­нулся. Работающих в колхозе оставалось 13 человек: 8 женщин, мальчишек 3, девчонок 2. Полтора десятка малых ребятишек осталось без отцов. Как приходилось выживать, об этом свиде­тельствует такой факт: вдовец Кривошеин Филипп умер от го­лода, в гроб положили голого в солому, последнюю одежду его оставили сыну, работающему в колхозе, а дочь его Мария по­стоянно находилась в окопах или в лесу. Отец Нины Михай­ловны прислал домой единственный солдатский треугольни­чек о том, что их состав под Псковом разбомбили, кто уцелел, выходили с боями из окружения, а сейчас снова идут в бой. Пулеметчик Михаил Алексеевич Кривошеин в январе 1942 года пропал без вести.
   Мы от своего отца получили тоже один единственный треу­-гольничек, в нем сплошные поклоны котелянам, как проща­ние, и в самом конце три слова "еду на фронт". А осенью 1942 пришло официальное "пропал без вести".

ВСПОМНИШЬ - ДУША ЛЕДЕНЕЕТ

   Что мне запомнилось в эти лихие годы, так это вой, от кото­рого душа леденела. Брали ли кого на фронт, письмо ли прихо­дило, еще страшнее - похоронка, возвращался ли кто, все рав­но плач. И еще - постоянное чувство голода. Мы, ребятня, как только сходил снег, перебирались на подножный корм: мерзлую картошку, не выкопанную осенью, слатимую и противную, пес­тики (хвощ), только вылезшие из земли, севериху - молодые шишечки ели. Северихой объедались - потом от серы сводило скулы и желудок. Ели молодой щавель, редьку дикую, борщов­ник, петушки, а уж потом - зеленый горох, молодую морковь и прочие овощи. Хлеб был так редко, что считался высшим ла­комством. Если мука появлялась, ее берегли, в квашонку терли, картошку. Запасали мешками кисленку (красные цветущие вер­хушки), головки клевера. Сушили, мололи. Мама радовалась, если мешок травы ей удавалось смолоть вслед за зерном. Из та­кой муки получались сухие черные толстые лепешки, они с тру­дом жевались и глотались. Мы с братом не заболели, выжили, потому что за погибшего отца нам государство давало по 4,5 килограмма белой муки на месяц. Получит мама в сельсовете девять килограммов муки и варит нам болтушку (вода подсо­ленная, для забелки - козье молоко и две-три горсти муки).
   Женщины надрывались на колхозной работе, свои наделы приходилось пахать на себе, доходяг-лошадей берегли для кол­хоза, В архивных документах встретилось мне решение испол­кома Молотовского райсовета по колхозу "Дружба" о выбра­ковке лошади по кличке Борька - 20 лет, полная изношенность зубов, истощенность.

НИ ДЫМКА. НИ ОКОШЕЧКА

   Из двух десятков деревень в настоящее время сохранилась лишь одна Рябиновщина. Сейчас на месте Котельников - пол­ное запустение, тоска, бурьян. С трудом угадываешь место, где был чей-то дом. Поля засевают травой и не всегда ее убирают, пасут скот, появилось много вымытых дождями оврагов, луга заболочены. Лес захламлен упавшими гниющими деревьями. Помню: взяла меня мама в лес спилить сухарки. В обед говорит: "Коров гонят, сбегаю подою, а ты отдохни, не бойся. Слышишь, недалеко тоже рубят". В лесу было так свежо, а мох чистый, мяг­кий! Сон тот, живительный, здоровый, до сих пор в памяти...
   Сейчас в нашем лесу не только лечь - присесть боязно: либо в гниль провалишься, либо на сук напорешься. Не идешь по лесу - продираешься. Не воздух - одна прель и гниль. Ни ягод как следует, ни грибов. Восемь вековых тополей, что кра­совались на конце деревни как символ жизни, засохли. От Рябиновщины по полям в сторону Зыкова на двадцать верст - ни одного дымка, ни одного окошечка. Страх закрадывается в душу и горечь.
   Среди потомков котелян появляются "новые русские". Они пользуются всеми благами современной цивилизации. Им не до земли прадедов. Сколько же десятилетий потребуется, что­бы вновь возродить, оживить родину отцов?

БРАТЬЯ ФИЛИМОНОВЫ

   Стояли рядом два добротных дома: низ каменный, верх де­ревянный, окнами - к речке Ноля, к часовенке. Жили в них се­мьи двух братьев - Дмитрия Филимоновича и Павла Филимо­новича. Их отец, Филимон Сидорович Стяжкин, умер в 1914 году и не мог предположить, что преподнесет судьба его по­томкам...
   Семья Филимоновых (так их называли в деревне) была креп­кой. Дворы большие, мощеные камнем, амбары, клети, лоша­дей держали и всякий другой скот, торговлю вели, выделывали кожи, сапоги и другую обувь шили, работников нанимали, счет-учет строго вели, дело шло.
   Времена изменились. При Советской власти пришлось дело сворачивать, приспосабливаться к новым условиям. У Дмитрия Филимоновича был сын Михаил и три или четыре дочери. У Павла Филимоновича - пятеро сыновей и две дочери. Когда в стране началась кампания ликвидации кулачества как класса, сын Павла Филимоновича, Александр (он учился в институте), написал отцу: "Если хочешь уцелеть - делись!" И Павел Филимоно­вич перевел свое имущество на всех своих сыновей. И дом раз­делил: низ - старшему сыну Василию, верх - одному из сред­них, Николаю, они оставались жить в деревне. Сам хозяин с суп­ругой Анной Алексеевной остался в семье Николая, да недолго пожил после всех перипетий, скончался скоропостижно.

0x01 graphic

   Фото 11. Павел Филимонович с женой Анной Алексеевной дочерью Алевтиной и сыном Василием.
  
   Дмитрия Филимоновича постигла участь кулака. Конечно, хозяин опасался подобной участи и заранее подготовился к воз­можному, да ведь дом-то не спрячешь, не продашь... Сам с суп­ругой сгинул где-то в ссылке, а сын Михаил Дмитриевич уце­лел, вернулся в Нолинск, после войны стал работать лесником и надо же! - в котельниковском лесу. Вот уж притеснял котелян в пользовании лесом, видимо, вымещал свою обиду за то, что земляки не вступились в защиту его отца при раскулачива­нии. А как тут встрянешь, если из города приехало начальство, милиция на специальных подводах, посадили на них хозяина и его домочадцев в чем были одеты и увезли. Только плач и при­читания раскулачиваемых и родственников да леденящий страх в душах каждого, кто видел все это. Комиссия при содействии бедняков, братьев Котельниковых, описала дом, строение, кое- какое имущество и передала все это создававшемуся колхозу под названием "Дружба".
   0x08 graphic
Братья Василий и Николай вступили в колхоз. Василий Пав­лович был членом правления и счетоводом, Николай Павлович - трактористом. Василий Павлович своим подрастающим сы­новьям, Леониду и Аркадию, строго наказывал не вступать ни в какие споры, драки с братьями Котельниковыми и их детьми. Никакой классовой
  
   Фото 12. Василий Павлович с женой Анной Федоровной с сыновьями Леонидом и Аркадием. 1930 год.
   борьбы в Котельниках не было, наоборот, перед войной жили дружно, весело, слаженно.
   О наследниках Дмитрия Филимоновича мало что знаю. До­чери его, их дети и внуки обосновались в Казани. У сына его Михаила Дмитриевича дочь, один сын умер молодым, другой, Геннадий Михайлович, окончил Нолинский техникум и пошел по партийной линии, много лет работал первым секретарем райкома КПСС в одном из районов области. О его детях ничего не знаю.
   О наследниках Павла Филимоновича знаю чуть больше. Ре­шила проследить его генеалогическую линию; линию отцов, дочерей в счет не беру. У Александра Павловича один сын был болен, у другого - дочь. Сам он после войны работал секрета­рем обкома КПСС по строительству в Омске. Николай Павлович и Иван Павлович погибли в войну, у младшего, Петра Пав­ловича, военнослужащего, сын умер молодым. Василий Павло­вич (мой свекор) в 1943 году был комиссован из армии по бо­лезни и умер дома. У него два сына: у Леонида - сын и дочь, у Аркадия (моего мужа) сын и две дочери. И надо же, какое нака­зание! У наших сыновей нет своих детей. Генетическая нить Павла Филимоновича оборвалась. Вот что значит иметь по од­ному сыну!
   В начале 90-х едем на тракторе по котельниковскому полю, а нам навстречу идут с того места, где были Котельники, Генна­дий Михайлович с внуком. Встретились два братана, не виде­лись с техникумовских лет, обоим за 60, а сразу узнали друг друга и заговорили о дедах-братьях. С какой гордостью Арка­дий сказал: "Мой дед умно поступил!". А и верно, потомкам Павла Филимоновича не пришлось скрывать своего происхож­дения, чего-то бояться. Они жили гордо и открыто.
   Как-то раз ко мне нагрянули гости из Казани, правнуки Фи­лимона Сидоровича по линии дочерей. Пишут генеалогию сво­его рода, это теперь модно. Я стала их гидом. На кладбище на­шли прадедовский памятный камень, без креста, а надпись хо­рошо сохранилась, ездили на место дома прадеда в бывших Котельниках. Кое-какие руины остались от когда-то добротных крестьянских домов.
  

0x01 graphic

   Фото 13. Руины, оставшиеся от двух домов на пригорке.
  
  
   Не в этом ли состоит смысл будущего России, чтобы потом­ки не забыли своего прошлого, своих корней?

ДЕТСТВО МОЕ БОСОНОГОЕ

   Как-то в разговоре меня упрекнули:
   "Что ты занялась пустяками? Ведь твоих Котельников дав­но уже нет! Лучше бы пряла да вязала".
   Да, и пряду, и вяжу, и шью, и стираю, на огороде копаюсь, а мыслями все там, в Котельниках.
   Нам с мужем было очень жаль нашей деревни. Зимой на лыжах напрямик туда хаживали, и на охоту отправлялись уток пострелять по Ноле и Чернушке. И теперь тянет в родные мес­та полем пройтись, из ключа напиться. Часто снится наш дом, переживший три поколения хозяев. На веселом месте поставил его мой прадед. Мы жили лишь в одной половине второго эта­жа, остальное было нежилым. Окна выходили на восток и юг, и солнце светило в них с восхода до заката. Из окон было видно полдеревни, Нолю и устье Шутежки под горой, цветущие шутеговские и чепчуговские луга или пасущиеся на них стада. Зимой по дороге, что проходила по этим лугам, шли и ехали на лошадях жители верхних деревень в город и обратно.
   В начале 50-х дому потребовался капитальный ремонт. Сель­совет купил наш дом под школу, а мама переехала в простень­кую деревенскую хибару. И уносит память в далекие грозные, тяжелейшие сороковые. В сорок первом взят в армию старший брат, в феврале сорок второго - отец. В 1942 году мама работала телятницей, и меня приписали к ней подпаском. Впервые в во­семь лет я стала зарабатывать трудодни.
   Так и пошло: зима - за партой, лето - трудодни. К тому же огород - главная основа нашей жизни; живность - козы, овцы, куры, в последний год войны появилась корова, кормилица кре­стьянской семьи. Корму на зиму запасти и скотине, и себе. Дел хватало. Сначала подпасок, потом и за старшего. А вечером пошлет бригадир в сельсовет, в Зимино, сводку отнести - четы­ре километра бегом туда и обратно, пока светло. Если одна - 0,5 трудодня вдобавок к дневному, если вдвоем (страшновато было одной, в блиновской поскотине водились волки) - 0,25 трудо­дня. Приходилось ли видеть волков? Да. Раз выскочил серый прямо к стаду, мы закричали с испугу. Тогда волк никого не схва­тил, бросился обратно. А бывало, и задирали. Однажды уже вечером мы с мамой на лошади поехали в поскотину на выруб­ку, чтоб подобрать брошенные там обрубки, пни, коряги на дро­ва. Волки завыли вдалеке еще, а у Малайчика уши торчком, хо­дуном заходили. Мама меня - в телегу, понужнула лошадь, и понес нас Малайчик... Успокоился лишь в деревне.
   В сентябре после занятий в хорошую погоду всем классом вместе с учительницей шли в поле собирать колоски. Домаш­нее задание готовили при коптилке. Учиться было интересно. Радио у нас не было, тем более телевизора, лишь слово учите­ля. И книги, книги...
   Писали на старых газетах, чернила из сажи, красные - сок свеклы. Мне повезло, дядя Николай Тимофеевич прислал с ме­ста своей службы целый рулончик белой бумаги, а внутри него - простой карандаш. Сколько было радости!
   Когда стали постарше, уже после войны, кроме пастьбы ско­та, нас посылали и на другие работы. Несколько девчушек - Вера, Валя, Галя, Клава и две Мили - соединили в звено, в шутку на­звав его "Бригада Ух!"
   Прополка яровых, льна, картофеля, овощей доставалась нам. Ох, как надоедало дергать колючий осот, никак не вырывав­шийся с корнем молочай. Зачастую, прежде чем начать пропол­ку, мы поиграем, если никто не видит.
   В сенокос грабельки в руки - и ворошить, сгребать сено, кле­вер, вытаскивать сено из крутиков, паберегов, оврагов. Маль­чишки нашего возраста с лошадьми управлялись не хуже взрос­лых.
   В тринадцать лет я уже стояла на возах: во время сенокоса с отдаленных участков к стогам возили сено на телегах, кто-то из взрослых вилами складывал сено из валков, из груд на теле­гу, а мне приходилось это сено на телеге удерживать и раскла­дывать так, чтоб оно не упало обратно на землю. Одни пода­вальщики брали небольшие пласты и аккуратно, плашмя клали на телегу, а другие захватывали огромные пласты, да бросят гранью - не знаешь, как и справиться с такой массой. Требова­лись сила и сноровка. Загребать сено было легче, но стоять на возу - почетнее. С ближних участков к стогам сено свозили на волокушах. Срубали две осины, связывали их вместе, комлем прикрепляли незатейливым устройством к лошади, управлял ею мальчишка верхом. Из валков на волокуши (верхушки осин волочились по земле) складывали сено и, не связывая его, под­возили к стогам; там подавальщики вилами задержат сено, ло­шадь отдернет волокушу, сено остается на месте, его сметыва­ют в стог.
   Ровное место косили косилками, неудобья - вручную, коса­ми.
   Ворошить готовое сено начинали, когда спадет роса. На гребиво выходили как на праздник, одевались получше, почище. Шутки, смех - и работа спорится, все на виду. Начали стог ме­тать - заканчивали, наметили готовое сено убрать - убирали, не считаясь со временем.
   Однажды надо было собрать груды сена по дороге от блиновской поскотины до артелыцины (даже дороги обкашивали!). Мы поехали: мне - тринадцать, моему напарнику - восемнад­цать лет. Развернули лошадь у поскотины, и он говорит: "Надо постараться все сено сложить в один воз". И командовал: тут пласт задержи, тут прижми, тут пониже спусти, тут придави. И все у нас вошло в один воз. Подал мне бастрыг, я опустила один его конец в перед телеги, чтоб петлю надеть, надавила на дру­гой конец, чтоб сзади телеги вожжи накинуть на бастрыг и стя­нуть покрепче воз. Я осталась на возу, а он под горку с артельшины свел лошадь под уздцы, а в гору лошадь так бодро понужнул, что наша Шустрая, упираясь всеми четырьмя копыта­ми, чуть согнув ноги, вывезла-таки воз. Когда доехали до на­шего дома и он ссадил меня, сказал: "Молодец, хороший воз сложила".
   Я и не предполагала тогда, что этот красивый немногослов­ный крестьянский парень с такими добрыми глазами и ласко­выми руками через одиннадцать лет станет моим суженым, и проживу я с ним такие короткие тридцать пять лет, и оставит он мне о себе самую добрую память. Во время уборки хлеба приходилось вязать снопы за косилкой, ставить снопы в груды или подавать снопы на телеги, чтоб свозить их на гумно (лабаз по-нашему) для молотьбы. Приходилось и молотить. Обычно я подавала снопы машинисту, он их пропускал в молотилку; тут требовались быстрота и сноровка. Или провеивали зерно и за­таривали в мешки. Немало было обычной крестьянской рабо­ты и в колхозе, и дома. Главное было - учеба.
   Нас много училось в городской семилетке, в техникуме, пе­дучилище, поэтому работали лишь летом. А вот старшим дев­чатам досталось лиха. Щура Кощеева, Агнюша Котельникова, Тоня Пестова, Августа Порошина были взяты кто на окопы, кто на военные заводы. Нина и Нюра Стяжкины, Валя Кощеева, Клава Ардышева, Валя Котельникова с начала войны и до вы­хода замуж несли на своих девичьих плечах все тяготы жизни в колхозе той поры. Им, двенадцати - четырнадцатилетним, пришлось и за плугом ходить, на быках боронить, мешки тас­кать, навоз вывозить на поля, воду на ферму ведрами на коро­мысле носить, после трудового дня в лунные ночи скирдовать, косить и вручную жать, в мороз ночами молотить и все осталь­ное выполнять наравне с женщинами.
   "Лучше не вспоминать" - сказала мне одна из них. Жили на­деждой на победу, на возвращение уцелевших отцов, мужей, братьев. Только мало их вернулось.
   Ох, и тяжелы были послевоенные сороковые...
   Никандр Васильевич, вернувшийся с войны с раненой рукой и вновь возглавивший колхоз, много труда приложил, чтоб воз­родить деревню, удержать в ней народ. Раным-рано он уже в поле - все увидит, заметит.

0x01 graphic

  
   Фото 14. Семья Никандра Васильевича начало 50-х годов. Стоят Нина, Герман, Валентина. Сидят Никандр Васильевич, Галя, Женя, Мария Александровна.
   Раз послал меня отару овец прогнать туда и обратно по молодым всходам пшеницы, чтоб овцы своими копытцами разрых­лили корку, образовавшуюся после затяжного дождя. Как-то после сильного ливня вся деревня отдыхала, а он уже прошел по полю и увидел размытые дождем канавы во ржи и послал меня с Нюрой Стяжкиной эти канавы закопать, пока земля мягкая, чтобы во время уборки колеса комбайна не застряли в них.
   Раз бежала я в город сдавать экзамен по ботанике (в те годы с четвертого класса мы сдавали экзамены). Никандр Василье­вич как будто из-под земли вырос передо мной у Кусера. Обой­дя поля, он тоже спешил в город. Узнав, зачем я иду туда, всю дорогу меня экзаменовал: как этот цветок называется, что это за травка, как отличить пшеницу от ячменя, а перед рас­ставанием сказал: "Считай, что экзамен сдала". В полном смыс­ле слова он был душой деревни. Ни один сенокос не проходил без его участия, был бессменным подавальщиком на стога. Ни одна жатва не начиналась, пока Никандр Васильевич не нажнет первый сноп. На любом празднике он был запевалой, надписи в привозимых кино громко и внятно читал он. Был активней­шим участником постановок в деревне. Мог разъяснить любой вопрос, не расставался с книгой. Помню, я очень удивилась, что у него на столе раскрыта "Пошехонская старина" Салтыко­ва-Щедрина. Его угнетало то положение в стране, когда невы­носимые условия жизни в колхозе вынуждали молодежь лю­быми путями улизнуть на сторону, когда одна деревня за дру­гой исчезали в небытие.
   Он всегда ходил пешком и чувствовал землю. Председатель­ствовавшие после него были чужаками и деревне, и земле. Для них всегда стояла наготове лошадь, которую никто ни на какие работы брать не смел. И ездили они верхом или на тарантасе, зимой в кошевке по колхозной земле, и едва ли им земля была дорога так же, как Никандру Васильевичу.
   Я много ходила по полям и лесам бывшего откормсовхоза "Нолинский". Поля грязевские, ляповские, зиминские сплошь были заброшены, а на лубенском поле как цвели ромашки! Те, на которых в юности гадали "любит - не любит". Издали каза­лось, что это цветет гречиха. На бобиковском поле - частично рожь; часть перепахана, не засеяна, а то и заброшена. Идешь - и ноги заплетаются в высоченных сорняках. Котельниковское поле - где жито, где сеяная трава, где пастбище, где вспахано так, что не знаешь, как и ступить, просто наворочены глыбы земли. На пироговском поле ячмень так и остался неубранным. Это в 5 км от города! Такая уйма в городе недоедающих, а хлеб ушел под снег.
   Глянешь на озимь - всходы дружные, густые, что щетка, а ноле словно плетью исполосовано, изъезжено вдоль и поперек. Это нынешние хозяева земли, обгоняя друг друга, искали рыжичные места.
   Трудно искать рыжики в жухлой сильной траве под ее мно­голетним слоем. Невольно вспоминаешь, как красиво, полками рыжик рос по вовремя скошенным полянкам, перелескам, опуш­кам, а то и по лугам возле леса. Знай, срезай.
   Появится ли когда-нибудь настоящий хозяин этих земель? Дай-то Бог.

ТРУДНЫЕ ПЯТИДЕСЯТЫЕ

   Как жили в то время в вятской глубинке? На нас не упала ни одна бомба, к нам не залетел ни один снаряд. Но жизнь пошла под откос. Имею в виду свою деревню - милые сердцу Котель­ники. Как часто стала видеть ее во сне! Иду по деревне, как будто там люди, подхожу - а они исчезают; вхожу в родительский дом - а там пусто...
   У многих из нас отцы и старшие братья погибли. Из уцелев­ших фронтовиков только трое вернулись в колхоз, остальные остались на производстве в городе: там платили зарплату, а в колхозе - пустые трудодни. Деревенские жили одворицей и тем, что могли собрать в поле, в лесу. Душили налоги, займы, самообложение (местный налог). Как-то меня спросили: какие в войну были налоги? Сразу и не ответишь.
   11а наше хозяйство - дом, одворица, коровенка, овечка с ягнятами, коза с козлятами, 4-6 кур с петухом - было наложе­но на год:
   40 кг мяса, 75 штук яиц, 3 кг шерсти, 180-200 литров молока, а сколько денег - не помню. Телят обычно сдавали в колхоз за солому. Если хлеба, зерна самим не хватает, собираем, сушим, мелем и едим клеверные головки или кисти красной кисленки (лебеду мы не ели - она горькая). Если курица зернышка не получит, а лишь очистки, отходы - много ли продукта от нее получишь? И много ли молока даст корова, если она истощена, одной пареной соломой кормится? Хорошо, хоть сама встает и выходит на пастбище, а ведь колхозных коров поднимали на веревках...
   Лошади изработаны. Земли истощены. МТС за аренду тракторов немало требует. Как правило, колхозникам за их труд платить было нечем. Вот и бежал народ из деревень правдами и неправдами. А мы старались учиться - только так можно было получить паспорт.
   Казалось бы, и жизнь налаживалась, а деревни исчезали. Если еще в начале пятидесятых по речке Ноле и ее притокам насчи­тывалось около 20 деревень, то к концу шестидесятых сохра­нилась одна Рябиновщина. Поля позарастали, леса заколодели, луга заболотились. Где-то далеко целину поднимали, новые заводы возводили, плотинами реки перекрывали, в космос выр­вались, а в вятской глубинке - запустение...
   Несколько штрихов к картинке из начала пятидесятых. Мне 16-18 лет, одеться не во что, не на что. Пришлось влезть в кир­зовые солдатские сапоги и зеленый бушлат - в них старший брат с войны пришел. Он ростом был маленький, так что его одежда мне подошла.
   Когда меня как председателя ученического профкома педучилища снаряжали в Киров на совещание, детдомовские девочки из нашего общежития дали мне и сарафанчик с белой кофточкой, и зимнее пальто, и теплые ботинки. А когда избра­ли делегатом на районную отчетно-перевыборную комсомоль­скую конференцию, проходившую в РДК, работник райкома комсомола Инна Шабалина (мы жили с ней на одной квартире) дала мне свое платье и валеночки-катанки. И выглядела я не хуже других делегатов.
   Летом 1952 года после двух смен работы в пионерском лаге­ре в Ботылях я получила 400 рублей. Это был мой первый зара­боток! Я как на крыльях летела домой, зажав деньги в кулаке (сумочки и в помине не было, еду на неделю обычно носили в заплечных котомках) и представляла, как я наконец-то куплю туфельки и выйду, не стыдясь, на вечере к девчонкам в круг.
   Влетела в избу. Кричу: "Мама, я заработала 400 рублей. Я...". А мама: "Ой! Я заплачу налог!!!". Она лицом посветлела, на глазах помолодела. Разве я могла перечить? Ушла на огород за хлевы и дала волю слезам... То плакала обида. На свое сирот­ство, убогость жизни, на эту распроклятую войну.
   На четвертом курсе мне сшили демисезонное пальто из ста­ромодной маминой шубы - единственной вещи, которая со­хранилась у нас в годы лихолетья, ее не проели, не обменяли. Верх спороли, покрасили в другой цвет - вышло приличное пальто. А шубный мех мама покрыла для себя портяниной (бла­го, сами лен сеяли, пряли и ткали), чтобы зимой на колхозную работу ходить. В подобном положении в то время находились многие семьи, особенно многодетные и без кормильцев.

НАШИ РОДОСЛОВНЫЕ

   Жил-был прадед Стяжкин Василий, у него было три сына: Василий Васильевич, Тимофей Васильевич, Михаил Василье­вич. Откуда появились эти Стяжкины в Котельниках, когда. Кто они? Этого точно мы не знаем, можно лишь предполагать - обыкновенные крестьяне-земледельцы, занимались и ремес­лом - чеботари-сапожники.
   Проследим генеалогическую линию каждого из братьев.
   Василий Васильевич от первой жены имел 9 детей, кто они и где - этого никто из нас не знает. Татьяна Петровна тоже ро­дила ему 9 детей. В деревне жили лишь трое: Филипп, Никандр, Афанасья. У Филиппа три дочери и сын (бездетный).
   У Никандра Васильевича три дочери и три сына. Дочери продолжают генеалогию своих мужей. У старшего сына Владимира две дочери и сын (бездетный). У младшего Евгения дочь и сын, только у его сына - дочь. Продолжателем рода Стяжкиных является средний сын Герман, у него три сына; Игорь, Алек­сандр, Сергей, т.е. 3 внука Никандра Васильевича, и у двоих из них сыновья.
   Никандр Васильевич имел начальное образование и много­численные курсы, он был коммунистом, председателем колхоза в Котельниках, жил для людей, всю жизнь проходил в простом крестьянском пиджаке, фуфайке и кирзовых сапогах, никакого богатства не нажил, кроме детей и внуков. Старший Владимир - инженер в с/х, Нина - трактористка, потом рабочая в строи­тельстве, Валя и Галя окончили педучилище, Герман - техни­кум связи, Евгений - газоэлектросварщик. Он был призван для ликвидации катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986-87 гг. Награжден орденом Мужества.
   До призыва был награжден орденом Трудовой славы 3 сте­пени, не раз был победителем соцсоревнования, ударником тру­да, имеет много грамот, поощрений, вот только здоровья нет. Ему и всем чернобыльцам района посвящена статья Н. Зроля "Багровые рассветы над Зеленым Мысом" в газете "Сельская новь" 3.12.05 г. У Никандра Васильевича 15 внуков, все с обра­зованием средним и высшим и все при деле.
   У Тимофея Васильевича две дочери - Ольга и Александра и два сына - Николай и Петр. У Николая Тимофеевича дочь Анна, один сын больной, у другого 2 дочери. У Петра Тимофеевича две дочери Анна и Антонина и сын Алексей, по слухам, погиб. Одна из дочерей, Александра Тимофеевна, была замужем за Стяжкиным Михаилом Матвеевичем. Другая ли это ветвь Стяжкиных или наша, установить не удалось.

0x01 graphic

  
   Фото 15. Михаил Матвеевич, Александра Тимофеевна, Ви­талий и Людмила. 1941 г.
   У Александры Тимофеевны дочь Людмила и сын Виталий. У Виталия дочь Татьяна и три сына: Сергей (у него сын и дочь), Александр (у него 2 дочери) и Владимир, у него 2 сына Андрей и Вячеслав. Чью линию Стяжкиных они продолжат?
   Михаил Васильевич и Евдокия Стефановна - это наши де­душка и бабушка по линии отца. У них было 4 дочери - Надеж­да, Александра, Анна и Евдокия - и два сына Алексей, наш отец, и Иван. У Алексея трое детей: Михаил, Валентина и Алек­сандр. У Михаила дочь Татьяна и сын Александр, у которого один сын бездетный, у другого дочь.
   Я, Валентина, вышла замуж за другого Стяжкина, и мои дети не продолжатели рода ни того, ни другого.
  
   Александр - у него 4 дочери Ольга, Татьяна. Тамара. Анна - продолжают линию своих мужей - и сын Алексей, у которого дочь. Если у Алексея не будет сына, значит, род Стяжкиных в этой ветви прервется.
   0x08 graphic
   Фото 16. 12 июля 2001 г. Тридцатилетие Алеши и Тамары Стяжкиных у родителей. У деда Саши и бабушки Светы 9 вну­ков: Ульяна, Юра, Кирюшка, Александра, Полина, Настя, Маша, Света, Иван.
   Линия Ивана Михайловича, у него дочь Нина, сын Михаил рано умер. Сын Валентин имел двух сыновей, связи с ними у меня нет.
   Михаил Васильевич вошел в дом своего тестя Стефана (ни фамилии, ни отчества не знаю). Знаю лишь, что прадед наш был богатым человеком, купец 2 гильдии. Он построил дом пятистенный двухэтажный, низ каменный, верх деревянный. Дерево - лиственница, по слухам, привезенная из-за Камы, по­ловицы были шириной 60-70 см. Прадед торговал, ездил на
   ярмарки. Имел ли лавки (магазины), какие? где? - не знаю. Об этом было принято молчать. Прадед умер скоропостижно, свое "дело" не успел передать ни дочери, нашей бабушке, ни зятю. Дед Михаил Васильевич не смог вести "дело" тестя, разорил­ся. И нашему отцу, Алексею Михайловичу, и его брату Ивану пришлось идти в работники к другим Стяжкиным, братьям Дмитрию и Павлу Филимоновичам, которые имели мастерскую по выделке кож, торговали, держали лошадей, нанимали работ­ников, шили обувь на продажу. Наш отец и дядя Ваня были ис­кусными чеботарями. Женившись, дядя Иван уехал в Сверд­ловскую область, там и похоронен. Сразу после войны он был в Котельниках с новой женой (первая умерла). Они долго разговаривали с мамой, а меня мама отправляла из избы по делу. У дяди было повреждено колено, он прихрамывал, ходил с тростью. Всю войну он шил хромовые сапоги для начальства.
   Сапожничал и наш отец, сидит на круглой седухе перед ок­ном у лавки, мастерит и поет. Он хорошо пел, как и дядя Никандр Васильевич. Помню, как отец делал заготовку деревян­ных гвоздиков из березовых кругляшек, их в несколько рядов набивали в подошвы сапог.
   Отцу было 47 лет, когда он был призван в феврале 1942 г. Мама говорила, что на комиссии еще в Нолинске его хотели комиссовать, ведь у него многих зубов не было, но он настоял на призывe в действующую армию. Михаил, брат, вспоминал, когда отец провожал его в армию летом 1941 года и сидели они на берегу Нитки, ждали пароход, отец сказал: "Война будет тяжелая и долгая, ты, парень, вернешься, а мне не вернуться". Он тогда уже решил идти на фронт, а не отсиживаться в тылу. Отец 1895 г.р. Участвовал ли он в первой мировой войне, наверное, да, ибо после революции 1917 года он оказался в армии Юде­нича, что шел в 1919 г. на революционный Петроград.
  

0x01 graphic

  
   Фото 17. Наш отец Алексей Михайлович с Иваном Васильевичем Кощеевым на службе до 1917 года.
   В его роту попал в плен красноармеец, односельчанин, ро­весник Котельников Александр Васильевич. Часовым к плен­ному поставили отца. И отец сказал пленному: "Сань, беги, тебя завтра расстреляют, я отделаюсь гауптвахтой". Потом, когда отца с группой солдат послали искать сено для лошадей, они пере­шли на сторону красных.
   После гражданской войны и отец и Котельников вернулись в свою деревню, работали в колхозе и оба погибли в Великую Отечественную войну.
   Порошин Андрей Карпович - человек не простой, заметный. В начале 20-х на вятской земле свирепствовал голод, тиф. Анд­рей Карпович с моим отцом отправились в Сибирь на заработки. Андрей Карпович вернулся с деньгами, построился, а наш отец на свои заработанные купил кошель пряников да семечек с тем и женился.

0x01 graphic

  
   Фото 18. Порошин Андрей Карпович с Евдокией Николаев­ной с внуками Юрием и Тамарой, начало 40-х годов.
   Брат Михаил рассказал, как однажды Андрей Карпович за­сунул ему в штанишки пучок крапивы за то, что он, поганец, распространял по деревне антирелигиозные брошюрки по просьбе учительницы. Это было тяжелое время - ущемления крепких хозяйств, образования колхозов, гонения на церковь. С этого времени брат стал воинствующим, активным атеистом- безбожником.
   В колхозе Андрей Карпович был кассиром, завскладом, чле­ном ревизионной комиссии, во время войны - мельником.
   У него 4 детей, 9 внуков, столько же правнуков. Если стар­шее поколение имели по 4 ребенка, то младшие - внуки по 2, лишь один Юрий 3, а правнуки по 1-2.
   Кто продолжит фамилию Порошиных по мужской линии? Только правнук Александр, сын Юрия Александровича и Зои Васильевны, или правнуки Алексей и Александр Владимиро­вичи, если у них будут сыновья.
   У Андрея Карповича и Евдокии Николаевны и их детей на­чальное образование и редко семилетнее, у внуков - семилет­нее и среднее, у правнуков у большинства - высшее, и они уже в основном "новые русские": преподаватели, экономисты в банке, служащие частных фирм, военнослужащие, управляю­щие отделов. Много детей в семье иметь не хотят, как и млад­шие Стяжкины. Характерная черта нашего времени.

СУДЬБЫ КОТЕЛЯН В ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ

   Стяжкин В.П. вернулся с войны больным, умер дома в 1943 г. Леонид, военнослужащий, жил и умер в Москве. Аркадий после службы в армии вместе с матерью переехал в Нолинск.
   Стяжкин Н.П. погиб, его жена Афанасья вышла замуж в Но­линск, потом, овдовев, уехала к дочери в Челябинск.
   Пестов B.C. после войны в колхоз не вернулся, хотя и жил в деревне до ее конца, работал на дому от кожфабриката, уехал к сыну на Урал.
   Пестов И.Д. отбывал ссылку, потом жил в Нолинске.
   Стяжкин М.М. погиб в плену, его жена Александра остава­лась в деревне с сыном и внуками, в 1967 г. перебрались в Но­линск.
   Котельников А.В. погиб, жена Афимья уехала к детям, до­живала у дочери в Нолинске.
   Стяжкин А.М. погиб, его жена Анна с младшим сыном уехала в Казахстан, потом вернулась в Нолинск.
   Кощеев И.В. работал в колхозе до конца, затем его, ослепше­го, и мать взяла к себе дочь Нина в Вятские Поляны.
   Котельников А.С. и его брат Григорий погибли. Жена Дарья с дочерью жили в деревне до конца, потом перебрались в Пере­воз.
   Его брат Николай Сергеевич жил и работал в колхозе до конца, был незаменимым механиком и на току, и на фермах, и с/х машинам, следил за работой насосов на водопроводе, как и другие, переехал в Нолинск.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x08 graphic
  
  
  
  
   Фото 19. Семья брата Александра в Казахстане в 1962 году.
   Стяжкин Н.В. с женой Марией и младшим сыном перебрались в Нолинск. У каждого из детей его своя судьба.
   Ардышев А.И. умер в войну. Его сын Константин всем семейством завербовался на освоение Южного Сахалина, лишь его старший сын Николай, женившись, остался в Нолинске. В конце жизни Константин с женой и младшим сыном вернулись в Нолинск. Остальные дети разъехались по разным местам.
   Котельников И.М. - не знаю. Его сестра Василиса умерла в деревне, сестра Анна с детьми уехала в Нолинск, а потом и далеко куда-то.
   Стяжкина Е.М. умерла в войну. Дочь Анна учительствовала в Котельниках недолго, вышла замуж за военнослужащего, младшая дочь уехала на Урал.
   Стяжкин Н.Т. после войны сразу же устроился работать на кожфабрикат в Нолинске и перевез туда свою семью.
   Стяжкин И.Ф. с сыном Николаем погибли. Его жена Екате­рина уехала в Нолинск к дочери.
   Порошин А.К. и его жена Евдокия вскоре после войны умер­ли. Оба его сына погибли, дочери в деревне не жили. Сноха Татьяна жила у сыновей в Нолинске и Кирове.
   Котельников А.И. погиб. Его жена Клавдия вышла замуж за его брата Василия, он работал лесником и жил в Нолинске. Его сестра Агния с мужем жили в Котельниках, овдовев, перееха­ла к детям в Нолинск.
   Порошин Г.И. - его жена Лиза умерла в войну - женился на Анне Двоеглазовой и уехал на Урал к сыну.
   Двоеглазов А.Г. и его сын Дмитрий погибли.
   Котельников Д.С. погиб, его жена Настасья вышла замуж и уехала.
   15 здоровых мужчин только из нашей деревни унесла война.
   Итак, в 1926 г. в Котельниках насчитывалось 29 крестьянс­ких дворов (семейств), в колхоз вошли в 1931 г. 24 семьи, к кон­цу 50-х коренных котелян оставалось 10 фамилий. После вой­ны в деревне появилось много Новожилов. Они расселялись по опустевшим, уцелевшим домам. Рухлядева Антонина Андре­евна с сыном Геннадием и дочерью Людмилой из Лубенек, Кривошеина Евдокия Михайловна с 4 дочерьми Ниной, Вален­тиной, Серафимой, Ираидой из Бобиков; три сестры Блиновы из Б. Блиновщины, Окулова Мария с двумя сыновьями; Новосе­лова Екатерина с 5 детьми; Федяевы, Елькины, Обуховы и дру­гие. Деревня еще жила в 50-60 гг. Однако молодежь стремилась убраться из колхоза, а потом и из совхоза. В деревне оста­вались старики, некому стало работать на ферме, некого учить к школе. Хотя под школу и был капитально отремонтирован в 1952-53 гг. дом моего прадеда, школу закрыли. Дом был передан Нолинскому совхозу под квартиры и растащен, как и другие никому не нужные строения. Исчезли и окрестные деревни. В 1967 г. уехал Никандр Васильевич из деревни в город, за ним все остальные котеляне. Последняя из наших исчезнувших де­ревень перестала существовать.
   Жива Рябиновщина, она на оживленной трассе. 218 хозяйств (669 жителей с поселком дорожников). Несколько частных пред­приятий по переработке леса и торговых точек. Жители д. Рябиновщины либо ведут свое индивидуальное хозяйство, либо работают у частников, либо в городе. Действует автобусный маршрут N 1. Есть Дом культуры, детский сад, библиотека, медпункт. Работает Совет администрации Рябиновского сельского поселения, Женсовет, Совет ветеранов.

ЭТОГО НЕ ЗАБЫТЬ

0x01 graphic

   И одной молодой семье услышала шутку: Так было много в квартире места, а приехала свекровь, и стало тесно". В другом месте сказали уже не шутя: "Как приедет свекровь, так невестка - заболеет - не переносит ее присутствия, хоть и старается виду не подавать". А уж про тещу анекдотов!.. И подумалось: А как же мы уживались со своими стариками?" Видимо, мы другие, нежели наши матери, и время иное, и дети наши совсем не похожи на нас. Моя мама, Анна Васильевна, с 1900-го года, свекровь, Анна Федоровна, - с 1905-го. Их подружки моложе пять-десять лет. Перипетии тяжелого двадцатого века не обо­шли их стороной.
   Фото 20. Наша бабушка Ольга Федотовна с сестрами, справа, ребенок - наша мама в 3-х летнем возрасте. 1903 год.
  
  
   1917 год. Дед в армии, бабушка умерла. Мама с сестрами осталась - одной двенадцать лет, а второй всего два года. Про­дразверстка. Видят - сироты, зерна взяли немного, лишь то, которое было на виду.
   Мама на людей вязала, вышивала, ткала. К началу 20-х го­дов скопила 70 миллионов рублей, на них купила себе сундук и черную кружевную косынку.
   1921-й год - голод, тиф. Младшая сестренка умерла. Дед, вернувшись из армии, женился на молодой, почти ровеснице дочери. Пошли неудовольствия... Как только появился жених, мама пошла замуж, а вслед за ней - и младшая сестра. Жили справно. Потом - колхоз. Мама не раз вспоминала: хорошо начали жить перед войной. А война все спутала.
   Старший сын только что окончил педучилище, и сразу - повестка. Вернулся в декабре 1945-го. Мужа сорока семи лет взяли в феврале сорок второго. Только и получила одно-единственное письмецо со словами "еду на фронт", а через долгих полгода - официальное "без вести пропал". Тут и началось горе солдатки-вдовы: дети малые - не помощники. Корову отец сдал: мол, налогов меньше платить. Да ведь война, от налогов и займов не спасешься. Тут один закон - "надо". Все для фрон­та, для победы. Не только из колхоза что-то получить, от себя отдавали последнее - валенки, варежки, теплые носки. Мы уж как-нибудь выживем, главное - победить, дождаться своих кормильцев. Не все пришли...
   Хватили наши матери лиха. Вся мужская работа - на них. Нашей маме обычно доставались лошади-доходяги: много на воз не положишь, а мало - лишнюю ездку надо делать. Вот и помогала лошадке, насколько у самой сил хватало. А сколько мешков перетаскала! От зари до зари работа: по ночам то дежу­рить на ферме, то зерно сушить, а то и молотить в лунные светлыe ночи. И это на бесхлебице, на клеверных лепешках! Сэкономленный (не скормленный нам) десяток яиц - на базар, ведь надо и соли, и спичек, и керосину, и лапотки.

0x01 graphic

  
   Фото 21. Подруги. Анна Федоровна, Александра Тимофеевна, Афанасия Васильевна, Татьяна Васильевна, дочь Александ­ра Тимофеевны - Людмила.
  
   Чуть полегче стало, когда корова появилась. Маме дали пре­мию - теленка - за сохранность гурта телят. В струнку тяну­лась, а нас с младшим братом учила. Бригадир не раз сгоряча кричал: "Всех учишь - работай!"
   В 1960 году, когда колхоз был преобразован в совхоз, мама получила паспорт, и ее вывели на пенсию в 28 рублей. Тогда ей было уже 60 лет. А когда после окончания института брата на­правили в Казахстан, он взял маму с собой нянчиться с внуч­кой. Так до конца жизни она и жила у младшего сына. Умерла от болезней сердца и кишечника (сказались клеверные лепеш­ки).
   Моя будущая свекровь не напрягалась так от колхозной ра­боты. Ее отправляли туда, где полегче. Сказывалось влияние мужа, члена правления колхоза, счетовода, серьезного челове­ка. Вернулся с фронта больным, умер дома. Один ее сын после окончания средней школы, в конце войны поступил в военное училище, и он всегда мог за мать заступиться. Второй - креп­кий и рослый подросток, а потом и юноша - мог заменить мать на любой работе. После армии он стал работать в Нолинске, купил домик, перевез туда мать. Так и не дожила она в де­ревне до пенсионного возраста. Пенсию получила лишь в 75 лет, за полтора года до смерти. На личные расходы ей посылал деньги старший сын, офицер, - чуть ли не ежемесячно по 20-30 рублей.
   Вот с ней-то, с Анной Федоровной, мне и пришлось жить бок о бок - двадцать с лишним лет.
   Всякое было. Плохое она на улицу не выносила, меня стара­лась поддержать, если знала, что я права; но если не права, Анна Федоровна не молчала. Гордая, внутренне независимая, она не унижала меня, защищала от нападок мужа.

0x01 graphic

  
   Фото 22. Дом, который строили мы. Лучшие годы, когда мы были все вместе: сын Игорь, я, свекровь Анна Федоровна, муж - Аркадий Васильевич, дочери - Наталия и Ирина.
   Всех троих моих детей она вынянчила. Ни разу не пришлось мне брать бюллетень из-за болезни детей, она их выхаживала. Со спокойной душой мы с мужем могли поехать в лес или на реку с ночевкой, отправиться в командировку, уйти в гости. Я всегда знала: мои дети будут "в дозоре", вовремя накормлены и уложены спать. Поэтому и приходилось приноравливаться, сдерживать себя в словах, в поступках, хотя и не все нравилось - ведь она многое видела и слышала, чего бы и не хотелось. Не только внуки, но и огород, уход за скотом было ее делом. Мое - стирка, приборка.
   Как часто приходилось мне слышать и от мамы, и от свекрови сожаления о том, что они без мужей остались в 40 лет. Как только тяжело им, так одна: "Кабы был жив Алеша...", другая: "Кабы был жив Вася". В глазах печаль, а сердце плачет.
   Близкие им по духу женщины - это Татьяна Васильевна Порошина и Александра Тимофеевна Стяжкина. Татьяна Васильевна в 1941-м осталась со свекром, свекровью и четырьмя детьми (старшей 11 лет, младшему годик). Свекор, Андрей Кар­пович, заведовал зерноскладом, узнав о гибели сыновей, од­ряхлел. И Татьяне пришлось стать кладовщиком в колхозе. Это уже должность, поэтому на тяжелые колхозные работы не хо­дила, а дежурить по ночам приходилось, как и всем. Как только старший сын после армии устроился на работу в Нолинске, она из деревни уехала к нему нянчиться с детьми (старики к этому времени умерли, дети уехали). Потом младший сын забрал ее к себе в Киров. Так без пенсии и жила у детей. Когда государство обратило наконец-то внимание на бывших колхозников, ей за погибшего на войне мужа выделили комнату, определили пен­сию. Позднее, когда Татьяне Васильевне было уже под 80, дали отдельную квартиру.
   Александра Тимофеевна в сорок первом осталась со свекро­вью и двумя детьми. Михаил Матвеевич, уходя на войну, нака­зал жене мать его до конца докормить, допоить. Свекровь была женщиной с характером. Однако наказ мужа Саня (так Алек­сандру Тимофеевну звали в деревне) выполнила.
   Несчастья поджидали ее. Сын разбил себе колено, нога дол­го болела и стала короче другой. У дочери заболели глаза - боялись, что совсем могла ослепнуть. Обошлось. Только вот Александра Тимофеевна в тридцать с небольшим поседела. Муж погиб на войне. Так и жила бабушка Саня с сыном до конца дней своих, вынянчив четырех внучат.
   Что объединяло этих женщин, разных по возрасту и харак­теру? Общее лихолетье? Верность погибшим мужьям? Жертвен­ность? Умение находить радость жизни в детях и внуках? Навер­ное, так.
  

ОТЦОВА ЧАШКА

   Февраль 1942 года. Мой отец, Стяжкин Алексей Михайло­вич, уходил тогда из своего дома навсегда. Мне шел восьмой год, брату - третий. Когда утром мы проснулись, отец был уже одет, а мама, опухшая от слез, как слепая, то и дело натыкалась на что-нибудь. Всю ночь накануне она проплакала, сидя над спящим мужем...
   Мы увидели стол, уставленный едой, и сразу же за него усе­лись. Отец пожал наши ручонки и быстро, не оборачиваясь, направился к двери.
   Мама ушла вслед за ним и вернулась уже в потемках. Выну­ла из котомки мячик и маленькую чашку с блюдцем, сказала: "Это вам на память от отца".
   0x01 graphic
   Фото 23. Отцова чашка.
  
  
   Братишка схватил мячик, а я с опаской взяла чашечку. Я приняла ее за игрушку, но никогда ею не играла, боясь разбить, поставила в застекленный шкаф вместе с посудой и только вре­мя от времени смотрела, брала в руки, протирала и снова ста­вила на место.
   К сожалению, своим детям я не внушила благоговейного отношения к этой реликвии. Когда в Нолинске стал создавать­ся краеведческий музей, я решила эту память об отце передать туда. Пусть вместе с котелком, фляжкой, пилоткой, расческой напоминает о войне и моя кофейная чашечка.

О ЛЮБВИ

   Так много стихов, песен, поэм сочинено, повестей и рома­нов, комедий и трагедий понаписано, а тема эта бесконечна. "У любви тысячи аспектов, и в каждом из них - свой свет, своя печаль, свое благоухание" (К.Г. Паустовский).
   Для меня так и осталось загадкой, почему Аркадий в жены взял меня, а не из тех, что увивались за ним. Конечно, мы из одной деревни, лишь в разных концах. Разница в возрасте 5 лет. Подрастали мы в разных компаниях, а работать в колхозе приходилось вместе и в сенокос, и на хлебоуборке. Наши пути надолго разминулись. После техникума его направили в Верхошижемье, затем армия 4 года, работал в Харькове. Волею судь­бы вернулся на родину, поступил мастером в училище механи­зации и переехал вместе с матерью и коровой в Нолинск, свой низ дома в Котельниках продал, здесь купил маленький, гниленький домишко.
   Летом 1955 года шли они с матерью из города домой, а я из дома в город. На рябиновском поле встретились, я поздорова­лась, прошли мимо. Слышу, он спрашивает: "Кто это?" Мать: "Разве не узнал? Это Валя Нюрина".
   Вторично я его увидела осенью 1956 г. Из окна вагона. Ехали с целины. Он был там же, в Казахстане. Взял под свою ответ­ственность комбайн и 300 га пшеницы. К концу пребывания там студентов немножко не дотягивал свой клин, так другие комбайнеры звеном заехали не его поле и убранное зерно запи­сали на его имя. И он получил, кроме денежного заработка, тре­бование на 3 центнера зерна.
   Поезд стоял в Свердловске. Из окна вагона вижу: по перро­ну идет знакомая фигура в солдатской шинели. Ба! Аркашка Нюшин! А встретились в Нолинске. Иду по Ленинской домой, вижу: катит на мотоцикле, затормозил, посадил меня. Этот пер­вый мотоцикл он купил на заработанное на целине зерно. Ок­тябрь, грязно. Едем по дамбе, свернули на шутеговское поле. Пришлось часть поля пешком пройти, а он выехал на сухое, подождал меня. Подхожу, смотрю на него: какие же у него кра­сивые глаза, открытые, добрые; хорош парень, да не для меня. Я не ставила знака равенства с ним. Училась я тогда в институте, дома у мамы была только на каникулах.
   Февраль 1959 г. Я у мамы, поужинали, книжку читаю, мама прядет, Уже темно. Стук в окно. Открываю ворота, а там Лида Чернова, Аркадьева сестренница. Заходит в дом. То, се. И вдруг говорит: "Я сватать тебя приехала". ??... " За Аркадия". У меня ноги и задрожали. У мамы веретено из рук выпало. Передохнула, спрашиваю, а соседку куда. Отвечает: "Дружить - это одно, а замуж - это совсем другое. Мало ли ты с кем не дружила. Включитe свет на кухне, пусть он сам с тобой разговаривает". Включили, идет, на улице сигнала ждал. Поздоровался, сел на лавку, и словно скованная за столом. Все молчим. Я подняла глаза на него, и опять этот его взгляд, прямой, открытый. Мелькнула мысль, а ведь он не смеется, он всерьез.
   И резко встала из-за стола: "Мама, что делать?" Аркадий: "Вы поговорите, а мы с Лидой выйдем". Я опять к матери, что делать? Она: "Люди эти требовательные, даже искательные, трудно тебе придется, уживешься ли?"
   Я "Уживусь". Она: "Надеешься на себя, то иди. Филимоновы мужики хорошие, они своих баб не обижают", - и стала раз­жигать самовар. Аркадий с Лидой заходят: "О, дело на мази", раздеваются, подсаживаются к столу.
   Выпили по чашечке чаю. Договорились, что я к часу дня прихожу в город, а он меня встретит.
   Ох, и поворочалась я в ту ночь с боку на бок, как же мне быть, как поступить, дружил-то он с Галей, моей сестренницей. Решила - откажусь.
   Буквально накануне я была у Гали в Зимино, ночевала у ней, посидела на ее уроках. И пошли мы с ней в город, в кино. Это была суббота. Всю дорогу Галя мне говорила об Аркадии, о его увлечениях, об их отношениях. Я ее не столько слушала, сколь­ко думала о своем: мне 25-й год, а я и не знаю, что значит дру­жить, какая я несчастливая, мне и похвастаться нечем - и жале­ла себя. Я поняла одно: они дружили и разбежались. Сколько я знала таких историй! Утром в воскресенье я одна вернулась домой, а вечером - сваты!!
   Как условились, в понедельник встречаемся у кладбища. Поздоровались. Говорю, пришла с отказом. Он: "Отказы не при­нимаем". И пошли мы по улицам, где народу меньше. Что я ни скажу, он отметает.
   Я: "перед Галей неудобно". Он: "Ничего неудобного, все нор­мально".
   Я: "отставим до лета, у меня каникулы кончаются. Он: "Я и так полгода ждал, на свадьбу положен отпуск три дня, нам хва­тит". И все в таком духе. Наконец сказал: "Ты не пойдешь, дру­гую найду, а на Гальке не женюсь".И я замолчала. Так молча и привел меня в ЗАГС, подали заявление.
   Из ЗАГСа вышли, он говорит "Сейчас ты поедешь в Киров, бери отпуск, свои вещи, предупреди своего брата /он учился в с/х институте/, а я Витьке позвоню, чтоб сказал твоей матери не беспокоиться. Приедешь в четверг таким-то автобусом, я тебя встречу". Вот так сходу я оказалась под его влиянием. Возвра­щаюсь и не верю, все происходит как во сне.
   Встретил, проводил за Рябиновщину, сказал, что подготовка к свадьбе вовсю идет. И опять: "Завтра (пятница) придешь к часу на регистрацию, я тебя встречаю".
   В ЗАГСе быстро все оформили, выдали на руки Свидетель­ство о браке, и привел меня к себе домой. Свекровь встретила меня не очень дружелюбно. Ей не надо было ни меня, ни Галю. Она сама присмотрела невесту для своего сына, а сын посту­пил по-своему. Подошли Лида с мужем, посидели за столом, и отвез меня мой юридический муж на лошади в деревню. Простились до завтра, до свадьбы.
   А мама уже хлопочет, стряпуху пригласила. Я себе белое штапельное платьишко наглаживаю. Туфель нет, босоножечки. Даже пальто зимнего нет, училась в институте в плюшевой жа­кетке. В чемоданишке пара простыней да пара невзрачных платишек. Невеста - бесприданница, по существу нищая.
   Где-то перед обедом приехали за невестой поезжане - гости на 3-х кошовках, одна нарядная, а сел Аркадий не в нее, а к сво­ему дяде-крестному.
   К застолью мама пригласила Никандра Васильевича с Маней. Пришел и виду не подал на свою обиду, которую нанес ему Аркадий. Аркадий этого не ожидал, да разговор пошел между дядей Рязановым и Никандром Васильевичем, им было о чем поговорить. Мой дядя пришел проводить от родительского стола дочь своего двоюродного брата, моего отца, потому, что они с отцом договорились, как началась война, что, если который из них живым вернется, будет помогать детям погибшего. Так Никандр Васильевич благословил меня на семейную жизнь. На приглашение Аркадия поехать в город на свадьбу он отказался.
   Свадьба была не очень веселая. Веселее было на другой день, на лепешках. Юра Порошин облил меня водой, видимо, нарочно, чтоб я переоделась, а у меня и не во что, оставалось одно платье не раз стиранное, в него и влезла. Вот и все мои встречи-расставанья, вся девичья романтика кончилась. Началась семейная жизнь, семейные будни.
   Как мама была права, говоря, что трудно мне придется. Дол­го я привыкала к мужу, все казался чужим, не могла сблизиться с матерью ею. Не простая она была женщина. Аркадию надо было ребенка и немедленно, ему шел 30-й год. А мне не надо, учиться еще год, впереди госэкзамены, какие тут мамки-няньки, пеленки. То-то осенью он мне бросил всердцах: "Ты такая же пустая, как Нина!" Это жена его брата, к тому времени они прожили 10 лет, а детей не было. И побежал к Гале. Зачем? Наверное, сам себе не мог объяснить.
   Последние каникулы и сразу педпрактика здесь, в городе. Пошли мы со свекровью в деревню, и стала она мне рассказы­вать, какие у него девушки хорошие были. Я с раздражением спросила: "Так на мне-то он зачем женился?" Она лишь вздох­нула: "Судьба". И я смирилась, судьба - будь, что будет. Как ни горько, а мне льстило, что замуж он взял меня.
   Родилась дочь, а ждал сына. Начали строиться. Со свекро­вью скандал, ей надо было окрестить внучку, я противилась, за это в то время с работы снимали. Хозяин потребовал уступить матери. Мы были на грани развода.
   Однако не судьба. В начале ноября 1962 г. мы вошли в новый дом. И в первый же ужин Аркадий ставит на стол бутылку, наливает себе и нам с матерью и говорит: "В новом доме не ругаться". А в декабре я родила сына.
   Как рады были и отец, и бабушка. А для меня словно двери в рай открылись.
   Никакой ругани, на сердце легко и свободно. И со свекро­вью лад, стала со мной считаться. Сыну было года 3-4, как од­нажды Аркадий пришел мрачный и говорит: "Мария овдовела, я съезжу, ее навещу". Мать промолчала. Я трухнула не на шут­ку, но сдержалась. Мария - это его девушка из Верхошижемья, за два месяца до его демобилизации вышла замуж за другого, не поверила, что после армии он к ней вернется.
   Две ночи его не было. Вернулся, легли спать, он прижал меня к себе, и вся тяжесть из сердца ушла. Много позднее он как-то сказал: "До Марии я был пай-мальчик, после Марии я больше девок не жалел".
   Недолго радовалась. Приревновал меня к своему брату. Ока­зались мы с Леонидом одни в доме и на запоре. Ни матери, ни ребят и близко нет. Вот уж в его лице была туча, а в глазах лед. Леонид в срочном порядке, не погостив, уехал. Ко мне: "При­знавайся, что между вами было? - Да ничего и не было, и быть не могло. Поначалу смеялась. Мать еще добавила: "Баба - она такая тварь. Пока с лавки падает, семь раз мужика обманет". Юмору ей было не занимать. А у моего Аркадия Васильевича мозги набекрень. Почему закрылись? Через несколько лет я заметила: только что поставила английский замок на упор, лишь отвернулась, а замок чуть слышно сработал - дверь закрылась. Тогда я поняла, почему мы с Леонидом оказались взаперти.
   Так дверь сыграла с нами злую шутку, надолго отравив нам жизнь. И только когда Аркадий вернулся от умирающего брата, я увидела в его глазах, кроме печали, ту же открытость, добро­ту, что и раньше.
   В последний вечер его жизни мы долго разговаривали, и он напомнил мне этот случай: "А ты знаешь, тебя мать спасла, я отел тебя увести к твоей матери и больше тебя в свой дом не пускать". Как спасла? "Она сказала, что голову отдаст на отсе­чение, у тебя с Леонидом ничего не было, что я все выдумал", и добавил: "Я ведь знаю, что я по жизни тяжел". Что и гово­рить, тяжел, да сердцу мил.
   Однажды ездили мы, котеляне, на место своей деревни, нас было полный автобус. Погода начала портиться, мы вернулись, и позвала к себе чай пить. На улице ливень хлещет (вовремя уехали), а наш дом поет. Никогда больше так не певал. Когда все разошлись, Аркадий мне говорит: "Смотри-ка, приступили ко мне, люблю ли я тебя".
   И что ты сказал?" - "Я сказал - нет". - "Почему ты так сказал? " - "А что они хотели услышать, то и получили".
   Что было в нашей жизни негативного, теперь кажется неле­пым, смешным.
   Воистину, что имеем, не храним, потерявши, плачем.
   А было много и хорошего. Он механик от бога, шофер-ас, охотник и рыбак. Пусть молчун, а с ним не скучно, надежно. Река, луга, лес - его вторая натура. Был у нас лодочный мотор, сам и лодку смастерил. Выходные - и быть дома? Нет! На реку, в луга, в поля... Там и любовь слаще, уха на реке вкуснее, чай из листьев смородины, та же каша из брикета ароматнее, чем дома. И дети-малыши бывали с нами. Набегаются, наплещутся в теплой вятской воде, нагреются на солнышке - спят, а мы предоставлены сами себе. Много лет он брал путевку на весен­нюю и осеннюю охоту на Ветлужские луга, и я зачастую с ним. Или подолгу жил на острове выше Хмелевки, чаще с друзьями. Как-то после спортлагеря остался там со старшими, а младшей всего полтора годика, и бабушка в Москве лечится. Меня на остров магнитом тянет. Бужу ребенка, чтоб в 6 утра успеть на Хмелевский автобус, на лодке отец нас встречает, везет на ост­ров. Ребята все вместе, радешеньки, и нам хорошо. Переночую, а утром везет меня с дочкой к утреннему обратному рейсу. Дом один, лето, сухо, поливать надо, воды наносить. На другое утро, а иногда и через утро снова бужу малышку к 6 утра - туда, на остров, к мужу. Вот было памятное лето, как неловко без ба­бушки.
   А чаще мы ездили вдвоем на мотоцикле, потом на его слу­жебной машине, а в конце его жизни и на тракторе Т-25.
   Как это у Фета: Какое счастье: и ночь, и мы одни!
   Река как зеркало и вся блестит звездами,
   А там-то... Голову закинь-ка да взгляни:
   Какая глубина и чистота над нами!
   Сколько было таких ночей! А рыбы, дичи, ягод, грибов, шуток и смеху в хорошей компании...
   Один раз ночевали в палатке на месте нашей деревни. Пе­тухи не поют, собак не слышно, коровы не мычат, и речка обме­лела, нет мельницы, нет запруды. Грустно, тяжело. После ста­ли ездить только на вечернюю зорьку, он уток повысматривает по Ноле и Чернушке, а я, пока видно по лесу, по угору поброжу - и домой.
   Дети выросли, разлетелись, свекровь умерла, сам тяжело заболел, в 53 года вывели на пенсию. Не думал жить. Мне ска­зал: "Я умру, ты замуж выходи, дом продай...". Мне было тогда 48 лет, а он прожил еще 11 лет. За это время мы стали ближе друг к другу и сколько говорили, многое я узнала о нем тогда.
   Ворвался Аркадий Васильевич в мою жизнь, как вихрь, и гак же внезапно ушел. Подстрелили его на охоте, нечаянно, нелепо, не проснулся от наркоза. Уехал из дома веселый, вер­нулся в гробу.
   Годы проходят, а в мыслях я с ним и в своих Котельниках.
   Решила написать о нашем времени, о нашем поколении, как жили, чему радовались, с чем не мирились, что ценили. Не надо забывать свое прошлое. Без прошлого нет будущего.
  
  
  
  

Стяжкина Валентина Алексеевна

Где моя деревня? Где мой дом родной?

В авторской редакции Компьютерная верстка А. Бурдин Фото из семейного альбома

Подписано в печать 14.03.06 г.

Подготовлено к печати в КОГУП "Нолинская типография" Гарнитура "Тайм". Бумага офсетная.

Тираж 200 экз. Заказ N 254.

Отпечатано с готового оригинал-макета в КОГУП "Нолинская типография", г. Нолинск, ул. Пригородная, 28. Тел./факс (268) 2-14-67. Лицензия ПЛД N 45-8 от 19.10.1999 г.


   0x08 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Фото 5. Полотенце, как память о свекрови, вышивка и кру­жева ее собственноручные.
  
   г
  
  
  
  
   -- 6 --
  
   -- 7 --
  
   -- 8 --
  
   -- 12 --
  
   -- 11 --
  
   --17 --
  
   -- 15 --
  
   -- 24 --
  
   -- 25 --
  
   -- 30 --
  
   -- 31 --
  
   -- 32 --
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   i
  
   -- 46 --
  
   -- 47 --
  
  
  
   -- 52 --
  
  
  
   -- 56 --
  
   -- 57 --
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"