Аннотация: Хотелось бы еще фотографии тиснуть. Но как это сделать - я не знаю.
В Москве плохо, суетно, чужие серые лица, грязь и пыль на улицах, удушающий грохот и рев автомобилей. Загнанные напористым движением машин бездомные собаки грустно стоят у поребриков. Деваться им некуда.
Суздаль.
Очень грустно и хочется опять окунуться в тишину этого города, в окающий язык бабушек, в цокот копыт, в запах сельмагов, в аромат хлеба, молока, вареной картошки и малосольных огурцов, в запах лошадей, и самогонного перегара, утонуть в звоне колоколов, и в просторах. Неделя прошла так быстро, и я опять в Москве, в этой суете, грохоте, в толпе чужих людей, с которыми не хочется разговаривать. В то время как в Суздале, каждая бабушка в выцветшем хлопковом халатике была прекрасной собеседницей. Вспоминается пустынная улица, стайки желтых березовых листьев сиротливо жмущихся у тротуара. Крики галок, которые метались черной сеткой над площадью города, шурша своими крыльями.
Каждое утро, пока моя дочь спала, после долгих ночных чатов в мобильном телефоне, я потихоньку вставала, садилась на велик и неслась по окружной дороге, пугаясь грузовиков, заглядываясь на пасущихся лошадей и коров, на дальние маковки церквей, и крепостные стены монастырей. Я купалась в речке, Каменке, заплывая на середину темной реки уже усыпанной осенними березовыми листьями, плавала, подставляя лицо последним теплым лучам солнца, а потом вдруг накатывал страх, вспоминались водяные, и я изо всех сил плыла к мостику. Потом я курила, и первая сигарета натощак, дарила то ощущение свободы, о котором, наверное, пел Витя Цой. Затем, я заезжала в сельмаг, покупала свежие ватрушки, и булочки- сердечки с маком, молоко и сметану, колбаски для бездомных кошек, которых там превеликое множество, угощала сахарком соседскую лошадку и возвращалась в дом. Дом был светлый и просторный, нам повезло. Потом мы завтракали, пили кофе и шли гулять по городу, беззастенчиво рассматривая старые - бедные дома и новострой - богатые хоромы. Было очень жарко, в реке квакали лягушки. По дороге еще раз угощали лошадок яблоками, и они подхватывали своими языками красные яблочки, а я взамен на угощение, вдоволь тискала их нежные и мягкие носы, храпы - бархатные переносицы: серые, гнедые, буланые. Сгоняла мух с глаз и щек. Дочь смеялась - говорила, что если бы была такая работа - отгонять мух от лошадей - то она бы мне подошла. Суздаль удивителен своей атмосферой тишины и покоя, какой-то чистотой, которая заполнила город белыми стенами храмов и монастырей. Туда хочется возвращаться снова и снова.
В мужском монастыре пел хор, комок подкатил к горлу, слезы застыли в глазах. Что это, откуда эти эмоции? Откуда это сострадание древним молитвам, которые и не учили-то никогда? Откуда это благоговение перед старыми иконами, шепот, нежелание выходить из храма? Все это видимо от земли русской. От просторов и полей, от маковок, сияющих яркой позолотой за десятки верст, от полей, где скошенное сено стоит стогами, в которые так хочется кинуться с разбега и смотреть в небо. Высокое, голубое, чистое небо.