|
|
||
Право медведя
Эпиграф:
Если крикнет рать святая
"Брось ты Русь, живи в раю!"
Я скажу: "Не надо рая,
Дайте родину мою!"
(С.Есенин.)
Лицо отца осунулась, постарело. На пороге стоял сын. Вроде и радоваться надо, но какая тут радость может быть-то?
- Сыночек мой, - бросился папа на шею сыну. - Глупый, непослушный. Говорил же тебе, говорил... - его душили слезы. Крупная скупая капля скатилась по щеке.
- Пап, а помнишь медведей? - шепнул он.
- Что?
- Ну, медведей, которые ничего не боятся, а потому самые сильные?
Отец присел на стульчик, закрыл лицо руками и плакал, плакал, не в силах что-то сказать.
А я почему-то вспомнил далекое прошлое.
У отца нрав суровый, мать привыкла. Дома трое сорванцов подрастают. Батька журит, а им хоть бы что, вот тогда-то первый раз и прозвучала фраза 'право медведя'. Большой и сильный папа на медведе походил мало: высокий, худощавый, но жилистый.
Никитка и Вадик игрались в маленькой комнате, бабушка присматривала за ними... как могла. Дети, что с них взять, непослушные, бабушка их ругает, а им хоть бы что! Бегают по комнате, кривляются, палас сбили, кровати тоже. Вадик схватил покрывало, накинул на голову:
- Смотри, ба, я приведение. Ууу!
Вошел отец. Взглянул, так что медвежата притихли.
Умеет он так посмотреть: опустит чуть подбородок и так глянет, что кровь в жилах стынет. Наверное, за это его мамка и полюбила.
Дети перестали баловать, застыли.
- Кровати заправить, палас поправить. Быстро!
Вадьке девять, он сообразительный, только слабенький, его даже младший Никита обидеть может, а у них разница в два года! Старший засуетился, забегал.
- Ну а ты, Никит, что стоишь-то?
Мальчик нехотя принялся помогать братишке.
Бабушка всплеснула руками.
- Ой, Дима, дети же.
Отец хмуро взглянул на маму.
- Мужики растут, не бабы. Порядок должны знать, - остановился в дверях, подумал немного и с улыбкой добавил. - Право медведя, как в вашей любимой сказке.
И ушел куда-то по своим делам. Работа у него такая, может дома весь день просидеть, а под вечер сорвется и в мастерскую. Вадик был один раз в этой загадочной мастерской - ничего особенного. Обычная комната, просторная правда, с высокими потолками, завалина всяким хламом и краски повсюду самые разные. А еще пахнет как-то неприятно. Вадику не понравилось. А вот папа без мастерской просто жить не может, бывало и ночью соберется и туда, работать над своими чудесными полотнами. И что в них такого-то? Вадик не знал, но мама очень хмурилась, когда он задавал такие вопросы. Мама всегда говорила: 'Ничего ты не понимаешь, вот вырастишь...' Вечно это 'вырастишь'. Любят взрослые этим словом оправдываться.
Вместе с папой Димой в мастерской работал какой-то молодой студент. Папа его называл 'выдающийся писатель'. Ну конечно, еще один романтик, сядет в дальнем углу зарядит лист в машинку, старую-старую, и давай клацать очередную глупость.
Отец вернулся под вечер. Вид у него был очень довольный.
- Продал несколько картин, - пояснил он. - Теперь, Оль, заживем! - он мечтательно закинул руки за голову и уставился куда-то в дальний угол кухни.
- А как на счет аренды?
- Какой аренды?
- Ну, Дим, а то не знаешь. Мастерскую Колька один не потянет.
- Вот всегда ты умеешь на землю вернуть. У меня встреча была с одним очень важным человеком. Он купил несколько картин, щедро расплатился и сказал, что хочет организовать выставку. Представляешь!
- А Коля? - робко добавила жена.
- Да ну его. Машинка у него есть, на бумагу пока хватает. Он же где-то квартиру снимает, вот пусть на дому и работает.
- Ну, Дим, у тебя самого голова болит, если весь день работаешь рядом с ним, представь, что соседи скажут? Он же молодой, к жизни совсем не приспособленный, сожрут его.
- Ой, ну не велика потеря, его рассказы все равно никто не печатает, - он виновато уставился на жену. - Он только кажется таким простым. Видела бы ты, как он с критиками воюет! Загляденье! Вот встанем на ноги, я ему тоже найду редакцию какую-нибудь. Все у него хорошо будет. А пока пусть клацает на квартире.
- Одно дело критики, а другое сварливая бабка за стенкой, - сказала мама.
- Вадик, Никита, кушать идите, - крикнул папа.
На кухню вбежали взлохмаченные дети, следом зашла бабушка и Марина. Марина маленькая совсем, младшая, только третий годок пошел.
С тарелок поднимался пар, в воздухе аппетитно пахло. Вадик, не дожидаясь особого приглашения сел за стол, взял ложку и с удовольствием принялся кушать.
- Вадик! - сказала мама.
- Вадик, - мягко сказал папа.
- Что?
- А как же другие 'медведи'? В сказке сначала все за стол сели, только потом принялись кушать. А ты никого не ждешь, мы все кушать хотим, но ведь ждем друг друга. Ты что не с нами что ли? Имей терпение.
Вадик чуть ложку не выронил. Он выпучил глазки, смотрел на глупых родителей.
'Маша и медведи' - любимая семейная сказка, все это знают, к 'медведям' уже все привыкли, но причем тут косолапые, когда есть хочется?
- Помнишь как в сказке? Большого мишку все слушаются, потому и живут дружно, - продолжил отец.
Вадька потупился.
- Я больше не буду.
- Ладно уж, кушай, - сказал ласково папа. - Уже все за стол уселись, теперь можно.
Весь день мальчик ходил хмурый, неразговорчивый, переживал, что вот так он взял и вперед всех. Не хорошо это. Ой, не хорошо. Он ведь пытается быть хорошим и вырасти настоящим медведем.
Забылось. Летели веселые деньки. Ни школа, ни уличные драки не печалили. Да и медведей давно забыли. Отец рисовал свои картины, приходил домой довольный, рассказывал о каких-то выставках. Через пару лет переехали в просторную квартиру в центре города. Школу пришлось тоже менять. Новые друзья, новые ощущения...
Вот исполнился четырнадцатый год старшему. Влюбился. Глупый. Конечно же в одноклассницу. А она мало того, что на год старше, так еще и родители у неё военные. Ну какие тут сомнения? Ей кадеты нравятся.
Вадик переживал сильно. Возненавидел этих самых кадетов. Да и вообще кто они такие? Ходят гордо, нос задирают, одеваются все как близнецы, смотреть тошно. Вот папа всегда учил быть индивидуальным, так вот этой самой 'индивидуальности' в кадетах и нет, одинаковые щеголи, выпендрежники, зазноваки.
Подрался.
- Ну, чего в комнате заперся? - отец присел на кровать. Вадик бубнил что-то в подушку.
- Будь мужиком. А то так каждый в душу наплюет. Меня знаешь сколько раз жизнь била? - утешал отец.
Вадика душили слезы. С одной стороны обидно перед отцом реветь, а с другой досадно, что какой-то там засновала победил. Больше всего он хотел, что бы его оставили в покое...
Отец все понял, как же, все проблемы из-за девушек, не знает он что ли?
- Жизнь такая штука, держать удар нужно. Тебя по лицу и ты не плошай. Побили, вставай и гордо всем говори - это ты всем навешал, а не тебе. Вставай, нечего сопли распускать, нужно дальше идти, нельзя останавливаться, а то затопчут.
- Я в школу бокса хочу, - неожиданно для себя сказал Вадик.
- А как же художественная школа?
- Все это глупости. Это для девчонок, а не для парней.
Вадик украдкой глянул на отца, понял, какую глупость ляпнул. - Прости пап.
Папа уже заметил здоровенный синяк под глазом сына.
- Думаешь можно всего силой добиться? Я ведь и школы-то никакой художественной не заканчивал.
- Да! Как это? - оживился Вадька.
- А вот так. Некогда мне учиться было. Дед твой за воротник закладывал будь здоров. Ну а мне что делать? У меня еще сестренка младшая, и у мамы, бабушки твоей, совсем здоровье плохое.
- А как же ты тогда научился рисовать? Если у тебя времени не было.
- Подрядился я однажды разгружать картины для выставки. Работы много было, день жаркий, к обеду измотались все. Решили сделать небольшой перекур. Ну а я по обыкновению достал карандаш и блокнот. Пробовал рисовать мужиков, с которыми работал. Минут двадцать провозился, а потом вырвал листок, скомкал и выкинул. После работы ко мне подошел старый художник. Показывает мне мятую бумажку и говорит: 'Талантом молодой человек раскидываетесь'. Разговорились, он меня в ученики пригласил. Вот я и захаживал в его мастерскую, когда время было свободное, так и выучился понемногу. Знаешь что главное в любой работе?
- Нет.
- А вот мой учитель знал. Он мне такую фразу сказал, как сейчас помню 'сосредотачивайся на желаемом результате, а не на своих чувствах'. С девушками так тоже можно, я это правда, поздно понял. У твоей мамы уже кавалер был, только я его враз обошел. Купил цветов, пригласил погулять. Так и познакомились. Оля меня лучше узнала, вообще про все на свете забыла...
Поговорили и забыли. Только сильное чувство в молодой груди вот так не выкинешь.
Вадик хоть и слабый, а упрямый. Все-таки уговорил отца, пошел в школу бокса. Рисовать не бросил, но бокс полюбил. Сначала били, в синяках приходил, в ссадинах, но гордый, довольный, в запале рассказывал и показывал как он так, так и так! Мама ругалась, потом просто ворчала, а затем привыкла. Только со страхом поглядывала на окровавленные бинты, да на грязную форму.
Вскоре все девчонки в классе за ним бегали. Звонили, спрашивали всякие мелочи, просили объяснить что-то. А Люся, все своими кадетами восхищалась, да только не так уж открыто. Влюбилась, Вадик-то всех девочек в классе нарисовал, да так красиво получилось, а её вот не рисует. Она ему в пику флиртовала с другими парнями, а он - ноль внимания. Плакала по ночам, но не звонила. Гордая.
Сразу после выпускного вечера Вадик решил поступать в медицинский институт. Поступил. Люсю не вспоминал, а под конец второго курса узнал, что она вышла замуж, уже и мамой скоро станет. Чуть себе вены не вскрыл от обиды, запил. Родители по врачам водили. Не помогло.
Экзамены сдавать не стал, учебу забросил. Решил в армию идти.
- А ты, куда собрался Никита? - отец сидел на кухне и расправлялся с завтраком.
- Как куда, по повестке, вызывают же.
- Сядь.
Сын послушался.
- Помнишь, дурачились в детстве с братом? А потом постоянно говорил вам 'право медведя'?
- Ну, помню, неохотно отозвался парень.
- Не 'ну', а помнить должен, бестолочь! - вскипел отец, опять так посмотрел, что Никита присмирел, совсем как в детстве. - Медведь, он медведь и есть, потому что зверь, дикий он и никто ему не указ. А с повесткой этой можешь в уборную сходить и употребить при необходимости.
Старший непонимающе хлопал глазами. 'А реснички у него материны, - отметил про себя отец'.
- Когда же я в твою пустую голову уже вдолблю?..
Запомни простую истину. Нужно быть свободным, только тогда станешь мужчиной. Сделать это не просто, но зато только так можно повзрослеть. Думаешь зря в университете вам психологию преподают? Взгляни вокруг. Вспомни все, чему учили, попытайся применить на практике. Анализируй, что вокруг? Общество подчинения! Все кому-то подчиняются, и ждут манны небесной. Прекрати скулить, уже взрослый давно. Я тебе всегда говорю 'оступился, упал, нечего разлеживаться, затопчут'! От чего бежишь-то? И самое главное куда?
Все вокруг так воспитаны - делают все, что им не прикажут. Ими легко управлять, их легко отвлечь от главных проблем. А образование оно для того и нужно, что б не растоптали, что бы умел сопротивляться и решения принимать.
Чего смотришь, решил в патриота поиграть? Нет государства, понимаешь, НЕТ ГОСУДАРСТВА! Не может называть себя страна государством, пока на собственных граждан плюет.
Бомжей сколько! Безработных! Люди спиваются от безысходности, вымирает общество, мат кругом! А телевиденье знай себе - крутит про всяких воров да убийц. Вот вы, молодые, и думаете, что только так и можно жить: убил, украл, в рулетку выиграл. Да ничего подобного, работать нужно во все лопатки! А в твоем возрасте, дурья голова, учиться, что бы потом работать!
- Не в том дело, пап. Я люблю её, а она за другого вышла... - начал было Вадик, потом осекся, захлопал ресничками часто-часто.
- Не пущу. Поверь мне нечего там делать, уж я - то знаю. Нечего тебе делать в этой армии, давай учись лучше. Не пущу никуда...
Сын не послушал, он уже все решил, упрямый, дурачина. Ушел. Даже проводы не стал устраивать, друзьям ничего не сказал.
Писал задорные письма, говорил, что все ему нравится, хорошо служится. Все печали забыл, не жалеет.
Прошло несколько лет, пролетели. Вадик писать реже стал, возвращаться и не собирался. Остался при части, потихоньку продвигался по службе, так и до лейтенанта дослужился. В горячих точках бывал, фотографии присылал.
Мать писала, что бы возвращался, а он и слышать ничего не хотел, расписывал свою жизнь. Отец перестал рисовать, не выходило больше, желания не было, болеть чаще стал, а потом и вообще с сердцем слег, какой из него работник.
Младший - Никита, на историка учился. Старался, без троек учился, так до диплома и дошел.
Весна, предзащита. Телеграмма в почтовом ящике: 'Еду скоро буду вас Вадик'.
Мама обрадовалась, отец воспрянул.
Под вечер в дверь позвонили, на пороге дядя Коля, теперь уже известный автор, а с ним... Вадик!
Улыбается, а глаза грустные. На костыль опирается. Вернулся! Взгляд острый как лезвие, бескомпромиссный. Знает жизнь парень. И порох нюхал, и свинец кишками ощутил уже. Не испугает такого ничего больше: ни смерть товарища, ни взрыв, ни хлещущая из ноги кровь.
На мину БТР наехал, четверых убило, а Вадима Бог миловал, в живых оставил. Стопа в лохмотья и осколок в миллиметре от позвоночника остался. Протез поставили за место стопы, все лучше, чем на костылях.
Родителей не стал волновать, лежал в госпитале, один, и вспоминал свою Люсю, и плакал, без слез, так как это умеют одни мужики, просто глядя в одну точку. А потом дяде Коле написал, что бы тот его забрал, да что б родителям ничего не говорил.
Вернулся! Главное - живой! На кителе дырочки от наград, а медальки в сумке. Скромный.
Стоять тяжело, спина болит, осколок беспокоит. Оперся на стенку. А отец сидит, плачет, словно мертвец на пороге.
Подошел Вадим обнял его. Потом и мать очнулась с Маринкой. Стояли все вместе. Не поймешь рады или нет, столько чувств намешано.
На кухню прошли, за стол сели.
- Медведь он на то и медведь, сам себе дорогу выбирает. Он сильный, все может, он в лесу главный. Сам решения принимает, сам за них и отвечает, ни перед кем не оправдывается, уверен в себе, а на ошибках учится, никогда не жалеет о прошлом. Учится. Потому и главный, потому и слушают его остальные, - сказал Вадим невпопад.
Отец невесело улыбнулся.
- Ты у меня настоящий медвежонок, - он прижался к сыну, ткнулся носом в грудь, обнял крепко-крепко.
'Совсем он у меня постарел, еще меньше стал, вон сколько седых волос, - подумал Вадик'.
- Все хорошо будет, батя, я уже давно не маленький. Придумаю что-нибудь. Придумаю.
Отец вновь за работу принялся, получаться стало лучше прежнего. Никита в аспирантуру поступил, радовался, мол, получит степень, а там не возьмут в армию. Старший брат только хмыкнул, посмотрел как на больного и сказал:
- Родину защищать нужно, кому, если не нам, молодым?
Никитка хотел что-то сказать о протезе, о бессонных ночах, о страшной боли в пояснице, но так и не решился. Брат - он старший, он жизнь под всякими соусами видал, он знает. Может, погорячился тогда отец, перед самым уходом, ведь любит же этого балбеса?
Через неделю Вадик позвонил Люсе, договорился о встрече.
- Муж, да какой там муж, - Люся тихо вздохнула. - Я другого любила, - щеки у неё запылали, и она робко добавила. - И сейчас люблю, - подумала о чем-то своем и продолжила. - А Костя, просто рядом оказался. Вышла замуж, родители настояли. Костя пил много, гулял и пил. Заболел как-то зимой, воспаление легких оказалось, двустороннее. Не выжил, перед смертью прощение просил. Вот так вот Вадик.
Они стояли молча, думали о своем, вспоминали прожитые годы.
- Выходи за меня, - сказал Вадим.
Люся испуганно посмотрела в глаза. Потом уткнулась в его грудь и тихо заплакала. Она не верила своим ушам.
'Глупые, какие же они глупые. Ведь признался еще тогда в школе, на свидания приглашал, а она все кого-то другого ждала, чего-то там придумала... придумала любовь и сама же в неё поверила'.
Был тихий весенний вечер. Капли слетали с высоких крыш и собирались где-то внизу огромными грязными лужами. А крыши блистали оцинкованным железом в лучах догорающего дня. Небо было безоблачным и верилось, что теперь все будет хорошо, ведь рядом любимый человек.
Через три недели Вадим и Люся поженились. Спустя девять месяцев родился Николай. Сейчас они ждут третьего, будет Аннушке и Коле братик.
Живут молодые душа в душу. Когда смотрю на них, мне кажется, что на всем свете нет пары более счастливой.
Молодежь другой стала. Книжки читает, материться меньше. Учится, работает. Нищих поубавилось, вымерли что ли?
Дядя Коля клацает свои рассказы на старой машинке, только теперь их люди читают. Дождался.
И грех жаловаться на жизнь в такой прекрасной стране, где живут сильные и волевые... медведи.
|