Кутаясь в черный плащ, по улице шел человек. Глубокий капюшон скрывал черты лица, и непонятно, женщина это или мужчина. По фигуре понять и вовсе нельзя, человек мог быть, как и грузным толстяком, тяжеловесно ступающим по мостовой, так и изящной девушкой, надевшей грубые доспехи, дабы почувствовать себя защищенной в это неспокойное время. Или же существо вовсе не принадлежало роду человеческому. Края плаща шаркали по мостовой, но звук тонул в бешеном дожде, падающим с небес подобно звуку молота ударявшегося о наковальню. Дождевые капли стремились источить в пыль камни на мостовой, будто между ними давно идет непримиримая вражда.
На улице было пустынно, только дома, стоящие по обе стороны, служили напоминанием, что тут живут люди. Серые стены домов, выглядывали из-за пенящей стены, словно могильные плиты, на давно забытом кладбище. Деревья пугали своей наготой. В этом могли быть виноваты либо наступившая осень, либо все тот же дождь, который вполне мог режущими струями доставить хлопот растительности. Из-за пелены дождя почти ничего не было видно, но фигура в плаще знала, куда идти.
Где-то в глубине улицы тускло горела лампа, подвешенная на столбе. Из-за дождя свет не мог проникнуть далеко, а мог лишь тускло дать о себе знать, в надежде быть увиденным. Темная фигура подошла ближе. Свет выхватил ее из окружения, желая выяснить: друг перед ним, или же гад, недостойный считаться человеком. Капюшон откинулся назад, обнажив лицо молодого мужчины. Достаточно молодого, чтобы его прогулка по темным улицам, для стороннего наблюдателя, показалась слишком самонадеянной. Свеча в фонаре, тратя остатки воска, выхватила каменные стены, обветренные временем и местами крошившиеся. Крыша почти лысая, и лишь некоторые участки еще с гордостью несли красную черепицу, напоминание о былой молодости. Из дымохода валил густой дым, для которого отсутствие ветра было самым лучшим подарком, и вязкий столб поднимался к небесам, стремясь улететь как можно дальше от грешной земли. Окна в доме намертво заколочены досками, впрочем, как и у многих других на улице.
На двери дома, в лучах угасающего фонаря, малозаметно поблескивал красный крест, наспех нарисованный дрожащей рукой. Человек поднялся на крыльцо, а ступеньки, встречая гостя, отозвались скромным скрипом давно рассохших половиц, и дверь моментально открылась. Женщина лет сорока, в грязных лохмотьях, похожих на сбегающие с холма ручьи грязи, сутулясь, робко посмотрела полными страха и отчаянья глазами на пришедшего мужчину.
- Сэр Энрике? - полушепотом спросила она.
Мужчина ответил кивком.
- Верую в Бога Отца всемогущего, - слегка склонив голову, прошептала женщина.
- Да будет мне крест победой против демонов - ответил Энрике, - Ведите меня к одержимому.
***
В доме мерзко пахло. Запах взывал к желудку и баламутил разум, но это была бы малая плата, в том случае, если богомерзкие травы, тлеющие в тарелке, действительно помогали изгнать демона.
Энрике мог лучше рассмотреть женщину в лучах света, исходившего от очага, уютно расположившегося у стены жилища. Оглядев ее черты лица, он понял, что перед ним мориска - мусульманка, перешедшая в христианство. Ну что же, никто не огорожен от горя, которое могут принести демоны, завладев телами и разумами наших родственников. Энрике решил промолчать по поводу ее происхождения. Ведь кто-то мог в чистоте происхождения упрекнуть и его.
- Пройдемте за мной, э...
- Просто Энрике. Называйте меня так.
Женщина хотела было возразить, но, посмотрев в лицо гостя, лишь смиренно кивнула. Да какая разница, все равно человек перед ней не церковный экзорцист, а, пришедший из других мест, вольный наемник. Она часто слышала о странном человеке, изгоняющем демонов особыми способами. В результате, одержимые чаще оставались в живых, нежели чем, если их изгоняли экзорцисты из церкви. Энрике был последним шансом, так как ее дочери совсем стало плохо и при многочисленных приступах, церковный экзорцист даже не станет пробовать вылечить дитя, а сразу воссоединит с пламенем.
- Вот она, - женщина отодвинула тряпку, которая служила шторой, разделяющей комнату.
Энрике посмотрел в глаза девушки, мирно спящей и улыбавшейся во сне. На вид лет четырнадцать, худощавое лицо светилось бледнотой, и пухлые губы, синеватого цвета выдавали присутствие болезни. Девочка полностью обнажена, и тело в районе паха исчерчено многочисленными порезами, заботливо смазанными лечебными травами.
- Что с ней? - спросил Энрике.
- Все началось недели две назад, когда она стала называть себя шлюхой. Я думала, что Паула боится замужества и неизведанных чувств. Пыталась объяснить, что все нормально и через это проходят многие, - женщина сглотнула и, вытерев слезы, продолжила, - но вскоре она стала называть себя грязной нечестивицей и однажды я заметила, как она наносила себе порезы внизу живота, а ее глаза! - женщина упала на колени, - Вы бы видели ее глаза в этот момент! Сэр Энрике, они ПОЧЕРНЕЛИ! Я не знала что делать! Я боялась признать! Мое дите стала чашей для демона! Моя милая дочка! - женщина зарыдала, - Спасите ее, Энрике! И если будет необходимо, я все для этого сделаю!
Заметив сомневающийся взгляд Энрике, она добавила, - Я понимаю, у нас нет денег, но есть то, отчего не откажется ни один мужчина, будь он во здравии.
Энрике помотал головой.
- Хорошо, я стара для Вас, но Паула, она полна сил и сможет удовлетворить мужчину! Но, пожалуйста, спасите дитя! - женщина упала в поклоне.
- Встаньте, милая женщина. Не оскверняйте свой дом, сей нечестивыми мыслями. Я тот, кто помогает за доброе слово, не нуждаясь в иной плате. И если вы продолжите изливать умозаключениями о природе моих благих поступках, то я буду обязан оскорбиться. Не надо больше подобного, - произнес Энрике. Потом, улыбнувшись, добавил, - Хотя вру, подобно рыночному фокуснику, желающему завладеть содержимым вашего кошелька. Я бы не отказался от ночлега и еды.
- Спасибо Вам, Энрике, что сейчас от меня требуется? - произнесла женщина, встав с пола.
- Вам следует оставить меня с вашей дочерью наедине. Обряд очищения несколько интимен, и посторонним лучше находиться подальше. Будет хорошо, если на время вы покинете дом. Спасибо. - Энрике повернулся спиной к женщине, дав понять, что разговор окончен.
- Хорошо, я пережду у соседей.
Услышав мелкие частые шаги и звук закрываемой двери, Энрике скинул плащ, затем развязал и снял с себя одежды. Лишь повязка у пояса и перчатка на левой руке не давали повода высказаться о полной наготе. Мускулистое тело покрывали многочисленные татуировки. На спине пересекались пять лучей пентаграммы, берущих свое начало от рук, ног и шеи. Кроме того, на левой груди Энрике была вытатуирована рукоять кинжала, выделявшаяся среди прочей словесности.
- Что скажешь? - обратился он к невидимому собеседнику.
- Ты знаешь правильный ответ, это инкуб, - прозвучал голос в голове Энрике.
- Что-то тут не так. Инкуб насилует женщину во сне, но дитя резало себя на яву.
- Может молодое тело, таким образом, пыталось сопротивляться насильственной близости. У нее еще не было мужчины и посему это было для нее неприятным и грязным - потерять девственность от демона, - произнес старческий невидимый голос.
- Может ты и прав.
Энрике коснулся правой рукой до татуировки на левой груди, изображавшую рукоять кинжала. Татуировка, тот час охватилась алым свечением, перекинувшимся на руку. Изображение обретало форму, и по мере этого Энрике тянул рукоять на себя, вытаскивая клинок. Зияющая черная дыра в груди, тлела по контуру алым светом, и наполняла комнату запахом серы. Кинжал, полностью сформированный, в его правой руке переливался драгоценными камнями красного и бирюзового цвета, а рукоять отблескивала переплетением золота и серебра. По всему было видно, что сие орудие часто держали в руках, но не имели привычку ухаживать за ним.
- Пхур-бу - клинок, изгоняющий злых духов, - произнес невидимый голос, - Безопасный для людей, но не для демонов. Никогда не мог наглядеться на него. И каждый раз кажется, что он всегда разный.
Девочка, лежащая неподвижно, дернулась, ее грудь еле заметно поднялась, но вскоре вновь опустилась. По губам пробежала мимолетная улыбка.
- Давай, - произнес голос.
Энрике кивнул и занес клинок над грудью девочки. Теперь она вовсю улыбалась, не пытаясь этого скрыть. Глаза ее были закрыты.
- Что-то не так! Если демон одолевает ее во сне, она не должна улыбаться!
Затем опустил клинок на грудь девочки, и призрачная сталь проскользнула в тело ребенка. Войдя по самую рукоять, клинок застрял в сердце.
- Сейчас демон низвергнется в Серные Пустоши. И девочка проснется, - констатировал голос.
Вдруг рукоятка потеплела, а через миг зардела тугим алым жаром, отчего Энрике пришлось отдернуть руку!
- Что-то не так!
Грудь девочки вздернулась вверх, а глаза и рот раскрылись, обнажая миру чернь самого Ада! Из комнаты в миг будто высосали все цвета, которые водоворотом тонули в глазах ребенка, лишь рукоять Пхур-бу скромно отдавала бирюзовым светом. Комната наполнилась ощущением присутствия нечто огромного, для которого не могло хватить места, будь даже этот дом размером с целую Италию.
Из глаз и рта девочки расползлась темная дымка, словно рой ос вылетел с улья.
- Здравствуй, Темный! - дымка облепила лицо на расстоянии нескольких сантиметров, принимая форму демонической черной маски.
"Старик, посмотри в летописях", - мысленно произнес Энрике.
- О, не заставляй бедного старикана зря тратить время. Имя мне Маммон!
Энрике дернулся.
- И по какой причине я могу видеть и слышать в суе Владыку демонов девятого чина? - произнес он.
- Ты нам доставляешь неудобства. Ты нам противен. Мы решили искоренить неприверженца. У тебя был выбор, но ты отказал, не преклонившись перед Вельзевулом. Девочка заражена спермой инкуба, в ее чреве роятся десятки милых созданий, желающих питаться родом человеческим. Они желают вкусить плоды их низменных пороков, пороков тех, кого ты оберегаешь, но не можешь спасти! Мы решили подкинуть тебе работы, - черная дымка расползлась в подобие улыбки, - Через минуту дитя человека принесет на свет потомство, которое расселиться по деревне! И ты попробуешь их всех уничтожить. А успеешь ли сделать это, пока кто-то еще не выродит следующее поколение моих детей? - дымка устремилась к рукояти кинжала, накрывая его сверху, но остановилась, зависнув от нее в сантиметре. Бирюзовый свет от кинжала сменился на кроваво-красный! И уже не просто тихо тлел, а будто наступал на границы дымки, отгоняя от себя.
"Старик?", - позвал Энрике.
- Он нас все-равно слышит, - отозвался внутренний голос, - Можешь говорить в слух, но я знаю, что ты хочешь предложить. И призываю тебя одуматься! Оно еще дитя! Не смей, Энрике! Отдавшийся тьме, да отклониться от света, - произнес он на латыни, - Не заставляй думать, что я зря веду тебя.
Пхур-бу, - произнес Мамон, - Клинок, чья сталь выкована знойной стужей Ада, а камни, украшавшие его, сняты с перстней самого Сатаны. Насколько он принадлежит нам, настолько он отказывается нам служить. Клинок, получивший выбор, стал орудием в руках Темного. Ирония судьбы, - продолжил он.
Глаза девочки смотрели в потолок, но дымка, обволакивающая их, находилась в движении и, можно было проследить, куда демон смотрит. Смотрел он на перчатку Энрике, которую тот снимал со своей левой руки.
- Что ты собираешься делать? Окрестить меня? - комнату наполнил жуткий хохот, от которого пол и стены покрылись инеем.
- Нет, - коротко ответил Энрике, после чего повернул руку ладонью к себе и посмотрел на покрывающий ее рисунок.
- Не хватит духу! - закричал Мамон, - Ты не убьешь ее!
- Именно. Я ее не убиваю, я освобождаю, - прошептал Энрике.
- Ты уверен, сын мой? - тихо спросил внутренний голос.
- Нет. Но, оставив дите жизнь, я подвергну опасности всю деревню. Я слишком много метаюсь, а для сей авантюры надобна истинная вера. К сожалению.
Энрике легонько прикоснулся ладонью к ноге девочки. От его пальцев оторвались иссиня-черные нити и вонзились, словно коршуны, в человеческую плоть. Нити, хаотично разбегались по ноге, оставляя после себя лишь кости. Щупальца начали расползаться по всей ноге, стремясь поглотить ее целиком! Дымка, окружавшая голову ребенка, завибрировала.
- Ты желаешь ее убить!? Убить дитя!? Это низко даже для того, кто выбрал несвет и нетьму. Ты хуже нас!
"Только не оставляй ее", - прошептал Энрике, опустив глаза.
- Ха! - демон усмехнулся, - Нет! Ты увидишь глаза, умирающего по твоей вине человека.
- Не уходи! - зарычал Энрике.
- Неси крест сам по своему пути, - произнес Маммон.
После его слов дымка подернулась рябью и исчезла. А на ее месте замерцал неясный взор девочки.
"Не просыпайся, пожалуйста"
Черные щупальца, подобно чернилам, растеклись по телу дитя, растворяя собой ее плоть, которая с шипением стекала по скамье и, не дойдя до пола, испарялась в воздухе.
"Пожалуйста..."
Дойдя до живота нити, поднялись вверх и с силой опустившись, проткнули его в районе пупка. И тут же десятки многочисленных черных ручек, несущих на своих окончаниях острые коготки, устремились вверх, разрывая обмякшую плоть. Но свет не увидел дьявольского порождения, и выродки были поглощены вместе с телом девочки.
"Еще чуть-чуть"
Вдруг глаза ребенка прояснились! Она быстро пробежала глазами по комнате. Заметив незнакомого мужчину, смутилась, и, почувствовав свою наготу, опустила еще сонный взор на свое обнаженное тело. Но смогла увидеть только голые кости и черную смертельную границу, подступающую к голове, словно туча черных колесниц, несущихся через редеющую армию противника. Девочка открыла рот, но не произнесла ни звука, ибо голосовые связки уже были съедены. В ее глазах еще недолго теплилась жизнь, поддерживаемая магическими законами, вскоре, они погасли и растворились подобно кусочку сахара в горячем чае.
- Она не чувствовала боли, - произнес внутренний голос, оправдывая выбор малой жертвы в большой войне.
Энрике посмотрел на скелет маленького человека, который через миг превратиться в прах.