Бескрайние холодные пески тянулись до самого горизонта. Над ними в черном небе замерли снежно-колючие звёзды. Не мигая, устремили они миллионы глаз на несчастную планету. Равнодушно смотрели они на пустыню и прильнувший к скале оазис. Едва слышно потрескивал огонь, высвечивая в ночи то низкорослые деревья, то повозки и шатры каравана, то спину сидящего у костра человека.
Сет Фа-Дейк устало потёр глаза. Сухая морщинистая ладонь царапнула лицо. За прошедшие полвека мир сильно изменился. Да, исчезли колокола, в песках появились оазисы, люди остановили рост пустынь... Но сколько ещё предстояло сделать в этом мире.
- Не спите, сет?
К костру подошёл немолодой уже караванщик, подбросил в огонь хворост.
- Позволите, сет?
- Конечно, Длар, садись. Звёздам всё равно, сколько человек смотрят на них снизу.
- Позволите вопрос, сет?
Фа-Дейк кивнул. Он давно разрешил спутникам не оглядываться на его титул, но Длару, похоже, так было удобнее.
- Это правда, сет, что вы остановили войну?
- Горячий юнец запретил воевать, это верно, но кто запретит людям думать о войне?
- Мысли человека свободны как песчаный ветер...
- Война, она же где начинается? В соседнем дворе, на соседней улице. Не так посмотрел, не то сказал, и пошло-поехало. Вот и не переводятся никак волки пустыни.
- Не вините себя, сет. Вы сделали то, что должно было - тогда.
Они замолчали. Как молчат между собой два человека, многое видевшие за свою жизнь. Фа-Дейк смотрел на звёзды, и какими же холодными и чужими они казались ему, до сих пор чужими... Не осталось уже людей, с которыми он начинал свой путь, всех призвал Звездный Круг. Караванщик Длар смотрел на пески, и ему они, верно, тоже казались чужими. Стар он уже для караванов, не доверят старику ценного груза, как не доверят и горячему юнцу.
- Каравану пора в путь, сет.
- Снова?
Длар развел руками.
- Оазис устал.
- Значит, пора.
- Сет, могу я узнать цель нашего путешествия?
- Ее нет, Длар. Я ищу человека, который сделает этот мир ещё чуть лучше, но... Лучше считать, что ее нет.
Фа-Дейк снова поднял лицо к звездам. Кому передать таргу? Так страшно ошибиться.
Он видел разных правителей, но ни один не тронул его сердце. Пытался путешествовать, но весть о нем бежала впереди каравана. И в каждом городе матери выводили к нему своих детей, чиновники соревновались в добродетелях, юноши наперебой рассказывали о храбрости и чести. И не было в них ни того, ни другого. Чем больше смотрел он, тем больнее становилось на душе.
Солнце всходило над песками, разливая вокруг медный блеск, гоня прочь фиолетовую мглу. В кронах деревьев чирикала неизвестная птица. Сет Фа-Дейк плотнее укутался в шерстяной плед и закрыл глаза.
***
Настойчиво тренькал телефон, выводя незамысловатую мелодию. Старик протянул руку, поднес аппарат к уху:
- Алло.
- Привет, па. Как дела?
- Привет. Нормально вроде.
- Опять мечтаешь? Я звоню-звоню...
Дальше он почти не слушал. Мечтаю, да. Здоровье? Да всё так же, сердце щемит, но сегодня поменьше. Доктор? А что доктор? Кажется, заходил... Не помню.
Разговор завершился, и старик ещё какое-то время сидел на кровати, глядя в погасший экран. Открылась дверь, в палату заглянула молоденькая санитарка:
- Федор Петрович, Андрей Палыч, пора обедать.
- Фаддей, - по привычке буркнул старик и поднялся, - Сейчас, только парадную рубаху надену.
Рубаха аккуратно висела на спинке стула и была самым ярким пятном в палате. Оранжевым пятном.
***
За обедом смотрели новости. На большом экране ведущий что-то тараторил об очередном финансовом кризисе, то и дело обращаясь к специальным корреспондентам по всему миру. Всяко получалось, что наша страна - тихая гавань, опять. От финансовых неприятностей перешли к медицинским: снова на наши головы надвигается непонятная эпидемия, но доблестные врачи всех обязательно спасут. Эх, опять всех на карантин посадят. А на улице погода такая... Какая только в самом начале осени бывает. Солнце яркое, листья только-только желтеть начинают, и воздух такой прозрачный сделался, легкий... Ох, только не карантин, четыре раза уже отсидели.
В политике Фаддей ничего не понял, то ли в Америке выборы, то ли ещё где. Поэтому слушал в пол-уха и пропустил, как от выборов новости свернули к протестам. Очнулся, когда за соседним столом перешли на крик:
- Чего это они?
Андрей Павлович, сосед по палате, покачал головой:
- Революцию свою никак не поделят. Митрич-то точно знает, как оно лучше страной управлять.
Фаддей хмыкнул. Олег Дмитриевич, или просто Митрич, был местным революционером-активистом. При каждом удобном случае он отпускал в адрес власть имущих пару крепких словечек, не забывал строчить жалобы во все инстанции, первым выходил на митинги коммунистов, а потом ещё долго пересказывал их всем желающим и не только.
Анна Альбертовна, сидящая справа от Фаддея, махнула рукой:
- Развлекается он так. Видно, опять с Инессой не сошлись, она раньше в администрации работала, вот и принимает его задирки близко к сердцу.
- Вы хам и грубиян!!! - пожилая дама за соседним столом (наверное та самая Инесса) решительно грохнула тарелкой и вскочила, зашагала к выходу из столовой. Весь ее вид, уверенная походка выражали оскорбленное достоинство. В воцарившейся тишине только уныло бормотал телевизор, но на него уже никто не обращал внимания. Не до конца понимая, зачем, Фаддей пошел следом.
Инесса обнаружилась в коридоре. Прислонившись спиной к стене, она шумно дышала, держась правой рукой за грудь.
- С вами всё в порядке?
- Да, - она помахала рукой, - сердце колотится, сейчас пройдет.
- Давайте выйдем во двор, тут у кухни свое крыльцо.
Внутренний двор утопал в листве. Вдоль дорожек тянулись бордюры из вездесущих ноготков, цвели астры и хризантемы, словно отражение тысяч маленьких солнц. Старики спустились по неровным ступеням и сели на ближайшую лавочку.
- Простите, что я без спроса. Меня, кстати, Фаддей зовут.
- Что вы, спасибо. Я Инесса. А здесь красиво...
- Да уж, - Фаддей огляделся, словно тоже был здесь впервые. - Как вы?
- Лучше, спасибо. Надо же, столько лет в администрации отработала, и так и не привыкла.
Инесса вздохнула. Вот так работаешь, стараешься в каждую ситуацию вникнуть, помочь людям, а они... То не так посмотрела, то слишком долго не дозвониться, то ещё чего. Ругаются, жалобы пишут, как будто мы специально их дела затягиваем, работать не хотим. Да ну, в прошлом теперь эта работа.
Они ещё посидели, поболтали о том, о сем. Фаддей заговорщицки подмигнул:
- А давайте, мы в город сбежим?
- Ну что вы, как мальчишка, в самом деле! - Инесса засмеялась. - Не могу, сердце пошаливает, боюсь не выдержит. Я лучше к себе пойду, отдохну.
Фаддей вызвался проводить новую знакомую до нужного корпуса.
У стеклянной двери он задержался, задумавшись. На клумбе возле входа красовалась табличка "Полоть цветы строго запрещено". Обед он уже пропустил, возвращаться в душную палату не хотелось. А что если и правда рвануть в город? Не ровен час посадят всех под замок опять, так и ходить можно разучиться.
Через проходную он вышел вместе с приезжавшим к кому-то курьером, на вопрос охранника отмахнулся, мол, посетитель я. К кому? Да к Сеткину, 406 палата. На выходе обернулся: над дверью блестели начищенные буквы "Среднекамский кардио-санаторий". Ниже было что-то более путаное про ГУП, санаторий и исследовательский центр по кардио- и сосудистым заболеваниям.
Санаторий стоял на окраине города, к нему проложили дорогу, но вокруг был сплошь частный сектор. Деревянные дома перемежались с новенькими коттеджами, заборы тоже были разномастные. Где-то вдалеке визгливо тявкала собака. А в конце улицы из-за деревьев возвышалась колокольня. Фаддей решил взгляноуть на нее поближе. Кажется, за церковью был еще и спуск к реке.
***
Ещё не дойдя до цели, Фаддей услышал бойкий мальчишеский голос. На ступеньках у колокольни примостился пацан с гитарой. Гитара была ему явно велика, но парня это не смущало, он задорно перебирал струны. Мимо шла женщина лет сорока с бледным, чуть опухшим лицом. В руке у нее был пакет с логотипом известного супермаркета.
- Эй, музыкант, шел бы ты играть в другое место.
Гитара замолчала.
- Ничего-ничего, он для меня играет. Продолжай, у тебя хорошо получается, - подбодрил Фаддей пацана, - Твоя песня?
- Угу, - мальчишка с благодарностью взглянул на старика, - Я ещё другую могу.
- Давай.
И снова ветер, снова в бой,
Мы вновь помчимся за мечтой,
Мечтой о том, чтобы Землёй была Земля.
По тропам разума пройдем,
И может быть слова найдем,
Слова о том, что без мечты нам жить нельзя...
А кони быстрые летят,
И люди вслед опять глядят,
И кто-то даже крутит пальцем у виска.
Но как бы ни был долог путь,
С дороги этой не свернуть,
Ведь без нее совсем тоска, тоска...
Мы рождены не просто жить,
А чтобы верить и дружить,
Любить, и чувствовать, и думать, и мечтать.
И вновь взметнутся паруса,
На горизонте полоса...
А значит - в путь, опять, опять, опять.
В ладони пошевелилась тарга. Вот так? Знак словно потеплел, прощаясь. Пусть так... Фаддей подошёл и положил в маленькую ладошку медный медальон, потрепал вихрастую голову:
- Спасибо за концерт, музыкант.
Фаддей ещё неспешно прошелся по улице, купил мороженое и устроился на лавочке в небольшом сквере. Из кармана брюк достал телефон и, подслеповато щурясь, взглянул на часы. Похоже, ужин он тоже пропустит, но зато у него есть мороженое, не пропадет. Точно, ужин! Покачав головой, он начал набирать номер. Гудки медленно отсчитывали секунды.
- Алло?
- Это я, Фаддей. Тут вот какая штука...
Хорошо, что он сразу обменялся телефонами с АндрейПалычем. Нормальный, кстати, оказался дедок, с юморком. Теперь вот прикроет, а то хватились бы его за ужином, побежали бы искать. Ещё бы и родным позвонили... А что такого? Ну погуляет он, не заблудится.
Убрав телефон, Фаддей вернулся к мороженому.
***
Колокольня манила, словно магнит. Её золоченый шпиль выглядывал меж домов. Её очертания угадывались сквозь листву в сквере. Она, как маяк, притягивала к себе внимание, когда Фаддей просто шел по улице. И чем дальше отходил он, тем значительнее смотрелась бело-голубая башня. Не в силах больше сопротивляться, Фаддей развернулся и направился к ней. Мальчик-музыкант уже ушел, случайных прохожих было совсем мало, и Фаддей, немного робея, поднялся по ступеням. Дверь оказалась не заперта. До Спаса была ещё неделя, и, наверное, в церкви только-только начали готовиться к празднику, сняли замок, а закрыть на вечер забыли или не собирались. Да и правда, чего в колокольне возьмешь, разве что мальчишки стены распишут, ну да их и нет ещё.
Подъем показался Фаддею почти бесконечным. Возраст, конечно, даёт о себе знать. Но вид, как он и ожидал, был шикарный. Чего стоила одна только река, змеящаяся под холмом, то сверкающая на солнце, то прячущаяся в тени деревьев. Вечерний свет золотил всё вокруг, досталось даже корпусам санатория. Тени же приобрели совершенно волшебный фиолетово-синий оттенок.
Облокотившись о деревянные перила, Фаддей следил как солнце медленно уходит за горизонт. Небо еще не успело догореть, когда начали появляться первые звезды. Зажглись Арктур и Альтаир, где-то над головой, должно быть, висит Полярная звезда. На юго-западе показался красноватый Марс. Фаддей замер.
Небо качнулось. Колокольню, словно мачту корабля, медленно повело в одну сторону, затем в другую. Порыв ветра запутался, засвистел в колоколах и балках. Марс мигнул и словно стал чуть ближе. И вот уже Фаддей летит, нет, не летит, бежит, бежит по дороге среди звёзд. И ему снова двенадцать лет, и босые ноги отбивают ритм по медным пластинам...