День только начинался, и я, как положено, направлялась в купол. Наши с Сеней двери рядом, и обычно мы выходим одновременно: звоним, и служба безопасности отпирает. Потому и увидела: трое могучих санитаров в один миг стреножили его сетью, словно дикого зверя. И поволокли по коридору.
На мои вопли "куда?", "зачем?" внимания не обратили.
- На осмотр. Обычный осмотр. Чего всполошилась-то, марш работать, - преградил мне дорогу куратор. Который тоже был тут, скромно стоял в сторонке, якобы ни при чём.
Знаем мы их "осмотры". На душе сделалось муторно.
Выть, биться лбом о стену... Нет, нельзя. Надо казаться нормальной. А ну, Мария, улыбнулась и полетела!
Купол исторгал мерное "тра-та-та", забивая уши и души. Торжественно-праздничное у них настроение, не иначе, а то бы другой музон врубили, не вальс. А у меня вот - не праздничное. Думают, они и настроение могут нам вбивать. А нет! Но пусть думают. Сенька так учил - не перечить, но делать скрытно по-своему.
Тошно. Не получается быть павой, без павлина-то. У-у-у. Дёргаться! а не плыть. Не могу держать строгий трёх-тактный ритм... не могу. Но и психовать нельзя, Сеня бы не одобрил.
А что если вплести в танец резкие обороты? Сальто, винты. Ритмично, без приземления. А-ха-ха, о-хо-хо. Дёрганое уродское кривляние. Оттак, и ещё разок.
И поди ж ты - полегчало.
"Выходим на финишную прямую", - сказал Сеня недавно, обсуждали с ним перспективы. Я не поверила тогда - а зря. Потому что - вот оно, началось. Новое испытывать начинают с менее ценного материала, который не жалко испортить. А Сеня - лучший из нас. Несомненно. Без вариантов. Лучший. Но - забрали именно его. Означать это может только одно: закончилось время подготовки, близится финиш.
За ним и нас всех потянут.
У-у, гады.
А если на "три" врубить тройное сальто?! Сначала вверх, оттак, отлично. Теперь вниз... а-а! Едва не вмазалась в пол. В последний момент отклонилась, проскользнула змеёй. И снова взмыла, раскачиваясь мерно под тра-та-та, не хватало штраф словить от куратора.
Внимательнее, Маш! Да, чугунная сегодня головушка, но это не значит, что можно лепиться ею об пол, Сеня бы не одобрил.
О-ой, Сенечка-а... как же я тепе-ерь? Заткнулась! Здесь - не выть! И раз-два-три...
Сколько кругов намотала? Сбилась со счёта. Куратор молчит, значит, работа ещё не закончена. Одолевает усталость, но продолжаю выписывать обязательные фигуры уже без лишних вихляний. Пар выпущен. Но злость... злость никуда не делась. Множится себе потихоньку.
Купол похож на пол-яблока. Или, как Сеня выражается, "образует полусферу диаметром сто метров". Весь из стекла и металла, причём стекла больше. Так и кажется - вот она, свобода, протяни руку! А нет. Стекло толстенное, непробиваемое. Один смелый, вон, попытался. Понёсся в лоб, с разгону, вооружённый железкой, и где только взял? Врезался со всей дури в это поганое стекло. И упал с верхотуры вниз. И лежал там, поломанный. А нам велели смотреть "и бошки не отворачивать! чтобы знали!" До тех пор смотрели, пока не унесли его, накрытого простынёй. Потом ржаво чавкала поломойка, вбирая кровь. Когда заткнулась - нам велели дальше норму работать. А на стекле - ни трещинки... Вот так. Давно это было, мне пятнадцать едва исполнилось, но запомнилось навсегда. Смелому - вечная наша память и благодарность: показал, как не надо. Это важно: знать, куда рулить нельзя.
А на следующее утро Сеню вернули. Сразу после завтрака заглянула к нему - и увидела: спит на кровати. Час назад его ещё не было!
Душа встрепенулась. И летала я сегодня довольная, без вчерашних бзиков, исполняла задания прилежно. Камень с души, блин. Даже куратору улыбнулась. А чего, неплохой по-своему мужик, в душу не лез, дозволял себя обманывать.
Так-то я бы, конечно, не узнала про Сенькино возвращение: живём каждый в своей хате, и если кто не вышел на работу, в смысле летать, так никто про него и не узнает, тут он вообще или нет. Кроме как в куполе - видеться-общаться нам запрещено.
Но у нас с Сеней свой тайный секрет. Мы с ним сразу рядышком поселились: через стенку, койка к койке. Чтобы ближе быть. А имели возможность: именно с нашего детдома началось заселение, и поначалу тут пусто было, выбирай любое место, "м" и "ж" только чтоб не в одной хате. И правила были не столь драконовскими - летать-то мы тогда не умели, дети как дети, обычные девятилетки.
Сеня сразу и наметил, где будем дырявить стену - на уровне матрасов. Насквозь тогда и не помышляли пробивать, для связи достаточно негромко постукивать. Скорее даже, это была игра: поковырял заколкой - налепил сверху картинку, песочный мусор ссыпал в сортир. Игра игрой, но секрет свой не доверили никому, даже соседям по хате. Детдомовские же, битые жизнью.
В полноценный лаз до полу дыру расширили гораздо позже, когда соседей от нас отселили. И теперь моя - это и его хата, но только когда никто не видит. Стараемся изо всех сил, чтобы нас не раскрыли. Принципы конспирации подсматриваем в фильмах - на фильмы у нас ограничений нет.
А Сенька вдобавок ещё и штуку одну схимичил, взяв детали из наших компов. Долго над нею корпел, в итоге создал конфетку. Штука умеет делать "блуждающие закрытые зоны" для камеры. Блуждают они по нашему указанию. Когда зона покрывает диван - разваливаемся на нём и смотрим передачи, обнявшись. А если стол - так вместе едим, дурачась: то он за мною ухаживает, то я его подкармливаю с ложечки. Ему ж кушать больше надо, чем мне, а порции приносят одинаковые. В общем, если сильно не придираться, то благодаря этим зонам можно представлять себя обычным человеком, в окружении любящих домашних, в своём семейном гнёздышке.
А ещё у нас всегда - всегда! - есть путь, по которому незаметно можно пробраться к лазу при любом положении камеры. Сенька - он не только умный, но и осторожный. И постоянно изучает чего-то новое.
Почему хатой называю вполне уютный просторный номер с собственной санитарной зоной? А пацаны наши из детдома сразу так обозвали - и прижилось. Тюремный жаргон. Но сами "сокамерники" не прижились - скоро их отселили: не потянули они требований опекунов. И три койки превратились в одну широкую кровать. Ведь нашим израненным телам надо много места, чтобы свободно ворочаться.
А ещё в хате есть учебный уголок и домашний кинотеатр, к которым прилагаются учебные блоки, научпоп, классика, фильмы, мультики. Кстати, самое любимое наше - это мультик про Карлсона. Мы ж - как он, только пропеллер не на спине, а внутри. И привидение с наброшенной простынёй из меня выходит не хуже, Сеньке нравится.
Если честно - претензий не было и нет к жилью и обслуживанию, в детдоме о таком мы и мечтать не могли. Любой заказ выполняют. А уж кормят... мм-м, песня. Еду забрасывают через дверку в двери. Не оговорилась. Бряк - раскрылась узкая дверка-дощечка, вполз баул с обедом. И через час опять - бряк - возвращаем обратно баул с грязной посудой. А чего, удобно: избавили нас от лишнего лицезрения вонючих рож санитаров - а кто ещё носил бы еду? Они.
Есть претензия к другому: у нас украли свободу. Заперли наглухо. А память-то не заглушишь... Да, в детдоме нас не выпускали за забор - но не лишали природы. Помню простор. Ветер, дождь. И как листья шуршат под ногами осенью, и при этом офигительно пахнут - помню. А сейчас, под куполом, - ни единой живой травинки, солнце видим лишь сквозь стёкла. Получается, стали мы золотыми птичками в золотых клетках.
Но поди обвини их - сами же мы ведь и пищали от радости, когда опекуны нас выбрали. Счастье пёрло во все дыры - в кои веки у нас будут родители! Мы ж с Сеней "сложный контингент", нас обходили стороной "приличные пары".
А что, куратор и был как родитель. Поначалу. Он мне даже нравился. Пока Сеня не огорошил вопросом - нафига родителю сразу двадцать детей? Уже тогда он чуял неладное.
Сеня меня не узнал! Уставился, будто привидение увидел, когда я проникла к нему поздно вечером через лаз.
Но и выдать меня - не выдал, красную кнопку не вжал. Морщился, потирая затылок, когда я его гладила - что-то, видать, мерещилось... остаточное. Всё-таки дружим мы - сколько себя помним, с самого детства.
И ночью поначалу лежал рядом как чужой. Нет, я его растопила потом, конечно... но мозг его так и не проснулся, только тело. Меня так и не узнал.
А с утра в куполе его снова не было.
Группа уныло порхала бабочками - скучно! Обычно-то нас Сеня в тонусе держит: носится непредсказуемо, может и закружить, и в свободный полёт метнуть на ту сторону купола. Ещё умеет разогнаться - и мгновенно тормознуть, закрутившись. Куратор в восторге прицокивает: как так? А он лишь плечами пожмёт - "само" типа.
Летала я сегодня апатично, от и до. Мысль не давала покоя: что они с Сеней сделали на том "осмотре"?
А он и тут знал заранее. Предрекал. Говорил, не может так вечно быть, слишком хорошо всё. Что нами собираются управлять: влезть к нам в мозги, и через них - командовать нашими телами. Типа как управлять самолётом через лётчика. А иначе зачем учат летать, денег столько угрохали? Не для нас же! - для себя.
Только вот, похоже, сбойнуло у них: доигрались, что у него память отшибло. Начисто. И про меня, и как летать. Хорошо хоть, как дышать помнит.
Да. Наверное, именно поэтому его не выводят - он не может летать! А иначе почему его нет в куполе? Полёты по 8 часов - наша работа, мы договор подписали в прошлом году, когда восемнадцать исполнилось: будь хоть при смерти, а обязан каждый день летать.
О, а в хату его вернули - чтоб быстрее восстановилась память! - дошло до меня.
Через определённые промежутки времени, как только камера отводит "взгляд" от кровати, я заглядываю через лаз к нему - что он там делает? Не повели его, случаем, одного в купол? Или, тьфу-тьфу, не забрали опять к себе?
Но глухо. Он лежит на кровати и тупо пялится в потолок, на наши тайные звуковые сигналы - нуль реакции.
В расстройстве бряцаю как попало по клавишам, имитируя старательную ученицу. Нам так положено - бряцать. Изначально повелось - пялься в комп минимум два часа в день и вовремя клацай. Типа учишься. Настаивают, чтобы мы постоянно учились, да. Вот зачем им это надо? Сеня говорит - хотят, чтобы мозг наш был в меру развитый. Для чего? - чтоб быть эффективным проводником.
После таких Сенькиных откровений терпеть не могу эту их учёбу. В моём мозгу удобно лишь моей личности! И проводить приказы желаю лишь свои! Танцевать люблю, а не эти их... науки. В воздухе это особый кайф. Поэтому, может, и не особо страдаю от несвободы, что получила такую удивительную способность - танцевать в воздухе. Да ещё рядом с Сеней! Обожаю сочинять рисунок танца и потом воплощать. А он больше физику с химией уважает. Просит меня заказывать разные курсы для него, а то свою норму выбирает и хочет сверху. Вот и ловчу: баш на баш. Я ему - его курсы, он мне - быть моей парой. Схему танца ему заранее в башку вбиваю, крутя руками в воздухе - туго, но запоминает. Странно: такое выделывает один в воздухе, а как побыть моей парой в танце - так сразу: тут у него тянет, там чешется, здесь ломит, сюда нырять неудобно, туда примитивно. Свободное творчество, видите ли, ему ближе. "Ты сначала "па" заучи, а потом уж из них твори!" - сержусь я в ответ. И срабатывает - скрежеща зубами, но подчиняется. Обожаю, когда мы плывём парой в танце. И пусть скрежещет. Привыкнет!
Вот сейчас: смотрю в экран - а вижу нас с ним в танце. Как это называется? - Болезнь. Да, она.
Не могу ничего. Мысли только о нём. Что бы ни делала - он.
Точно знаю: без него не хочу. Ничего и никого. И не буду.
Ещё и живот пучит который день. Бурчит как-то странно. Но не дура, не собираюсь куратору даже намёком... Вон, увели человека на осмотр - и что? А если чего серьёзное? - меня невольно передёрнуло.
Мысль перебросилась на то жуткое время. Время дикой боли, страданий. От наших "опекунов". Но особая злость - к санитарам: натуральные садисты.
В общем, нам в плечи и бёдра вживили некие штуки. Антигравы - так их Сеня зовёт. Не сразу, конечно, он определил, что они такое, а лишь недавно, когда одолел очередную книжку по физике. Объяснил: они как протез. Ну, когда биопротез вместо руки, например, - сигналы идут из мозга к нейро-нервам протеза, и ты им управляешь силой своей собственной мысли - по тому же принципу, что и "родными" частями тела. Антиграв - тот же протез, густо обшитый нейро-нервами, но вдобавок имеет хитрую начинку. По факту, именно эта начинка даёт нам возможность летать. "Блокирует жэ в широком диапазоне", - если по-научному.
Я сразу-то не поняла, какую такую "жэ" и почему не "эм"? Сенька, помню, некультурно заржал на этот мой вопрос, и я серьёзно обиделась. Смешливый потом целый час несмешливо прыгал вокруг, вымаливая прощение - типа лекцию мне читал. Объяснить пытался. И чего надрывался, когда можно было одним предложением донести идею: жэ - это та самая "грав", которую можно "анти"-хрякать. Горделивая улыбка наползла на моё измученное лицо, хоть мне вообще сейчас не до улыбок - а потому что вспомнила реакцию Сени на это моё гениальное объяснение: "Мария, да ты у нас неплохо в физике соображаешь!"
Но не всё так просто, типа вживили тебе - и ты полетел. Нет. Несколько лет оно приживалось. Лет! - даже не месяцев. И таскали нас санитары на процедуры... прям трясусь, когда вспоминаю. Притащат, привяжут, глаза маской прикроют - чтоб мы врачей не видели, так понимаю. Хорошо, если в сон введут - но это редко. Чаще по-живому "корректировали". Типа детям много наркозу вредно.
Далеко не у всех прошло гладко. Половина выпала на этом этапе - не прижилось у них. Ещё у трети - хоть и прижилось, но не вышло полететь, не подчинился им антиграв. Одну, помню, как начало неконтролируемо бросать... из-за одолевшей её трясучки, так понимаю. Ужас. Сенька тогда выручил, а то б она точно разбилась. Сумел подстроиться, охватить в объятия и тормознуть. У девчонки после возникла стойкая полёто-боязнь, напрочь отказалась летать.
В результате нас осталось пятеро. Зато каждому по хате.
Есть и другие группы: слышим иногда детские голоса. Но с нами их не пересекают никоим образом. Поскольку мы работаем в куполе восемь часов в самое выгодное для организма время, то "отсюда однозначно вытекает" (любимое выражение Сеньки): наша группа самая перспективная. Ха-ха. И вышла на финишную прямую. В конце которой ждёт - что?
Да пошло оно нафиг об этом думать! Подумаю лучше о положительном.
Я тоже не сразу приноровилась к антиграву: внутри будто лошадь вселилась со своим норовом. То несёт, будто нет земного притяжения, но чуть не так стеганёшь - и нырком вниз. Потихоньку-полегоньку осёдлывала. В принципе, особой разницы нет, чем управлять - рукой-ногой или лошадью. Надо просто приноровиться. Помогли мне танцы, я очень "координированная и пластичная". Это куратор меня так хвалит, но я и сама про себя знаю. Сеньку кто научил летать? - я! Подсказала, как надо. Потом уж он освоил и перегнал, но поначалу долго тупил. А теперь мы даже не задумываемся, какой мышцей куда двигать, летаешь как дышишь.
После нам доживили ещё одну хрень, гиро-чего-то. Тут уже Сеня подсказал мне секрет, который и не секрет на самом деле, а закон физики: хочешь в одну сторону двинуть - думай в перпендикулярную. Вот так странно, да. Но помогает конкретно, с гиро стало проще тормозить и поворачивать, факт. Я пока не особо овладела этим заковыристым умением. Ничего, научусь - а другого и не остаётся при таком кавалере.
Сенечка мой... Поначалу одного роста с ним были, а теперь он на голову выше. Сильный, ловкий. Лицом, правда, не особо, но мне нравится. Дико захотелось к нему. Осталось полчасика потерпеть. Эй, наблюдатели - видите, я уже сплю!
Системы наблюдения за нами строгие, но и мы не простачки, научились обманывать.
Он снова не вспомнил меня. Я уж и так, и эдак. А он только странно глядел. Словно филин.
В отчаянии я замахала руками, рисуя наш последний танец, который с таким трудом вбивала ему в бошку - ну, может, хотя б на мышечном уровне вспомнит?
И тут...
И тут он, заворожённо наблюдая за моими руками, всхрапнул. Глаза закатились. А когда вернулись на место - взгляд его был уже осмысленный.
И он улыбнулся мне!
Вспомнил?
Я зарыдала.
- Да ты у нас гипнотизёрка! - обнял он меня.
- Не, ну надо! Ему помогаешь - а он обзывается! - обмусолила, заикаясь, его плечо.
После того, как он кончил глупо гыгыкать (последствие шока, очевидно), накормила его заныканными вкусняшками. Потом тщательнейшим образом прощупала каждый миллиметр его тела - искала следы швов. Это у нас стандартная обязательная процедура после любых врачебных вмешательств. А то вошьют внутрь очередную прибамбасину, а ты и знать не будешь. Вот и взяли за правило отслеживать.
Чисто, не нашла ни одного шва. Ну, кроме очевидных синяков на висках.
- Не успели разрезать, значит, - довольный, он откинулся на спинку дивана. - Током пока только, получается.
- Как это?
- В кресле зажали. К вискам электроды. Дальше не помню, отрубился. Думаю, сканировали мозг, аппарат как раз соответствовал. С этого обычно начинают.
- Чего начинают? - напряглась я.
- Не бери в голову. Продолжить они точно не смогут.
На последних словах голос его завибрировал, сделался жёстким, глаза потемнели.
Я нырнула к нему в объятия, чтоб помягчел.
И уже после, когда он точно пришёл в себя, попросила посмотреть мой живот. Да, мы сами друг друга лечим, не к врачам же.
Он сразу и приложился. Ухом. Слушал, слушал... а потом отстранился, а сам весь светится. И лыбится во всю пасть.
- Машка! - сказал. И заплакал.
Вот не вру. Улыбался и слёзы текли.
Я испугалась.
- Что?
- Валить нам с тобою надо, пока живот твой не просекли - вот что! - прошипел он. Голос, что ли, отнялся?
Настаивать на более внятном ответе не стала. Уговорами его не пробьёшь, зато лаской - легко. Но вдруг там опухоль? Ну его, много знать вредно. Сейчас я хочу наслаждаться моментом, так хорошо бывает редко. Остальное потом.
А утром внезапно пришли санитары. Слишком рано - до подъёма. Не успела я к себе нырнуть сквозь дыру. Притаилась под одеялом.
Они метнули в него одежду, сказали одеваться. И собрать важные для себя вещички.
Когда санитары вот так говорят про "важные вещички", означать это может только одно - пациента забирают надолго. Зачем? Кто ж нам скажет.
Одевался Сеня неспешно. Потом, слышу, кашлянул особым образом - наш знак.
И полетела я на санитаров карлсоном, обёрнутая простынёй, ещё и "у-ухала".
Они растерялись.
Сеня их и вырубил, одного за другим, пока те таращились и судорожно уклонялись от нападок дикого привидения.
Забрал у них ключи, дубину. Шокер и рацию сунул в карман. Движения быстрые, расчётливые. Я только и успела, что схватить свой комбез да прижать к груди - во что-то мне нужно будет одеться!
Взявшись за руки, мы дунули вдоль коридора, и мерцал за нами белый шлейф простыни.
Там, в конце, светится дверь, откуда они приходят. За ней, точно не знаю, но должны быть обычные стёкла на окнах, которые бьются. И мы вырвемся на свободу, верю.