Конец весны *-го года стал для меня большим испытанием. Профессиональные неудачи - меня покинули несколько давних клиентов (ревитальным, как известно, нужны не медики, а в лучшем случае костоправы да благотворные эманации атомных вулканов), усугубились острой тоской. Боль от окончательной кончины любимой супруги, затихшая было, в который раз вернулась ко мне. Всё вокруг напоминало о Мэри. Устраивался ли я отдыхать с наступлением темноты или возвращался к активному бодрствованию утром, мысли о милой жене не давали мне покоя. Меня одолевала тоска, пусть многие и не верят, что наш уровень витальности позволяет нам так переживать. Стыдно признаться, но, желая забыться хотя бы на время, я запил. Большинство думает, что это невозможно, но алкоголь не единственное средство одурманить сознание. Прогресс и раньше не стоял на месте, а после Вторжения и Великой войны вообще полетел, как проклятый.
Не в силах видеть никого и ничего, однажды я покинул наше нынешнее с Холмсом жилище. Со мной был объёмистый саквояж с изрядным запасом мозгобоя - именно это пойло я выбрал для забытья.
Мрачный пустырь, где располагался когда-то наш с Мэри дом, не был оживлённым местечком. Люди - и мертвецы - обходили его стороной, слишком уж витали над ним воспоминания о давнем ужасе. Я хотел умереть, окончательно и бесповоротно.
В таком состоянии меня и нашёл мой друг Шерлок Холмс. В один прекрасный момент моё затворничество нарушил его голос:
- Долго вы собираетесь страдать, Ватсон? Жизнь, как ни иронично это звучит, не остановилась.
Такая язвительность звучала в его словах, что я очнулся.
- Зачем вы пришли, Холмс?
- Затем, дорогой друг, - ответил Холмс, - что, уж вы меня простите, ваши самокопания выглядят несколько нарочито. Ведь вы, я заметил, нашли себе утешение?
- Что вы имеете в виду, Холмс?! - вскинулся я.
- Я всё объясню, - усмехнулся Холмс. - Но, возможно, это, - он обвёл пустырь широким жестом, - не лучшее место для беседы?
- Вы правы, Холмс, - согласился я. - Поехали. И спасибо.
Пока я предавался унынию, Холмс приобрёл новый стимокат, чем немало меня удивил. Насладившись моим изумлением, он произнёс:
- Всё меняется, дорогой друг, меняемся и мы. Кроме того, я подумал, что вам будем приятно прокатиться на такой современной машине.
Ещё большее удивление вызвал тот факт, что за всю поездку Холмс так и не притронулся к рулю. На стимокате стоял незнакомый мне курсограф. Достаточно было задать конечный пункт маршрута, и он сам выбирал путь в закоулках Лондона. Сколько же времени я отсутствовал? Всю дорогу Холмс увлечённо знакомил меня с этим удивительным устройством, не жалея превосходных степеней, и я чувствовал, что злой туман, окутавший сознание, пусть и не исчез совсем, но отдалился.
'Спасибо, спасибо', - шептал я про себя. Мне было, за что благодарить: забота Холмса развеяла мою тоску, я почувствовал себя почти человеком. С тем большей силой разгорелось моё любопытство, вызванное словами Холмса, и я напомнил ему об этом, едва мы приехали домой и перекусили.
- Ну как же... - мой друг вынул из ящика стола пухлую газетную подшивку. - Вы теперь не только описываете действительное, но и фантазируете? Ватсон, вы меня удивили. В ваших фантазиях настолько скрупулёзно описан мой дедуктивный метод, что я и сам не смог бы сделать лучше. Я сказал бы, что так всё и было на самом деле, если бы не знал, что всё описанное вами никогда не происходило и не могло произойти!
Я только развёл руками.
- Позвольте, Холмс, - только и смог пролепетать я. - Решительно не понимаю, к чему вы ведёте...
- Фальсификатор! - Холмс со смехом погрозил мне пальцем. - Надо отдать вам должное, вы не публикуете эти выдумки под собственным именем. Это предусмотрительно, никто из персонажей не может подать на вас в суд, и я в том числе. Почитайте сами и попробуйте возразить, что это писали не вы!
Я понял, что спорить с ним бесполезно и принялся за подшивку.
Здесь были совсем разные издания, как те, где я много лет размещал свои репортажи о расследованиях великого сыщика, так и мне до того неизвестные или же такие, печататься в которых я бы посчитал ниже своего достоинства, особенно теперь, когда мои истории стали так популярны.
Первый рассказ, попавшийся мне на глаза, назывался 'Палец инженера'. Я готов поклясться, что приступил к нему с изрядным скепсисом. Но рассказ меня захватил и весьма озадачил. В нём Холмс расследовал дело о покушении на жизнь некоего инженера, нанятого бандой фальшивомонетчиков для наладки гидравлического пресса, на котором они чеканили фальшивее шиллинги. Среди злоумышленников, как полагается, оказалась сердобольная дама, которая помогла герою избежать смерти. Он отделался малой кровью, всего лишь оставив в недрах адского механизма свой палец. Добравшись до Лондона, инженер стал искать помощи врача, и случайно обратился ко мне. Я, то есть герой рассказа, удивился обстоятельствам, при которых инженер потерял свой палец, и свёл его с Холмсом. Мой друг, применив свой метод, распутал это дело.
Дочитав рассказ, я задумался, и было от чего, ведь описываемых событий вовсе не могло произойти. Серебряные шиллинги в Империи вышли из употребления много лет назад, ещё до Нашествия и Великой войны. При этом автор ни словом не обмолвился об этих величайших событиях. Смутило отношение инженера к своей пустячной травме. Зачем он искал врача? Подобные раны легко заживают близ атомных вулканов, а их в Лондоне и окрестностях множество. Инженер попросту терял время! Да и что такого ужасного с ним произошло? В крайнем случае он изменил бы витальность, как любой здравомыслящий человек. Но с другой стороны, сумасброду, персоне неуравновешенной, гораздо труднее получить необходимое для должности инженера образования!
Итак, неизвестный мне автор - Брейни Триподс - громоздил нелепость на нелепость. При этом... Не уверен, что я смог бы написать лучше. Это был я, это моя рука, мои секреты и маленькие хитрости, но, с другой стороны, я этого не делал. Если только во сне, но сплю я мало, и это не сон, а так, полугрёза.
Пропустив несколько страниц, я наткнулся на заголовок: 'Вампир в Суссексе' и снова погрузился в чтение. Удивлению моему не было границ... Неизвестный хитрец ничего не знал о настоящих вампирах, но смело фантазировал, пользуясь именно моими словами! Холмс, окутавшись табачным дымом, с усмешкой наблюдал за мною.
- 'Вампир в Суссексе'? - благодушно поинтересовался он.
- Как вы догадались? Наверняка очень просто?
- Конечно, Ватсон, - сказал Холмс. - Рассказ про вампира один из последних, попавших в эту кипу, а вы пролистали совсем немного страниц. У вас было такое потешное лицо... Поэтому я решил, что сейчас вы читаете рассказ 'Вампир в Суссексе'. Я прав?
- Разумеется, Холмс. Всё именно так, и всё крайне просто. Когда вы мне об этом рассказали.
- Разумеется, друг мой, когда я вам об этом рассказал, - улыбнулся Холмс. - Однако я уверен, что вы и сами обо всё догадались бы, взяв за труд немного подумать.
Немного подумать! Любой другой на моём месте непременно обиделся бы. Ещё бы, Холмс намекнул, что его собеседник не умеет или не привык думать. Но так поступил бы человек, который не знал моего невероятного друга, как я. Холмс всего лишь рассудил, что у меня не было времени поразмыслить. Что же, он был прав.
- Итак, - произнёс Холмс, - вы признаётесь? Самое время.
- Холмс, - сказал я, - что вы обо мне думаете? Только честно.
Кажется, я смог его удивить. Холмс некоторое время смотрел на меня, почесал нос, недоумевая, и спросил:
- Что вы имеете в виду, Ватсон? Я очень многое знаю про вас, и не меньше могу рассказать, даже того, о чём вы и сами не подозреваете.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся я. - Но, впрочем, я неточно выразился. Не что вы думаете, а как. Как вы думаете, я склонен к мистификациям?
- Нет, - тотчас ответил Холм. - То есть, это не вы?..
- Именно! - подтвердил я. - Вы меня знаете, Холмс. Я человек бесхитростный. Разве я могу придумать подобное?
И я хлопнул по подшивке, отчего в воздух поднялось облако пыли.
- Однако, Ватсон, - вымолвил мой друг. - От бумажной трухи у меня чешется в носу. Продолжим разговор на воздухе?
Я согласился.
На смотровой площадке, устроенной на крыше гондолы дирижабля, носившего имя 'Бейкер-стрит, 221б', стоял небольшой походный телескоп, а также столик и несколько кресел. Холмс устроился в одно из них, а я, облокотившись о перила, принялся рассматривать знакомый, но такой странный теперь Лондон.
Вернее, ту часть города, что оставил для лицезрения туман. Крыши самых высоких домов, донжоны Вестминстера, плывущие по туманному морю удивительными кораблями, да красные огни атомных вулканов; там, в глубине земной коры, не прерываясь ни на минуту, бурлит странное варево - атомная магма, наше проклятие и благословение.
Подул ветер. Туман под ногами ожил, взволновался, как море у скал Дувра. Мёртвым не холодно, но воспоминания хранятся в нашей памяти и иногда всплывают на поверхность. Я вспомнил, что на той высоте, где обретался наш дирижабль, всегда прохладно и дуют постоянные ветры. Против воли я запахнул пальто, отошёл от перил и сел напротив Холмса.
- Итак, - сказал Холмс, - вы утверждаете, что не имеете отношения к тем занятным историям?
- Ни малейшего! - твёрдо сказал я.
- Но хотели бы знать, кто их написал? - продолжил Холмс.
- Вне всякого сомнения! - ещё твёрже ответил я. - В конце концов, он вывел нас в виде персонажей. Если вам всё равно, то мне интересно знать, по какому праву он это сделал? Кто позволил ему сочинять небылицы о реальных людях? Адвокаты квалифицируют это как клевету. И я бы хотел примерно наказать этого человека, хотя бы финансово. Деньги нам не помешают.
- Деньги, - кивнул Холмс, - это немаловажно. Только, Ватсон, боюсь, что денег мы от автора не получим.
- Почему? - удивился я. - Или вы заранее знали, кто автор, и просто разыграли меня?
- Что вы, друг мой! - ответил Холмс. - Это было бы недостойно нашей дружбы. Не велика загадка. Тайна неизвестного подражателя не тянет и на одну выкуренную трубку. Вы и сами бы... впрочем, я это уже говорил.
- Так просветите же меня, Холмс! - воскликнул я. - Кто этот человек? Хочу посмотреть в его глаза, раз уж, как вы утверждаете, денег мне от него не дождаться.
Мой друг долго молчал, выпуская клубы ароматного дыма. Ветер подхватывал их и уносил прочь, играя. Я ждал.
- Вы куда-то торопитесь? - спросил, наконец, Холмс.
- Нет, - ответил я.
- Тогда предлагаю совершить небольшое путешествие.
- Я не против, но зачем?
- Чтобы вы сами получили удовольствие от разгадки, - сказал Холмс. - Наша любезная хозяйка как раз уехала на несколько дней по делам, и мы не нарушим никаких её планов.
- Кстати, - заинтересовался я. - А где наша любезная хозяйка?
- Упорхнула на симпозиум.
- Какой симпозиум? - только и нашёлся спросить я.
- Техносуфражисток, - с довольным видом сообщил Холмс.
- И за что же они борются?
- За гражданские права, разумеется. Гражданские права големов.
Надо признаться, мне никогда особо не нравились дирижабли. Да, дирижабль свободен в направлениях, ему не нужны рельсы, а значит, в путешествии по небу нам не грозят внезапные разливы рек, обрушение мостов или столкновение поездов. Бомбисты не подорвут путь, недовольная толпа не ссадит вас на убогой станции, не имеющей даже каблографа, чтобы подать весть властям или сподвижникам. Хотя, что там станция, были случаи, когда путешествующих оставляли в чистом поле, игрушкой для стихий.
Полёт на дирижабле лишён этих неудобств, но, Боже мой, насколько в небесах скучно! Яркое солнце над облаками развлекает недолго, потом устают глаза и хочется разнообразия. Вокруг же всё одинаково: синее небо и ослепительная облачная равнина по сторонам. Такие картины интересны в первый или во второй раз, а потом хочется чего-то нового. Поезд или стимокат приносит куда больше впечатлений. Встречные местечки, старинные замки или новомодные строения, да просто люди по сторонам; путешествуя по земле, всегда найдёшь добычу для острого взгляда. Поэтому, когда Холмс поднял наш дирижабль над облаками, а сам спустился вниз, к рычагам и штурвалу, я, прихватив бутылочку малиновой наливки и приснопамятную подшивку с творениями Брейни Триподса, устроился наверху.
Сравнить как следует наши с таинственным подражателем творческие методы, посмотреть на мир и людей его, подражателя, глазами, и попытаться угадать, кто же это может быть. Не иначе, это человек из близких мне кругов, возможно, мы даже знакомы. Ещё я надеялся найти тонкие различия, которые не заметил при первом взгляде, когда внимание моё было отвлечено самим фактом подражания.
Выбор мой пал на "Собаку Баскервилей". Это была объёмистая повесть. Наверное, она предложит достаточно пищи для ума...
Признаюсь, я зачитался. Как живой встал передо мною Баскервиль-холл, а также насельники его и окрестных деревень. И мрачная Гринспенская трясина, хотя и окружённая цветущими лугами и живосписными каменными грядами. И простая, но захватывающая история, не имевшая ничего общего с действительными событиями, но которая вполне могла случиться - в другом месте и в другое время.
Тем временем день перевалил за середину. Рассеялись тучи, скрывавшие от нас поверхность. Впереди я увидел город, к которому наше небесное жилище неуклонно приближалось. Через город протекала река, за нею, окружённое купами деревьев, лужайками и серыми стрелками дорожек, высилось древнее готическое строение. Скоро я узнал в нём знаменитый Винчестерский собор, правда, находящийся ныне в плачевном состоянии. Я спустился вниз. Холмс сидел за рычагами, рядом с ним покоилась скрипка в футляре. Очевидно, загадка подражателя оказалась так проста, что мой друг не притронулся к инструменту. Впрочем, вспомнил я, эта загадка не стоила и одной трубки, как он сам выразился.
- Вы читали "Собаку Баскервилей"? - спросил я.
- Нет, - ответил Холмс и посмотрел на меня странным взглядом, - я читал не всё, что собрал в этой подшивке. Художественная литература интересует меня мало.
Иного я и не ожидал. Мой друг отличался крайне однобоким образованием, и впору было его благодарить, что он прочёл из собранных рассказов хоть некоторые.
Пока я размышлял, Холмс пытливо разглядывал моё лицо.
- Очевидно, Ватсон, вы уже догадались, куда мы летим? - спросил он.
- Представьте себе, - ответил я. - Под нами Девоншир. Значит, наш пункт назначения Баскервиль-холл.
- Как же вы пришли к такому выводу?
- Но я прав?
- Об этом позже. Сначала ответьте на мой вопрос.
- Элементарно, Холмс, - сказал я, наполняя бокалы. - Баскервиль-холл это единственное место в этой части Британии, с которым я знаком. Вы же сами сказали, что я легко разгадал бы загадку, если бы подумал. Значит, она связана с теми делами и местами, где мы ранее побывали. Я прав?
- Браво, Ватсон! Но тогда вы уже знаете, кто ваш таинственный подражатель?
- Откуда, Холмс?
- Да, Ватсон, - отозвался мой друг после паузы. - Вы, как обычно, сделали верные выводы из странных посылок.
- Так кто же он? - потребовал я.
- Не торопитесь, друг мой, вы всё узнаете и очень скоро. Пока вы развлекались там, - Холм указал чубуком трубки на потолок, - я дал каблограмму сэру Генри. Нас ждут.
- Но вы-то уже знаете, кто он?
- Я почти уверен, - ответил Холмс. - Завтра мы узнаем, насколько точны мои рассуждения. Заодно подышим здоровым деревенским воздухом.
За годы что-то изменилось в Баскервиль-холле, а кое что осталось по-прежнему. Бэрримор овдовел, а сэр Генри так и не женился. Миссис Степлтон вскорости после смерти своего ужасного супруга исчезла куда-то, и более никто в округе не нашёл ключей к сердцу сэра Генри. Сам же он предпочёл одиночество. Хотя нам оказался рад. Мрачный старый дом расцвёл гальваническими огнями, в главном зале зажглась величественная люстра, явив постороннему взгляду галерею предков, скрытую обычно в полутьме.
- Доктор Ватсон! Мистер Холмс! Как я рад вас видеть! - встречая нас у причальной мачты, восклицал он. - Я и не надеялся уже, что вы навестите старого затворника.
- Вы вполне могли приехать к нам сами, - ответил Холмс.
- Нет уж, Холмс! - замахал руками сэр Генри. - Зарёкся я кататься по большим городам, тем более в Лондон. Как ни приеду, случается со мной всякая чепуха.
- Вы в Лондоне и были всего раз, - сказал я.
- И мне хватило, доктор, - погрозил мне пальцем сэр Генри. - Просторы мне нравятся больше. Что в Америке, что здесь. Проходите, не задерживайтесь в дверях! Кухарка расстаралась, у меня теперь не только овсянка, да, господа! Кстати, сегодня вы у меня не единственные гости...
За накрытым столом с механическим щенком на руках сидел доктор Мортимер. Со времени нашей последней встречи он изменился. Он был дорого одет, волосы уложены по последней моде, на руках перчатки тончайшей кожи, но, самое главное, к ножке стола прислонилась совсем новая трость с серебряным набалдашником. Завидев нас он встал и смущённо улыбнулся.
- Когда я получил вашу каблограмму, Холмс, - сказал сэр Генри, - то подумал, что доктор Мортимер тоже будет рад встрече.
- И мы, доктор Мортимер, и мы, - сказал Холмс.
Кухарка, и в самом деле поработала на славу. Отдавая ей должное, за обедом мы не говорили о делах. Потом, получив заслуженные слова похвалы, эта достойная пожилая женщина собрала посуду и удалилась. Остались только мы четверо - и Бэрримор с галереей бутылок наготове.
- Я, пожалуй, выпью бренди, - заявил сэр Генри. - Люблю, знаете, хорошую сигару вприкуску с бренди. А вы что предпочитаете? Не изменили своих вкусов?
- Шерри, - сказал я. - К чему мне меняться?
- Согласен, - сказал Холмс. - Менять вкусы нам уже поздно. К тому же, подобные изменения влекут за собой хлопоты. А я слишком занят, чтобы отвлекаться на мелочи.
- Да, - кивнул головой сэр Генри, - вы правы. Бэрримор!
Гремя сочленениями своего электрического экзоскелета, дворецкий подкатил к столу тележку с напитками и наполнил наши бокалы.
- А вы, доктор Мортимер, почему не пьёте? - спросил я. - В наше прошлое посещение вы не отказывались опрокинуть рюмочку, другую.
- Мне так неудобно, дорогой доктор Ватсон, - смущённо произнёс тот. - Я ведь представляю, зачем вы здесь. Да и присутствие мистера Холмса показывает мне, что я не ошибаюсь.
- Ваше умение строить гипотезы делает вам честь, доктор - слегка наклонил голову мой друг.
- Значит, вы представляете... - протянул я. - Наверное, все здесь уже знают разгадку тайны, которая тревожит меня последние часы. Рассказывайте!
Доктор Мортимер посмотрел на Холмса. Тот улыбнулся и покачал головой.
- Может быть, отложим разговор на утро? - предложил доктор Мортимер.
- Да-да, завтра утром! - обрадовался сэр Генри. - Я пойду с вами, мне тоже стало интересно. А сейчас... давайте посидим по-дружески, вспоминая прошлое? Так много случилось за эти годы разного и удивительного, что только в минувшем можем мы найти спокойствие. Как вы думаете, Доктор Ватсон?
- Наверное, - ответил я.
И мы сидели, вспоминали прошлое. Сэр Генри говорил о своей жизни за океаном, о молодости и первой любви, которая не превратилась ни во что большее. Её родители были против, обычная история. Доктор Мортимер вспоминал свои изыскания, с жаром рассказывал о найденном им самолично черепе древнего человека, жившего в этих местах много тысяч лет назад. Я припомнил службу в Афганистане и самоубийственную атаку профессора Мориарти на наш дом на Бейкер-стрит. Только Холмс сидел молча, изредка попыхивая трубкой.
Потом мы разошлись по приготовленным для нас комнатам. Конечно, всю ночь я не сомкнул глаз и даже не ложился, но ходил из угла в угол, перебирая версии, и все они казались мне глупыми и никчёмными. Когда небо на востоке посветлело, я спустился вниз.
К моему удивлению, все были уже на ногах. Автоматон, за которым ревниво следил мрачный Бэрримор, подал завтрак; наскоро перекусив, мы облачились в стимоходы и отправились. Доктор Мортимер двигался первым, за ним Холмс, следом я. Замыкал нашу процессию сэр Генри.
- Теперь внимательнее, - голос доктора Мортимера вырвал меня из задумчивости. - Идите за мной, след в след.
- Откуда вы знаете дорогу? - поинтересовался я.
- А как же, я ведь собираюсь рассказать вам...
- Нет, - остановил я его. - Как вы узнали её?
- Я натуралист, - рассмеялся доктор Мортимер. - Недалеко, - он махнул рукой, - можно найти замечательные окаменелости. Одно время я проводил там часы и нашёл, знаете, много интересного. В том числе...
Он принялся сыпать терминами, и настроение моё, до того смутное, внезапно улучшилось. Благословенная латынь напомнила о юности. Обучение, атласы, анатомический театр. В них тоже, если подумать, была своя привлекательность. Впрочем, молодость всегда наполнена радостью и светлыми надеждами, пока жизненные тяготы и заботы не согнули наши плечи. Жаль, пока молоды, мы мало ценим то, что имеем.
Солнце поднялось выше, налетел ветерок и разогнал остатки тумана. Он же принёс удушливые запахи гниения и болотных газов. Вокруг расстилалась бурая равнина с окнами чистой воды. Кое-где они сливались вместе, образовав протоки и озерца. Унылая, но в то же время, странно притягательная картина.
- Вот она, знаменитая Гринспенская трясина, - объявил доктор Мортимер. - Осталось немного, мы уже почти пришли.
- Я не узнаю этих мест, - сказал Холмс.
- Ничего удивительного, - ответил доктор Мортимер. - Трясина велика, мы подошли с другой стороны. Вряд ли вы здесь бывали. Кстати...
Он остановился на краю узкой моховой полоски.
- Здесь можно стоять без опаски. Под нами камень. Но умоляю вас, не ступайте на те кочки! Под ними бездна.
Велик человек! Он построил дирижабли и океанские пароходы, разбудил атомные вулканы и отразил вторжение марсиан. Но здесь, на краю Гринспенской трясины, я ощутил себя букашкой на полях шляпы Гулливера. Пройдут века, человечество сгинет, а Гринспенская трясина пребудет вовек, даже не заметив, что забавные человечки попирали когда-то ногами её окраины. Жили, строили свои смешные города, писали пьесы и романы...
- Итак, доктор, поведайте мне, зачем мы сюда пришли, - сказал я. - Я в нетерпении.
- Конечно, разумеется, - засуетился доктор Мортимер. - Подождите немного, надеюсь, у него хорошее настроение. Когда он не в духе, то может и не явиться.
- Кто? - не понял я.
Доктор Мортимер не ответил. Он присел у воды и со всего размаху ударил по ней тростью. Потом второй и третий.
- Что вы делаете? - без особого удивления спросил его Холмс.
- Зову, - непонятно ответил доктор Мортимер и сделал новый удар и, чуть подождав, ещё несколько. Потом он снова повторил эту странную мелодию.
- Не понимаю. - Пожал я плечами. - Что это значит? Какой в этом смысл?..
Зеркало воды внезапно пошло рябью и заволновалось. Белёсый ил вперемешку с прядями сфагнума поднялся наверх и волны погнали его к берегу, на котором мы стояли. Из тёмной торфяной глубины к свету поднималось нечто. Я не мог сходу подобрать определение... Чужое. Чуждое. Иностороннее?
Вот оно уже близко. Поверхность болота вспухла бугром, вода вместе с грязью скатилась, открывая знакомый, но такой неожиданный силуэт.
Марсианский треножник, наш недолгий ужас и самая великая победа. Вернее, крыша треножника, которую большинство людей смогло увидеть разве что после войны.
- Он пришёл, - довольно произнёс доктор Мортимер.
- Мой Бог! - воскликнул я. - Но, во имя всего святого, что это значит?
- Вы узнаете, - отозвался доктор Мортимер.
В крыше треножника тем временем протаяло отверстие, оттуда языком выползла трап-дорожка и мягко ткнулась в берег у наших ног.
- Нас приглашают, - сказал доктор Мортимер. - Идёмте же!
Он бесстрашно прошагал по дорожке и исчез в чёрном зеве входа. Не без колебаний я тоже сделал шаг.
- А вы? - обернулся я к Холмсу и сэру Генри, которые так и стояли поодаль и не предпринимали попыток приблизиться.
- Идите, Ватсон, - мягко сказал Холмс. - Вам это важнее, идите.
Как и большинству живущих ныне людей, никогда ранее не приходилось мне бывать внутри марсианских треножников. Однако, спустившись в него по самой обыкновенной пружинящей лестнице, я не увидел ничего сверхъестественного. Как будто на дно колодца попал. Те же шершавые стены, тот же солнечный свет сверху, только никакой сырости. Это меня тоже не удивило: бывают же высохшие колодцы? Потом свет ненадолго померк, это исчез люк наверху, но снова загорелся: неяркий, рассеяный. Я крутил головой, но не увидел его источника. Светились как будто сами стены. Потом пол дрогнул, я ощутил, что мы опускаемся.
Разумеется, я не испугался. Мало что может устрашить мертвеца, но, всё равно, мне стало немного не по себе.
- Что это, доктор Мортимер? - спросил я.
- Не беспокойтесь, - отозвался мой спутник, - мы опускаемся вниз, на дно Гринспенской трясины. Он не любит долго находиться на поверхности.
- Да кто он, чёрт побери? - не выдержал я.
- Как, вы ещё не догадались? - удивился доктор Мортимер. - Он, Брэйни Триподс.
- Что?..
Я замолчал. Множество мыслей роились в моей голове, кружились, сталкивались, ссорились между собой. Из них главная: меня имитировал марсианин? Но как это возможно?
- Я не понимаю... - проговорил я. - Это шутка, доктор Мортимер? Здесь нет никаких марсиан! Кого вы имеете в виду?
- Их помощника, - ответил доктор Мортимер. - Искусственный разум, управлявший треножником.
- Но...
- Сейчас вы увидите.
Мне не пришлось ждать долго. В воздухе перед нами загорелся вдруг экран, как в синема. Словно арабской вязью, его покрывали значки, некоторые из них были мне знакомы. Текст на марсианском языке! Нет, я не знал его, мало кто в нашем мире может похвастаться этим знанием - марсиане мыслят совсем иначе, не так, как мы, но я видел изображения марсианских фраз в газетах и на фотографических карточках. Когда Вторжение закончилось нашей победой, марсианский язык усердно изучали.
Правда, я не знаю, насколько наши учёные смогли понять смысл этих знаков. Это прошло мимо меня. Наверное, смогли, раз есть дипломатические миссии и марсиане работают среди нас...
Изображение на экране тем временем изменилось. Знаки съехали к центру, образовав подобие человеческого лица.
- Приветствую! - громко произнёс доктор Мортимер.
Под лицом на экране возникла фраза на обычном английском языке, напечатанная полузнакомым газетным шрифтом. Вероятно, Холмс сразу опознал бы издание, и я мимолётно пожалел, что он остался наверху.
Фраза гласила: "Рад, Мортимер. Кто это?"
- Доктор Ватсон, - торжественно объявил мой спутник.
"О-о-о-о-о!.. Рад. Рад. Рад!"
Лицо на экране пришло в яростное движение. Выражения восторга, изумления, радости сменялись как в калейдоскопе. Признаться, я от этого мельтешения несколько опешил и даже отступил на шаг.
Фраза на экране сменилась:
"Честь. Огромная честь познакомиться с великим мастером!"
И сразу, без паузы:
"Простите! Простите! Не могу общаться! Надеюсь, потом!"
Экран погас. Пол ударил меня в пятки. Мы неслись наверх, если медленный подъём со дна болота можно обозначить таким словом. Скоро треножник замер, и внутрь ворвался солнечный свет.
- Идёмте, уважаемый Ватсон, - сказал доктор Мортимер. - Не обижайтесь на него, я всё вам объясню.
***
- Как вы, наверное, помните, - рассказывал доктор Мортимер спустя два часа, когда мы вернулись в Баскервиль-холл и собрались за столом, - сами марсиане чрезвычайно холодные и рассудочные существа. Они изрядно обогнали нас в развитии, и если мы создаём себе слуг для тяжёлых работ, - он ласково погладил своего механического щенка, - то они научились создавать помощников для работы умственной.
Он пригубил портвейн. Я тоже хлебнул коньяка из пузатого бокала, хотя, если по совести, сейчас мне куда больше подошёл бы мозгобой.
- Так вот, - продолжил доктор Мортимер, - в каждом их агрегате, во всяком средстве передвижения, везде заключён искусственный разум. Он учится и меняется, любой новый опыт добавляет знаний в его арсенал.
- И новые свойства, - вставил Шерлок Холмс.
- Вы совершенно правы, мистер Холмс! - обрадовался доктор Мортимер. - Не знаю, что было причиной: сам ли междупланетный перелёт, война или гибель хозяев... - Доктор Мортимер остановился и мечтательно закатил глаза: - Кстати, хозяева Брэйни после гибели разложились почти полностью, треножник утилизировал их плоть, но остались два черепа. Я их прибрал, они заняли видное место в моей коллекции! Хрящи, из которых они состоят, почти окаменели. Не знаю, что послужило причиной, но они вполне сохранились, и я... Впрочем, я отвлёкся... Так вот, Брэйни открыл для себя эмоции, научился чувствовать. Он сидел в своей жестянке в глубине трясины, не в силах выбраться наружу; максимум, что он мог сделать, так это всплыть на поверхность, и то ненадолго. Он страдал, он был в замешательстве, он тосковал по хозяевам, и тут наши пути пересеклись. Я проходил мимо места его заточения, вы же помните, там недалеко много окаменелостей, я часто посещаю те места, и вот однажды он решился...
- Представляю ваше замешательство, - сказал Холмс.
- О да, мистер Холмс. Вы как всегда правы! - воскликнул доктор Мортимер. - Когда его треножник всплыл из глубин трясины, я чуть не сбежал. Но... получилось как получилось. Мы вели долгие беседы. Вернее, говорил я, ему это недоступно, он читает по губам.
- Почему? - спросил я. Принятый алкоголь слегка расслабил меня и успокоил настолько, что я смог интересоваться рассказом.
- Атмосфера Марса, как теперь известно, чрезвычайно разрежена, - объяснил доктор Мортимер. - Слух, а значит и речь, там бесполезны. Марсиане обходятся зрением, вибрацией и другими способами, нам непонятными. Да, и во время этих бесед я упомянул о литературе и похвастался знакомством с вами, мистер Холмс, и с вами, доктор Ватсон. Он заинтересовался, и я принёс ему множество разных книг, в том числе ваши рассказы. Он был в восторге - и попробовал писать сам. Извините, я не мог предугадать, во что это выльется.
Он умолк и сидел, с тревогой ожидая моего ответа. Холмс, окутавшись табачным дымом, чему-то улыбался. Сэр Генри, до того жадно внимавший рассказу доктора Мортимера, теперь устремил свой взор на меня и тоже ждал. Лишь Бэрримор был совершенно бесстрастен, как и полагается правильному дворецкому.
Я же не знал, что и думать. Подать в суд на искусственный разум всё равно что обвинить голема, что бы не думали по этому поводу техносуфражистки, или сторожевую собаку, искусавшую прохожего. Хозяева Брэйни умерли, а он... скорее, ребёнок, чем взрослое существо. Да и не хотел я с ним ссориться, вся злость ушла, как вода сквозь песок. Тем более, он хотел встречи. Подать в суд на доктора Мортимера? Эта мысль мелькнула и пропала.
- Ваша собачка не из дешёвых, - неожиданно сказал Холмс.
Доктор Мортимер покраснел, потом побледнел, лицо его пошло пятнами, а губы затряслись.
- Я не хотел, простите, - заговорил он. - Я знаю, что виноват, я воспользовался вашими именами! Но заверяю вас, это не со зла! Брейни так радовался, что у него получается, что его рассказы принимают к печати. Я приносил ему свежие номера газет, там было его имя! Он невероятно умён, но эмоционально он сущий ребёнок... Пришлось потратиться. Вы же знаете, доктор Ватсон, как недёшево напечатать хоть что-то без лишних вопросов? Я... Мы с Брейни запатентовали несколько устройств, безделушек... их ставят на стимокаты, дирижабли, у Снупи, - он печально посмотрел на механического щенка, - оно тоже есть. Это принесло доход. Я открыл два счёта на предъявителя в банке "Поттер и партнёры", нарочно на этот случай. Это ваше по праву, пользуйтесь!
Вынув из внутреннего кармана два фирменных банковских конверта, он положил их перед Холмсом на стол и сел, отдуваясь.
- Заберите, доктор Мортимер, - сухо произнёс Холмс. - Мы с Ватсоном достаточно обеспечены. Не так ли, Ватсон?
- Почему, доктор Мортимер, он выпроводил нас так внезапно? - спросил я.
- Прошу вас, не обижайтесь на него, - с облегчением ответил доктор Мортимер. - Вы его кумир. У него просто сдали нервы, вы знаете, такое бывает...
Я знал.
- Но вы-то, Холмс, - обратился я к своему другу, - могли хотя бы намекнуть на разгадку!
- Ах, Ватсон, - усмехнулся он. - Разве имя не сказало вам всё?
- Я как-то не подумал...
Холмс выпустил плотный клуб дыма.
- Но остальные ваши выводы были верны, - продолжил он. - Что же касается авторства... - Он ненадолго задумался, подбирая слова. - Я знал, что были найдены всё треножники, кроме одного. Где же он? Это должно быть место, недоступное для исследования и скрытое обычно от глаз наблюдателей. Глубины Гринспенской трясины подходили как нельзя лучше. Добавив к своим умозаключениям имя вашего эпигона, я, собственно, и нашёл разгадку. И оказался прав.
Холмс замолчал и отпил бренди.
- Но темы этих сочинений! - сказал я. - Мир, в котором всё происходит! Откуда взялось это?
Холмс пожал плечами. Доктор Мортимер тоже отрицательно покачал головой. Они не знали ответа. Я уже знал его, но боялся произнести.
Брейни Триподс оказался не только весьма эмоционален. Как и его хозяева, он был исключительно умён и рассудочен, и понимал, что мир, где мы все существуем, мир с настоящими вампирами, атомными вулканами и живыми мертвецами просто немыслим, невозможен. Брейни Триподс не смог в него поверить.