Не вижу, почему бы благородному дону не поиграть немного в благородных донов.
В детстве мы все играли в героев любимых книг. Да и став взрослыми, порой возвращаемся к этой забаве. Правда, игры наши тоже повзрослели. Нам уже не интересно просто повторять сюжет книги. Теперь мы придумываем, что было до, или после, или как было "на самом деле". А ещё - что было бы, если...
Одно такое "если" давно не даёт мне покоя, только я опасался выпускать его на волю. Нужно дать ему созреть и дорасти самому. Но не могу удержать... вырывается... оживает...
... и вот я подъезжаю к небольшому городку, примечательному лишь тем, что это самое восточное, самое близкое к арканарской границе поселение в герцогстве Ируканском. Назовём его, скажем, Шиндар - у скромного городка не должно быть слишком звучного имени. А он таки очень скромен. Но мне даже нравится, что тщеславные провинциалы хотя бы в этом не пытаются соперничать с имперским блеском Эстора. Высокие стены, окна-бойницы и крепкие ворота здесь важней изящных башенок и мраморных колонн.
Зря я о них вспомнил - тут же захотелось в Эстор, оставленный семь лет назад. Но пока я не могу вернуться, у меня неотложное дело - в этом городишке, а возможно и ещё восточнее.
Я путешествую один. Мои слуги бросили меня умирать от лихорадки посреди Туханских болот. И чтобы скрыть свою подлость, отослали домой чей-то высохший труп с изъеденным язвой лицом. Говорят, он так и лежит в нашем фамильном склепе. Моё же лицо, хвала святому Мике и тем монахам, что подобрали и выходили меня, не пострадало. И силы постепенно возвращаются. Только шесть лет, проведённых в монастырской лечебнице, назад уже не вернёшь.
Набирать в услужение новых трусов и предателей взамен прежних я не спешу. От горстки чем попало вооружённых оборванцев я как-нибудь отобьюсь, а арбалетный болт в спину на лесной дороге может получить и предводитель большого отряда. И вряд ли чёрная лихорадка отступилась от меня лишь затем, чтобы всё решил какой-то шальной выстрел.
Я въезжаю на мост. Хамахарский жеребец недовольно ржёт - ему не нравится ступать по скользким камням - и я не слышу вопроса стражников, охраняющих въезд в город. Однако догадаться несложно.
Услышав моё имя, стражники начинают пятиться, пока не упираются в перила моста. Хорошо хоть в воду не свалились. Совсем мальчишки, щуплые и веснушчатые, в помятых кирасах, явно с чужого и более мощного плеча. Либо в городе не хватает здоровых мужчин, либо наместник, испугавшись слухов с той стороны границы, объявил общую мобилизацию.
Впрочем, мне нет дела до этих юнцов. Но какая-то неодолимая сила заставляет вглядеться в их лица. И я заранее знаю, что увижу - не только благоговейный ужас, но и робкое, затаённое ожидание. Как и у всех, кого я встречал на заставах и постоялых дворах Арканарского тракта.
Чего они ждут от меня? Вроде бы я ничего не должен этим простолюдинам, не давал никаких обетов, не объявлял ни за что наград. Но они всё равно смотрят.
Один из стражников решается снова спросить:
- Позвольте узнать, благородный дон, с какой целью вы прибыли в Шиндар?
Хороший вопрос. Я и сам смутно представляю, с какой целью. Просто чувствую, что где-то здесь нужно искать разгадку мучающей меня тайны. Но не объяснять же это каждому встречному.
А может, и не нужно ничего искать, мне и так известен ответ, только не хочу в этом признаваться. Или боюсь? И не хочу признаваться, что боюсь.
Давно копившееся раздражение выплёскивается на голову бедного парнишки:
Слова ещё недосказаны и не расслышаны, но я уже знаю, что будет дальше. То же, что и всегда. Отсвет надежды на конопатом лице сменится - нет, не обидой, а разочарованием. Я, видите ли, опять не оправдал ожиданий. А разве должен был? Разве я бродячий акробат, за жалкие гроши развлекающий толпу, или фокусник, исполняющий желания?
Да полно, не в этом дело. Я опять пытаюсь обмануть себя: они ждут чего-то такого, что непременно сделал бы тот другой, о котором ходят смутные слухи по всей империи. Самозванец, присвоивший моё имя. О нём-то я на самом деле и хочу узнать - кто он такой, чего добивался, откуда взялся и куда пропал? Именно поэтому я оказался здесь, у самой границы с Арканаром.
- Как угодно вашей милости, - ворчит парнишка, освобождая дорогу, - только господин наместник меня всё равно спросит, зачем благородный дон пожаловали. Да и вас тоже.
- Хорошо, зайду я к твоему наместнику, - отвечаю я уже мягче и поправляю золотой обруч с изумрудом.
Красивая вещица. Очень подходит к моему исхудавшему после болезни лицу и чёрным с сединой волосам. Я купил её месяц назад у одного соанского купца. Вроде бы обруч сняли с головы казнённого мятежника. Но мой род такой древний, так высоко стоит в имперской иерархии, что мы выше даже предрассудков. Мне украшение понравилось, и наплевать, кто его носил раньше.
Город выглядит так, словно только что пережил нашествие северных варваров. Разбитые окна, болтающиеся на одной петле двери, подозрительные бурые пятна на стенах. Пахнет недавним пожаром. По улицам бродят компании молодых ребят, судя по виду, подмастерьев, громко кричащих что-то маловразумительное: "Ирукан - для ируканцев" или "Убирайтесь домой, попрошайки". Впрочем, меня они обходят по стеночке, да и разъезды конной стражи - тоже. И я пропускаю их беспрепятственно, не вмешиваясь без нужды в бурление здешней жизни.
Из толпы на перекрёстке вырывается пожилая женщина и бежит ко мне. Её седые волосы растрёпаны, серое платье изодрано и испачкано грязью, босые ноги изодраны в кровь. Она цепляется обеими руками за седло, и с молчаливой, отчаянной надеждой смотрит на меня пронзительно голубым правым глазом. Левый, наверное, тоже голубой, но его почти не видно за громадным лиловым синяком, расплывшимся на пол-лица. Хотя, смотрит она скорее не на меня, а на мой обруч.
А вот мастеровые с опаской разглядывают мои мечи. Я поддёргиваю перевязь, чтобы им было лучше видно. Напряжённое молчание затягивается, но я не собираюсь его прерывать.
Наверное, они бы ещё долго так стояли, но из-за угла появляется конный патруль, и я передаю несчастную служителям закона. Они намного старше, чем стражники на мосту, и похожи на опытных воинов, так что за судьбу женщины можно не волноваться. Вот только... в её взгляде я улавливаю уже знакомое разочарование. Опять? А теперь-то почему? Что за день сегодня такой, печень Каты Праведного?!
В кабинет наместника я вхожу с намерением рассказать об увиденном в городе. Но застреваю на втором слове, заметив, что дон Дага в комнате не один. Его самого я опознаю по висящему над столом портрету, чуть ли не в обнимку с герцогом. Но у окна в стоит коренастый, тучноватый человек в сером дорожном камзоле, с таким же, как у меня, обручем в каштановых волосах. Услышав моё имя, он вздрагивает и впивается в меня широко раскрытыми карими глазами. Его взгляд мешает сосредоточиться, и я излагаю свои впечатления более кратко и сбивчиво, нежели собирался.
Дон Дага, худой и бледный человек средних лет с излишне вытянутым и крайне невыразительным лицом, пожимает плечами:
- А что вы ожидали, дон Румата? Город переполнен беженцами из Арканара, и наши ремесленники недовольны, что пришлые отнимают у них работу. К тому же соглашаются на меньшую плату. Многие почтенные горожане близки к разорению. Я не вправе осуждать их за недовольство, хотя иногда оно принимает непозволительные формы. Вот и герцог тоже обеспокоен...
Вялое движение рукой в сторону окна.
- Позвольте представить - благородный дон Гуг. Прибыл из столицы, чтобы разобраться на месте и доложить результаты его светлости. А без приказа из Ирукана я, увы, ничего не могу поделать.
- Но я-то могу, - заявляю я, скорее из чувства противоречия.
Наместник задумчиво смотрит на меня.
- Скажите, благородный дон, - приторно улыбается он, - как долго вы намерены пробыть в Шиндаре?
- По обстоятельствам, дон Дага, - в тон ему отвечаю я. - А почему вы об этом спрашиваете?
В лице наместника появляется что-то птичье, что-то от грифа-стервятника. Губы плотно сжаты, глаза прищурены.
- Я настоятельно рекомендую вам, дон Румата, уехать как можно быстрее. В городе и так неспокойно, и одно ваше появление может подвигнуть недовольных на необдуманные действия.
- Простите, но причём здесь моё появление?
Дон Дага хищно усмехается.
- Мы, конечно, живём в глуши, но кое-какие слухи и до нас доходят. Нужно просто сопоставить факты: сначала вы приехали в Арканар, и вскоре при неясных обстоятельствах умер король Пиц Шестой, а в городе началась кровавая резня, которую смогли остановить лишь воины Святого Ордена. А теперь вы появляетесь в Ирукане. Нам бы не хотелось повторения арканарских событий.
- Я никогда не был в Арканаре! - взрываюсь я.
- Глупо отрицать, дон Румата, - качает головой наместник. - Вас видели сотни людей, многие из них поселились у нас и охотно подтвердят мои слова.
- Говорю же вам, меня там не было! Это был мой двойник.
- А этот роскошный обруч он, надо полагать, у вас одолжил?
Мне трудно с ним спорить, поскольку он лучше осведомлён. До меня долетали лишь отголоски тех слухов, что ходили здесь, в Ирукане.
- Этот обруч, - я все ещё пытаюсь говорить спокойно, - я купил месяц назад на тиханском рынке. Намного позже событий в Арканаре. Кроме того, полагаю, в мире существует несколько таких обручей. Один из них мы видим сейчас на благородном доне Гуге?
- Уж не хотите ли вы сказать, добрейший дон Румата, что это он отравил короля Арканара?
- Что вы сказали? - удивлённо бормочет посланец герцога, выходя из оцепенения. Но ни я, ни наместник не обращаем на него внимания.
- Уж не хотите ли вы сказать, мудрейший дон Дага, что это я его отравил?
- Не сами, разумеется. С помощью шарлатана, выдаваемого за известного лекаря Будаха Ируканского.
Не знаю, как мне удаётся сдержаться. Наверное, пределы удивления человеческой наглостью я давно миновал.
- А не кажется ли вам, милейший дон, что такие обвинения нужно доказывать? Хотя бы собственным мечом. Посмотрим, так ли ловко вы обращаетесь с оружием, как со словами.
- Нет, не кажется, - не моргнув глазом отвечает наместник. - Доказывать нужно вашу связь с Аратой Горбатым и Вагой Колесом. А разговоры о том, что вас забрала из Арканара нечистая сила, я всё-таки склонен списать на буйное воображение простонародья. - Ядовитая усмешка вновь искривляет его лицо. - Что касается дуэли... я ведь правильно истолковал ваши слова?
- Правильней некуда.
- Так вот, с великим сожалением, вынужден отказаться. Находясь на службе его светлости, я не имею права принять вызов. Может, как-нибудь в другой раз.
- Хорошо, я буду ждать, - усмехаюсь в ответ я.
- Только, ради святого Мики, не здесь, - уточняет он. - Послушайтесь моего совета, дон Румата, уезжайте! А то ведь наш народ тёмен и неграмотен, он и в слухи о нечистой силе поверить может.
Интересно, где тут у него прячутся арбалетчики? - закусив губу от ярости, думаю я. - Иначе с чего он такой смелый?
- Да, ваш народ и вправду не достоин такого мудрого наместника, как вы. Но я обещаю исправить это несовпадение. Всего хорошего, благородный дон Гуг.
Я разворачиваюсь к двери и не отвечаю на последнюю дерзость наместника:
- Даю вам срок до завтра, дон Румата.
В конце концов, кто он такой, чтобы драться с Руматой Эсторским? - успокаиваю я себя...
...Дон Румата выходит из кабинета, и я, дон Гуг, остаюсь один на один с наместником. Я всё ещё потрясён неожиданной встречей с Тошкиным двойником. Как же так получилось? Куда наши-то смотрели? Хорошо хоть он с Антоном нос к носу не столкнулся.
Но до чего же он всё-таки похож! Не на нынешнего Антона, а на того, каким его привезли из захлебнувшегося кровью Арканара. Худого, бледного как сама смерть, поседевшего в один день...
Я обрываю воспоминания. Сейчас не до них. Кажется, в воздухе опять запахло кровью.
- Что всё это означает, милейший дон Дага? - спрашиваю я наместника.
Тот отвечает на удивление спокойно:
- Вы же видели, что творится в городе, дон Гуг. Нам не сдержать народного недовольства.
Да мы и не пытаемся, - мысленно заканчиваю за него я.
- Теперь, когда доблестный дон Румата начнёт делать глупости - а он непременно начнёт - мы свалим ответственность за беспорядки на него, а сами останемся чисты перед герцогом.
Он самодовольно хохочет.
Ну и ловок же ты, подонок! - думаю я, изображая одобрительную улыбку. - В одну минуту всё просчитал, и алиби заготовил.
А я ведь чуть не решил, что у меня после встречи с Руматой тоже воображение разыгралось. Повсюду кровавые путчи мерещатся. Нет, дружище, нужно доверять интуиции. Как тогда сказал Александр Василич? "Надо было действовать, а не советоваться с дураками, которые ни черта не понимали..."
Только как действовать? Убить этого Дагу? Это ничего не изменит, он сам признался, что не контролирует ситуацию. Значит, снова программа-минимум - спасти тех, кого можно спасти. Хвала святому Мике, время есть. Дага сказал: до завтра...
- ...Скажи, отец Патик, много у вас беженцев из самого Арканара? - спрашиваю я трактирщика, приканчивая второй кувшин ируканского. Гадость, разумеется, но как раз под стать моему настроению. - Я имею в виду - из столицы.
Я решил заночевать на обычном постоялом дворе. Всё равно в этом городишке не найдётся ни одного дома, достойного принять Румату Эсторского.
Трактирщик задумчиво жуёт губами.
- Так откуда мне знать, добрый дон? Много, наверное, да только я не спрашивал. Сейчас опасно стало спрашивать. Знаю только, что через два дома, в сторону площади, живёт отец Киун, красильщик. Вот он точно из Арканара.
- Отчего же точно?
- Так он сам говорил. И это... зачитывал.
- Вот как? Он, значит, читает?
- И пишет, добрый дон. Сейчас вспомню, как он свою книгу называл... Ах да, "О прискорбных и противных человеческому разуму событиях, имевших место в Арканаре в последний год правления Его Величества короля Пицца Шестого". Вот!
- Ай да красильщик! - усмехаюсь я, стараясь не выдать волнения.
- Так ведь он только здесь в красильщики подался, добрый дон, - объясняет Патик. - А там учёным человеком был. За что и поплатился... ну да вы, небось, сами, знаете.
- Да уж знаю, - на голубом глазу вру я.
- Оно, конечно, - вздыхает трактирщик. - Отец Киун, кстати, и вас в книге поминал добрым словом.
Тут я не выдерживаю и ударяю кулаком по пропитанному вином и маслом столу.
- Что-о-о? Да как он смел?
- Очень смел, добрый дон, очень, - успокаивающе бормочет трактирщик. - Уж я ему говорил: не показывай, отец Киун, никому свою книгу. Времена сейчас, знаешь, какие. А он в ответ: времена такие, какими мы им позволяем быть. Да что там, - расстраивается Патик, - учёный человек, одно слово.
- Надо будет вз.. взглянуть на твоего учёного, - с трудом выговариваю я. - Где, говоришь, он живёт? Хотя, ладно, завтра напомнишь. А сейчас спать.
До комнаты меня сопровождает смазливая рыжеволосая служанка. Потом сопровождает и дальше. Руматы Эсторские и в постели остаются выше предрассудков. Она извивается, стонет и комкает простыню. Через пару часов я отпускаю её, подарив ползолотого, но всё же замечаю разочарование в её прощальном взгляде. Мышца Думы Блаженного, а этой-то я чем не угодил?..
...Хамахарский жеребец, поднимая пыль, словно соанский тяжеловоз, мчит меня по просёлочной дороге, уходящей от тракта в сторону леса. На скаку я поминаю всех святых и каждую часть их тел по отдельности. Этот подонок Дага снова ухитрился нагадить мне. Вернее, кто-то из его подручных, но какая разница? Увёл прямо из-под носа единственного в городе человека, способного рассказать правду о том, самозваном Румате. Кухарка сообщила, что отец Киун вышел из дома перед обедом в сопровождении стражника и не сказал, когда вернётся. Не обязательно бывать в Арканаре, чтобы догадаться - никогда.
Я опоздал всего на полчаса - всё-таки перестарался накануне с ируканским. Ещё полчаса и ползолотого потребовались, чтобы выяснить - с самого утра в пыточные подвалы никого не приводили.
Я совсем отчаялся, но тот молоденький стражник у городских ворот дал мне новую надежду. Вот ведь как бывает - Румате Эсторскому тоже пришлось смотреть на простолюдина с надеждой. Так или иначе, но человек, похожий по описанию на отца Киуна, (а с ним ещё десяток горожан и один вооружённый всадник), два часа назад вышел из ворот Шиндара. Мальчишка даже заметил, как, пройдя немного по Арканарскому тракту, караван свернул на просёлок. Ползолотого он заслужил честно.
Но сейчас я уже различаю вдали на извилистой светло-охряной полосе дороги крохотную тёмную точку. Рядом с большим тёмным пятном. Если они доберутся до леса, никакого Киуна я там уже не найду. Что ж вы так покорно плетётесь, словно свиньи на убой? А ведь действительно на убой - что ещё можно с ними делать в глухом лесу? А обвинят во всём - зверь Пэх меня укуси - конечно же, иноземного дона Румату.
Вот что, оказывается, замыслил Дага! Значит, придётся освобождать всех, а не только Киуна. И само собой, ни о каком выкупе, ни о каких переговорах со стражником речи быть не может.
Кажется, я узнаю его. Это посланец герцога - дон Гуг. Какая неожиданная встреча! Выходит, и он заодно с Дагой...
... Всё складывалось как нельзя лучше. Мне удалось беспрепятственно вывести горстку арканарских беженцев из города. Отсидеться до ночи в лесу - не проблема. Возможно, их и вовсе не хватятся до утра. А ночью прилетит вертолёт и увезёт их в горы. Дон Кондор, то есть Александр Василич, сдался почти без боя - видно, и на него история с Антоном подействовала. Всё складывалось хорошо, но...
Вот он мчится, напыщенный высокородный дурак. Одному святому Мике известно, что сейчас творится в его пропитанных лучшими эсторскими винами мозгах. Наверное, хочет устроить благородный поединок. Глупец, он даже не догадывается, с кем связался. Но как же он похож на Антона!..
... Ещё немного, и я их настигну. Дон Гуг наконец догадывается, что драки не избежать, и хватается за меч, но в каждом его движении сквозит неуверенность. Как я его понимаю! Биться один на один с лучшим фехтовальщиком империи - безнадёжное дело. Извини, благородный дон, но я не могу оставить тебя в живых. Ты ведь такого потом обо мне нарассказываешь. И ты видел, как дон Дага обвинял меня во всех смертных грехах. Сам он рано или поздно ответит за оскорбление, но ведь ты не остановил его, и значит, согласен с ним. Вот и умрёшь вместе с ним, даже чуть раньше.
Ведомые на заклание горожане тоже оглядываются. Вот этот, маленький и лысый, в бурой накидке с откинутым капюшоном, судя по всему, и есть Киун. И в его взгляде мне снова чудится что-то странное. Не надежда, и не разочарование, как прежде. Но и не радость. Так что же вам всем от меня надо?..
...Мне не хочется его убивать, но что поделаешь? Он слеп и глух, и ровным счётом ничего не понимает. Просто хочет драться, отомстить за поруганную честь. Или он уже помирился с Дагой - кто их, благородных донов, разберёт. Тогда вскоре должны появиться и другие. Значит, нужно спешить. Убить одного мерзавца ради жизни десяти хороших людей. Кто меня осудит? Никто. Даже Александр Василич, даже я сам.
Может, всё-таки попытаться сбить с коня, обезоружить, связать? Но на это потребуется куда больше времени и сил. А я так устал. И потом, я же не Антон, чтобы играючи с ним справиться. Значит, решено.
И вдруг всё расплывается у меня перед глазами. Вместо пыльной ируканской дороги возникает заброшенное шоссе с облупившимся дорожным знаком, самодельный арбалет, испуганный взгляд Анки и мальчишеские ладони, измазанные соком земляники. Тошкины?.. Мои?..
Нет, не могу. Не поднимается рука. Это ведь почти Тошка. А Тошка - это почти я, половина меня. Как отрезать от себя половину?..
...Дьявол! Я теряю управление - герои больше не слушаются меня. Сейчас они скрестят клинки, и в живых останется только один. А я не хочу смерти ни тому, ни другому, но не могу ничего придумать, чтобы остановить схватку. Я совсем запутался... Кто из них сейчас я?.. За кого из них я?..
Секунда растерянности, и меня выбрасывает из этого не мной придуманного мира. Дверь между мирами захлопывается, но я успеваю разглядеть, как толстый и нелепый отец Киун бросается лысой головой вперёд в узкую щель между дерущимися.