На планете, откуда происходил Флорес, дикой фауны вообще не было. Где уж добыть охотничьи навыки? Домашняя скотина никогда не пряталась, никогда не нападала. Безропотно вверяла человеку свой приплод, своё молоко и шерсть, да и саму себя. Чисто пасторальный мирок требовал исключительно внешней защиты - от инспекторов, готовых строго карать за незаконное заселение планеты, предназначенной другим. Жители в схватках с ними закаляли характер, обретали нужную твёрдость, изворотливость и жёсткость - но как оборонительные способности строго против двуногих хищников.
Та горнорудная планета-колония, куда Флореса занесла судьба, показала ему настоящую фауну - готовую агрессивно защищать свою жизнь и среду обитания. Надо ли отмечать, что готовности человека и ксенозверя имеют различную природу? Плохой охотник зверей антропоморфизирует и на этом-то и срезается. Хороший чувствителен.
Флорес не готовил себя к охотничьей карьере, он пробивался в имперские пилоты. Жаль, что с лёгкого крейсера 'Антарес', на котором он проходил стажировку, пришлось ретироваться на катере и совершить посадку в том самом мире, где пилоты бывают исключительно бывшими.
Латиносы вроде тебя в этом мире либо охотники, либо рудокопы. Точка. Но таков именно внешний взгляд. Флорес поставил точку сразу после слова 'охотники', предоставив выбрать шахтёрскую стезю кому-нибудь другому. Так он оказался охотником без всякого выбора. Скверным охотником, как сразу оказалось. Впрочем, самым живучим из этих скверных. Не дать себя в обиду ксенотварям - на это-то Флореса хватало.
Вопрос о способе выживания на этой адской планете был поставлен вскоре по приземлении. Практически на следующий день. Можно было оттянуть, посадить катер подалее от рудников и посёлков колонии, осваиваться постепенно. Увы, с ними был тяжело раненый, и бортовой врач Гонсалес думал, что своими силами не справится.
Вышло наоборот. Прибывшая на вездеходах охрана колонии с ходу всех разоружила и затем пояснила, что колония здесь - в самом тюремном значении этого слова. Потому так грубы здесь физиономии. На освоенной части планеты заключённые добывают руду, на неосвоенной другие заключённые добывают мясо. Кто считает, что попал на планету случайно, тот зря так считает: руда и зверьё их всё равно заждались. Кстати, голодное зверьё в здешних лесах с нетерпением ждёт всякого. Всякого, у кого нынче отобран бластер - это сказано на случай побега. Что ещё? Раненые здесь без надобности, врачи, которым самим нужна помощь, тоже. Повара? Ну, эти смотря как начальству понравятся. Может, пойдут не в еду, а на её изготовление, ха-ха-ха. По-любому пригодятся.
Флорес тогда для себя сразу решил: общение с рудою не доля него. То же самое решили Лопес, Родригес, Альварес, Рамирес и Эстебан. Только те решили не сами - наслушались безумных проповедей мистического связиста Гарриса. Тому бы впору подумать о себе самом: что он за охотник с такой физической подготовкой? Но Гаррис планировал ждать мессию, перед пришествием коего всё блекло. И ладно, каждый утешается, чем получится.
Корабельный кок Финьес навострился пойти по специальности - авось не съедят. А Гонсалес со своим полутрупом - тот рискнул покрупнее всех. Обратился к командиру охранников на вездеходах. Обещал делом доказать, что он за врач: поднимет своего доходягу - его счастье. Не поднимет - обоим не судьба выжить.
- Ну, коли зверья не боишься, давай! - хитро усмехнулся начальничек. И пояснил, что имеет в виду. На охотничьих базах мест мало, дела невпроворот, придётся доктору в здешнем лесу самому поискать укрытие. Кто сможет прожить с неделю, тот сдаст экзамен и на охотника. Или не сдаст вовсе ни на кого.
Родригес тогда чуть не подбил бывший экипаж к безоружному бунту, но доктор порыв его остановил. Напомнил, что такой горстке ссориться с местными дело гиблое, что своими уставами в чужих монастырях лучше всего подтереться, вдобавок уверял, что прекрасно знает, что делает... Флорес нескоро узнал о дальнейшей его судьбе, да и не так это важно. К чему держаться за старое?
Всех зачисленных в охотники распределили по разным базам, чтобы не общались. Флорес по общению не очень-то и тосковал. Какая разница, что за люди вокруг, коль среди них надо тупо выжить. Легче выжить среди тех, кто не знает, чего от тебя ждать, и кого не жалеешь. А ещё среди тех, кому с ходу не доверяешь. В новой среде.
База, куда привезли Флореса, находилась у Мутного ручья. Здесь, в защищённом стеной бараке, обитало пятеро рядовых охотников под руководством черноротого Скиннера. Старый хрыч, лишь только взглянул на Флореса, безошибочным охотничьим чутьём определил соперника. Ну и отнёсся соответственно.
- Некоторые выскочки думают, - с расстановкой сказал он, - что будут здесь охотниками лишь потому, что им так захотелось. У выскочек два пути: или саблезуб сожрёт, или я выгоню в шею. В шахтёры. А всё почему? Ничего не умеют и не научатся.
- Я научусь, - заверил его Флорес.
- Это если я буду тебя учить. А я не буду. И чем дело кончится? Три неудачных охоты - и я тебя, щенка, больше здесь не увижу. Таковы правила.
Не увидит, молча согласился Флорес. Но не потому, что получит право прогнать. А потому что употребил ругательное слово 'щенок'. Кто такое себе позволяет, не очень долго протянет. И уже поэтому Флореса видеть не сможет.
Не сказать притом, чтобы Скиннер Флореса совсем уж не пытался учить. По-правде говоря, чёрный рот шефа ни на минуту не закрывался, и всё изрекаемое облекал в форму поучений. Их слышали все. Другое дело, была ли от того поучаемым какая-то польза.
- Дело у вас, дармоедов, несложное, - говаривал Скиннер, - знай, бей толстобрюха да спасайся от саблезуба. Здесь, поблизости от Мутного ручья, ничего другого и не водится. Где искать толстобрюха, любой дурак знает, но дуракам в кубе скажу. Эта туша приходит на водопой. Выше по ручью, где не так мутно. Где вас найдёт саблезуб, тоже скажу. Там же, на водопое. Кто замешкался, тому кранты. Усекли?
Вместо бластера, отобранного колониальной охраной, Флоресу выдали примитивный огнестрел. Из этой штуковины, стреляющей свинцовыми пульками, уложить рыхлого толстобрюха было более-менее реально. Против саблезуба она не давала не малейших шансов. Если свирепая бестия тебя заприметит...
- Для тупых повторяю: охотиться на саблезуба - не ваша задача. План по их клыкам и чешуйчатым шкурам выполнять буду я, - Скиннер хлопал по кобуре бластера, которая всегда на нём, и давал понять: чьё-то спасение от саблезуба его не волнует. Он выше этого. Если подчинённые дали себя загрызть, сами виноваты. - Ещё вопросы?
В первую охоту группе Скиннера улыбнулась удача. Каждый, кроме Флореса, кого-то да завалил. Рядовые охотники - толстобрюхов. Шеф - саблезуба. Правда, одному из везучих добытчиков толстобрюха повезло меньше, чем другим. Его сожрал саблезуб. Всего, до последнего ботинка. Минус один, так сказать. Допустимые издержки.
- Нынче сдох юнец, которого звали Рэндольф Вуд, - произнёс шеф вместо надгробной речи. - Скучать по нему, дураку, мы не будем точно. За одно лишь поблагодарим: его не придётся отдельно закапывать, ибо сам он нашёл аккурат по себе саблезубый гроб.
После охоты, пока новые товарищи деловито свежевали туши, а его держали на подхвате, чтобы перенимал технику, Флорес впервые рассмотрел и толстобрюха, и саблезуба. Первый поредставлял собой ксеноаналог земного бородавочника, второй самым убойным образом сочетал признаки зверя и рептилии - прямо тигрокрокодил. Уж не в Мутном ли ручье он живёт? Спросить не у кого. Рядовые охотники, кого ни возьми, каждый здесь недавно, а Скиннер Флоресу не ответит. К тому же стоит учесть: информация о лежбищах и повадках диких зверей - самая ценная. Каждый охотник желает владеть ею единолично.
На второй день ситуация повторилась. Снова каждый из рядовых охотников принёс по бородавочнику, снова одного сожрал саблезуб, но сытую утробу далеко не унёс - был остановлен бластером Скиннера. Снова Флорес никого не встретил. Может, шеф ему специально выделяет бедные дичью участки?
- Прикиньте, придурки, Эвальд Кларк отправился следом за Рэнди. Боюсь, только им не свидеться: потроха сегодняшнего и вчерашнего саблезубов в мусорной куче не сообщаются, - шеф рассмеялся сам и требовательно смотрел в лица подручных, пока те не принялись нервно ему подхихикивать - все, кроме Флореса. - А наш новичок опять оправдал свою фамилию, - Скиннер не упустил случая едко пройтись по флоресовым успехам. - Ему бы на флору охотиться. Фауна для него слишком быстро бегает.
Не думай, не убежишь, сообщил ему Флорес мысленно. И время до следующей охоты употребил, чтобы получше обдумать то подозрительное, что изо дня в день здесь происходило. Смерти охотников, неудачи новичка, замечательные успехи шефа: всё, вроде, и правдоподобно, но как-то слишком однообразно на его вкус. Может, у перстов судьбы и бывает единый почерк, но один почерк со Скиннером - настораживает.
- Чтоб вы знали, дурачьё, - говорил меж тем Скиннер, - всё в природе закономерно, и для фауны тоже принят отдельный кодекс. Все животные мочат друг друга и жрут, но не как попало, а строго по закону. Закон этот зовётся борьбой за существование, слышали о нём, долбодятлы? Его установил преподобный Дарвин, все животные тысячи миров его слушаются по сей день. Суть закона в том, чтобы не просто самому жрать и размножаться, но и отодвигать конкурентов, зарубите себе на носу курносом, а всё почему? Жратвы никогда на всех не достанет! И кому первому её не достанет? Самому слабому! - упоминая о слабом, конечно, надо было снова посмотреть на Флореса - как на того охотника, которому не хватило дичи...
Что-то не так с этим дарвинизмом, отметил про себя 'самый слабый'. Где-то Скиннер намеренно передёргивает. Переносит закономерности жизни фауны на отношения между охотниками? Да, но чересчур на поверхности, дело не в этом. Усыпляет бдительность ссылками на древних? Да. Значит, боится, что кто-то заметит другую закономерность. Которая из-под дарвиновкой нагло выглядывает и выдаёт себя за её частный случай... Жаль, в оформлении этого неотчётливого предчувствия Флорес пока не продвинулся.
Третья охота - решающая. Это ж после неё Скиннер грозился отправить Флореса в сторону шахтёрских поселений - ага, с первым же вездеходом-холодильником. Коли грозился, знать, надеялся взволновать. Флорес решил не поддаваться, держать себя в руках. Руки у него крепкие - удержат. И себя, и кое-кого за горло.
Когда шеф распределял между охотниками квадраты, со значением поглядел на Флореса и назвал номер. Номер-то новый, но по лицу легко было догадаться, что такой же, как два предыдущих. Но зачем же так явно? Флорес уловил привкус провокации и промолчал. Если рыпнуться - какой квадратец взамен предложат? Не тот ли, откуда уносят вперёд ногами в саблезубом гробу? А так мерзавец считает, что время работает против новичка - обострять не станет. И к лучшему: Флорес пока ничего не понял!
Дальше был третий пустой квадрат. Толстобрюхи здесь почему-то на водопой не ходили. Может быть, здесь-то в норках на дне ручья, и живут саблезубые крокодилища? Нет, не похоже. Флорес даром что дно ногами не щупал, но смотрел очень внимательно. Углублений, где бестия могла поместиться, не нашёл.
А потом по кустам пошарил и понял, почему квадрат необитаемый. Где-то здесь, и не так давно, толстобрюха охотники убивали. Стреляная гильза, побуревшая кровь на траве, следы волочения туши... Где такое случилось, туда другие особи не суются. Довольно простая разгадка неурожайных квадратов, да? Но объяснять это Скиннеру - много чести. Недостойный охотника слабый ход.
Что ж, подумал Флорес, раз уж во мне прорезался талант следопыта, надо посмотреть, откуда толстобрюх прибежал. Может, где раздвоенные копытца его пропечатались? И действительно, скоро вышел на ту тропинку, где нашлось подходящих следов даже больше, чем надо. Тот толстобрюх, другой - какая в том разница? Кажется, что другой даже чуток важнее. Если живой, Флорес выполнит план.
Звериной тропою шёл довольно-таки долго. Все квадраты из понамеченных Скиннером оставил далеко за спиной. И не сразу подумал, отчего всякий раз охотники били зверя на водопое, а дальше в лес при нём никогда не совались. А ведь там опаснее, надо полагать. Верно, даже для Скиннера. Но ведь не возвращаться!
Там, впереди, он надеялся встретить нору бородавочников. Будет пустой - и ладно. Хоть посмотрит, каков у них быт. Если по возвращении Скиннера убивать, надо же быть мало-мальски в курсе, когда займёшь его место.
Шёл он шёл, и тут на тебе - провалился. Под корнями высокого граба поехал грунт, Флорес куда-то сполз и не успел опомниться, как оказался на месте - в чьей-то норе. И довольно-таки просторной. Уж не скалозуб ли? - обожгла мысль. Но где-то там, впереди, послышался тихий всхрюк и зацокали копытца. Здесь, под землёй?
Флорес забыл опасения, он кинулся в погоню. Бежал, оскальзываясь, по кромешной тьме, не подумав заметить место своего сюда попадания. Ждал, что главный выход наружу вот-вот обнаружится, да увы. Стук копыт он потом услышал более явственно. К сожалению, над головой.
Что было дальше и как долго оно продолжалось? Что-то было, и было долго. Кажется, он глуповато метался туда-сюда: сперва искал выход, потом искал неосторожный свой вход, потом снова выход - и так много раз. Порой разнообразия ради он выбирал по наитию место поближе к поверхности и начинал копать. Что-то ему всякий раз мешало. То корни дерева, то отчаяние, а порой то и это единым фронтом. Довольно скоро полностью ясно стало одно: Флорес таки сподобился пропасть без вести, о чём в прошлые дни не раз и не два задумывался.
Я пропал без вести оттуда, говорил себе Флорес. Но ведь здесь, здесь-то я есть?!
Где я есть? - уточнял он у себя самого. - Кто я есть? Я ли есть? Кто такой я?
Я Флорес, - отвечал он себе более-менее твёрдо. - Тот Флорес, который пытался бороться с фауной. Но теперь вернулся к своим истокам. К самым корням. Кто я есть? Я семя, посаженное в грунт.
Что тебе теперь предстоит? - допытывался у себя не без ужаса.
Прорасту, - отвечал он себе спокойно. - Здоровая флора всегда прорастает.
Ты уверен в своём здоровье? - скептически хмыкало трезвомыслие.
Но для растений действуют вовсе другие нормативы здоровья, не те, что для человека. Пора бы о том и в трезвости догадаться. Флорес прорастёт. Он способен выпустить корни. Он нашёл богато удобренную почву. Унавоженную.
А борьба за существование? - Повременю, есть дела поважнее. А впрочем, ещё поборемся. Там, наверху, в поисках места под солнцем.
Так случилось, что в лабиринте странной норы Флорес и чувствовал себя, как растение, и думал, как растение, да и был тоже растением. Возможно, поэтому подземные встречи его с саблезубами были исполнены тихой спокойной кротости.
Встреч было много, ведь угодил он в нору саблезубов. Саблезубы его не тронули, ведь был он в ту пору растением, а они животные плотоядные.
Возможно и другое объяснение, чьи локаторы расположены ближе к естественной науке, но подалее от духовного опыта. Унавоженность. Здесь, в запутанном лабиринте саблезубо-крокодильих нор, чуть не каждый дюйм был покрыт их пахучими экскрементами - в темноте и не заметишь, как вступишь, ну а в длительной темноте вступишь и вползёшь много-премного раз.
Позже, когда Флорес открыл интересный эффект: экскременты саблезубов в темноте потихоньку светятся, он был вынужден осознать, что светятся не только пол, потолок и стены здешнего кромешного коридора. Светится и он сам, и как бы ему не сойти посреди пещеры за самый ярчайший источник света.
То ли чудовищ сбивал с толку любимый запах, то ли не хотели гасить светильник, то ли растительное поведение Флореса не содержало нужных релизеров для запуска их инстинктивных охотничьих программ - всё это важные вопросы для этологии, но не для самого Флореса, уж извините. В жёсткой охоте он оказался вне игры, в настолько же жёсткой, насколько и неравной, ведь у скалозубов - он сколько угодно подробно рассмотрел их живьём - отличная защита от всякого рода винтовок. Чтобы уравнять силы, требовался бластер и только он.
Растения думают медленно - если часом они не бамбук. Они ничуть не тупые, просто погружены в себя. Что им внешний мир за горизонтом, если укоренены они здесь? Вот и Флорес не сразу догадался, что за встречными в лабиринте хищниками можно и нужно последовать. Он последовал - и тварь вывела его наружу в какие-нибудь десять-двадцать минут.
Причина его затруднений в поисках выхода оказалась очень простой: саблезубая тварь, чтобы выйти, разрывает почву - и забрасывает её за собой. Вход открылся, вход закрылся, но Флоресу что до того? Если знаешь теперь, где копать, если чувствуешь под ногтями рыхлую почву - это дело совсем другое, чем отправляться в солнечный мир от беспочвенных гипотез.
Вытянувшись из почвы - почти по Платону - узрел солнечный мир и отринул тени. Хорошо ещё, солнце как раз садилось, а то после недавней чувствительности к восприятию слабо фосфоресцирующих испражнений солнечный полдень надолго вывел бы его из строя. А так - не теряя времени, Флорес вступил на знакомую уже тропу, где раздвоенные копытца и тяжёлые когтистые лапы шли рядком к водопою в непонятном для чужих дружелюбии.
Видел ли Флорес раньше, по пути от ручья, отпечатки лап этого хищника? Видимо, да, но не придал значения. Он ведь тот ещё следопыт. Но теперь они так и лезли в фокус его внимания, заставляя задумываться о странной прихотливости животных инстинктов.
Толстобрюхи и саблезубы ходят к ручью по одной и той же тропе, а путь-то неблизкий, долгий путь. Отчего бы клыкастым не караулить пищу вблизи от своего дома? Нет ответа. Нет ответа кроме, разве, того, что саблезубы толстобрюхов вообще не едят. А кого же едят? Только охотников на толстобрюхов.
Получается, с толстобрюхами у хищников коалиция против земных охотников? Значит, охотники всё это время тупо клюют 'на живца'? Заваливают бородавочника из винтовки, и тут же появляется тот, против кого винтовка бессильна.
Странная версия, и всё же она одна пока подтверждалась фактами. Если не принимать за факт своекорыстные россказни Скиннера, то - никаких следов пиршества саблезубов на водопое. Кроме, единственно, людоедских.
А Скиннер какую роль в том играл? Кажется, ясно. Он перенял опыт у хищников. Те забрасывают удочку с пятью бородавочниками, Скиннер в ответ - свою, с живыми охотниками. Но зачем ему? Зачем подставлять своих? Видимо, затем, что страшится угроз конкуренции. На каторжной планете остаться охотником не у дел - значит, тем вернее отправиться в рудную шахту. А кто же, положа руку на сердце, туда захочет?
Двигаясь по звериной тропе, Флорес, как ни спешил, а всё же не мог прийти на место скорее ночи. Ночь в наземном лесу - это совсем не то, что вырвиглазная темень в саблезубьих норах, а всё же заблудиться не сильно хочется. Переждать бы до рассвета.
Глядь: сидит саблезуб, а рядом с ним и толстобрюх примостился. Как бы специально только затем, чтобы подтвердить человеку некую завиральную версию. Сидят и сидят, и никто никого не ест. Один отдыхает на дороге к самопожертвованию, другой - на дороге к мести и сытному ужину, но всё то сбудется лишь потом. А пока есть время для безмятежности. Видя такую идиллию, Флорес ненадолго задумался и сел третьим. Те не забеспокоились, даже подвинулись. Видно, зверьё человеку привыкло уже уступать.
Едва забрезжило утро, бородавчатый толстобрюх первым встряхнулся и побежал к ручью, дробно стуча копытцами. Немного выждав, саблезуб неслышно направился следом. Третьим подхватился и Флорес. Ему тоже не след засиживаться. Пора уж воскреснуть.
Вскоре впереди забрезжил ручей. Сейчас утро, напомнил себе Флорес, самое время для начала охоты парней, распорошенных по квадратам. Это значит... Думалось по-растительному медленно, в фауне всё быстрее происходило. Далеко впереди из-за ствола дуба выглянул незнакомый парень. (Ну да, разумеется, Скиннер уже просадил всех своих охотников, и ему завезли новых!). Парень тупо целился в толстобрюха и не замечал саблезубой твари. (Флорес и сам её перестал замечать, когда та при виде охотника шастнула в заросли). Теперь, по сценарию прошлых дней, парень грохнет своего бородавочника и подставится по клыки. (Надо бы сценарий поломать...).
Сценарий не поломался. Прежде чем медлительное растение крикнуло: 'Прекрати-ка целиться, да карабкайся на дуб!', громыхнул выстрел. Толстопузая свинка пискнула и откинулась. Вслед за тем быстрая, но тяжёлая тень из кустов вспрыгнула на спину её победителю. Хана обеим приманкам, отстранённо подумал Флорес. Ладно, раз нарушить сценарий не удалось, время уйти с тропы и подождать Скиннера.
Скиннер долго не появлялся, даром что саблезубая тварь грызла парня медленно, никуда не спеша. Она не заглатывала его тело, как ребятам рассказывал шеф, а употребляла по мелким частям, напоминая больше не гроб, а другое устройство для утилизации - шредер. Ну да какое ни есть, тоже захоронение. Точно такое и Флореса бы ждало, когда б не завис он между мирами.
Только когда злобный хищник наелся и отяжелел, на сцену в развалочку выступил человек с бластером. Скиннер аккуратно продырявил саблезубому черепушку и, обернувшись к чаще, приветливо сообщил:
- Опасность миновала. Флорес, выходи, я тебя видел!
Ага, миновала - стоит, по-хозяйски расставив ноги, с вот-такенным бластером! Запросто выстрелит на слух. Стараясь не шуметь, Флорес поднял ружьё. Ха! Но как же беззвучно взвести затвор? Об этом растение не подумало.
Подтверждая худшие мысли, шеф охотников начал красться. С ухватками саблезуба, но несколько неуклюже, нырнул в чащу. Он не в курсе: Флорес в родном своём мире никогда не ловил зверей. А вот карательные отряды приходилось валить пачками.
Человек крадётся иначе, чем зверь. По уму крадётся. Ум ему красться мешает - по уму его просто вычислить. Может, в чьём-то опыте и иначе, зато Флоресу всегда помогало. Вычислив, откуда разумней всего Скиннеру подойти, он спокойно ждал в тишине под клёном, ухватив ружьё на манер дубины для стремительной рукопашной.
Вот и дуло бластера. Что, так быстро? Бластер - это Скиннер. Пора начинать. Один удар по руке с оружием, а дальше по жизненно надобной голове - раз восемнадцать для верности. И вуаля - победа в сложнейшем раунде борьбы за существование - внутри- и межвидовой. Трофеи? Почти не заляпанный кровью бластер.
Да, Скиннеру не дали сказать последнее слово - а он был большим любителем почесать языком. Ни проклятий, ни признаний навзрыд с упёршимся в горло дулом - всего этого тупо не было. Что поделаешь, борьба за существование в этом лесу происходит в основном невербально. Кто не успел извлечь мудрости - это его проблемы. Флорес свою извлёк, и ему достаточно.
Выйдя к охотничьей базе, Флорес застал там четверых незнакомых юнцов. Юнцы свежевали свежедобитые туши, чтобы загрузить ими холодильник, за которым вечером придёт вездеход.
- Меня прислали замещать Скиннера, - сказал в настороженные лица.
Ему не очень поверили, но он показал им бластер, и ему поверили очень.
- Там в пятнадцатом квадрате лежат две туши, - сказал, будто между прочим. - Мне тащить их сюда было лениво, но вы, ребята, сбегайте-ка.
Те подорвались, всё донесли. Может, и тело Скиннера видели, но ничего не сказали. Или не видели: Флорес его немножечко отволок. Положил на звериной тропе: может, хоть падальщики склюют. Славные будут похороны.
Что было дальше? Однообразное восхождение. Новые статусы нарастали на Флоресе, как годичные кольца.
Начальник над всеми охотничьими базами в тихую версию гибели Скиннера не поверил, и это было его ошибкой. Наезжал к подозрительному участку, где в одночасье перестали гибнуть охотники, но и охотничий улов стал гораздо скромнее. Пару раз попытался заменить Флореса, в конце концов Флорес заменил его самого. Ничего личного: мы погружены в фауну, в фауне свирепствует борьба за существование, нам ли противиться её совершенным правилам игры?
Сделавшись начальником над всеми охотниками, Флорес затеял объехать все охотничьи базы, и здесь впервые что-то его удивило. Товарищи по катеру, совершившему на планете вынужденную посадку, все те, о которых он и думать забыл - оказалось, все выжили. А прошло-то уже месяца два с половиной! Мало того: собрались на одной, самой крупной охотничьей базе, и там, в безмятежном сотрудничестве и без потерь, заготавливают столько же дичи, сколько положено.
Что, и Гонсалес выходил раненого? Да, и Гонсалес. И раненый тоже в строю, только чуток охромел, но это не делает его слабым звеном в охотничьем коллективе. И все живы, и веселы, и гаррисовы проповеди внимательно слушают, и с благостной музыкой в сердце по-прежнему ждут мессию.
Трудно в такое поверить, учитывая собственный опыт, но, похоже, не на всякой охотничьей базе начальники были скиннерами.
- Договорились, - пояснил Родригес, новый лидер беглецов с 'Антареса'.
- Со всеми договорились?
- Да, со всеми.
Нет, так не бывает. Договариваться - это и Флорес умеет. Кто, как не он, ограничил скиннерическую борьбу насмерть договором по-человечески (мол, я тебя не трону, покуда сам не полезешь). Но такое отнюдь не на все случаи. Чьи-то амбиции непременно прорвут хлипкую ткань договора. Точечных поединков не избежать.
Родригес сумел? Что ж, он тот ещё манипулятор. Без остатка перевёл борьбу за существование в плоскость словесных переговоров, чем всякого наивного скиннера тут же в одночасье заболтал и надул. Или, что тоже возможно, противопоставил какой-нибудь новый принцип.
- Сотрудничество, - пояснил Родригес, кажется, не шутя. Но 'сотрудничество' - только слово. Что же за ним стоит?
- Ради чего? Только чтоб тупо выжить?
Чересчур трудоёмко. К тому же, чтобы сравняться в успехах с Родригесом, надобно быть краснобаем, а флоресов язык ленивее кулаков.
- Есть и другие цели, - Родригес кивнул на мистика Гарриса. Тот, полузакрыв глаза, медитировал, наблюдая счастливые миры по ту сторону.
Цели оттуда? Нет, не для Флореса. Корни, обёрнутые в ботинки, оглушительно рассмеялись. И сотрудничество не для Флореса. Больно уж эффективным он себя чувствовует в игре по старому принципу. Всё, что несёт Родригес, Гаррис, и вся их компания - всё не для Флореса. Но Флоресу не опасно, следовательно, пусть живёт. Может, когда-нибудь принесёт пользу. Кстати, о пользе...
- Знаешь, я тут подумал, - на прощание вспомнил Флорес. - Гаррис ожидает мессию, так вот: кажется, это я.
- Нет, - без колебаний ответил Родригес, - мы с Гаррисом ожидаем другого.
Ладно, решил главный охотник, по крайней мере, сказано честно. Вернёмся к этому разговору после. В других статусах, на другом этапе борьбы.
Он был уверен в исходе, и внешнем, и по существу. Да, он таков, он чувствует в себе силу, а наберёт ещё больше и силы, и прав, и признания. Он станет главным лицом на рудной планете. Начальник колонии - так называется нынче этот пост. Но главное всё же не в том. Его опыт в норе саблезуба... Это ведь, вроде, типичный мессианический опыт!
Кто, как не он, возвращался на этой планете из царства мёртвых?
Кто, как не он, пустил свежие корни, чтоб опереться на новую почву?
Кто как не он отрастил на могучем стволе столько колец годичных?
Кто, как не он? - захохочет верхушка, снося дворцовую крышу.
Только он, только он! - успокаивающе зашепчет листва на развесистой кроне.