"Скорее, - думает Риф, - скорее выйти отсюда, забыть как страшный сон". Спотыкается в очередной раз. Хоть вечность броди по булыжникам, не привыкнешь, не приноровишься. Ботинки у Рифа хорошие, крепкие, да протекторы забиты соляной крошкой, вот Риф, значит, и падает. То бочиной приложится, то копчиком, то мордой. Нос разбил. Перелом, наверное. Группируйся на здоровье - глядишь, уцелеет важное. Уцелело, да. Риф выдаёт серию смешков, пусть глаза не просыхают, ноги не гнутся, руки трясутся. Где опора, где. Полшага в сторону - кувырком ведь вниз. "Раззявил-то. Зеркалит, погань. Выкуси". Вспарывая ладони, Риф на четвереньках ползёт вдоль кромки оврага, игнорируя пляску радужных колец. Кольца образуются на дне, Риф слышит бульканье. Потом, ширясь, прут наверх: вжиих, вжиих, пеной. Aurora quarzeus записали, когда впервые столкнулись. Рифу без разницы, аврора они, софия - всё одно. "Тихо едешь, дальше будешь", - шепчет, отстукивая зубами. Молодые-то пусть. А он своё отгулял, да. Шиш больше куда отправится. Дома станет сидеть, бобылём, да. Псину заведёт. Шайбе на замену. Путаясь в хороводах отражений, насточертевших дальше некуда, вращаясь для них и вместе с ними, Риф напоминает себе болванчика из пельменной. Шайба - сиба-ину. Весёлый был, сбитый, бочка с хвостом. "Сволочь, - склоняясь к роднику, Риф глотает воду, похожую на антифриз. - Сволочь ты". Собирая остатки воли, прикидывает, далеко ли ещё. Рядом копий, костяным гребнем Гранна по-прежнему вспарывает небо. Небо. Засаленный батут. Ни солнца, ни звёзд. "Я от бабушки ушёл, - скулит Риф, вымаливая прощения у детей, если успел сделать, у внуков, если успели народиться. - В гости приглашу, денег дам. Чего вам надо ещё, ироды". Скорчившись на перепутье ветров, продрогший, голодный, до самых пяток в порезах и синяках, Риф сочувствует сиротам, дворникам, нарикам, шлюхам, бомжам, эмбрионам - всем сочувствует.

 Старт

 Стекляница, стекляха, по науке "стекловидное древо" - материал дорогой, востребованный, больше за бугор. Бизнес организован, часики тикают, счета растут. Кресло, например, по стоимости приличного кроссовера уходит. Но мебель мебелью, львиная доля заказов всё-таки на инструменты. Космос, не музыку снимают смычками со скрипок, пальцами с клавесинов. За стеклогитары души продают. Что до органных концертов, оттуда слушателей порой - в лечебницу. Не вмещают сердца, не способны удержать многогранности впечатления. Рассыпаются пылью сердца, кружа в колоссальных циклонах, от гнева инопланетных вьюг, от скрипа алмазных торосов. Риф до музыки не любитель, но пару композиций слышать доводилось. Лучше бы уши заткнул тогда. Встревожило, разбередило, вывернуло наизнанку; после радость не в радость. Словно с глубины всплыл - там ангелы, там сияние, там! - и вдруг обмер, обратно потянуло. Бултых, снова здорово.

 Встречались стекляницы не так чтобы часто: по берегам наносных балок, под прикрытием широколиственных родичей. Дерево-хамелеон примеряло разные жизненные формы, выявить его среди прочих могли только специалисты. Альне, допустим. Цепкий, упёртый. Из лесоруба - в технологи. По конференциям ездит, дом построил. Не кичится, народу приятен, с исследователями на дружеской ноге. Риф, впрочем, смекнул быстро: лесозаготовители учёным не доверяют, потому своего человека отправили. В качестве довеска - охотников. Правильно, просили охотников - нате.

 Хэм и Хин местные, в глазах у обоих счётчики. Та ещё рвань. Хэм условный получал, Хин каждую пьянку кого-нибудь утюжит. Однако верна пословица: сначала человек работает на опыт, потом опыт - на него. Компания, с которой тягаться себе дороже, выплачивала за ребят штрафы, отмазывала перед судами. Катались "ловчие" сырком в маслице. Пахали, правда, будь здоров.

 - Ты с нами, что ль, дедуля? - хмыкнул младший, Рифа увидев.

 - Пенсионерам скидка, - кивнул тот.

 - На некролог и плитку, - заржал Хэм.

 - Форточку закрой, - бросил старший вместе с окурком. - Он почётный гость типа. Ветеран труда.

 - Ладно, батя, не скрипи протезом - вывалится. Мы про твои подвиги в курсе. Уважаем.

 - Я про ваши тоже слыхал.

 Братцы осклабились.

 - Агрега-ат. - Риф обошёл по кругу нечто металлическое, воронёное, то ли контейнер какой, то ли вовсе гроб со слотами по бокам. - Неужто Лабрис.

 - А с чем предлагаешь на гласа идти, с двустволкой? Его пули не берут, только резать. - Физия Хэма приобрела выражение абсолютно маниакальное. - Легенда перед тобой, дедуля. Лабрис Бета. Специально для нас, между прочим, разработан. Убойная штука, машина смерти. Две автономные площадки, по шесть клинков. Несколько режимов. Цепи, сетка.

 - И всё добро внутри? - удивился Риф.

 - В боксе.

 - Клинки вогнутые, - добавил Хин. - Скорость вращения - триста оборотов в минуту. Дальность выдвижения - до восьми метров. На выходе - фарш, если не следить.

 - Следите, значит.

 - Следим. Собаку съели.

 - Главное, мою не ешьте.

 Риф свистнул пса.

 Охотники обменялись взглядами, в толковании коих даже конгресс психологов сломал бы ногу. К площадке тем временем маршировала процессия. Помощники. От мысли о ночёвке за станцией у помощников тремор.

 - Почти месяц, - процедил Хэм. - С ней. В глуши. Я рехнусь.

 - Контракт, - напомнил Хин. - Сорвёшь - убью.

 - За дамой серьёзные дяди стоят, - поддержал Риф. - Не дуркуй.

 Доктор. Имени эскорту не сообщили. Диплома не показали. Показали, сколько накинут за доставку доктора. В сохранности, не по частям.

 - Гля, папарацци, - снова включился младший.

 "Спецкор, действительно. Чудны дела Твои, Господи", - вздохнул Риф.

 Таким составом, значит, двинули по холмам к подножию леса: пара отморозков, радар компании, тётка без имени, паренёк с фоторужьём, седой искатель и пёс.

 Подножие

 Утопая в вереске, Риф пытался совместить давно ушедшее с наблюдаемым. Наблюдал он кучевые облака, которые упрямо, целенаправленно штурмовали высоту. Иллюзию наблюдал, в общем, рождаемую на дистанции Стеклянным лесом.

 Волкохолм, медведь-гора - придумывали они в детстве. Трофеи тогда были понятнее, события - тоже. Лишайник, проплешины в шахматном порядке - ничего толком по верхам не росло. Зимой катались оттуда на картонках, да. Но земля дрыг-прыг, вот, пожалуйста: за каких-то сорок лет холмы облепила стекляница. Причём в фантастических масштабах. Режут, режут чащугу просеками - подыхать не желает. Пока над поведением флоры головы ломали, пока древесину тоннами вывозили, кое-что интересное отстраивало самое себя на расстоянии вытянутой руки. Лишь когда кое-что интересное выпустило щупальце, легонько тронуло мир за пределами обитания, тревогу забили. Оказалось, ткань оберегала скелет, Гранну.

 Рифа воспитали оптимистом. Он верил: экскурсии водить будут, рекреационные жернова вращать. Судьба иначе распорядилась, полезли из Гранны черти. Риф верил: и питон, отобедав, - приятель. Может, коли чертей покормить, путь к звёздам откроют на радостях. Ну непохожи на людей. Ну плещутся серебром, ну скачут тенями. Зачем ребятишки в институтах штаны протирают. Пусть думают, пусть ищут для бесед задушевных темы. Ещё, существа за пределы Стеклянного не суются. И последнее, существа не людоеды. Хотя убивают страшно. Утопая в вереске, Риф пытался совместить информацию с фактом: их отряд получит статус первопроходцев. Шатун до мозга костей, он не мог отказать дороге. "Эксперт по", ишь как. Добрый абзац умений лился бальзамом.

 Перед экспедицией стояли важные цели: провешить в Гранне тропу, добыть образцы органики, грунта. Охотники, в свою очередь, отвечали за безопасность и поимку гласа. Поимку. Гласа. То есть живого. "Интересно, как собираются ловить, - недоумевал Риф. - На манок не реагируют, ямы обходят, отследить перемещение практически нереально".

 На границе обитаемой зоны прибился Седьмой. Шлагбаум подняли. У Рифа кольнуло под ребром.

 - Чё, дедуля, зассал?

 Споро перебирая конечностями, мимо прошлёпал Лабрис с наездником в виде Хэма.

 Риф нырнул за остальными в туман. Порядочный темп выбрали, едва поспеешь. Рядом пыхтел папарацци. Мальчишка совсем, на куртке мерч, виски выбриты, ногти чёрные. Непуганый, видать. "Принимаю ставки, Шай, кого мишенью выберут: непуганого или седьмого". Пёс ткнулся носом в листву. "Не-а, седьмой не лыком шит".

 - С которых краёв? - атаковал Хин на привале.

 - Южная вырубка, - ответил Седьмой.

 - Коллега, сечёшь, - вступил младший, толкнув Хина локтем. - Молва такая, один с югов по старинке чистит. Нагинатой.

 - Они ж связками ходят, ронины, - подыграл брат.

 - У этого связки нет. Свора порезала.

 Седьмой глазом не моргнул. Он вообще редко моргал.

 - Древко зачётное, - вынес вердикт Хин. - Стекляшка типа? И нормально, не едет на перехватах?

  Звероловы опознали своего; нити напряжения, протянутые над костром, ослабли.

 - Привык, - ответил Седьмой.

 - А то сгинул, сгинул. Байки травили, упырём по лесу шастаешь.

 - Я читал, гласы способны не только к мимикрии, но и к копированию, - влез спецкор, почуяв урожайную тему. Бросил спичку в бензин, дурик. - Правда или выдумка?

 - Опачки, оно говорящее. - В темноте сверкнули резцы Хина.

 - Во всяком случае, - Альне присоединился к трёпу явно с целью нейтрализовать ловчих, - слияние с местностью - их лучший приём. Кожа напоминает кору стекляницы - обратите внимание, прямо за вашей спиной, - при определённом освещении обретает свойство зеркала. Гласы не совсем подражают - они отражают. В буквальном смысле.

 - При каком освещении? - загорелся папарацци.

 - Для снимков? - уточнил Альне. - Тогда ранним утром.

 - Осенью почему запрет?

 - На осень работы сворачиваем. Дожди, понимаете. Зеркала тысячами. Листопад, умноженный на листопад. Бесконечное количество раз.

 - И ноль фотоотчётов, - заметила докторша.

 - Проблематично снимать, находясь в эпицентре хаоса.

 - Проблематично найти группу для вылазки.

 - Считайте, нашли. - Хэм придвинулся. - Я, доктор, куда хочете, введу и выведу.

 - Не хочу, - отрезала та и ретировалась в палатку.

 - Тормози давай, - предупредил Альне.

 - Пальцем не тронул.

 - За пальцы-то спокоен.

 - Он понял, - пресёк Хин. - Закрыли.

 Повисло молчание. Шайба, в дипломатии не разбираясь, издавал утробное ворчание, прядая ушами. "Общается, - интерпретировал хозяин. - Но с кем".

 - Достал твой баламут, дедуля.

 - Уверены, что гласов поблизости нет?

 - Месяц назад троих взяли. Новые пока в Гранне сидят, зреют.

 - Твоё мнение, - Риф взглянул на Седьмого.

 - Глас озоном пахнет.

 - Согласен. - Хин поворошил угли. - Почём сейчас непорченая шкура? У нас обычно с повреждениями.

 - На жизнь хватает, - Седьмой изобразил знак, понятный исключительно звероловам.

 - Айда старьё с антресолей снимем, - гыкнул Хэм.

 - Побежал. Гласяра заметный, когда вытирается, с зимы на лето и обратно. В другое время - полный стелс. Лучше подстраховаться.

 - Северяне ямы используют, - кашлянул Альне.

 - Без толку, - отмахнулся Хин. - Один, максимум два переярка за год. Если повезёт.

 - Яма - унижение, - в интонации Седьмого проклюнулся сарказм, - и для зверя, и для охотника.

 - Разве только звери в них падают, - качнул головой Риф.

 Лес

 Утро выдалось морозным. Иней обелил подлесок, обвёл по контуру ветви, коснулся мхов. Странный иней: иголки с ладонь, на полянах колья по колено, через них мостки кристаллические перекинуты. Счастливый как слон, папарацци выцеливал косулю и её близнецов, осторожно пробиравшихся сквозь блики. Шайба тёрся возле Седьмого. Молча, на игру не провоцируя. Уловив внимание, Седьмой поднял глаза. Тусклые, неподвижные.

 - Накаркал ты, дед.

 Хин возник бесшумно.

 - Глас?

 - Контрабас.

 - Тропа жёсткая, - сказал Седьмой.

 - Он ведь ночью, скорее всего, прошёл, - предположил Риф. - Скоро стает.

 - Стает, - передразнил Хин. - Не в посадке за городом. К Гранне ближе - законы веселей.

 - Не, по зорьке прошёл. Матёрый. - На поляну вылез Хэм, похожий на йети. - Чё делать будем?

 - Надо сейчас брать.

 - Спугнёте. - Седьмой потрепал пса, пёс дал лапу. Риф подвис, ведь Шай чужих и цапнуть мог. - Сразу не нападёт: народу - толпа. Толпы ему в новинку, следом потащится. Изучать.

 - На открытый участок выманить предлагаешь.

 - Опасно. - Хин пожевал травину.

 - Дело хозяйское. Сутки пасти будете, вы - его, он - вас. Кто с группой останется.

 - Ты останешься.

 - Лады. Прибыль ваша тоже мне останется.

 - Харе мутить. - Хэм пнул корягу, та с хрустом перевернулась.

 - Ведём до ручья, - решил Хин.

 Вернувшись, застали обрывок лекции.

 - Наука склонна считать их билатеральными животными, эндемиками данного биотопа. Мы, однако, придерживаемся иной теории. Глас - элемент фитоценоза, форма развития стекловидного древа. Быть может, даже не конечная. - Докторша развернула перед Альне сложносочинённую карту. - Путём наблюдений с воздуха установлено: площадь, занимаемая Гранной, растёт. При этом лес, окружающий её, не гибнет, но изменяется. Гранна продуцирует организмы, сохраняющие признаки стекляницы, о способе питания и образе жизни которых нам до сих пор ничего не известно.

 - По-вашему, Гранна - гнездо.

 - Скорее стадия метаморфоза. Древовидная форма переходит в гранёную, гранёная - в гласа. Глас же взрослеет подобно...

 - Запела. - Хэм был тут как тут, практически дышал в шею. Женщина отпрянула. Зверолов схватил её за локоть, дёрнул к себе. - Чего шарахаетесь, доктор. Я от вашей сказочки улетел - вы шарахаетесь. Деревце, мать его, ага. Деревце ливер выпускает. Наблюдали, не? По сучьям гирляндами развешивает.

 - Жестокость, - заартачилась докторша. - Почему именно она. Почему не ритуал, не криптограмма, не эксперимент, в конце концов.

 - Эксперимент, говорите.

 Касаемо наклонностей младшего у Рифа не осталось сомнений.

 - В руки себя возьми. - Хин перехватил добычу (брат досадливо скрипнул зубами). - Ты. - Ткнул пальцем в фотографа. - Убрал свой длиннофокусный. Убрал. Теперь сюда слушай. - Встряхнул докторшу. - Глас в формалине и глас в лесу - разные гласы. На эскулапском столе он, может, и туша, у себя дома - хищник. Болт забил на выкладки, на метахренозы, поняла? Поняла, спрашиваю? Твою вспышку! Хэм, займись. Ликбез требуется.

 Младший бил не жалея, в удовольствие. Риф психанул, вступился. Ему ладно, а мальчонку Хэм отделал неслабо, камеру прихватизировал.

 "Седьмой, - Риф тронул рассечённую бровь. - Просто смотрел. Без эмоций, без оценки. Пса, впрочем, держал крепко".

 - Уйди, Шай, еле плетусь. Свалишь, брюхан.

 - Не лезь, - шепнул Альне из-под капюшона.

 С крон капало. Белёсые стволы в сумерках размывало до ореолов. Сверху, сухо шелестя, сыпались листья. Монотонно гудел движок Лабриса.

 - Гнильё, - цыкнул Риф. - У младшего судимость.

 - За истязания. Жене сбежать помогли. С тех пор клинит его.

 - Старший адекватнее.

 - Какое. Садист. Ещё в школе зверью кишки вынимал. С одного района мы. Нагляделся на их выходки. Безотцовщины. Мать в могилу свели раньше срока. Сестра была. Очи в пол, закоулками вечно, углами. Нелюдимая. Чего с ней делали, подумать страшно.

 - Седьмой что за птица?

 - Представления не имею. Вчерашний анекдот про упыря вспомни. Бродил ведь слушок. Вроде братков наших мужик, стукнутый. Ушёл на охоту, пропал. В качестве призрака звероловам является.

 - Фольклор, да. Про тебя тоже фольклор. Лестницы, мол, из стекляхи, сауна, рояль.

 - Рубишь дерево - глохнешь от крика. Штабеля трупов на мне. В каждой доске, в каждом предмете смерть. Вопит, проклятая.

 К завтраку Альне не дождались. Нашли в кустах, на дне балки. Пронзённого насквозь блестящими, упругими прутьями.

 - За каким лешим, - поморщился Хин. - Подсобите. Ёк-макарёк, он весь в ростках!

 Касаться тела и копать охотники отказались наотрез. Риф сам взял лопату. "Докторша - смелая девка, - рассуждал мимоходом. - Перчатки надела, пинцетом черенки сняла, в пробирку поместила. Зрелище на любителя".

 Гранна

 Массив Гранны возносился над холмами пагодой. Столбы-голиафы с идеально ровными гранями. Кости земли, вытертые ветром. Треск, стоны, покачивание. Крючья и пики, нацеленные в атмосферу.

 - Оттудова сполз, - заключил Хэм. - Обратно с нами движется. Ноздря в ноздрю. Ждём.

 - Риск своих смолотить. - Седьмой, наполнив фляжку, с минуту исследовал двойника в воде. - Вашей мясорубке для манёвров размах требуется. По курсу либо инкубатор, либо лежбище. Учуют бойню - набегут. Кто знает, сколько их там. Есть предложение. Вы в Гранну, я одиночку перехвачу. Потом догоню. Мне с фортеля выгоды никакой, - усмехнулся, наблюдая смену гримас на лицах охотников. - Животину оставь, добрый человек, - обратился к Рифу. - Не хочет он туда.

 Пёс и вправду пятился.

 - Тю, мальчик.

 Шай выл, транслируя отчаяние: "Приклеен, приклеен!"

 - Знаю, дружок. Потерпи, я мигом, кометой; суслика поймать не успеешь.

 Хин, глухо отматерив Седьмого, повёл отряд в гору.

 Сначала Гранна притворилась музеем окаменелых мастодонтов и кладбищем рухнувших стекляниц. Спилы, дупла, отверстия делали их похожими на флейты. От музыки сквозняков разум, лампочка в конце тоннеля, стремительно мерк. Братья держались: то вслух заговорят, то поспорят, то тяпнут. Остальных сломало почти сразу, папарацци вовсе на Лабрис погрузили. "Нельзя спать", - сказал себе Риф ночью. И уснул. И летел к нему во сне Шай, спасать летел.

 Дёрнулся от боли, ещё не сообразив, где она. Пламя отдавало белизной. По ту сторону сидел Хин. С видом настолько блаженным, расслабленным, что Риф даже вскинулся: а ну помер.

 - Порядок, батя.

 Риф сомкнул веки. Не столь крепко, впрочем, чтобы пропустить возвращение Хэма. С расцарапанной рожей и лыбой во всю пасть. Старший бросил ему какой-то предмет. Хэм спрятал предмет в карман.

 На брезгу тронулись. По круглым, прозрачным гладышам, образующим ухабистый каток. Гроб на ходулях, и тот плохо держал дорогу.

 - Идентичность, - просипела докторша.

 Кровоподтёк в углу рта, разбитые губы.

 - Не встревайте. - На молчаливый вопрос стрельнула глазами в сторону Хэма. - Вы мой костыль. Проведём спектральный анализ материала, пока они заняты вешками.

 От работы оторвал посвист. Хин воспроизвёл. Звук повторился ближе.

 Прощупывая метр за метром, южанин ступал с максимальной осторожностью.

 - Где глас? - вопросил Хэм.

 - Где надо. - Седьмой вручил ему полоску кожи. Размером примерно десять на двадцать, с налётом снежного ворса поверху и перламутровой плёнкой понизу. - Собака за тобой сбежала, - добавил для Рифа. - Видел неподалёку. Разделанную. Жердь выставил, если что.

 От новости Риф утратил дар речи.

 - Точно собака, не волк? - скривился младший. - Хвост, слышь, гульнём.

 - Разделать и скиннером запросто.

 - На чё намекаешь, - Хин пожал плечами. - Кто, кроме нас, по Гранне бродит.

 Костяные гиганты уступили асбестовым паукам. Сочленения лап, сломанные под немыслимыми углами, скатыши омелы и диски паутины формировали коридор кошмаров. Риф, теряя контроль над образами, уговаривал Шайбу остаться. А пёс всё летел. Фантомом по кромке зрения.

 Очередной рассвет мазнул грязной тряпкой. Не хотелось ни есть, ни шагать. Лишь Хин наворачивал круги с целью выяснить, куда подевался брат.

 - Место для засидки ищет, верно.

 - Задрал умничать, - огрызнулся Седьмому Хин и начал звать младшего по имени.

 В поисках сошли с тропы. Карусели на потеху. Чокнутый экспериментатор встряхивал кривобокую склянку мироздания, предметы делились на предметы, копии - на копии.

 Потом Рифа согнуло, желчь хлынула горлом.

 Вспоротый от паха до грудной клетки, Хэм стремился догнать, опередить линии роста дерева, к которому был прибит. Дерево тянуло мертвеца, словно на дыбе, и что-то там, в Хэме, с треском рвалось. Вывалившиеся потроха вздрагивали всей кучей.

 Хин рухнул у корней. Страшнее его хрипа Риф в жизни ничего не слышал. Фотограф созерцал сцену с жадностью, Седьмой - с интересом. Женщина зажмурились.

 "Вот кто Шая", - Риф опознал жетон с ошейника, впечатанный покойному в лоб; стало совсем горько.

 Отковыривать парня пришлось с помощью ножа, тонкие волокна соединили тело с корой. Почва не поддавалась раскопкам, вела себя мерзлоте подобно. Хин выламывал её кусками. Собрал стенки, камнями прикрыл.

 "Мавзолей. Разве достоин скот мавзолея".

 - Отпусти грехи рабу Своему, - буркнул Риф вслух.

 День в сумерки не перетёк. Следующий - тоже. Солнце исчезло. Звёзды погасли. Границы между сутками вычисляли теперь по часам. Белая ночь, конденсируясь в ящике белой ночи, отбирала чувство времени. Легионы отражений, одинаковые булыжники, постоянный гул, дезориентация.

 - Здорово здесь. - Улыбка спецкора вмиг развеяла Рифову дрёму. - Экшн-камера - панацея. Фильм по Гранне смонтирую.

 - Мясо на дереве - тоже здорово? - Риф давно приметил: голос Седьмого, вроде самый заурядный, влиял на собеседников гипнотически. Даже Хэм, царство подонку небесное, с ним соглашался. - Не упрекаю, удивлён. Старик, опыт поболе нашего, за пеньком блевал - тебя восторгом накрыло.

 Мальчишка смутился.

 - Есть что-нибудь эдакое за твоим авторством? - продолжал Седьмой. - Покажи, заценю.

 Фотограф неуверенно потянул к себе планшет. Риф, покосившись, сплюнул:

 - Живодёрня.

 - О, тут и гласы. Значит, бывал в Стеклянном, - заключил южанин. - Молоток, бодро топаешь. Эстетика мортидо, правильно понимаю?

 - Не совсем. Раскрытие. Внутреннее оказывается снаружи, тайное - на поверхности. Анатомия правды, если хочешь.

 - Родную требуху жалко, поди, выставлять?

 - Ничуть. Пусть арт-объект сделают.

 - Объект, - повторил Седьмой задумчиво.

 О дурных вещах лясы чесали, словом.

 А через неделю Гранну пополнил очередной экспонат. Фигура из смоляного камня. С бьющимся под оболочкой сердцем.

 Глас

 Шаг вперёд, четыре назад. Зазеркалье окончательно и бесповоротно сбило с курса.

 - Тема есть.

 Риф вздрогнул. От Хина уже не чаял дождаться речи.

 Отошли.

 - Покаяться хочу. - Взгляд зверолова, лихорадочный, дикий, жёг огнём. - Отец, ты это, зла не держи. Мы не твою собаку, мы своих. - Хин опустился на колени, стянул шапку. - Своих собак. Прости, бога ради. Слушай. Сестра у нас была, Велка, диспетчер на станции. Через пустырь обычно возвращалась, мы встречали. Псов бродячих тьма, такое дело. Хэма в тот раз дирик в путяге словил, на мозги присел. Я, понятно, жду. Короче, опоздали. Смотрим, сеструху стая рвёт. Раскидали кое-как, Велку в больницу отволокли. Вся шрамах вышла, кукушка набок, люди шарахаются, парень сбёг. Выцепили урода, конечно, вправили маленько, притащили к ней. Велка: зачем, пусть катится к чёрту. Ну, прокатили, типа на мопеде разбился. Сестра, узнав, захирела совсем, слегла. Хэм её мыл, я кормил. И хоронили вдвоём. Ограду привезли, ладно, сидим, курим. У могилы соседней кобель околачивается. Переглянулись, в мешок его. Легко стало, не поверишь, - Хин сглотнул. - Скоро к ним, чую. За себя не особо - за Хэма боюсь. Нам ведь никто не объяснял, есть там, наверху, чего или нету. Дров наломали. Только я бы всё Хэмово на себя взял. Разрешат, думаешь?

 Риф хотел ответить извергу - ответил заплутавшему пацану.

 - Его, - в просветы над головой указал, - ведомство.

 Хин поднялся, сунул шапку за погон.

 - Глас не за нами, вместе с нами идёт. Планы обсуждаем, душу выворачиваем в его присутствии. - Зверолов не позволил Рифу отступить, схватил за воротник, обратно водворил. - Стой. Сам же подозреваешь. Тихо. В момент объясню, как с Хэмовой площадки управлять. Помоги, отец. Одному Лабрис не развернуть. В статике я твари не конкурент.

 - Свихнулся.

 Отяжелел воздух, словно перед грозой; Рифу не хватало его.

 - Седьмой южанина ухайдакал. Скопировал, отразил. Целиком, от костей до мышц, от печёнки до щетины, - убеждал Хин. - Которая неделя мимо - он нисколько не зарос.

 - Характер, поведение тоже скопировал. Кожи полоска у тебя? У тебя. Тогда с кого он кожу снял. Успокойся.

 - Поздняк философию размазывать. Или он нас, или мы его.

 Заметив охотников, Седьмой вернул на место рукав. Женщина успела извлечь иглу. Шприц она держала таким образом, что при всём желании рассмотреть его содержимое не получилось бы. Риф, однако, заметил кромку бинта.

 - Попросил доктора нейролептик вколоть, - объяснил Седьмой. - И вам советую.

 - Глас поцарапал? - Хин сымитировал участие с долей насмешки. - Укол от бешенства проси.

 Лагерь разбили близ Авроры. Не облучая, не обжигая, радуга позволяла черпать себя ложками. Облачившись в защитный костюм, докторша опять и опять лезла в овраг, чтобы химичить затем в полевой лаборатории. Риф с Хином коротали дни за подозрениями. Седьмой приносил удивительные штуки (девка бросалась на них гарпией) и явно вызывал у неё интерес. Ненаучного плана. Флиртовала: послушать ей надо, потрогать.

 - В шприце кровь, - доказывал Хин. - Рискует.

 - Брось. Неймётся им, видно же.

 Может, чего и было там, в сполохах Авроры, поди разбери. Но затосковала докторша, стала на Седьмого поглядывать с недоверием, дальше - с ужасом. Микроскопами, колбами огородилась. Седьмой к ней - она ни жива ни мертва, цепенеет.

 - Ты, милая, до дому когда планируешь? - осведомился Риф. - Сентябрь на носу, застрянем.

 - Уже застряли. - И вдруг - сбивчиво, картечью: - Трансформация эритроцитов, отсутствие фагоцитоза, зрачки не реагируют на свет.

 - Про Альне? - не понял Риф.

 - Любой узел в Гранне - потенциальный глас. Любая стекляница в лесу - потенциальная грань. Гласы убивают, поскольку гласы - зеркала. Мы транслируем убийство, они возвращают. Понятия не имея: правильно, неправильно. - Докторша схватила бумаги с таблицами, понеслась к костру, швырнула туда весь ворох. - Гранна не экосистема - реверс, комната страха. Уничтожая Гранну, уничтожаем себя.

 - Не экосистема - и развивается.

 - Хотим, чтобы развивалась, - она развивается. Песни стекла - наш собственный крик отчаяния, устремлённый в вакуум.

 - Тронулась медичка, - обобщил Хин.

 Увы, напрасно Седьмой приволок хитро выточенную ледяху. Ценительница даров лабораторию покинула. Навострил уши Седьмой, прищурился.

 Циркуляция многоцветных частиц, невесомые перины, алтарь для царевны. Оценила, видать, Гранна царевну по заслугам: ни переломов, ни ран. "Красивая. - Риф указал на пустую ампулу, среди отблесков её не заметили сразу. - Волосы - поток эмали, озёра под веками. В самый мрак нырнула, эх".

 Седьмой тронул откинутую руку, будто проверяя, шевельнётся, нет. "Так проверял бы Шай", - осенило Рифа.

 С лязгом и скрежетом на опушку вывалился Лабрис. Хин без всяких дополнительных выжал педаль, разгоняя машину. Риф юркнул за валун. Седьмой исчез. Явились зигзаги, росчерки, спицы высотой с ёлку. Лишь частично зримое, существо падало на Лабрис неожиданно, резко, сверху. Обламывая ветви, высекая искры, закладывая виражи. Риф знал: габаритами оно не отличается, создаёт обманки, модифицирует пространство под собственные нужды. Левая платформа, обездвиженная и незащищённая, заметно тормозила гроб. Перекос не позволял реагировать мгновенно. Три клинка из шести глас попросту вырвал.

 "Не зря они свой хлеб жевали. - Риф поразился сосредоточенности Хина, выверенным, ловким движениям. - Да в одиночку он слепнет от злости. Открылся, проклятье. Бросай цепь!"

 Хин бросил. Неудачно. Зверь на секунду проявил себя. Изломы, изломы, арктическая, острая, невыносимая гармония.

 Рывок, прыжок, удар.

 

 Риф очухался под навесом Гранны.

 Седьмой, насвистывая в такт дождю, сматывал верёвку.

 - За обрывом панорама откроется. Километр от силы. Готов?

 Риф схватил карабин. Седьмой бровью не повёл.

 - Дай уйти, - попросил Риф.

 - Иди, - сказал Седьмой.