В мгновение ока вспыхнули на ветвях зеленые пучки новой жизни, задышали, забились, и вот уже смотришь - бушует за окном зеленое, пышет энергией, играет с солнечными лучами.
Разве можно подумать, что так смерть расставляет свои силки, начинив их озорной приманкой веселого летнего дня? Среди резных теней и ярких бликов скользит, струится холодной змеей невидимый яд, без цвета, запаха и вкуса. Только доверься, только шагни за порог, или хотя бы распахни створки окна, чтобы на одно лишь мгновение ощутить на лице ласковое касание свежего воздуха и теплое дыхание солнечного луча, вдохнуть ароматы цветущих трав и деревьев, и - коварную смерть вместе с ними.
По спине бегут мурашки. Когда-то - кажется, тысячи лет тому назад - мы распахивали окна и выбегали на улицу, обнажив колени и плечи, и шагали беспечно по жизни, не боясь ничего. Нечего было бояться. Сейчас семнадцатилетние не знают, что такое "мам, я гулять", и до самого утра балагурить где-то до самого рассвета, под перезвон разболтанных гитарных струн кутаясь в объятия первой любви. Неужели когда-то вправду так было?
Вирус навалился внезапно, сразу на всех, затянув мир в душную пленку невиданной, чрезвычайно заразной болезни. Застал кого в печали, когда в радости. Много кого не стало уже в первую неделю.
Я тогда работала в бухгалтерии. На женский праздник весны устроили корпоратив, и я одна не смогла прийти - подхватила обычную простуду. Кто-то из присутствовавших оказался заразен. Никто из моих коллег не выжил. Я представляю, как они пили и смеялись, громко, перебивая друг друга, рассказывали истории, танцевали - и умирали. Мы все когда-то были молодыми, но не все сможем состариться. Банальная истина, которую знаешь с рождения, и вдруг открываешь с ужасом и трепетом.
Сперва заболевших пытались лечить. Самоуверенное человечество ведь еще не сталкивалось с такой хворью, чтобы ничего нельзя сделать. Медики в поте лица экпериментировали с лекарствами и пациентами, кололи, просвечивали, препарировали, анализировали. Потом умерли и пациенты, и медики. Заболевшие, конечно, появлялись еще - в геометрической прогрессии, но лечение было объявлено бессмысленным. Заразился - ложись и умирай, а остатки ресурсов лучше потратить на тех, кто еще здоров.
Скоротечность болезни решили использовать против нее: две недели полнейшей изоляции, во время которой, предположительно, эпидемия сойдет на нет, так как все зараженные погибнут. Мы просто сидели и ждали смерти, надеясь, что через четырнадцать дней сможем открыть глаза и понять, что страшный сон закончился. Зараженные действительно умерли, но вирус остался среди нас.
Нужно было как-то жить. Часть из нас так и остались законсервированными в своих квартирах, другая часть - вернулась на рабочие места и больше не может покинуть их. На крупных заводах, говорят, сейчас очень хорошо: просторно и поговорить есть с кем. Пространство внутри полностью изолировано, работают вентиляционные системы, электричество, опять же. Молодые находят пару, рожают детей. Страшно в такую пору, но что поделать: ведь жить как-то надо. Может, сгинет вирус этот - так же внезапно, как свалился на наши головы?
У меня дочь ушла на швейную фабрику. Машина специальная приходила, с буфером, чтобы человек мог внутрь забраться, не впустив воздуха. Собирали всех, кто хочет работать. Я не хотела дочь отпускать, но та уперлась: "Кто-то должен кормить нас, мама. Ну и что, что видеться не будем. Я письма буду писать". И пишет. Раз в месяц привозят запакованные в триста слоев, чтобы получить - нужно в особенный костюм снарядится, потом все обеззаразить специальной жидкостью... но риск все равно остается, конечно. Но мы рискуем. Письма - это все, что у нас осталось.
Дочь про фабрику много рассказывает, про своих новых подруг. Говорит, что слухи ходят, будто нет никакого вируса, а все это сделано было, чтобы народ простой поработить, на заводы согнать и работать за еду заставить. Чтобы любого неугодного можно было зараженным объявить и в карантин отправить, избавиться то есть под благовидным предлогом. Я не знаю, правда или нет.
Может, и правда. Со мной случай один был. Никому о нем не рассказывала.
Гость у меня был. Случайный. Неожиданный.
Времени было часов пять утра. Звонок в дверь. Я вскочила, как ужаленная. На цыпочках к двери подкралась, в глазок выглянула. И померещилось мне, что это милый мой Ваня...
Ваня - это сын мой. Старший из двух детей. Ушел он в Добровольцы... Уж я рыдала, умоляла, в дверях на колени становилась, чтобы не пустить. Но все равно ушел. Сказал, что выхода нет иного. Добровольцам платят очень хорошо. Так хорошо, что несколько месяцев можно на одну выплату жить. Но и работа у них опасная: все, что касается выездных работ, снабжения всяческого, ремонтов коммуникаций. Всех, кто на такую работу подписывается, к изолированным уже обратно не пускают, по умолчанию записывают в зараженные. Многие идут на это, чтобы родных спасти от голода. Кто-то больше держится, кто-то через полторы недели умирает. От Вани деньги приходили больше месяца, а потом пропал, и ни весточки с тех пор не получала. Нет, наверное, уже на свете моего сына, а сердце все ждет, надеется...
Вот и почудилось, будто это Ванюша за дверью стоит.
Распахнула, не думая ни о чем, вмиг бояться перестав, объятьями навстречу... Глядь - то парень другой, чужой. Худой до изнеможения, стоит в одной тонкой рубашке, дрожит, как лист, и смотрит жалобно.
Сама не помню, как впустила его.
Помню только: забилась в угол, вдохнуть боюсь, а он мне: "Не заразный я, мать".
А как не заразный, если в одной рубашке, без костюма, без респиратора? А ведь явно с улицы пришел, не из нашего он подъезда. Бледный как мел, руками непослушными дверь за собой прикрыл, все засовы аккуратно задвинул, и потом только на пол опустился. Тут подумала я, что все равно заразилась теперь, коли он вправду заразный. Что ж ребенок, как собачонка, у порога умирать будет, а я руки не протяну?!
Ребенок, правда, роста дюжего был, насилу довела до кровати. Двое суток отпаивала, кормить пыталась, но он отказывался. Во сне слова говорил странные, отпустить просил, смерти себе желал. А как в себя пришел немного, рассказал, что же с ним приключилось.
Как и Ваня мой, ушел он в свое время в Добровольцы, жизнь свою решив положить ради спасения жены и малолетнего сына. Устроился дальнобойщиком, возил грузы. Денег на хорошую защиту не было, а что зарабатывал - отправлял родным. Готов был к тому, что рано или поздно заболеет, и тогда - все. Конечно, так и случилось, заболел. Переносил тяжко - и температура, и боли эти, и ногти с пальцев сыпались... Но день прошел, другой, три, а смерть не торопится. А там и температура спала, и боли поутихли. Выздоровел то есть, понимаете вы? Выздоровел! Единственный, кто переболел и из лап вируса живым вырвался. Отлежался еще немного, сил набрался и вышел снова на работу.
Тут-то кому нужно и передали информацию, что парень, которого в мертвые записали, жив и почти здоров. Смекнули, что иммунитет у него выработался, антитела в крови, из которых сыворотку можно извлечь и вакцину сделать, которая человечество спасет. Пригласили прямиком в правительственную лабораторию, хорошие деньги предлагали. Только кончилось все это адом. Мучили его там, опыты какие-то ставили, кровь отбирали литрами, так, что на ногах не держался. Он терпел, пока кто-то не сказал ему, будто жена его так же в Добровольцы заявку подала. Значит, никаких денег за него не платили!
Ему удалось сбежать. Сколько смог - прошел пешком, а там рассвет застал его возле подъезда моего дома.
Я тогда не сразу поверила. Страх у многих мозги набекрень поворачивает. А потом машина правительственная подъехала, возле дома сигналила. По громкоговорителю призывали выдать беглеца. Награду предлагали. Обещали всеобщее излечение.
Что же мне оставалось делать?..
"Кровь одного лишь нужна, а мы - мы вернемся домой" - кажется, так поется в одной старой песне.
Я рукой в окно махнула... что, что еще я могла сделать?
Какая же весна в этом году чудесная! Вон и сирень уж зацветает... Найдут ли от этой чумы лекарство? Я думаю, нет. Мы все сдохнем здесь, как тараканы, в этих душных засиженных банках, так и не вспомнив, как пахнет рождение лета.