Они остановились перед табличкой. Десятка оглянулся - позади петляла широкая дорога и приветливо раскинулись поля - и прокряхтел напряженно:
- Ставим.
Смехун кивнул, и они опустили тяжелый сундук на землю.
Десятка выдохнул и настороженно осмотрелся. Справа и слева от тропы тянулся старый лес: серые искривленные стволы навевали тоску. Просветов между деревьями не было.
- Поганое место. - Смехун сплюнул на землю. - Почему мы не пойдем по главной?
- Не хуже других, - ответил в тон Десятка, вытирая пот со лба. - По главной мы не пойдем, потому что то, если бы я хотел перехватить груз, я бы ждал именно там. Взял бы нас горяченькими... А этой тропы нет на карте.
Напарник подошел к табличке вплотную и задумчиво почесал щетину. Табличка стояла давно, надпись едва угадывалась, а столбик слегка кренился вбок.
- А что такое "карантин"? И "психическая угроза"? Слова "осторожно" и "смертельно опасно" я знаю.
Десятка кисло усмехнулся.
- Юмор твой мне уже поднадоел... Это значит угрозу распространения какой-то болезни. И что мы не должны туда входить. А что такое "психическая" - хрен пойми. Может, с магией связана. Видишь, там подпись в углу? Вроде глифа какая или руна.
Смехун обернулся и широко улыбнулся - по-детски, с лучиками у глаз.
- Ты серьезно? Я слышу страх в голосе? В штаны наложил! В Магороде не наложил, в поместье том треклятом не наложил, а здесь...
- Заткнись и берись за ручку. - Только и сказал Десятка. - Солнце через пару часов сядет, а я к этому времени хочу в какой-нибудь таверне сидеть и супчик хлебать.
- Я вот думаю, на кой кому-то понадобилось тут карантин этот ставить, а? В лесу... Ты это, выше подними, мне неудобно. Во.
- Не знаю. Может, табличку местные вбили, чтобы браконьеров отвадить от своих угодий.
- Тоже верно... Хотя Магород рядом, какие, к демонам, браконьеры? Скорее уродцы, химеры, страхолюдины всякие сюда набежали, для них путники - легкая пожива.
Десятка не ответил, потому как тоже крутил эту мысль в голове. Он не сводил глаз с безмолвного леса, что тянулся теперь в обе стороны и казался негостеприимным.
- А не здесь ли Пурпурная чума прошла два года назад? - нарушил он тишину.
Смехун побледнел, сбился с шага.
- Вроде верст десять-двадцать отсюда на север - там прошла, - медленно протянул напарник.
- Слушай, что ты будешь делать, когда разбогатеешь? - сменил тему Смехун. - Рано или поздно завяжешь же с этим всем. - Он сделал неопределенный жест.
Мужчина вздохнул как смертельно уставший человек.
- Капец ты болтун... Ты болтун, а не Смехун! В который раз спрашиваешь. В столице спрашивал, в караване спрашивал, в Магороде, пока мы от големов тикали, спрашивал... Надоело. Ты не забывай, что треть от прибыли мы все время отдаем Козырю. И еще треть Рудольфу.
Смехун добродушно отмахнулся рукой.
- Да-да, это понятно, я человек простой, Козырю понятно, за что... Треклятый Рудольф. Так что там в будущем?
- Сбавь шаг... Ну, уеду из города, лодку куплю. Буду в море ходить.
- Ты, наверное, и рыбу-то, поди, не умеешь ловить? - хмыкнул Смехун.
- Послушай, я хоть и в столице родился, но рыбу ловил, когда твой папа тебя в яйцах носил, понятно?
- Шутейки пошли? Ну, рыбу, ясно... Дальше.
- Ну, дом там... у моря.
- А в прошлый раз говорил у леса! - поймал его Смехун. - И говорил, что огород заведешь.
- Еще какая! - Смехун широко распахнул свои глаза-блюдца. - Рыба - это рыба. Огород - это огород.
Напарник повел плечами, насколько это позволял сундук.
- Ну, допустим, ты будешь жить у моря, - продолжил Смехун свою мысль. - Станешь потрахивать русалок. Ну, там, не все так просто... Но можно, поверь мне.
- Думаю, потрахивание русалок меня волнует в последнюю очередь...
- Разве? Не важно. Будешь, значит, выходить в море на своей старой лодке... Русалки тебя, значит, обслужат, потом домой поплывешь с уловом... уху делать. - Он вздохнул. - С луком. С морковкой. Картохи накидаешь, риса... Перец черный. Лавровый лист.
- Смехун, ты раньше в поварах ходил, что ли?
- Не, просто жрать охота. - Он помолчал. - Мамка поварихой была.
- А.
- Ну, с лодкой понятно. А если будешь у леса, то...
- Да не хочу я у леса уже. Давай помолчим.
Лес безмолвствовал. Не было слышно щебета птиц или далекого стука дятла. Единственным звуком, нарушающим покой тишины, было поскрипывание ручек объемного сундука. Десятка вглядывался в щели между деревьями - вглядывался до рези в глазах. Кто-то мелькнул вдали или показалось?
- Показалось, - ответил Смехун.
- Чего?
- Ты спросил: "кто-то мелькнул или показалось". Так вот: показалось. Это мертвый лес. Думаю...
- Устал? - поинтересовался Смехун, который был крупнее.
Напарник замотал головой. Ему вдруг подумалось, что мысли в голове стали более путаными.
- Погодь... Ставим. Чувство у меня...
Они опустили сундук на землю. Смехун коснулся кинжала и подобрался. "Чувство" Десятки не раз спасало их в эти дни и, как он слышал, помогло ему занять место при Козыре.
- Забудь, может, и устал. - Десятка махнул рукой, почесал затылок. - О чем мы говорили?
- Ты рассказывал, как будешь жить у моря, - Смехун вздохнул. - Я предложил тебе воспользоваться наивностью русалок. Потом ты сказал, что не хочешь жить в лесу.
- У леса, - поправил Десятка.
- Ну, у леса. А вообще в деревню надо тебе ехать, Десятка. - Смехун потянулся сладко, что-то затрещало, захрустело в этом огромном теле. - Там жизнь. Мясо там. Бабы.
- А сам почему уехал тогда?
- Да денег там нет... Одно мясо и бабы. Самогон. А ты когда при деньгах будешь - езжай... Первый парень на деревне! Звучит. Тебе сколько? Тридцать пять? Ну, так это не возраст. Самое время бабенку себе найти! Это я еще могу погулять в...
Десятка резко оборвал его жестом. Подобрался, положил руку на грудь, где у него ремнями были привязаны три метательных ножа. Смехун сглотнул.
- Что услышал? - спросил он почти одними губами.
Десятка поднял указательный палец вверх. "Тихо".
На них пало одеяло звенящей тишины. Смехун смотрел то на одну, то на другую сторону леса. В левой руке он уже держал зазубренный клинок локтевой длины, который выхватил из ножен на бедре. Минуту они стояли неподвижно.
- Вроде ничего, - сказал Десятка обычным голосом. - Ой, не нравится мне, что ни звука из леса. Будто чары какие... И словно кто-то идёт следом - через лес.
Смехун кивнул, убрал оружие.
- Шаги слышал?
- Шаги. И даже как бы голоса...
- Думаешь, из Магорода? Или кодла Рудольфа? Сучьи потроха, треть им мало.
- Думаю, нам надо быть начеку. Меня чутье еще не подводило.
Они поменялись местами, Десятка взялся за ручку со своей стороны, Смехун последовал его примеру. Какое-то время шли молча.
- Слушай, а что там?
- Где?
- Ну, в сундуке, - пояснил Смехун.
Десятка криво улыбнулся.
- Тебе не сказали? Надо же...
- Ну, так ты поведай.
- Я тебе так скажу... - Он понизил голос до шепота. Смехун чуть склонил медноволосую голову, чтобы услышать. - Меньше знаешь - крепче спишь.
Смехун скривился.
- Очень смешно. Умник. Оружие, наверное? Магическое.
- Вроде того.
Напарник презрительно фыркнул.
- Да ты и сам не знаешь. Нагоняешь здесь туману...
- Брось. Если бы Козырь хотел тебе сказать, он бы сказал.
Смехун вяло кивнул.
- Твоя правда.
- А что ты собираешься делать, когда разбогатеешь?
Напарник повеселел.
- Знал, что спросишь. Ну, у меня целый план!
Десятка усмехнулся.
- Во-первых, раздать долги. А чего ты удивляешься? Во ведь как: из нас двоих ты аскет и скромник. А я люблю, когда шумно и весело. Чтобы танцевать на столе, чтобы девки любовались, чтобы выпивка рекой... И чтобы одному не сидеть.
- Ну, понеслось.
- Да! Да! Я так люблю. Потом... Вторую треть от заработанного я отправлю батьке в деревню. Пусть хоть скотину себе купит, старик, или рабочих наймет новый сарай построить, раз сын такой непутевый... А вот в третьих - это уже личное дело.
- Пропьешь, - бросил Десятка.
- Не без этого. Но я о другом. Я хочу жениться.
Брови Десятки взмыли вверх. Он отвернулся, чтобы собеседник не видел его лицо.
- А чего ты ржешь? Ну, гульну на последок... раза два - и женюсь! Я так решил.
- А девушку-то нашел, чтобы жениться? - веселым голосом спросил Десятка.
Смехун глубоко кивнул.
- Еще как. Целых две. Только я пока не решил...
Десятка в голос рассмеялся, опустив свою сторону сундука. Смехун чертыхнулся и тоже бросил свою. Напарник оперся о крышку и трясся от тихого смеха. Здоровяк попытался хмуриться, но не сдержался и тоже захохотал - высоко, звеняще, ребячески, несмотря на свой рост и вес.
- Целых две! - Десятка вытер слезы от смеха и повернул голову к Смехуну. - А чего не три?
- Ну, я хотел, но Шайа не хочет своего дурня-то бросать...
Десятка уже не слушал, он ловко прыгнул к ближайшему дереву и перекатился. Когда он сделал кувырок, в руке у него блеснул нож. Не вставая с одного колена, он сказал:
Десятка поднял палец вверх и шагнул за дерево. Какое-то время он удалялся.
- Чего там? - дрожащим голосом спросил Смехун. - Десятка, ну, чего там?
- Нашёл его... Стой возле сундука.
Смехун сглотнул, облизнул губы и шагнул ближе к сундуку.
Через мгновенье мрачный Десятка вышел к тропе.
- Ну?.. - сипло поинтересовался напарник.
- Труп. В сидячем положении... Глаза выколоты. Дней пять лежит примерно. Оружия нет. Я его за лазутчика принял... Кошелек при нем, но я не стал трогать.
Смехун выругался. Десятка не стал пугать парня и не рассказал, что, судя по всему, глаза мужик сам себе выколол.
- Двинулись.
Они взяли сундук и зашагали по тропе. Десятка ощущал, что тишина им вредна.
- Чего молчишь?
- Да ну... Не знаю, страшно так-то.
- Такой боров и боится? Тю! Ты, я слышал, однажды в "Трёх свиньях" всех охранников врукопашную вынес?
Смехун клюнул и ощерился в улыбке.
- В "Борще"! Да чего там, их всего четверо было! Прикинь, один меня стулом, гнида, по голове саданул.
- Отключился?
- Обижаешь! До крали своей дополз, она мне голову зашила... А ты, я слышал, на войне был?
Десятка недовольно зашипел.
- Не люблю эту тему, но раз поднял... Да, был.
- И чего? Людей убивал?
Десятка не ответил бы в других обстоятельствах, но хрустальная тишина, которая уже не раздражала, а откровенно пугала, толкала на откровенность.
- Убивал... Дают приказ - надо выполнять.
- Да... А я трус и боюсь один оставаться...
Десятка удивился.
- Да не трус ты. Нормальный мужик.
Смехун бросил сундук, Десятка тоже.
- Нахрен ты роняешь, мать твою в душу?!
- Ты чего меня трусом назвал? - сухим голосом спросил здоровяк, делая шаг к Десятке.
- Ну, ты сказал: "а я трус". - Десятка осторожно шагнул назад, но взгляд не отвел. - Я тебе отвечаю: не трус ты, вор как вор.
Смехун сузил глаза и - к ужасу Десятки - потянулся к кинжалу.
- Ничего я такого не говорил.
У Десятки пронеслась мысль, что такого быка один нож в грудь не остановит.
- Сказал. Или мне показалось, что сказал?
- Показалось.
Десятка миролюбиво повел плечами.
- Извини тогда. Пошли...
Мгновенье напарник сверлил его взглядом, затем лицо Смехуна вдруг исказилось в гримасе отчаяния. Он выглядел как ребенок, который вот-вот захнычет.
- Может обратно, Десятка? Место паршивое...
Он опустил руку.
- Да мы уже полпути прошли, Смехун! Давай водички попьем и дальше двинем.
- Ну, давай... - Здоровяк присел на корточки и почесал щетину. - Я бы пожевал чего...
- Лучше только воды. Пока поедим, солнце совсем сядет, ни хрена на видно будет тогда.
Дрожащей рукой Десятка вынул из заплечного мешка бурдюк, сделал пару глотков и передал Смехуну. Тот попил, немного побрызгал на лицо и вернул обратно.
- Пойдем?
Смехун молча кивнул.
- Нам чуть-чуть осталось... А в первой же таверне я проставляюсь!
Здоровяк зыркнул на него исподлобья и усмехнулся.
- Зуб дай.
Десятка щелкнул ногтем о зуб.
- Пиво ставь! И супчик! Запарили сухари. И девку хочется...
Десятка мысленно воздал богам благодарность, что Смехун в порядке.
- Ну, девку сам себе раздобудь. Но пиво и суп ставлю.
- И шашлык!
- Пошёл ты! Где они ночью тебе шашлык возьмут?
- А мне все равно! Пусть где хотят берут. - Он свободной рукой похлопал по крышке. - Я теперь человек богатый.
Десятка хмыкнул.
- Богатый он. Сначала надо товар продать, а потом пировать.
- Так я не пировать, я так... Отдохнуть.
- Ну, отдохнуть можно.
Смехун покусал губу, но все-таки сказал.
- А ведь ты ровный, оказывается, человек, Десятка. Неделю с тобой хожу - и все удивляюсь, чего пацаны болтают в городе...
- А чего болтают? - спокойно спросил Десятка.
- Ну... Что убийца ты. Что раньше чиновников резал по заказу бандитов. А до этого в армии мирных пытал и вешал. И с тобой никто почти не хочет на дело идти.
Десятка едва сдержался.
- Ну, часть из этого правда, - почти не дрогнувшим голосом ответил он.
- Да фиг с ним, Десятка. Нормальный ты... У меня отец вон рабов гонял, потом опомнился, женился и в деревню уехал. Ведь прошлое - это прошлое.
- Да.
Помолчали.
- Слушай, а чего Хомяк с тобой не пошел?
- Хомяк... Закраснел он. Козырь ему "чумную марку" подарил.
Смехун удивленно присвистнул.
- Не слышал такого.
- Он в наше отсутствие это сделал, чтобы на меня не подумали. Мне перед выходом сказал.
- Понятно. Ты как? Нормально? Хомяк с тобой долго ходил...
Десятка повел плечом.
- Ну, как... Жалко, конечно. Но правила есть правила. Козырь обещал, что деток его не тронет и жену.
- Это главное. - Кивнул Смехун. - Слушай, Десятка, если Козырь захочет тебе правого найти... Ты, это...
- Не сомневайся, шепну за тебя словечко. А ты уверен? Потянешь лямку?
Смехун твердо кивнул.
- Не боюсь я властей и других банд, если ты об этом. Только я это... не хочу убивать по выбору, понимаешь? Одно дело - когда либо ты, либо тебя. Ну, со стражником там или с палачевскими ребятами... Но вот так, хладнокровно женщине горло перерезать...
- Никто не хочет. Привыкают.
- А я не хочу привыкать.
Десятка кивнул.
- Я тебя услышал... - Он мысленно выругался. - Хватит и того, что один из нас на такое способен, пусть второй не лезет.
Смехун хотел что-то сказать, но прочистил горло. Промолчал.
- Смотри.
У дерева стояли три пары обуви. Высокие мужские сапоги военного образца, женские сапожки хорошей кожи и детские калоши из резины. Они были сложены аккуратно, словно хозяева отошли на время искупнуться. Это выглядело странно и неуместно.
- А это?..
Десятка шагнул ближе и присмотрелся к трем предметам, которые лежали на земле рядом.
- Языки. Три языка.
Смехун поднес кулак ко рту, словно его затошнило.
- Пойдем дальше, Десятка.
Они понесли сундук быстрее.
Через сто шагов они увидели на дереве грязно-белую полотняную рубаху, прибитую к дереву ржавым кинжалом. На рубахе кто-то намалевал красным: "Бириги голаву".
Они прошли мимо.
- Я признаюсь, Десятка: я боюсь одиночества. Не могу надолго один оставаться. Поэтому пирушки эти... Бабы. Драки.
- А я детей на войне в колодцы бросал, чтобы мне сказали, где бунтари прячутся.
Смехун вздохнул.
- Мы умрем, Десятка?
- Когда-нибудь все умрут.
- В этом лесу мы умрем? Я же не дурак, вижу, что ты о том же думаешь.
Десятка вытянул свободную руку и указал вперед.
- Видишь кромку неба? Она приближается. Я на войне разведчиком был. Нас учили, как по небу, ветру, мху и прочему понять, где мы и как далеко до цели. Лес отдаляется, Смехун. Лес остается позади. Нам осталось пройти полчаса. Край - час.
Десятка слышал - или думал, что слышал? - как в лесу шепчутся. Он потряс головой.
- Смехун, ради отца твоего. Надо идти.
Несколько минут они шли. Смехун всхлипывал, Десятка старался не замечать этого.
- Мама, прости меня... Мама, прости.
- Сержант, стоять! - донеслось из леса.
Десятка повернул голову вбок, но не сбавил шага.
Там среди деревьев бежал рядовой Бент. Рядовой, которого он приказал расстрелять, чтобы другим неповадно было.
- Сержант! Они придут за вами! Они уже скачут!
Бент бежал меж деревьев. Форма на нем была все та же: темно-синяя и грязная. Десятка мог покляться, что чувствовал запах пота и крови.
- Они придут, - сказал Бент и остановился. Из спины у него торчали стрелы. - Они здесь.
Десятку начало трясти, он сильно зажмурился, повернулся к Смехуну.
- Я так виноват, мама, прости меня, - причитал он без остановки.
- Заткнись! Успокойся, Смехун!
Здоровяк посмотрел на него заплаканными глазами.
- Ты не слышишь? Она зовёт меня!
- Никто не зовёт тебя! Мы тут одни! Это лес.
- Она в лесу! Она говорит...
- Мы, наверное, единственные, кто выберется из этого леса! - крикнул Десятка. - Мы так долго несли это! Големы в Магороде нас не остановили! А тут какой-то карантин...
- Бери себе всё! Мне не нужны деньги!
Смехун бросил сундук и побежал в лес. Десятка метнулся за ним.
- Стой, дурак!
Он был быстрее, схватил Смехуна за руку. Тот обернулся и наотмашь ударил кулаком.
Десятка упал на землю, Смехун посмотрел на свою руку, потом прошептал "Извини", повернулся и вошел в лес.
Десятка шагнул вслед за ним, но увидел среди деревьев девочку с волосами, словно плавающими в воде, и замер. Тогда он, бурча проклятья и ругань, вернулся к сундуку, схватился за него и потащил, волоча по земле.
- Дурацкий карантин. Это не люди больные, это лес больной. Может, я вообще умер? Упал с Магорода на землю и разбился, а это мой предсмертный сон? Или я напился в "Трёх свиньях" и лежу в луже пива... Эх, пивка бы. Не виноват я, что на войне так. Не я один...
Сундук оставлял на земле борозду.
- Кто-то сдох тут и теперь распространяет свою ересь... - ворчал бывший сержант.
Потом ему вдруг пришла в голову мысль. Он оставил сундук, вынул огниво и присел у ближайшего дерева. Сложив горку сухих листьев и колючек, он попытался развести огонь. И услышал, как кто-то тащит сундук. Оставив огниво, он ломанулся обратно, выхватывая ножи.
- Рядовой Бент, брось мой сундук! Ты в армии был вор и тут вор!
Тот оставил ношу и прыгнул в лес.
- Что я хотел сделать?
Он машинально схватил ручку и потащил сундук.
Когда впереди он увидел границу леса, позади раздались отчетливый стук копыт.