Страканов Андрей Владимирович : другие произведения.

Сто шагов назад Часть 3. Обратная сторона Земли

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Сто шагов назад
  
  
  
  
  Книга третья:
  Другая сторона Земли
  
  
   Полный текст книги доступен на https://andronum.com/product/strakanov-andrey-obratnaya-storona-zemli/
  
  
   Нет сомнения, что на восприятие человеком времени, как одного из доступных нам измерений, влияет множество самых разнообразных факторов. Но есть среди этого множества два, которые, пожалуй, влияют на это восприятие сильнее других.
   Первый из этих факторов - возраст человека. Каждый, наверно, помнит, как тянулось время в самом начале жизни - в пору беззаботных молодых игр и забав. Дни тогда были бесконечны - казалось, что это время не кончится никогда. И каждому тогда очень хотелось поскорее стать взрослыми, всем надоели до чертиков запреты старших вроде "тебе это еще рано" или "вот подрастешь, тогда будет можно". Взрослая жизнь манила, нет - она властно звала к себе! И каждый, как мог, стремился ускорить время... но ни "взрослые" прически и одежда, ни подражание взрослым в их привычках вроде курения сигарет не приближали почему-то к заветному мгновению ни на шаг... Время не обманешь.
   А потом, с какого-то не особо-то и заметного момента, время само вдруг начало неумолимо убыстрять свой бег. Та самая взрослая жизнь, что так манила нас в юности, на поверку оказалась настолько переполненной повседневными делами и заботами, что теперь некогда даже просто остановиться и оглянуться! Дни уже не просто сменяются днями, они теперь перестали казаться нам бесконечными, как это было в детстве и ранней юности. Совсем наоборот - они мелькают все быстрей, словно кадры какого-то фильма, словно нескончаемая череда пейзажей за окном какого-то экспресса. И однажды ты вдруг понимаешь, что просто не успеваешь их считать - эти мелькающие пейзажи-дни! Недели сами собой сливаются в месяцы, месяцы в годы... Промелькнул год, промчалось десять... И вот вы замечаете, что вагонах того экспресса, пассажиром которого однажды становиться каждый из нас, который следует одним и тем же маршрутом уже целую вечность и имя которому - Жизнь, появляются первые признаки прибытия в очередной пункт назначения. Постепенно исчезают из коридоров вашего вагона праздношатающиеся пассажиры - случайные попутчики. Да и гулянок в купе становится меньше. Правда мир за окнами по-прежнему еще несется нескончаемой чередой, все так же мелькает. Дерево, другое, третье. Верстовой столб. Чей-то дом, а во дворе стайка детишек, глазеющих на пролетающий мимо экспресс из-под чумазых ладошек. Проскочил за стеклом придорожный огородик с парочкой копающихся на грядках, пожилых пенсионеров, чем-то так похожих на ваших родителей... А следом за ним еще один. И другой... Целая вереница! Вдалеке, между деревьями, мелькнул деревенский погост. Проходит перед глазами чья-то жизнь. А может быть своя собственная?...
   И вот наконец очередная станция. Ваша? Да кто бы знал... Вроде поезд и замедляет свой ход, но... все еще летит! Промчались... Примчались. И только под конец, перед самым перроном, поезд почти останавливается и тянется уже совсем медленно. Все ваши попутчики, ставшие за это время для вас кто просто знакомыми, а кто и хорошими друзьями, вместе с вами выглядывают в окна вагона - кто с любопытством, кто с грустью, кто с тревожным ожиданием. Сердце замирает в томительном предчувствии - ну, когда же? И вот он, последний толчок. Все. Приехали. Кому-то на выход. И поезд полетит к другому полустанку, навсегда оставив здесь кого-то, навсегда кого-то увозя ...
   О чем это мы? Ах, ну да! О времени...
   Вторым фактором, тоже существенно влияющим на восприятие человеком этой физической величины, именуемой еще "четвертым измерением", является наличие в его жизни собственных интересов. Не может человек жить без интереса, без какой-то цели. Без этого он неизбежно потеряет ощущение времени. А потеряв это ощущение, он неминуемо потеряет и саму жизнь, просто напросто выпадет из нее, раз и навсегда превратив ее бессмысленную серую ленту Мебиуса - эдакий бесконечный заколдованный круг, разорвать который потом бывает очень и очень не легко. А для кого-то и вовсе невозможно...
   Психологи как-то провели простой, но довольно убедительный эксперимент. Одной группе испытуемых они предоставили в распоряжение компьютеры с различными интересными игровыми программами, а другую, располагавшуюся в этот момент в совершенно пустой соседней комнате, попросили просто посидеть и подождать. А через десять минут этим группам предложили поменяться местами. И все повторили заново. О результатах этого эксперимента можно было бы здесь и не говорить, все и так понятно. Вполне естественно, что тот кто ждал, сказал потом, что в ожиданиях прошло гораздо больше времени, чем за игрой. Причем в обоих случаях назывались, как вы понимаете, временные отрезки отнюдь не в десять минут.
   И вот ведь что удивительно - время, проведенное за игрой в детстве, казалось нам бесконечным. Для нас же, но уже взрослых, в подобной же ситуации оно, тем не менее, почему-то сжимается. Кто-то может возразить - мол, во всем виновато наше субъективное восприятие. Да никто с этим и не спорит, конечно это так! Просто тут все дело упирается в возраст. Субъективность восприятия это и есть производная возраста. Короче - смотри первый фактор.
   Удивительная и совершенно необъяснимая штука - время. И насколько же тесно связанно оно с человеческим сознанием! Время как бы и не существует отдельно от человеческого сознания. Без него оно - просто безразмерная ВЕЧНОСТЬ, нечто без начала и конца. Человеческое сознание - вот настоящее мерило времени. Не часы на руке, нет! Часы это лишь слепой инструмент, придуманный людьми, эдакая линейка для времени. Можно ли измерить линейкой Джоконду? Конечно можно, да только что это вам даст? Размеры полотна, толщину или ширину рамы? Но разве об этом думает человек, стоя перед картиной?
   Вот и часы для процесса восприятия времени, являются приблизительно такой же "линейкой". И подчас толку от них в этом деле для человека не больше, чем, скажем, любителю и истинному ценителю трубки или сигар - от газоанализатора. Химический состав дыма этот тонкий прибор определит достаточно точно. Но вот сможет ли он понять, сможет ли передать, описать вкус дорогого сигарного табака, прихотливо переплетающийся с тонкими, изысканными ароматами коньяка и кофе - этих непременных спутников настоящей сигары? То-то и оно, что нет!
   Время тоже надо почувствовать всем своим существом для того чтобы действительно понять его летучий, неподвластный человеку бег - то плавный и неспешный, как ленивое течение полноводной реки, то резкий, стремительный, как внезапный порыв ветра.
   Время, время... Его нельзя ни увидеть, ни потрогать. И тем не менее оно всегда здесь и оно поистине всемогуще. А как оно коварно! Столько странного и непонятного может оно играючи сотворить с человеком за один только свой короткий миг, как удивительно и непостижимо быстро может изменить мир вокруг нас!
   И внутри...
  
  
  Часть первая
  
  ***
  
   Прошло уже целых два месяца с того момента, как в Москве случились те невероятные, фантастические события. Два месяца... Или все же правильнее было бы сказать - всего? Ну, это смотря для кого.
   Все - практически все, кто так или иначе оказался тогда втянутым в них, давно вернулись к своей обычной жизни. Старушки-свидетельницы уже и не вспоминали те удивительные, странные исчезновения загадочных людей в призрачном, зеленом пламени - какие-то новые, свежие события занимали их внимание теперь. Ушлый журналюга, так и не дождавшись новых фактов, и не написав продолжение к своей первой статье, занимался сейчас уже совсем другими материалами. Художник-дизайнер архитектурного бюро Тамара постепенно перестала вздрагивать при виде фигур, одетых во все черное - она смогла справиться со своим страхом, победила его - а как же еще иначе избавиться от страха, если не победить его?
   В общем все потихоньку опять пошло своим путем. Это ведь только поначалу кажется, что после значительных событий уже не будет возврата к прежней, привычной жизни, что-то поменяется бесповоротно. Но это всего лишь самое обычное заблуждение, не более.
   Время, время... Великий врачеватель, который рано или поздно залечивает все душевные раны и все ставит на свои места! Наверно только для двух мелких бандитов-автоподставщиков, да еще для трех пляжных недоумков-хулиганов жизнь после тех событий так и не вернулась в свое обычное русло. И то только потому, что первые просто навсегда с этой жизнью распрощались, ну а вторые... Вторые так и остались на всю их дальнейшую, никчемную жизнь "тварями дрожащими". Им-то как раз никогда уже не суждено было справиться со своими страхами, то, что они увидели однажды так и осталось, затаилось внутри каждого, готовое при каждом удобном случае шевельнувшись, напомнить о себе, заставить судорожно биться сердце. Что ж, наверно и поделом им, хотя не нам, пожалуй, о том судить!
   Время, время... Время ведь не только великий врачеватель, оно еще и великий обманщик. Когда-то, давным-давно, сговорилось оно с таинственной и непостижимой Мнемозиной - властительницей человеческой памяти и вот теперь на пару лукавят они с людьми, из раза в раз заставляя нас верить в то, что все пройдет, что все плохое забудется... Впрочем это и неудивительно, ведь врачи тоже - немного обманщики.
  
   ...Следователь бросил взгляд на единственное в его комнате окно. Умопомрачительная, изматывающая жара, так долго мучавшая москвичей этим летом, давно уже сменилась прохладой, а потом и вовсе зарядили дожди. Осень в этом году, похоже, очень рано решила заявить свои права на природу...
   Он перевел взгляд на свою правую руку и машинально поправил новенькое, блестящее обручальное кольцо, красовавшееся на безымянном пальце. Нет! Безымянным он был раньше, а теперь вместе с этим кольцом у него появилось и собственное имя. Лена, его Еленчик.
   Следователю все еще непривычно было ощущать на пальце благородный полированный металл, но то были чувства только на уровне чисто физическом, в психологическом же плане привыкание к новой роли мужа произошло у него удивительно быстро - он даже и сам не ожидал этого. Поначалу ему все казалось, что процесс взаимного привыкания, притирания двух характеров будет проходить у них медленно. Но...
   Уже через месяц он и не мыслил собственное существование без молодой жены. Быть может это было просто очарование медового месяца? Возможно. Только сейчас ему казалось, что так для них с Леной будет теперь вечно. Как в добрых детских сказках, где двое влюбленных рано или поздно находят друг друга, и всегда потом живут долго и счастливо, а если уж и приходит им однажды печальный срок, то непременно в один день. А разве может быть как-нибудь иначе? Счастье для двоих только тогда и будет настоящим счастьем, когда все у них вместе, все пополам. И радости, и печали...
   Сегодня вечером они с Леной собирались после ужина пойти прогуляться, как они это стали теперь называть, "куда глаза глядят". Скажите, ну что может быть лучше такой прогулки - когда ты не обременяешь себя мыслями куда именно вам идти, и именно потому, что главное-то совсем не то куда идти, главное - с кем! Идти, говорить, постигать другого, любимого тобою человека. Учиться читать его мысли и угадывать желания. И ловить себя самого на мысли, что и ты, и она подсознательно ожидаете, думаете о том, следующем за этой прогулкой, моменте. Ну, в самом деле, не за телевизором же вечер коротать? Сколько их еще будет потом в их жизни - обычных вечеров за телевизором... Нет, не сейчас, не теперь!
   И этот нескончаемый дождь за окном был сейчас совсем не к месту, не "по плану" он был. Ведь от такого дождя даже под зонтом не спрячешься, он идет, кажется, со всех сторон сразу, висит в холодном, сыром воздухе словно ледяной туман. Какая уж тут прогулка?
   Но, видать, в небесной канцелярии по поводу погоды на сегодняшний день были совсем другие планы и романтических прогулок для влюбленных в тех планах точно не значилось - что ты с природы возьмешь! Осень она осень и есть. Может быть она когда и золотая, но ведь на всех-то золота не напасешься! Так что все же чаще она именно вот такая - серая, мокрая и промозглая. Как там поется в песне? "У природы нет плохой погоды, каждая погода - благодать..." Эх, кабы еще научиться эту благодать в таком дожде видеть. Сложно это, если только ты не у пылающего камина со стаканом глинтвейна в руке, а на улице...Хотя как посмотреть - ощущалось бы так остро блаженное тепло огня и напитка, если бы не продрог, не промок бы до костей перед этим...
   "У бога всего много, - глядя в мокрое окно, вспомнил следователь присказку своей бабушки, тихо почившей уже больше двадцати лет назад и возможно даже не слышавшей эту песню. - Да уж, в однообразии Господа нашего не упрекнешь. Но только вот мокрота эта проклятая все равно задолбала". Камином он пока еще не обзавелся.
   Хотя промозглая серость за окном и не настраивала на позитив, но и особой меланхолии предаваться ему все же было некогда. Ведь кому-кому, а следователю, уж извините за каламбур, дело всегда найдется. И действительно, мало что ли их лежит в шкафу и на его столе - дел-то? Самых, с виду, обычных, невзрачных картонных папок. Но иногда бывают моменты, что не знаешь за какую из них хвататься! Хорошо хоть, что все они в основном скрывают в своем казенном картонном "чреве" разную мелочевку - "бытовуху без мокрухи", как выразился когда-то балагур и любитель анекдотов Генка Проскурин.
   Главное, чтобы не наоборот было. От таких дел - упаси, господь! Потому, что обратное - "мокруха без бытовухи", это та еще заноза. Нередко раскручивались такие дела очень тяжело, медленно и мучительно, ибо были они по большей своей части преступлениями продуманными, тщательно подготовленными и спланированными.
   Тут уж одно из двух. Либо это чей-то заказ, а это вполне уже может означать в перспективе уверенный висяк (тут с процентом раскрываемости, увы, всегда была проблема), либо - осознанная, трезво и всесторонне продуманная необходимость, что по сложности ставило подчас такое убийство практически в один ряд с заказным. Да собственно и вся-то разница тут была пожалуй только в исполнителе. В первом случае это был нанятый кем-то, хладнокровный киллер ( к слову - далеко не всегда профессионал), во втором - сам же инициатор убийства, иногда не уступающий по своей смекалке и мастерству тому самому профессионалу.
   В общем подобные преступления просто так, что называется - "с кондачка", не делались, а следовательно и улик, зацепок, свидетелей и следов в этом случае практически не оставалось. И тут уж как хочешь, так и крутись.
   В общем не стоило гневить бога своими сетованиями на полный завал дел. Если уж по-честному, то все эти папки на его столе - по большому счету обычная ерунда, ежедневная рутина. Как и многое в этой жизни. Мало что ли ее, рутины этой? Да хватает, еще и с избытком. Но ведь никто и не говорил, что будет легко! Так что лопату в руки и вперед. Как говориться - бери больше и кидай дальше. А пока летит - отдыхай.
   Та странная и удивительная история, приключившаяся этим летом, уже воспринималась им теперь скорее как некая фантазия, необъяснимая игра его собственного воображения. Все, что он тогда увидел, все что узнал об этих невероятных событиях, все это сместилось у него сейчас в область тех воспоминаний, про которые собственный разум с тихим изумлением говорит: "Ой. Неужели все это действительно было со мной?..." Он не рассказывал об этом никому. Даже жене, хотя казалось бы ей-то, единственной, наверно и можно было бы всё рассказать.
   Его честолюбивым планам приподняться по службе, самолично распутав это непонятное, фантастическое дело с таинственно исчезавшими, якобы сгоравшими без следа людьми, которые оказались в результате самыми настоящими космическими пришельцами, воплотиться в жизнь, увы, было не суждено. Официального продолжения расследования в рамках которого можно было бы представить всё то, что он смог раскопать, почему-то так и не последовало. Видно в тот момент звезды в этом самом космосе не так встали, вот и не срослось. Хотя по трезвому размышлению, позже, он пришел к выводу, что иначе, скорее всего, и быть не могло. И может быть - к лучшему.
   Ведь после того, как Сергея Владимирского, главного участника и свидетеля по тому делу, прямо у него на глазах утащили на своей летающей тарелке с московской кольцевой дороги его могущественные инопланетяне-заступники, все его расследование потихоньку, как-то само собой заглохло и развалилось. Что, в общем-то, было и не удивительно. Если честно, то даже и со свидетельскими показаниями самого Владимирского во все это трудно было бы поверить - шутка ли сказать! Космические пришельцы, телепортация, тарелки и все такое прочее. И, вдобавок, доблестный мент, который не понятно зачем и по чьему распоряжению за ними гонялся. Чистый бред, да и только! В качестве сюжета для фантастической книги это подойдет. Может быть даже как сценарий для Голливуда - у них там, в Америке, копы очень любят в фильмах за инопланетной нечистью гоняться! Но уж точно не как предмет для официального разбирательства в Органах Внутренних Дел РФ.
   Поэтому показания остальных свидетелей по тем таинственным исчезновениям людей, неподтвержденные - увы! - реальными, задокументированными фактами с одной стороны и показаниями самого Владимирского с другой, заняли в результате свое место в папке с малозначимым для постороннего взгляда номером 12/7-201. А сама папка, в свою очередь, отправилась пылиться в его сейф, в самый дальний угол, на полку. До поры, до времени, если не навсегда. Ведь кроме того, что удалось "насобирать" ему самому, и давно замятого факта странного происшествия в метро, во всем этом деле оставалась еще только одна реальная зацепка, о которой было известно еще кому-то. Та машина. Но, насколько ему было известно, с ней, а также с найденным в ее салоне автоматом, в рамках официально рассматриваемой в ГИБДД версии тоже вроде бы все было более-менее понятно. И значит с ТОЙ стороны продолжение тоже вряд ли последует.
   Для гаишников очень важным и полезным в той истории оказалось то, что похищенное оружие все же нашлось-таки, причем нашлось достаточно быстро. Уже на следующий день, через считанные часы после своей пропажи автомат "вернули". Ну, а главным, несомненно, было то, что никого за это время из него не грохнули - при проверке сразу определили, что все патроны остались в магазине, да и сам ствол был чистый, "нестрелянный". Все это само по себе уже было для гаишников большой удачей, и в первую очередь для незадачливого хозяина найденного калаша. Учитывая все "положительные" обстоятельства происшествия, "дорожники" дело это тогда быстренько закрыли, даже лейтенатику тому выговор вынесли устно, что бы не поднимать лишнего шума, чему тот был рад несказанно. В общем дело натурально замяли, не вынося, как это говорится, сор из избы. Тем более, что и у них никаких логичных объяснений произошедшему найдено так и не было. Да и спросить-то теперь было уже не с кого.
   Все это следователь знал доподлинно. Через родственника своего знакомого и бывшего сослуживца, который работал в Главном управлении ГИБДД Москвы, ему удалось выяснить на только "судьбу" машины. Он узнал также, что последний из ее владельцев (гаишники нашли-таки данные на него), некто Хохлов, буквально через пару дней после той аварии закончил свой жизненный путь, покончив с собой в туалете психиатрического отделения одной из московских больниц и не хватило буквально нескольких часов, чтобы взять его. Когда об этом стало известно в ГИБДД, то там сочли сей факт за некий "добрый знак свыше".Ещё один, вкупе с отыскавшимся автоматом. Теперь одним (и практически единственным) свидетелем и участником этого происшествия стало меньше и это давало им дополнительный повод дело замять.
   Как выяснил следователь, тогда все еще интересовавшийся по инерции деталями этого дела, свои счеты жизнью этот самый Хохлов свел весьма банальным способом. Просто вскрыл себе вены. Тем не менее это было очень странно, потому что не так-то и просто совершить самоубийство в медицинском учреждении, да еще и, ко всему прочему, профильного направления. А ведь попал он туда, между прочим, сразу же после первой своей, аналогичной, но неудачной попытки суицида, из чего следовало, что контроль за ним после этого наверняка должен был быть не шуточный.
   Так или иначе, но сейчас на вопрос зачем ему могло понадобиться оружие, как ему удалось забрать автомат у патрульного с "летучего голландца" и почему тот ничего об этом не помнит, Хохлов уже никому и никогда ответить бы не смог. И следователю, пожелай он теперь докопаться до истины, только одно, наверно, и оставалось - прибегнуть к помощи магии спиритического сеанса, чтобы вызвать для "дачи показаний" Хохловский дух из тех мрачных мест, где обретаются души самоубийц. Поскольку в загробный мир следователь не верил, будучи в душе своей убежденным материалистом, то и идея эта даже в шутку не могла придти к нему в голову Стоит, правда, отметить, что и в инопланетян и прочие фантастические вещи он тоже до некоторых пор не верил...
   Нет, конечно же автомат мог быть похищен и теми злобными, прозрачными пришельцами. И это было даже более вероятно, учитывая их фантастические способности, а в них-то следователю довелось убедиться самолично. Но кто ж теперь про все это сможет рассказать, кто откроет ему завесу тайны? Да и нужно ли это теперь кому-то?
   "А все же у этого Хохлова, - думал следователь, - были, надо полагать, весьма и весьма веские основания для того, чтобы решиться на такой крайний шаг, как самоубийство, если уж он с такой настойчивостью, ей-богу достойной лучшего применения, смог-таки добиться своего!" Эх, знать бы, что это были за основания!
   Хохловский "подельщик" и приятель, некто Корнеев (с которым, как это выяснилось чуть позже, они на пару занимались подставами на МКАДе), также теперь вряд ли пролил бы свет на те события. Он самую малость пережил своего приятеля и отправился в мир иной вслед за самоубийцей-грешником Хохловым с разницей всего в какую-то пару дней.
   Две эти смерти вызывали в душе следователя смутную тревогу даже сейчас, когда дело было им уже "закрыто". Он понимал, что были они отнюдь не случайными. Коли уж оказался автомобиль Хохлова и Корнеева в лапах тех таинственных, призрачных, космических тварей, значит несомненно где-то пересекались с инопланетной нечистью их кривые дорожки. Что, вероятно, и привело в итоге обоих "подставщиков" к такому печальному концу. Так может они были с теми тварями заодно?
   А что, очень даже возможно. Почему бы и нет? Были эти приятели, например, банальными завербованными "агентами" инопланетян - из числа местных жителей, аборигенов. Ведь врагу на чужой территории всегда нужны подручные, которые ни у кого из "своих" не вызовут подозрений! Ну, а после выполнения ими некой "миссии" те твари могли их элементарно уничтожить. Ликвидировать за ненадобностью - как отработанный материал. Или же как нежелательных свидетелей. Что ж, такой вариант тоже вполне вероятен, по крайней мере если предположить, что этой космической нечисти хоть в какой-то мере была свойственна земная логика поведения.
   Но что же тогда получается? Если все так, если тут даже не обошлось дело без вербовки местного населения, то это может означать только одно. Значит тут имела место некая "широкомасштабная" операция таинственных, инопланетных сил против Земли! И, возможно, она была еще не закончена... Но тогда надо срочно что-то делать! Вот только что? И потом, раз Владимирский остался жив, а в этом теперь у него не было никакого сомнения, то он со своей стороны и сам наверняка что-то сделает. А может уже сделал.
   И все же несомненно где-то что-то происходило - скрытое от внимания и понимания людей. И он, похоже, один знал об этом. Временами голова у него шла кругом от этого! Наверно поэтому-то и казалось ему иногда, что все это лишь плод его воображения, непонятно как и почему вызревший и засевший у него в голове. Так было легче справляться с этими мыслями.
   Но будь это даже и стопроцентной правдой, что с того? Без реального подтверждения все эти факты оставались лишь предположениями самого следователя, увы, слишком сильно похожими на фантазию. И их к делу, как это принято говорить, не подошьешь. Делу нужны факты. Четкие, неопровержимые. Железобетонные. А вот их-то, как раз, у следователя и не было.
   И если Хохлов порезал себе вены (что само по себе не являлось чем-то сверхъестественным), то Корнеев, как следовало из информации, добытой все у того же родственника сержанта, вообще разбился на машине. Он элементарно не справился с управлением, пытаясь удрать от ГИБДД, так как был в состоянии алкогольного опьянения, и это подтверждала, проведенная уже после его смерти, экспертиза. Он перевернулся на машине, получил перелом шейных позвонков и, по-видимому, легкую и практически мгновенную смерть.
   Ну уж здесь-то никакие инопланетяне наверняка повинны не были - просто не надо за рулем пить! И никого тут в чем-то ином не убедишь, да и как убедить, если и сам до конца в это не веришь. Ведь сколько их, таких, на наших многострадальных дорогах - перевертышей, лобовых или просто улетевших по пьяни в кювет! Если в каждом таком случае искать инопланетные следы, то тогда конечно придется автоматически признать факт тотального вторжения. Вот только ЭТО вторжение началось не теперь, да и начали его отнюдь не зеленые космические человечки, а свой, земной враг рода человеческого - змий. Правда тоже зеленый ...
   В общем все ниточки этого дела, которые возможно могли еще как-то привести к разгадке и пролить свет на эту историю для человека непосвященного, теперь оказались окончательно оборванными. И хотя у самого следователя информации на основании рассказа Владимирского и того, что он увидел сам, было более чем достаточно, но ему совсем не хотелось быть поднятым на смех коллегами. А то и получить от них (и - что еще хуже - от начальства) нелицеприятный диагноз относительно своего психического здоровья в случае, если бы он решился вдруг "обнародовать" эти факты.
   Будь здесь Владимирский или, на худой конец, хотя бы один из тех мелких бандитов - вот тогда можно было бы попытаться что-то доказать. Ну хотя бы попытаться! А так... В лучшем случае - все будут втайне крутить ему вслед пальцем у виска. Ну, а в худшем... Об этом даже не стоило думать.
   А посему - следствие закончено, забудьте.
  
  ***
  
   Следователь однако ошибался, думая, что его главный свидетель по тому фантастическому делу исчез. Вовсе нет. Капризный Случай мог бы даже запросто организовать им какую-нибудь неожиданную встречу. Не даром же говорят, что Москва - хоть и большая, но все-таки деревня. Рано или поздно, а знакомые люди однажды оказываются в этом гигантском человеческом муравейнике в одном месте и в одно и то же время. Надо просто терпеливо дождаться такого момента. И если кто-то с кем-то еще не встретился до сих пор, то значит так угодно было Случаю. Просто не время еще для этой встречи. И не место...
   Следователь и сам не раз имел возможность убедиться в этом на собственном опыте. А однажды - на тот момент прошел всего год с небольшим, как он вернулся из армии - ему даже довелось встретить за один день аж целых восемь человек, с которыми он был знаком и каждого из которых он никак не ожидал и не планировал в тот момент встретить.
   Интересным в этой ситуации несомненно было и то, что один из них - первый в той странной цепочки встреч - был вообще из другого города, что уже само по себе делало шанс такой встречи ничтожно маленьким! Так вот, этим первым оказался его бывший армейский сослуживец, приехавший в Москву всего на пару дней по каким-то своим, личным делам. Столкнулись они совершенно неожиданно, на ступенях магазина "Грампластинки", который занимал тогда первые два этажа высотки на Новом Арбате, рядом с кинотеатром "Октябрь".
   И пошло-поехало после этой встречи! Видно Случай в тот раз действительно расщедрился для него. А может и знак какой-то ему подавал, да только следователь тот знак не сумел понять. Поди теперь, разберись!
   Попадались ему в тот день и давние его знакомые, с которыми он не виделся с доармейских времен, встречался и кое-кто из нынешних его приятелей... После четвертой такой встречи он просто перестал удивляться и только с интересом ожидал - кто же еще попадется сегодня ему на пути. "А, привет, сто лет с тобой не виделись, ну как дела?..." - к концу дня эта фраза у него буквально в зубах навязла.
   А вот за одну из этих встреч, самую последнюю, произошедшую в тот странный день, ему было мучительно стыдно до сих пор, тем более, что сейчас он понимал, что поступил тогда глупо. Необъяснимо глупо и некрасиво, можно даже сказать подло. А может быть он просто устал к тому моменту от всех этих незапланированных встреч? Ну какое еще объяснение можно найти тому поступку?
   В метро, ожидая после работы девушку, с которой он тогда встречался, он вдруг увидел в толпе пассажиров свою бывшую одноклассницу. Причем не просто одноклассницу, а девушку, которая все два года писала ему в армию. Нет, у них не было ТЕХ взаимоотношений, которые, по логике, должны вести к такой переписке. Или он этого тогда не разглядел, а она по какой-то причине сама не решилась подать ему знак.
   Да теперь уже и не суть, дело-то прошлое. Но в армию она ему тогда писала, присылая в своих письмах стихи Евтушенко, Ахматовой и еще кого-то - сейчас уже и не вспомнить, переписанные ею на отдельные листки аккуратным, ровным, круглым девичьим подчерком. И, ей-богу, он был рад этим, пусть и не очень частым, письмам, по-настоящему рад. Но, когда вернулся, закрутила его новая гражданская жизнь, не до того стало. Да и в голову ему не пришло что-либо в ту пору выяснять...
   Так вот - увидев ее тогда в метро, поняв, что и она его заметила, он вдруг... отвернулся. Сделал вид, что не заметил ее. И это после того, как их глаза нашли друг друга в толпе, встретились! Боже мой, какая же глупость! Это было как предательство, это и было предательство. Зачем? Почему? О чем он думал в тот момент?
   Его девушка, с которой он в то время встречался, должна была подойти уже с минуты на минуту. Что проскочило тогда у него в голове - ее возможная ревность оттого, что она застанет их вдвоем? Или где-то глубоко в его собственном сердце, в его душе жило у него понимание, что не просто так писала ему в армию эта девочка? Может было ему от этого неудобно у нее на глазах встретиться сейчас с той, другой, которую он здесь ожидал? Может быть и так... Да только не важно это - все равно это было глупо, глупо, ах, как глупо и подло!
   И Случай тогда, словно бы обидевшись на него за этот дурацкий поступок, ни с кем его в тот день больше не свел - смешно сказать, но даже та самая девушка, которую он тогда ждал в метро, не явилась к нему в тот раз на свидание. Может он и не должен был с ней встретиться? Что если именно к этой, самой последней в тот день встрече, от которой он так глупо отказался, Случай и вел его тогда? Вдруг не случайно именно армейский его сослуживец оказался тогда первым в цепочке этих встреч - ведь именно в армию писала ему та девочка, и именно встреча с армейским сослуживцем показалась ему тогда самой невероятной! Кто ж знает, кто теперь все объяснит ему... Учитесь читать знаки, так кажется было сказано у Коэльо?
   Вернуть все это назад, изменить что-то, поправить теперь уже было нельзя, как впрочем нельзя вернуть и изменить в этой жизни и все остальное. Ведь у каждого найдется немало такого, что захотелось бы вернуть или поправить... Или пережить заново. Но, увы! Не властны мы над временем.
   Вот и с Владимирским у него теперь было точно так. Ничего нельзя изменить, ничего нельзя теперь поправить. Никакими силами не вернуть его из таинственных глубин космоса, как бы ему этого сейчас ни хотелось. Хоть головой об стенку бейся.
   У следователя не было ни тени сомнений в том, где находился сейчас его главный свидетель. На звездах, в других мирах, ну а где же еще ему быть. Ведь он собственными глазами видел, как тот улетел, так какие уж тут могут быть сомнения! Да и кто бы из людей отказался бы от шанса оказаться на его месте, увидеть то, что Случай позволил увидеть именно ему? Кто поступил бы иначе?
   Хотя возможно такие и нашлись бы. Более того, в своих размышлениях о возможных вариантах развития событий, для самого себя он почему-то не исключал подобный исход - у него и на Земле остаться был не менее сильный стимул. Но вот для Владимирского с его могущественными звездными заступниками предположить иного он не смог. И зря. Потому что место, где находился сейчас Владимирский, было на самом деле весьма далеко от звезд и от иных миров. По крайней мере для тех, кто составлял персонал этой маленькой, закрытой клиники.
  
  Владимирский был в сумасшедшем доме.
  
  ***
  
  - Так, давайте-ка мы с вами повторим все еще раз. С того места, как вы попали на этот ваш Арсидах. Я же правильно запомнил название?
  - Правильно. Только я не вижу смысла повторять все это в сотый раз. Все рассказы мои у вас имеются. По-моему - даже в видеозаписях, и нового мне ничего добавить к сказанному, увы, не удастся.
  - И все же давайте повторим. Значит вы говорите...
  - Доктор! Вы просто с какой-то нездоровой, я бы даже сказал - болезненной настойчивостью добиваетесь от меня очередного рассказа, и у меня по этому поводу начинает возникать закономерный вопрос. Не догадываетесь какой?
  - Я с удовольствием отвечу на ваши вопросы. Но после того, как вы ответите на мои.
  Они беседовали так практически каждый день. Он много раз уже пересказывал эту историю, каждый раз по просьбе врача останавливаясь подробнее то на одном, то на другом. Бывали моменты, когда он готов был напасть на врача, лишь только для того, чтобы его перевели в разряд буйно помешанных и оставили бы наконец в покое. Из-за бесконечного пересказывания его история теперь утратила свой смысл, как теряет смысл любое слово, если начать твердить его без остановки. Так теряет свой смысл самый смешной анекдот, если после ключевой фразы приходится долго и обстоятельно объяснять его соль особо тупому слушателю.
   Но даже не этот факт вызывал у него сейчас тоску и отчаяние - он вдруг ощутил, что уже и сам не знает точно, было ли все это на самом деле или нет. Призрак безумия распахнул над ним свои мрачные, серые крылья. Мир для него теперь все чаще расслаивался на отдельные фрагменты, дробился на осколки, которые никак не хотели потом собираться в реальную картину. В такие моменты он был бы рад исчезнуть, просто раствориться в пространстве... И сил сопротивляться этому у него уже почти не осталось.
   Оставаясь вечерами в одиночестве в своей палате он пытался понять, проанализировать ситуацию. Почему все так закончилось? Наверно после разговора с Жоркой ему надо было все-таки сделать выводы. Но ведь после этого у него был еще разговор с тем следователем! И тот, в отличие от Жорки, безоговорочно поверил ему - каждому его слову! И при этом он совсем не был похож на сумасшедшего. Значит все же во всё это можно поверить нормальному человеку?
   Но почему же он решил тогда, что если ему поверил следователь, то поверят и ТАМ? ТАМ хоть и работают живые люди, да только подход у них к любому вопросу немного иной, чем у людей обычных. Он-то, дурак, думал, что стоит ему прибежать и рассказать все, как тут же закрутится неведомый механизм, закипит невидимая работа. Нет, конечно на слово ему никто там не поверит, нужны будут факты. Но у него же был биоком!
   Хотя нет, бикома-то, как выяснилось, тогда как раз у него уже и не было. Знал бы он это раньше, перед тем, как решился ТУДА пойти... Ведь это был его главный козырь, основной аргумент. Знал бы - наверняка было все сейчас иначе.
   Нет. Что толку себя обманывать, иначе быть просто не могло. И не спроста его биоком пропал, непонятно только как...
   ...А он так привык к нему за ту фантастическую неделю! Просто как к своей собственной коже. Причем не просто коже - могущественному помощнику и защитнику! Даже и теперь, в этой клинике, он часто ловил себя на том, что ему по-прежнему кажется, будто эта удивительная живая оболочка, его "вторая кожа", все еще находится на нем.
   Но хитрые даххи решили все по-своему. Операция закончена - и значит биоком ему больше не нужен. Фактически они "подставили" его в очередной раз, потому что именно биоком он и хотел в первую очередь использовать в качестве доказательства, в качестве подтверждения своего невероятного рассказа. Конечно они это прекрасно понимали и застраховались на этот случай. Вполне логично - цель достигнута, враг захвачен! Все. Изволь-ка сдать на склад, дикарь, временно выданный тебе инвентарь. Он невесело хмыкнул про себя - мысль неожиданно получилась "в рифму". Да, инвентарь у него забрали, и он даже не понял когда. А что он, собственно, ожидал?
   Да и ладно, черт бы с ним, нет - так и нет! В конце концов не на одном же биокоме свет клином сошелся, хотя стоит признать, что это был самый несокрушимый его аргумент. Но был ведь еще тот оберег - пусть и помятый теперь, "прострелянный", однако вполне реальный. И наверняка какой-нибудь спектральный или изотопный анализ состава этой железки - как там, у этих ученых, это называется? - сразу же подтвердил бы, что не на Земле сработана эта вещица!
   Но нет. Не поверили. И этому не поверили. И не проверили. Даже и делать ничего не стали. Просто упекли сюда и все. И вот теперь у него есть только эти нескончаемые "беседы", больше похожие на бесконечный, нудный допрос с перерывами на еду и отдых. Пожалуй, ему стоило бы им еще и спасибо сказать за то, что пыток пока нет.
   Ребята те - это ведь не Жорик, им не скажешь: "Господа, извините великодушно, немного перегрелся я - сами видите какая жара стоит! Обещаю посидеть в холодильнике и как следует остыть. И не занимать впредь ваше драгоценное внимание всяческими глупыми россказнями". Нет, у этих ребят "за базар" принято отвечать. Вот он и отвечает теперь. День за днем, на одни и те же вопросы.
   Ничем его здесь не кололи, никаких таблеток ему здесь не давали, хотя не исключено, что чем-то все же незаметно поили. Потому, что иногда ему все вдруг становилось "по барабану", в том числе и эти ежедневные беседы. В такие дни он не испытывал ничего кроме страшной усталости.
   Он казался тогда самому себе неким гигантским моллюском и все, что было ему нужно в такие моменты - это сомкнуть поплотнее створки своей раковины и забыться в ее успокаивающей, исцеляющей темноте. И тогда он принимал свои провалы в безмыслие, как благо.
   А иногда - бывало и такое - ему становилось невыносимо тоскливо и жутко. Он как будто превращался в этот момент в совершенно другого человека и тогда на какое-то мгновение начинал понимать, как нелепо и жалко выглядит он перед врачами - взрослый человек со своими глупыми, детскими сказками... Он готов был тогда сдаться, сказать: "Я болен. Помогите мне избавится от этого бреда..." Но все проходило и он опять замыкался в себе, в своей раковине. Он почти потерял способность реально оценивать в эти моменты свое состояние.
   И совсем редко на него наваливалась злоба. Он давился ей, наверно он был в этот момент близок к тому, чтобы убить. Кого угодно. Но что-то, какой-то малюсенький светлый островок в его сознании еще мог противостоять этому страшному, невидимому шторму, бушевавшему в такие моменты у него внутри, позволял ему бороться с этой необузданной волной звериной злобы. Первый раз, когда все прошло, и он, обессиленный, лежал на кровати, у него вдруг появилась мысль, что та тварь передала ему что-то в неистовой попытке вырваться из плена, часть своего сознания что ли... Не спроста такой испепеляющей, безумной злобой светились тогда все ее шесть глаз и не спроста он обратил на это внимание! Может и правда вселился в него тогда демон и вовсе не врачи ему теперь нужны, а хороший экзорцист? Может быть и черные эти провалы не что иное, как моменты, когда его телом, его мозгом и сознанием владеет та мерзкая тварь? Может быть поэтому он ничего и не помнит об этих моментах?
   Он разрывался между этими странными своими состояниями, будучи не в силах не только справиться с ними, но и до конца разобраться в причинах. И внутренняя борьба эта постепенно истощала его. Для врачей же у него налицо было начинающееся расщепление личности, а с ним и всякие прочие, сопутствующие этому процессу, прелести шизофрении.
   Он чувствовал себя булгаковским поэтом Бездомным, оказавшемся психиатрической лечебнице. "Шизофрения? Вы уж сами профессора об этом спросите..." - шелестел, казалось, в его голове воландовский голос. Ну, неужели сумасшедший дом - это удел всех, кто прикоснулся к неизведанному, таинственному и загадочному?
   Иногда же, пусть и не часто и не надолго теперь, но к нему возвращалось прежнее его спокойствие. Полное, абсолютное, холодное. И способность мыслить нормально. Он на короткое время становился прежним собой, почти прежним. В эти моменты он отчетливо понимал, что попал в ловушку, почти такую же, какую устроили - не без его помощи - даххи для той страшной твари.
   Правда с небольшой разницей. Он, в отличие от этого монстра, мог двигаться. И это было для него еще ужаснее. Он мог двигаться, но это ничего ему НЕ ДАВАЛО, а лишь еще сильнее подчеркивало полную беспомощность его положения. Убедить в своей правоте он никого здесь не мог - для всех них он давно был просто душевнобольным пациентом. Убежать отсюда тоже было невозможно - двери тут запоров и ручек изнутри не имели, а окна, с небьющимся, в чём он имел уже возможность убедиться, стеклом, забранные снаружи красивой, ажурной, но весьма крепкой на вид решеткой, вообще не открывались. В этом просто и не было нужды - в каждой комнате воздух принудительно кондиционировался и вентилировался. Да и куда было ему бежать, даже если и предположить, что каким-то чудом ему удалось бы выбраться отсюда? И самое главное - зачем? Разве есть в этом мире кто-то, кто поверит ему, кто-то кому была нужна эта правда?
   В минуты спокойствия его занимал и еще один вопрос, про который он потом забывал, проваливаясь в очередную пропасть черной тоски - почему же его никто не ищет? Ни Надя, ни его, пусть и немногочисленные, друзья, ни коллеги по работе. Вообще абсолютно никто! Это само по себе могло свести с ума...
   Ну с Надей-то дело понятное - практически никакой информации друг о друге у них не было, и искать его в таких условиях для нее было все равно, что искать иголку в стоге сена. А вот со всеми остальными - совсем не понятно. Исчез человек - как его и не было. И что - так и надо? Так и должно быть?
   Помнится, ему довелось размышлять об этом на Арсидахе - интересно стало, спохватится ли кто-нибудь, если он исчезнет, пропадет. И, помнится, были у него уже тогда на этот счет сомнения. И вот теперь, таким неожиданным образом, но он получил возможность узнать печальный ответ на этот вопрос.
   Да, никто. Собственно он и тогда предполагал что-то похожее, но убедиться в этом было все же горько. Впрочем может быть он и ошибался - отсюда, из этой клиники-тюрьмы, ему, лишенному всяческих контактов с внешним миром, было трудно понять, оценить ситуацию. Но только даже если его и искали, то, судя по тому, что он продолжал пребывать в этом заведении, искали пока безуспешно.
   Что было делать? Бастовать, объявлять голодовку или требовать встречи с представителями власти? "Я требую прокурора! - Конечно, конечно! Сестра, скажите: у нас Прокурор в какой палате лежит?" Хорошая комедия - "Кавказская пленница", что называется, на все времена...
   Увы, ему оставалось только пролеживать себе бока на довольно удобной койке, читать и ждать, чем все это закончится. Он ведь не в тюрьме? За что его сюда упекли, что такого он сделал? Не будут же его держать здесь вечно? Или... Он старался гнать от себя такие мысли. Хорошо еще, что книги ему давали, правда тематику, похоже, контролировали. Но бесконечно так продолжаться не может, когда-нибудь должна же наступить развязка!
   Он отложил книгу и в который уже раз начал вспоминать, как все тогда произошло...
  
  ***
  
   ...Руан тогда не удивилась его желанию, все было точно так же, как и на Арсидахе, когда он первый раз решил вернуться на Землю. Ну что ж - свободы его не лишали, и это уже было хорошо. Руан только сказала ему, что для безопасного возвращения им необходимо попасть на ту самую станцию Сети в одном из тоннелей московского метро, с которой все и началось. Так, мол, будет проще и незаметнее, поскольку они и так уже один раз серьезно нарушили режим скрытого пребывания на Земле - во время операции по пленению слига. Поскольку это само по себе уже являлось, пусть вынужденным, но, тем не менее грубейшим нарушением внутренних инструкций, она больше не может, не имеет права рисковать.
   И добавила, как всегда, что спасал их теперь от неминуемой расплаты на Арсидахе за этот просчет только лишь успешный исход всей операции, ставший возможным - естественно, а как же иначе! - исключительно благодаря его непосредственному участию... И так далее в том же духе.
   На его вопрос где же все-таки располагается эта база, Руан дала ему такой пространный и запутанный ответ, что в конце ее объяснения он уже смутно помнил, что же именно он у нее спрашивал. Ясное дело, что местоположение базы ему раскрывать не хотели.
   Не доверяли? Скорее всего. В общем-то это было их право. Все что было им нужно - они от него получили. И теперь он опять стал для них самым обычным аборигеном, простым дикарем. Ну просится дикарь обратно, к себе - в такие привычные и милые его дикарскому сердцу джунгли, пусть идет. Почему бы его и не отпустить, коли больше не нужен?
   И они вернулись. Знакомый округлый зал опорной станции выглядел так же, как и пару дней назад. Вот только когда он попытался "протянуться" за его пределы, чтобы нащупать "свой" поезд, вместо дельфиньего зрения на него неожиданно навалилась странная темнота. А потом он и вовсе перестал ощущать свое тело.
   Это было немного похоже на первые секунды его "пробуждения" в корабле той твари. И назад вернуться уже не было никакой возможности. Правда длилось это странное состояние буквально несколько секунд - по крайней мере так ему тогда показалось. И когда наконец "включились" изображение и звук, то он обнаружил, что сидит на лавочке, на станции метро. Своего перехода в вагон он не помнил совершенно. Как, впрочем, и того момента, когда он вышел из него и уселся на эту лавочку. Странно.
   Он посидел еще немного, пропустив один поезд, а потом поехал на ближайшую к Надиному дому станцию. И вот тут его ожидал еще один сюрприз. Нади дома не оказалось, хотя время было уже довольно позднее. Ситуация становилась интересной. Ну, нет девушки дома - само по себе это еще не трагедия. Но ключей от собственного дома у него с собой теперь не было - он прекрасно помнил, что оставил их в квартире, когда они пришли туда со следователем, чтобы договорить про всю эту историю, а заодно выпить по бутылочке пива. Он прекрасно помнил, что положил их на полку, под зеркало. Вероятно ключи так и остались там лежать, конечно если следователь, уходя, просто захлопнул за собой дверь.
   Не исключено также, что он мог и запереть его квартиру, взяв ключи с собой. Но для него это сейчас существенного значения совершенно не имело - ведь кроме имени-отчества, больше о следователе он ничего узнать не успел, прервали их тогда, помнится, весьма неожиданно. Поэтому искать этого следователя по его имени-отчеству, да еще в полдвенадцатого ночи - затея совершенно пустая, просто сумасшедшая. Разве что завтра? Отделений милиции в том районе, где все это тогда произошло, и откуда, надо предполагать, прибыл к нему следователь, было не так уж и много, авось ему бы и повезло. Значит так тому и быть, завтра он займется его поиском. Завтра.
   А на сегодня о собственной квартире придется забыть. Не ломать же в самом деле из-за этого дверь? Эх, надо было ему от Надиной квартиры ключи взять, она и сама предлагала! Но кто же знал - тогда они ни к чему вроде были - все равно без нее ему здесь делать нечего. Тем более, что вечером они и так должны были встретиться... Да вот не так все вышло, не сложилось. И торчит он теперь у нее под дверью, как школьник какой-нибудь и ломает голову над тем что делать дальше. Господи, какая пустяковина - ключи. И зачем они только нужны, если этим тварям поганым они вообще не понадобились, чтобы к нему в квартиру попасть! А вот он без них - никак.
   Ладно. Не беда! Не зима в конце концов. Он пошарил в кармане. Хоть ключей от квартиры у него и нет, но зато у него имеются ключи от машины! А это тоже кое-что. Помнится, в машине он уже как-то собирался коротать время - так значит сейчас как раз и настал подходящий момент, чтобы воспользоваться собственной старой "идеей". Он еще раз пошарил по карманам. Кроме ключей там нашлась какая-то бумажная мелочь. Он направился обратно к метро.
   Уже спустившись на перрон он вдруг подумал про Жорку - может быть к нему двинуть? Машина машиной, но дом все равно лучше. А что - в конце концов сейчас, когда ему самому, похоже, ничего уже не угрожает, он может пойти к кому угодно, совсем уже не опасаясь, что накличет своим визитом беду на близких ему людей. Электронные часы над черным гулким зевом тоннеля, из которого слабо тянуло теплым, пыльным и каким-то искусственным воздухом, показывали уже без четверти двенадцать ночи.
   Если сейчас он поедет к себе, то к Жорику уже точно не успеет. "Постой-ка, как это не успею? - спросил он сам себя. - Я же еду не куда-нибудь, а за машиной! И плевал тогда я на метро - куда захочу, туда и поеду. Видать совсем отупел я с этими инопланетянами. Вот только стоит ли к Жорке сейчас ехать? Может лучше к кому-нибудь еще?"
   Он стоял на краю перрона, уставившись в белую кафельную стену станции и размышлял. "Да нет, пожалуй ни к кому другому тоже не стоит сейчас ехать. Ведь без объяснений - хоть каких - мне все равно не обойтись, да и время слишком позднее. Ничего себе будет сюрприз - заваливается мужик на ночь глядя, дайте переночевать! Но куда же тогда мне деваться? То слиги эти несчастные на "хвосте" у меня висели, а теперь и их вроде бы нет, так ведь все равно податься некуда - просто замкнутый круг какой-то получается! Блин, кажется, застрял я между двумя мирами, как этот... как цветок в проруби. Даже к себе домой попасть, и то не судьба".
   Кончится это когда-нибудь? А может быть у него уже и нету давно - его дома? Он все думает, говорит по инерции "мой дом", "у меня дома", "ко мне домой", а его давно уже нет, осталась от этого понятия лишь жилая площадь, мертвые квадратные метры... Маленькая бетонная пещерка в большой бетонной горе. Дом...
   Из тоннеля сильнее потянуло теплым, приближался поезд. "Да-а. Черт его знает во что моя жизнь превратилась! - задумчиво глядя на яркие огни, приближающегося с далеким гулом, поезда, размышлял он. - А что если мне к своей бывшей податься? Вот это будет настоящий экстрим, у нее ведь кажется теперь кто-то есть. Правда Жорик говорил, что она вроде бы сама меня зачем-то искала. Зачем? Рассталась, хотела вспомнить былое? А нужно - вспоминать? Всё и так помнится. Наоборот скорее - рад бы был забыть! Забыть...Нет, все же сперва надо за машиной. Это свобода. Там уже видно будет". Мысли у него расползались, бились в голове словно мотыльки у ночной лампы. Что такое? Что происходит? Такого с ним еще не бывало.
   Подошел наконец поезд. Всю дорогу он пытался собрать разбегающиеся мысли, упорно продолжая думать о том, куда ему теперь деваться. В общем нехорошее это было чувство, страшно и тоскливо было ощущать себя бездомным. Опять.
   И еще он думал о том, куда могла подеваться Надя. И как ему лучше найти завтра того следователя, потому что без него сложнее будет объяснить ТАМ все, что с ним произошло, рассказать, что может ожидать Землю в самом ближайшем будущем. Да и ключи, его ключи от квартиры - если конечно тот забрал их, - надо бы вернуть. Сейчас его совсем не удивляло соседство таких разных мыслей в его голове, да и что здесь было странного? А может быть поэтому он и не может собрать их воедино, что старается думать о разном одновременно?
   Думал-думал он про все это и, незаметно для себя, заснул под монотонный, укачивающий гул вагона, просто разом провалился в чернильную темноту - без снов, без чувств, без мыслей.
  - ...милок, выходить пора! - разбудил его чей-то участливый голос.
  - А? Что? - он открыл глаза и недоуменно огляделся, моргая от яркого, режущего глаза, вагонного света.
  - Все, конечная! Выходи, милок, а то в тоннель тебя увезут, потом и не выберешься оттуда! - какая-то старушка потрясла его за плечо, словно он все еще продолжал спать.
  - Да-да. Ага. Спасибо. Задремал я... Извините.
  Он вышел на перрон следом за сердобольной бабкой (надо же, ездит в такой час!), и она, убедившись что спасенный в ее помощи больше не нуждается, шустро засеменила к эскалатору. Он проводил старушку взглядом и оглянулся на замерший состав. Ну вот, теперь придется три перегона обратно ехать. И угораздило же его заснуть! Поезд со злорадным шипением захлопнул двери и шустро втянулся в тоннель - словно неведомый великан всосал огромную макаронину. Вслюп - и нету поезда, только теплый ветер гонит по перрону затоптанную обертку от "Сникерса".
   Он перешел на противоположную сторону и уселся на лавочку - ждать обратный поезд. Рядом с лавочкой стоял здоровенный, серый, похожий на огромную муфельную печь, цилиндрический контейнер. Кажется, предназначался он для временного - пока не прибудут специалисты-взрывотехники - хранения всяких, найденных на станции, подозрительных предметов. Теперь на каждой станции стояли такие серые контейнеры. А почему? Да все из-за похожего на гремучую змею слова "тер-р-рориз-з-зм" - трескучего и шипящего и, как та змея, тихо и страшно вползшего в жизнь людей - вместе с взорванными машинами, самолетами, домами и поездами, вместе с погибшими - невинными людьми, взрослыми и детьми, одним из которых был его... "Нет-нет, не надо сейчас об этом, - взмолился он, - прошу тебя, память, пожалуйста, не сейчас! Только не об этом!"
   Но мысли его против воли все равно крутились вокруг подсознательно выбранной темы. Какой же опасной штукой стала нынче эта жизнь! Такой она сейчас стала опасной, что и никаких инопланетян нам уже не надо - посмотрев на подобный контейнер, начинаешь понимать это особенно отчетливо. Да и когда это раньше в метро было что-либо подобное? Он, например, прекрасно помнил те времена. А ведь спроси кого-нибудь, и большинство наверняка ответят, что эти контейнеры были всегда.
   Но ведь это не так, с некоторых пор исчезли вдруг со станций урны, собственно с них-то все и пошло. Все по той же причине, все та же гремучая змея их незаметно своим раздвоенным языком слизнула... Ужасно это, но еще ужаснее то, что люди постепенно перестают замечать и исчезновение со станций урн, и появление таких вот "муфельных" антитеррористических контейнеров... Они привыкают с этим жить, постепенно привыкают. Кроме, быть может, тех кто уже никогда не сможет ЭТО забыть, тех, кого ужалила та гремучая змея в самое сердце, поразила навсегда своим холодным и страшным ядом, от которого нет и не будет им уже спасения до самого конца жизни.
   ...Время уже перевалило за полночь и пассажиров на конечной станции в этот поздний час практически не было. Все звуки поэтому далеко и отчетливо разносились по пустому, гулкому залу. В самом дальнем конце платформы одинокий рабочий сдержанно гудел моечной машиной - станция уже начинала потихоньку готовиться к закрытию. "Нет, пожалуй что и к Жорке тоже ехать не стоит, - окончательно решил он, глядя в каменный пол. - Перебаламучу я все его честное семейство, только и всего. Да и не поймет он все равно".
   В свете прошлых Жоркиных подозрений по поводу Нади, информация о пропаже ключей от его квартиры, собственно как и пропажа самой Нади выглядела бы для друга просто ужасно. Это моментально было бы воспринято им, как несомненный и однозначный факт, убедительный аргумент в пользу той теории, высказанной им во время их прошлого, теперь уже вчерашнего, разговора. Да что тут говорить - для Жорика с самого начала все и так было ясно! Гипноз, мошенники и вообще близится всеобщий пипец. То есть развязка. А значит свистать всех наверх, полундра! И... Что там еще? Открыть кингстоны? Нет, это вроде из другой оперы.
   Но попытаться объяснить ему все еще раз и рассказать вдобавок очередную невероятную правду про самые последние события было для него равнозначно подписанию самому себе диагноза, вернее сказать приговора - скорая психиатрическая помощь и Кащенко. Все правильно - именно "открыть кингстоны". Он Жорку знает. Нет, он отличный мужик, и на него всегда можно положиться, но только ведь и у него есть свой предел... И сделал бы он это все из самых лучших побуждений. Ни минуты не задумываясь о том, что благими намерениями чаще всего вымощена дорога известно куда.
   ...Он на мгновение оторвался от своих воспоминаний и посмотрел в зарешеченное, темное окно с налипшими на стекло пятипалыми кленовыми листками. Нет не сделал этого тогда Жорка. И уже не сделает. Он сам все за друга сделал, облегчил, так сказать, ему задачу. Снял груз ответственности. Смешно. Тогда его еще волновала реакция друга. Волновать-то волновала, но только где он оказался в результате? Может быть этот итог все-таки закономерен и глупо было пытаться от него уйти и что-то изменить? Он вновь скользнул взглядом по темному, мокрому окну, по сумрачному лицу осени, прильнувшей к окну его палаты снаружи - там где жила свобода, упершейся в забрызганное дождем стекло своими желтыми, мокрыми, кленовыми ладонями и наблюдавшей за ним оттуда с холодным, отстраненным любопытством... Так наблюдают за жучком, тщетно пытающимся перевернутся со спины на лапки. "Смотри, осень, смотри - вот он, я, здесь, - мысленно обратился он к ней. - Маленький жучок. Или муравьишка. И мне уже, похоже, не перевернуться назад, на лапки".
   Он отвернулся от окна, закрыл глаза и вновь погрузился в воспоминания.
   ...Поезда все не было. Итак решено - нет. Нет, нет и нет. С Жоркой придется подождать. По крайней мере до того момента, пока не проясниться ситуация с Надей и с его ключами. Не стоит давать другу лишний повод для сомнений в его психическом здоровье. В конце концов его положение сейчас не в пример лучше того, которое было пяток дней назад. Или все-таки хуже?
   Из тоннеля наконец лениво показался сонный поезд. Наверно целую минуту тянулся он мимо, пока не замер около перрона, натужено тарахтя компрессорами. В пустой вагон кроме него сел всего один человек - явно подвыпивший, с выражением сосредоточенной усталости на полусонном лице, который тихо появился буквально за секунду до поезда. Сел и сразу погрузился в хмельную дрёму. Если на другом конце линии не найдется сердобольной старушки, у него был шанс уехать в тоннель...
   "Нет, но куда же все-таки могла деться Надя? - его мысли незаметно для него самого опять переключились на девушку, делая очередной круг. - Может быть она меня уже по моргам разыскивает? Ведь у нее никаких моих координат нет, да и какой от них для нее сейчас толк?! Вот ведь абсурд какой получается! Просто какой-то заколдованный круг! А может что-нибудь случилось с ней самой и это не ей, а мне самому ее уже надо разыскивать? Тьфу, тьфу! Тьфу. Даже думать о таком..." Самое правильное, решил он тогда - это вернуться сейчас на машине к ней. Может быть к этому моменту она уже будет дома. А если нет, то там, в ее дворе, он и переночует, как хотел это сделать несколько дней назад - хотя бы с третьей попытки. И это будет правильно - должна же она рано или поздно вернуться домой! Можно для верности записку ей написать и в дверь просунуть.
   Поезд наконец подкатил к его станции. Он поднялся на поверхность и вдохнул теплый летний воздух. Воздух был сладковато-прогорклый из-за неистребимого запаха перегоревшей солярки - на большой асфальтовой площади перед выходом метро стояло несколько рейсовых автобусов. Оглянувшись зачем-то по сторонам, он не спеша пошел через автобусную площадь - наискосок, в сторону дома. Пешком до дома ему было идти минут пятнадцать - в общем пустяк. Он и так-то всегда, когда случалось ему быть без машины, старался ходить домой пешком. А уж сейчас, когда погода располагает - отчего же не пройтись? Через пятнадцать минут он возьмет с парковки свою машину и поедет к Наде.
   Она к тому моменту придет - обязательно вернется, непременно. И он ей все тогда расскажет. Вот она-то ему поверит непременно, да ей просто и нельзя соврать, она же все чувствует! Это будет второй человек, который ему поверит, а это ему так надо сейчас! Только бы она вернулась, только бы оказалась дома!
   Неожиданно он почувствовал, что неимоверно, просто смертельно устал от всего этого. От инопланетян, от бегств с погонями, от фантастических перемещений и от этого дурацкого груза ответственности, который, скорее всего, он сам себе и выдумал, сам на себя взвалил. Да наплевать на все это и забыть. Все ведь кончилось. Ну разве так нельзя? Кому, в конце концов, и что он должен? Боже, ну сколько можно ходить по замкнутому кругу этих дурацких вопросов?
   Вот возьмет он завтра да и отправиться на работу, как ни в чем не бывало. Или, еще лучше, махнуть куда-нибудь на машине! Накупить продуктов, взять удочки, палатку и на природу-матушку. А там, у водички, глядишь и мысли в голове появятся дельные. "Мне нужен отпуск", - проскрипел он себе под нос голосом робота-терминатора.
   Ноги сами собой несли его к дому - давно изученным, привычным маршрутом. Топ, топ, топ... Он и двигался-то сейчас уже почти как автомат, как робот, и каждый шаг гулким эхом начинал отдаваться во всем его теле. В голове его теперь мелькали даже уже не мысли - так, какие-то обрывки, клочки мыслей. Почему-то - быть может потому, что раньше они часто вместе ходили по этой улице - перед его внутренним взором на какое-то мгновение всплыло лицо его бывшей жены, породив собою еще целую цепь смутных образов, совсем уж размытых воспоминаний. Они, эти воспоминания, воспринимались им в этот момент даже не как свои собственные. Словно кто-то рассказал ему об этом давным-давно, а он вот вспомнил об этом теперь. Или читал о чем-то похожем когда-то...
   Мир вокруг него неожиданно начал раздваиваться и ломаться, в один момент ему даже показалось, что он попросту пьян, как это говорят - "в дымину". А все это мельтешение вокруг него - лишь причудливо искаженная алкоголем реальность. Вот придет он сейчас домой бухнется в кровать и...
  - Серега! Здорово! Ты смотри, идет он себе и ничего вокруг не замечает! Ты откуда это такую поздноту? И пешком, на тебя не похоже... Прям, как зомби топаешь! Ты не бухнул ли, часом, а?
  Мутный мир вокруг него вздрогнул и снова приобрел свои нормальные очертания. Он даже был готов поклясться, что слышал тихий хлопок, с которым мир собрался воедино из тех плывущих, струящихся слоев, что окружали его, и встал наконец на место. Исчезла, спала с его глаз отвратительная болотная муть, да и в голове мгновенно прояснилось.
   И тогда он разглядел перед собой в бледно-сиреневом, ртутном свете уличных фонарей, окликнувшего его человека. Им оказался Димка, его сосед по дому, живший в том же подъезде что и он сам, но тремя этажами выше.
   Не так давно, но все равно - теперь уже в прошлой его жизни - они еще периодически хаживали друг к другу в гости, что называется "по-соседски, на рюмку чаю". Был его сосед мужиком домовитым, рукастым. Сколько он его помнил, Дима вечно что-то делал у себя дома или копался в своем гараже. А ко всему прочему был он и отменным балагуром, поэтому всегда находилась у них подходящая тема для разговора, хотя в конечном итоге все их разговоры непременно сводились к работе, машинам-гаражам, ремонту и, как это водится у большинства мужчин, к женщинам - когда позволяла обстановка. Правда в роли рассказчика в этом случае выступал в основном Дима, по его собственной оценке ходоком он был еще тем...
   А потом, когда все у него случилось, когда вся жизнь его пошла наперекосяк, их встречи постепенно прекратились. Вроде бы произошло это само собой, но именно он и был негласным инициатором этого. Он понимал тогда, что слишком замыкается, отсекает от себя некий круг знакомых, которые вольно или невольно напоминали ему о прошлом, но не мог по-другому. Была бы на то его воля и возможность - он вообще переписал всю свою жизнь. По-новому. И многому в той, новой его жизни, места бы не нашлось, так ему тогда казалось по крайней мере. И как знать - может быть и Диме тоже в ней места не нашлось бы...
   А сейчас он был почти благодарен своему соседу за то, что тот, случайно оказавшись в такое позднее время на улице, заметил его и своим окриком выдернул из этой страшной, непонятной жути, в которую вдруг начало его затягивать.
  - А-а! Привет, Дим. Сто лет... Извини. И правда - не заметил, вот иду себе домой, задумался. А ты сам-то откуда заполночь топаешь? Смотри, Наталья тебе перышки-то повыщиплет...
  - Да ладно, скажешь тоже! Я к знакомым ходил, здесь недалеко живут. Помочь просили. Там мужик все больше головой работает, ну вот поэтому и попросили. Да ерунда, если честно. На самом деле он и сам смог бы все сделать. Я вообще подозреваю, что просто неохота ему, вот и вся причина...
  - Понятно. Не трубы ли чистил, часом? Хозяйке, а? - он подмигнул соседу, постаравшись вложить в подмигивание подобающую намёку долю похабности, и почувствовав легкий запах спиртного, причем явно благородных сортов, добавил, - А ты хорошо сходил, я вижу. Отблагодарили? Чую я, кажется это был коньячок?
  - Ну и нос у тебя, Серега! Просто профессионал! Да уж, отблагодарили... Чисто символически, он-то в общем не боец... и по этой части тоже. Но вот засиделись все равно, заболтались. А тебя что-то и не видно последнее время. Куда пропал-то? - он выразительным жестом поскреб у себя под подбородком. - Ведь действительно сто лет не встречались!
  - Да все по-разному, Дим. Но в основном, конечно, работа, будь она трижды неладна! Что я говорю - ты сам знаешь.
  - Ну да. Моя, вон, тоже все нудит - мол, другие и на двух работах успевают. Кто это - другие? На каких двух? Да тут на одной-то так наломаешься, уже ни на что и смотреть не хочется! Прямо по Высоцкому получается: "Ну и меня, конечно, Зин все время тянет..." А с двумя работами при такой жизни и вовсе загнешься, на хрен. А куда это годиться, если тянуть перестанет?
  - Это уж точно.
  - Слушай, Серега! А ведь это натурально судьба, что я тебя сейчас встретил! Моя-то позавчера умотала на неделю к своей матери в деревню, да и младшая наша с июня там. А Сашка со своими приятелями в турпоход поехал. Нет, ты понял - это у них теперь опять мода такая пошла - девок на природе жарить, под пивко и шашлычок. Клубы компьютерные, говорит, не катят, надоели уже до чертиков. Студенческая романтика, блин, пикник! Уже не в первый раз ездит, видать понравилось - на природе-то. - Он довольно хохотнул, возможно вспомнив свои собственные похождения в том возрасте и углядев в этом явную "преемственность поколений".
  - А что - и правильно, дело-то молодое. Пусть погуляет пока, раз есть возможность, потом-то не до этого будет, - мысли его опять ухнули в темный колодец горьких воспоминаний и он непроизвольно дернул в темноте желваками.
  Рассказы знакомых про дела собственных детей, с тех пор, как погиб его собственный сын, вызывали в нем глухую боль и тоску. Подобную тоску, наверно, вызвал бы рассказ молодого, здорового и полного сил человека про прелести пробежки по парку тихим, солнечным летним утром, у инвалида, потерявшего в результате нелепой, дурацкой аварии ноги и прикованного теперь навечно к креслу-каталке. Рассказ этот в большинстве случаев был бы, как минимум, вызывающе нетактичным, и несомненно заслуживал осуждения. А вот на такие, вполне естественные, житейские новости, сообщенные между делом его приятелем, и обижаться-то вроде бы глупо. Хотя, если вдуматься, разница-то не велика.
   И впрямь - что ж, теперь не говорить про это? А про что тогда, про погоду? Жизнь-то вокруг ведь не остановилась! Он прекрасно это понимал, да только так и не смог до сих пор ничего с собою поделать, это было сильнее его, он даже и предположить не мог насколько ЭТО может оказаться сильнее его!
   Поэтому ему только одно теперь и оставалось - играть в темноте желваками для собственной острастки. Кто знает, может быть именно поэтому и сошли постепенно на нет некоторые из его прошлых знакомств? Глупо это было, он это прекрасно понимал - конечно, очень глупо. Но что мог он с собою поделать?... А большинство из тех, кто в итоге попал в этот "запретный на общение" список, даже и не поняли почему это произошло.
  - Так я и говорю - дома-то сейчас никого, может, зайдем ко мне, посидим? А то при жинке-то какой разговор... Да и с этим, - Дима мотнул головой куда-то в сторону старых панельных домов, где, как надо понимать, жили его знакомые, - совсем не то. Только нижнюю губу помочил и никакого удовольствия...
   Димкины слова вырвали его из хоровода собственных печальных мыслей. "А что, может и действительно это перст судьбы? - подумал он. - И не надо мне сейчас никуда ехать, ни к Жорке, ни, тем более, к Наде - одну ночь она подождет. Смогла она один раз мое возвращение почувствовать, значит и сейчас поймет, почувствует, что со мной все в порядке. А завтра вечером мы с ней увидимся. Или даже нет - я и утром ее могу перехватить. В котором часу она на работу уходит, кажется в восемь? Успею. Нет, а действительно, этого как раз мне сейчас наверно и не хватает - просто "нажраться", как следует, и забыться. Только бы не наболтать Димке спьяну лишнего".
  - Дим, а ты с работой-то завтра как? Не помешает? А то я-то ведь сейчас вроде бы как в отпуске, так что мне завтра по гудку к станку не бежать. А ежели мы сейчас с тобой засядем, так потом... сам ведь понимаешь - у нас по-простому никогда не выходит.
  - А ты что, не знаешь разве? Это же общеизвестный факт! Если пьянка мешает твоей работе, то ну ее тогда на фиг... эту работу, - счастливо заржал Дима. - Да ладно, ничего! Не парь себе репу! Что мне - впервой, что ли? Волю в кулак собрал - и вперед! Закалять ее надо - волю-то, а без трудностей какая же это закалка? Прорвемся. Ну так что - пошли?
  - Слушай, Дим, только у меня... проблемка одна есть - я кажется ключи от своей квартиры у приятеля оставил. Только сейчас обнаружил, когда из метро вышел. Думал, если честно, машину сейчас взять, да назад за ключами сгонять. Но коли так - мы у тебя тогда посидим, ладно? А ключи я уж тогда завтра заберу.
  - Вот чудак-человек! Так, а я тебе про что толкую? Жены же у меня сейчас нет, голова ты садовая! Конечно у меня и сядем, а где же еще! Между прочим, можно было бы даже... - он воровато оглянулся, - и еще кое-кого пригласить... Для компании, так сказать, и вообще. Правда, такие дела надо заранее планировать.
  Он знал, что это был самый обычный треп - Димка боялся своей супруги, как огня и в жизни бы в своей квартире ничего подобного устраивать не стал. Соседи сразу же ей стуканут, когда она из деревни вернется - только вздумай он привести домой какую-нибудь даму... Поэтому, если он и погуливал "налево", если не были все его рассказы выдумкой, призванной создать ореол неотразимого мачо и ловеласа, то уж точно делал это не дома, твердо придерживаясь известного принципа: "не гулять где живешь, и не жить где гуляешь".
   Но сейчас была совсем другая ситуация - пустая хата и холостой приятель! Не зря же говорят про семейных мужчин, что каждый нормальный женатый мужик мечтает хотя бы на денек стать снова холостым. Пустая квартира была сейчас лишним тому поводом. Поэтому уж перед собственным соседом по крайней мере, перья встопорщить надо было обязательно, пусть хотя бы и просто так, для виду - чтобы соответствовать тому самому расхожему мнению о настоящих женатиках.
  - Вот только баб нам с тобой здесь и не хватало! В кои-то веки встретились, посидеть собрались! - сказал он, догадываясь, что именно такого ответа и ждет от него Димка. - Ты что, Дим? Да с ними только проблемы одни. Ни посидеть, ни поговорить нормально. В другой раз действительно можно будет провернуть. Но, как ты правильно заметил - заранее подготовившись... Кстати и у меня можно будет в конце концов. Но только в условиях полной и абсолютной конспирации, так чтобы потом консьержка твоей благоверной не настучала. Идет?
  - Во-во! Точно. Золотая голова! Насчет баб это я, пожалуй, погорячился. Ты прав. - Димка был доволен таким взаимопониманием и с преувеличенным энтузиазмом закивал головой ему в ответ.
  Было похоже, что он даже немного испугался, как бы его легкомысленное предложение не было вдруг принято - пришлось бы тогда срочно давать обратный ход, как-то выкручиваться и что-то придумывать. И поэтому он был очень рад такому ответу, избавляющему от этого всего...
  - Ну что, время-то уже позднее, а вздремнуть пару-тройку часов, но надо будет. Давай, что ли, в магазин - затаримся, да и к делу?
  - Э, а вот это ты брось! Еще чего - в магазин! Я же приглашаю! Можешь не беспокоиться, у меня все есть - мать тут недавно посылку прислала. И сало есть, свое, домашнее - во рту просто тает, и огурчики есть, опять-таки же свои, хрустящие, ароматные - просто объеденье! Да ты ни в одном магазине ничего подобного не купишь. А горилка - ты такой и не пробовал, просто нектар! Как слеза, честное слово! И ведь, между прочим, слона с ног наверняка свалит, такая крепкая. Но, хороша, зараза!
  - Эх, у меня уже слюни текут! Дим, тебе бы с такими талантами надо в рекламный бизнес было идти работать, - в шутку сказал он. - В любом агентстве тебя с руками оторвут.
  - Нет, не мое это, - почему-то не уловив его шуточного тона, вполне серьезно возразил ему Дима, - про чужую дрянь я ничего хорошего сказать не смогу. Это же врать надо будет, а я так не умею! Если по мелочи сбрехать - жене там, скажем, или шефу своему - так это пожалуйста, без проблем. А серьезно - нет, это уж пусть лучше другие врут.
  - Да ладно, Дим, пошутил я, успокойся! Достаточно и того, что на твою удочку я попался. Значит все-таки сработала твоя реклама.
  - А я и не врал про самогон, между прочим. Вот попробуешь - сам тогда и скажешь.
  - Ишь ты, обиделся он! - он дружески ткнул соседа кулаком в бок. - Ты что, совсем со своей работой шутки понимать разучился? Никто и сомневается, что ты правду говорил! Ты лучше скажи - как там твоя матушка? Она что, все так в деревне и живет? Ну, видать она еще ничего, раз посылки такие тебе шлет. Бодрится.
  - Бодрится?! Да мы с тобой сами еще к ней за здоровьем ходить будем, ты уж мне поверь. И слава богу. Я и не знаю, что делал бы, если она вдруг разхворалась...
  Отец у Димки умер пять лет назад. И мать осталась одна, и по-прежнему жила в деревне, на Украине. В Москву ни за какие коврижки ехать она не хотела, хотя Димка не раз зазывал ее к себе. Впрочем и к Димкиной сестре - старшей своей дочери, которая жила в отличной трехкомнатной квартире в Киеве, она тоже переселяться не хотела.
   Не смотря на свой достаточно солидный возраст - семьдесят два года - была она, по его словам, очень даже крепкой еще и бодрой старухой, ни на сердце, ни на давление да ломоту в костях, как большинство стариков в таком возрасте, не жаловалась.
   Она держала несколько свиней, корову и птицу без счету, да еще успевала ко всему прочему за огородом и садом ухаживать. Так что в сельхозпродукции у нее недостатка никогда не было, и поэтому она "подкармливала" сына, регулярно присылая Димке со своей знакомой проводницей объемистые посылки - "гуманитарную помощь", как он их называл. А дочь и сама к матери частенько наведывалась за деревенскими дарами, благо ехать ей было всего двести верст, без всяких границ и таможен.
   Вдобавок их мать умудрялась продавать продуктовые излишки на местном рынке и все порывалась прислать Димке кроме гуманитарной помощи еще и помощь финансовую. Но от денег Димка категорически отказывался.
   "Серега, я в конце концов здоровый пока еще мужик, верно? Руки-ноги, да и голова слава богу тоже, у меня пока на месте, - горячо убеждал его Дима, не замечая того, что он и не думает с ним спорить, видать выпитый коньячок все же нашел лазейку в Димином организме и добрался-таки до мозгов. - А значит что? Значит я своей семье денег пока и сам заработать могу. А по идее - еще и матери сам помогать бы должен. Но она ведь в жизни не возьмет... Разве ж я не предлагал?"
   Болтая, они подошли наконец к дому. Здесь он вновь испытал то странное чувство, что и перед встречей с Димой. Димкин голос звучал все глуше, как бы в стороне, постепенно удаляясь все дальше и дальше - словно он остановился а сосед ушел вперед, а ночь, улица и дом стали вдруг расползаться, плыть перед его взором. Он затряс головой, пытаясь избавиться от неприятных ощущений.
   Не помогло. Мир вокруг него продолжал медленно вращаться, расслаиваясь на отдельные пласты, словно туман в низине. "Да что же это со мной происходит? - с тревогой подумал он, с вялым интересом наблюдая за плывущими картинами. - Может это даххи чем-нибудь меня накачали? Учуяли, что я хочу их "сдать" и решили меня чикнуть потихоньку заранее. Чтоб не успел. Вот ведь мерзавцы! Весело... Это значит я умираю?" Почему-то ему в тот момент было совсем не страшно. Было просто странно и непонятно, как будто он испытывал первое в своей жизни алкогольное опьянение.
   Мысли постепенно стали путаться, кружиться в его голове, наталкиваясь друг на друга и перемешиваясь - казалось это непонятное вращение мира вокруг него постепенно проникает через его глаза и уши внутрь головы.
   Или все было наоборот - и оно, это вращение, выходило из него, заставляя и весь мир вокруг него кружиться и плыть? Он вдруг стал "терять себя" - его "я" стало медленно растворяться, осталось лишь это кружение...
  - Ты чего головой мотаешь, как сивый мерин? - спросил Димка, заметив его мучения.
  Голос соседа донесся до него совсем уж издалека, глухо, словно сквозь вату, но в следующее мгновение все опять неожиданно встало на свои места. Мир вокруг него приобрел прежние, прочные, реальные и понятные очертания. Человеческий голос второй раз волшебным образом разогнал навалившуюся на него муть. Или так совпало?
  - Да, Дим, что-то голова у меня сегодня кружится. Сам не пойму - может, устал? Или может давление стало пошаливать? У твоей жены тонометр-то наверняка дома должен быть, какой же это врач без тонометра.
  - Ну есть, конечно.
  - Значит придем сейчас и померяем.
  - Померяем... Глупости все это натуральные! Вот мы придем сейчас и тебя полечим - напоим эликсиром жизни. И будешь тогда лучше прежнего! А то давление он собрался мерить, как старпер какой-нибудь.
  - Твои бы слова, да кому надо - в уши...
  Консьержка в подъезде, не смотря на поздний час, бдела, поглядывая на экран допотопной переносной "Юности", давно потерявшей и цвет и звук. Взглянув через окошко на пришедших и пробормотав в ответ на их приветствие свой дежурный "добровечер" она вновь уткнулась в блеклый экран, по которому вяло скользили какие-то тени, больше похожие на приведения, чем на людей.
   Поднялись к Димке. Он некоторое время повозился, погремел перед дверью ключами и они вошли наконец в темную прихожую. В ноздри ему ввинтился теплый запах дома - приятный, но совершенно чужой. В каждой квартире он есть, и в каждой - свой собственный, индивидуальный, не похожий на остальные. У Димки - приятно "пахло уютом". И, самую малость, неуловимо почти - чем-то медицинским.
  - Слушай, Серега, ты башмаки свои не снимай, понял? У меня здесь такой срач! Так проходи, - сразу предупредил его Димка, щелкая светом в прихожей.
  - Да не удобно как-то, Дим, я привык разуваться...
  - Отвыкнешь. Говорю же тебе - срач. Значит срач. Давай, двигай сразу на кухню, сейчас мы с тобой устроимся и... - он мечтательно закатил глаза и потянул слюну.
  На кухне, не смотря на отсутствие хозяйки, был идеальный порядок. Да и на полу, честно говоря, вопреки заверениям Димки, никакого беспорядка и грязи тоже не наблюдалось. Собственно Димкина холостая неделя-то только началась и хаосу пока еще просто неоткуда было взяться. Да и не тот человек был Димка, чтобы у себя дома бардак разводить, хоть и болтает про какой-то срач. И потом жена у него - не кто-нибудь, а санитарный врач в районном СЭСе, и она живо ему фитиль вставит за такие дела. Уж что-что, а порядок и гигиена были в этом доме в большом почете.
   ...Как-то сами собой возникли на столе объемистые сверкающие хрустальные стопки, несколько тарелок. Димка острым тесаком споро напластал изумительной красоты, нежное бело-розовое и в какой-то немыслимой обсыпке, сало, потом набросал на тарелку с полтора десятка мерных, не больше пальца, пупырчатых темно-зеленых огурчиков. В кухне сразу же соблазнительно запахло соленьем, этой неповторимой смесью запахов укропа, чеснока и еще какой-то ароматной зелени. И от этого сумасшедшего укропно-чесночного запаха у него и правда сразу потекли слюни. А Дима все колдовал над столом.
   Следом за огурчиками, весьма органично дополняя собою весь этот соблазнительный "натюрморт", появилась на столе главная деталь застолья. Прямоугольная, плоская, как в старых фильмах про гражданскую войну, бутыль с домашней горилкой. Бутыль, надо сказать, весьма внушительная. Литра на полтора, не меньше.
   Горилка в этой бутыли была действительно прозрачной, как слеза - в отличие от мутного, "киношного" самогона, который обычно потребляли на экране в старых фильмах про Гражданскую войну какие-нибудь махновцы или кулаки, и который по своему виду обычно сильно смахивал на воду, оставшуюся после мытья молочной посуды.
   Димка и еще что-то скоренько поставил на стол - хлеб, грибочки соленые, колбаску какую-то нашинковал - тоже кажется домашнюю. Потом поправил на одной из тарелок что-то, словно художник, кладущий на холст последний мазок и, оглядев всю эту красоту, сказал, довольно потерев ладони:
  - Вот это дело! Красота! Ка-а-ак мы щ-щас с тобой врежем... У-у-х! - и он сощурился, как довольный, сытый кот. - Ну, давай за стол, чего стоишь-то, как бедный родственник? Давай, наливай - доверяю.
  Бутыль солидно оттягивала ему руки - одной было и не удержать. Весело загулькало в горлышке штофа, радостно звякнули составленные вместе стопки, привычно принимая в свое хрустальное нутро самодельную огненную воду. По первой - до края.
   И вознеслись - сперва навстречу друг дружке - динькнув нежно, сдержанно, а потом, уже беззвучно - к устам, чтобы разом освободиться там от своего прозрачного груза забвения.
   Но перед этим, последним вознесением - обязательно должны быть слова. И совсем не обязательно чтобы это был какой-нибудь витиеватый, в грузинском стиле, тост. Тут вполне сойдет даже и что-нибудь совсем простое, вроде того, булдаковского, генеральского, ставшего уже народным - "ну-у-у..., за рыбалку!", Спору нет, красивые и мудрые слова приятны сердцу и уму, но русский человек тем и отличается, что в такой ситуации все чувствует и понимает практически без слов. И высшее мастерство в таком спонтанном, "кухонном" застолье заключается в том, чтобы это удивительное состояние единения не закончилось в какой-то момент тупым вопросом: "Нет, ты мне скажи, ты меня у-а-а-жаешь?"
  - Ну, поехали. За нас с тобой, Серег. Нет, все-таки здорово, что я тебя встретил!
  - Да! Давай, Дим, за встречу... Спасибо, что пригласил.
  - Ага...
  - Ну, давай.
  Они покивали еще друг другу - вроде, как для подтверждения собственных слов, и... в себя.
   Самогон мягко ожег ему горло. Действительно не покривил душой Димка, так искренне и горячо рекламируя его. Вот это вещь! Из чего же делала это чудо Димкина мать, и какими неведомыми, самобытными, смекалистыми, народными способами его очищала? По крайней мере водки такой мягкости и вкуса он лет сто уже не пивал. А ведь градусов в этом самогоне было никак не меньше шестидесяти, а может даже и того поболе. Эх, вот у кого надо нашим "водкоделам" учиться! А то гонят на поток всякую косорыловку. Хотя, как раз для самих себя-то они, наверняка, тоже неплохую водку делают, только на прилавки она не попадает, а если и попадает, то цена у нее, как у чугунного моста... И ведь непонятно - почему? Ну не стоил же, в самом деле, этот самогон пять сотен деревянных за пол-литра?
   Самогон между тем быстро достиг того места, куда и должен был попасть. Посмотрели они друг на друга разом повлажневшими глазами, выдохнули осторожно и дружно захрустели огурцами. Потом кинули по шматку нежнейшего сала на ароматный черный бородинский хлеб. М-м-м... Вот оно.
  - Ну как, а?
  - Дима, это что-то! Честно тебе скажу - я такого действительно ни разу не пробовал. Ей-богу, выше всяческих похвал. Так своей матери можешь и передать - это просто супер! Экстра! Люкс! Высший сорт! Нет, сейчас модно стало говорить, - элитный.
  - А-а! То-то же! - Дима весь светился от удовольствия. - Ты бы еще попробовал ее смородиновый самогон, жалко она в этот раз не прислала. Там вообще язык проглотишь! Поверь мне на слово - ну просто как будто ягодку с куста схватил!
  - Я уже.
  - Что уже? - не понял Димка.
  - Язык свой уже проглотил, Дима!
  Посмеялись и тут же налили и выпили еще по одной, вдогонку к первой. "Боже, мой! - думал он, чувствуя, как его отпускает, как приятным легким туманом окутывается его сознание. - И всего-то мне надо было каких-то пару стопок выпить! Я наверно незаметно стал алкоголиком! Может все, что со мной случилось - это просто обычная белая горячка? Эх, в этом случае, пожалуй, все как раз было бы гораздо проще. Только на такой простой исход рассчитывать не приходится".
   Алкоголь тем временем делал свое дело и вместе с ощущением легкости, к нему постепенно вновь вернулась уверенность, что все у него получится и это немного его успокоило. В самом деле - и чего это он опять задергался, а? Все будет нормально. Завтра он немножко придет в себя и...
   Если бы он только мог знать, что ожидает его завтра!
  
  ***
  
   Нет, что бы там ни произошло с его организмом во время его межзвездных переходов, что бы ни сделал с ним его биоком, но только утро принесло ему сумрачную тяжесть во всем теле, словно он ворочал всю ночь тяжеленные мешки. Слава богу, хотя бы голова у него была не такой тяжелой, как можно было ожидать. После такого количества выпитой горилки и этих жалких трех часов сна его самочувствие было просто подарком! Или все еще впереди?
   Он лежал на кровати, мрачно уставившись в потолок. Протрезветь до конца за короткие часы сна он так не успел, и это здорово сейчас чувствовалось. "Черт, а как же тогда Димка-то? Ему же на работу идти! - с беспокойством подумал он. - Так ведь он еще и коньячку перед этим принял! Ну мы даем. Вроде взрослые люди, а посмотришь - просто юнцы безусые. И надо же было так насосаться! Словно первый раз до алкоголя дорвались. Или последний".
   Перебор... конечно же это был явный перебор, хотя до тупых вопросов они, кажется, все же не дошли. И, черт его дери, как же было ему хорошо еще три часа назад! Было отлично слышно, как Димка сопит и свистит на все лады в соседней комнате. Ну и хорошо, ну и ладно. Димке вставать было еще рано, он сказал, что встает в полвосьмого. Пусть пока спит, может ему потом полегче все же будет.
   Это хорошо еще, что они салом закусывали! Хохлы, блин, не дураки - они тоже мастера по части выпивки. Пожалуй, очень правильная закуска вчера у них была, именно то, что нужно для такого дела. Вот если бы они закусывали сыром каким-нибудь к примеру, то наверно сейчас все было бы иначе...
   Он вдруг спохватился, и его даже в пот кинуло - так вдруг ему стало стыдно за свои мысли. Господи, ну о чем же он думает? Это вообще что? Вот это вот, в его голове - это мысли? Человеческие? И вообще, это разве нормально, по крайней мере для человека, соприкоснувшегося с иным Разумом, побывавшего на другом конце Вселенной, думать с утра, чем вчера лучше было горилку закусывать?
   Оттерев с разом повлажневшего лба пот, он немного подождал, но ответа так и не нашлось. Ни на первый его вопрос - по поводу достойности подобных мыслей вообще, ни, как это не печально, на вопрос второй - про более правильную закуску к горилке.
   Он медленно перевел глаза на окно, за которым разгорался новый день. А что нормально-то, какие мысли? Он что - другим стал после этого путешествия? Кем он был, тем и остался. Можно подумать, что у него после этих путешествий нимб завелся. Так что ли? Крылья выросли? Нет. Так и нечего самого себя сейчас стыдить. Надо просто встать и делом заняться, а то если слишком много думать - то можно и голову ненароком сломать.
   Почему-то он сразу прошел на кухню, а не в ванную, и там поплескал над мойкой себе в лицо холодной водой, с удовлетворением при этом отметив, что эта привычная процедура неизменно добавила ему некоторой ясности в голове, хотя и не освободила полностью его организм от общего состояния "нестояния". Потом он подумал и все же зашел в ванную, глянул на себя в зеркало. В принципе можно было бы и не смотреть, собственное его отражение выглядело вполне ожидаемо, именно так, как он себя и чувствовал...
   За неимением щетки, он потер зубы пальцем, выдавив на него из лежащего на полочке под зеркалом тюбика мятную, полосатую, бело-зеленую гусеницу, и прополоскал как следует рот. В общем-то все это было совсем без толку - с его дыханием наверно не справилась бы сейчас и пожарная команда, вооруженная брандспойтом. Ну и ладно. Развеется же газовый выхлоп рано или поздно, не первый раз!
   Вернулся на кухню. Оглянулся. Похлебал из банки забористого рассольчика. Йе-е-эх! Мысли, если все-таки это можно было назвать мыслями, достойными космического - да что там космического - обычного человека, после порции рассола несколько обострились, обрели некоторую четкость форм. Как и должно быть. Его сознание тут же настроилось на философский лад и сразу же захотелось говорить длинно, витиевато и умно. В отсутствие реальных слушателей и собеседников это его желание породило в измученном алкоголем мозгу длинный мысленный монолог, который он немедленно и с чувством, произнес перед своим внутренним "я", использовав его в качестве единственного доступного ему сейчас слушателя и оппонента.
   Что он тогда говорил сам себе, вспомнить потом он уже не смог, помнил только, что речь эта была пламенной и очень убедительной и его второе "я" под напором красноречия и железных аргументов было вынужденно в конце концов с ним согласиться.
   И, пока длился этот его монолог, а вернее даже диспут - потому, что его одинокий слушатель пытался все же поначалу вяло ему возражать - как-то незаметно, сама собою, помылась грязная посуда. Правда ее и было-то всего ничего - несколько тарелок, пара стопок да нож с двумя вилками.
   А потом, видно потревоженный шумом воды и звяканьем посуды, проснулся Димка и приполз на кухню. Именно приполз - тихое, бледное его появление на кухне по-другому было и не назвать. Он вполз и молча взгромоздился на стул, больше всего напоминая в этот момент больного помоечного голубя - мятый, взъерошенный, с мутным буждающим взором. Замер на краешке, покачиваясь в такт неровному дыханию. Довольно долго Дима молча сопел, видимо пытаясь собраться с мыслями.
   Он с сочувствием посмотрел на соседа и сказал:
  - Да, Димон, выглядишь ты даже хуже, чем я себя чувствую... Ну, а уж как ты себя чувствуешь и я спрашивать не буду, наверняка еще паршивее, чем выглядишь.
  - М-м-мы... - промычал ему в ответ Димка, но тут же схватил свой лоб в горсть и снова замолчал, закрыв глаза.
  - Чего?
  - М-мы... мы во сколько... легли-то вчера? - не отрывая руки ото лба, прошелестел Дима.
  - А какая теперь разница... Вчера! Да не вчера, а уже сегодня. Часа в четыре наверно, а может чуть раньше.
  - Блин. А сейчас-то сколько? - Дима открыл глаза и несколько раз безрезультатно попытался сфокусироваться на собственных часах, то поднося их к самому лицу, то отставляя, но потом плюнул и вяло махнул рукой.
  Чувствовалось, что чудесная горилка и в Димином организме тоже вовсю продолжает еще свою предательскую и разлагающую деятельность.
   Он посмотрел на настенные часы, которые бесшумно крутили секундной стрелкой над кухонным столом, за Димкиной спиной. Часы показывали без пятнадцати семь.
  - Без четверти семь еще, Дим. Чего ты поднялся-то? Мог бы еще полчасика смело дрыхнуть.
  - Хрен. Какой тут сон, на фиг, когда на работу выходить меньше чем через час. Я в душ пойду, пожалуй. Надо в норму приходить. Серег, слушай, а ты кофейку нам сваргань пока, ладно? Не в падлу, а? Там в банке, - он слабо махнул в сторону одной из полок, - хороший кофе есть, в зернах, ты найдешь. И кофемолка там же... У-й...
  Дима скривился - видно дало ему в очередной раз изнутри по черепной кости. Потом он встал и тихо, как призрак, скрылся в ванной, и откуда через некоторое время раздался плеск воды, к которому чуть позже добавилось какое-то неясное бормотание и блаженные всхлипывания несчастного.
   Плескался он в ванной наверно минут пятнадцать. Но, надо признать, душ произвел-таки на него поистине спасительное, практически волшебное действие. Вышел он оттуда уже почти нормальным человеком. Правда не исключено, что где-нибудь в недрах ванной полочки был у него припасен на такой случай какой-нибудь алкозельцер, антипохмелин или что-то еще в этом роде. Но сейчас не имело уже ровным счетом никакого значения, что именно помогло ему придти в себя - душ или какая-то фармакопея. Главным было то, что тело на глазах превращалось в человека.
   Ну, а уж после здоровой кружки ароматного, горячего, крепкого кофе с бутербродом, который Димка живо соорудил себе из хлеба, неизменного сала и ароматного соленого огурца ("...между прочим кофе с солью тоже пьют, я знаю" - энергично работая челюстями, заверил он, заметив его недоуменный взгляд, брошенный на это кулинарное изобретение), сосед и совсем приободрился. В его глазах даже появился живой блеск.
   У него даже закралось подозрение, а не похмелился ли тайно Дима, пока плескался в душе? В общем-то ему до этого никакого дела не было - что он мама ему родная в самом деле? Но по его собственным понятиям снятие похмельного синдрома очередной дозой алкоголя было явным и, пожалуй, главным признаком пересечения некой черты, до которой ты еще просто обычный "любитель" выпить, а после которой - уже "профессионал". А в таком деле как выпивка, в отличие от настоящего спорта, как справедливо считал он, предпочтительнее всегда оставаться только любителем.
   Есть ему совсем не хотелось, но Димка с таким аппетитом уминал свой гастрономический изыск, что он в конце концов тоже решил налить себе кофе и сделать бутерброд. Как говориться - за компанию. Правда сделал он его не из сала, а из колбасы. И без огурца.
   Правильно люди говорят, что аппетит приходит во время еды - когда он доедал свой бутерброд, то понял, что мог бы, наверно, съесть и еще один. Но не стал - осознание и желание это вещи, все же, разные. По крайней мере это его осознание в желание так и не переросло.
   ...А через полчаса они выходили с Димкой из дома и он чувствовал себя уже практически нормально. Да и Димка тоже окончательно расцвел. Надолго ли? Алкоголь так просто не сдается - он коварен, как и то зеленое существо, с которым его отождествляют. И после первой, казалось бы разгромной победы организма над зеленым змием, это зловредное пресмыкающееся может вдруг коварно укусить, ужалить - взять неожиданный реванш, вызывая внезапную тоску, упадок настроения и самочувствия.
   Но это, похоже, Димку совсем не беспокоило. На работе, сказал он, в крайнем случае, можно будет и бутылочку пивка выпить - для поправки здоровья. Контора у него была довольно простая, и к таким вольностям руководство относилось относительно спокойно.
   Он довез Димку до метро и решил, что ехать по городу дальше в таком состоянии - это просто самоубийство. Значит к Наде он поедет, все же, вечером. Да и просто неприлично было бы сейчас к девушке с таким шлейфом заявляться...
   Зарулив в ближайший двор, он выбрал в нем уголок потемнее, аккуратно загнал туда машину, опустил пониже спинку кресла и, блаженно откинувшись, задремал.
  
  ***
  
   Он спал. Нет, не в своих воспоминаниях, а здесь, в этой обители человеческой скорби и забвения, на больничной койке. В реальном мире. Занятый своими воспоминаниями, он и не заметил, как заснул. Дни и ночи его с некоторых пор, словно бусины четок под пальцами, скользили, сливаясь в замкнутый круг. От чего он бежал? К чему пришел?
   А вот сны у него теперь стали даже ярче и четче, чем его нынешнее, бледное больничное существование. В этот раз во сне к нему пришла Надя, она гладила его лоб прохладными тонкими пальцами и молчала. Он знал почему. Ведь она все чувствует, все видит своим удивительным "эмоциональным" зрением. Конечно она разглядела его черную тоску! Ей, должно быть, и самой сейчас очень больно видеть, ощущать все это. Надо бы сказать ей, чтобы она шла, не мучалась. Ну зачем ей это? Он уж как-нибудь один.
   Он уже хотел ей об этом сказать, но приглядевшись внимательнее заметил, что это была уже вовсе не Надя. Вместо нее около его кровати стояла бывшая жена, но в ее глазах жила та же боль за него, что и секунду назад у Нади. "Что это они все ко мне ходят? - вяло удивился он во сне. - Словно я уже умер. Вот сейчас я встану и она увидит, что все со мной хорошо".
   Но тело его не послушалось. Жена продолжала стоять рядом - скорбная, тихая и не отрываясь смотрела на него, шарила глазами по его лицу, пытаясь отыскать в нем хоть малейшие признаки жизни, сознания. И он неожиданно для себя понял, что она по-прежнему любит его. Но сил удивляться совсем не было. Он просто лежал и продолжал смотреть на жену, понимая, что она его взгляд не видит - он же спит, а спят люди с закрытыми глазами.
   А потом его словно раскаленным паром ожгло - около жены вдруг появился сын, выступил беззвучно из-за ее спины. Какой-то незнакомый, повзрослевший. Еще не веря в возможность этой встречи, пусть даже и во сне, не имея возможности пошевелиться, прикоснуться к нему, он жадно глядел на сына, пытаясь запомнить все до мельчайших подробностей. Зачем? Это ведь и было его собственное воспоминание! Он пытался во сне запомнить до мелочей свое же собственное воспоминание... Бред какой!
   Эх, да ну ее к черту, эту логику! Эта встреча - подарок, странный подарок, так неожиданно сделанный ему больным разумом, его медленно погибающей памятью. И не стоит пытаться понять сейчас что к чему. Вот только почему же сын так повзрослел? Это ведь воспоминание, сон, а во сне люди не взрослеют...
   Ответа найти ему не удалось - и жена, и сын его исчезли из его сна так же тихо и незаметно, как и появились. Его окутала мгла - темная, плотная. И стала вливаться внутрь - через рот, через нос, и даже через глаза! Она душила его, она затопляла его разум, он почти что растворился в этой тьме! Он дернулся из последних сил и - о, чудо! - рука его шевельнулась. И тут же, как шквал, на него обрушилось движение.
   Пробуждение. Он проснулся, стремительно вынырнул из сна, из той страшной мглы, что стремилась заполнить его изнутри, и с всхлипом оторвался от подушки, в которую, оказывается, зарылся во сне лицом. Первый раз ему удалось каким-то чудом не провалиться в эту страшную черную пропасть. Может все из-за этого сна?
   За окном по-прежнему тихо шелестел нескончаемый мелкий дождь и мокрые, желтые листья, проникнув за решетку, лепились снаружи к стеклу. Тьма, почти такая же как та, из его сна, плескалась за окном.
   Он вновь улегся, тихо опустил голову на подушку - теперь уже лицом вверх, закрыл глаза и сложил руки на груди. Как покойник. Но тот чудесный сон в эту ночь к нему больше не пришел.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"