--
Эй, парень! Чего расселся, ну-ка бегом вниз, кирпичи таскать! Я кому сказал, сейчас плетки попробуешь.
--
Лови! - кольцо с владыческой печаткой шлепнулось в пыль, - не забудь обратно принести, олух.
Ну и рожа была у надсмотрщика, когда он отдавал Гильгамешу кольцо, даже ростом меньше стать умудрился. Хоть какое-то развлечение.
Гильгамеш не любил задумываться. Вот еще, учудили, что перед каждым действием надо все просчитать. Он был чистым порывом, деланием, а не думанием. Но сейчас умудрился сам себя загнать в ловушку мыслей.
Мысль об огромной стене вокруг родного и подвластного города пришла 15-летнему новоявленному правителю еще в день смерти отца.
--
Я сделаю наш город неприступным! Сделаю.
И вот, что получилось из делания.
Строить можно было только в сухой сезон или в перерыве между дождями и разливом Евфрата. Сейчас был как раз перерыв, самое лучшее время, но рабочих рук просто катастрофически не хватало. А еще жрецы предсказали небывалый разлив реки, который вполне мог затопить Урук и смыть полгорода. Эти жрецы, такие затейники, что ни предсказание, то вечно гадость какая-нибудь. Да и владыка Киша и слышать ничего не хотел об отсрочке выплаты дани и грозился выбить ее с должников силой.
Поэтому стена нужна вдвойне. А вот с рабочими выходит промашка. Со стены было хорошо видно как копошатся строители. А если развернуться, то легко разглядеть как крестьяне укрепляют дамбы и роют каналы. Можно оторвать крестьян от их дел и бросить на строительство. Но тогда урожай будет просто никакой и до следующего разлива доживет едва-ли половина его подданных.
По приставной лестнице зашуршали тростниковые юбки.
--
Мама. Здравствуй мама. - здесь можно было по-простому, без всяких дворцовых "владык", "светлейших" и прочей мишуры.
--
Здравствуй сынок. Что приуныл? Царские думы думаешь? - легкий смешок.
--
Сама, ведь все прекрасно знаешь. И что рабочие руки нужны, и что крестьян сейчас нельзя от поля оторвать...
Ниншун ласково потрепала своего непоседу по вельможному плечу.
--
Об этом не беспокойся. Завтра все решится. И руки будут и крестьян отрывать не придется. Но надо поторопиться.
Ниншун была давно, еще с детства посвящена богине Иштар. И если бы не Кулаба так и оставаться ей девушкой до смерти и принимать еженедельную порку лозняком. Но случилось, то, что случилось. Она была не просто женой. Она стала любимой женой и единственным другом того, кого боялись многие. А вот теперь она мать и единственный друг того, кого боятся очень многие.
О ее посвящении Иштар знало полгорода. Ходили самые разные слухи о "ведьме из дворца", слухи были и странные, и жутко реальные. Ведьма... от слова "ведать". Как это удивительно, что северный говор еще не изжит даже в Уруке, в этом оплоте южной цивилизации. Но никто даже не подозревал, что посвящена она не Иштар, в ее урукском воплощении: немного легкомысленной, склонной к злым козням против мужчин, особенно охотников, бесшабашной и наивной хранительнице лесов и зверей. Нет, Машрутх (по-варварсики Мастарт) провел ее, через все унижения, боль и муки полного посвящения Истире, северному воплощению богини. Боги, они ведь как люди, как им молишься, такими они и становятся. Истира была местью в чистом виде, она не прощала ошибок ни врагам, ни (особенно) своим приверженцам. И карала жесточайше. Если бы не любовь Кулаба Быть ей уже не счастливой матерью, а, может быть пеплом погребального костра. Только за то, что она случайно, когда узнала, что понесла, первой поблагодарила не Истиру, а богиню Аруру.
Зато посвящение дало ей дар предвидения. Пусть и не частого, но иногда очень полезного. Как сегодня. Впрочем дар легко превращался в проклятие, как 10 лет назад. Тогда она точно узнала как и когда умрет ее муж.
Впрочем, дело прошлое. Сейчас перед ней сын, сынок, кровиночка.
--
Собирай дружину, поднимай ополчение. Завтра с рассветом к нам в гости пожалует владыка Киша. Приплывет по реке на 40 лодках. Он тоже хочет успеть взять своё еще до разлива.
--
Это точно!?
--
Абсолютно.
--
Мама, я тебя люблю!
Теперь он наконец стал самим собой. Знающим что делать и умеющим это делать. Гильгамеш подскочил на стене как пружина и заорал во всю мощь легких:
--
Всем бросить работы, разойтись по домам! Старейшин во дворец немедленно! Чтобы, пока я добегу, они уже были там! Надсмотрщики, немедленно оповестить крестьян, чтобы брали оружие и прятались в городе!