Ничто не страшно человечеству. Не сокрушит его ни голод, ни холод, никакие катаклизмы. И передряги истории переживёт, и невзгоды экологические. Потому что есть у него такая способность - приспосабливаться.
Было в нашей истории! Было! Всё было! В борозде без пенсии умирали - нормально! Здрава и естественна такая смерть - чем выматывающее душу долгое её пенсионное ожидание! И бедность - когда сто человек отощавших в 20-ти м друг об друга греются - тоже не новость! Есть хорошее в такой жизни! Дружный, единый, весёлый коллектив! Взаимовыручка, взаимоподдержка, взаимопонимание! Без болезненного индивидуализма!
Да любые штучки Клио вспомним! Всегда были проблемы - и всегда находился способ их решить. А не решить - там, приладиться. Выжить. А это главное. Это, знаете ли, интересно и увлекательно - выжить! - когда ты выжить, вроде бы, и не должен... Высокий смысл!
Войны, чистки, тирания всякая - чего только не было. Читаешь-слушаешь - просто диву даёшься, как вообще хоть кто-то уцелел! Но ведь уцелел же! Вот - наши предки, например. Живём же, а?!
Но я не о войнах. Война - это крайности. Достойная тема и серьёзная, потому между дел, абы как - её касаться не буду. А вот дефицит, скажем, былой - это вполне забавный предмет, поскольку не смертельный. И про него - чего не пошутить?
Так вот, при дефиците - много чего было дефицитного. Был дефицит этот прям родной, и занимательно получалось - ну, просто, азарт одолевал, и руки чесались - как-нибудь эдак вывернуться: изловчиться, подкараулить - и отхапать кусок от пирога, что не про тебя печён... Или про тебя, раз ты не зевнул? И кто его знает - про кого тот пирог печён? Про народ, полагали... ну, значит - и ты, ловкий - вроде Раскольникова: право имеешь...
Короче, ехал в поезде балагуристый парень. До того весёлый, что люди рядом - об него, как спички, зажигались. А весёлился он по причине свалившегося на него счастья. Вдруг поверилось ему - что раз он такой немыслимо удачливый, значит, горит ему звезда в небе, и гарантирована ему впредь всяческое везенье, всегда и везде, без конца, без края. Вот какой был это доверчивый и наивный парень.
И ехала в одном купе с ним симпатичная молодая женщина Валя, которая много лет спустя и рассказала как-то по случаю эту историю.
Случай, надо сказать, затрагивал дефицитный вопрос. А дефицитным вопросом в те года, считалось, среди прочих, сгущённое молоко в цилиндрических-металлических банках, вид коих с тех пор не изменился совершенно - что свидетельствует о совершенстве. Вещь эта была для простых смертных абсолютно не досягаемая. Помнится, в дошкольном возрасте я впервые в жизни увидела такую банку, и мне дали в рот одну чайную ложку. С тех пор трогательные воспоминания об этой ложке и страстная мечта повторить блаженный миг преследовали меня много лет, пока дефицит не переметнулся на другие объекты. А потом сгущёнка ненавязчиво стала на столах появляться. И раз, вскрывая банку, далеко уже не молодая, хотя всё ещё симпатичная Валя невзначай разговорилась:
- Ох, одну такую банку сгущёнки - помню, век не забуду. Счастье свалилось - аж, не верилось. Да-да! О сгущёнке я! Что удивляешься? Это щас непонятно. Ишь! "Мелко плаваешь, тётя Валя, раз тебе счастье в сгущёнке!". А вот представь - счастье! О глобальном - тут чего думать? Больно громадное! Глазом не охватишь! А молочная банка - вся враз перед глазами! Её в суетах мирских осознать хоть можно! Ты глянь, какая радостная! На солнце блестит и зайчики пускает! А то, что в ней - оно ж такое вкусное! Нынче уже приелось - а тогда ничего вкусней не было! Да ещё когда молодая ты, когда везучая!
В чём везучая? В поезде везучая: вёз меня из Москвы в Тулу. И парня того вёз. И парню тому - повезло где-то! Уж не знаю, какими путями - про то не распространялся - напротив, таинственную такую мину делал... чтоб все при взгляде на него замирали и уважительный трепет испытывали - а добыл парень десять банок сгущёнки. Гремел ими да хвастался. Оттого в купе говорили исключительно про молоко недосягаемое. Как, почём, откуда, какое - и всё в таком духе. Так, этак поговорили. Де, продукт замечательный, а производят так-то, так-то, а хранится долго, и удобно - как нужно - открыл, и употребляй. Кто-то сказал - в дорогу, мол, брать хорошо. И вот на этом заспорили. Потому как - дорога не вечна, и можно не рассчитать: вскрыл банку - и не справился. Заострился такой тут вопрос - за сколько можно съесть банку сгущёнки. Кто говорил, за неделю, кто - за три дня, кто - за сутки. Ну, за сутки - это - шалишь! Ха-ха! Это вовсе немыслимо! Лакомство сытное, много не съешь. А я смотрю на блестящие эти цилиндрики - и думаю, что дали бы мне такую банку - я б её, не отрываясь, зараз съела, и никто б меня за уши не оттянул. Похоже, все что-то подобное испытывали, потому как - сроки сократились: нашлись даже такие, кто невероятную меру - сутки! - уменьшить дерзнул. До нескольких часов. Небалованный был тогда народ. Сгущёнки не едал. Потому и без опыта.
Короче - слово за слово - страсти накаляются - разговор всё громче - сквозь весёлый заразительный смех порой прорываются возмущённые крики - и тут...
Тут хозяин банок, на пике своей популярности щедрый, как милостивый монарх - вдруг рукою в воздухе эдак рубит да и глаголет с некоторой развязностью:
- А вот - на спор! Жертвую одну банку! Под залог!
Все рты пораскрывали. Замерли и глаза вылупили: чудит король! А он, гордец - то того зарвался, до того павлином расфуфырился - что и забыл, как ему самому эти банки достались и чего стоили.
- Я тому, - объявляет, - кто до Тулы целиком банку съест, все десять отдам!
Рехнулся! Вот до чего спесь доводит!
Но - псих психом - а соображает. И - себе на уме. Потому - тут же спохватился и добавил:
- Ну - а кто возьмётся, да не справится....
Сразу мне сказка народная вспомнилась. Про царя. Слово в слово. "Кто, - говорит, - возьмётся, да не справится - тому голову долой!". Всегда удивлялась я царским причудам. Думала, неужто могли быть цари такими дураками?! Чтоб всем добрым молодцам, что не дотянули до идеала - головы порубить! Да мало ль, почему человек не сдюжил? Поди, рассчитай силы! Да дай ты ему попробовать! Может, на сей раз только не повезло - а вообще человек способный, в другом деле себя проявит.... В общем, полагала я этот сюжет фольклорный чистой выдумкой, чтоб, значит, веселей было зимние вечера коротать. И нА тебе! В жизни встретила!
И подумала тут я - что, пожалуй, мне-то как раз - везёт неимоверно! Считай! Перво-наперво - как ни куражится величество, а голове моей ведь ничто не грозит! Во-вторых - вот так, задарма - слопать банку сгущёнки! Это ж мечта всей жизни. Одну съесть - да ещё потом десяток выиграть! А в-третьих... ведь кто его знает? Может, при негласных-неписанных порядках, кои правят в нашем обществе, больше и нет другой возможности обладать дефицитом, кроме как - вот так, в поезде, у расслабившегося попутчика отхватить?! Если повезёт, конечно! Может, есть только такой способ приобретения, а именно - счастливая карта? Ну, и конечно, радение с полной выкладкой. Это-то понятно. Рыбка из пруда.
Вот подумав так - взяла я вдруг и заикнулась. Не особо смелая по натуре, и рисковать не склонная - а вдруг, после всяких таких мыслей, да при алчном порыве - прорвало меня. Все помалкивают, взвешивают, в тяжкие раздумья погрузились, на пальцах ЗА и ПРОТИВ вычисляют - а я - как с камнем в воду:
- Согласна!
У присутствующих товарищей возглас потрясения сорвался с дрогнувших губ! Даже фартовый парень замер - и вижу - мелькнуло в глазах нечто вроде опасения: не слишком ли глубоко суёт башку в львиную пасть - уж так энергично и уверенно моё согласие прозвучало! Но - назад ходу нет - после такого-то шика да гонора! Он марку держит: поглядел свысока, с покровительственной насмешкой процедил, губы кривя:
- Ну! С такой симпатичной женщиной одно удовольствие пари держать! Но! Как договорились - залог! Что в залог?
И пробежался взглядом по всему моему экстерьеру. На мне юбочка была, в клеточку, да кофточка вязаная, ракушечками такими.... Вот он пошарил зенками по этим моим ракушечкам и в серёдку самую уставился. А в серёдке... ну, ты знаешь: у меня бюстгальтер пятого размера. Я сразу все свои ракушечки сумочкой прикрыла: ах ты, гад, думаю! ишь, куда засмотрелся! Кукиш с маслом тебе, а не размер мой! Чтоб я - да банку не съела! Но он скромней оказался: кулончик там, в разрезе кофточки поблёскивал, на цепочке - вот его и зачли как залог. Кулончик пришлось снять, но в руки я его никому не дала, на палец намотала да в кулак зажала: если прогорю, говорю - со мной, слабой женщиной, вы как-нибудь справитесь, а вот мне с вами - никак, так что - фору мне, пожалуйста! Присутствующие мужчины сразу обиженные взоры взметнули, с упрёком загудели:
- Ну, как вы можете?! Да чтобы мы с женщиной какой произвол позволили?! Да вы про нас плохо думаете.
Но я не стала это всё слушать. Ситуация не та. Спор есть спор, реверансы в сторону!
До Тулы оставалось ещё часа два. Условие было - ничем, например, чаем из термоса - не запивать.
Парень с лёгким вздохом махнул рукой и, отводя глаза, вручил мне сокровенную банку. Его уже не тянуло на выспренний слог, и вообще он заскучал.
Я простым неброским жестом взяла банку, платочек надушила, донышко протёрла - и к соседу с просьбой: мол, пробейте! Ну, два отверстия по оба конца диаметра. Попутчик галантно перочинный ножик раскрыл:
- Как можно отказать такой очаровательной женщине!? Для ваших сахарных уст я поглаже да покруглее лунки проверчу! - и давай вертеть. И провертел.
Получила я вожделенную сгущёнку - предмет волнующий, продукт со знаком качества. Смотрю на эти два отверстия - и представляю, как вопьюсь губами, и оттуда струйка ударит, прямо мне на язык! И не во сне - наяву! Даже дыхание приостановилось. Что ж я медлю-то! Паралич от счастья, что ль, расшиб?! И припала я к тонкой блаженной струе, как путник, три дня блуждающий в пустыне, к нежданному источнику. Парень фартовый аж дёрнулся.
Глотки были поистине райскими. Я погрузилась в наслаждение, отключившись от всего земного. Поезд гремел колёсами, лязгали составы, оглушительно проносились стальные мосты, и скромные полустанки завистливо заглядывали в окно, а я сидела на жёсткой деревянной скамье, всю её обтекая расслабленным от удовольствия телом - и жадно самозабвенно сосала. Весь мой пятый размер ходил ходуном, как мощнейший компрессор: подача кислорода была жизненно необходима - из банки на гора шло густое молоко! Добыча из богатой скважины! Что там нефтяные установки! Здесь, в третьем купе от начала четвёртого вагона везучая энергичная Валя Смагина качает сгущёнку! Кабы с таким напором поступало чёрное золото, наша Родина Америку бы на лопатки положила! Тогда всё Америка во языцех была...
Два купе, наше и напротив, не сводило с меня напряжённых глаз, и у мужчин кадыки так и ходили, а у женщин в области горла так и дрожало! Чётко в ритм с каждым моим глотком. Не замечали люди за собой. Массовый психоз. Я одна замечала. Я счастливая была. Я сгущёнкой наедалась на всю оставшуюся жизнь.
Полбанки сразу как не бывало. По весу почувствовала. И только третью четверть стала потягивать спокойней и размеренней. Сосу и сосу. А чего не пососать, раз договорились. Хотя, вздумай кто отнять у меня, спорить бы не стала: бери, коль такая страсть. Мне, Вале Смагиной, оно уже не в диковинку. Я, Валя Смагина, сгущёнки окушала.
Потянуло в сон, так что накрашенные ресницы у меня от сытости и удовольствия смежились и опасно повлажнели. А вагон потряхивает да покачивает, а по обеим сторонам тёплые соседские плечи комфортно поддерживают. Размякла я, только знай себе глотательные движения произвожу, спокойно так, больше уже по необходимости, поскольку спор есть спор. Но спор не в тягость, спор приятный. Маленькими ленивыми глоточками густая сладость поступает в организм и там ненавязчиво распределяется по всем полостям. А парень фартовый, банкам хозяин, сидит напротив, аж ввинтил глаза в меня, вот точно - шурупы, и понемногу так, незаметно, всё бледней и бледней становится. Да нет, я не осуждаю, я понимаю. Я ведь банку-то и докушать могу. Есть потенциал.
Кушала я, кушала - а обстановка в вагоне меж тем какая-то нешутливая сделалась. То все весело болтали, анекдоты сыпали - а теперь молчат: глоткИ переживают. А могли бы смешливой компанией до Тулы доехать. Тогда люди проще были, дружней. Ан, накрылась дружба. Вот ведь что дефицит с людьми делал!
Думаю я так про себя, философствую под сгущёнку, а она всё цедится в меня, тонкой такой тропинкой. Поначалу-то - хорошим шоссе неслась, потом утрамбованной грунтовкой, после дорожкой утоптанной, а я всё иду, иду, идти славно, и совсем я не устала, тропинка - так тропинка, тоже недурно, и совсем чуть-чуть мне осталось, как - тык! - в бурелом упёрлась. Мало того - ещё сверху и шлагбаум упал, полосатый. Чего тут хочешь, то и делай. Не могу. Сижу с всосанной дозой сгущёнки на языке - и не могу. Глотнуть. Не идёт. Ты её внутрь - а она наружу. И чувствую - губы делаются всё липче, и подползает сгущёнка меж них, и они всё сильней склеиваются и склеиваются, и, похоже, мне уже никогда больше рта не раскрыть. Одна польза - назад не вытечет. Вот в таком я жутком положении. А парень фартовый смотрит на меня цапучими глазами - напрягся весь и замер. Видит же - погано мне. А ему банок жалко. Жмот!
До того мирилась я с ним и даже чуток жалела. Пока в звезду свою верила. А как звезда язык мне к нёбу прилепила, вся ненависть на него хлынула. Ах ты, гад, думаю. Радостно тебе? Что изнутри я вся склеевшись? Твоя теперь звезда? Дудки!
И стала я про себя звезду эту с ним делить. Кому она, звезда? От дележа звёздного обида во мне так и ударила гейзером из каких-то затаившихся мест. Бывает. Скопится где, а ты и не заметила. Или забыла. Старая заначка, может... НЗ, короче.
От гейзера сразу губы у меня расклеились. И нёбо от языка отлипло. Это ж напор какой - гейзер! Энергия земных глубин! Сразу потянули нефтяные вышки, а на дне банки всего-то оставалось несколько глотков, да я к тому ж их с такой силой втянула, что держись, Америка!
В общем, пустая банка. Ещё я так демонстративно, с медлительностью, кончиком языка краешек облизала. Вроде, мне мало. А потом надушенным платочком аккуратно губы обтёрла. Чтоб совсем убить гада. Смотрю на него из под подтёкших ресниц и двумя пальцами ласково жестянку протягиваю. Которая ничегошеньки не весит, и ничегошеньки из дырки не каплет. Потому что всё до капли - внутри Вали Смагиной. Ну, и что вы теперь скажете, фартовый? Чья звезда?
Парень, бледный и немой, неживым жестом принял банку. И держит. Чего её держать-то? Ты покрути, переверни, убедись. Съела я твою банку! Так что мне гонорар положен. Взглянула я на парнишечку взглядом самым невинным и обаятельно улыбнулась. Вроде, не понимаю я ни бледности его, ни подавленности, ни звезды закатившейся. И оба купе зарукоплескали мне, и сразу напряжение прошло, и шутки посыпались, да и до Тулы недалеко.
- Ну, что ж! - развёл руками тот дядька, что дырку мне в банке провертел, - приз вам полагается, Валя, мы все свидетели. Придётся, молодой человек, проигрыш платить!
- Конечно, конечно, - едва слышно пролепетал бледный парень, и сверх того слова не вымолвил, руку только протянул, слабо так, и авоську тихонечко на колени мне - тюк! Тяжёлая такая авоська, но ничего, при ярко вспыхнувшей звезде донести - как-нибудь донесу. Крылья ж за спиной! Сижу на скамейке - а душой просто летаю! Летаю и мечтаю. Приду я домой и на стол, как фокусник, эти банки поставлю. Как мамочка руками всплеснёт (лишь бы за сердце не схватилась!), как муж в первый момент ахнет и тут же губу закусит: не он, кормилец, звезду сорвал, ну, а что дочка Ленка подпрыгнет и взвизгнет - тут и говорить не приходится. И одну банку надо бы сестре Нине отложить, а ещё одну - подруге Зое...
И стала думать я про Нину, про Зою, а там ещё родные-друзья накатили ...
А парень, как памятник, застыл на скамейке - и с какой же болью глядит! Видели бы вы этот взгляд! Молодой Вернер!
А только не расплакалась я. И знаете, почему не расплакалась? А потому что дефицит у нас в стране, и время от времени звёзды падают. Кому в руки, кому об голову. Приспосабливайся!
Купе долго ещё веселилось и паренька подразнивало, особенно спесь его вспоминая. Вот себе забавляются, как он банками погромыхивал, таинственные взгляды кидал да царскую корону примеривал. Опять анекдоты пошли, повод-то был, парня того все снисходительно по плечам похлопывали - а только ни в гнев, ни в краску вогнать не смогли. Какой в краску?! До самой мало-мальски заметной розовости не довели. Так и приехали в Тулу, по соседству с недвижным обелиском, беломраморным, и даже голубоватого оттенка.
В Туле по-хозяйски я распределила новую свою ношу, а у меня и некоторая старая имелась, всё ж из Москвы еду. И груз получился очень приличный. Но что делать? С сумками рождаемся - с сумками помираем. Дефицит. Очень тепло в купе все друг с другом попрощались, но в суете не до галантностей. Хотя дядечка, который дырку провертел, даже тут ухитрился авоськи мои поддержать и на платформу вынести. Ну, а дальше - давай, Валя, сама чеши, всё ж мы люди случайные.
И почесала Валя. Сперва легко, на подъёме эмоций. Потом паузы пошли. Остановки. Поставишь баулы - и дух переводишь. Идти не так чтобы очень близко, но и не далеко, без автобуса. Улица, другая...
До другой не дошло. На первой ещё улице при первой остановке, сбросив наземь постылые сумки, развернула я затёкшие плечи, вздохнула полной грудью и утомлённой рукой небрежно с лица прядь отбросила... и гляжу, в паре шагов от меня, позади - фартовый тот. От которого звезда укатилась. Ко мне.
Размякшее сердце разом в кучку собралось. "Чего это, - думаю, - он следом-то?". Мысли всякие в голову пошли. Ну, про звезду-то. Кто его знает? Когда отчаянье человеком овладевает... И странный он какой-то. Где тот балагур, что поначалу в поезде звенел и сверкал?! Сейчас следом за мной шёл зловещий субъект с походкой беглого каторжника и лицом убийцы.
Я осторожно по сторонам глянула - и вовсе похолодела: только что от вокзала полно было народу, и вдруг куда-то все рассосались, никого на улице. Я одна иду. И по пятам - этот. А впереди закоулки мелкие, заборы, дворы проходные... У меня даже мысль мелькнула - не надо мне твоего дефицита! Бросить авоську и забыть про счастье. Потом думаю: ну, это на крайний случай, если уж совсем каюк. А то, может, и не решится. Может, кажется мне. Может, ему впрямь по пути. Может, звезда-таки - моя. Чего ж я сама от неё откажусь? За счастье же - бороться надо!
В общем, жалко мне стало добычу, и зажала покрепче я ручку авоськи. Чуть что, думаю - крутану, как пращу - и по башке! Свидетелей нет. Разбирайся потом. Нет, ты подумай, что дефицит с человеком делал!
Вот так идём мы с этим, идём - и возле каждого заборного пролома во мне душа замирает. А он - ничего. Молчит и тяжело в затылок мне дышит. А потом вдруг тихо так говорит. Голос хриплый, сдавленный, как будто не я, а он два баула с авоськой прёт.
- Валя.
Мне аж дурно стало. Но держусь, виду не подаю. Собралась с духом - и резко так оглянулась, чтоб он не успел удар прицелить. Он даже отпрянул. Весь всклокоченный, глаза с тёмных кругах, точно две ночи не спал. А на лице такая ненависть! Оно понятно. Звезда.
Ах, вот оно что! Под любезность косим. И впрямь, метод неплохой. Чем по затылку бить - проще этак ношей завладеть. Потом прыг в заборную щель - и поминай, как звать. И чтобы я сама, своей рукой, ему выигрыш отдала?!
Страшно, конечно, но хватило духу снисходительно усмехнуться и небрежно так обронить:
- Благодарю, я уж как-нибудь сама.
Вышло бы ещё уверенней, если б голос не подвёл. Голос на пределе прозвучал. Вернее, прохрипел. Ещё сдавленней, чем у парня этого. Потому что я уже чувствовала: не дотащиться мне до следующего пролома. Привал требуется. Руки отрываются, плечи болят, ноги дрожат. А ему только этого и надо. Галантный нашёлся! Держи карман! В войну бабы из-под танков раненых вытаскивали. Это тебе не две сумки от вокзала до дому. Когда угроза над головой - второе дыхание открывается. Так что надо до его открытия просто ещё чуток помучиться. Повернулась я решительно и дальше пошла. Немного только голову вбок повернув, чтобы парня взглядом фиксировать: если будет руку с чем тяжёлым заносить, отпрянуть успею.
Второе дыхание чего-то не открывалось. Я уж вконец извелась, волоку эти свои две неподъёмные да банки в придачу - и чую, всё! Ещё два шага сделаю - и... ну, три... ну четыре... Стала считать - и сотню прошла. Может, прошла бы и больше, да тут ямка под ногу попала, меня влево качнуло. Упасть не упала, а вот пальцы разжались. Шмякнулись мои баулы, грохнулась сгущёнка, и, конечно, парень, не будь дурак, их сразу схватил. Я ахнула, дёрнулась к сумке-то - да где там! Пиши, пропало!
Отнял фартовый добычу - но повёл себя как-то странно. Не рванул в ближайшую подворотню, а стоит, ждёт, пока я устойчивость приобрету. А мне что делать остаётся? Приобрела, и дальше пошли.
Иду я с ним рядом, дыхание медленно в норму приходит, и постепенно надежда вселяется: а ну как обойдётся. Дом уже недалеко. Он-то не знает. Он, может, думает, из осторожности-то, ещё случай удобный подвернётся, чтоб я зазевалась, отвлеклась. Отвернулась, скажем. Он бы звезду свою подмышку - и дёру. Только не отвернусь я. И сейчас вот, за поворотом, наши ворота. Поворот бы только пережить.
На повороте он тоже меня озадачил. Нет, чтоб отстать слегка, якобы даму вперёд пропустить, она дальше за поворот, а ты притормаживай и тихо напопятную, авось не обернётся...
Нет, даже не попытался. Рядом держится. Тащит мои сумки, весь тихий такой, дурного не подумаешь. Соседи в окна глянут - решат, родственник. И начни тут кричать "караул"! Засмеют. Но - вон она, калитка во двор.
Я подхожу к калитке с видом, будто она не моя. Будто мимо. И повнезапней так останавливаюсь и разом руки на лямки сумок кладу, вежливо улыбаюсь:
- Премного благодарна за помощь, но вот мой дом, так что всего наилучшего, и счастливо оставаться.
Среагировал он, как я и ожидала: вздрогнул. Но лямки выпустил. От неожиданности. Не вышло у него со звездой. Ну, что ж делать, бывает. Я, считай, дома. Вон мамочка в окно выглядывает.
- Прощайте, - улыбаюсь я умильно, ногой калитку толкая. Сумки затащила, сбоку за забор поставила. В полной для него недоступности. Сама понемногу расслабляюсь, оттаиваю: обошлось. И, рукой радостно помахав, хочу калитку закрыть.
До последней секунды стоял он, как истукан. Только когда калитка шевельнулась, опомнился, рывком её остановил. Смотрит на меня - злой-презлой. С таким видом, знаешь - загрыз бы!
Дома и стены помогают, потому не особо я испугалась. Удивилась немного. Чего это с ним? Если про звезду - так с этим уже опоздал. Может, злится, что волок зазря, и денежку хочет? Не принято было тогда за денежки сумки подносить, но намекни он - я б не отказала. На радостях. А предложить - язык не поворачивался. Всё-таки, страхи страхами, а вдруг и впрямь ему было по пути. Оскорбишь ещё...
Он в молчании потоптался ещё, вцепившись в края калитки. И как я попыталась её прикрыть - заколыхался весь и тихо пробормотал:
- Валя...
Я с сомнением поглядела. Новый номер. Ну, слушает Валя. И что вам угодно?
Вижу - лицо его из гневного таким сделалось, как будто человек первый раз с парашютом прыгает. Бывает, "ааа!" вопят, или "мама!", а бывает, голос пропадает. Вот остатками того голоса он едва слышно и выдавливает:
- Валя, поцелуйте меня!
- Чего?!
Я сперва, вроде, не расслышала. Как будто ветер в уши. Так с недоумением и смотрю на него. Потом начинаю понимать: ухнулся человек в люк и про кольцо забыл. И это уже не смешно. Ему ж про кольцо напомнить надо. Ну, я напомнила. Прищурилась и голову так откинула, что кольцо он сразу нащупал. Судорожно дёргает, а оно никак. Заело. Дёрг-дёрг! Секунды летят, земля приближается. Тогда он опомнился наконец. Второй парашют раскрыл:
- Валя. Выходите за меня замуж!
Не скрою, пришла мне в голову, в числе прочих, и такая нехорошая мысль: "До чего дефицит человека довёл!". Но ему она, видно, тоже пришла - он давай скорей оправдываться:
- Вы не подумайте, Валя! Я когда увидел тогда, в поезде, как вы банку...
И калитку трясёт. А я смотрю, и потихоньку цедится уже другая мысль: "Никакой, парень, ты не фартовый. Один звон. Фартовый бы калитку не тряс".
- Я замужем, - сообщаю со всяческим спокойствием и высокомерием. Он сразу воздухом подавился, назад отпрянул, руки упали. И правильно. Калитка у нас и так ветхая.
Закрыла я калитку, и на этом всё кончилось. И я со звездой. И парень с парашютом.
Потом, дома, когда звезда уже отсверкала, и родные успокоились, я немного постояла у зеркала. Посмотрела на себя, бюстгальтер поправила. Гляжу на свои губы. А что? Красивые губы. Когда ещё подкрашенные... Полные такие, изогнутые. Взяла со стола банку и пригубила, вроде, сосу. Верхняя губа округло присобралась, облепила край. Я плечами пожала, стою, усмехаюсь. Надо же, как оно бывает... И я хороша: по лицу не поняла. Бедный парень! А только нечего его жалеть. Потому как - дефицит у нас в стране.