История С Малыми Тмутараканями
"Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Тяжелое время, после гражданской войны, отряды продразверстки, создание нового уклада... Что может произойти с одним из таких отрядов, если он вдруг попадет во времена Ярослава Мудрого? Не попробует ли он осуществить новую революцию? Что с ним произойдет и как его встретят наши далекие предки?
|
Строкин В.В.
ИСТОРИЯ С МАЛЫМИ ТМУТАРАКАНЯМИ
Повесть
1.
Люди стояли вдоль дороги, вытягивая шеи, смотрели голодными и печальными глазами на два воза, груженных пыльными и серыми мешками с мукой и зерном.
Возле подвод, прохаживались, разминаясь, красноармейцы, с перекинутыми через плечи винтовками.
Солнечные лучи переливались на новенькой, еще поскрипывающей черной кожанке комиссара. Он, хмурясь, вышагивал перед сельчанами, прижимая к боку длинную портупею с маузером. Ветерок трепал на его старенькой бескозырке ленточки с беспокойным и тревожным именем "Грозный".
Экс-матрос Балтийского флота остановился перед высоким, широкоплечим, начинающим полнеть, мужиком. Его старенький, видно с чужого плеча, френч, был весь покрыт мелкой мучной пылью.
Стальные, прищуренные глазки впились в крупное лицо мельника. Правая рука моряка легонько постукивала по крышке кобуры, в которой покоился именной маузер - честь и гордость комиссара.
--
Ты, мельник, народ не баламуть. Городу нужен хлеб, там живут тоже, люди, а вы его скрываете. - Комиссар посмотрел на ряд молчаливых сельчан.
--
Нечего скаредничать, имейте пролетарскую сознательность - Он повысил голос. - Теперь другое время, все равны. Революция провозгласила вас свободными гражданами, гегемонами, нового мира, будьте ей за это благодарно. Теперь нет богатых и бедных. Одни живут и работают, другие - защищают.
--
Оно и видно, - буркнул мельник.
Комиссар громко хлопнул его по плечу, выбивая облачко белой пыли.
- Темнота, Ваня-лапотник. Ты сам посуди, пришли новые времена, война закончилась, буржуи в загранку сбежали. Осенью, в вашей деревне, школу построим. Дети грамоте обучаться будут, не то, что ты, будут строить новую жизнь, по-ленински. Ведь это так интересно, эх ты, лапотник. - В голосе появились металлические нотки:
--
У тебя берданку изъяли? Был приказ - всем сдать оружие.
--
Оно не мое, трофейное, с германской.
--
Смотри мельник, знаю, что был батраком, но поверь мне: лучше дома на печи сидеть, чем в губернское чека явиться. Это мое последнее предупреждение. Эй, председатель?
Из ряда сельчан выступил высокий худой мужик. Ближе подошел к грозному комиссару, нервно выкручивая в руках старую шапку.
--
Слушаю, вашбродие?
--
Что? Что-ооо? - брови комиссара удивленно заплясали. Он наклонился вперед, принюхался, от недавно избранного председателя колхоза, тоже, созданного недавно, ничем подозрительным не пахло.
--
Чего это ты, их благородия вспомнил?
Большой кадык председателя нервно запрыгал.
--
Я это...
--
Что?
--
Я это... - председатель со свистом втянул в себя воздух, глаза поднялись к голубому небу. - Я это не говорил, ваше...товарищ комиссар.
--
Правильно - товарищ, - рявкнул грозно комиссар, поднимаясь на цыпочки и заглядывая в бледное застывшее лицо председателя.
--
Ты, Федор, умный и грамотный человек, писать и читать обучен, председатель - первое лицо и представитель советской власти. Люди к тебе тянутся, значит доверяют. Сам говоришь, что по старому нельзя, надо жить по новому и такие слова допускаешь. - Комиссар укоризненно покачал головой. - Думай, когда говоришь, - он постучал по высокому, с залысинами, лбу Федора. - У тебя колхоз, не вотчина, графа Попова. Сбег ваш граф, нынче в Париже, кофе с какавою пьют, на награбленные у народа денежки. И до него доберемся, повесим, - комиссар ткнул пальцем в старый белый тополь, пограничным столбом выросший у тракта, на краю деревни.
--
Вырабатывай, Федор, новое мышление и никого не бойся, никто не посмеет тронуть председателя народного коллективного хозяйства.
Комиссар отступил от белого истекающего потом председателя.
--
Ты мельник не забудь мой совет, - комиссар погрозил пальцем.
--
А, ты, Федор, проведи общее собрание, объясни людям, зачем нужен хлеб и почему летом, вы обязаны делиться зерном и мукой. Через месяц, пришлем тебе, в помощь, кого-нибудь из города. Там сознательных элементов хватает, не то, что у вас в деревне. Будут вопросы, приезжай в губернское чека, меня спросишь. Вместе все вопросы и решим. - Комиссар ободряюще улыбнулся, посмотрел на ожидающие возы.
--
Семенов, готовы!?
--
Давно готовы, - отозвался один из солдат.
--
Так, еще воз остался. Пустой. Мне б в Хитрово сегодня попасть, - пробормотал комиссар. Запрокинул на затылок бескозырку, наморщил лоб.
--
Мельник, если поеду по старому тракту, так это в объезд, получается, значит дольше, да?
--
Получается, что да, - кивнул мельник, на лице мелькнула снисходительная усмешка.
--
Там советская власть от силы, раза два побывала, не больше. - Комиссар внимательно посмотрел на мельника.
--
Мне в Хитрово попасть надо, ведь должна быть еще дорожка, покороче, напрямик?
--
Должна.
--
И ты, конечно, знаешь её?
--
Сын лучше знает, у него там зазноба живет.
--
Где сын?
--
Тута я, - отозвался рядом с мельником, высокий широкоплечий юноша, очень похожий на отца.
--
Молодец, сознательный элемент. Проведешь нас?
Мельник покосился на сына.
--
Проведи, комиссара уважить надо, за народ он, понимаешь?
--
Понимаю, так ведь это через лес надо, куда они с гружеными телегами?
--
Груженые, по тракту, в город поедут, а мы налегке, с одним пустым возом. Не проедем? - спросил комиссар.
--
С пустым, проедете, - согласился сын мельника.
--
Вот и ладненько, - комиссар пошел к солдатам, отдавать распоряжения.
--
Семенов, ты с возами в город. А я, с пустым, хочу в Хитрово наведаться. - Комиссар оглядел своих солдат.
--
Так, со мной пойдут: Кузьмич, Студент и Карпенко.
--
Есть, - троекратно отозвались названные.
--
Как пойдем?
--
Через Багровый лес, - ответил сын мельника.
Стоящий рядом отец, улыбнулся и похлопал своего отпрыска по саженному плечу.
2.
Воз трясло, он часто подпрыгивал, дребезжа на многочисленных кочках. Лесная дорога, едва различимая, о которой можно было сказать, что ее вообще не было, часто петляла, огибая широкие стволы старых кряжистых сосен, мелькающих меж ними, редких белых стволов берез. По краям тропы рос то густой малинник, то непроходимый орешник.
Сын мельника, Ваня, сидел рядом с комиссаром, впереди и правил послушным старым мерином.
--
Далеко до Хитрово? - спросил, позевывая, комиссар.
--
Как в дубовую рощу въедем, так за ней уже и Хитрово будет. Там и отпустить меня можете, комиссар товарищ Максим Строгов. - Сын мельника улыбнулся комиссару.
--
Свою зазнобу навестить не хочешь? До Хитрово довезешь, - усмехнулся Строгов.
Сын мельника больше не пробовал заговорить, а бывший экс-матрос, подложив под бок сена, тихонько затянул:
"Раскинулось море широко и волны бушуют у скал, товарищ мы едем далеко..."
На корме тряслись Кузьмич, Карпенко и Студент.
Иван Кузьмич Щербаков, являлся человеком мудрым и самостоятельным в житейских вопросах. Он успел много увидать, когда повоевал и в 1-ую, и в гражданку, против Колчака. Почти вся сознательная жизнь прошла на фронтах и в армиях: белой, потом красной. Как результат ни семьи, ни родни, одним словом бобыль - с задорным, вздернутым носом, длинными пшеничными усами, прокопченными табаком, грустными слегка прищуренными глазами. У него была медленная плавная речь, заполненная короткими паузами. "Человек должен подумать, а потом слово сказать". - Говорил он, пыхтя самокруткой.
Между Кузьмичом и Студентом, опрокинувшись навзничь, лежал Петр Иванович Карпенко. Он был из губернских волонтеров-добровольцев и по характеру был полной противоположностью Кузьмича. Петр Карпенко имел семью: жену и двоих детей, к его "несчастью" это были дочки. К несчастьям он также причислял наличие тещи и тестя, большой земельный участок и дом, возле железнодорожного полотна, подпрыгивающий, как курица, на насесте, от частого движения паровозов. Немного ленивый, глуповатый и нагловатый, а в общем спокойный и толерантный. Уже плешивую голову всегда скрывала кожаная кепка. Полные щеки и припухлый подбородок прикрывали трехдневная, еще не модная в то время, щетина. Гордый римский нос, был, чуть свернут, в сторону, после неудачного падения с дрезины, которой правил пьяный тесть - потомственный железнодорожник. После этого случая он любил говорить: " тише едешь, дольше будешь".
Студентом несколько лет назад, был долговязый, светловолосый и курчавый парень с тонким, иконописным, лицом. Вихрь революции сорвал его с первого отделения филологического курса славного Петроградского-Питерского университета. Позднее, Кронштадские матросы прилепили ему прозвище, как наиболее грамотному - Студент. " Уже не вечный" - отшучивался Юлиан Октавианович Сидоров. Имя, было не бедой, а горем, Студента. Буржуйское имя - Юлиан, непонятное отчество - Октавианович, которого он тоже стыдился и все прикреплено к нормальной пролетарской фамилии - Сидоров. На все насмешки революционно настроенных масс, по поводу своего имени и отчества, Студент с гордостью отвечал, что его папа сталевар, это самая пролетарская профессия, и не его вина, что папе пролетарию, нравилась, еще с гимназии, история древнего Рима.
--
Кузьмич, - затянул песню, Карпенко. - Давай покурим? Кузьмич?
--
Кури.
--
Так одолжи махры, моя кончилась, - канючил Карпенко. - Я курить хочу.
--
Я не хочу.
--
Я хочу, Кузьмич? Одолжи...А, дьявол!
Телегу сильно тряхнуло на кочке, она въехала в дубовую рощу. Со всех сторон, словно стража, их обступили высокие молодые дубки, но за их молодыми кронами, проступали очертания их могучих, высоких и кряжистых родителей. Впереди начинался пологий спуск в широкий овраг, склоны которого заросли густым непроходимым кустарником.
--
Вот и багровый лес, - объявил Ваня.
--
Почему Багровый, а не дубовый? - спросил Юлиан.
--
Не знаю, - сын мельника пожал плечами. - Его завсегда так прозывали. Товарищ комиссар, может домой пустите, дорогу я показал, честное слово, отсюда уже недалече. Сами доедете до Хитрово, мне отцу помогать надо.
--
Сидеть, отрезал Максим Строгов.
Воз, дребезжа, начал медленно катиться вниз. Мерин шел, настороженно фыркая, поводя ушами, когда колеса телеги наезжали на трещащий, сухой валежник. Его треск походил на частые пистолетные выстрелы.
Строгов незаметно расстегнул кобуру, положил руку на вороненую ручку маузера, внимательно разглядывая склоны старого оврага.
--
Цыпленок жареный, цыпленок варенный, цыплятам тоже хочется жить, - шептал Максим.
Почуя настроение начальника, его бойцы схватились за винтовки. Уже сколько было в губернске страшных рассказов, о нападении на продотряды, кулацких банд. До этого дня в их губернии все было спокойно. Дно оврага густо устилала прелая прошлогодняя листва, высохшие старые ветки. От ветра, метались беспокойные, суетливые тени, обступивших овраг дубов.
--
Этой дорогой еще кто-нибудь пользуется? - комиссар сам не заметил, как перешел на шепот.
--
Наша Матвеевка, соседние Мурашкины и Хитрово, - не обращая внимания на шепот комиссара, громко ответил Ваня.
Комиссар недобро покосился на проводника, но смолчал.
--
Товарищ комиссар?
--
Что?
--
До ветра мне надо, в кусты, плаксиво затянул сын мельника.
--
Чего?
--
По большому хочу, так живот схватило, мочи терпеть нету. Товарищ комиссар, я мигом.
--
Терпи, казак, вот выедем из оврага.
--
Так что, мне рядом с вами кучу наделать?
Максим сердито посмотрел на парня. Лицо Вани исказилось в добродушной гримасе.
--
Ну товарищ комиссар, имейте сознательность , у меня срочное дело к кустам.
--
Вот, блин, связался. - Комиссар тяжело вздохнул и приказал:
--
Студент, проводи парня до кустов, проблемы у него.
Юлиан и Ваня проворно спрыгнули с телеги.
--
Пошли, - Студент, скинул с плеча винтовку.
--
Поосторожнее с ружьем, конвоир, - фыркнул Ваня, торопливо, чуть не бегом, направился к кустам. Студент, покраснев, закинул винтовку на плечо. Они отошли на пару десятков метров от воза. Ваня, схватившись за портки, полез вверх. Юлиан шагнул следом. Ваня обернулся.
--
- Тебе что, интересно голый зад увидеть? Или еще что? - Ваня, улыбаясь, уселся под куст.
--
А ты не балуй. - Юлиан смущенно отступил и отвернулся.
Его взгляд наткнулся на длинный, поваленный камень, уже наполовину вросший в землю и засыпанный листвой. Юлиан неспешно подошел к камню, напоминавшему поваленную стелу. Смахнул с поверхности, шуршащие листья. На него хмуро уставилось выбитое в камне хитрое лицо старика. Длинные волосы, усы и борода, почти все скрывали, кроме змеиного предостерегающего рта и двух выпученных, как у совы, глаз.
Под ликом, шли непонятные черточки и резы. Юлиан присвистнул - древнеславянские письмена?
--
Слушай, парень, - он повернулся к кустам, в которых засел Ваня. Там никого не было.
--
Ваня! Ванечка? - тихо позвал Юлиан.
--
Что случилось? - донесся сердитый голос Строгова.
Юлиан побежал к телеге, на ходу отмечая, как от земли начал подниматься странный, темный туман.
--
Что, мать твою? Что случилось? - Комиссар спрыгнул с телеги, пошел навстречу Студенту.
--
Где Ваня?
Юлиан растерянно развел руками и глупо переспросил:
--
У нашего мельника случайно фамилия не Сусанин?
--
Сбежал?!
--
Сбежал, - выдохнул, зажмурившись, Юлиан.
Комиссар выхватил маузер. - Убью сволочь! Эх, студент, студент.
Строгов, побежал в ту сторону, откуда вернулся Юлиан.
Темный туман стремительно и быстро поднимался от земли, под ним ничего уже не было видать. Одинокий, заблудившийся луч солнца, на миг, прорвавшись, через заградительные кроны деревьев, выхватил дно оврага.
Все увидели, как по оврагу плыл, клубясь, странный багровый туман.
Впереди, громко всхрапнул мерин и стал заваливаться на бок.
--
Лошадь отравили! - испуганно закричал Карпенко, озираясь по сторонам и ища невидимых врагов.
Кузьмич слез с телеги, нагнулся к земле, рассматривая странный, багровый, не имеющий запаха, дым. Через секунду, покачнувшись, неловко упал лицом в низ.
--
Всем наверх, это ловушка! - Отдал приказ Максим Строгов. Он задрал голову и тихо выругался. Багровые кольца, не только поднимались со дна оврага, темными, алыми облаками, они срывались со склонов оврага, на дно. Скоро в клубящемся, багровом тумане, скрылся весь овраг, наверх никто не выбрался.
Из слепящей багровой тьмы оврага, вырвался странный утробный рев, заставивший испуганно вздрогнуть кроны деревьев. Черная стая ворон взметнулась к потемневшему небу, протестующе каркая.
Среди кустов, промелькнуло бледное, мокрое от пота, лицо Вани. Сын мельника выбежал в дубовую рощу, на миг остановился, оглянувшись назад, торопливо перекрестился и вновь припустил бежать в сторону своей Матвеевки.
3 .
... Ранним утром, натружено скрипя, из сумерек лога, вырвалась старая телега.
--
Давай, давай братишка, - нахлестывал мерина комиссар. За нм в телеге сидели, стуча зубами от холода Карпенко, Кузьмич и Юлиан Сидоров.
--
Тпру-уу!!! - комиссар оглянулся на своих красноармейцев. - Все расслабились, все живы.
--
Живы, но зачем мы всю ночь провели в овраге? - недовольным голосом спросил Карпенко.
--
Колдовство какое-то, это все сын мельника нас охмурил, - Карпенко высморкался в серый от старости платок.
--
Мельник еще ответит, за свои шуточки, - пообещал комиссар.
--
Туман, вроде был, како-то. Багровый, такой, странный, - потирая лоб, пытался вспомнить Кузьмич.
--
Смотрите красота, какая! - восторженно воскликнул Юлиан, вытягивая вперед руку.
Огненно-рыжий глаз солнца выкатился на вершину холма, заливая золотым светом, квадратики ровных полей, вспыхнувший золотой рукав реки, обнимающей холм. На вершине холма, в центре золотой солнечной ауры, чернели высокий частокол и жилые постройки. За всем этим великолепием, стояло еще одно; пытаясь разорвать горизонт и слиться, с ранним, бирюзовым небом - широко раскинутое, зеленое покрывало степи.
--
Домой поедем по старому тракту, - пробормотал Строгов, дернул вожжи, коротко свистнул и гаркнул:
--
Н-нооо!
Мерин радостно затрусил к темным квадратикам полей....
Выходящие на раннюю работу в поле люди, с удивлением оглядывались на странную, дребезжащую телегу и пассажиров, проезжавших мимо их земляных наделов. Пассажиры с не меньшим удивлением смотрели на полевых работничков, одетых в широкие суконные рубахи и штаны, перепоясанные простыми тесемками, обутыми в лапти.
--
Голытьба крестьянская, Русь лапотная, - вздохнул Карпенко, натягивая на нос кепку.
--
Маскарад, - фыркнул Строгов. - Пока мы спали в овраге, их предупредили матвеевцы. Не удивлюсь, если все запрятать успели, - рот комиссара недобро улыбнулся. - Посмотрим. Найдем, все найдем. Посмотрим...
Колеса телеги прогромыхали по широкому, но не оборудованному перильцами мосту. Промелькнула синяя речная полоса, берег заросший густыми камышовыми зарослями. Где-то встревожено крякнула утка, ударила по воде тяжелая рыба.
--
Эх, ушицы бы или супчика с потрошками, - мечтательно протянул Карпенко. Требовательно добавил: - Жрать хочется.
Дорога медленно стала взбираться вверх, к высокому острому частоколу, двум, распахнутым настежь, половинкам деревянных ворот, прилепленной с боку, странной башенке.
--
Совсем отсталая, доисторическая, какая-то деревня. Кузьмич, может все-таки, покурим? - Карпенко, толкнул сослуживца в бок.
--
Покурим, - пообещал Кузьмич, шаря за пазухой, в поисках кисета с толченым табачком.
--
У меня бумажка папиросная - высший класс, - обрадовался Карпенко.
--
Стой, скотина, - комиссар натянул вожжи, останавливая мерина перед здоровенным детиной, перегородившем им дорогу в ворота. Мужик держал в руке здоровенный кол, на конце которого блестело острое копейное жало.
--
Шик, - только и сумел сказать Юлиан, такого он еще не видел. Кузьмич, забыв про табачок, перекрестился, хотя раньше, никогда не слыл набожным. Карпенко открыл рот и вопросительно хлопал глазами. Один комиссар, приученный партийными заседаниями, ко всему, соскочил с телеги и направился к детинушке.
Одет детинушка, был очень странно, в тон своему вооружению. На нем были длинная, до колен, переливающаяся, самая настоящая, музейная, кольчуга, из нее росли белые штаны, заправленные в фасонистые, красные сафьяновые сапоги. На широкую железную грудь, падала широкая пшеничная борода. На голове мужика сидел железный шлем-шишок. В общем, образцово-показательный портрет древнерусского витязя, - так думал Юлиан.
Кто? Откуда? Куда и зачем? - Деловито, прозвучали короткие вопросы, из под пшеничной бороды. Копье требовательно стукнуло тупым концом, по земле.
Это ты у меня спрашиваешь, кто я откуда и зачем? - возмутился комиссар, подскакивая, словно задиристый петушок, к детинушке.
--
Отвечай! Ты не знаешь, кто я и зачем сюда прибыл?
Витязь странно посмотрел на комиссара, прожал широкими плечами.
- Может по делам торговым, а может князь, какой?
--
Я комиссар, из губернска, ты что, не признал Максима Строгова9
--
Не признал, князь.
--
Уйди с дороги, я тебе покажу князя и всех благородий!
--
Что? - В голосе детинушки слышалось обидное недоумение.
В руках комиссара появился маузер.
--
Прочь с дороги, - черный оружейный ствол заплясал перед лицом богатыря.
--
Ты знаешь, чем это пахнет? - Ствол приблизился к носу детинушки.,
--
Нет, - честно признал дружинник, втягивая в себя незнакомый запах пороха.
--
Смертью пахнет, смертью, дурашка! - Закричал комиссар.
Витязь покачнулся, зажимая рукой нос, испуганно отшатнулся в сторону.
--
Кузьмич, вперед! - Комиссар бравой походкой завоевателя первым вошел в деревню...
4 .
Телега, скрипя, въехала на сельскую площадь. Впереди красовалась, рубленая, в два этажа, изба, с узкими, похожими на бойницы, окошками, широкими двухстворчатыми дверьми и крыльцом. Рядом с домом, возвышался, высокий и могучий, не меньше шести человеческих обхватов, царь-дуб, на пол площади простиравший свою зеленую крону. Зачем-то дуб был обнесен странным палисадом. Странным потому, что на оголенные колья палисада, были насажаны оскалившиеся, желтые черепа животных.
В центре пыльной площади стоял бревенчатый колодец, а рядом с ним, высокий столб, с изогнутым концом и напоминающий букву "Г", но в первую очередь, виселицу. На её конце висел железный брус, а рядом с ним, на железной, с крупными звеньями цепи, молоток.
Максим Строгов направил телегу к колодцу. В колодезной тени сидел голый мальчуган, весь серый от пыли, в его ногах копошилась курица. С другой стороны площади, к колодцу приближался высокий худой старик, опирающийся на посох, его седая борода достигала пояса, можно было заправлять в штаны, словно старообрядец.
--
Не нравится мне это место, - прошептал Кузьмич, встревожено оглядываясь.
--
Чем не нравится? - услышал комиссар.
--
Странно здесь все.
--
Тихо очень, - неуверенно добавил Карпенко. - Как будто нас действительно не ждали.
--
Притворяются, сейчас мы их всех разбудим, - пообещал комиссар.
Максим Строгов остановил мерина, спрыгнул на землю. Мерин протянул морду к колодцу.
--
Сейчас напьешься, Карпенко, напои.
Мальчуган с любопытством смотрел на комиссара, ковыряя пальцем в носу.
--
Палец сломаешь, - усмехнулся Максим.
--
Не - а, - мальчик завертел головой.
--
А, что это за столб с железками?
--
Людей скликать.
--
Зачем? - комиссар надвинул на лоб бескозырку.
--
Ясно зачем, для веча. - Малыш поднялся, шуганул из под ног рябую курицу, лихо свистнув, побежал к группе своих одногодок начавших собираться под дубом великаном, с засунутыми в рот пальцами.
--
Гой еси, чужеземцы, - к дубу подошел длиннобородый старик. - Легка ли дорога была? Отведайте водицы колодезной ключевой. - На вытянутом, пергаментном лице выделялись только глаза, в которых плескался живой, яркий огонь неба.
--
Здорово дед, какие мы тебе чужеземцы? - Максим рассмеялся. - Вы здесь все на солнце перегрелись.
Старик улыбнулся, на миг, показав крупные белые зубы.
--
По всему видать, что не здешние...
--
Что-то тревожно мне, студент, дуб у них странный, с черепами, - Кузьмич, вопросительно посмотрел на Юлиана. Расстегнул шинель, потрогал внутренний карман с кисетом. Возле табачка и ладанка, пряталась. Хоть Кузьмич, был беспартийный, но рядом с матросом Строговым, боялся носить свою ладанку, которую не снимал ни в войну, ни в гражданку, а в смутное мирное время, пришлось.
Юлиан ничего не ответил. Он сам ничего не понимал, с растущим беспокойством в груди, как и Кузьмич, рассматривал невысокие деревянные хатки, обнесенные тыном. Прислушивался, вроде бы к обычным звукам: квохтанью куриц, визгу поросенка, где-то заржала лошадь, мерно постукивал о наковальню молоток в кузне. Над крышей одной из хат поднимался темный дымок. Иногда в дверях и окнах мелькали любопытные лица женщин. Мужиков, они видели раньше, в поле.
У Карпенко в руках заблестела лимонка.
--
Конечно не здешние, а тутошние, - Максим натянуто рассмеялся. - Ты дед, нам зубья не заговаривай, радуйся, Советская власть пришла.
--
Чья власть? - Старик приставил к уху руку.
--
Ты я вижу, с печи, лет десять не вставал. Ну ты даешь, старый, - Максим рассмеялся, снисходительно покачал головой. - Чья власть говоришь?
--
Карпенко, бей в железо. Созывай людей, придется им пояснить, кто чужеземцы, и что такое Советская власть. - Максим Строгов подмигнул старику.
--
Не ждали нас?
--
Не ждали, - признался дед.
--
Сознательность надо воспитывать в себе, старик, а не мыслить старыми, царскими категориями. Совсем от жизни, у вас в Хитрово, отстали. Даром, что Хитрово зовется.
--
Сознательность, категории, - пробормотал старик, задумчиво посмотрел на Максима и улыбаясь в бороду сказал:
--
Это не Хитрово, а Малая Тмутаракань.
--
Чего? Я тебе поругаюсь, хрыч старый. - Максим погрозил пальцем...
Над деревней поплыл тревожный звон: Бум! Бум! Бум! Карпенко отводил душу, пытаясь молотком, вогнать в било свой страх и нехорошие предчувствия, которые он вызывал.
Старик отошел в сторону, сел на высокое, толстое бревно, заменявшее лавку, возле колодца, или оставленное для грядущих субботников.
Скоро, площадь стала быстро заполняться людьми. Лица тревожно смотрели на чужаков, просто так, на площадь не созывают, значит, новости, чужеземцы, привезли важные.
--
Хорош стучать, ишь, увлекся, - комиссар перехватил руку Карпенко. Услышал выдох студента:
--
Не так все здесь.
--
Что не так? - потребовал ответа Максим, браво поднял на затылок бескозырку.
--
Странные они все. Кузьмич, тоже заметил, и Карпенко, а вы?
--
Ничего странного не вижу, дурочку ломают. Стоят на отшибе, настоящей Советской власти еще не видели.
--
У нас давно так никто не одевается, особенно после гражданки. Все в таких рубахах, шароварах, лаптях, бородатые.
--
Точно, дореволюционные, - подтвердил комиссар.
--
У нас и нет одеваются. Каждый одевается в то, что имеет. - сказал Карпенко, подбрасывая в руках лимонку.
--
Да, а что вы скажите, про тех молодцев-богатырей, которые спешат сюда. - Юлиан кивнул в сторону двухэтажного терема. Пять древнерусских, вооруженных и облаченных в кольчуги ратников, торопливо приближались к их возу.
--
"Богатыри", есть такая картина у Васнецова, только там, их было трое, - сказал Юлиан.
Комиссар фыркнул, казалось сошедшие с картины, древнерусские витязи, не произвели на него никакого впечатления.
В этой деревне, наверное, живут душевнобольные, - прошептал Карпенко, крепче стискивая в потных ладонях лимонку.
Дружинники остановились напротив. В одном из них, комиссар узнал стража ворот. Он нахмурился, желваки забегали по скулам.
Вперед выступил высокий кучерявый мужчина, в отличии оть остальных, на его плечи украшал красный плащ. Гордо выпятив г.рудь и вздернув подбородок, положив ладонь на крестообразную рукоять меча, красный молодец повелительно вопросил:
--
Почто народ созвали? Кто велел бить? Чьи будете и откуда пришли? - совсем как страж у ворот, он стал сыпать быстрые вопросы.
Люди, пришедшие на площадь, вытянув шеи, ожидали ответов.
Комиссар, как бойцовый петушок, склонив голову на бок, молча рассматривал доброго молодца. Наконец не выдержав, с издевательской улыбочкой заговорил: - Ну, вы и вырядились. Можно подумать не заурядная деревня, а царский бал-маскарад. Может, вы и кофиё с молоком, по утрам, в постелях пьёте? - Голос его вырос до начальственных высот.
Кучерявый мужчина растерянно захлопал глазами.
--
Вы что, совсем ни о чем не слышали?
--
О чем? - крикнул из толпы мужчина.
--
Вы что, до сих пор и колхоз не организовали?
--
Чего??
--
Ну, вы блин, даете, - выдохнул комиссар, растерянно оглядываясь на своих попутчиков. - Видали таких?
--
Нет, - честно ответили Карпенко и Юлиан.
--
Кажется, что здесь, совсем, нога Советской власти не вступала, то есть, не ступала...Да...Вашу сознательность, граждане Хитровцы, надо воспитывать и перевоспитывать. - Максим насторожился:
--
Или вы, граждане Хитровцы, комедь валяете?