Аннотация: Есть ли он вообще, этот смысл, у этой жизни? Фиг, его знает...Никто еще не ответил...
Строкин В.В.
СМЫСЛ ЖИЗНИ
Рассказ
Олег вцепился зубами в пробку, зажмурил левый глаз и ловко выдернул её из бутылки.
--
У меня пару кружков колбасы осталось с обеда, - Мишаня потянулся к своему пакету.
--
Хорошо живешь, - усмехнулся Олег. - Вину закуска не нужна, она только вкус портит. - Он раскрутил бутылку, запрокинул голову, раскрывая рот. Желтая струя, шипя, ринулась в горло.
Мишаня деликатно отвел глаза в сторону.
Так хорошо, сидели на заводе, в раздевалке. Люди разошлись, но кое-где, на длинных рядах, с железными шкафчиками, сидели пары, тройки, тихо разговаривали, шуршали старыми газетами, с завернутой в них закуской; стучали в пол выплюнутые пластиковые пробки; журчал, опрокидываясь в рот, пенный и мутный, желтого цвета, родник.
--
Фу, - выдохнул Олег, - ну и гадость, эта ваша заливная рыба. - Он поднял бутылку, рассматривая этикетку. На сине-лазоревом фоне, был нарисован красный, пиратского вида, фрегат. Кривые черные буквы называли продукт, плодово-овощного кооператива - "Ассоль".
--
Что сейчас только не делают, из основных продуктов - "юпи" и спирта. Любую вещь создать могут. Наука, - он протянул оставшиеся пол бутылки, Мишане. - Потяни "Ассоли".
--
Здоров будь, боярин. - Мишаня принял бутылку и "заправил" себя, точно так же, как и Олег.
Напротив, висела на дверце шкафчика, прищурив глаза и в вызывающей позе - Шерон Стоун. Плакат Коляна, с жестяного цеха. Мишаня весело подмигнул голивудской диве, поставил на пол бутылку.
--
Да, - изрек он глубокомысленно.
--
Раньше лучше делали из натурала. Помнишь "Агдам"?
--
Еще бы, портвейн - "Три семерки"...
--
Или "Три топора", - Олег запустил руку в спортивную сумку. - Мы его так, в хобзарне, прозвали. - Появилась еще одна "Ассоль" - А, помнишь вино: "Осенний букет"? Хороший букет, привкус, как от осенних костров, сливово-карамельный, когда листья жгут.
--
У тебя много? - Мишаня кивнул на бутылку.
--
Еще три пузыря. - Олег улыбнулся, - подхалтурил, нарезал одному мастеру труб, на дачные столбики. И Соловейко, начальнику литейного, подварил на машину глушак.
--
Он, что вином дал?
--
Нет, спирта сейчас не имеет, поэтому завтра белую принесет. А на сегодня, деньги дал.
--
А у меня провал, никаких халтур.
--
Видел, как ты по двору с ведром ходил.
--
Колодцы, с тех водой отмечал.
--
Весь день?
--
Ага, завтра пожарными гидрантами займусь. Никто ничего не помнит, отделе схемы пропали.
--
Да, специалистов нынче готовят. - Олег впился в пробку, зло сплюнул.
--
Мужики, курева нет? - позвали соседи, ребята с инструментального.
--
Понедельник день тяжелый, - крякнул Мишаня, разглядывая сквозь зеленое стекло Шерон, вспоминая кадр из фильма " Основной инстинкт", где её допрашивали в полицейском управлении.
--
Эх, живут же люди, ярко, как бабочки, - он поставил под ноги бутылку.
--
Это ты про артистов?
--
О них.
--
Они живут, бляди, - подтвердил Олег, сплевывая третью пробку.
--
А, мы, не знаем, что делаем - живем или существуем. - Олег поднял бутылку, входя в тесную астральную связь с напитком.
--
Действительно, в чем он, этот смысл жизни? - Мишаня отвел взгляд от загадочных колен актрисы, посмотрел в глубь коридора.
В мутном, темнеющем окне, торчала в позе среднего пальца, труба литейного, за ней тянулись, желто-зеленые, крыши жестяного цеха. Цвет крыш, как и близлежащих деревьев, был приобретен в связи с работой гальванического цеха, где использовался хлор, цинк, медь. На воротах цеха, серел плакат: улыбающийся пионер, с гордо развевающимся, от времени, уже не красным галстуком, шагающий по уже не зеленому полю с не желтыми ромашками, над которыми, уже не голубело небо, после двух лет оно предвещало бурю и затяжные ливневые дожди.
Надпись под плакатом призывала: " Береги природу!". Кто-то черным маркером добавил: " Мать твою!". Говорят, что однажды экологи наехали на завод, пробуя навязать штраф. Директор, забил им стрелку в обкоме и экологи больше не наезжали.
- Дождь идет?
- Нет. - Мишаню толкнули в локоть, Олег протягивал новую порцию.
--
Надо добивать поскорее и по хатам. Скоро Клавдия придет, убирать начнет.
--
Так она имеет с нас.
--
Не люблю, когда бабы кричал, - признался Олег - У неё голос, слишком тонкий и визгливый, он мне на нервы действует. Когда сын "Гансес Роузес" ставит, так у нее, точно такой же голос, как у того солиста - противный.
--
Современная эстрада не греет, - согласился Мишаня. - Не для народа поют, для себя. Не знают, что такое лопата и кайло. Выбрали "Пепси".
--
А мне, наш напиток нравился, "Байкал" назывался, - вспомнил радостно Олег. - Куда все хорошее подевалось?
--
Наверное, на его базе, сейчас все напитки выпускают. Слушай, Олег, я вот спросить тебя хочу?
--
Спрашивай, только допей сначала, - Олег протянул бутылку.
Мимо прошли ребята с инструментального, помахали рукой. Мишаня скоро допил. - Уф, Олег, в чем смысл жизни?
--
Чьей жизни, нашей?
--
А, что он у всех разный?
--
Конечно, - кивнул головой Олег. - У подлеца - один, у обкомовского служащего - другой, у братана - свой, очень отличающийся от смысла жизни слесаря-сантехника.
--
Я думал, что он, смысл, один.
--
Ты об этом думал? - Олег рассмеялся, распечатал последнюю бутылку.
--
Для всех должен быть один, - убежденно сказал Мишаня.
--
Один, коммунисты хотели народу привить, а себе оставили несколько. Видишь сам, что из этого ничего не получилось, иначе, сейчас бы все на "Запорожцах" разъезжали, а не на шестисотых, или на велосипедах. Капитализм и рынок, - Олег сплюнул. - У меня сосед, сопляк еще, весь второй этаж скупил, гараж рядом отгрохал, как наша пятиэтажна, только в малиновом пиджаке из дома и выходит, пальцы в кулак сжать не может, веером застыли.
--
А в чем смысл?
--
Вот в этом самом. - Олег поднял бутылку. - Выпьешь, подобреешь, хорошо, мать вашу, сидим. Смысл жизни это не божьи заветы: кто хочет - выполняй, кто не хочет - не мешай.
--
Но, я понять, все же хочу - зачем живем? - Мишаня развел руками, показывая на старые шкафчики, висящие плакатики, фотографии, открытки, темное окно в тупике коридора. Только сейчас, он обратил внимание, какой стоит острый и кислый запах в их раздевалке. Все дерьмо, - отреагировала ментальная память.
--
Только ради этого живем, да? - спросил Мишаня.
--
Ты всегда такой, когда выпьешь?
--
Нет, но сегодня, почему-то задело. Как посмотрел на эту бабу, - он показал на Шерон Стоун, - так тошно стало. Все кажется пустым, совсем ненужным.
--
Допивай, смысл придет.
--
Не хочу больше, спасибо.
--
Тебе спасибо, - Олег влил остатки вина, громко отрыгнул и рассмеялся. - Вот тебе и ответ, на смысл жизни.
У входа в раздевалку, предупреждающе зазвенело металлическое ведро, застучало что-то деревянное.
Тонкий женский голос визгливо запел, ввинчиваясь шурупом с сорванной резьбой в черепную коробку:
" Я пытался уйти от любви, я брал острую бритву и правил себя. Я укрылся в подвале, я резал, кожаные ремни, стянувшие слабую грудь"...
Мишаня и Олег быстро собрались и осторожно прошмыгнули мимо дородной, возможно Малевич рисовал именно с нее свой "Черный Квадрат", уборщицы, бабы Клавы, склонившейся над умывальниками. В стекле, на белом фартуке, покачивалась маленькая рубиновая капелька, знак почетного донора, перешедшего с граммов на литры. Рядом промелькнули два серых, размытых силуэта.
--
У-уу, алкаши, - ударил в спину визгливый голос.
Олег громко хлопнул дверью.
--
Еще обзывается, деревня немытая, сама с нас бизнес, на бутылках делает.
Стуча тяжелыми башмаками приятели спустились по лестнице7
--
Колян, говорит, что у нее бражку можно купить, - заметил Мишаня.
--
Колян и не то скажет. У неё фиг чего купишь.
Они вышли в длинный темный коридор. Темно-зелёные стены вели к проходной. С покрытых пылью плакатов, презрительно глядели скуластые культуристы рабочие и работницы, сжимающие в мозолистых руках: серпы, молотки, шестеренки и знамена передовиков, требующих славы труду и позора прогульщикам и тунеядцам.
--
Ты плакаты давно смотрел? - спросил Олег.
--
Кто на них смотрит?
--
В них, как раз есть наглядная агитация к смыслу жизни.
Мишаня покосился на плакат гражданской обороны, на миг показалось, что лицо скрытое противогазной маской, кивнуло гофрированным хоботом, подтверждая слова Олега.
Дед, Максимка приветственно кивнул им на проходной, позволяя беспрепятственно, просочиться через турникеты. Времена не те, чтоб с завода можно было что-то вынести.
Щуря глаза, они вышли за центральную проходную. Ноябрьский вечер, создавал впечатление глубокой ночи. Заводские фонари подслеповато смотрели в вечерний, промозглый туман, слабо освещая темную аллею, ведущую к автобусным остановкам и скрывающую в глубине себя оккультное место - памятник Оскару Шульвовичу Бернштейну, основателю маленького заводика, превратившегося в крупный станкостроительный гигант.
--
Лады, Мишаня, держи краба - Олег протянул руку. На тыльной стороне кисти синел романтический якорь, память о службе в морфлоте. Он жил недалеко от завода, на улице Урицкого, идти ему надо было в другую сторону.
Мишаня пожал клешню друга.
--
К чему искать смысл жизни, если его нет. - Олег пьяно икнул. - Вон, видишь замдиректора по коммерческим вопросам? Видно тоже искал.
Кожаный дорогой плащ, ползал возле беленького ухоженного "Опеля".
--
Ключи потерял, - сказал, ухмыляясь Мишаня, наблюдая за лысым черепом заглядывающим, под днище машины.
--
Если он его вынимал.
--
Он всегда после подписания договоров такой, хотят с немцами организовать совместное предприятие.
--
Кому мы нужны, со своим заводом. - Олег сплюнул. - Пока, мать их всех туды, - покачиваясь, словно опять попал на палубу пограничного крейсера, Олег пошел вдоль чугунной заводской ограды.
Проходя мимо "Опеля", Мишаня не без злорадства обронил:
--
Здравствуйте Юрий Михайлович.
--
Угу, - отозвались под задним колесом. Что-то звякнуло и послышался счастливый пьяный смешок.
Мишаня медленно шел по центру аллеи, обходя серебристо-серые разводы луж, втягивая голову в поднятый воротник, от падающих с деревьев дождевых капель. За темными силуэтами тополей и каштанов, тянулись желтые глаза домов, объединенных архитектором в Великую китайскую стену.
Вот так и живем. Ходим, дышим, зачем и для чего, сами не знаем. Не знаем и не понимаем смысла жизни. А без него, без смысла, какая же это жизнь? - думал дорогой Мишаня.
Создаем семейные ячейки, объединяем их в общекоммунальные, втискиваем в серые коробочки домов. Живем, впитывая в себя сортирные и кухонные запахи. Жрать хотим. Просто и ясно. Забыли о том, что ходим по земле, а над нами есть небо. Небо!
Мишаня поднял голову, но ничего не увидел. Небо затянуло облаками, одно из них, зацепившись за антенны "Великой китайской стены", было беременно луной. Мишаня понуро побрел дальше. Впереди, на скамейке сидела молодежь. Играл магнитофон: "Немного огня, середина пути, немного огня, тебя могут спасти - Фрески обмана..." Сквозь музыку и голоса, доносилось звяканье бутылок.
Проходя мимо двух парней и двух девушек, Мишаня задержался.
--
Тебе чего, батя? Давай, давай, греби отсюда. - Неприветливо отозвался один из парней.
Девушки кокетливо захихикали.
--
Ребята, а в чем смысл жизни?
На скамейке поднялся гогот, словно услышали скабрезный анекдот.
Второй парень, с бульканьем оторвался от бутылки с пивом.
--
Ну, батя, ты даешь, чуть не подавился.
--
Пьяный он, - добавила одна из девушек.
--
Греби отсюда, батя, по-хорошему.
--
Смысл жизни, батя, в вечном кайфе, - миролюбиво пояснил второй. - Маркиза де Сада читал?
--
Нет еще.
--
Почитай. Фрейда тоже почитай, он популярно объяснил прямо пропорциональную зависимость величины прибора, до полного полового созревания, открывающего великий смысл жизни в возможности совокупления с другим существом противоположного пола. Ясно?
--
Ясно, - Мишаня кивнул головой, - из читающей, страна превратилась в знающую.
--
Денис, что ты ему втыкаешь? - вмешался сквозь несмолкающий девичий смех, первый. - Ты греби отсюда, пролетай, если пролетарий, не то по грибам получишь.
--
До свидания, - Мишаня медленно отошел в сторону.
--
Любишь, ты Денис, мозги парить.
--
Он - спросил, я - ответил.
Мишаня вышел к остановке. Все у них в кайф, а не в смысл уходит. - раздраженно думал он. Кайф! Нет, это не ответ. Ответ не принимается. Неправильный ответ.
Мишаня хихикнул6 на него покосилась стоящая рядом бабушка, прижимающая к груди корзинку накрытую полиэтиленом. Мишаня поймал её вопросительный взгляд.
--
Сигареты трэба?
--
Не курю, бабушка.
Бабулин интерес пропал, она отвернулась и чуть отступила в сторону.
Вот у неё спросить надо, она почти всю жизнь прожила.
--
Слышь, мамаша, скажи мне, а в чем смысл жизни?
--
Ты сынок, не приставай. Напился, будь человеком. Я могу милицию покликать, - быстро залепетала бабка, отступая к коммерческим ларькам.
--
И ты не знаешь, - вздохнул Мишаня.
Из-за поворота показалась двойная гармошка "Икаруса". Мишаня заблаговременно достал свой проездной, двери шипя, раскрылись и толпа ожидающих, втащила его в салон. Смесь чесночно-луковичных и парфюмерных ароматов окутала теплой, душной волной. Потолкавшись, пассажиры успокоились, автобус тронулся. Мишаню разморило и потянуло в сон, особенно после того, как повисший, напротив него, худосочный мужчина, дыхнул, почти позабытым, запахом огуречного рассола с денатуратной примесью. Мишаня закрыл глаза.
Автобус урчал и трясся, как паралитик, шипел дверьми на остановках, на входящих и выходящих, застревал перед красным глазом светофора, ехал по своему, прописанному в автопарке маршруту. Это был его смысл жизни.
" Смысл Жизни" - слова тяжело плавали в голове Мишани. Поднимались, сталкивались, с корой левого или правого полушария, вновь уходили в темную глубину подсознания, упорно не желая разглашать тайну Вселенского смысла бытия.
Никто не помнит, что это такое. А помнил ли, кто-нибудь, что это такое раньше? В школе об этом не говорили, в профтехучилище говорили о другом, в армии...Там все проще и не до смысла: главное бери больше и кидай дальше, вам ясно товарищ солдат? Так точно! Завод? Давай план! - кричит директор мастерам, мастера кричат рабочим. Мы в ответ: Давай получку! В древности еще проще - хлеба и зрелищ, вот и весь смысл. Сейчас то же самое?
Мишаня открыл глаза и стал пробираться к выходу. Автобус его выплюнул, сердито обдал дымом. Он пересек улицу и медленно пошел к темнеющей стене дома. Иногда, профилактики ради, придерживаясь рукой за металлическую сетку, окружавшую детсад.
Если не думал раньше значит, не хотел знать.
Мишаня остановился, запрокинул голову. Облако, наконец, разродилось ущербной, в оспинках, как после Чернобыля, луной.
--
Что, спутница Земли, ответь, есть ли вообще смысл жизни?
--
Конечно нет.
Мишаня испуганно икнул. - Опустив голову, увидел рядом мужчину, держащего на поводке здоровенную черную овчарку. Собака страстно обнюхивала металлическую сетку возле ног Мишани, видно другая собака, оставила ей сообщение.
--
Почему нет, - спросил Мишаня, несколько раздосадованный тем, что ответ был не от Луны.
--
Потому что те, кто живут, уже знают в чем он.
--
Но ведь я живу, значит существую.
--
Вы жуете.
--
Я говорю, что не знаю смысла...
--
Вот и я говорю - значит не живете.
--
Существую?
--
В какой то степени. - Собаковод пожал плечами. - О мертвых плохо не говорят.
--
В смысле? Я что, умер? - Мишаня растерянно рассмеялся.
--
А что, живете?
--
А Вы?
--
Уже пятьдесят четыре года, как не живу, - быстро ответил мужчина.
--
А, я?
--
И вы.
--
Но почему?
--
Только мертвые могут задавать такие вопросы, потому что не знают, что такое жизнь и как правильно надо ответить на такой вопрос, - быстро ответил мужчина. - Бегемот, - он дернул собаку за поводок, - пойдем домой, хватит гулять.
--
Почему?
--
У нас режим. - Мужчина прошел мимо. Бегемот, натянув поводок, затрусил впереди.
--
Значит, я умер, - потрясенно пробормотал Мишаня, продолжая, уже скорбный, путь. - Смысл есть, потому что не помню, когда я по настоящему жил. Школа, работа, семья. Зайдем с другой стороны, а что такое настоящая жизнь? Не знаю. Значит - мертв, - вынес собственный приговор Мишаня.
Домой вошел, не говоря ни слова, не вступая в долгий и бесполезный диспут с женой по поводу долгой дороги через дюны и принятия лишнего. Без слов сходил в душ. Вымылся. Переоделся в чистое. Разобрал постель. Лег.
--
Что с тобой? - Жена появилась в дверях спальни, взволнованная странным поведением мужа. - Заболел?
--
Умер. - С мрачным спокойствием ответил Мишаня.
--
Тьфу ты, черт дурной. Ты давно у меня покойник! - крикнула жена, громко хлопая дверью.
--
Я знаю, - обречено прошептал Мишаня, закрывая глаза, чтоб не видеть: опостылевшие обои, засеянные голубыми и розовыми лютиками, хрустальную люстру - подарок тещи, похожую на осьминога совершившего суицид. Заткнул уши, чтоб не слышать детского плача за стенкой, двиганья мебели, над головой, однотонного бормотанья телевизора, каждый день передающего последние новости, потому что хорошие в этом мире - редкость. Мог бы, запечатал нос, чтоб не чувствовать едкого запаха одеколона, свекольного борща и подгоревшей картошки; ядовитого, потому что дешевый, парфюма жены.
" Неужели я настоящий и действительно смерть придет" - всплыли в голове, чьи то строчки и Мишаня почувствовал, что плачет. Плачет давно, горько и безутешно...
...Наступил вторник, не такой тяжелый, как понедельник. Все вертелось, тикало, текло, стучало, как всегда и как прежде...