Под утро вызвали врача. Сказали по телефону, что ночью был сильный бред и повышенная температура. Ещё сказали, что Олежка жаловался на разрывающую боль в области сердца, рвал волосы на себе от боли и выкручивал пальцы.
Ещё вчера всё утро он рисовал пейзажи и натюрморты. Казался весёлым и беззаботным. Продолжил выпиливать из дерева какую-то удивительную статую - мечту всей своей жизни. Часто вспоминал о маме, словно чувствовал, что скоро окажется рядом с ней рядом.
В десять утра Олегу стало вроде бы получше и он попросил сливочного мороженого. Все магазины были закрыты, но папа, взяв свою трость, изо всех сил побежал искать мороженое...и, о чудо, был найден ларёк с дорогущими продуктами, но доборый папа чуть ли не со слезами на глазах отдал последние деньги на мороженое. Весь сияя от счастья он рванулся домой и побежал по лестнице. На последнем пролёте он уже не чувствовал тяжести - хровь хлынула к его голове , он оступился и с шестого этажа полетел вниз, раздавив мороженое.
Он ударился виском о выступающую подпорку и пробил себе голову...кровь потекла вниз, засыхая на его старом измученном лице.
У Олежки тем временем начались судороги. Нужно было срочно дать лекарство. Я не умела делать уколы, да и не могла достать лекарство. Он хрипел и тянулся рукой к столу в двух метрах от кровати, но не мог встать. Нечеловеская боль ломала его изнутри... Я с удивлением смотрела на братика и улыбалась.
Через 15 минут Олег перестал дёргаться, немного привстал, посмотрел на меня пустым взглядом, сказал что-то непонятное, но доброе и рухнул на пол, ударившись головой о железную подставку для цветов.
Скорая приехала через два часа - из-за сильных пробок невозможно было проехать по улицам города-, увезли сначала папу...Затем врач долго звонила в дверь, но никто не открывал. Тогда вызвали милицую...
Было уже слишком поздно. Я осталась одна, совсем одна...одинокая во всем мире...Меня тогда отдали в специальные ясли, где я спустся два месяца и умерла от тяжёлой формы пневмонии.