И всё, казалось бы, получалось неплохо: и свет, и уже начавшееся действо. Группа промышленных альпинистов приступила к работе на фасаде нового торгово-развлекательного центра, на той стороне длинной, чуть извивающейся балки — небольшого природного городского «каньона». Но Олег морщил нос: марево и сегодня довлело над узкой долиной, и «картинка» получится немного замыленной. Конечно, десять утра — не то время, когда нужно выходить на подобные съёмки, но будут ли рано утром монтажники? Да и не были фотографы фанатами, просто приехали поснимать «жанр»: пару перспективных мест с индустриальным, да и просто городским сюжетом, чтобы внести разнообразие в выходные. И потом, в случае удачи, быть может, повесить картинку над столом в кают-компании или ещё где.
— Ладно, делаем, как есть. Попробуем подправить после, — Сергей заглянул в видоискатель, несколько раз отжал тросик.
— Мальчики, а как можно спуститься туда?
Мужчины обернулись, переглянулись. Несмотря на прошедшие три года, они узнали даму сразу. То же светло-русое каре, золотая цепь и, главное —губки то ли кривым «бантиком» то ли «куриной жопкой». Неприятная, пренебрежительная конфигурация, о которой местные ещё говорят: «кисляк». Хотя есть устойчивое мнение, что «кисляк» может выглядеть совершенно иначе.
— А Вы таки снова к нам? — ответил вопросом на вопрос Олег, — одна и без охраны? — Олег иногда мог быть грубоватым даже с женщинами.
Даму передёрнуло. Мужчины остались неузнанными, но по лицам, излучавшим презрение, догадалась о контексте и, круто развернувшись, предпочла быстро удалиться. В сущности, что они «предъявляли» ей, глядя в след растворяющему среди пешеходов силуэту? Каждый мог ошибаться, быть неправым. Да и можно ли было выйти из той ситуации иначе, чисто, чище? Несколько десятков человек, включая «фотографов» считали, что можно было.
Кирилла вряд ли можно было считать баловнем судьбы с самого детства, что, однако, к нашей истории отношения не имеет, и останется за рамками повествования. Но кое-что у него, тем не менее, было. То, о чём, наверное, мечтают многие юноши, молодые люди. Высокий, спортивный, немного нескладный, чем-то неуловимо похожий на Дэвида Духовны, он пользовался невероятным успехом у девушек. Весёлый, заводной, Кирилл в то же время частенько находился в состоянии некоей апатии и задумчивости. Искромётность вкупе с печальным взглядом агента Малдера, тихой благодатной улыбкой, вероятно, убийственным дуплетом действовали на противоположный пол. Порода, такт, открытость, умение слушать и рассказывать, дружить и учиться — все эти качества способствовали потенциальному успеху. Успеху у женщин, успеху у окружающих, потенциальному успеху по жизни. Так примерно и было, или, во всяком случае, казалось со стороны. Ко всему прочему, Кирилл прекрасно играл в большой теннис и периодически был спарринг-партнером ряда известных лиц, в том числе гордости отечественного тенниса, периодически возвращавшегося на малую Родину. Наверное, именно такие парни, фотогеничные и артистичные, имеющие определённый светский опыт и шарм, при удачном «раскладе» за большие деньги рекламируют нижнее бельё, бритвенные системы, играют роковых красавцев в душещипательных сериалах. Или, по крайней мере, такими их представляют глянец и СМИ.
Наш герой отслужил срочную не где-нибудь, а, как и «батя» в погранвойсках, в «поле» и на вышках. И сразу после армии попал в отдел, где все годы своей службы оставался самым молодым сотрудником. Конечно, девушки отвлекали его от работы и днём, и ночью. Кирилку можно было запросто застать спящим «на производстве». Если получалось, он забирался в укромный уголок и отрубался сразу при отсутствии начальства. Но этому парню, находящемуся годами в состоянии перманентной влюблённости, подобные шалости частенько сходили с рук. Во-первых: как платят, так и работаем, и здесь, наверное, многие по-своему немножечко мстили системе. Увы, система всё равно всегда брала верх. А во-вторых, сотрудник был исполнителен, смышлён, внимателен — служба на границе не прошла даром. Сохраняя достоинство, никогда не перечил ни старшим, ни ровне в вопросах службы и дисциплины. С готовностью отзываясь и впрягаясь в новые поручения и нагрузки.
Сотрудники, возвращаясь с необычных выездов, после встреч с «удивительными» людьми, понятно, если были в силах и настроении, с порога заявляли что-то вроде: «Нет вы только послушайте!» И вносили свою лепту в дело положительной псих коррекции жизнедеятельности коллег. Но всё это были рассказы с «линии фронта». Почти все сотрудники были семейными людьми, с соответствующими нагрузками-заботами и известными рамками. Кирилл же, будучи свободным, за послеобеденным чаем, приносил горстями «зафронтовые» сюжеты о жизни вечернего—ночного города. Доносил в лицах, с элементами итальянского жестикулирования. Эти тексты про то и про это, о собственно событии, его участниках первой и второй очереди, как затейливые матрёшки, выпрыгивали одна из другой, подчас заставляя слушателей сотрясаться от смеха и пускать слёзы в чай. Всё это вместе с характерным его телефонным общением с девушками, разгружало, оживляло микроклимат в коллективе. Добавляло некую перчинку, создавая то самое оздоравливающее состояние: «springtime-рrimavera» — весны.
Как уже говорилось выше, коллектив занимался не развозом пиццы, а скорее разгребанием неожиданных или, увы, ожидаемых последствий жизни социума. И темы: «недоразумение» и «шерше ля фам!», естественно, частенько присутствовали в сюжетах. Если бы это было кому-то надо, сотрудники могли бы переписать «Декамерон» заново, применительно к иному веку и народу. И тогда, после сказанной кем-либо начальной фразы: «Один немолодой, но жадный до любви, неожиданно разбогатевший горожанин как-то...» или «Злонамеренность и дурное воспитание часто ходят рука об руку. Однажды одна склочная, увядающая сеньора из провинции...», каждый присутствующий мог потянуть руку и поведать что-нибудь реальное и «животрепещущееся». Так и рвущееся в озорной или фатально драматический мексиканский сценарий. Вот в одну из таких историй, которую не стыдно было бы рассказать персонажам классического Декамерона, да и самому Джованни Боккаччо, у каминного огня, под хорошее бургундское и фазанов по-веронски и попал Кирилка. Попал, как говорится, так попал. Олег или Олег Семёнович начал бы ту печальную новеллу, пожалуй, вот так: «Однажды одна красивая, уверенная в себе, гордая, но жестокосердная иногородняя женщина столкнулась с неприятностями и... » Но можно и по-другому, по-современному. Но без отступления, увы, не обойтись.
Кирилл проработал—прослужил в профессии пять лет, поступать в высшее заочно так и не стал и уволился. Как он и сам признавался, давние приятели и приятельницы, школьный ещё круг, начали за глаза называть его «агентом» и «нашим ментом» После пары лет Кирилловой службы уже в органах, они заметили изменения в поведении товарища. Его окружение продолжало жить в счастливом, безрассудном неведении или, точнее, презрении ко многим потенциальным проблемам и опасностям. Он же знал не понаслышке о некоторых вещах и уже не мог расслабиться, как раньше, смущая поведением компанию. Так или иначе, но после суммарных семи лет в погонах этот, в общем-то, сугубо гражданский человек—обалдуй вернулся в родную стихию. Новую работу нашёл в полном соответствии со стилем и ритмом своих воскресных устремлений, среди музыки, барных стоек и обеспеченных людей. Очень скоро парень подправил своё материальное положение, появились дорогие вещи, машина — дыхание «очевидного успеха» имело место. Но отрыв от прежней работы, а скорее всего, всё-таки от людей, давался молодому человеку непросто. Кирилка приезжал на все праздники, старался накрыть стол, сиял, был искренне рад каждой встрече — всё это всегда взаимно. Система с её неприятными издержками, тем не менее, давала ощущение сопричастности, товарищества, подтверждаемое не на словах, а на деле, днём и ночью. Тогда как новый бизнес не принёс новых друзей. «Там крутятся деньги, но каждый за себя и под себя, и большие проблемы с доверием».
Новые рассказы были про ящики испорченных бананов, которые он никогда не видел, но приходилось оплачивать лично. Про дорогое спиртное, которое «ушло» из бара между сменами и за которое теперь ежемесячно вычиталось из его и официантки зарплат. Он опять «торчал» штуку баксов шефу за какой-то реквизит и провизию. «Торчать», — мы не помнили этих слов в его словарном наборе, кому-то тысячу долларов, да ещё и «опять» и притом говорить об этом, как о потерянных носках... В нашем узком сообществе такое казалось заманчивым и пленительным. Но одно оставалось неизменным. За все годы, что Кирилл работал в отделе, да и потом, никто не помнил его в ярости, никто не слышал о проблемах с ревностью или иными «разборками» с девушками, соперниками. Казалась его личное житие, то ли медовое, то ли бедовое, наполнено своей внутренней гармонией, несмотря на сложную любовную геометрию. Что через женщин не видать Кирилке горечи и расстройств. Ан нет.
Встреча с «жестокосердной иногородней женщиной» произошла именно в этот «барменский» период, через три года после увольнения нашего героя из органов. Новость о том, что Кирилла среди бела дня скрутили и вывезли в соседний район по подозрению в совершении разбойного нападения, повергло небольшое подразделение в ступор и шок. В хорошем коллективе не бывает «бывших», особенно если людей по штату меньше чем пальцев на обеих руках, и человек оставил о себе добрую память. Само управление, «орган» в котором они героически трудились, являлось человеческим муравейником, и все про остальных что-то знали-понимали-догадывались. В известных пределах, большой тайной не была и жизнь смежников, как по горизонтали, так и по вертикали, тем более, что многое вообще доводилось в приказном порядке. В городе(и регионе) постоянно кого-то неожиданно повышали, по-быстрому снимали, увольняли по-тихому задним числом, переводили, выпроваживали на пенсию, арестовывали, кто-то умирал в кабинете, заканчивал суицидом или погибал при исполнении, регулярно заседали суды чести. В середине девяностых начальник управления, собрав офицерский состав, в ярости тряс над головой тринадцатью заявлениями — молодой участковый обложил данью торговые точки на своей территории. В прошлом месяце один молодой майор, в очередной раз сев за руль, «немного выпимши», насмерть «настиг» бомжа на пешеходном переходе. Другой майор, уже не раз изумлявший коллег, на сей раз порекомендовал предпринимателю, торговавшему нижним бельём, «во избежание проблем» подготовить небольшую партию для своей жены. На суде чести находившиеся в зале женщины-сотрудницы сочли его поступок не только противозаконным, но и в то же время «матримониально правильным» — ведь он указал в своей «трогательной записке» только одни женские размеры—параметры белья. Жены! Сотрудницы тихонько интересовались: если вдруг ЭТО уже изъято, можно ли покопаться в конфискате, просто посмотреть качество? Мужчины в зале отвлеклись от телефонов, бумаг, кто-то проснулся. Вкусно пахнущий дорогим парфюмом господин представитель ОБЭП предложил ввезти для сотрудниц всё необходимое, можно и из Лондона. И всё за счёт ОБЭП: «вот только краевую комиссию отправим назад на Родину». «Разбираемый товарищами» майор, молча, краснел, шмыгал носом, подперев взглядом пол. Суд чести старшего офицерского состава тогда перерос в небольшой тематический фестиваль и прошёл ярко и незабываемо. Где еще можно было так просто и неформально собраться всем этим людям в отсутствии высокого руководства?
Понятно, все эти дисциплинарно—кадровые «шорохи в сумерках», невидимые посторонним, всё-таки были издержками службы и жизни большого гарнизона, сильно разбросанного по местности и сопоставимого по численности с какой-нибудь трёх-тысячной мотострелковой бригадой. Но состоявшего вовсе не преимущественно из как-то подконтрольных срочников. А из вооружённых и достаточно свободных личностей с амбициями, выдумкой, слабостями и вредными привычками. Гарнизона, который в целом вполне сносно справлялся с поставленной задачей.
Ситуация с Кириллом на фоне шлейфа приключений личного состава, понятно, была совершенно иной. Разные сотрудники «органа» оседлали телефоны, собиралась делегация для выезда в соседний район. Речь не шла о давлении, хотелось выяснить правду, удержать Фемиду, обитавшую во тьме и иллюзиях, от глупостей или подлостей. У многих сотрудников службы был опыт и в этой сфере. К счастью, не на своих шкурах, но отделение могло немного переписать не только «Декамерон», но и какой-нибудь «Молот ведьм». Страсти накалились до предела, так как тамошние сотрудники, узнав, кто звонит, бросали трубки. Давили и сверху: «Не вмешиваться!» Тот день прошёл напряжённо. Отделение, да и вся городская кримслужба в целом, привыкло к напряжению другого типа, когда на их территории произошло что-то эдакое — по профилю, и они тоже оказывались в «игре». Тогда, закусив удила, откладывали волей—неволей всю остальную жизнь. На этот раз колокол пробил по одному из них, пусть и «бывшему». Извечная, чернушная, сугубо внутренняя шуточка о том, что если кому-то вдруг не хватает средств на жизнь, и этот кто-то хочет на досуге заняться «квартирным» или «банковским», иным делом... Пусть предпринимает попытки в другом городе! Подразумевала наличие некоторого опыта и недопустимость из-за своего мелочного эго ухудшения статистики и положительной динамики раскрываемости в родных, дорогих сердцу местах. Здесь же было вооружённое нападение на женщину, которую де подвозил Кирилл в течении аж получаса. Ради цепочки. Абсурд в квадрате! Абсурд, имея в виду личность подозреваемого, его теперешние финансовые возможности. И заканчивая избранным способом обогащения.
Следствие и розыск управления, все, кому приходилось иметь дело с Кириллом, так же давали соответствующие ручательства и характеристики. Рвался узнать правду и отец парня со своими сотрудниками из силового учреждения с большими возможностями. Кирилл упорно не признавался, что ставило в тупик следствие по делу о разбое. Потерпевшая же уверенно опознала водителя, напавшего на неё. На чаше её весов находилось описание машины и мужчины, практически полностью соответствующие Кириллу и его красной восьмёрке. Описание, данное сразу после нападения и за много часов до её опознания «в лицо». Потерпевшая вместе с оперативниками ОУР приехали тогда в наш район, так как отсюда и вёз её «водитель—разбойник». Группа кружила по улицам, и тут женщина увидела Кирилку, привёзшего свою какую-то bella ragazza побродить по бутикам: высокого стриженого брюнета, bello. Всё как в описании и на красной восьмёрке.
«Этот».
И вот уже через три минуты машина с подозреваемым на борту, как водится, без права на звонок и прочее, гнала на свою территорию. Узнав, кого они изловили сотрудники чужого розыска только ускорили темп. «Батя» первым получил информацию о задержании, но и то далеко не сразу, после часов очных ставок и допросов сына. Потерпевшая ликовала: опытный следователь, представители местного руководствам трамбовали подозреваемого. Кирилл только смеялся им в лицо. Это очень осложняло всем заинтересованным в раскрытии жизнь.
Бывших коллег не пустили в сопредельный район «сверху» обе ветви двойной подчинённости. Милицейские власти города не хотели было пускать и отца Кирилла. Даже на порог райотдела. Представители руководства райотдела и дежурная служба преградили тогда путь. Он выторговал встречу через стекло и короткий разговор в присутствии наблюдателей. Как будто боялись, что отец передаст шифрованную инструкцию. «Мне бы лишь в глаза сына посмотреть.» Взглянув же, удовлетворённо выдохнул: «Он невиновен и скоро будет на свободе!». Вся эта «осада» накаляли атмосферу у соседей. Телефоны звонили, и принятое решение о донельзя объективном расследовании реализовывалось. В камеру Кирилла закрыть не рискнули, разработка бы ничего не дала, а вот «расстроить» отца, наверное, было можно. Или по другим причинам, но подозреваемый сидел в одном из кабинетов розыска, пристёгнутым к батарее. Часть местных оперативников поверила ему, «бывшего» кормили, принесли журналы, включили телевизор. Опера постарше и руководство шипели и покрикивали на молодняк, наивный и неопытный, «вступающий в сговор с матёрым преступником». Подозреваемому выдали бумагу, и он подробно расписал, где и с кем проводил время в течении прошлых суток. На его счастье, во время «совершения преступления» парень активно «крутился» и всё время был на глазах тех или иных лиц, да ещё и в сотне километров от места разбоя. Сотрудники, задержавшие Кирилла, весь следующий день проверяли его алиби, документировали, обзванивали свидетелей, искали нож. Обследовали автомобиль на предмет возможности пребывания в нём потерпевшей, интересовались, есть ли ещё одна красная машина в пользовании семьи подозреваемого. Пытались оценить, успел бы он в ночи пронестись туда и обратно на бедовом арестованном авто.
Вечером следующего после задержания дня подозреваемый был освобождён. Но перед тем, как отпустить Кирилла, была приглашена потерпевшая. Присутствовали сотрудники уголовного розыска, следователь, кто-то из руководства. Извиняясь, сотрудники милиции пытались объясниться и примирить стороны. Эта сцена, со слов Кирилла, чем-то тогда напомнила ему концовки романов Агаты Кристи, когда всё наконец-то становится на свои места и истина торжествует. Милиционеры зачитывали показания свидетелей, наперебой приводили аргументы. Доказывали потерпевшей даме, что дело не в том, что подозреваемый кем-то был и чей-то сын, что они никого не покрывают и стараются изо всех сил бдеть интересы туристов и приезжих. Она же укоризненно качала головой, хмурила лоб, печально вздыхала. Уже под конец «прощальной встречи», когда сотрудники были чуть в стороне, женщина подошла к Кириллу, с которого уже сняли наручники, и тихонько произнесла: «Да я в тот же день поняла, что ошиблась, что не ты это был, но кто-то же должен был ответить, правда, красавчик?» И, резко развернувшись на каблуках, покинула кабинет.
Именно в тот день Олег и Сергей, приехавшие забирать Кирилла, впервые и увидели Её — потерпевшую местные сотрудники как раз усаживали в такси. Миловидная, немного за тридцать, исполненная достоинства, с новым золотом на шее и специфической «мордочкой лица». Она захлопнула дверцу с шашечками и, казалось, навсегда уехала из их жизни. Сергея и Олега не интересовало тогда, кто она такая, откуда приехала и как будут дальше вестись «соседями» поиски настоящего преступника. Наверху лестницы уже нарисовался горемыка «бывший».
Кирилл сиял своей фирменной гагаринской улыбкой. Разведя руки в жесте, полном радости, смущения, любви ко всему миру. Означавшем сейчас ещё и: «вот такая вышла незадача, братцы!», начал спускаться по ступеням. Путь был не близкий, пора было всем возвращаться домой.