Ибица у каждого своя
Ибица, Джордж Мужчина шёл по пляжу вдоль кромки воды, глядя куда-то вдаль. Седая бородка, концы шейного платка развивались в такт порывам ветра. Идти было непросто, если волны доставали до него, ноги оказывались по щиколотку в воде, погружались в зыбкий песок. Сильные волны обдавали его брызгами, пытались утащить с собой. Но он двигался дальше, аккуратно обходил скальник, ряды тяжёлых пляжных кресел с загорающими в зоне прибоя людьми. Иногда мужчина останавливался, заговаривал с кем-то, а если поблизости были дети, доставал конфеты из карманов бридж. Пара девушек, расположившихся чуть в стороне от моря, наблюдала за ним.
— Надеюсь, этот не притащится сюда?
— Смешная. Что-то на себя набрось, не будут и клеиться. И еще, ты ошибаешься, он...Молодой мужчина — их спутник вернулся на свой топчан, вручил девушкам стаканчики с водой, пояснил:
— Это же местная знаменитость. Джордж Злодей Перкинс — барабанщик, байкер и еще много кто. Дважды меня на спор перепил, а как он играет в покер и вист... Отличный дед!
— Злодей?
Мужчина рассмеялся.
— Вы его не слышали. Голос! Низкий, с хрипотцой, бас, и актёрские способности. Потрясно озвучивает новости, особенно апокалиптические. А еще Джордж на пол укладывает бары, когда поёт детские или лирические песни. Как-то в начале девяностых, Сандра проходила мимо караоке, услышала Maria Magdalena в его исполнение, ворвалась в зал: «Вот черт! Какого этот злодей уродует мои песни?!» Потом-то они познакомились, помирились. А он, «Злодей».
Солнце светило изрядно, да и припекало. Джордж опустил пониже козырёк бейсболки, поправил жёлтые поляризационные очки. Он шёл дальше, неумолимо приближаясь к точке, с которой откроется вид на фасад ресторана «Talamanca», что над бухтой. Конечно, можно было избрать и другой, более щадящий маршрут, а то и вовсе отправить мальчишку с поручением. Но Джордж предпочитал не баловать себя в те периоды, когда нужна была максимальная мобилизация, напротив, выбирал более сложные пути, для проверки себя, тренировки духа. А еще он любил море и, двигаясь по пляжу, мысленно вступал в диалог с ним.
Еще двадцать шагов, десять. Синий или красный? Другого варианта связи, кроме визуальной, на этой стадии не допускалось. Напряжение нарастало, кровь стучала в висках. Синий или красный? Еще весной ему несказанно повезло, поиск дал результат: встречу с человеком, пролившим свет на давние события, так интересовавшие Джорджа, да и не его одного. Никого не привлекая для помощи, он набрасывал свою сеть, вникал в новые данные, все расширяя и расширяя «плацдарм» понимания, вгрызаясь в него. А месяц назад Джордж захлопнул папку, отправил наверх собранные материалы и свой план. И просьбу. Он выторговал право решить этот вопрос самостоятельно более четверти века назад. Но прошло столько лет, Джордж ждал подтверждение: добро или отказ, «синий» или «красный»? Были еще два варианта, но Джордж не особенно верил в них. Остановился, ополоснул лицо, выдохнул. Уже скоро. Веерные пальмы на рамбле за пляжем, наконец, перестали закрывать огромную рекламную панель ресторана. Пальма на Talamanca горела жёлтым. Он знал, что это значит, Джордж рухнул в прибой.
— Хорхе, смотри, этот Злодей может утонуть!
— Глупости, он так купается.
Ибица, Мария Клубная зона общины Олеандр — каре из семи старых, без колёс уже, трейлеров, навесов и площадка в центре. Плюс пара магазинчиков «про всё» на въезде. Плюс десяток сосен и акаций, создающих, и тень, и естественный антураж.
Скоро праздник — День общины. Группа разновозрастных женщин: аборигенок, их гостящей родни и примкнувших хиппи, расположились на помосте в тени акации. Обсуждалось меню, программа проведения. Мария, одна из основателей общины, задавала тон: «Дора, допиши еще четыре больших скамьи — под трейлеры поставим, и два десятка стульев, лучше пластиковых».
Она была довольна собой, просто порхала, настроение и здоровье все на подъёме. И причина понятна: по правую руку на циновке внучка Виктория. Три года не виделись, и вот приехала, гостит уже месяц. С новой подружкой — итальянкой внучка плетёт гирлянду, перешёптываются — врачихи и тут нашли друг друга.
Как же Виктория похожа на дочь! Такая же смышлёная, красавица, легка в общении, легка на подъем. Вчера они спускались на велосипедах на рынок, бродили с корзинками, выбирали и приценивались. Купили шёлковые ленты для волос: красную и синюю, одинаковые плетёные сандалии, и футболку деду — с черепом, естественно. А потом пили на пристани сидр. Распущенные волосы, никакой косметики, при первой же возможности — босиком.
Телефон, Вика подскочила, метнулась к сумке ответить на звонок. Три прыжка на левой, два на правой... Мария укусила себя за руку через ткань. Так, чтобы никто не увидел. А если и увидели, не поняли, не распознали смену настроения на лице. Старый трюк. Виктории сегодня столько, сколько было их Рите тогда. Когда она пропала, если это можно так назвать. Боль от укуса пронзила, позволила перезагрузиться. «Да, нужно привести еще два котла и пару барбекюшниц, — она рассмеялась, — все верно, Дороти!» Старая Дора, соседка, вела записи, и уже открыла было рот. Но тут зазвонил телефон Марии — Джордж.
— Джорджи! Ты договорился по макрели и тунцу?
Джордж был не один, рядом музыка, смех.
— Договорился. Слышишь? Тунец — просто восторг!
Восторг означал «внимание». Мария уединилась с трубкой в трейлере-кухне. Муж сообщал, что весь в репетициях, вернётся завтра, а сейчас встретил группу русских. «Витья-Витьек, Альёна и еще, с ними поем песни. Скоро чемпионат и все учат русский!»
— Мы немного спели гимн, выходила Катюща, и эту песню «Моя тен играет зафтра блюз».
Вот она — «врезка». Все, что было в сообщении до неё и после — пустышки и дополнение. Затем он снова удачно вплёл «восторг» и, наконец, кому-то: «Завтра напьюсь, а на утро нужны будут только старая кухарка и хорошенькая экономка!» Итак, роли распределены.
Мария лет двадцать не слышала этой кодовой фразы-конструктора. Популярная песня «Урагана» прекрасно подходила для кодирования, и они, работая в русскоязычной среде, когда-то воспользовались ею. Расшифровка была проста: моя (его, Джорджа) тень (tactical elements not identified — сленговое прозвище прежней профессии в тот месяц, когда они ударно учили английский) играет («играет» — работает по задаче по своим нотам. Не «упадает в ад» из другого куплета, что означало бы «их накрыли» — и нужен срочный уход и выживание) завтра (скоро) блюз (в оригинале « джаз» — новая задача, но здесь « блюз» — что-то старое, отложенное: события, люди).
Мария поставила чайник, покопалась в ящиках в поисках чая, выглянула наружу. «Женсовет» общины в ее отсутствии переплёлся руками, движениями тел изображал волны. Ну что с них взять, обожаю.
Пока закипал чайник, она закурила. Опять? Ладно, Джордж, он тянул дольше. Да и сейчас поддерживает связи, кого-то встречает-провожает, секретничает. Наверняка, по старой привычке подобрал пару официантов-музыкантов, которые что-то могут и верны ему. Возможно, он даже знает, гнездится ли на островах «тень». Но они, загнанные клячи, рваные ноздри? И еще. Почему не использовал рабочую испанскую кодировку, совсем старые хвосты, ностальгические? Мария смотрела как порывы ветра раскачивают ветви акаций и перебирала в памяти места тайников по острову. Снова бежать? Опять спина к спине и три последние обоймы на двоих, что за напасть? Может, обойдется?
Перкинсы вернулись на Ибицу десять лет назад. Где все началось, там должно и заканчиваться. Когда-то они входили в единую группу, тянули весь спектр: связь, проверки, сопровождение, вербовочное, ввоз-вывоз, акции. И много чего еще по обеспечению — рабочие лошадки разведки. Но годы идут. Лучшие, дерзкие и незабываемые, долг, азарт, рок-н-рол. После десятка «колпаков», пяти экстренных эвакуаций и четырёх «моя тень упадает в ад», в результате которых погиб Карл и пропала Рита, их списали из «тени».
Дочь не играла в эти игры, она вообще ничего не знала о «родителях-музыкантах». Рита пала в результате «пересечения». Тень тогда в ночи неслась в аэропорт. Без багажа, выбрасывая из окошек все компрометирующее железо: накопители, оружие, и уничтожая в такси документы. Ирма — командир была плоха, в авто ее накололи, остановили кровь, запудрили. И сейчас тащили к гейту. И вдруг «Мама! Вы в Неаполе?! Куда так бежите?» На контроле махали билетами: «Сюда, скорее!». Они ничего не могли поделать. Этого оказалось достаточно, песочные часы их Риты перевернулись.
Прошли годы. Серия нервных срывов у жены, завал в тестах — стрессы, возраст. Они пожизненно остались в составе иностранной агентуры, но все поручения теперь были, и редки, и 2-3 контура. Что только радовало супругов, позволило выдохнуть и жить, наконец, своей жизнью. Мария целиком погрузилась в обустройство дома, дела общины, книги. А Джордж вернулся к музыкальному амплуа — отбивал свои лучшие ритмы в клубе «Этно» на джембе, пау-вау и других барабанах. Отбивал успешно, участвовал в концертах на континенте, давал уроки и интервью. Семьдесят ему никто не давал: ни «бродячие» хиппи, ни новые барабанщики. Ни пляжные волоокие девицы, что бродили по рамблам и гирляндами рассиживались на ступеньках все того же «Этно».
Генуя, Рафаэль Рафаэль Дору дочитал сообщение, блаженно растёкся по креслу. «Уважаемый господин Дору!» И дальше. Дело вовсе не в этикете, Рафо достал коробку дорогих сигар, выбрал одну, обрезал и раскурил. В последние тридцать лет «уважаемый» означало именно уважаемый. С Большой буквы, и большие деньги. Дизайнерская сеть с уклоном в ландшафт процветала, средства, влитые в бизнес давно, сработали. Его всегда тянула эта стезя: архитектура, парковые зоны, земляные работы, обустройство прудов и фонтанов. Уже давно не молод, и подряды и союзные договорённости их группировки с разведками, политиками и рядом частников, передал племянникам. Сейчас он не прятал имени, лишь немного пластики на лицо, да покинул родную Кампанию. Много ли осталось врагов, имеющих к нему счёты, способных разобраться, распознать и достать? Ведь меры по обеспечению безопасности и в первую очередь информационной Дору всегда считал ключевыми. Собственная версия омерты исправно работала, оставляя отступникам лишь один исход — смерть.
Рафо покосился на портрет Эволы. Здесь, в смежном, внутреннем кабинете — «норе» не бывали посторонние. Юлиус, выписанный тонко, с любовью, источал мягкий внутренний свет, улыбался. Рафо с духовным лидером всегда находил общий язык. Со стен смотрели и Дуче, Боргезе, дедушка Тьери — кагуляр.
Из одной из юбок, гаде, Рафо сам — он же дизайнер, как-то сделал панно в виде складчатой бордовой окружности. На панно он закреплял сердечки — свои мужские победы. А за всегда прикрытой тяжёлой гардиной было размещено другое изделие ручной работы. Из пенопласта и дорогого черного с красным бархата был выполнена одна из «их» рун. На ней закреплялись латунные крестики — победы иного рода. За крестиками стояли убитые политики, карабинеры, журналисты, коммунисты и левые активисты, бойцы красных бригад, неудачливые бизнесмены, тиффози, гангстеры и мафиозо. А также члены их семей, случайные прохожие, свидетели и заложники — кровавые версты Италии 70-90-х. Рафо точно знал, что за последние годы количество сердечек обогнало те многочисленные крестики.
Рафаэль вернулся к сообщению. Очередные миллионеры хотят арендовать виллу на Болеарах, и им приглянулась одна на Ибице. Но у людей имелся список претензий, вот и приглашали фирму, и его лично разобрать проект, выполнить экспресс-оценку сроков и стоимости работ. И хорошо платили за «хлопоты по выезду». Такие предложения поступали каждый квартал, и ничуть не удивляли — его имя теперь гремит на итальянском рынке. А обращаются все, даже канадцы — у неаполитанцев прекрасный вкус! Рафаэль затянулся...
Ибица. Пальма горит жёлтым Рафаэль Дору не любил, когда его встречают незнакомые люди. Однажды встретили... Поэтому еще из здания аэровокзала высмотрел предоставленный клиентом лимузин. Все как надо, машина припаркована по его условиям, нет толпы, чего-то подозрительного. Шофёр-блондин в белой сорочке пялился в гаджет облокотившись о капот, его внешность соответствует описанию. Дору отправил сообщение о прибытии в фирму. «Пошли», — вместе с секретарём — Франческой двинулись на выход. Вот и стоянка, представительский мерседес под навесом. У бетонной опоры навеса под аляповатым баннером «Ибица у каждого своя» крутятся две девицы с чемоданами и телефонами, прыгают, визжат. Дору проводил их боковым зрением. Шофёр представился, открыл дверцу машины. Вдруг одна из девиц, та, что говорила по мобиле, отошла в их сторону. Рывком сдёрнула с себя футболку. «Hola, Ибица! Я здесь! В отрыв!», — и давай танцевать, размахивая над головой футболкой. Ну и бюстом. Вторая со смехом принялась снимать видео.
— Вот дуры, — невзрачно отметил шофёр, — понаехали — высокий сезон.
— Франчо! — Дору оглушительно засмеялся, — никого не стесняясь, жадно, как мастино лазанью, схватил секретаршу за зад, — через четыре часа! Четыре.
Франческа засмеялась, откинулась на босса, вытянула ножку.
— О, может три?
Невесть откуда взявшийся патлатый оборванец на самокате вынырнул из-за мерса. А тут такое! Парень засмотрелся на внезапный топлес и сладкую парочку, потерял равновесие. И влетел в объятия фотографируемой. Его самокат между тем зацепил Франческу.
Моя тень сильнее тигра, гораздо быстрее коня,
Когда звучит регги, всегда опережает меня.
И завертелось... Фотографируемая подскочила, наотмашь выдала недотёпе по лицу. Секретарша рванулась было добавить трёпки, попутно посылая cretino по всем адресам. Девица с фотокамерой с криком: «У Вас же травма, я ветеринар, осмотрю!» кинулась наперерез Франческе. Франческе тотчас стало дурно. Патлатый уже на ногах, улюлюкая, мотанул в сторону техзоны аэропорта. Фотографируемая, продолжая трясти в лицо мистера Дору восхитительным бюстом, алыми губами и родинкой на щеке, заявила про болевой шок и необходимость медосмотра. «Да и, должно быть, напекло бедняжке!»
— Какое напекло, она неаполитанка!
— Вам виднее. Но следует относиться к женщинам с большим вниманием, — назидали губы.
Шофёр вернулся из погони за cretino с болью в глазах: «Туфли жмут — никак! — посмотрел на часы, — время...»
Девицы усадили Франческу на свой чемодан. Фотографируемая, наконец, надела футболку.
— У неё все будет хорошо, но нужен доктор, не беспокойтесь, мы встретим медиков. Если спешите, то езжайте, вот моя визитка. Мы обязательно свяжемся.
Секретарша вымучено улыбалась: «О, Рафаэль! Меня мутит...»
Я не боюсь пепла, моя тень не боится огня,
Наш рок-н-рол запомнят, эй, прикрывай меня!
Для осмотра парка, виллы, изучения чертежей и переговоров секретарша была действительно не нужна.
— Поехали, — Дору хлопнул дверцей, оглянулся Франческе, — позвоню.
Мерседес миновал городскую черту, ушёл по серпантину дальше. Справа и слева складки местности, редкие деревья и солнцепёк. Не в машине, конечно. Но эта плавящая мозг музыка...
— Послушай, выключи или убавь эту хрень.
— Но Вы же на Ибице, это наше — болеарское, — шифер повернулся к клиенту, его лицо, простецкое, с выщербленными зубами, покраснело, — партия укулеле — это я!
В узком месте за знаком «Камнепад» три валуна на проезжей части. Не проехать. Никак. Дору сунул шофёру несколько купюр:
— Они небольшие, попробуй откатить.
Но у того врождённый порок сердца, плюс жара. В общем, никак. Сзади плетётся «жук».
— Жук проедет, и место вроде есть. Им и доплатите, до виллы всего ничего, багажа у Вас нет.
«Жук» поравнялся. Две женщины в деловых костюмах, одна с бейджем. На виллу «Medusa»? Они туда и направляются для встречи какого-то гостя: повар и администратор. Но застряли из-за аварии в городе и страшно опаздывают. «Вот повезло», — Дору щёлкнул пальцами. Мерседес посигналил, не без труда развернулся, пропустил несколько машин и мотоциклистов, скрылся в клубах пыли. Новый пассажир не без труда втиснулся в салон, колени туго упирались в переднее сидение. Дору скрежетал зубами от злости, но потом оттаял, разулыбался. За это — «отходчивость» его и любили женщины. В конце концов, семьдесят штук за разовый выезд надо отрабатывать. Раньше приходилось и в грязном багажнике кататься. Иногда с горячим автоматом на груди, лёжа прямо на похищенном или мертвеце. Дору тихонько рассмеялся. Женщины впереди переглянулись, засмеялись в ответ: «Уже совсем близко». В зеркале мелькнула младшая, хорошенький какой администратор! Что-то в ней показалось Дору знакомым, некая дымка, тень чего-то, типаж, наверное, венгерка...
Машина между тем плелась на подъем. Впереди, в точке перегиба рельефа, на фоне безбрежного неба, такого синего сегодня, Рафаэль увидел мотоциклиста под зонтичной акацией. Это было последнее, что он тогда увидел.
Моя тёмная леди Сумрак, хлыста боевого плеть,
Наш рок всегда на равных: иметь или не иметь!
В старом свинарнике запах навоза совершенно не ощущался. Стёкол в окнах почти не было, по просторному помещению туда-сюда летали голуби и ласточки. Джордж любил заброшенные фермы. Рос в селе, да и вообще — успокаивает.
— На все полчаса. Приедут люди со своим опросником, и нам не следует пересекаться.
— Он пришёл в себя. Кто это?
Дору заворочался, попытался встать. Длинные, редкие, седые волосы рассыпались по мятой сорочке, лезли в рот.
— А я знаю, мистер Дору, как вы потеряли ступню, — Джордж сглотнул, не без труда продолжил, — да и мочку уха. И охранника-водителя в девяносто пятом, Энцо Монтини, кажется. Малыш грудью прикрыл Вас от стрелков ндрангеты, а Вы кинули его семью. Нам известно про албанскую печень и украинскую почку. Вы всегда сами выбирали донора — это так необычно. И, наверное, дорого?
Рафаэль стиснул зубы, представил, как племянники, их «чистильщики» беспощадно расправляются с этими мерзкими гадами, наглецами.
— Прости. Не хотел тебя вводить, боялся. Маша, это ОН — капитано той ячейки, что натравили на нас в Неаполе. Спроси его...
— Понятно, — Мария задумалась, — нет, Игорь. Пусть внучка посмотрит в эти глаза. Не беспокойся, она сильная и хочет правды. Час пробил.
Она достала из сумочки смартфон, «треножку», выставила все это под видеосъёмку на брикете комбикорма.
Голуби на балке свинарника с любопытством наблюдали за двумя немолодыми людьми, которые покинули их гнездовое прибежище. И за молодой женщиной, вскоре скользнувшей внутрь, через проем полу-распахнутых ворот.
Завтра День общины. Старая Дороти отпёрла складской трейлер, включила лампочку, протёрла очки. Так, две большие лестницы, три стремянки, котлы, две тележки, и прочее — все на месте. Дороти прошла в дальнюю часть трейлера, заправила отброшенную кем-то брезентовую занавеску. Ведра, мешки на месте, стопки пластиковых кресел тоже. А где две наши лопаты?
Пока бьют барабаны, меркнет демонов свет,
Нам с Тенью это известно, демонам ада — нет.
2022 г.
В соавторстве с COVID-19 & при поддержке производителей медикаментов * Текст претерпел незначительные изменения и правки в сравнении с конкурсным вариантом.