Читателю? (To Reader?)

У меня было тяжелое детство.
Вы все это знаете.
Знаете,
Потому что я тысячу раз
Вам уже об этом рассказал.

Но теперь я, хоть и старый пердун,
Торчащий от скачек и дешевого пойла -
Известный писатель Америки,
И все, чем я измажу бумагу, -
Становится враз знаменитым.

Любая шлюха мечтает стирать мне носки,
Хоть я не ношу носков - не привык.
Ведь детство (я говорил?) было тяжелым.
Мечтает, чтоб я вколотил ее в койку
Со страстью, которую в жизни
Я разве испытывал
К лошадям.

Ну, может, жокеям.
Ведь у жокеев зады не такие огромные,
Как у прочих американцев,
Которые знают, что я известен,
И про детство тяжелое
Тоже.

Я морду набью любому, кто скажет,
Что Моцарт, Бетховен, Лист, ну и кто там...
Не так популярны чертовски, как я, кого слава настигла,
Несмотря на тяжелое детство, и пьянство,
И все мордобои, запоры в семь лет и зады поогромней.

Сегодня я встретил урода, с которым работал в столовой,
Пришлось написать ему стих, чтобы он прочитал,
И понял, что выбился в люди я, так им и надо.
Всем людям.

Вчера я подумал о тёлке, с которой спал в марте.
Году в сорок третьем.
Мы с ней познакомились в баре.
И после четвертой она все, что надо, узнала -
Что я жеребец, про зады и про детство.
Решил написать, ведь мне пофиг,
О чем попечатать.

Стихами моими ты если совсем
Не проникся, знай -
Ты не чертов тупой засранец.
(Хотя это тоже, наверно.)
Возможно, все дело в говенном переводчике,
Который пишет джакуззи с двумя "з",
И ни черта не понимает в кошках.

Ладно, я свое уже сделал -
Стал знаменитым, надрал задницу
Куче парней, не жалел и девчонок.
А вот тебе еще жить в этом замкнутом круге -
Платить по счетам, на выборах ставить крестик,
Надираться под музыку прошлых столетий,
Пока чертов мир не переполнится жирными задницами
И свалится в тар-тарары.