Из дальнего угла двора, мимо лавочки, где я сидел, пробежало несколько мальчишек лет пяти. Этот двор был тише других. С трех сторон окруженный домами и детским садом - с четвертой, он тонул в зелени и тишине. Город не вторгался сюда даже звуками шоссе, проходящего за ближайшими высотками. В этом дворе стояло почти деревенское лето. Спокойное и теплое.
Я обратил внимание, что малявки гуляют без присмотра родителей. Двор не был проходным, поэтому посторонние люди редко заходили сюда. Скорее всего, сама тишина и закрытость двора, на которую и я обратил внимание, выбрав себе скамейку возле песочницы, позволяла родителям считать, что их дети здесь в безопасности.
Оружие было лишь у одного мальчугана. Он гордо взводил пружину пистолета, чтобы потом с громким хлопком выстрелить воздухом. Остальные бегали с палками.
Из подъезда вышел мальчик постарше и прямиком направился к мелюзге:
- Во что играете? - спросил он. Они стояли метрах в тридцати от меня, но мне было прекрасно слышен их разговор.
Малышня ответила не сразу, словно решая, а надо ли им, чтобы этот семилетка играл с ними:
- Спасаем мир! - ответил тот, у кого был пистолет.
- Я с вами! - заявил семилетка, протянул руку и забрал пистолет у малыша.
- Пашка! Ты что! - закричал и заплакал тот. - Это мой!
Но Пашка его не слушал. Он ткнул в двоих малышей стволом отобранного пистолета и сказал:
- Ты и ты! В моей команде. Остальные - против! - и побежал прятаться за деревья. Остальные послушно разделились на команды и продолжили игру.
Мальчишка, оставшийся без пистолета, захныкал, глядя как его оружие удаляется вместе с противным Пашкой. Потом мальчуган произнес громко: "Гад!" и направился к песочнице, рядом с которой сидел я.
- Этот мир несправедлив! - произнес он фразу, наверняка услышанную от взрослых. Говорил он ее явно для меня, желая показать, какие фразочки ему доступны. Мальчик шмыгнул носом и взялся лепить куличики с помощью двух ведерок, одного побольше, а другого поменьше, оставленных кем-то в песочнице.
- Ты так считаешь? - спросил я его.
- Что? - не понял он.
- Что мир несправедлив.
- А то! - он кивнул и похлопал по донышку ведерка, сделав большой куличик. Потом покачал головой, видя, что кулич не получился, сломал его и сделал другой, из меньшего ведерка.
-Так сделай свой! - сказал я.
- Как это? - не понял мальчик и впервые посмотрел на меня.
- А вон у тебя целая песочница! Слепи! Все, что ты хочешь!
Мальчик еще разок взглянул на меня, словно решая, интересная это игра или нет.
- Всех, кого хочешь, слепи, - продолжил я.
- Из песка? - недоверчиво протянул мальчик, перевернув маленькое ведерко. Куличик вышел неровный, но мальчуган на этот раз не стал его ломать. Вместо этого, он насыпал на донышко немножко песка и, надев ведерко сверху кулича, осторожно похлопал. Потом удовлетворенно хмыкнул и принялся за новый.
- Расскажешь? - попросил я.
- Что?
- Что ты лепишь?
- Я маму слепил. А теперь леплю папу, - ответил он, высунув язык от усердия.
Куличики возникали один за другим, а я спрашивал:
- А это кто?
- Это собака Чарли. Она веселая! - мальчик разговорился. Слезы его высохли. Он был теперь полностью поглощен новой игрой. - С ней можно долго играть и она никогда не устает! Она настоящий друг! Побольше бы таких.
- А это кто?
- Это кот Баюн. Он мягкий и добрый, - мальчик принес сухих травинок и сделал своему коту усы.
- А вот этот? Самый большой? - спросил я, когда он сделал единственный куличик с помощью большого ведерка.
- Это Человек паук, - серьезно ответил мальчик и вставил сбоку куличика палочку, добавив: - С бластером.
- А он здесь зачем?
- Он будет всех охранять. Он тотально аннигилирует всех врагов! И Пашке достанется!
- Что значит, аннигилирует? - спросил я.
- Убьет, значит! - ответил малыш и встал, чтобы оглядеть песочницу.
- А! - понимающе протянул я. - А Вини Пуха или крокодила Гену слепишь?
- Зачем? - не понял мальчик.
- Ну, как зачем..., - растерялся я.
- А что они могут-то? - спросил мальчик, окончательно поставив меня в тупик.
- Нда... - не нашелся я, что на это ответить.
Малыш еще что-то выделывал, теперь без помощи ведерок. Песочница заполнилась стенками, горочками и ямками, означавшими что-то, о чем он рассказывать не захотел. А я не спросил.
Наконец, мальчик закончил лепить и отряхнул руки от песка.
- Нравится тебе, что ты слепил? - спросил я.
- Нравится.
- И здесь все будет так, как нужно? Справедливо и честно?
- Ну конечно! - воскликнул мальчик. - Что не понятного-то? Всё же есть!
Он постоял, глядя на свое творение, услышал, как ребятишки бегут в нашу сторону, стреляя и громко выкрикивая: "Ты убит! Падай!". Малыш весь уже был с ними, обида его прошла, и он хотел присоединиться к их игре, но что-то еще держало его здесь. Мальчик занес ногу, видимо собираясь разломать куличики.
- Подожди! Ты хочешь это сломать? - воскликнул я. Даже с лавочки привстал. Что-то внутри противилось тому, что эти куличики сейчас могут сломать.
- Ага, - ногу он опустил.
- Но почему?
- Сломают, - ответил он просто. Без вздоха и даже без особого сожаления.
- Кто?
- Мало ли, - неопределенно ответил он. Еще раз взглянул на песочницу. Провел ладонью по самому большому куличу, сметая с него блестящего жука, потом поднялся и побежал играть. Ребятишки все еще спасали мир. И ничего, что кроме одного пластмассового пистолета, остальное оружие у них воображаемое. Из обычной палки с помощью фантазии можно припечатать не хуже мощного бластера.
Я посидел еще немного, задумчиво глядя на творение мальчугана, а потом тоже пошел по своим делам. А куличики в песочнице простояли нетронутыми очень долго. Даже дождь и ветер, казалось, обходили их стороной.