Мир бренно приветствует дрязги зимы.
Не зной на носу - навострите полозья!
Недели сникают, седы и хромы,
Морозом по лицам усталым елозя.

"Зерна!" - в зазеркалье зовет зинзивер,
Скача по зубцам хлебосольных заносов.
Ты в щедрости рук зинзивера заверь -
И он до весны не оставит запросов.

Степенно навытяжку встали дома,
Смежив аскетично стекольные веки,
Спит сопок, белесым светящихся, тьма -
Сугробов насыпало в кои-то веки!

Проталины жухлой, измятой травы
Заботами ЖЭКа прожгутся наружу.
Чуть-чуть не задев мне хвостом головы,
Слетит сюда сизый, спасаясь от стужи.

В пещерах покойно, за окнами бель,
А в чреве уюта - ждут печь и качалка,
Но в мыслях: "Скорей бы вернулся апрель
И скорби осколков растаяла свалка!"

Ласкает листок заскорузлостью наст,
Наклонно скользит строй скелетов курдючных.
То стекла хрустят, то скрипит пенопласт,
Как осени хрящ из коржей подкаблучных. 

И сердце, взбираясь на этот откос,
Свистит солдафонски: "Спокойно, салага!
С утеса доения творческих коз
Бедлам испытания - белое благо".

Бреду тяжело, не желая бежать.
Декабрь, словно проповедь пастором, начат.
Ты с другом разделишь неясности кладь:
"Что это с Сударенко?" - "Пастерначит..."