Это задание казалось им сущим безумием. Джон думал, что его мог дать только человек, который никогда не был в джунглях. Но на самом деле в задании не было ничего необычного.

Было убийственное время - полдень, - когда Солнце стоит в самом зените, и от его палящего зноя невозможно спрятаться. Сквозь непроходимые дебри тропических джунглей пробирались четверо. Впереди, как ни в чем не бывало, шел проводник из местных. За ним трое пехотинцев во всеоружии едва волочили ноги. Всего в каких-то десяти шагах от них петляла узкая мелкая речушка, издающая удивительное зловоние и привлекающая мириады мух. Из всех четверых проводник был наиболее приспособлен к местному климату, как кактус приспособлен к пустыне. За все время их утомительного пути, - а шли они с рассвета, - он не издал ни единого звука, предпочитая обходится жестами. И ни разу не остановился, хотя ему приходилось труднее всех, ведь он был первопроходцем. Сначала американцы бодро топали за ним, презрев жару, москитов и зловоние и соблюдая осторожность, но очень скоро усталость взяла свое. Теперь они едва тащились, спотыкаясь и опустив головы.

Первым не выдержал Сэнди Логан, самый молодой из них. Запнувшись о толстый корень, он упал на колени и выронил из рук тяжелую винтовку. Сведенные от напряжения пальцы разжались сами собой. Осипшим от жары голосом он выдавил:

- Все, не могу больше.

Темноволосый зеленоглазый красавчик Фрэнки Шеффер тяжело сел рядом с ним. Сейчас он был не в лучшем виде и совсем не красавчик. Вытерев ладонью пот с лица, он взялся за флягу, пристегнутую к ремню на боку. Несколько глотков чистой воды вернули ему некоторые силы и способность к членораздельной речи.

- Эй, Джонни. Скажи этой заднице, что мы не пойдем дальше, пока не отдохнем.

Джон Стюарт нагнал проводника и что-то тихо произнес по-вьетнамски. Он был невысок ростом и оттого казался младше и слабее своих товарищей по оружию, но его гибкое тело было одето отлично развитой мускулатурой, и впечатление хрупкости было обманчивым. "Джангл-фетигс" сидела на нем, как влитая, оружие казалось естественным продолжением руки, а лицо с нанесенными на скулы зелеными полосами за весь их долгий утомительный путь так и не сменило выражения угрюмой решительности. Так же, как и черные глаза, чуть-чуть приподнятые к вискам. Джон был прирожденным воином.

Переговорив с проводником, он вернулся к своим и объявил привал. Вьетнамец остановился, присел под деревом на корточки и закрыл глаза. Он мог просидеть так целый день, ни разу не шелохнувшись. Пехотинцы переглянулись, и Сэнди сквозь зубы процедил, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Засранец.

Вьетнамец вызывал у них раздражение, львиная доля которого приходилась на необходимость ему доверять.

Пока Стюарт и Логан утоляли жажду и приходили в себя, Шеффер вытащил из нагрудного кармана листок, расправил его на колене и углубился в чтение письма. На правах старого друга Стюарт заглянул ему через плечо. По стилю и почерку он безошибочно узнал руку Келли, младшей сестры Фрэнка.

- Слушай, Джонни, - Фрэнк дочитал письмо и вернул его обратно в глубину кармана, - Я давно хотел тебя попросить...

- О чем?

- Если со мной что-нибудь случится, вернись и позаботься о Келли.

Стюарт хотел ответить, что ничего не случится, но промолчал. Даже в мирной жизни никто не застрахован, а уж на войне все могло закончиться внезапно и резко, в любой момент. И ничего не успеешь сделать. Шеффер словно прочитал его мысли, потому что ответил:

- Просто пообещай мне это, и я буду спокоен.

Шеффер смотрел на него снизу вверх, сгорбившийся и прислонившийся к плечу друга. И печаль, которой отродясь не бывало в глазах красавчика Фрэнки Шеффера, была красноречивее любых слов.

- Я сделаю, - ответил Стюарт и знал, что сделает.

Он ободряюще хлопнул друга по колену, сделал еще один глоток из фляги и скомандовал:

- Хватит прохлаждаться, мы еще должны сделать нашу работу, - и что-то добавил по-вьетнамски.

Проводник мгновенно очнулся от своего транса и вскочил. Шеффер и Логан снова переглянулись. Этот узкоглазый дикарь готов был служить дяде Сэму с куда большим рвением, чем они. Возможно, потому что ему за это платили. Много платили. Шеффер скривился и тихо выругался:

- Желтая сука.

Им предстояло преодолеть не меньшее расстояние, чем они уже прошли, и мысль эта наводила на пехотинцев тоску. Для них слово "природа" ассоциировалось с пикником на травке в парке, но никак не с джунглями. Проводнику было лучше всех - он здесь родился и вырос, и пребывал в естественной, так сказать, среде обитания.

Логан не удержался и добавил:

- Да пошло оно нахер, это задание.

Задание и в самом деле было идиотским. Группа из трех коммандос должна была пробраться к маленькой отдаленной деревушке, посмотреть, что там происходит, зарисовать план, вернуться и доложить. Большого смысла во всем этом никто из них не видел, но приказ есть приказ. Чтобы они не заблудились в дебрях девственности, им выдали проводника и примерную карту того района. И никаких боевых действий.

К тому моменту, как они почти добрались до места, Солнце уже склонилось к самому горизонту. Пехотинцам было наплевать, что там с этой деревней, и в чем заключался смысл задания. Все трое мечтали о том, чтобы вернуться в лагерь, поесть, отмыться и выспаться. Однако, впереди ждал еще один неприятный сюрприз.

За время их похода река, вдоль которой они продвигались, расширилась и теперь несла свои смрадные воды с удивительной резвостью. Они вышли из джунглей в том месте, где она снова начала плавно сужаться. Проводник обернулся к Стюарту и произнес несколько гортанных слов. Шеффер автоматически переспросил:

- Что он сказал?

- Деревня в миле отсюда, но нам нужно перейти на другой берег.

Логан скривился и недоверчиво переспросил:

- Нам нужно... что?

Река в его глазах тут же стала в сто раз грязней, омерзительней и зловонней, а скудный обед попросился наружу. Логан отвернулся и тяжело сглотнул.

- Форсировать реку, - повторил Стюарт, - И не говори, что ты не умеешь плавать.

- Умею, - Сэнди вяло кивнул, - Но почему нельзя было сделать это раньше, когда... когда можно было?

Когда она не была такой широкой, и ее можно было просто перешагнуть. Логан совсем скис. В их группе он был самым молодым, а его годовой опыт никак не тянул против трех лет, что провели здесь Шеффер и Стюарт. Год, из которого он половину просидел в Сайгоне, прежде чем попал на настоящую войну.

- Проводник говорит, что с той стороны одни болота, и пройти можно только здесь, - Джон помолчал немного и добавил, - Держись, Сэнди. Скоро все закончится.

- Скорей бы уже. До смерти хочется помыться и выпить.

- Я найду тебе самую лучшую выпивку во Вьетнаме. Давайте... все равно же придется.

Все четверо разделись и вошли в воду, держа винтовки высоко над головами. В первый момент Стюарту показалось, что он решил искупаться в выгребной яме. Вода была ржаво-бурой и вязкой, как сливки. Слева от него Логан начал материться, и Джон видел, как лицо Сэнди сначала сделалось белым, а потом зеленым. Он подобрался поближе на случай, если Логану вдруг станет совсем плохо. Проводник, привычно загребавший вонючую жижу, был уже в десятке футов впереди.

Они провели в жидком аду несколько минут, но всем это время показалось растянутым до бесконечности. Выбравшись на другой берег, Стюарт подождал, пока стечет вода, потом срезал пиявок, успевших присосаться в реке, отер тело ладонями и начал одеваться. Логана все-таки вырвало. Шеффер помог ему справиться с приступом, но никто ничего не сказал. Эта война была слишком грязной во всех смыслах.

Стюарт отрывисто бросил:

- Мы не укладываемся в график. Поторопитесь.

График! Он думает еще и о графике! Шеффер и Логан переглянулись и поднялись.

Остаток пути был самым легким, и очень скоро они уже лежали в зарослях, окружавших деревню.

Ничего не происходило. Не было ничего, что говорило бы о близости противника. Ничего, что вообще говорило бы о войне. Деревня жила своей повседневной жизнью. Лачуги, рисовые поля и домашние животные. Люди в остроконечных широкополых шляпах. Голые детишки, игравшие в грязи, покрывавшей то, что здесь было за главную улицу. Стюарт перебросился с проводником парой фраз, потом повернулся к своим и тихо произнес:

- Он говорит, что гуков здесь не видели уже несколько месяцев.

Шеффер фыркнул и осклабился.

- Это и так понятно. Не понятно только, за каким хером мы сюда приперлись?

Вопрос повис в воздухе. Смысл задания был абсолютно туманен. Стюарт задумчиво созерцал вполне мирную картину, открытую перед ними. У него было ощущение, что в ней что-то не так. Три года, проведенные в джунглях, в постоянной опасности, выработали у него фантастическую интуицию, и сейчас эта интуиция говорила ему, что все обманчиво, все совсем не так, как кажется.

- Продолжаем наблюдать, - сказал он, - Ночью дежурим по очереди. Завтра утром двинемся обратно.

В их группе он был старшим, поэтому возражений не последовало. Пехотинцы рассредоточились, все же оставаясь в видимости друг друга, и принялись наблюдать. Джон снова подумал, что это задание - сущее безумие.

К вечеру жара спала. Воздух быстро темнел, меняя прозрачно-синие оттенки. Стрекот насекомых становился все громче. Люди в деревне закончили свои дневные дела и разошлись по лачугам, служившим домами. Ничего не происходило.

Шеффер подполз поближе к Стюарту и прошептал:

- Думаю, нам нужно отойти подальше в джунгли и ночевать там. Не нравится мне все это, Джон.

Стюарт был согласен. Чувство тревоги, точившее его с первого момента, как они подошли на позицию, многократно усилилось. Все здесь было слишком правильно, и эта правильность угнетала. Не было такого места в стране, куда не пришла бы война. Не могло быть. Война распустила щупальца на каждую квадратную милю территории и стремилась пожрать ее, как голодный зверь.

Из подступающей темноты бесшумной тенью появился проводник. Дернул Стюарта за рукав, что-то быстро проговорил и указал рукой на деревню. Все трое одновременно повернули головы.

- Вашу мать... - сказал Джон.

Деревня быстро заполнялась низкорослыми людьми в черной форме и с автоматами наперевес. Они просачивались между хижинами нескончаемым потоком, безжалостно погребая иллюзию мирной жизни. И пехотинцы, и проводник вдруг почувствовали одно и то же, исходящее от этой черноты. Волну ужаса. Смертельную угрозу.

Стюарт рефлекторно собрался в комок, готовый к мгновенному действию, и скомандовал, не глядя на своих:

- Отходим. Тихо и осторожно.

О да, они умели быть осторожными. Их научили выживать и действовать быстро, не раздумывая. Пехотинцы собрались в группу и начали отходить, углубляясь в джунгли. Никаких боевых действий. Сумерки сгущались с неимоверной быстротой, превращаясь в ночь. На темном небе проступили дыры звезд.

Они уже поверили, что сумели убраться не замеченными. Ночь была им на руку, но в темноте Логан не увидел место, где было это. Он всего лишь сделал еще один шаг.

В неестественной тишине они четко услышали сухой щелчок. Стюарт обернулся и увидел, как Логан застыл на месте.

- Сэнди, нет, - тихо сказал он, - Не смей двигаться.

Это ничего не меняло. Сэнди Логан прекрасно знал, чем это закончится. Он еще дышал, говорил и чувствовал, но на самом деле был уже мертв.

- О, Господи Иисусе! Джон!

Мина подпрыгнет, как только он уберет ногу...

- Я не хочу умирать!

...и разорвется ему прямо в лицо...

- Джон, сделай что-нибудь!

...потоком огня и боли.

- Я не хочу, Джон!

Паника затопила его с головой, отключая разум.

- Сэнди, нет!

Стюарт успел дернуть Шеффера на землю, когда "бетти-попрыгушка" взметнула в небо огонь, ударив им в грудь и голову Логана. Легко разрывая податливую плоть и разбрасывая окровавленные куски.

- Сэнди...

Гуки в деревне превратились в переполошившийся муравейник. Видимо, "бетти" была ловушкой, и как только ловушка захлопнулась, они открыли огонь. Дорожки трассирующих пуль четко светились в темноте. Стюарт огляделся, пытаясь найти проводника. Вьетнамец на корточках по своему обыкновению сидел под деревом. Стюарт хотел уже заорать на него, но осекся на полувздохе. Даже в темноте было видно, что его голова повернута под неестественным углом, а лицо и грудь залиты кровью. Ниже его тело было сплошным месивом. Стюарт почувствовал, как живот схватило болезненным спазмом. А ведь он думал, что уже привык ко всему...

- Фрэнки, - он тяжело сглотнул, - Мы раздолбаем всех этих желтозадых, вернемся и будем жить долго и счастливо, да?

- Да!

Они продвигались короткими перебежками, чтобы создать ощущение многочисленности. Приказ не вступать в боевые действия был забыт. Навязанный им бой был в самом разгаре, и оба они понимали, что просто отступить и укрыться в джунглях им уже не удастся. Их будут преследовать и все равно загонят, как дичь. Наступив на мину, Логан подписал смертный приговор не только себе, но и своим товарищам.

Стюарт смог различить отдельные крики на чужом языке. Вьетконговцы не могли понять, где противник и какова его численность. Они вообще не ожидали, что нарвутся здесь на американцев.

Джона вдруг захлестнуло чем-то. Его рассудок помутился. Он больше не осознавал своей реальности. Был только какой-то инстинкт, жаждущий крови. Требующий крови. Вымогающий.

Зверь.

С душераздирающим воплем Стюарт сдернул с убитого гука огнемет и полоснул по темноте. Две ближайшие хижины вспыхнули с хищным треском. Он увидел, как в одной из них распахнулась дверь, и оттуда выскочила молодая женщина, похожая на фарфоровую статуэтку. Только сейчас она была похожа на живой факел, потому что ее одежда и волосы были объяты пламенем. Она каталась по земле, и Стюарт ясно видел ее покрытое ужасом лицо. Но не мог остановиться. Горячий запах крови пьянил его. Он продолжал убивать, убежденный вдруг в собственной неуязвимости.

Где-то рядом Шеффер судорожно дернулся, поймав грудью автоматную очередь, и осел на землю. Стюарт угадал по губам его предсмертный хрип:

- Джон... Келли...

- Да, Фрэнки... Я помню.

Время как будто замедлилось для него. Он видел в ночном воздухе светящийся след от трассера. Провел взглядом вдоль яркой линии и на другом конце увидел молодого вьетконговца в черной форме. Он бесстрастно наблюдал, как умирает его жертва.

- Сучий выродок!

Стюарт вскинул огнемет и превратил гука в живой факел, чувствуя при этом странное наслаждение. Как будто не он, а кто-то другой действовал сейчас вместо Джона Стюарта.

- О, Фрэнки...

Он понял, что остался один.

Нет, я не хочу умирать, я не могу умереть сейчас, я должен выжить, я должен, я дол...

Горячая волна боли ударила его по спине и по голове, взорвала мозг, но на этот раз боль была извне. Она сбила Стюарта с ног, заставила упасть на колени, а потом лицом на землю. Он захлебнулся в потоке собственной крови. В голове мелькнула последняя мысль: я умираю. А потом пришла темнота.

Соединенные Штаты Америки, три месяца спустя

01

Его никто не встречал. Джон послал в Даллас телеграмму из Сайгона, где провалялся в госпитале три месяца.

Говорили, что это чудо, что он остался жив. Сам Джон не знал, насколько это чудо и насколько он жив или мертв. Стоило ему закрыть глаза, как из темноты тут же возникали пятнистые бока "Хьюи", вываливающегося из-за горизонта и делающего круги в поисках живых. Если они были, эти живые. Уже теряя сознание, Стюарт увидел над собой искаженное ужасом лицо и словно сквозь вату услышал.

- Все мертвы, кроме этого.

А потом черный провал, в котором он тоже умер и воскрес тысячу раз. И больше ничего. Когда Стюарт окончательно пришел в себя, он был уже в госпитале в Сайгоне.

- Где я? - спросил он у белого потолка, не очень-то надеясь получить ответ, но к своему удивлению услышал:

- Вы в безопасности. Все уже в порядке. Все позади.

Он с трудом повернул голову, но даже от этого усилия в глазах потемнело, а уши наполнились звоном. Когда темнота отступила, он увидел маленькую девушку с узкими раскосыми глазами. Она приветливо ему улыбалась. Джон вдруг ощутил резкую вспышку боли в груди, но она исчезла так же внезапно, как и появилась.

- Кто вы?

- Меня зовут Коу, - девушка встала и поклонилась по обычаю своего народа, - Я медсестра.

Невольно он перевел ее имя и смутился. Коу означало "девственница".

- Это... госпиталь?

- Да, сэр.

- А что с остальными.

- Сэр? - она продолжала улыбаться, но явно не понимала, о чем идет речь.

- Что с моими людьми? Они живы? Где они?

- Извините, сэр. Я ничего не знаю. Я всего лишь ухаживала за вами.

- Что произошло? Почему я здесь?

Он пошевелился, но сил было совсем мало.

- Вам нельзя волноваться. Сейчас вы должны спать. А потом доктор Шнайдер ответит на все ваши вопросы.

Она заботливо укрыла его одеялом и повторила:

- Спите, и все будет хорошо.

Джон открыл глаза во второй раз, чтобы снова увидеть милую улыбку Коу, но на этот раз рядом с ней стоял мужчина лет сорока с явной сединой в густых темных волосах и корсарской бородкой.

- Добрый день, мистер Стюарт, - сказал мужчина, - Я доктор Шнайдер.

Джон в ответ сдержанно кивнул.

- Как вы себя чувствуете?

- Хорошо, док. Скоро я смогу уйти отсюда?

- Боюсь, что нет. Все не так просто.

Джон остался безразличен к ответу и задал следующий вопрос:

- Что с остальными? С моими людьми?

- Тут есть кое-кто, кто хочет поговорить с вами об этом. Вы уверены, что у вас хватит сил?

- Да, я в порядке.

Шнайдер обратился к сестре.

- Коу, пригласи тех двух офицеров, что ждут за дверью.

Через несколько минут в палате появились "те два офицера". Джон скользнул взглядом по знакам различия и у обоих заметил нашивки военной разведки. И тут же понял, что не доверяет им. Он попробовал найти причину этого недоверия, но все было покрыто мраком. Поэтому он ограничился еще одним сухим кивком и на вопрос о здоровье спросил:

- Что с остальными?

Офицеры переглянулись, и один из них, майор, коротко ответил:

- Они погибли.

- Все?

- Да. Нам очень жаль.

Им жаль! Как бы не так!

- Как?

Они снова переглянулись между собой. Второй - полковник - присел на стул рядом с койкой и удивленно сказал:

- Мы надеялись получить ответ у вас.

Джон молчал, глядя в потолок. Полковник подождал немного и продолжил:

- Мистер Стюарт, вы - единственный, кто остался в живых. Наш агент, Шеффер и Логан - все погибли. Все, кроме вас. Поэтому мы хотели бы получить подробный рапорт о ходе выполнения вашего задания и обстоятельствах их смерти. Вы меня понимаете?

Он ответил не сразу. И это было совсем не то, что разведчики хотели бы услышать. Джон сказал:

- Нет.

- Нет? - не поверив своим ушам, полковник обернулся на своего спутника и доктора и снова переспросил:

- Нет?

- То, о чем вы говорите, полковник... Когда это было?

- Четыре дня назад.

- Кто там был?

Ответил майор:

- Вы, Шеффер, Логан и наш агент.

- Все они погибли?

- Да, мистер Стюарт.

Джон долго молчал, собираясь с мыслями, но офицеры и доктор терпеливо ждали. Они дождались совсем не того ответа, который хотели услышать.

- Я ничего не помню.

- То есть как это? - полковник даже вскочил. Джон вдруг сам осознал собственные слова.

- Док... я ничего не помню.

Голова начала наливаться горячим свинцом, а в глазах потемнело. Стюарт устало прикрыл веки, словно опустил шторы, и погрузился в небытие. Измученное сознание жаждало отключиться, не вынеся потрясения.

Шнайдер аккуратно подтолкнул разведчиков к выходу из палаты, любезно при этом улыбаясь.

- Прошу вас, господа. Ему надо отдохнуть. Сегодня он уже все равно ничего вам не скажет.

Полковник обеспокоено спросил:

- Он действительно ничего не помнит?

- В таких случаях возможна частичная амнезия. Мы разберемся с этим.

- Но нам крайне важно, чтобы с ним все было в порядке. Он должен представить рапорт.

Доктор Шнайдер только развел руками.

- Его психика сама должна справиться с этим. Мы сделаем все возможное, но дать гарантии я не могу.

Полковник придвинулся почти вплотную к Шнайдеру и с нажимом произнес:

- Вам лучше постараться. Очень постараться.

Но и на следующий день Стюарт ничего не вспомнил. И через неделю. И через месяц. Усилия, предпринятые госпитальным психиатром, оказались тщетными. Память не желала раскрываться даже под глубоким гипнозом, как будто все события были стерты из реальности, а не просто из сознания одного человека.

Молодое сильное тело отлично справлялось с болезнью, и скоро физические раны Стюарта зажили, оставив только многочисленные шрамы. Память продолжала спать, надежно храня под темной завесой ужас пережитого. Почти каждую ночь Джон просыпался в холодном поту, задыхаясь от наваливающейся на грудь и горло тяжести, но не мог вспомнить, что видел. Первое время Шнайдер еще на что-то надеялся, но вынужден был сдаться. Джона демобилизовали и отправили в Штаты. Домой.

Он дал родным телеграмму, но его никто не встречал.

Он слонялся по пыльному душному аэропорту в надежде, что все же ошибся, и его кто-нибудь подберет. Устав надеяться, он вышел в город и тут же растерялся. Он не был в Далласе шесть лет, с момента, как за три года до призыва уехал в Нью-Йорк, и за это время город успел перемениться. Джон отыскал знакомые ориентиры и медленно пошел вдоль тротуара. После ранения у него осталась легкая хромота. Левая рука, сломанная в нескольких местах, теперь до конца не разгибалась. Темные волосы, раньше коротко остриженные, свисали на лоб длинными прядями, и закрывали один глаз и скулу. Джон знал, что внешне сильно изменился, и думал, что, возможно, в суматохе аэропорта его просто не узнали. Что же... он доберется до родительского дома сам. Ему не хотелось тратить последние деньги на такси, и он решил, что возьмет его, только если совсем станет невмоготу.

Он был настолько погружен в свои мысли, что не заметил, как рядом притормозил старый "Кадиллак". Услышал только, как кто-то окликнул:

- Эй, Джонни!

Стекло опустилось, и Джон увидел физиономию своего младшего брата Микки. Микки широко улыбнулся и распахнул дверцу.

- Забирайся.

Джон сел в машину и только тогда сказал:

- Рад видеть тебя, братишка.

- Извини, что опоздал. Мне сообщили час назад.

Шесть лет назад, когда Джон уезжал в Нью-Йорк, Микки было всего пятнадцать. Три года спустя, когда Джон добровольцем пошел во Вьетнам, Микки уже пытался сколотить собственное маленькое дело. Медкомиссия признала его негодным, что вполне вписывалось в рамки пацифистских взглядов Микки Стюарта. Джон не осудил его, но между братьями пролегла трещина, которая со временем только выросла в размерах.

Сидя рядом с братом и глядя в окно, Джон кожей чувствовал, как Микки украдкой рассматривает его. Как животное в зоопарке. Как совершенно незнакомого чужого человека. Они были слишком разными. На Микки был новенький костюм, а на Джонни его "джангл-фетигс". Микки был все так же красив, а Джон не мог даже нормально двигаться, и в памяти зияла дыра размером с Техас. У Микки были деньги и молодая жена, у Джонни не было ничего, кроме боли и мрака прошлого.

Молчание становилось невыносимым, и, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Джон спросил:

- Как дома? Отец и мама здоровы?

- Да, только у Кейт с утра мигрень.

Кейт... Лица не было, но откуда-то из далеких глубин всплыло понимание, что Микки говорит о своей жене. Джон видел ее на свадебном фото, что мать прислала ему с письмом.

- Ну, ты знаешь, у женщин это обычное явление, когда... - Микки смутился и замолчал.

- Значит, вы живете вместе с родителями?

- Да. Мы решили, что пока так будет лучше. Но мы уже почти накопили на первый взнос за наш собственный дом.

- Будешь вить семейное гнездышко, а, Микки?

Брат вздохнул и ответил странно:

- Приходится.

Джон пытался придумать, что бы еще сказать, но необходимость поддерживать беседу отпала сама собой. "Кадиллак" въехал во дворик дома Стюартов. Джон вышел из машины и замер.

Он слишком давно не был здесь, чтобы помнить все до мельчайших деталей, но в сердце он хранил образ отчего дома и думал, что все будет, как раньше, стоит только вернуться. И вот он вернулся, но за шесть лет мир в его голове успел сдвинуться. Родители выбежали навстречу и обнимали его, и влекли его скорее в дом. Все здесь было знакомым, но Джон чувствовал себя чужим.

Мама плакала и все повторяла одно слово:

- Живой!

Отец, более сдержанный на проявления чувств, только хмыкал в густые усы, но не отходил ни на шаг. Микки куда-то исчез и появился снова в сопровождении пухленькой светловолосой девушки.

- Знакомься, братишка, это Кейт.

Джон растерянно пожал ей руку и пробормотал, как он рад, но на самом деле ему было все равно. От усталости у него двоилось в глазах, и ныли раны.

- Что-то ты слишком бледный, сынок, - заметила миссис Стюарт, - Тебя хорошо лечили?

- Да, мама.

Он не скажет им. Ни за что не скажет. Дыра в памяти - это только его проблема.

- Ничего, - пробасил мистер Стюарт, - Поработает в саду, на свежем воздухе, и сразу оздоровеет.

- Да, отец. Мама, я хочу отдохнуть с дороги.

- Конечно, сынок. Твоя комната тебя ждет.

Он не спросил, почему его не встретили. Не спросил, почему Кейт и Микки так скоропалительно женились и живут у Стюартов. Все это, как и многое другое, промелькнуло мимо его замутненного сознания. Джон хотел сейчас только одного - остаться в одиночестве.

Его бывшую комнату переделали в гостевую, но это не имело значения. Джон с удовольствием вылез из формы, принял душ и лег на кровать, застеленную свежими простынями. Его охватили покой и умиротворение. Он дома, а здесь с ним не может случиться ничего плохого. Ему всего лишь нужно несколько дней, чтобы придти в себя. Вернуться в себя. А потом все пойдет так же, как и раньше. Он съездит в Нью-Йорк, чтобы повидать Келли Шеффер, а потом вернется в Даллас. Вернется домой. Нет ничего лучше дома.

Джону казалось, что он не спит. Закрыл глаза на несколько минут, а мысли продолжают бежать по кругу. Ведь не может же быть так, чтобы он спал и думал одновременно. И вот, когда он решил, что лучше встать, раз уж он все равно не может уснуть, и открыл глаза, то понял, что проспал все это время.

В комнате сгущались вечерние сумерки. Пространство постепенно наливалось темной синевой, скрадывающей очертания предметов. Несколько минут Джон не мог сообразить, где он, и уже начала подступать паника, что память снова его подвела, но потом в сознании как будто что-то сдвинулось, и все встало на свои места. Он дома. Это сладкое слово - дома.

Из-за стены послышались неясные голоса: мужской и женский. Они о чем-то спорили, и тон постепенно повышался, переходя на крик. Джон не хотел слушать. Хватит с него криков на всю оставшуюся жизнь. Он хотел уже встать и пойти разобраться, но тут все закончилось, а через несколько секунд с силой хлопнула дверь. Джон полежал еще немного, собираясь с мыслями, а потом поднялся и отправился вниз.

За ужином он заметил, что Кейт сидит, не поднимая головы, и не участвует в общем разговоре. Несколько раз Джон попытался ее разговорить, но она отвечала односложно, бросая на Микки быстрые взгляды и смущенно улыбаясь. Отец делал вид, что не замечает. Мать с тревогой смотрела на младшего сына и тут же быстро отводила глаза. Джон оставил свои попытки втянуть жену брата в общий разговор, и ему показалось, что все вздохнули с облегчением. Что-то здесь было не так.

Что-то сильно не так.

Ощущение это, сначала бывшее интуитивным, не оформившимся, превратилось в твердую уверенность уже к концу первой недели пребывания Джона в родительском доме. Днем, когда Микки был у себя в конторе, его жена охотно помогала миссис Стюарт в работе по дому. Джон не раз видел, как они вдвоем возились с цветочными клумбами, и больше были похожи на подруг, чем на свекровь и невестку. И отец был рад, называл Кейт дочкой. Но вечерами она превращалась в тень - молчаливую и незаметную. Вечером слышен был только голос Микки, который подробно рассказывал о своих успехах и строил планы на будущее. Он не советовался с родителями. Не спрашивал у жены. Он констатировал факты. Джон не вмешивался.

Несколько дней ушло на то, чтобы придти в себя после перелета из Сайгона, привыкнуть к новому климату, к городу и к отсутствию ежедневных госпитальных процедур. В глубине души Джон был уверен, что с возвращением домой раны его чудесным образом исцелятся, а дыры в памяти заполнятся привычным содержимым. Когда этого не произошло, он решил, что нужно просто немного подождать. Украдкой он ходил по дому, всматриваясь во все мелочи, которые попадались ему на глаза, прикасаясь к ним и пытаясь вспомнить, было ли точно так же раньше или изменилось? Ответа на этот вопрос у него не было. Дом был родным и вместе с тем совершенно чужим. Грань между тем, что он помнил, и тем, что забыл, была слишком зыбкой и неотделимой. Непреодолимой.

Как-то он несколько часов провел в подвале, разбирая свои старые вещи. Туда их отнесли после его отъезда. В другой раз не мог уснуть, спустился в гостиную, вытащил семейные альбомы и долго разглядывал снимки при желтоватом свете настольной лампы. И снова было то же тревожащее душу чувство. Он не помнил некоторых вещей, людей и событий, но не мог определить, то ли это оттого, что всем людям свойственно забывать незначимое. То ли оттого, что в его памяти все эти вещи, люди и события попали в черные пятна амнезии. От осознания этого Джона тошнило, и начинала болеть голова. И он не мог спросить, потому что не хотел, чтобы родители знали. Хватало всего остального.

Всем остальным была война. Еще одно чудо, которое не произошло. Джон думал, что вернется к мирной жизни, и все закончится, но война продолжала длиться в его сознании. Джон был постоянно готов к опасности, к бою, но ничего не происходило, и от этого нервы натягивались все сильней и сильней. Он ощущал их вибрацию и все время боялся сорваться. Каждый громкий звук, каждое резкое движение рядом заставляли его вздрагивать. Кошмарные сновидения не прекратились, и часто Джон встречал рассвет, сидя в открытой раме окна и выкуривая несколько сигарет подряд.

В дождливые дни он погружался в тоскливую меланхолию. Раны стонали тупой ноющей болью. Хромота делалась сильней, и Джон старался нагружать больную ногу как можно меньше. Погрузившись в депрессию, он окончательно замыкался в себе. Часами смотрел на дождь и пытался вспомнить. Тщетно.

Днем мать приносила ему обед прямо в комнату, понимая, что если не сделает это, сын предпочтет остаться голодным. Но вечером ему приходилось спускаться к общему ужину. Джон молча съедал свою порцию, брал сигареты и стакан виски, выходил на крыльцо и смотрел на закат или на все тот же бесконечный дождь. Иногда следом выходил отец, и они молчали вдвоем. Джон опасался, что начнутся расспросы, но мистер Стюарт, побывавший на Второй Мировой и чудом переживший высадку союзников, ничего не спрашивал сам и запретил домашним.

Как-то к их вечерним посиделкам присоединился Микки. В тот день он заключил весьма удачную сделку и за ужином позволил себе выпить немного больше обычного. Микки был весел и чувствовал себя так, словно может легко завладеть всем миром. Ему хотелось снова и снова смаковать детали, но ни мать, ни жена для этого не годились. Микки считал, что только мужчины могут по достоинству оценить его ум и сноровку. Он в десятый раз завелся с рассказом, но его ждало разочарование. Отец рассмеялся и перебил сына в середине фразы:

- Если бы ты действительно был так ловок, как ты тут нам втираешь, то вы с Кейт давно бы уже жили в собственном доме.

Микки вспыхнул и через секунду яростно взвился.

- Я хотя бы работаю и могу содержать себя и жену. А вот Джонни у нас, кажется, решил подождать, пока его замуж кто-нибудь не возьмет.

Мистер Стюарт перестал смеяться и угрожающе произнес:

- Заткнись, Микки.

Но его уже понесло.

- Что скажешь, Джонни-бой? Долго еще будешь сидеть на нашей шее? Для моего-то дела ты не годишься, но я могу помочь по-братски. Подыскать работенку попроще. На выпивку точно хватит.

Джон молча сделал последний глоток, отставил стакан в сторону и начал подниматься. Мистер Стюарт взревел:

- Майкл! Я велел тебе замолчать!

Но это только подлило масла в огонь.

- А что, отец, я не прав? Джон превратился в тряпку, в девчонку! Думаешь, никто не знает, как ты по ночам орешь, а, Джонни? Думаешь, никто ничего не видит? Это для них ты герой, а для меня...

Микки не договорил. Джон закончил подниматься, медленно и осторожно, а в следующий момент совершил неуловимое движение, и Микки вдруг оказался прижатым к стене дома. Локоть старшего брата немилосердно давил на горло. В его черных глазах было бешенство. На скулах двигались желваки. Микки начал хрипеть, ощущая, как в глазах лопаются сосуды. Сквозь шум в ушах он услышал:

- Тебе лучше и правда заткнуться, братец.

И тут же все закончилось. Мистер Стюарт, человек нехилого телосложения, легко оторвал одного сына от другого.

- Хватит, Джон. Не стоит. А тебе, Майкл, лучше уйти, пока еще бед не натворил.

Микки булькнул поврежденным горлом, попятился и скрылся за дверью, откуда тотчас раздались встревоженные голоса женщин.

Джон тяжело дышал. Ярость отошла, и тут же накатило отрезвление. Он не замечал, как потирает левую сторону груди, пытаясь успокоить неистово колотящееся сердце. Отец плеснул ему еще виски и подал стакан.

- Присядь, сынок. Смотри, тучи расходятся.

Он выпил залпом и подчинился. Тучи действительно разошлись, открыв краешек багрового Солнца. Завтра будет ясно, и боль уйдет. А вместе с ней уйдет и хандра. Может быть.

Мистер Стюарт помолчал немного, а потом сказал, не глядя на сына:

- Мне было чуть меньше, чем тебе сейчас, когда союзники высадились в Нормандии. Мы попали в западню. Это был не бой, а бойня. Я до сих пор вижу ее во сне и, наверное, уже никогда не перестану. Твоя мать знает. Я хочу, чтобы ты тоже знал. Ты не один. И если захочешь поговорить...

- Отец... я не захочу.

- Все так плохо?

- Да.

Никогда... Никогда ему не объяснить, что он чувствует. Обрывки старых видений - клочки порванной памяти. И еще постоянное присутствие чего-то чужеродного, что живет в образовавшихся черных дырах. Джон не умел объяснить всего этого. Да и не хотел.

Однако же стычка с Микки повлекла за собой последствия. Первым из них было то, что Джон стал пропускать совместные ужины. Микки так и не извинился, и они теперь едва разговаривали. Джон ссылался на больную ногу, но все прекрасно понимали, что он просто не хочет встречаться с братом. Вторым последствием стало то, что Джон серьезно задумался о поездке в Нью-Йорк.

В чем-то Микки был прав. После возвращения Стюарта домой прошло уже шесть недель. Джон не предпринимал попыток найти работу, зная, что все равно уедет, но и поездку тоже откладывал. Его страшила сама мысль о возвращении в большой мир, о том, что придется как-то взаимодействовать с другими людьми. Дома он чувствовал себя в безопасности, затворившись в своей комнате и общаясь только с членами семьи. Но было обещание Фрэнку, о котором он помнил постоянно. Нужно было ехать в Нью-Йорк, к его сестре. И уже потом, когда он снова вернется в Даллас, придется устраивать свою жизнь и учиться жить дальше. Не сейчас. Потом. Только мысль о "потом" примиряла его с действительностью.

Как ни странно, но катализатором активных действий снова оказался младший брат.

Джон с легкостью вычислил то, о чем в доме Стюартов не говорили. Не скрывали, но и не говорили. Микки был скор на расправу и тяжел на руку. Кейт была беременна, но это не останавливало ее мужа. Они не выносили это за пределы спальни, но все равно все знали. Иногда Джон слышал через стенку, как они ругаются, и на следующий день Кейт появлялась в кофте с длинными рукавами и высоким воротом. Несколько раз видел, как Кейт сидела на заднем крыльце и плакала, стараясь, чтобы никто не заметил. Но - открытого конфликта не было. Джон попытался поговорить с матерью, но она малодушно заявила, что это дело Микки и Кейт. Сама Кейт все отрицала. И Микки утратил над собой контроль.

В тот вечер он был расстроен и зол. Сделка, сулившая его бизнесу дополнительные инвестиции и которую Микки считал уже своей, сорвалась в последний момент. Не заметить его расстройство было сложно, однако, за ужином Микки держался. Развязка наступила позднее.

Ночью Джон снова проснулся в кошмаре, чувствуя запах напалма, слыша взрывы и крики. В комнате стояла кромешная тьма, и некоторое время он не мог понять, где находится. Напалм и взрывы исчезли, но крики остались. Мужской и женский голоса. Мужской был настолько громким, что Джон легко мог разобрать некоторые слова. Женщина отвечала тише, но по ее голосу можно было понять, что она находится на грани истерики. Потом рядом хлопнула дверь, и Джон окончательно пришел в себя.

Скандал продолжался дальше. Теперь Джон узнал голоса - это были Микки и Кейт. Молодая женщина плакала и все время повторяла:

- Не надо, Микки, пожалуйста, не надо...

Джон рывком поднялся с постели, в темноте надел джинсы. Нужно было это прекратить, пока от шума не проснулись родители. Он вышел из комнаты. Свет резанул по глазам, и Джон невольно прищурился.

- Что происходит?

Микки стремительно развернулся и оказался с ним лицом к лицу. От младшего брата ощутимо несло виски.

- Не твое дело, Джонни-бой, - процедил он и тут же заорал, - Убирайся!

Джон мгновенно подобрался, как хищная кошка. Мышцы напряглись, готовые к броску. Сознание очистилось от остатков сна.

- Потише, Микки, ты всех разбудишь. Успокойся.

- Да плевать мне на всех! И не надо меня успокаивать! Не лезь не в свое дело, Джонни-бой!

Джон видел, что брат утратил над собой контроль. Шаг за шагом он наступал, оттесняя Микки к стене. Обратился к Кейт.

- Что случилось?

Она быстро-быстро вытирала глаза маленькой ладошкой и силилась улыбнуться. Делала вид, что все в полном порядке. Как обычно. Снова. Но ее голос предательски дрожал, когда она ответила:

- Ничего, Джон, правда. Микки просто устал и немного выпил. Все хорошо, правда, Микки?

- Черта с два, - взревел он, - Все плохо! И в этом ты виновата, сука!

Из глаз Кейт снова потекли слезы. Микки шагнул в ее сторону, но Джон преградил ему путь. Намерения младшего брата были столь ясны, как если бы он озвучил их вслух. Виновный был найден, и виновного ждала расправа.

- Хочешь ударить ее, Микки? - все так же спокойно спросил Джон, - Слабая беременная женщина ведь не сможет тебе ответить. Ударь сначала меня.

На несколько секунд Микки опешил. До сих пор еще никто не вставал между ним и женой. Его глаза налились кровью.

- Думаешь, ты и здесь герой? А сколько слабых женщин ты убил там, Джонни-бой? Сколько ты изнасиловал? И не говори, что ничего подобного не было! Было! И все это знают!

Голова вспыхнула адской алой болью. Перед мысленным взором Стюарта возникла яркая картинка: горящая девушка - тонкая темная фигурка с руками-веточками. И следом тут же пришла еще одна: другая девушка, распластанная на земле, кричащая, обнаженная, беспомощная под темной двигающейся массой в камуфляжной форме.

Он не хотел этого. Не хотел этих воспоминаний, но они все равно появлялись сбивающими с ног флэшбэками. Пустой желудок сжался в комок и поднялся к горлу. Душа стремилась избавиться от мерзости на физическом - животном уровне. Джон невольно привалился к стене, сбитый с ног внезапно пробудившейся памятью. Однако, черные дыры все еще зияли в ней. И там, в этой черноте, где-то между, он снова ощутил присутствие Зверя, услышал его рык и почувствовал жажду крови.

- Ты молчишь, братец? - неожиданно спокойно спросил Микки, и вопросительная интонация в его голосе была исчезающе мала.

Багровая пелена перед глазами Джона рассеялась. Братья стояли лицом к лицу. Младший - выше на полголовы. Он снова повторил:

- Ты молчишь, Джонни-бой. Значит, это правда.

- Если хочешь ударить слабую женщину, бей сначала меня, - процедил Джон сквозь зубы.

Он не знал, что будет дальше. Отступит ли Микки, не желая поднимать руку на брата, или безнаказанность уже окончательно снесла ему голову. Из-за спины Джона Кейт совсем не вовремя подала голос:

- Милый, пожалуйста... пойдем в комнату. Ты всех разбудишь.

И это было последней каплей. Чаша сдержанности и братской любви на весах душевного равновесия Микки Стюарта безнадежно пошла вверх. Он коротко размахнулся и ударил Джона прямо в лицо.

Что-то хрустнуло. Кейт зажала рот ладонями и заскулила. Джон отлетел к стене, ударившись позвоночником и затылком. Кейт отбежала и забилась в двери родительской спальни, крича:

- Мама, мистер Стюарт! Проснитесь! Они поубивают друг друга! Проснитесь!

- Кейт! - взревел Микки и шагнул к жене, намереваясь заставить ее замолчать любым способом.

Но Джон оторвался от стены и снова стал у него на пути, готовый к схватке. Зверь в его душе пробудился и готов был убивать.

Драка вышла короткой, и Джон ее не запомнил. Их растащили в разные стороны, а потом и по разным комнатам. Он успел только увидеть залитое кровью лицо брата и его свернутый нос и услышать предложение убираться вон из дома и катиться ко всем чертям.

В полумраке комнаты, которая, кажется, снова стала его бывшей, Джон сидел на стуле, запрокинув голову и пытаясь остановить кровь холодным мокрым полотенцем. Под закрытыми веками вспыхивали цветные картинки. Он пытался упорядочить их, построить логическую цепочку воспоминаний, но не мог. Память снова отказывала. Что из всего этого произошло только что? Что - произошло во Вьетнаме? И когда - во Вьетнаме?

Мать сидела рядом и другим полотенцем стирала потеки с его голой груди. Кровь уже успела свернуться и казалась черной. Джон вздрагивал от каждого прикосновения, и не мог ничего с собой поделать.

Наконец, кровь унялась. Он отнял полотенце от лица и опустил голову. Шею, успевшую затечь, тут же пронзили тысячи острых иголок. Джон потер нижнюю челюсть, проверяя ее целостность, и спросил:

- Ты ведь знала, мама?

Она не удивилась, не стала переспрашивать, о чем она должна была знать. Даже не замедлила аккуратных равномерных движений.

- Да, сынок.

- Тогда почему ты не остановила это? Почему вы с отцом ничего не сделали?

Он дотянулся до сигарет и закурил. Солоноватая вязкость крови во рту тут же сменилась горечью табака. Снова стало больно.

- Ты не понимаешь, Джонни...

- Тогда объясни мне. Чего я не понимаю?

Миссис Стюарт закончила работу и бросила полотенце в тазик. Вода в нем была багровой.

- Мы думали, что ты не вернешься. Даже если останешься жив... там... все равно уедешь обратно в Нью-Йорк. Ведь столько лет прошло... Мы уже привыкли считать Микки своим единственным сыном. И мы ничего не знали сначала. Кейт говорила, что ударилась в темноте, она ведь такая неловкая иногда. Я подозревала, но боялась спросить. Боялась, что если вмешаюсь, то потеряю и второго сына тоже. И наших будущих внуков. Я не могла этого допустить...

Миссис Стюарт начала плакать. Слезы мелкими капельками стекали из уголков глаз, и она тут же ловила их ладонью. В ее молчании, в этих слезах, во всем ее облике Джон чувствовал страх. И он вдруг отчетливо увидел, как же сильно она постарела. И так же отчетливо понял, что для нее есть только один сын - Микки. А для Джона нет больше места в родительском доме. Поэтому его никто не встречал. Поэтому его комната была переделана. Поэтому о нем так преувеличенно заботились - как о дорогом госте, нежданном и мимолетном.

- Я все понял, мама.

Он затушил окурок, поднялся и подошел к открытому окну. Теплой майской ночью оглушительно трещали цикады и благоухали цветы в саду. Джон наслаждался этой песней и этим ароматом, закрыв глаза и пытаясь заполнить пустоты в памяти тем хорошим, что еще оставалось для него.

- Я уеду завтра, и у тебя снова будет один сын. Все останется по-прежнему. Но я вынужден тебя попросить дать мне немного денег на первое время. Найду работу в Нью-Йорке и все вам верну.

Он думал, что ранит ее своими словами. Где-то в глубине души он надеялся на это, потому что хотел услышать просьбу остаться. Хотел знать, что нужен. Но по молчанию матери он понял, что она с ним согласна. Согласна потерять одного сына ради другого, потому что уже смирилась с этим много лет назад.

И тогда Джонс сказал то, что мать хотела от него услышать. Обреченно подвел итог:

- Так будет лучше для всех.

Нью-Йорк был раскален от жары, вонюч и многолюден. Ничего не изменилось в Большом Червивом Яблоке за время отсутствия в нем Джона Стюарта. Он шел по тем же самым улицам, видел тех же самых людей, что и три года назад, и надеялся, что Келли Шеффер не сменила адреса, по которому жила в Бруклине. Джон пытался до нее дозвониться, но она не брала трубку.

На стук в дверь тоже никто не отозвался - крохотная дешевая квартира была пуста. Джон, измученный жарой, долгой поездкой и голодом, прислонился к стене и съехал на корточки. Прикрыв глаза, он пытался представить, как будет разыскивать Келли, если окажется, что она здесь больше не живет, но мысли постоянно соскальзывали на другое. Вместо этого он думал о том, что снова переедет. Уедет с восточного побережья куда-нибудь вглубь страны, в какой-нибудь маленький городок, где его никто не знает, найдет работу, и попытается начать все сначала. Не нужно будет никому ничего объяснять. Шрамы, оставленные на его теле войной, не скрыть, но потерю памяти он сможет оставить только своей проблемой. Если никому ничего не рассказывать, то никто не узнает. И он будет осторожен, чтобы то, что жило теперь в нем, больше не выходило наружу. Он сможет себя контролировать...

- Ты ждешь Келли, сынок?

Чужой голос раздался неожиданно и угрожающе близко. Джон вскочил, но ноги затекли от неудобной позы и длительной неподвижности. Хромую тут же пронзила острая боль, и Джон едва не упал. В глазах потемнело, а голова наполнилась пронзительным звоном. Несколько секунд Джон чувствовал себя совершенно беспомощным, как будто подвешенным между небом и землей, и от осознания этой беспомощности было еще хуже.

Но потом мир прояснился, и Джон увидел перед собой сухощавого мужчину лет пятидесяти и открытую дверь за его спиной и понял, что это сосед Келли. Должно быть, увидел подозрительного парня, не уходившего слишком долго, и решил прояснить ситуацию. В Бруклине всегда нужно быть настороже.

Джон сглотнул пересохшим горлом и ответил:

- Да, сэр.

- Ее сейчас нет дома.

- Я знаю, сэр. Я приехал из Далласа и мне некуда пойти. Вы не будете против, если я подожду ее здесь?

Меньше всего ему хотелось выходить в душный город и слоняться по улицам не известно сколько, привлекая внимание. Но еще меньше ему хотелось, чтобы этот бдительный старик вызвал копов, поэтому Джон постарался быть вежливым.

Пару минут они с подозрением разглядывали друг друга. Джон потирал больную ногу, сам того не замечая, и готовился быстро отступить. Далеко ему не убежать, но попытаться он может. Они с Фрэнки часто навещали его сестру, но соседей ее Джон не знал. Наконец, мужчина решил, видимо, что он безопасен, и продолжил:

- Она на работе. Кафе называется "Стрелок". В двух кварталах отсюда.

Джон испытал облегчение. Келли Шеффер не только не переехала, но даже не сменила место работы. В "Стрелке" она подрабатывала официанткой, еще во время учебы в школе. Они с Фрэнки мечтали, что потом она пойдет в колледж, но жизнь все решила за них. Дальше "Стрелка" Келли так никуда и не попала. Джон выслушал инструкцию, как найти кафе, хотя знал дорогу прекрасно. Нужно было быть вежливым до конца, ни к чему ей потом проблемы с соседями из-за него. Поблагодарил Мистера Бдительного и отправился по знакомому пути.

К его радости посетителей в "Стрелке" в этот час было немного, и он сразу увидел Келли. Женская копия Фрэнка Шеффера, одетая в черно-белую униформу, сидела у стойки и разговаривала с другой официанткой. Она была такой же ошеломляюще красивой, как и ее брат, и красоту эту было невозможно скрыть. Джон боялся, что может ее не узнать, но все сомнения разом отпали, стоило ей повернуть голову на звякнувший колокольчик. По тому, как изменилось ее лицо, Джон понял, что она тоже его узнала.

Разговор с подругой мгновенно был забыт. Келли грациозно соскочила с высокого стула и сделала несколько шагов Джону навстречу. Она выглядела потерянной. Глаза начали наливаться слезами, который очень быстро переполнили веки и потекли по щекам крупными прозрачными каплями.

- Джон... Боже мой! Джон...

Он запоздало задался вопросом, а знала ли она о гибели брата. Ему сказали, что Шеффер был убит, но сам он этого не помнил, и только сейчас понял, что подсознательно где-то не верил в это. Ему казалось, что он приедет в Нью-Йорк, и все это окажется ошибкой. И - да, знала.

Пока он сомневался, Келли сократила оставшееся расстояние и обняла его за шею. Немного поколебавшись, Джон здоровой рукой обнял ее в ответ.

- Я думала, что больше не увижу тебя, потому что Фрэнк... он...

Потому что Фрэнк: ты позаботишься о моей сестренке, Джон? Сделаешь это?

- Он просил присмотреть за тобой.

Стюарт думал, что сейчас она ответит что-нибудь в духе того, что она уже взрослая и за ней не нужно присматривать. Девушки теперь часто так говорили в фанатичном стремлении к самостоятельности. Но вместо этого Келли ответила:

- Да, он всегда заботился обо мне. А теперь я одна. Одна осталась.

Келли отстранилась от него, достала носовой платок и начала приводить себя в порядок. Смущенно пробормотала:

- Прости. Обычно я не такая истеричка.

Стюарт был поражен тем, как быстро она справилась с собой. Видимо, девочке пришлось очень быстро научиться быть сильной. И в этом она была похожа на брата. Фрэнк умел взять себя в руки за считанные секунды.

Джон дотронулся до ее плеча.

- Теперь ты не одна.

На это Келли не ответила. Спрятав платок и переглянувшись с подругой, она спросила о вещи более приземленной.

- Где ты остановился?

- Пока нигде. С вокзала сразу поехал к тебе. Я звонил, но никто не брал трубку. Когда ты заканчиваешь?

- В шесть.

Стюарт хотел сказать, что сейчас пойдет поищет себе мотель, а к шести вернется, но Келли продолжила:

- Я дам тебе ключи. Иди ко мне.

Он смутился. Келли Шеффер и для него была почти сестрой, и Джон вполне допускал мысль, что у нее есть какая-то личная жизнь, которой он может помешать. Ему совсем не хотелось выяснить отношения с ее парнем.

- Келли, тебе не стоит...

- Стоит! Я буду рада, если ты поживешь у меня.

- Я там столкнулся с твоим соседом. Кажется, я ему не понравился.

- Это мистер Денвилл. Я позвоню и все улажу.

И Стюарт сдался, потому что на самом деле это было идеальным решением проблемы. Почти все силы, которые он набрал в родительском доме, ушли на последний конфликт с Микки и переезд.

- Хорошо.

Келли ослепительно улыбнулась.

- Давай я принесу тебе кофе и схожу за ключами. И позвонить.

Под взглядами персонала и посетителей "Стрелка" Джон проковылял к самому дальнему столику в углу. Они с Келли привлекли внимание, и сейчас он чувствовал себя неуютно. Выпьет свой кофе и уйдет. Нужно просто немного потерпеть.

Но вместе с кофе Келли принесла салат, омлет с беконом и тосты. Только увидев наполненные тарелки, Джон понял, как сильно он проголодался. Попытался вспомнить, когда ел в последний раз, и не смог. Кажется, он вообще не испытывал голода с того момента, как пришел в себя в Сайгоне.

- Спасибо, Кел. Выглядит отлично.

- Приятного аппетита, Джон.

Она вернулась к своим обязанностям, а на него постепенно перестали обращать внимание. Сидя в углу и наслаждаясь ланчем, Джон сам наблюдал за людьми.

В последние три года все люди для Джона Стюарта поделились на две категории - свои и чужие. Свои носили "джангл-фетигс", дерьмово чувствовали себя в чужом климате и не вполне понимали, что они тут делают. Чужие носили темные одежды странного покроя, не обращали внимания на капризы погоды и точно знали, за что сражаются. Общее у них было только одно - кровь. Она была алой с обеих сторон.

Здесь же, в мирном кафе, все люди казались теперь Джону разными. Некоторые ему нравились, а некоторые - нет. По лицу и улыбке Келли он легко мог определить, кто здесь постоянный клиент, а кто зашел впервые. У этих людей был другой общий знаменатель - мирная жизнь. Сам Джон не был для них ни своим, ни чужим. Ощущение этой оторванности от мира было очень острым.

За наблюдениями Стюарт не заметил, как пролетело время. Очнулся только тогда, когда Келли убрала тарелки и положила на их место ключи.

- Я все уладила.

Он поднял на нее взгляд. Келли смущенно улыбалась. Повинуясь провинциальной привычке, Стюарт переспросил:

- Ты уверена?

- Да.

- Хорошо. Спасибо.

Он сунул ключи в карман джинсов и вышел на улицу. Отдых и хорошая еда придали ему сил, и Джон преодолел обратный путь намного быстрее.

Когда он возился с замком, за спиной снова возник Мистер Бдительный. Денвилл, вспомнил Джон. Его зовут не Бдительный, а Денвилл.

Стюарт повернулся к нему лицом, не замечая, что старается двигаться медленнее и не делать резких движений. Он бы даже улыбнулся, если бы мог.

- Келли... то есть мисс Шеффер...

- Я знаю, - перебил его Денвилл, - Она предупредила, что ты придешь. Я просто хочу сказать тебе одну вещь, сынок.

Повисла пауза, и несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, пристально и не мигая. И только потом Денвилл закончил:

- Если ты хочешь причинить ей боль, то тебе лучше этого не делать. Считай, что я тебя предупредил.

Стюарт усмехнулся и ответил однозначно:

- Никогда.

Все было сказано предельно ясно. Дверь закрылась. И вторая дверь закрылась тоже.

Квартира Келли Шеффер говорила о положении ее дел красноречивее всех финансовых отчетов вместе взятых. И слово это было - минимум. Минимум вещей и мебели, которые Джон помнил еще по тем временам, когда здесь жил Фрэнки. В квартире царили чистота и порядок, но они не могли замаскировать вынужденной аскезы. Видимо, Келли старалась тратить как можно меньше.

Стюарт бродил по квартире, наслаждаясь прохладой и тишиной. По сложившейся уже бессознательной привычке он всматривался в знакомые предметы и пытался пробудить в себе память, не понимая, что дыры не здесь. Они совсем в другом времени и месте. Ему казалось, что любая мелочь может сдернуть непроницаемое покрывало в любой момент. Но этого все не происходило.

Потом он долго стоял под душем, закрыв глаза, слушая шум воды и чувствуя, как прерывистые струи ударяют по коже. Это был не дождь, и осознание этого привносило в душу Стюарта не депрессию и меланхолию, а умиротворение. Вода стекала по искалеченному телу и остужала раны. Они давно уже превратились в шрамы, в следы минувшего, но горячая фантомная боль иногда возвращалась. Как и боль от того, другого. Полностью уйдя в ощущения, Джон не замечал, как из его горла исходит тихое рычание.

После душа он сварил себе еще кофе, сел за стол и не заметил, как заснул перед полной дымящейся чашкой, уронив голову на скрещенные руки. Ему снилось, что он матерый седой волк. Бежит по техасской прерии, поднимая мощными лапами маленькие пылевые смерчи. Влекомый запахом крови. Ему снилось, что он - Зверь.

Келли Шеффер вернулась домой в половине седьмого и застала гостя на кухне, спящим и голым. Полотенце, которым он оберну бедра после душа, соскользнуло и теперь просто свисало со стула. Келли поспешно отвернулась, опасаясь, что Джон вот-вот проснется, и будет неловко, и начала выкладывать покупки из двух больших пакетов. Она действительно откладывала каждый свободный цент и для себя покупала только самое необходимое. Однако, Джо был ее гостем, дорогим и желанным, поэтому после работы Келли зашла в супермаркет и закупилась, не жалея средств. Она знала, что Стюарт не из тех, кто будет жить на деньги одинокой девушки. Он был из тех, кто всегда выполнял данное слово, а значит, сможет действительно позаботиться о ней.

Она разбирала пакеты, раскладывала все по местам, а взгляд невольно возвращался к Стюарту. Снова и снова. Келли он нравился еще с тех времен, когда Фрэнки привел в дом нового друга, но сам Джон всегда относился к ней, как к младшей сестре. Келли не могла этого не чувствовать. Потом Джон и Фрэнк отправились во Вьетнам. Это было серьезно. Это была уже взрослая жизнь, в которой очень скоро не стало места для наивной детской влюбленности. Несколько раз Келли соглашалась на свидания, но все было не то. Ни один из тех молодых людей, с которыми она встречалась, не вызывал замирания сердца. Но вот в ее жизни снова появился Джон и...

Она не замечала, что просто стоит и смотрит на него. Взгляд ее скользил по изгибам тонкого поджарого тела, отмечая и четкий рельеф мышц, и темно-розовые линии шрамов, и длинные пряди, упавшие на лицо. Келли уже понимала, что все вернулось на круги своя. Вот перед ней тот, кто владеет ее сердцем. Но она никогда об этом ему не скажет.

Джон пошевелился, что-то пробормотал и открыл глаза. Резко поднял голову. Келли поспешно отвела взгляд и снова занялась покупками, откладывая те из них, которым предстояло стать ужином.

- Извини.

Стюарт запахнул полотенце одним быстрым движением, поднялся и скрылся в комнате. Ему было неловко за то, что он заснул в столь недвусмысленном виде и проспал приход Келли. Находясь на грани яви и сна, он успел поймать ее взгляд. Девочка выросла и стала взрослой девушкой, красивой, самостоятельной и одинокой. Отец ушел из семьи, когда Фрэнк и Келли были совсем маленькими, а мать умерла в тот год, когда Шеффер закончил школу. Теперь не было и его. Теперь у Келли был только Джон. А после событий в родительском доме у него была только Келли. И с этим им предстояло как-то жить дальше. Одевшись, он вернулся на кухню.

Они вместе готовили, а потом просто сидели на высоких барных стульях и пили кофе. Джон курил, а Келли рассказывала о своей жизни. Какие-то смешные случаи с работы. О том, как она откладывает деньги на учебу в колледже. Про мистера Денвилла, которому она иногда помогает с уборкой, а он присматривает за ее квартирой, когда Келли отсутствует. Про миссис Джонсон из квартиры сверху. Ее муж остался во Вьетнаме, и Келли раз в неделю сидит с ее детьми.

Стюарт напрягся. Больше всего он боялся, что за рассказами последуют вопросы. И что он ответит тогда? Что скажет Келли о том, как погиб ее брат? Ложь противоречила всей его сущности, а ответа у него и не было. Однако, случилось странное - Келли так ни о чем и не спросила.

На ночь она постелила ему в бывшей комнате Фрэнки. Джон сотни раз спал на этой кровати, но сейчас ему пришлось заново привыкать к ней. Он вытянулся, заложив руки за голову, и закрыл глаза. В крошечной квартире Шефферов он чувствовал себя больше дома, чем в своей бывшей комнате в Далласе. Здесь было спокойно и тихо. И безопасно. Это был совсем другой мир. Убаюканный тишиной и усталостью, Джон отключился.

И не увидел, как ночь надвинулась из-за темных стекол, поглотила его и принесла кошмар, имени которому не было. Что-то, чего он не видел, не помнил, хотело его убить. Он видел перед собой весенние цветущие джунгли и лица, искаженные страхом и ненавистью. Он слышал автоматные очереди, взрывы и нечеловеческие крики. Он чувствовал пьянящий запах крови и ее привкус на губах.

Сознавая свое бессилие, Стюарт начал задыхаться.

А потом молодая вьетнамская девушка, так похожая на ласковую Коу, вдруг превратилась в живой факел и начала метаться между хижинами, захлебываясь криком и воздевая руки к небу. Такому светлому и чистому, но не способному помочь ей.

И Джон заорал вместе с ней. От крика он потерял равновесие и в который раз начал проваливаться в Бездну. Мозг и остатки разума подсказывали, что он дома и ничего этого нет, но он не верил. Новый вопль разорвал легкие, когда девушка рухнула замертво. Джон сильно дернулся и открыл глаза.

Серый туманный рассвет вкрадывался в комнату. Стюарт лежал на спине и пытался вспомнить, что с ним только что было. Но он не МОГ. Еще не до конца придя в себя, он ощутил чье-то присутствие. Келли стояла у двери.

- Меня разбудил твой крик, - тихо сказала она, - Все в порядке?

- Нет... то есть да. Теперь да.

- Плохой сон?

- Кошмар. Повторяется почти каждую ночь.

- Есть один способ, чтобы защититься от сна. Надо повернуться к нему спиной и сделать вид, что его нет.

Джон усмехнулся. Он знал этот способ, но он мог защитить только от детского воображения. От того зла, которого на самом деле никогда не было. Но не от автоматной очереди.

- Нельзя спиной. В спину могут убить.

Присутствие Келли и ее наивное предложение чудесным образом заставили Джона проснуться окончательно и придти в себя. Исчезли фантомные запахи напалма и крови.

- Келли...

- Да?

- Ты ведь получила K.I.A. на Фрэнка?

- Да, - с секундной заминкой.

- Я хочу посмотреть. Можно?

Она молча вышла и вернулась через пару минут. Джон взял листок. Стандартное извещение, что "Фрэнсис П. Шеффер убит в бою". В рассветных сумерках буквы были едва различимы.

- И это... тоже.

В ее ладони Джон увидел два тускло блестевших прямоугольника на тонкой цепочке. Он взял жетоны и подушечкой пальца провел по ровным строчкам.

Значит, это правда. Значит, Фрэнки, красавчика Фрэнки Шеффера действительно больше нет. Стюарта бросило в пот, и сердце начало сбоить. Те двое, что приходили в госпиталь, не солгали. Шеффера, лучшего друга, почти брата, убили, а он ничего не помнит.

Ничего.

Однажды кто-то сказал ему, что Смерти нет. Что жизнь - есть вечность, а Смерть - всего лишь переход на новый уровень. Джон Стюарт, принесший Смерть очень многим людям, знал точно, что все это - ложь.

Его охватил озноб, и маленькие волоски на теле стали дыбом. Не было никакой вечности, кроме той, в которой лишь холод, тьма и одиночество. Джон сел, прислонившись затылком к холодной стене. Душа его стремительно заполнялась яростью и протестом.

Он не должен был выжить. Он должен был остаться в джунглях вместе со своим другом... с братом... со всеми остальными. А сейчас жизнь отравляла его ядом безысходности.

Стюарт крепко зажмурился, но ресницы все равно намокли, а горло больно сдавило сдерживаемое рыдание. Только не сейчас. Не здесь. Не перед Келли.

- Проклятье!

Джон резко размахнулся и с силой бросил жетоны в стену. Они звонко стукнулись друг о друга и упали на пол. Келли вскрикнула. Она подошла к стене, опустилась на колени.

- Что ты делаешь?

Бережно подняла, надела цепочку на шею и закрыла жетоны на груди обеими ладонями. Этот жест беспомощности мгновенно отрезвил Стюарта.

- Прости...

Он подошел к ней и опустился рядом.

- Прости меня, - хотел добавить, что чувствует себя идиотом, но вместо этого неожиданно добавил, - Мне страшно.

Джон обнял ее за плечи, прижал к себе и гладил длинные волосы. Чувствуя, как она вздрагивает, и понимая, что и сам на грани истерики. И не было ничего, чтобы облегчить боль. Уткнувшись лицом в макушку Келли, он быстро заговорил.

- Мне сказали, что я видел, как они погибли. Фрэнки, Сэнди и та крыса - наш проводник. Сказали, что я один остался в живых. Я не помню. Я ничего не помню. Там ничего нет, только...

Он осекся. Мысль мелькнула и скрылась в глубинах подсознания. Потому что на самом деле там - было.

- Прости меня. Прости, что выжил я, а не Фрэнки.

Он не замечал, как из глаз текут слезы, только чувствовал, как уходят вина и горечь. И задавался вопросом - надолго ли?

В первый же день, свободный от работы в "Стрелке", они с Келли отправились на кладбище. Тело Фрэнка Шеффера доставили домой и похоронили, пока Джон валялся в госпитале. Сейчас он думал о том, что и через это Келли пришлось проходить одной.

День снова был жарким, но, идя среди могильных плит, Стюарт ощущал, как время от времени его касаются холодные потоки воздуха. Были ли это души тех, кто здесь покоился, или обычное явление природы, он не знал. Дом Фрэнка был сейчас здесь, и Джон только надеялся, что его друг наконец-то обрел покой.

Они нашли нужное место. Келли положила белые лилии, которые принесла. Стюарт опустился на колени и осторожно коснулся плиты. Губы дрогнули немыми словами прощания:

- Прости меня, Фрэнки. Если бы я помнил, то все равно просил бы прощения. Прости за то, что я не спас тебя, не уберег для Келли. Прости меня, друг. Надеюсь, что тебе хорошо там, где ты сейчас. И ты можешь не беспокоиться, я позабочусь о ней. Потом, когда мы встретимся, я смогу сказать: "Смотри - она счастлива!" Так будет, я обещаю. Не прощай, ты же знаешь, я ненавижу прощаться. До свиданья, Фрэнки.

Они часто мечтали о том, что будут делать после войны, как жить. Фрэнк хотел вернуться в Нью-Йорк и поступить в колледж, а потом и в университет. А Джон хотел перебраться в Калифорнию и жить на берегу океана. Гулять по кромке воды, чтобы волны захлестывали ноги, и слушать, как плачут чайки и как поет прибой. Они мечтали о другой жизни, но все получилось совсем иначе.

Джон хотел сразу же приняться за поиски работы, но переезд через полстраны и последовавшее за ним нервное потрясение не только разбередили душу, но и физические раны. Восстановление заняло больше времени, чем он рассчитывал. Джон не хотел быть бесполезным и взял на себя ведение дома, насколько это было в его силах. Келли приходила со смены и находила дом - чистым, обед - приготовленным, а Джона - за просмотром объявлений о работе. Однако, это не могло длиться до бесконечности и, когда Стюарт пришел в форму, он взял старую машину Фрэнка и поехал по выбранным объявлениям.

В прошлой жизни, которая у него была до войны, Джон Стюарт был специалистом по сейфам. Мог открыть любой замок, имея в запасе достаточно времени, чуткие уши, чувствительные пальцы и пару подручных инструментов. Но больше он этим заниматься не хотел. Хотел найти нормальную работу без рисков для свободы и репутации и начать все с чистого листа. Однако, никто не хотел брать на работу бывшего солдата - отказывали сразу, без объяснений. В одном офисе его попросили открыть сейф, в котором отказал замок. Джон открыл. На него посмотрели с уважением, но подозрительно, вежливо поблагодарили, дали немного денег и выпроводили вон. В другой конторе он наладил печатную машинку и перекрасил вывеску, после чего его бумажник потяжелел еще на несколько долларов. На этом его трудовая деятельность закончилась.

Он мотался по городу до позднего вечера. Работы не было. Джон устал и проголодался. Он остановился у первого попавшегося бара и с удивлением обнаружил, что колеса, а может и привычка вынесли его к тому самому месту, где они с Фрэнком любили бывать до войны. Ничего здесь не изменилось. Все те же дома, сжимающие переулок с трех сторон. Вечерние сумерки, стремительно густеющие, вспухшие тусклым светом фонарей. И даже темно-красная вывеска над входом в полуподвальное помещение по-прежнему гласила "КИРПИЧИКИ". Заведение Косого Билла, получившего прозвище за отсутствие одного глаза, выбитого в драке.

Стюарт вошел внутрь и подсел к стойке, за которой неунывающий старина Билл все так же ловко управлялся со стаканами и бутылками. Кажется, время обошло это место стороной.

Не поднимая взгляда, Билл спросил:

- Что будем пить?

Все было знакомо, как в прошлом, ставшем для Стюарта запредельно далеким. На какой-то момент Джону показалось, что у дальнего конца стойки он слышит смех Фрэнки. И он автоматически ответил:

- Как обычно.

Билл, наконец, сообразил взглянуть на посетителя. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, а потом бармен неуверенно спросил:

- Стюарт? Джон Стюарт?

Джон издал короткий смешок и ответил:

- Собственной персоной.

Билл продолжал внимательно изучать его единственным глазом, но потом не выдержал.

- Иесусе! Что с тобой случилось? Мы думали, что ты давно уже сыграл в ящик. Никто не знал, куда ты исчез. А Шеффер? Что с ним стало?

Вопросов было слишком много. Билл крикнул, чтобы его заменили, а сам вышел из-за стойки и увел Джона в подсобку. Не забыл и бутылку виски и два стакана. Они присели за конторский столик Билла. Бармен небрежно отодвинул в сторону стопку бумаг и на их место поставил стаканы. Стюарт вытащил сигареты и закурил. Обвел взглядом тускло освещенную комнату.

- Все еще на плаву, Билл?

- Это точно. Что бы не происходило в стране, люди всегда не прочь выпить. Выгодный бизнес, как говорит мой старик. А уж он-то в этом понимает.

Во время сухого закона старик Билла возил контрабандное спиртное и продавал в этом самом баре. Билл унаследовал его дело. Все об этом знали. В городе у бара "Кирпичики" была специфическая репутация, но Косого Билла она не смущала.

Виски пролилось в стаканы, а потом и в желудки.

- Так где тебя носило, проходимец? И что у тебя с лицом?

Джон невольно коснулся шрамов, но тут же отдернул руку. Сердце начало бешено пульсировать. Чтобы успокоиться, Стюарт сделал глубокую затяжку и только потом ответил:

- Я был во Вьетнаме.

Билл едва не подавился виски, но сумел сдержаться. Ему уже приходилось иметь дело с ветеранами, и он хорошо усвоил, что с этой темой лучше быть осторожным.

- А Шеффер?

- Он тоже. Мы вместе там были. Только его убили, а я выжил.

Лучше бы наоборот. Лучше бы его убили, а Фрэнки вернулся домой. Проклятые люди проклятых джунглей в проклятой стране. И воспоминания, которых у него нет, приносят лишь смятение и страх. Джон сказал странно и тихо:

- Давай не будем об этом.

- Что, так плохо?

- Плохо, да. Все плохо, Билл.

Они снова выпили. Молча Стюарт закурил новую сигарету. Бармен осторожно сменил тему.

- А ты решил, значит, сюда вернуться?

- Да, у Фрэнки сестра осталась. Келли. Я обещал о ней позаботиться.

Билл расплылся в улыбке.

- Да, помню. Забавная такая девчушка.

Мысль о Келли и Джона немного смягчила.

- Она теперь настоящая мисс, красивая и умная. Ей самое место в колледже.

- А ты что же? Что будешь делать дальше?

Стюарт пожал плечами.

- Жить. Для начала найду работу, а там... Время покажет. Может, у тебя для меня найдется что-нибудь, Билл?

- У меня комплект, извини. Если только вышибалой. Они каждую неделю меняются.

В подсобке повисла пауза. Работать вышибалой Стюарт не мог, и они оба это понимали. Последствия ранения оказались одной из причин, по которой с работой у Стюарта могло и совсем не сложиться. Все же он сделал последнюю попытку:

- Если что-нибудь подвернется, дай мне знать.

- Хорошо, - Косой Билл выдержал паузу, но потом все же спросил, - Клинта уже видел?

Клинт Уизер был человеком из прошлой жизни. Тем самым, который решал, когда, где и какой сейф будет вскрывать Стюарт. Тем самым, чьего появления Стюарт желал бы меньше всего. Косвенно он был одной из причин, по которой они с Фрэнки записались в армию.

На спине Джона, под правой лопаткой до сих пор темнела татуировка, теперь перечеркнутая шрамами. Символ их маленькой и независимой банды. Стюарт хотел бы, чтобы эту часть его прошлого тоже можно было бы перечеркнуть.

Он коротко ответил:

- Нет. И не хочу. С этим покончено.

Косой Билл помолчал немного, потом сделал глоток.

- Тебе нужно кое-что знать. Клинт стал теперь большим боссом. Связался с крутыми парнями и пропадает в Чикаго или в Вегасе. Там теперь совсем другие дела и другие деньги. Понимаешь, к чему я говорю?

- Понимаю.

Амбициозность Клинта Уизера была известная далеко за пределами их маленького круга. Клинт готов был играть по-крупному и ждал своего шанса. На сомнительных людей у него был нюх, поэтому он не спешил связываться с кем попало. А теперь очень похоже было на то, что он дождался.

Джон откинулся на шатком старом стуле, по привычке прислонившись затылком к стене и прикрывая глаза. От всего этого разговора исходила опасность. Он чувствовал это той сущностью, что с недавних пор жила у него в груди.

- А что остальные?

Кроме них с Шеффером и Уизера было еще трое.

- Том и Стив работают на Клинта, но ходят слухи, что они собираются завязывать. Клинт не хочет тащить за собой старых дружков, - Билл усмехнулся, - У него теперь новые. А деваться им некуда.

- А Фил?

- Умер год назад. Задолжал крупную сумму за наркоту, и его застрелили прямо на улице. Я думаю, что это Клинт его и прихлопнул, но доказать ничего не смогли.

Стюарт снова закурил. Нехорошие дела творились в городе. Когда дерутся свои со своими - это всегда плохо. А у Косого Билла было ведь что-то еще. Что-то, что он припас напоследок. Или не знал, как сказать. Был он человеком незлым и много лет умудрялся поддерживать нейтралитет, жестко пресекая в своем баре все разборки.

- Выкладывай, Билл, не стесняйся. Что там еще у Клинта?

- Ты у него, малыш Джонни. Остальные ему не нужны, а вот тебя он поджидает. Строит планы, как ты будешь работать на него и его новых боссов. Говорит, что у тебя талант.

Был у Джона талант, да такой, который мало где применим. И Стюарт хотел бы, чтобы и вовсе его больше не пришлось применять. Война кардинально изменила его взгляды на жизнь. Как будто душу взяли, разъяли на составные части, а потом сложили по новой, как мозаику.

В школе им всегда говорили, что их правительство самое лучшее, а русские хотят уничтожить все, что у них есть. Все детство Джонни Стюарта прошло под давлением красной угрозы. Отправившись во Вьетнам, он ни разу не усомнился в правильности своего выбора. Их с Шеффером выбора. Все три года, что они провели в джунглях, у них не было сомнений.

Джон усомнился уже потом, когда лежал в сайгонском госпитале, пытался вспомнить и чувствовал движение чего-то чужеродного в груди. Уравнение больше не сходилось.

Правительство, самое правильное и демократичное, в одно и тоже время одних сажало на электрический стул за убийство, а других посылало убивать. Получалось, что эти - хорошие, а те там - плохие? Но вот еще вопрос - в чем заключалась разница? Почему там Джон Стюарт был героем, а здесь превращался в убийцу? И Фрэнки... Фрэнк Шеффер там погиб ни за что, просто за идею, что Америка сильнее всех. Ради чего? Это была не их война, и, если бы Джона убили тоже, то Келли осталась бы совсем одна. Стюарт вспомнил, как снимал желтую ленточку с ее машины. Нет, его совесть уже достаточно отягощена.

Мыслей было слишком много. От алкоголя они путались и вызывали головную боль. Одно только Стюарт мог сказать точно:

- Я не буду работать с Клинтом. Он меня не получит. Хватит. Хочу нормальной жизни.

Косой Билл покачал головой и разлил остатки виски по стаканам.

- Тебе придется самому сказать ему об этом. Но будь осторожен, сынок. Будь осторожен.

Клинт Уизер появился в Нью-Йорке дней через пять после этого разговора. Все это время Стюарт был занят поисками работы, и сам в "Кирпичиках" не появлялся. Вообще старался лишний раз не светиться в том квартале, но Бруклин оказался слишком маленьким и тесным местом, чтобы в нем можно было легко спрятаться. Да Джон и не прятался, зная, что рано или поздно они с Клинтом пересекутся. И это произошло совсем не так, как хотелось бы Джону. Клинт пришел к нему сам.

За три прошедших года он не изменился. Совсем. Клинт Уизер был высокий красивый мужчина, голубоглазый и светловолосый, всегда изысканно одетый и подчеркнуто спокойный невозмутимостью хозяина жизни. Статный. Любимец женщин, сияющий белоснежной улыбкой. Одно, впрочем, все же в нем изменилось - костюмы стали еще дороже. В дешевой съемной квартире Келли Шеффер он выглядел чужеродным элементом.

К счастью, Келли была на смене в "Стрелке". Этот факт не мог Стюарта не радовать, потому что разговор предстоял не для нежных девичьих ушей.

Дальше порога Клинт не пошел. Прислонился к стене, скрестил руки на груди и широко улыбнулся, начиная свою партию по не известно когда сложившемуся ритуалу.

- Джонни Стюарт, такие люди и без охраны! Где, черт побери, тебя носило все эти годы? И где Шеффер?

Стюарт коротко обрисовал, где его носило и где Шеффер. На лице Уизера отразилось немного театральное огорчение.

- Значит, убили Фрэнки... Бедняга Фрэнки. Прими мои соболезнования, Джон. Кажется, у него осталась сестра?

- Мы в ее квартире, Клинт, и ты это отлично знаешь.

- Ах, да... Прости, забыл. Так огорчился. Мы можем чем-нибудь ей помочь?

Стюарт почувствовал, как в груди поднимается волна ярости и подкатывает к мозгу, угрожая затопить разум и помутить рассудок.

- Нет, Клинт. Но все равно спасибо.

Они немного помолчали, пристально глядя друг на друга. Каждый пытался оценить противника и не выдать собственных мыслей и чувств. У Джона было преимущество. Он закурил, сделал глубокую затяжку и выдохнул густое облако дыма, отсекая взгляд Уизера. Это была игра, и каждый шаг был похож на шаг по минному полю, когда у тебя нет карты. Каждый ход должен был быть просчитан. Все рефлексы Джона Стюарта, приобретенные на войне, вздыбились и сейчас работали в полную силу.

Клинт вкрадчиво поинтересовался:

- Чем думаешь сейчас заниматься? Я слышал, ты ищешь работу... И как успехи?

Успехи были паршивыми. Стюарту отказывали раз за разом. Дошло до того, что Келли осторожно намекнула, что может поговорить с хозяином "Стрелка" - им нужен был мойщик посуды. И они договорились, что, если за неделю Джон ничего не найдет, то сам придет в кафе. Но эта перспектива его не радовала.

Словом, крыть было нечем, и Стюарт решил форсировать неприятный разговор.

- Мои проблемы тебя больше не касаются. Выкладывай, зачем пришел, Клинт.

Уизер вздохнул и выложил:

- Слышал, что за дела теперь делаются? Знаю, что слышал, можешь не отвечать. Хочу, чтобы ты снова со мной работал, но не здесь, а в Вегасе. Там теперь большая игра, и я намерен сорвать джек-пот. А ты в своем деле мастер. Мог бы мне пригодиться.

Джон докурил сигарету и только тогда ответил:

- Нет.

- Тебе не интересно? Не нужны деньги? Я слышал, что Келли хочет поступать в колледж. Если согласишься, то у тебя будет столько денег, что она сможет выбрать любой колледж в стране.

Клинт Уизер всегда знал, куда надавить. Келли хотела учиться, и Джон собирался сделать все, чтобы дать ей такую возможность. Но не так. Не такой ценой.

- Я не хочу работать с тобой, Клинт. Хватит.

Уизер, похоже, не поверил своим ушам.

- Извини, Джон, что ты сказал?

- Ты слышал.

Клинт зачем-то вынул из кармана пачку денег и начал вертеть ее в руках.

- Армия плохо повлияла на тебя, Джонни. Но я все понимаю, - в его голосе прорезалось сочувствие, - Нет, правда. Я все понимаю. Тебе сейчас нелегко. Ты подумай о моем предложении, а потом мы снова поговорим. Только ты хорошенько подумай, Джонни.

Не дав ему времени на ответ, Клинт Уизер отлепился от стены и вышел. Стюарт едва удержался от желания плюнуть ему вслед

Ночью Джону снова снился кошмар. В какой-то момент он вдруг понял, что спит и что все это ему снится, и попытался вырваться, вернуться в реальный мир. Но сон его не отпускал, держал крепко. Стюарт смотрел на себя как бы со стороны и при этом понимал, что сам он, настоящий, лежит сейчас в квартире Келли и не может пошевелиться. Нервные импульсы не проходят, и тело сковал сонный паралич. Джон пытался закричать, чтобы проснуться уже окончательно, но трахея сжалась и не пропускала даже воздух.

В какой-то момент рядом появилась Келли. Она присутствовала в двух местах одновременно: в джунглях, куда его постоянно возвращал кошмар, и сидела на полу в комнате. Осознание того, что Келли может пострадать, заставило Стюарта совершить невероятное усилие над собой.

- Келли... - прохрипел он и попытался дотянуться до нее рукой, - Ты должна спрятаться.

Сознание все еще было раздвоенным, но тело уже очнулось от неподвижности сна. Джон ощутил, как контроль над мышцами возвращается к нему.

- Келли! - голос тоже окреп, - Прячься!

Он схватил ее за запястья так крепко, что ногти впились в тонкую кожу. Келли издала тихий стон, и это заставило Джона проснуться окончательно.

- Джон, мне больно.

Он поспешно выпустил ее руку.

- Прости... Что случилось? Что ты здесь делаешь?

- Ты начал кричать и... я беспокоилась.

- Я что-нибудь говорил? Что-нибудь осмысленное?

- Что нам нужно спрятаться. И еще звал Фрэнка.

От ее последней фразы лоб и виски покрылись липкой испариной. Почти с самого начала у Джона было подозрение, что в кошмарах он видит то, что было выбито из его сознательной памяти. Иногда возникало ощущение, что погибшие воспоминания вот-вот удастся вернуть, но каждый раз Джон ловил только воздух. Цеплялся за воздух.

Он соскользнул на пол и прижал Келли к себе, по-братски поцеловал в висок, совершенно не думая, что этот жест может быть расценен как-то иначе. Не обращая внимания на то, что между его руками и горячей кожей тела - только тонкая бязевая рубашка, а Келли замерла и боится пошевелиться.

- Прости меня, - повторил Джон, утыкаясь лицом ей в волосы, - Наверное, это никогда не закончится.

- Закончится, - так же тихо ответила Келли, - Все рано или поздно заканчивается. Все, кого я люблю, покидают меня. И ты тоже уйдешь.

В ее неосторожных словах Стюарт услышал совсем другое. Предложение Клинта не шло у него из головы, и он так же хорошо представлял, чем может обернуться его категоричный отказ. И Джон ответил созвучно своим собственным мыслям:

- Нет, Кел, я не допущу этого. С нами ничего не случится. Ничего плохого.

- Ты думаешь? Я так устала, Джон...

- Я клянусь тебе в этом.

На этот раз поцелуй пришелся не в висок, и оба они понимали, что когда-нибудь подобное должно было произойти. Он был один, и она была одна. И был человек, который связывал их своей Смертью. Все было предопределено.

Уже потом, в ванной при ярком электрическом свете Стюарт увидел тонкие кровавые разводы у себя на руках. Он не чувствовал и не помнил, как вцепился в руку Келли и ногтями проколол ее тонкую кожу. Он вообще не понял, откуда на его руках взялась кровь. Он только успел почувствовать, как Зверь ломает последние преграды, и единственное, что его отделяет от мира людей, это сам Джон. Его жизнь.

А потом он отключился.

Это было похоже на войну, и кому-то из них двоих это должно было стоить жизни. Ссора не оглашалась, но Стюарт всегда чувствовал повышенный интерес к себе, когда время от времени заходил в "Кирпичики" справиться у Косого Билла о работе и выпить свою единственную порцию виски. Билл рассказывал, что Уизер злобствует больше обычного, но на обострение Клинт не шел. И Стюарт тоже выжидал.

Между тем, неделя их договоренности с Келли истекла, а нормальную работу он так и не нашел. Келли поговорила с хозяином "Стрелка", как и обещала, и Джона взяли подсобным рабочим. Это внесло в его жизнь некоторую стабильность, но острый момент с Клинтом оставался. Все же Стюарт надеялся, что они разойдутся мирно, и поэтому Келли ничего не сказал. Да и она была не из тех, кто станет донимать расспросами, хоть и видела, что Джон встревожен.

После той ночи, закончившейся сначала поцелуем в комнате, а потом обмороком в ванной, они продолжили жить, как жили. Джон говорил, что найдет себе квартиру и съедет при первой же возможности, но на самом деле оба они знали, что это совсем не решено окончательно. Келли пугала мысль, что придется снова жить одной, без родного человека рядом. Пусть Джон в какой-то степени заменил ей брата, а не был ее настоящим парнем, он все равно заполнял ту пустоту, которую Келли Шеффер чувствовала в своей жизни постоянно. Она с удовольствием готовила для него, хотя они всегда могли поесть в "Стрелке". Ночью, когда Джону снились кошмары, она приходила в его комнату, и сидела рядом, позволяя до боли терзать свою руку, и сторожила его сон. Днем, когда он выходил покурить в редкие минуты отдыха, она находила момент, чтобы выйти следом и сказать что-нибудь, понятное им двоим, и получить в ответ легкую ускользающую полуулыбку. Больше всего она боялась утратить все это.

Стюарт вовсе не был ни глупцом, ни слепцом, чтобы это не видеть. Более того, его точно так же страшила мысль, что от Келли рано или поздно придется съезжать. Больше всего он ценил ее молчаливую поддержку, то, что она не задавала вопросов ни о его пребывании во Вьетнаме, ни о гибели Фрэнка. Стюарт понимал, что она запомнила его вырвавшееся признание об амнезии и просто щадила его чувства. За это он был ей благодарен тоже. И думал, что сошел бы с ума окончательно, если бы по ночам оставался наедине с войной, которая возвращалась снова и снова, чтобы рвать остатки его души. Как он стал связующим для пустоты в жизни Келли Шеффер, так и Келли была связующей для черных дыр его памяти, не позволяя им расшириться и поглотить его. Хотя бы на какое-то время.

Все это они прекрасно знали друг о друге, но никогда не говорили об этом. Как будто молчание было залогом того, что ничего не изменится к худшему. Но...

В тот вечер Келли отправилась к миссис Джонсон, у которой подрабатывала няней. Они со Стюартом договорились о времени, когда он придет ее забрать, а сам он снова пошел в "Кирпичики". Косой Билл накануне прислал записку, что вроде бы есть человек, готовый поговорить о работе. В баре Джон сел за дальний конец барной стойки, взял свой обычный виски со льдом и приготовился ждать. Ждать пришлось недолго, потому что еще раньше в баре появился Клинт.

От его ярко-красной куртки у Стюарта зарябило в глазах. Его сопровождали двое молодых парней, молчаливые и теряющиеся на фоне босса, но по их виду Стюарт понял сразу: его пришли убивать. Если Уизер сейчас не получит ответ, который его устроит, Стюарту не жить. К душе подкатила тоска. Что же... по крайней мере он заберет их с собой. Попытается. Это было единственное, в чем он был сейчас уверен совершенно. Только вот Келли...

Клинт порыскал взглядом по бару, увидел Джона и направился к нему, постепенно расплываясь в улыбке. Чем ближе он подходил, тем шире становился оскал. И это тоже было плохим знаком. Джон остался сидеть.

Уизер присел рядом. Что-то сказал одному из своих громил, и парень тут же испарился, но скоро вернулся и поставил перед боссом выпивку. Стюарт осклабился.

- Смотрю, ты завел себе мальчиков на побегушках, Клинт?

Реакции не последовало. Они пришли не за этим.

- Ты подумал над моим предложением, Джонни?

Клинт сделал первый глоток из стакана. Стюарт закурил новую сигарету.

- Подумал.

- Это хорошо. Я тебя знаю, Джонни, ты хорошо подумал.

Стюарт промолчал. Для него все эти ритуальные танцы не имели смысла. Он все решил еще там, по другую сторону океана. Из них двоих это Клинт был тем человеком, который не желал принять то, что лично его не устраивало.

Он думает, что выиграл, подумал Джон, и эта мысль заставила его издать маленький саркастический смешок. Он слегка наклонился вперед, приближая свое лицо к лицу противника в этом пока еще пассивном противостоянии. Из-за длинных прядей его глаза блестели напряженно и немного опасно.

- Я хорошо подумал, Клинт, - он говорил нарочито тихо, создавая еще большее напряжение, провоцируя и действуя Уизеру на нервы, - Я не буду с тобой работать, какие бы условия ты мне не предложил. И я очень не советую тебе трогать Келли.

Провокация удалась. Улыбка сползла с лица Уизера, как кусок разлагающейся плоти. Глаза налились кровью, а на точеном красивом лице выступили красные пятна.

- Не смей. Мне. Угрожать!

Голос поднялся до крика, но Уизер тут же взял себя в руки, словно устыдившись несдержанности, и закончил так же тихо, как говорил Джон:

- Ты пожалеешь.

Стюарт отрицательно качнул головой.

- Только не об этом.

Он не пожалел. Он хорошо знал, что произойдет дальше, поэтому был готов, когда на него напали. Удивился только, что люди Клинта ждали так долго, позволили ему пройти целый квартал от "Кирпичиков" к дому Келли. Или ждали, когда он достигнет плохо освещенного места, от которого к тому же отходил длинный пустой тупик. В этом-то тупике его и начали убивать.

Стюарт понял, что происходит. Адреналин мгновенно отравил его кровь. Прошлое войны преследовало его не только в кошмарных снах, но и сейчас - вздыбившимися нервами, обострившимися инстинктами убийцы и ненавистью, вытеснившей страх. Он ненавидел тех, тогда, унесших сотни жизней его братьев по оружию. Он ненавидел этих, сейчас, пытавшихся отнять жизнь у него. Система распознавания "свой-чужой" дала сбой, а вместе с ней Джон Стюарт утратил и связь с реальностью. Его полуоглохшие уши слышали взрывы и выстрелы. Полуослепшие глаза видели взметающиеся вверх языки пламени и багровое от их отсветов ночное небо над джунглями. Разум уже не контролировал тело - сознание медленно покидало его.

Стюарт дрался ожесточенно, на поражение, не понимая, сколько у него противников. Время растянулось, как это всегда бывало по его ощущениям в бою. Он сопротивлялся и бил, уже не чувствуя, что его задавили численным превосходством. Тело не чувствовало боли ударов. Только запах крови бил напрямую в мозг, но Стюарт не понимал, что это ЕГО кровь.

Зверь рвался наружу, потому что преград больше не было.

В какой-то момент времени из мешанины образов сознание вырвало один, крупным планом: черный зрачок пистолетного дула, нацеленный ему прямо в сердце и готовый вот-вот выплюнуть смертоносный комочек свинца.

- Нет!

Воздух вырвался выстрелом. Джон успел дернуться в сторону. Что-то горячее... он знал - ЧТО... больно ударило его в грудь. Он схватился за куртку, и ладонью тут же ощутил... кровь... липкое и горячее. Раздались новые выстрелы. Стюарт увидел полыхнувшую, как огонь, куртку Клинта. По краю сознания чиркнула мысль, что Уизер, должно быть, разрядил в него всю обойму. Потом багровая пелена застлала глаза, делая мир похожим на ожившую картину Дали. Звуки слились и теперь напоминали тягучую песню гонга. Изображение потемнело и выключилось.

Джон Стюарт лежал на асфальте в луже собственной крови, прижимая ладонь к ранам на груди последним жестом отчаяния. И был мертв.

Кажется.

Страшная боль. Тысячи мелких когтей впились в тело, и раздирают плоть на тысячи кусочков. Мокрое серое облако окутало мозг и уже добралось до сердца. В груди вспыхнул огонь. А потом он разлился и породил волну цветовых пятен-игл, которыми кто-то словно расстреливает бездыханное тело.

Но иногда откуда-то сверху опускается мрак, и боль отступает тогда. Тьма поглощает душу, разум и тело и растворяет своей темной волей, чтобы потом воссоздать вновь. Круговорот жизни и Смерти.

Какая-то хищная тварь добралась до тела. Изнутри. Хищная тварь изнутри. И вот уже кровь тоненькими струйками сочится из каждого пореза, из каждого укуса, заливая ложе. Ложе - железный стол под яркими лампами. А по лицу медленно струятся слезы. И на свете есть только одно, то способно спасти от подступающего безумия.

А потом что-то страшное надвигается из Бездны. Та, чье лицо сокрыто во тьме, со своего пьедестала произносит приговор:

- Умри.

Все умирает. Прах развеивается в бесконечность. Пылинка ложится к пылинке, создавая причудливый узор из разбитых душ. Проходят миллионы лет. Целая вечность. И все возвращается вновь. И уже нет боли, нет ничего. И однажды та, чье имя сокрыто во тьме, произносит:

- Проснись.

И тот, кто раньше был Джоном Стюартом, открывает глаза. Он видит над собой лица людей в масках, но они расплываются, сливаются в цветовое пятно. Он слышит их голоса, но и они смешиваются, сливаются в ровный гул. Кожей чувствует холод, и что он в этом холоде лежит совсем нагой и не может пошевелиться. Потом снова наступает темнота, в которой чей-то голос отчетливо произносит:

- Вот родился Зверь.

Каждое слово отдает нестерпимой болью. Память снова распадается на кусочки. И Джон думает, что единственное, что он может сделать, чтобы вырваться из кошмара, это закричать. Он начинает кричать - долго, до тошноты, до белого взрыва у себя в голове. И только тогда все заканчивается.

Он снова открывает глаза и видит знакомую комнату. Видит темный силуэт рядом и ощущает горячую руку, нежно касающуюся его щеки. Приходит узнавание, и он облегченно выдыхает:

- Келли... Как хорошо, что это ты... Келли...

Первое, что увидел Джон, когда открыл глаза, был солнечный свет. Яркий луч бил прямо в расширенный зрачок и пронзал мозг раскаленной иглой. Стюарт инстинктивно прикрылся рукой, но свет не исчез. Он был теперь внутри, путался в дырах памяти... раздражал. Бил наотмашь. Джон сделал попытку увернуться, но тело вдруг потеряло равновесие и опору под собой, а потом рухнуло куда-то вниз. Впрочем, лететь было невысоко. От удара Джон пришел в себя окончательно.

Он был там же, где и всегда, - в квартире Келли. Лежал на полу рядом с кроватью, на которой спал с момента своего появления. Локоть раненой руки чувствительно стонал. Стюарт потер его бессознательным жестом. Потом рука потянулась к груди. Что-то с ним случилось. Что-то очень плохое. Пришло и забрало его душу, то, что от нее осталось. Но два факта занимали Джона больше всего.

Он был голый.

Последнее, что он помнил, это "Кирпичики" и то, как Косой Билл наливал ему виски.

Дальше была пустота. Знакомая до боли пустота амнезии. Джон застонал и выматерился.

Когда прошел первый шок, и к нему вернулась способность соображать, Стюарт понял, что той одежды, которая была на нем, нигде нет. Этот факт был отмечен им достаточно равнодушно. Нет, значит, нет. С ним и без того произошло уже слишком много странного, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Он просто поднялся с пола и пошел в душ.

Сначала долго смотрел в зеркало, впав в некое подобие транса. Временами ему казалось, что отражение расплывается, и вместо его собственного лица проступают совсем другие черты. Хищные черты Зверя. Теперь Джон отчетливо чувствовал его присутствие.

Потом он стоят под душем, подставляя под струи поочередно голову, плечи, спину. Только иногда что-то случалось с реальностью. Когда Джон открывал глаза, то вместо прозрачных прохладных струй видел другие - густые, алые, горячие. И еще запах - характерный запах с оттенком железа, от которого Стюарт не мог избавиться уже который месяц. Тогда Джон закрывал глаза, и снова все возвращалось на свои места. Он старался не думать о происходящем и только этим удерживал психику на грани разумного.

После душа Стюарт, не вытираясь, завернулся в полотенце и вернулся в комнату, огляделся. Ни одежды, ни обуви, в которой он помнил себя в последний раз, не было. Ключи от квартиры, деньги, документы - все исчезло вместе с курткой и джинсами. Джон чертыхнулся, представив, что придется как-то объяснять все Келли. Но вот что объяснять, он тоже представлял себе с трудом. Что надрался в "Кирпичиках", где-то по дороге зачем-то разделся и приперся домой, в чем мать родила. И, кстати, где Келли? Сегодня у нее выходной, и она не ушла бы просто так, не оставила его одного. Связь между ними стала настолько сильной, что они оба ощущали разлуку на уровне физической боли.

Джон переоделся в запасную одежду, сварил себе крепкий кофе и закурил. Ему нужно было подумать. Больше всего он хотел бы сейчас вспомнить и понять, что произошло. И еще - чтобы Келли вернулась домой и помогла ему. У Стюарта была иррациональная уверенность, что именно так и будет, стоит ей появиться. В конце концов, она была единственной, кто знал правду о нем.

За первой чашкой последовала вторая, и тут же новая сигарета. Стюарт сходил в комнату Келли и взял со спинки стула ее косынку, которую она надевала дома, когда готовила или убиралась. Тонкая ткань источала нежный аромат - знакомый, родной, успокаивающий. Ожидание не тяготило Джона. Часы, наверное, даже целые дни, проведенные в засадах, научили его истинно восточному свойству замедлять время, самому замедляться для реальности вокруг. Это было то, что дал ему Вьетнам наравне с умением выживать и убивать, и что его братья по оружию никогда не понимали. Пожалуй, только Фрэнки мог... Только Фрэнки... Поскорей бы уже пришла Келли.

Как ответ на его мысленную мольбу, хлопнула входная дверь. И тут же раздалось тревожное:

- Джон!

Стюарт мгновенно очнулся, совместив себя с реальностью, вскочил и бросился ей навстречу.

- Кел!

Она выронила сумочку и бумажный пакет, который принесла с собой. Что-то звякнуло и, кажется, разбилось, но Келли этого не заметила. Она буквально упала в подставленные объятия, чувствуя, как от облегчения вскипают слезы и уже нет сил их сдержать. Текут сами собой, впитываясь в ткань его рубашки, а потом дальше, в тело, кажется, в саму душу.

- Я думала, что ты уже не вернешься. Тебя так долго не было, и я испугалась. Ты обещал, что не покинешь меня. Где ты был, Джон?

От волнения она не кричала, даже не говорила, это был горячечный шепот. И каждое слово вонзалось в душу Стюарта острой иглой вины. А самое ужасное было то, что ему нечего было ей ответить, поэтому он повторял то единственное, что только и мог сказать:

- Прости. Прости меня, я виноват. Прости...

Даже когда эмоции схлынули, и оба они успокоились, то некоторое время продолжали не двигаться.

- Не надо, Келли, не плачь. Все будет хорошо.

Стюарт снова и снова гладил ее волосы, губами собирал слезы с ее лица. И не верил ни одному своему слову, потому что знал: хорошо не будет.

Поздно ночью, когда они лежали в одной постели, переплетясь руками и ногами, насытившись друг другом, Джон признался, что память снова его подвела.

Он отсутствовал неделю. Семь дней были изъяты из жизни, образовав очередную дыру, но теперь Джон знал, что в ней может прятаться чудовище. И контролировать это он не может.

- Что тебе сказали в госпитале?

В темноте Келли осторожно подушечкой пальца водила по его шрамам.

- Что со временем я все вспомню.

- Значит, вспомнишь. Все будет хорошо, Джон, вот увидишь. Только из "Стрелка" тебя уволили. Но это не страшно. Найдем тебе другую работу.

- Да черт с ней, с работой, - Джон помолчал, а потом как в омут, - Со мной что-то происходит, Кел. Что-то странное. Мне кажется, что я превращаюсь во что-то страшное. Как будто в какое-то другое существо. И это оно выходит наружу, когда я ничего не помню.

Сказанное слишком походило на безумие, и Стюарт невольно задержал дыхание, ожидая ответа. Он был готов к тому, что Келли оттолкнет его и скажет убираться вон, но с другой стороны знал, что она этого не сделает. Фрэнки бы не сделал, а Келли была очень похожа на брата. Скольжение по его груди, доставлявшее Стюарту острое удовольствие, не замедлилось ни на миг.

Келли спокойно спросила:

- А что оно делает, это существо, когда выходит? Ты знаешь?

- Мне кажется, оно убивает.

- Ты кого-то убил?

Убил... Во Вьетнаме ему приходилось много убивать. Там был закон джунглей: либо ты, либо тебя. Но ведь она спрашивает совсем не про Вьетнам. А здесь...

- Я не знаю.

- Если ты кого-то убил, то нам, наверное, придется уехать.

Стюарта невольно поразило, с какой готовностью Келли приняла происходящее. Легко, как легко впустила Джона в свою устоявшуюся жизнь.

- Тебе не нужно в это ввязываться. Я должен разобраться один.

Она усмехнулась. Как будто давно уже для себя все решила.

- Но ведь кто-то должен тебе рассказывать, сколько тебя не было и что в это время происходило.

И Джон улыбнулся в ответ невидимой в темноте улыбкой.

- Тогда для этого не обязательно уезжать.

Конечно, они никуда не уехали, и все пошло так, как было сразу после возвращения Стюарта. Келли уходила в "Стрелок" и снова взялась за подработки. Джон снова каждый день просматривал объявления о работе, но чем дальше, тем больше у него появлялось чувство, что очень скоро ему это не понадобится вовсе. Пока не происходило ничего, но напряжение висело в воздухе плотной пеленой. Как-то не сговариваясь, они с Келли перестали расходиться на ночь по разным комнатам, а начали спать вместе у нее. И Джона никогда там не тревожили кошмары. Если у Келли выпадала ночная смена, он все равно шел в ее комнату, ложился на ее подушку и чувствовал себя спокойнее, хотя сон и не шел к нему в одиночестве. На улицу он не выходил.

Келли ничего не говорила о его добровольном затворничестве. Мистер Денвилл пару раз спросил, куда подевался ее друг, но она отшутилась. Для нее все происходящее тоже было странно, но Келли Шеффер была из тех девушек, которые принимают жизнь, как она есть, и умеют жить с тем, что есть. То, что она больше не одна, перевешивало все остальное. Пусть что-то происходило, и она не вполне понимала, что именно, но проблемы следовало решать по мере их поступления и никак не раньше.

Для Джона проблемы снова начались в тот день, когда он решил наведаться в "Кирпичики" и кое о чем расспросить Косого Билла. Мысль эта сверлила мозг уже не первый день, зудела и чесалась, как заживающая ранка. Про Косого Билла ходили слухи, что иногда он знает о людях то, чего они сами о себе не знают.

Стюарт пошел днем, когда риск нарваться на Клинта и его людей был минимальным. Так же, как и на сочувствующих. Когда до бара оставалось меньше квартала, он остановился. Из пустынного тупика отчетливо тянуло холодом, но холод этот остужал не тело, а душу. Как будто Солнце остыло, и мир покинули свет и радость. Как будто холод проник внутрь, разбежался волной по нервам и крови и заставил сердце и чувства превратиться в мерзлый ком колючего льда. Кожу под рубашкой начали колоть тысячи мелких иголочек, и к Стюарту пришло смутное ощущение, что когда-то... совсем недавно что-то подобное с ним уже было. На несколько секунд оборвалось дыхание. Мир перед глазами начал блекнуть и расплываться серым пятном. Стираться. В ушах зазвучал металл набата, и чей-то голос произнес: это конец. Шрамы начали пульсировать болью, но еще сильнее была боль в груди - в нестерпимом холоде она обжигала, пронзала насквозь... убивала. Джон вдруг понял, что умирает. И что это тоже не в первый раз.

Он вошел в тупик и прислонился к стене, непроизвольно прижав руку туда, где сердце. Он ожидал, что почувствует бешеную пульсацию, но вместо этого была только пустота. Чужая сущность внутри ожила и начала заполнять Стюарта собой, ускоряя выход сознания из тела. Колени подогнулись, и он медленно осел по стене вниз. И в этот момент все закончилось.

- Эй, парень. Ты в порядке?

Голос проник через подступающее небытие, и Джон увидел его, как сноп золотистых искр. Вокруг него морок начал рассеиваться.

Кажется, это была женщина. Молодая, меднокожая, с длинными иссиня-черными волосами и темными глазами в пушистых ресницах. Знаки, нашитые на ее кожаную рубашку, бисерные браслеты и серьги яснее ясного говорили о ее происхождении. Она протянула руку и коснулась его плеча. И в этот момент реальность между ними как будто замкнуло, словно от прикосновения хлопнул электрический разряд. Женщина что-то сказала, тихо и удивленно, но язык ее, как и символы, Джон не понял.

Он мгновенно пришел в себя. Зрение прояснилось, и холод отступил. Вернулось четкое ощущение границ тела.

- Ты в порядке? - снова спросила женщина.

- Да. Теперь да.

Она помогла ему подняться. Стюарт нервно закурил, ожидая, когда она уйдет, но она не уходила.

- Что ты здесь делаешь?

- В каком смысле?

Она усмехнулась.

- Можно сигарету?

Джон молча протянул ей пачку. Женщина вытянула штуку и при этом снова невольно коснулась его руки. Неслышно хлопнул очередной разряд - ощущение где-то на уровне подсознания. Стюарт вдруг почувствовал биение сердца.

- Ты кто?

Вопрос вырвался сам собой, но она даже не удивилась. Просто ответила:

- Джина.

Джина. Отлично. И ничего не ясно.

- А ты?

- Джон.

- Что с тобой случилось, Джон? Ты знаешь?

Она не прикуривала, просто вертела сигарету в пальцах. Это простое движение притягивало взгляд завораживающей равномерностью. Оно гипнотизировало и действовало успокаивающе. Яркие проблески бисера на тонких запястьях Джины только усиливали странный эффект.

- Знаешь, что это за место?

- Нет.

- Я так и думала.

Сигарета прекратила свое движение.

- А ты хотел бы узнать?

Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза, но это не был поединок взглядов. Скорее, это было взаимное проникновение душ. Джон легко открылся этой странной скво, внезапно возникшей у него на пути. А она так же легко читала то, чего не мог понять даже он сам.

- Да. Ты знаешь?

- Теперь знаю.

- Расскажи мне.

Сигарета снова начала танцевать.

- Мы верим в то, что в каждом из нас спит Зверь. В большинстве людей, особенно в белых, он спит так глубоко, что никакая сила не способна его разбудить. Они рождаются, живут и умирают, так никогда и не узнав о его присутствии. Зверь в них подобен снулой рыбе зимой, замершей подо льдом. Но есть и другие. Иногда что-то происходит с миром и людьми, и в некоторых из них Зверь просыпается.

- Зверь принадлежит миру духов, - продолжила она, все так же играя сигаретой, - Это сущность не добрая и не злая, она просто есть. Зверь просыпается в дырах сознания и начинает пожирать человеческую сущность крупица за крупицей. В первую очередь он отбирает память. Человек, одержимый Зверем, никогда не помнит, где он был и что делал, потому что в это время жил не он, а Зверь. Потом он отбирает чувства. А потом - жизнь.

- Зверь никогда не пробуждается просто так, - продолжала она, - Он приходит в мир, чтобы убивать. Так он восстанавливает равновесие, которое было нарушено. Один раз пробудившись, он никогда больше не спит. Если человек со Зверем внутри умирает раньше, чем будет совершена его миссия, то Зверь может поддерживать жизнь в нем до тех пор, пока не завершит все, что должен. Иногда случается так, что человеку нужно умереть, чтобы Зверь пробудился окончательно. Но это очень большая редкость. Почти никогда. Мы считаем таких людей истинными воинами, чья сила идет из мира духов.

- Зверь приходит в человеческий мир, когда пожелает, и нет такой силы, которая могла бы его остановить, - закончила она.

Стюарт слушал Джину, как завороженный. По мере ее рассказа к нему все сильнее приходило ощущение узнавания. Это про него она рассказывала ему самому. Он сам одержим пробудившимся Зверем, присутствие которого все яснее и яснее чувствовал после возвращения в Штаты.

- А что потом? - голос прозвучал напряженно и хрипло, - Что потом будет с...

...со мной?

Вопрос не прозвучал, но все было слишком очевидно. Джина, наконец, закурила, и Джону показалось, что вместо спичек она просто щелкнула пальцами.

- Воин уходит вместе со Зверем. Но это может произойти очень не скоро, - она помолчала и неожиданно снова спросила, - Ты действительно не помнишь это место?

Стюарт медленно повернул голову, всматриваясь в каменный туннель. На самом деле он множество раз проходил мимо, на пути к "Кирпичикам" и обратно. Но, видимо, Джина спрашивала о чем-то другом. О чем-то, что он забыл. Может быть, о чем-то, что случилось с ним в те дни, которые Джон потерял последними.

- Ты можешь помочь мне вспомнить?

Вместо ответа она взяла его за руку.

И Стюарт увидел.

Картинки мелькали перед его мысленным взором чередой быстрых кадров. Что это было, его собственные спрятанные до сих пор воспоминания или странная магия Зверя, он не знал. Но он запомнил лица, и это привело его к понимаю того, что все происходящее - реально. Что все это было неспроста: и его решение пойти в "Кирпичики" именно в тот день и час, и холод, дохнувший, кажется, с того света, и появление Джины. Зверь уже захватил Джона Стюарта и вел теперь своим путем.

Джина отпустила его руку и спросила, внимательно глядя в глаза:

- Ты понял теперь?

- Да. Но... почему я?

- Потому что так было угодно Иезис.

Он усмехнулся.

- Не знал, что вы ее признаете.

- Если видел что-то собственными глазами, то глупо это отрицать.

- Хотел бы я верить, что все это правда.

Увлеченный собственными мыслями, Джон говорил сейчас не о переменчивой богине-насмешнице, а о Звере. И Джина ответила не на слова, а на мысли. Может быть, умела прочесть?

- Самое желанное для него - кровь. Тогда ты сможешь увидеть сам. Если сумеешь.

Стюарт недобро прищурился.

- Сумею, можешь не сомневаться.

Он достал новую сигарету и попытался прикурить, но порыв невесть откуда взявшегося холодного воздуха загасил пламя зажигалки. Стюарт отвернулся всего на несколько секунд, но потом Джины рядом с ним уже не было. Джон поднял голову и посмотрел в небо. Ему показалось, что он видит лестницу духов, по которой странная скво возвращается туда, откуда являлась.

Конечно, в "Кирпичики" он уже не пошел, а вместо этого вернулся домой. До возвращения Келли со смены оставалось еще несколько часов. Он успеет. Он сможет. Если все, что сказала Джина, правда, то он сумеет это остановить. Потому что у него нет выбора. Он должен.

Повинуясь безотчетному стремлению, Стюарт снял рубашку, взял на кухне нож и прошел в ванную. Сейчас он разберется со всем этим, а потом начнет все сначала. Они с Келли уедут в Калифорнию, подальше от холодного и червивого Большого Яблока. Туда, где никто их не знает, и не будет задавать лишних вопросов. Келли должна учиться. А он уж как-нибудь постарается сделать так, чтобы они вместе жили еще долго и счастливо. Потому что только они сами ведь и есть друг у друга. Связующие друг для друга.

Он смотрел в зеркало на свое искалеченной войной тело. Шрамы на груди - тонкой сеточкой, и некоторые из них он не может видеть глазами, но они есть. Он провел по рубцам кончиками пальцев, как это делает Келли. Вверх-вниз, как завороженный, но мысль о Келли заставила его очнуться. Она не должна это видеть. Она не должна пострадать, если Джон не сумеет справиться с...

Стюарт лезвием ножа провел по ладони, делая глубокий разрез. Кожа разошлась легко, как и поверхностный слой мышц. Будет еще один шрам. Кровь потекла легко, срываясь на пол тяжелыми каплями. Стюарт прижал руку к груди, размазывая кровь по иссеченной коже и не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале.

Сначала он увидел, как изменилось его лицо. Едва уловимо, каждая черта отдельно, но все вместе изменения стерли из реальности Джона Стюарта и явили Зверя. И все же у Зверя был его облик, пусть и измененный. Голову пронзила сильная вспышка боли и уже не отпускала. Он выронил нож и невольно вцепился себе в волосы, застонал. Боль заслоняла сознание, затуманивала зрение. В ушах снова забил набат, и он уже не услышал, как стон превращается в рык. В груди разлилась мертвенная пустота и холод. Последнее, что он ощутил гаснущим разумом, это падение.

Потом Джон Стюарт перестал существовать.

Мясо ходило по улицам Нью-Йорка и не знало, что оно мясо. Приговорено и приготовлено к трапезе. Несколько дней мясо жило своей обычной жизнью, но участь его была уже решена. И оно не почувствовало присутствие Зверя, даже когда он подошел совсем близко.

Зверь просидел в засаде несколько часов. Ему было не привыкать и не занимать терпения. В человеческой жизни его очень хорошо обучили подобным вещам. Зверь не чувствовал голода и жажды, кроме одной - жажды мести и крови. Не чувствовал промозглого холода, который в некоторых закоулках Нью-Йорка не исчезает даже в самые раскаленные летние дни. Не чувствовал усталости. Зверь ждал и дождался.

Мясо - в количестве трех кусков - явилось в точку рандеву, когда уже совсем стемнело. Впрочем, это не было помехой ни для охотника, ни для жертв. Мясо остановилось и начало спорить между собой, ругаясь и яростно жестикулируя. От мяса несло тухлятиной и ядом, но Зверя это не смущало. Запах был не физическим, потому что его издавали не отравленные тела, а разлагающиеся души. Мертвое живое. Зверь повидал много подобного на своем долгом веку, поэтому даже не удивился. Он вышел из укрытия и молча отправился убивать.

Три человека, стоявших у самого входа в тупик, не замечали вокруг себя ничего. Только что они покинули заведение Косого Билла, где провели прекрасный вечер с выпивкой, покером и шлюхами, и жизнь казалась им теперь самой лучшей штукой на свете. А сами они чувствовали себя королями, способными мановением руки сложить к своим ногам весь мир. Никто из них уже не помнил, как несколько дней назад в этом же тупике они оставили лежать парня, который лично им не сделал ничего плохого. Всадили ему в грудь несколько пуль и бросили подыхать. Не он первый и не он последний, а босс никогда не скупился на награду. Когда из темноты каменного туннеля возникла безмолвная фигура, они даже не сразу заметили, что теперь не одни. Зверь подошел почти вплотную и только тогда на него обратили внимание.

Спор мгновенно затих. Троица уставилась на пришельца, не веря своим глазам. Для них это было чудом, потому что ни разу еще призраки не являлись с того света ни в кошмарных снах, ни наяву. Но только не в этот раз. Один из троицы его узнал и невольно отступил на шаг.

- Ты?!

Зверь осклабился и издал тихий рык. Он чувствовал, как запах, издаваемый мясом, изменился. К сладковатым нотам разложения отчетливо прибавилась кислятина страха. Нечеловеческим зрением, которому не мешала темнота, он видел, как по обращенным к нему лицам разлилась мертвенная бледность. Чутких ушей достиг новый писк, как слабая оправдательная попытка:

- Но это невозможно...

Это было возможно. Более того, это происходило прямо сейчас. И счет шел на секунды.

Мясо схватилось за пистолеты, но дула обратились к пустоте. Реальность Зверя была другой, и в ней существовали дыры, скользя по которым, он перемещался почти мгновенно. Мясо еще только начало поворачиваться лицом к опасности, а первый из них уже упал мешком - со свернутой шеей. Даже сквозь чертыхания и мат было слышно, как хрустнули позвонки под резким поворотом сильных ладоней.

Двое других открыли стрельбу, но все равно это было медленно. Слишком медленно. Для Зверя они двигались, словно в замедленной киносъемке. Он видел летящие в него пули и легко уклонился, просто сделав шаг в сторону. Одновременно с этим он захватил руку с пистолетом и повторил резкое движение, легко ломая локтевой сустав. Мясо закричало, но Зверь не дал ему шансов. Он вцепился в это верещащее горло и рванул на себя, выдергивая кадык и трахею. Фонтан крови хлынул не только ему на руку, но и на лицо, и на грудь.

Остался последний. Он не понимал, что происходит. Он видел только, как его друзья погибли мгновенной и страшной смертью, а их убийца двигался нереально быстро и был очень силен. Он казался обычным человеком, но вместе с тем был каким-то мистическим существом. На несколько секунд он остановился и посмотрел в глаза своей последней жертве. И было в его взгляде нечто такое, что последний кусок мяса только испуганно пролепетал:

- Нет, пожалуйста, нет. Я не хотел. Это он приказал. Я не хотел...

Мочевой пузырь рефлекторно расслабился, и по ногам потекла горячая струя. Чудовищный выброс адреналина заставил последнего мгновенно протрезветь, так что он в полной мере ощутил свою смерть. Пальцы Зверя сжались у него на горле, отгоняя дыхание, и сжимались до тех пор, пока вместе с воздухом не ушла и сама жизнь...

Все было кончено.

И для Джона тоже все было кончено. Зверь отступил, оставив человека стоять над тремя свежими трупами. Стюарт посмотрел на руки, не веря смутным образам, которые отделяла от него багровая пелена присутствия чужеродного разума.

Он убил их голыми руками? Он убил их? Он?

Ему вдруг показалось, что город замер, насторожился, почуяв присутствие хищника на своей территории. Но разве могло такое быть на самом деле? Стюарта начал колотить озноб. Внезапно ослабев, он упал на колени. Он хотел закричать, но из горла вырвался только надсадный хрип, какой может издавать раненое животное. Он закрыл лицо руками, по-детски стремясь укрыться от того, что разум отказывался принимать, но реальность все равно никуда не исчезла. Она была здесь и грозила вырваться из-под контроля, если он немедленно не уберется подальше отсюда. И за это Джон тоже себя ненавидел. Мысль об этом точила мозг, подобно червяку в яблоке. В какой-то степени он сам ощущал себя червяком в Большом Яблоке. Джон истерично усмехнулся. Если он не остановит это, то от Яблока останется только огрызок. Он должен вернуться домой. Он должен попытаться вернуться домой с войны, которую притащил с собой. Вместе со Зверем.

Только сейчас Стюарт обратил внимание на то, что из одежды на нем - одни старые армейские брюки. Он был бос, наполовину наг и покрыт чужой кровью. В таком виде он дойдет разве что до первого полицейского патруля. Но и оставаться здесь, на месте преступления, он тоже не мог. Где-то завыла сирена. Издав еще один истерический смешок, Стюарт решил, что прорываться придется, как не крути.

Все это было очень странно. Или, может быть, ему повезло. Или это Зверь вел его по чистому пути, потому что время от времени сознание как будто отключалось. Джон выпадал из реальности, а когда возвращался, то обнаруживал себя бредущим по улицам. Люди проходили мимо, как будто не замечая его вовсе. Мимо проехала полицейская машина. Навстречу попался мужчина с собакой на поводке. Собака зарычала, но тут же взвизгнула и поджала хвост, стоило Джону на нее взглянуть. Хозяин мазнул по нему равнодушным взглядом, как по пустому месту, и дернул поводок. Никому не было дела до полуголого окровавленного человека, и Стюарт добрался домой без проблем. Единственное, что его волновало, это реакция Келли, но в ней он был уверен теперь больше, чем в самом себе.

Свернувшись в комочек, Келли без сна лежала на диване, на котором Джон спал первые дни после возвращения. Она взяла его рубашку в ванной и положила под щеку. От ткани исходил едва уловимый запах. Келли закрывала глаза и представляла, что лежит на плече Джона. Эта иллюзия помогала ей справиться с тоской и безысходностью. В огромном городе Келли Шеффер до смерти устала от одиночества. Хотелось завыть и застрелиться.

Джон снова исчез. Она вернулась домой из "Стрелка", принесла им на ужин лазанью, а его не было. Как и в прошлый раз - без предупреждения. В ванной она нашла капли крови, и это испугало ее сильнее, чем что бы то ни было до того. Крови было немного, всего несколько капель, но само ее наличие - пугало. За Джоном не водилась подобная небрежность, поэтому Келли решила, что он снова был не в себе. Ее снедал иррациональный страх, что он может уйти и забыть дорогу домой, к ней. На самом деле она ни на что не претендовала. Она просто не хотела быть одна. Только бы Джон вернулся...

Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, Келли сползла с дивана и стала бродить по квартире, бесцельно переставляя вещи с места на место. Ее не смущала подступившая темнота. Даже перед собой она не делала вид, что ее действия хоть сколько-нибудь осмысленны. Все пустое. Пустота разливалась в душе мертвенным холодом. На ресницах вскипели слезы и поползли по коже обжигающими дорожками, но Келли их не заметила.

Когда в дверь тихонько поскреблись, она решила, что начинает сходить с ума. Келли замерла и прислушалась. Она почти не дышала. Через несколько секунд звук повторился. Это Джон! Джон вернулся! Келли неслышно подошла к двери и прислушалась, все еще не доверяя себе.

- Келли...

Голос был глухой, но она узнала. Пальцы дрожали, когда она отпирала замок, и Келли не сразу справилась. Наконец, у нее получилось, и Джон почти упал ей на руки.

- Ох, Кел...

- Джон!

Она была в шоке, но старалась не подавать вида. Что-то говорила, когда тащила его в ванную. Джон едва стоят на ногах. Вода, стекающая с него, была красной. Лихорадочно смывая кровь с его груди, Келли боялась, что он ранен, что она причинит ему боль, но ран не было. Вся эта кровь была не его, и в какой-то момент Келли поняла, что это пугает намного больше.

- Что случилось, Джон? - она почему-то могла говорить только шепотом, - Что с тобой произошло?

Он не отвечал. На этот раз он помнил, и от этого было еще хуже. Зверь вырвался. Джон чувствовал его. Он был им. Смотрел на его действия из глубин собственного сознания и не мог его остановить. Теперь он сам был Зверем. Там, внутри себя. Не понимая, что делает, Стюарт скреб ногтями по груди, оставляя глубокие царапины, из которых мгновенно начинала сочиться кровь, примешиваясь к той, другой.

Келли заметила и обеими ладонями сжала его трясущиеся пальцы.

- Не надо... не надо...

Слезы жгли глаза и падали крупными каплями, но она не замечала. Зато Джон заметил, и это было именно то, что привело его в чувство, вернуло осознание происходящего. Зверь отступил окончательно, оставив теперь только его.

- Келли?

Он перестал царапать себя. Повинуясь секундному порыву, взял руки Келли и прижал ладони к губам, потом прильнул щекой. От этого простого прикосновения стало легче. Обоим.

- Все хорошо, Кел. Это не моя кровь, не бойся.

- Расскажешь?

Стюарт напрягся, но уже через несколько секунд напряжение отпустило. Где-то на интуитивном уровне он почувствовал, что рассказать ей - можно. Джон доверял Келли, и столь велико было это доверие, что она все равно ведь уже знала и о дырах в его памяти, и о Звере в его груди. Знала и принимала, как данность. Поэтому Джон не колебался.

- Расскажу. Кому еще, кроме тебя, я могу рассказать?

Потом она сварила много крепкого кофе, и они сидели на кухне, на высоких барных стульях. С мокрых волос Джона стекали редкие капли, падая на обнаженные плечи. Царапины на груди больше не кровоточили, и время от времени Джон рассеянно проводил по ним кончиками пальцев. Он боялся смотреть на кровь, но потом пришло понимание, что Зверь не тронет Келли, даже если пробудится. Джон не мог объяснить этой возникшей у него уверенности, но она была. Так же, как была уверенность в том, что Келли просто выслушает его и не станет делать глупостей типа обращения в полицию.

Джон рассказал ей обо всем, ничего не утаил. Он знал теперь, что за существо обитает в нем, мог назвать его по имени, знал, что оно делает. Келли даже бровью не повела. Они снова лежали в ее постели, вжимаясь друг в друга, переплетя руки и ноги, как будто только так могли найти спасение от происходящего. Когда Стюарт закончил, Келли отобрала у него тлеющую сигарету и сделала несколько глубоких затяжек.

- Копы могут вас вычислить, - спокойной сказала она.

- Это не важно. Скоро все закончится.

- Откуда ты знаешь?

- А я и не знаю.

Они помолчали немного. По потолку проползли отблески огней. Большой город никогда не спал.

Келли снова спросила, все так же спокойно:

- Что мы будем делать?

- Если увидишь, что я - это не я, беги.

Она усмехнулась.

- Думаешь, я смогу?

- Не знаю.

- Нет, Джон. Я не из тех, кто убегает.

В ее голосе было столько интонаций Фрэнки, что Стюарту показалось на какой-то миг, будто он слышит его самого. Но Келли пошевелилась, длинные волосы мазнули по обнаженному плечу, и морок рассеялся. Но этих мгновений хватило, чтобы Стюарт понял - она не отступится от него. Он потерся щекой об ее затылок бессознательным жестом глубокой привязанности. И вдруг прошептал:

- Я люблю тебя.

На несколько секунд Келли замерла. Кажется, даже дышать перестала. Ладонь, скользившая по шрамам на груди Стюарта, остановилась, но потом возобновила свое плавное движение. Джон ощущал это простое прикосновение, как цепочку слабых электрических разрядов. Порой ему казалось, что между ладонью Келли и его собственной кожей он видит крошечные голубоватые разряды. Ему казалось, что он вот-вот услышит их шелестящее потрескивание, но вместо этого услышал, как Келли эхом откликнулась:

- Я знаю. Я тоже тебя люблю.

Они обнимали друг друга, и обоим казалось, что их тела скроены по одному лекалу и идеально подходят друг другу. Каждый изгиб, каждая впадинка или выступ находили свое место. Волосы мешались на подушке, переплетаясь отдельными прядками. Чувствуя дыхание Келли на своем плече, Джон ощущал, как наконец-то перестают пульсировать и болеть черные дыры в сознании. Как будто Келли непостижимым образом заполняла их собой, своей собственной сущностью, изгоняя все чужое.

А что если на самом деле она - единственный способ остановить Зверя? Не удовлетворенная жажда крови, не отмщение, не абстрактное равновесие добра и зла, а просто... любовь? Что, если они просто будут жить дальше, и тогда Зверь отступит сам? Если Джон никогда уже больше не увидит крови?

Это возможно?

- Келли...

- Что?

- Давай попробуем... просто жить.

- Ты думаешь... он уйдет?

- Я не знаю. Но я хочу в это верить.

- Хорошо. Давай попробуем.

И они попробовали. И у них почти получилось. И это были их самые счастливые дни.

Келли сразу со смены летела домой, отказываясь от кофе и болтовни с подругами. Стюарт ждал ее, время от времени подходя к двери и прислушиваясь. Каким-то шестым... звериным... чувством он угадывал ее приближение даже до того, как она поднималась на свой этаж. Каждый раз он хотел отворить дверь ей навстречу, но останавливался. То же самое внутреннее чутье останавливало его. Самое большее, что он делал, - это отпирал замок. Келли распахивала дверь, не тратя драгоценные секунды на возню с ключами, и сразу попадала в объятия Джона.

Ни он, ни она этого не осознавали, но каждое мгновение они стремились прикасаться друг к другу, хотя бы мимолетно, почти незаметно. Келли шла готовить, и Джон плелся за ней. Он курил у открытого окна, и Келли прислонялась щекой к его плечу. Пальцы переплетались. Если один принимал душ, то второй сидел на полу рядом. Ночью из-за жары они скидывали простынь на пол, но не могла отодвинуться друг от друга ни на дюйм. Утром они просыпались вместе, всегда в одно и тоже мгновение, и первое, что видели, - это глаза друг друга. Время вынужденной разлуки тянулось медленно и мучительно, отзываясь физической болью. Но даже сквозь сомкнутые пальцы оно неуловимо утекало, истончалось. Это было маниакально и безумно, но это было единственное, что позволяло не свихнуться им обоим.

Мистер Денвилл снова спросил у Келли, куда подевался ее приятель. Она заверила его, что все в порядке, и позабыла. Стюарт не выходил на улицу все эти дни, но она не обращала внимание. Будущее казалось туманным и неопределенным. Казалось, что его вообще нет. Она не думала. Она жила здесь и сейчас.

Джон больше не чувствовал Зверя. От присутствия Келли холод в груди, похожий на комок льда, нагревался и уже не давил так сильно и неотвратимо. Впервые после возвращения Стюарт чувствовал себя в безопасности. Впервые он позволил себе поверить, что нормальная жизнь для него - возможна.

А потом он порезался.

Клинт Уизер действительно считал себя королем мира. Он был молод, хорош собой и чертовски удачлив. Все его "темные делишки" проходили гладко и оборачивались не только прибавлением не только финансов, но и авторитета в определенных узких кругах. Везучий сукин сын - так его называли между собой те, для кого Уизер был всего лишь маленьким винтиком в огромной махине бизнеса. Впрочем, сам он осознавал себя отнюдь не маленьким винтиком, а мощной движущей силой. Тщеславие было его слабой стороной, его уязвимостью, на которой грех было не сыграть. Кое-кто и играл. А Клинт, распробовав вкус настоящих больших денег, уже не мог остановиться. Вдоволь насытившись материальными благами, он решил, что с такой же легкостью может купить и человеческие жизни, и души.

- Сам дьявол мне брат, - любил повторять Клинт, еще не зная, что его собственная жизнь и душа уже проданы.

Проданы Зверю.

Зверь пришел за ним ночью. Только что Клинт оприходовал свеженькую малолетнюю шлюшку, запил это дело отличным виски и удалился отлить. Девчонка осталась лежать на кровати, глядя в потолок и размышляя, как бы вытянуть из этого красавчика денег сверх оговоренной суммы. По всему было видать, что у него их куры не клюют. Мог бы и расщедриться. Клинт был ее первым клиентом, и она еще абсолютно не умела разбираться в людях.

Когда постучали в дверь, девушка как раз репетировала плаксивое выражение лица бедной сиротки, глядя в выуженное из сумочки маленькое зеркальце. Если вот так сложить губы и пару раз хлопнуть ресницами, то получится то, что надо. Стук прозвучал, как гром среди ясного неба. От неожиданности зеркальце выскользнуло из потной ладошки, упало на пол и разбилось. Девушка бросила быстрый взгляд в сторону ванной - что-то слишком долго возится там красавчик. Не иначе, как заснул на унитазе. Немного поколебавшись, она завернулась в простыню и прошлепала к двери. На пороге стоял невысокий темноволосый парень, и было в нем что-то такое, отчего инстинкт самосохранения у нее мгновенно проснулся и взвыл в полный голос. Вот только слушать его никто не собирался.

- Что за хрень? Эй, мы так не договаривались! - крикнула она в сторону ванной, - За двоих платите больше.

Она попыталась закрыть дверь, но пришелец непостижимым образом уже вклинился внутрь. Ей вдруг показалось, что он издает тихое горловое рычание, а в следующий момент он коснулся какой-то точки на ее шее, и девица мешком рухнула к его ногам. Зверь оскалился и перешагнул через тело. Он чуял жертву.

Из ванной появился Клинт, изрядно помятый и захмелевший, но все тот же "солнечный мальчик".

- Что за...

Он не договорил, икнул и отвесил нижнюю челюсть. Бесчувственное тело на полу проплыло мимо его сознания, потому что над ним стоят призрак. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Уизер физически ощущал, как алкоголь испаряется прямо из его крови, выжигаемый адреналином. А потом Зверь сделал маленький шаг ему навстречу и сказал:

- Привет, Клинт. Узнаешь меня?

Клинт закрыл рот и попятился. Он узнал его, он узнал бы его из всех людей мира. Из всех призраков мира. Отгоняя наваждение, он прохрипел:

- Ты мертв.

- Как видишь, не совсем.

Зверь, захвативший тело Джона Стюарта, продолжал наступать. Он был безоружен, и Клинт думал только о том, что должен добраться до своей одежды - до пистолета. Но к ужасу своему не мог вспомнить, где именно бросил кобуру. Чтобы хоть немного потянуть время, он выдавил:

- Зачем ты пришел?

Зверь не удостоил его ответом. Его намерения были очевидны, и, кажется, в оружии для этого он не нуждался. Клинт чувствовал, как противные холодные капельки пота стекают по спине, а колени предательски дрожат и подгибаются. Он злился на себя за этот страх, казавшийся ему нелепым, но вместе с тем точно знал, что на этот раз ему не вывернуться. Каким-то тридесятым чувством он понял, что это не Стюарт пришел его убить, а нечто более сильное и странное. И это нечто уже загнало его в угол.

- Джон... Джонни-бой, ты же не убийца.

- Неужели? Но ведь ты убил меня, Клинт. Сейчас моя очередь.

Его глаза были пустыми, и пустота эта заставила Уизера окончательно поверить в происходящее. И в неотвратимость судьбы - тоже.

- Ты не понимаешь, Джон. Ты ничего не знаешь.

Белые зубы сверкнули в зверином оскале.

- Ты забыл, что я мертв. А мертвые знают все.

В этот момент Клинт вспомнил, где его кобура, его спасение. Глаза метнулись в нужную сторону всего на мгновение, но Зверю хватило этого, чтобы понять, что последует дальше.

Где-то внутри чужой сущности Джон Стюарт уже знал, что случится дальше. Он не чувствовал тела - оно онемело, и вместе с ним онемели все чувства. Он отстраненно наблюдал за тем, что происходит, и знал, что не станет вмешиваться. Не захочет вмешиваться. Впервые он осознавал себя наравне со Зверем. Был его частью и знал это. Осознавая себя машиной для возмездия, для убийства. Впервые он мог видеть то, что было сокрыто за провалами памяти. Напряжение переросло в острую физическую боль, прогнав онемение. Джон вдруг увидел, как Клинт сделал резкое движение в сторону, силясь дотянуться до кобуры. Где-то в мозге вспыхнула яркая цветная картинка - другое место, другое время, другая война, то, чего он не помнил, - а потом сознание взорвалось миллионами осколков реальности, разлетевшихся режущим глаза фейерверком.

Зверь стучался в закрытую дверь. И ключ уже был у него в руках.

Он ощутил себя продолжением оружия, черным ощерившимся дулом, готовым изрыгнуть огонь через навинченный глушитель. Нет, не так - он сам был оружием. Орудием. Через сомкнутые губы протолкался какой-то хрип, больше похожий на стон. Клинт не закончил своего движения, потому что из разорванной шеи фонтаном забила кровь, лишая его жизненных сил в считанные минуты. В его глазах было непонимание. Кровь заливала пол.

Ее было так много, что Стюарту казалось, будто сейчас он захлебнется в ней. Откуда-то с периферии раздался приглушенный женский крик, оборвавшийся судорожными всхлипами. Должно быть, это девушка. Коу. Или Коу была потом? Разум проваливался в серый плотный, как сметана, туман. Зверь вдохнул сладкий пьянящий запах и захмелел, как от хорошей выпивки. Это было то, чем он питался, - страх и кровь. Кровь покрывала его руки до локтей, и Стюарт не замечал, как в задумчивости слизывает ее с пальцев. И улыбается. У его ног, скрючившись и дергаясь в конвульсиях, лежало то, что несколько минут назад было Клинтом Уизером.

На какое-то время Зверь, насытившись, отступил. Джон обвел растерянным взглядом комнату. Кровь была не только на полу, но и на стенах. Растерзанное тело на полу дернулось в последний раз и затихло - для него все было кончено. Взгляд натолкнулся на два широко раскрытых испуганных глаза и искривленный в безмолвном крике рот. Маленькая шлюшка пришла в себя и с ужасом смотрела на все происходящее. Где-то подсознательно она уже понимала, что у нее проблемы, но не хотела в это верить.

- Пожалуйста... мистер... пожалуйста... я никому не скажу... - залепетала она тонким срывающимся голоском и поползла по полу, скользя на пролитой крови. Жалкое существо, оказавшееся не в то время не в том месте. Именно это зрелище случайной жертвы, тщившейся спасти себе жизнь, позвало Зверя обратно.

Он преодолел расстояние до новой жертвы одним тягучим прыжком. Девушка закричала на высоких пронзительных нотах. Зверь ударил ее по лицу, отключая звук. Голова бессильно мотнулась в сторону, а из сломанного носа хлынула кровь. Она не понимала, что происходит, не знала, за что ее хочет убить этот странный молчаливый человек. Не совсем человек. Как это бывает иногда перед приходом Смерти, у нее вдруг открылось второе - истинное - зрение, и маленькая глупая девочка, не окончившая даже средней школы, увидела настоящую суть вещей, как если бы прошла сквозь врата да-хэй. Существо, склонившееся над ней и отсчитывающее последние минуты ее жизни, было когда-то человеком, но больше не было им. Оно было темным, искрящимся багровыми отблесками, и чудовищно прекрасным. У него были огромные глаза - два темных провала, острые голубоватые зубы и грива жестких черных волос, начинавшаяся над высоким лбом и спускавшаяся на плечи и обнаженную спину.

- Кто ты?

Зверь не ответил. Склонившись, он обхватил лицо девушки ладонями, подержал несколько секунд, вглядываясь в обезумевшие от страха глаза, и потом сделал быстрое круговое движение. Хрустнули шейные позвонки, прерывая жизнь за секунду. Лицо девушки разгладилось, а глаза подернулись дымчатой пеленой, растворяющей страх. Казалось, что под конец жизни она поняла что-то очень важное. Зверь опустил обмякшее тело на пол, аккуратно и бережно, как будто не хотел причинить ей излишней посмертной боли, и выпрямился. Его работа в Нью-Йорке была закончена.

Келли снова проводила время без сна. В сгущающихся сумерках, в одиночестве она сидела на постели, подтянув колени к груди и прижавшись щекой к рубашке Джона. От ее ткани исходил почти неразличимый запах, который она уже привыкла ощущать рядом с собой по ночам. Закрывая глаза, Келли представляла, что Джон рядом, что пальцы касаются не пропитанной его запахом ткани, а ладони. Время без него тянулось мучительно и медленно. Где он был? И он ли был? Она ни секунды не сомневалась, что все рассказанное им - правда. Это было странно и запредельно, но Келли знала, что Джон не станет лгать. Ей - не станет.

Она успела задремать к тому моменту, как щелкнула дверная "собачка". Так они договорились, если Стюарт снова исчезнет, Келли не станет запирать дверь, пока дома. И она ждала его. И дождалась.

Сон как рукой сняло. Келли легко соскочила с постели, бросилась ему навстречу и буквально влетела в его объятия. Уткнулась лицом в плечо и прошептала.

- Мне было так плохо без тебя. Так страшно.

Это тоже было только их - откровенность на пределе возможного. Обнажение чувств и мыслей, какое бывает, только если двое доверяют друг другу абсолютно. Есть такие вещи, которые нельзя переживать в одиночестве. Иногда им обоим казалось, что даже слова не нужны больше, достаточно одного прикосновения, чтобы понять, что творится с другим. И горячечный шепот Келли Стюарт услышал не слухом, но сердцем. Его пальцы легли на ее затылок и скользнули по пушистым волосам.

- Прости меня...

Она прижалась к нему сильней и несколько раз кивнула. До следующего раза.

Она ни о чем не спрашивала, но Стюарт сам заговорил, едва они улеглись и потушили свет. Слова падали в темноту и растворялись в ней, и то, что они означали, как будто растворялось тоже, стиралось из реальности ощущением безопасности и покоя. Не было ни Зверя, ни того, что он совершал. Были только Джон Стюарт и Келли Шеффер. И одиночество, разделенное на двоих. Келли не ужасало то, о чем он рассказывал. Это был Джон, и этого было достаточно. Зверь же им не был.

Невесомые скользящие движения... вверх-вниз. Легкие касания пальцев... Горячее дыхание, обжигающее кожу...

Келли держала его за руку, не отпуская ни на секунду, и этот простой жест был для Стюарта сейчас единственное, что не давало сойти с ума. Он не заметил, как отключился, как будто батарейки в его голове сели все разом. А потом, впервые за все то время, что он спал не один, к нему вернулся кошмар. Подкрался так, что Стюарт не смог уловить, когда скользнул из реальности в видения.

Бред поглотил его спящий разум. Джон видел не ночь, но тьму Бездны. Он снова был в джунглях, где трое коммандос тащились за проводником на идиотские задание. Навстречу своей Смерти. Он услышал сухой щелчок и обернулся. Сэнди Логан застыл на месте, и в его глазах был бесконечный ужас. А потом "бетти" разорвала ему грудь, вынимая сердце, и в небо взметнулось пламя. Фрэнки Шеффер дернулся, поймав собой автоматную очередь, и осел на землю. В воздухе все еще светился след от трассирующих пуль. Стюарт провел взглядом вдоль яркой линии и на другом конце увидел молодого вьетконговца в черной униформе, напоминающей пижаму. Он смотрел, как умирает его жертва, с бесстрастностью исследователя. Стюарт вскинул винтовку и полоснул его по груди - с такой же безжалостностью. Он хотел закричать, но инстинкт подсказал ему, что это не есть реальность. Джон до крови закусил губу, но боль была настоящей. Снова кровь. Что-то ударило его по голове и по спине.

Чьи-то руки отвели со лба мокрые от холодного пота волосы. Чей-то знакомый голос тихо сказал:

- Не бойся. Все уже закончилось.

Джон открыл глаза и прямо перед собой увидел лицо Фрэнки. Все было правильно, но другая часть его говорила, что нет. Фрэнки Шеффер был ведь мертв.

- Ты пришел за мной? - прошептал Стюарт.

- Я вернулся.

Джон ощутил в горле шар, перехвативший дыхание и пульсирующий в такт лихорадочному сердцебиению. Он начал проваливаться в Бездну, но тот же голос вернул его назад.

- Джон, не уходи.

- Ты пришел за мной? - повторил Стюарт.

- Нет. Я пришел к тебе.

Лицо Фрэнка было спокойным и умиротворенным. Он все еще был в форме, но на ней уже не было следов боя. На мгновение Джону показалось, что от него исходит чистое голубоватое сияние.

- Джон, спасибо...

- За что?

- За сестру.

Стюарт помолчал, но все же спросил:

- Ты знаешь, что со мной случилось?

- Да, знаю. Скоро все закончится.

Сердце оборвалось, а виски заломило болью.

- Келли?

- Нет. Он не тронет ее.

- Он ушел?

- Еще нет. Ты узнаешь, когда. Скажи Келли, что я люблю ее.

Стюарт понял, что лучший друг сейчас снова покинет его, и на этот раз уже навсегда.

- Фрэнки, - он хотел коснуться его, но рука прошла сквозь тело, - Как ты там?

- Скучаю по тебе и Кел.

- Мы... наверное, скоро встретимся. Совсем скоро, может быть.

- Может быть... Тогда до встречи.

Джон улыбнулся ему на прощание и широко распахнул глаза. Рассвет высветлил комнату, сделав очертания предметов более четкими. Джон был там, где и должен - в квартире Келли. Сама она лежала рядом, уткнувшись лбом ему в плечо и свернувшись в защитную позу зародыша. Джон притянул ее к себе, обнимая за узкие плечи, а потом вдруг почувствовал, как она беззвучно вздрагивает.

- Что случилось? - тихо спросил он, скорее угадав, чем зная, что она тоже не спит.

- Ты видел Фрэнка?

Вопрос прозвучал неожиданно и поверг Стюарта в замешательство. Он не знал, было ли то, что он видел, бредом или явью. Несмотря на все случившееся с ним, он до сих пор не знал, что бывает там, за гранью. И Келли... она говорила так, словно что-то надломилось внутри нее, и теперь она истекала кровь. И она тоже.

- Зачем он оставил меня одну? Это нечестно. Неправильно.

Ты не одна, хотел ответить Джон, но промолчал. Сейчас она была не одна, но будущего у них не было. Зверь отнимал не только прошедшее и настоящее. Он лишал надежды. И поэтому Стюарт сказал:

- Он просил передать, что любит тебя, - пауза, - И я тоже. Мы оба.

Он целовал ее так нежно и осторожно, словно она была хрупкой, и от его прикосновения могла разбиться. Больше всего он хотел оградить ее от жестокости внешнего мира. Мир отвернулся от них обоих, и они отвернулись от мира.

Я люблю тебя.

Никто им не был нужен, кроме друг друга. Друг в друге они прятались и находили утешение. Ночью Келли части просыпалась и лежала, не двигаясь, только чтобы послушать, как дышит рядом Джон. Не зная, что он тоже не спит, потому что хочет чувствовать, что она рядом. Их пальцы были переплетены, потому что даже во сне, в этом смертельном сне разума они оба нуждались в поддержке друг друга. Их дыхания смешивались, и обоим иногда казалось, что на самом-то деле у них одно дыхание на двоих. Несмотря на июльскую жару, только объятия друг друга могли согреть их обоих.

Где-то там, на краю их жизней, топталась Смерть. В компании со Зверем. Но ни один из них не смел подойти, пока эти двое были рядом. Как будто что-то большее охраняло их.

Любовь, может быть?

Стюарт понимал, что скоро все закончится. Зверь больше не воровал его память, а как будто интегрировался в его личность, слился с ним. Джон просто отходил в сторону и наблюдал, не вмешиваясь. То, что делал Зверь, его не ужасало. Сам он не делал ли то же самое последние три года? Стюарт понимал, что стал орудием возмездия в игре высших сил, понимал, что от него самого уже ничего не зависит. Чувствовал близость ухода. И только одного желал: чтобы Келли не пострадала. Не пострадала.

Келли была тем последним, что еще держало его в жизни.

Я люблю тебя.

Генерал Фрост, инициировавший некогда вылазку группы Стюарта, как обычно утром пришел в свой кабинет в Сайгонском штабе.

- Доброе утро, Вьетнам! - радостно поприветствовал он портрет президента Никсона и приготовился выпить первую из многочисленных чашек кофе за день. Как обычно. Закурил первую за день сигарету и подошел к висящей на стене карте. Как обычно. У него была мысль, что неплохо бы проверить еще одно место, сведения о котором от разведки были слишком противоречивы. Додумать ее Фрост не успел, потому что в следующий момент умер. Не как обычно.

Он так и не понял, что же его убило. Одна секунда - он еще дышал. Вторая секунда - он больше не мог дышать, потому что его горло было разорвано. Кровь покинула тело генерала Фроста за считанные минуты.

Расследование, проведенное по факту смерти, ничего не дало. Не было следов взлома. Никто не видел, чтобы кто-нибудь заходил в кабинет или выходил из него. Никаких отпечатков пальцев или следов. Смерть генерала списали на странный несчастный случай. Тело предали земле на Арлингтоне со всем полагающимся пафосом. Было сказано много слов о героической гибели на боевом посту, достойном Настоящего Солдата и Офицера. В кабинете тщательно замыли все следы крови, и в него въехал один молодой подающий надежды штабной полковник.

К зиме о странной смерти забыли.

С последним исчезновением Джона Келли начали мучить кошмары. Каждый вечер она старалась не ложиться как можно дольше и в результате часто засыпала прямо на диване, с раскрытой книгой или включенным без звука телевизором. Кошмары все равно приходили, но она снова и снова пыталась отсрочить неизбежное.

Ей снилось, что она одна, что Стюарта никогда не было в ее жизни, что он погиб вместе с Фрэнком и остальными. Джон рассказал ей, что на задании с ним были еще трое. Он не помнил, но ему так сказали. И вот она видела четыре фигуры, пробирающиеся по джунглям, едва различимые в яркой густой зелени. Видела реку, сначала узкую, а потом расширяющуюся и обретающую черты странного текучего болота. Видела деревню, в которой лачуги перемежались с озерцами рисовых полей. Люди там были все на одно лицо. Воздух плавился от жары и гудел от жужжащих мух. А потом все менялось. Резко темнело, и вместе с ночью на деревню накатывала волна чего-то черного. Келли не могла понять, что это, но вместе с этим приходило ощущение ужаса. Ужас делал темнее наступившую ночь. Ужас затоплял разум, снося все барьеры адекватности. Ужас пробуждал все животные инстинкты, заставляя бежать с криком. И Келли кричала, и бежала, и просыпалась.

Когда Джону снились плохие сны, она никогда не могла понять его до конца. Ей казалось странным, что что-то может настолько завладеть человеком... что-то нематериальное... что вырваться можно только чудовищным усилием воли. Только заплатив за это кусочком жизни. Джон говорил, что каждый раз минуты, часы кошмара прошлого подменяют собой часы настоящего. Теперь Келли узнала, что он имел ввиду, - на собственном опыте. Но у него была она - рядом, держала за руку, говорила, что он не один, что все хорошо, возвращала его в настоящее. А у нее сейчас не было никого.

Келли старалась не спать, но все равно отключалась рано или поздно. В какой-то момент она поняла, что не может больше контролировать время и с трудом отличает реальность от кошмара. Она продолжала ходить в бар, ориентируясь на часы, но после того, как два дня подряд пришла не в свою смену, согласилась на недельный отпуск.

- Хреново выглядишь, Кел, - сказал ей владелец на этот второй день, - Тебе нужно как следует отдохнуть.

Она переоделась, взяла пакет с готовым ужином, попрощалась с подругами и вернулась домой, не замечая, что двигается медленно, как сомнамбула, а глаза ее - бессмысленны и стеклянны.

Возле дверей она столкнулась с мистером Денвиллом. Он обвел ее внимательным взглядом, как будто пытался просветить насквозь.

- Что с тобой, девочка? - в его голосе звучало беспокойство, - Ты здорова?

Она нашла в себе силы улыбнуться, не зная, насколько же вымученной выглядит эта улыбка со стороны.

- Да, мистер Денвилл. Просто плохо сплю в последнее время.

Она отвернулась и стала возиться с замком, когда спиной услышала еще один вопрос. Вполне ожидаемый, впрочем:

- Он обижает тебя?

В голосе старика звучал металл, и Келли была уверена, что никому не поздоровится, вздумай кто-нибудь ее обидеть. Мистер Денвилл слыл нелюдимом, другие соседи его недолюбливали, но Келли никогда не понимала - почему и за что? К ней он всегда был внимателен и добр. Поэтому его вопрос она восприняла, как проявление заботы, а не как вторжение в свою личную жизнь.

Оставив ключ в замке, она развернулась на каблуках и горячо ответила:

- Нет, мистер Денвилл, нет! Джон никогда не сделал мне ничего плохого.

И неожиданно глаза налились слезами. Стюарт никогда не делал ей ничего плохого. Она просто не знала, увидит ли его когда-нибудь снова, и от этого осознания ее сердце сейчас медленно умирало - клетка за клеткой. Келли низко опустила голову, скрывая охватившие ее смятение и отчаяние.

- Тогда где он сейчас, когда ты так расстроена? Почему он не присматривает за тобой?

Она хотела бы знать. Джона не было уже девятый день, и это было самое длительное его отсутствие. Келли постоянно ловила себя на том, что прислушивается, ожидая шагов и щелчка замка, но этого не происходило. А она продолжала оставлять дверь открытой, когда была дома. Она вспоминала и вспоминала все, что он рассказывал ей о случившемся во Вьетнаме и после - о своем пребывании в Сайгонском госпитале, о возвращении в отчий дом и потом в Нью-Йорк. Вспоминала о Звере и каждый раз задавала себе один и тот же вопрос: а что если Зверь забрал его? Увел в сады на другой стороне реальности? Что, если Джон никогда уже не вернется?

- Он вернется. Он обязательно вернется за мной.

Келли сама не заметила, как произносит это вслух. Слезы переполнили меру страдания и хлынули наружу. Келли выронила пакет и закрыла лицо руками. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее слабость, пусть даже и мистер Денвилл, но и сдерживаться больше она не могла. Слишком долго ей пришлось это делать. Слишком сильно ей хотелось в это верить.

Мистер Денвилл погладил ее волосы настолько легким и коротким прикосновением, что она его не заметила.

- Не плачь, девочка. Даже если и нет, то ты сама его отыщешь.

Сказанное им - слова, интонации, - было настолько странным, что Келли невольно отвлеклась от переживаний. Выглянула из ладоней и переспросила:

- Что вы имеете ввиду?

Старик на мгновение напрягся, словно и правда сказал что-то не то. Лишние слова вместо утешения.

- Только то, что сказал.

Но Келли не так-то просто было сбить с мысли.

- Вы сказали, что я сама его отыщу. Что вы имели ввиду? Вы что-то знаете?

- Только то, что люди иногда теряются и потом не могут найти дорогу домой. Они забывают какие-то важные вещи и блуждают во тьме, потому что не помнят, что им нужно идти на свет. И тогда нужен кто-то, кто сумеет их найти и вернуть обратно. Кто-то, кто покажет, где их дом. Ты понимаешь, о чем я говорю, Келли?

Она слушала его, как зачарованная. Каждое слово отзывалось в ее душе узнаванием, как будто их вложили в нее, посеяли ростки, которые сейчас дали всходы.

- Я понимаю, - прошептала Келли, вытирая слезы, и повторила, - Я понимаю, мистер Денвилл, спасибо. Спасибо вам за все.

Старик улыбнулся и кивнул.

- Иди, девочка.

Дома она сварила себе побольше кофе. Она долго не захочет спать. А если даже и захочет, то все равно не сможет. И еще ей нужно как следует подумать. Келли взяла блокнот, в котором писала текущие заметки и в котором Джон записывал нужные телефоны, когда искал работу, карандаш и села за стол. Придвинула к себе пепельницу и зажгла сигарету. Несколько затяжек помогли ей привести мысли в порядок.

Если Джон действительно потерялся, если Зверь увел его куда-то в темные дыры в пространстве, то она сможет его отыскать. Для нее не было сомнений в том, что все правда, что Зверь существует и может забрать душу Джона Стюарта. Где-то в глубине души она всегда это знала. Они оба, наверное. И поэтому они так стремились друг к другу - зацепиться за реальность, задержаться в ней, не исчезнуть. Келли вспомнила, как никому не позволяла приблизиться к себе, привязаться, так же, как не приближалась и не привязывалась сама. Брат был единственным исключением, но это была связь крови. Келли вдруг осознала, что у Фрэнка тоже никогда не было сильных привязанностей. Единственным его близким другом был Стюарт, как и у нее самой. Стюарт вернулся в ее жизнь, и у них обоих было ощущение, что они рождены друг для друга, что их судьбы переплелись где-то на столь тонких уровнях, что никак не могли быть разорваны. И если кто и может отыскать Джона, то только она. Надо только придумать, с чего начать.

Келли начала с того, что на чистой странице написала все, что знала о Джоне. Что-то рассказывал ей брат, что-то он сам. Сведений было мало, но обострившаяся за последние девять дней интуиция подсказывала ей, что все это неважно. Она перевернула страницу и начала записывать имена и названия, всплывавшие в их разговорах после возвращения Стюарта. Где-то тут был человек, который сможет ей помочь. Келли писала быстро, не задумываясь и не перечитывая. Карандаш легко скользил по бумаге, и Келли остановилась только тогда, когда грифель полностью стерся. Она взяла нож, чтобы заточить его заново, и в этот момент раздался звонок в дверь.

От неожиданности Келли вздрогнула так сильно, что столкнула блокнот на пол. Но в дверь уже не звонили, а стучали, и она оставила блокнот лежать там, куда он упал. Нужно было открыть, пока соседи не подняли тревогу из-за шума.

За дверью стояли двое мужчин и, несмотря на строгие штатские костюмы, от них так и несло полицией. Как будто у них на лбах стояли яркие светящиеся клейма.

- Мисс Шеффер? Келли Шеффер?

- Да.

- Эээ... у вас все в порядке?

Коп смотрел куда-то мимо, и его рука была неестественно согнута, и Келли поняла, что он готов схватиться за оружие. Она проследила его взгляд до ножа в своей руке и тут же спрятала его за спину. Губы дрогнули в улыбке, но получилось не очень.

- Да... офицеры. Я была на кухне.

- Конечно. Мы можем войти, мисс Шеффер?

- Да, пожалуйста.

Она посторонилась, пропуская их внутрь. Отнесла нож обратно и взяла новую сигарету. Сердце вдруг начало биться так быстро, что Келли показалось, будто ребра вот-вот треснут. Она бы хотела сейчас присесть и собраться с мыслями, но пришлось возвращаться к копам.

- Чем могу быть полезна, офицеры?

- Мисс Шеффер, кем вы приходитесь Джону Стюарту?

- Невестой.

Это было не так. Келли сказала первое, что пришло в голову, но тут же поняла, что это было правильно.

- Почему вы не заявили о его пропаже?

- Потому что он не пропадал. А что случилось?

- То есть вы хотите сказать, что...

- Подожди, Майлз, - второй офицер, до того молчавший, сделал успокаивающий жест рукой, - Мисс Шеффер, я детектив Маркс. Мой торопливый коллега - коллега Остин. Мы пришли к вам по поводу мистера Стюарта. Когда вы видели его в последний раз?

Сердце запнулось.

- Что случилось?

- Отвечайте на вопрос, мисс Шеффер, - торопливый офицер Остин снова гнул свою линию. Келли мгновенно напряглась.

- Нет. Сначала я хочу знать, что случилось.

Копы переглянулись. Они разыгрывали классический тандем "хороший полицейский - плохой полицейский", но девушка была слишком спокойна.

- Мисс Шеффер... Келли... - начал Маркс, - Три недели назад тело Джона Стюарта доставили в наш морг. Мы полагаем, что его убили в драке. У него в кармане была записка с вашим именем и адресом. К сожалению, у нас произошла путаницы с документами и...

- Подождите!

Келли сделала круг по комнате, сходила на кухню и вернулась с новой сигаретой.

- Что значит "три недели"? Это невозможно.

- Мне очень жаль, мисс Келли, но это правда. Сегодня все прояснилось, и мы начали расследование. Нам очень жаль, и от лица полиции Нью-Йорка мы выражаем соболезнования и приносим свои извинения.

Келли начало колотить мелкой дрожью. Пальцы не слушались, и она переломила сигарету пополам. Кровь отхлынула от головы, и лицо залила мертвенная бледность.

- Это невозможно, - тихо повторила она, - Я видела его девять дней назад, и он был жив.

Офицеры снова переглянулись.

- Девять дней назад... - сказал Маркс, - ...тело Джона Стюарта исчезло из морга. Расследование этого прискорбного случая зашло в тупик. Да еще эта путаница с документами... Мы надеялись, что вы сможете нам помочь.

Некоторые время Келли молчала, пытаясь справиться с собой. В голове словно бы щелкали тумблеры, передвигая кусочки головоломки - каждый на свое место. Разрозненные части собирались в единое целое, и даже даты, названные офицерами, укладывались в картинку.

Они его не найдут, подумала Келли. Зверь увел Стюарта в темные дыры пространства и памяти, и времени, может быть. Поэтому его никто не найдет. Кроме нее. За то время, короткое, что они провели вместе, между ними образовалась прочная связь - симпатическая, эмпатическая, можно было называть как угодно, суть от этого не менялась. И эта связь не прерывалась ни на секунду, в этом Келли была уверена, а значит, Стюарт был... где-то.

- Мисс Шеффер, вы в порядке?

Голос детектива Маркса заставил ее очнуться от размышлений. И сам собой возник еще один вопрос:

- Как вы узнали, что это он? Как вы идентифицировали его? Потому что девять дней назад он был жив.

- Ошибка исключена. Мы опознали его по отпечаткам пальцев в военной базе.

Ей продолжали задавать вопросы, но Келли твердила свое. Девять дней назад Стюарт был жив, она его не просто видела, они ведь жили в одной квартире. Она не заявила об его исчезновении, потому что Стюарт и раньше отсутствовал по несколько дней. Да, она абсолютно уверена. Нет, ничего больше сказать не может. Да, она обязательно позвонит, если что-нибудь изменится. Да, это все очень странно.

Наконец, копы ушли. Оставшись одна, Келли зажгла новую сигарету и некоторое время стояла у окна, прислушиваясь к звукам шумного большого города. Она слушала, но не слышала. Ее мысли были заняты сложившейся наконец-то головоломкой. Мистер Денвилл был прав: если кто и сможет найти Стюарта, то только она. Вот только узнать бы, с чего начать.

Мысли начали путаться. От нервного напряжения Келли знобило. Она взяла рубашку Джона, накинула на плечи, и вместе с мягкой от изношенности тканью ее окутал тонкий запах. Именно его она ощущала, когда они с Джоном прятали друг в друге, лежа в одной постели. Этот запах помогал ей пережить внезапные отсутствия Джона. Ей казалось, что этот запах проникает в самое ее существо, успокаивая натянутые до дрожи нервы. Келли прикрыла глаза и представила, что это Стюарт, что это его руки обнимают ее сейчас, а дыхание ерошит волосы на затылке. Из груди, из самого сердца невольно вырвался стон:

- О, Джон... Где ты?..

Наверное, подспудно она ждала, что сейчас случится чудо, и он войдет, обнимет ее по-настоящему и скажет, что все будет хорошо. Или что пустота, разделяющая их, донесет до него призыв, и он услышит, ответит. Если существует Зверь, если существует связь, позволяющая Келли чувствовать его, где бы он не был, то почему не быть и такому? Но ответом ей была только тишина пустой квартиры. Тишина одиночества.

- Где ты?! - Келли не выдержала и сорвалась на крик и слезы. Сердце рвалось от боли. Ноги подкосились, и она рухнула на колени. Сухие рыдания сдавливали горло удушьем, и в какой-то момент Келли думала, что все закончится прямо сейчас. Тело не вынесет напряжения, и тогда она отправится вслед за Джоном, где бы он не находился. Она будет свободна.

Но приступ отчаяния вскоре прошел. Келли поднялась и пошла на кухню за водой, не замечая, насколько медленно она двигается. Она чувствовала себя неимоверно усталой. Ей нужно было отсидеться, придти в себя, а потом она подумает еще и обязательно придумает что-нибудь еще.

На полу возле стола валялся блокнот. Келли подняла его и вдруг заметила, что почерк, которым была исписана страница, - не ее. Она пролистала дальше и окончательно убедилась в догадке. На последних листах были заметки Джона. Сначала она не хотела читать, это ведь были его личные записи, но взгляд невольно зацепился за отдельные слова: Зверь... в госпитале считают, что амнезия временная... Фрэнки... думаю, что уже никогда не вспомню... Келли... Зверь не тронет ее... Келли - единственное, что у меня осталось...

Она начала читать с самого начала, и глаза снова застлали слезы. Это не был его дневник в классическом понимании. Стюарт описывал то, что происходило с ним с момента пробуждения в сайгонском госпитале. Записи были краткими, почти схематичными, и касались только его состояния, но Келли видела, что с их помощью он пытался проанализировать и понять все то странное, что с ними случилось. И первая же фраза выбивала пол из-под ног.

Келли - единственное, что у меня осталось. Я боюсь, что Зверь отнимает ее у меня, заставит забыть. Поэтому я должен все записать.

А дальше были неровные нервные строчки, иногда незаконченные фразы и ошибки в словах, как будто Джон торопился. Провалы в памяти и во времени. Драка рядом с "Кирпичиками" и странное видение после нее. Индейская женщина без возраста и ее рассказ. Кровь и слияние двух сознаний, когда Стюарт начал осознавать, что происходит, когда он - не он. Размышления о природе Зверя и о том, что ждет его потом, когда Зверь совершит свой суд и насытиться. И через это Джон проводил красную линию: я должен уберечь Келли.

Страниц было немного, не исписана и половина блокнота, но Келли читала их снова и снова, вчитывалась в каждое предложение до тех пор, пока в голове снова не защелкали тумблеры. Несколько часов. Временами ей казалось, что она слышит голос Джона, рассказывавший ей все то, что было в незаконченных предложениях, что оставалось между строк. Она закончила только тогда, когда кусочки головоломки окончательно встали на свои места. И то, что она увидела, заставило ее содрогнуться.

Стюарта действительно убили в драке. Он был всего лишь человеком, а человеческое тело не в силах остановить пулю. Но Зверь, видимо, создал его двойника, заставил жить дальше и продолжил убивать. Только теперь Джон сам стал Зверем, потому что больше его сознание не прерывалось. Он делал то, что должен был делать, и волновало его только одно - чтобы Зверь не добрался до Келли, до его единственной. Джон считал, что она была той причиной, которая не позволила ему окончательно превратиться в монстра.

Финала не было. Записи обрывались фразой: я знаю, кто будет последним.

А потом Зверь забрал его и увел с собой, не оставив даже физических следов пребывания в человеческом мире. Келли не знала, даже представить не могла, что после всего этого стало с Джоном, исчез ли он навсегда, или Зверь и дальше поддерживает его жизнь, помнит ли он еще о ней.

Машинально она перевернула несколько пустых страниц и вздрогнула. Дальше была еще одна запись, сделанная, видимо, самой последней. И, прочтя ее, Келли точно знала, что она должна сделать. Неважно, сколько времени на это уйдет, неважно, сколько сил она отдаст. Она должна была, потому что, кроме нее, у Джона не было никого. Потому что никто не заслуживает вечного одиночества. Потому что она верила, что любовь - больше.

Я блуждаю один во тьме и не могу найти дорогу домой. Если кто и сможет меня спасти - то только ты.

Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"