На моем столе - книги. Я приношу их домой, как бездомных щенков, как птенцов, выпавших из гнезда. Я кормлю их с руки. Они живут и уходят за стекляный горизонт. Книжный шкаф - это кладбище животных. С годами их становится все меньше, живых, перечитываемых. Последняя книга на прикроватной тумбе - как надгробие.
Мои современники, мои долгожители: ранний Бродский, поздний Чехов, русский Набоков, доворонежский Мандельштам. Волшебник Маркес-Борхес да сказочник Шалев. Они приходят без звонка и уходят, не прощаясь. Бабель! Ранней весной - молодой Довлатов. Вот и всё. Булгаков, когда-то прочно поселившийся на моем столе, ушел и не вернулся.
Незванные гости - литературные веды, торговцы в розницу, чей товар - слепые стекляшки да оскалившиеся зеркала - то, что раньше было калейдоскопом. Почему жизнь превращается в сюжет? Как получилось, что Мандельштама с любовью, ничего не требуя взамен, вспоминает только Анна Ахматова?..
Поэзия Мандельштама высечена из Камня. Проза его - контрабандный коньяк. Метакса и мускус в замерзшем гранитном сосуде. Черно-желтый ярлык "Египетская марка." Я вдыхаю этот ошеломляющий аромат. Густой текст пьянит, и я пью его как стихи, не спеша.
Горечью и теплом трещат сосна и береза в моем камине. Подбросить бы цитат, да боюсь, не смогу остановиться. Языки пламени остры и надменны, как подбородок иудея.