Цикл "О старости"











жизнь уходит

жизнь уходит так быстро,
словно "Женщина в белом",
детектив, поразмыслив,
не докажет в чём дело.

жизнь уходит так споро,
словно мастер сработал
ей сапожки из хрома -
добежать до субботы.

жизнь уходит так тихо,
словно не было вовсе,
разноцветной шутихой
только миг отзовется,

да припомнится искрой
и окольными снами.
жизнь уходит так быстро,
словно скучно ей с нами.
2003

 
а я хочу

а я хочу под розовый куст,
под яблоню белый налив,
когда придет ко мне ангел-пуст
косою свой стан обвив.
а я хочу над морем разнесть
серого пепла закат,
когда придет ко мне ангел-жесть,
в последний раз целовать.
а я хочу бездорожьем равнин
затушевать следы,
чтобы не помнил Отец-раввин,
как рядом грешили мы,
и Троица станет в ногах моих,
а демон, как блудный Сын,
пойдёт со мной рядом, смиренен и тих
туда, где хотеть - нет сил.
2006

 
сущее

я зиму встретила молчанием убогим -
среди ополоумевших недель
лежит в снегу благословеньем Бога
мышиное факсимиле.
мой белый лист, истоптанный стихами,
в январскую корзину полетит,
так холодно, что хочется растаять
и землю под снегами напоить.
вода к воде - по наводненью листьев
комком бумаги прошлое плывёт
туда, где лезет в будущее низкий
змеящийся туманом небосвод
и тукает на перегонах сердце
у глаз морщины топчутся в plié,
но там же дышит маленькое детство
в зелёном по-младенчески листе.
2012


предчувствие зимы

и ветра нет, и просится зима
еще не в дочери, а только в приживалки,
но ранним утром холодна вода,
закованная в белый умывальник,
она давно себя предчувствует иной
в кристально чистой плоскости скрижали,
где время напряженной тетивой
к щеке стрелу прощания прижало,
но нынче, обтекая мягкость рук,
от сна кромешного насильно отвлекая,
она журчит и август пахнет вьюгой
нестрашной в хроме новенького крана.
2012

 
песок

дни стоят нереально легки,
жаром осени реку оплавили
и течёт достоянье воды
чёрно-рыжей окалиной.
обмелеет по лету тоска,
под холодную зиму окуклится
и багрового солнца карат
упадёт на распутицу,
всё короче витой поводок,
век бежит у ноги собачёночком,
а до лета - песок да песок
не отмеренный, солнечный.
2012


буратинское

так дует из окрестных снов,
что утро начинаю насморком
и подхалимится висок,
чтобы погладила поласковей,
за чашкой высится гора
невымытых речей подарочных,
о, мне бы в сон, что был вчера
пророческим среди товарочек,
в него ушла бы на постой
туда, где Лета спит под лестницей,
а на огне котёл простой
с борщом для буратинской крестницы,
но старого холста раздел
пугает дыркой незаштопанной
от взгляда в тоненькую щель
между сегодняшним и прожитым.
2012

 
сойди на нет

сойди на нет, там полустанок пуст
и непригляден, как забытый подиум,
в углу перрона отдыхает куст
в сиреневых от полумрака родинках
и тянет воздухом из приоткрытых врат,
как из духовки перед самой пасхою,
сойди на нет - ни в чём не виноват,
но именован по-иному в паспорте,
а то, что было от роду твоим,
то имя затерялось в одиночестве,
теперь носись под прозвищем чужим
по всем дорогам к счастью скособоченным.
и только тут всё сведено в одно -
лицо и слово, под которым можется
глотнуть вина сирень на посошок,
сойти на нет и согласиться с прожитым.
2013


Пенелопа

мыслей неспешных на палец мотаю нитки,
пряжу пряду и станок до утра налажу,
вон по бездонной тарелке залива Итаки
ладно скользит уходящий за грани страждущий.
что он найдёт за митральною стенкой города,
за горизонтом в кровавых остатках радуги,
там, где меж пальцами время течёт немолодо
тёмным ручьём буераками да оврагами.
я остаюсь за работой своею долгою
ткать без конца, распуская узлы без устали,
новый узор - для него я ещё не сломлена
и не стара, чтобы заново делать глупости.
2013

 
Христа ради

я держала её за руку Христа ради,
девочку, читавшую будущее с листа,
в её фартучке зеленела падалица
тёмная, как горы сырца.
тростниковый сахар привозили с Кубы,
мы ходили смотреть на сладкие горы,
они пахли будущим - тем ниоткуда,
что приходит внезапно и грозно, как Голем.
я держала её за руку крепко, не отпуская
и она стояла тихо, только вздрагивала чуть-чуть
девочка, похожая на меня, но другая
с лёгкими завитками морщин
у старческих губ.
2014


скамейка

есть места на Земле, где так просто сидеть
и безветрия слушать октаву,
по-осеннему смотрит холодная смерть
на цветы, что цвести перестали,
глубока тишина заполуденных снов,
захлебнусь, чтобы вверх не стремиться,
там на дне среди листьев тимьяна готов
каждый звук обернуться синицей.
в рукаве лебеда и пера благодать,
размахнусь и почувствую ветер,
да куда ж от скамейки моей улетать,
где смеркается время под вечер.
2014

 
немытые окна

набросится осень собакой, оставленной в доме,
залижет лицо, суматоху в квартире устроит,
в немытые окна заглянет, и солнце, на цыпочки вставши,
в квадрате картины напишет - "Я солнечный зайчик!"
и будут носиться по комнатам дружка за дружкой
от доброго дня опьяневшие старые мушки.
2014


на людях

не хочется думать, что завтра наступит смерть
и, если честно, то думать вообще не хочется,
сыграем в карты в рубашках из чёрного крепа,
он в белый горошек от пуль, что летают кочетом.
о планах не стану писать, впереди ещё целый день,
а к вечеру слово запахнет литературщиной
и масло Воланда будет опять в цене,
а все трамваи в депо или резать учатся.
меня разберёт на части любой часовщик,
но завтра смерть, он с защитницей этой не справится,
не хочется думать, но нужно до завтра жить
на людях, отчаянно и записной красавицей.
2014

 
чем дальше

чем дальше в старость, тем прозрачней свет,
теряет миг разнообразье спектра
и кажется, что в мире больше нет
ни пурпура божественного детства,
ни зелени растущей естества,
когда так синеоко безрассудство
и манит продолжение листа
куда-то вверх, на цыпочки, проснуться.
чем дальше в старость, тем светлее сад,
виднее в нём граница для оседлых,
и понимаешь, что пора не медлить,
и яблоко запретное сорвать.
2015


лабиринт

уходя в лабиринт, я давно не надеюсь на выход,
и щербатые стены под пальцами кажутся пеплом,
все, кто шли до меня затаились в сплетеньи под дыхом
и клубком Ариадны ведут по извилинам крепким.
кто-то ждёт Минотавра, но я не боюсь рогоносца,
его ярость смешна, его голод и страсть неуместны -
в лабиринте моём каждой твари по паре под солнцем,
и для каждой богини найдётся любовь громовержца.
до конца бесконечен и смерть в нём плутает наивно,
не поверив тому, что я рядом и смерти послушна,
разминувшись на шаг в темноте, что за веками стынет,
я иду безутешно на звук её дудки пастушьей...
а когда впереди чуть забрезжит свечение встречи
я пойму, что душа - лабиринт между жизнью и вечной.
2016

 
старуха

прозрачный взгляд бессмертен, нелюдим
и обтекает встречного на площади,
а зимней шубки свалянный прикид
так стар, как ожиданье Перевозчика.
она стара, как стая пирамид,
она светла, как ангел перед Пасхою
и волосёнки, чистые на вид,
серебряной короной время празднуют.
куда идёшь наивная душа?
кому твоё забвенье нынче надобно,
и только Ангел с твоего плеча
увидит мир, заплачет и порадует.
2016


снимаю

снимаю юность ненужным платьем
фасон не в моде, хотя приличный,
оно душило меня в объятьях,
мешало падать с небес по-птичьи,
сжимало волю, кружило юбкой,
поутру мягко в углу лежало
и целый век умещался в сутки,
когда от счастья по швам трещало.
по шелку кожи скучают пальцы,
застёжка давит воспоминаньем,
и можно больше не сомневаться,
что время носко, да век недальний.
2016

 
врёт она

пробирается дождик по осени,
словно старый потрёпанный ёж,
между иглами жёлтою пошестью
лета бабьего мокрая дрожь.
и такой вроде дождик умеренный,
а топочет совсем, как большой,
осень нынче красивая ветрено
словно бал у неё выпускной,
завитками от рыжего к алому
бесподобна кленовая прядь,
как давно и легко перестала я
её годы в себе замечать.
перечту все стихи, что заброшены
по рябиновым к ночи кустам -
пишет осень, что встретимся
может быть,
где расходится небо по швам
и сквозь дырочку в ткани сатиновой
светит долго ночная звезда,
обещая, что время помилует.
врёт она.
2017

 
когда плоть сползает

когда плоть сползает с моих костей,
крест не держит, а посох тяжёл и гнётся,
посмотрю на молодость, ей видней
от начала жизни со дна колодца
сколько стоит равенство на двоих,
отчего поутру планеты сиры
и какие беды заварят стих,
принесут в постель, чтобы не остыл он.
детство знает многое, но молчит,
юность в ритме секса опять забилась,
в середине жизни воркует миг
раздобревшей сказками птицей Финист.
не поверю, гляну на небеса,
оботру лицо от дорожной смуты -
в середине жизни у мудреца
до конца посчитаны все минуты.
2017


нипочём

давно мне стала нипочём
чужая злость и чья-то зависть,
а старость выросла дичком
плодоносящего познанья
и набрала себе имён,
чем дальше, тем они нелепей,
могу отдать теперь внаём
в четвёртое тысячелетье,
сама останусь в чём была,
в том неизменном состояньи,
где Бог не друг, но у чела
любви неловкое дыханье.
2017

 
лето жизни

а у лета на балконе зонт
и щека запачкана малиной,
надувают ветры горизонт
синим шариком на ниточке недлинной,
зреют звёзды густо в камышах,
отражаясь в небесах недолго,
от полуночи до утра - детский шаг,
от утра до вечера - дорога.
и аукается на дороге день
в поисках неузнанного счастья,
а оно за летом ходит тенью,
как сиделка - тихо и участливо.
а ему - до августа дожить,
осень встретить, окна вымыть к вечеру,
чтоб виднее было, как дрожит
синий шарик в пальцах человеческих.
2017

 
***
я перестала ревновать
к изображенью фотографий,
учусь улыбками не врать,
лицом кому-то не потрафив,
прозрачны воды у реки,
а я сижу, врастая в память,
вон мимо труп врага скользит,
неслышно шевеля руками
и пальцем указуя вверх,
мол, там ты мне за всё ответишь,
а я читаю список лет,
как грамоту из междометий,
как вызов к женскому Врачу,
что скажет - "Матушка, пора вам!"
и лучшего теперь не жду -
что взять с общенья с докторами.
река течёт, сильнее свет
от лампочки из поднебесья,
я не боюсь, что Бога нет -
боюсь, что рядом будет тесно.
2018


за кадром

постарело платье - юбка в складку,
оттопырен на груди карман,
по шкафам гуляет моль вприсядку
выгрызая поседевший шарм,
опустились плечики, нестройно
время виснет шелковым хламьём,
только зеркало в кармане что-то помнит,
а заглянешь - ничего нет в нём.
гладкая поверхность без морщинок,
мирозданья чистая фольга,
а за нею что? семейный снимок -
Бог, Собака и за кадром я.
2018

 
накажи их, Господи

накажи их, Господи, длинной жизнью,
чтобы до ста лет и всё стариком,
а вокруг голодные молодые - ближние,
у которых капает жизнь с клыков.

чтобы день был короток - ночь бессонна,
и прощенья не было по долгам,
только фото мамины в пыльной горке,
только похоронные по друзьям.

накажи их, Господи, мудрой речью,
да чтоб до ста лет без учеников!
лишь за дверью служит по-человечьи
старый пёс дворовый на цепи - Серко.

накажи их, Господи, верой в бога,
в то, что будут избраны по делам,
лишь бы не заглядывали в свою душу толком,
лишь бы не тревожили Тебя там.
2018


на жёлтом диване

на жёлтом диване с оранжево-красной подушкой,
на жёлтом диване всей жизни считаю подушно
я дни и секунды свежайших даров мирозданья
и вижу, как время стекает и пенится piano.
на жёлтом диване мной избрано место для встречи
с друзьями на миг для улыбки и праздничной речи,
с иными созданьями лишь для того, чтоб удачно
сражаться за место - смеясь, добивая и плача.
а вход в преисподнюю там - за подушкой диванной
не чёрен и страшен, а светится искрами странно
и всполохом света он тянет за ниточку душу,
но желтый диван не пускает и всё ещё нужен.
2018

 
в спину

а если вспомнить, что было вначале,
когда мне Тетис лодочку качала,
а я боялась и ревмя кричала,
что не вступлю в скорлупку у причала.
теперь несёт в своей горсти безбрежной
все семь пудов солёной жизни прежней,
а горше лишь вода течёт из крана
в стакан гранёный с каплей Валериана.
и не боюсь я черноты под днищем
откуда смотрит в небо кто-то ближний
и дует ветер, подгоняя в спину,
толкая к выходу в пустую горловину.
2018


лодочка

лодочка моя одноместная -
ноги только вытянуть,
спину упереть,
не скрипят уключины песнями -
стонут до утра упыри.
днище тонко,
низко посажена,
как бы не наехать на мель,
лодочка моя -
мерить саженью -
что получишь видно теперь.
всё плывет
никак не закончится
Леты её злой ручеёк,
в кулаке потеет просроченный
вышедший в расход пятачок,
лишь вода остылая катится,
отмывая старую ржу,
свято-пусто место под платьицем
там, где сердце пуговкой шью.
2019

 
не говорит

мне снится рай, в котором я расту,
сажу рассаду, собираю вишню,
земля черна и хороша на вкус,
в крем облака сбивает кто-то Вышний,
я помню, что всё будет хорошо -
я вырасту, обзаведусь крылами,
морщинами укрытое лицо
расскажет будущему чем оно не станет,
а здесь по-прежнему кивает георгин,
подмигивает сквозь листву скворечник,
и воробей - прекрасный Божий сын
не говорит со мной по-человечьи.
2019


в раю

мы будем там жить,
помидоры растить в грязи,
кормить с руки прилетевших на зиму пернатых,
в раю происходит то, о чём не просил,
но это лучшее из невозможных занятий.

там Судный день, как все остальные длинен
и так же часто его удлиняют повторы,
мы вспомним "откуда", не зная "зачем" идём,
давно не пугаясь последнего приговора.

мы будем жить в раю неспешно и не дыша,
а главное - не познавая различий,
но, глядя вниз, где смерти бьётся душа,
мечтать о яблоке с привкусом прошлой жизни.
2019

 
текст

жизнь - это текст с неправильными рифмами,
прочтёшь, не зная знаков препинания
и хочется, чтобы тебя урывками
отметили оценкой пятибалльною.
но будет шесть или четыре с присвистом -
написан текст с коротким послесловием,
душа влетает с веточкой сосновою
в любую точку, за которой избранность.
а на полях и за полями - красные
отметки исправлений удивительных
так радуют...
божественно бесстрастная
вселенная не знает алфавита.
2019


я выпила старость

я старость глотнула домашним вином -
ударила в голову, навья,
теперь не понять сколько лет за окном
в полёт собираются дальний
и чертят дорогу скворчиным крылом,
ровняя закатную алость,
я выпила старость
цикутой хмельной
затем, чтоб живым не досталась.
2019

 
за мной придут

за мной придут два ангела в плащах
из серого заляпанного шелка,
и, не доев до донышка борща,
пойду за ними сквозь ушко иголки
суровой ниткой, вервием простым,
что зашивает колотые раны,
вселенная, уж ты меня прости,
за то, что обрываюсь слишком рано
и грубый след в материях твоих
искусной вышивке чужой опять не ровня -
за мной придут, чтоб написала стих
и залатала то, что было больно.
2019


мы не умрём

вот, как бывает - адским огнём
грею кастрюльку с супом,
вижу и слышу - мы не умрём,
даже когда забудем
ночь, что стояла одна во дворе -
руки по швам впритирку,
мимо последний оборвыш летел -
лиственных рощ подстилка.
булькает варево, стелется пар,
что там, какая сводня
бросила в гущу сухой тимьян
с каплей людского пота,
остро запахло дурной виной,
страхами по наговору,
смерть не страшна, она рядом со мной
жизнь примеряет впору.
2019

 
мы будем
..........................Алле Супрун

мы будем болтать ногами
над пропастью времени
рядом,
нам облако домом станет,
изменчивым дымом
Сада,
где жгут, то что падает сверху,
пытаясь добиться мира,
мы станем той облачной мерой,
идущей вослед кумирам,
и пропасть нам будет домом,
и эхо нам станет братом,
мы будем болтать о новом
устройстве того, что рядом.
ведь всё, что в руках, то наше -
и мягко течёт сквозь пальцы,
и это давно не страшно,
как вышитое на пяльцах.
2020

 
линия жизни

когда на ладони закончится линия жизни
я вытру руки, поговорю с Всевышним
о том, что сделать до этого дня хотела
и это было самое главное дело.
Он будет слушать, взгляд упирая в стену,
что между нами и даже чуть-чуть обсценна,
когда поминаю и мать, и Марию разом,
а Он лишь вздыхает -молилась бы лучше, зараза.
наверное, знает, что полное тут, что пустое
и это знание самое в Нём простое,
а всё, что сложнее Он мне отдаёт монетой
которой закрою глаза у оврага Леты.
2020


переход

до вечности подземным переходом -
за поворотом плачет саксофон,
монету брошу в кепку нищеброду
и семечек куплю на перегон.
сияние взойдёт в конце тоннеля
и голос Левитана возопит,
что всех детей любил когда-то Ленин,
но ими основательно забыт.
у вечности такие обертоны,
куда там саксофону до неё,
не вспоминаю ленинские зоны -
бросаю медь на старое хламьё,
пусть разрисованы граффити эти стены,
пропах мочой вселенский переход -
в конце замковый камень светлой веры
и указатель - "Выбирай свой ход!"
вот, если б Суд и верное решенье
кого-нибудь, да хоть бы и богов!
но никого.
лишь я стою мишенью
в конце пути и выбора его.
2020