к поэзии.

скажи, ты научишь меня говорить,
катая окатыши строк
пока их рассерженный строй гудит
и просится за порог?
леплю комкастой глиной слова
к гончарному кругу души,
поможешь ли ты разжечь дрова
для обжига их, скажи?
ловлю перестук кастаньет твоих,
запястье прижав к виску,
и больно толкает созревший стих,
скажи, ты поможешь ему?
скажи, ты сумеешь его принять,
не давши взамен ничего,
когда я паломницей буду стоять
у врат дворца твоего?
2003


безымянность

как безымянно всё вокруг
и чуждо жаждущему слуху,
вон птица, как её зову,
когда маню к себе на руку?
навстречу протянув листву,
деревья имени не имут,
о, как они названья ждут,
чтоб потерять свою невинность
и слова обрести черты,
где смысла тяжкое значенье
пригнёт к земле, начав чертить
всесильный алфавит Творенья.
2005

 
зреет персиком

зреет персиком плоть под загаром,
губы солоны ветром на вкус,
на упругость волны обопрусь,
чтобы ловко меня укачала.

снова дома, где каждая ветвь,
как гледичия сладка и колюча,
там играет свое семизвучье
над степными просторами ветр.

вниз по склону в сияние дня,
в серебристую рощу оливок,
ухватившись рукой за загривок
не Пегаса, но просто коня.

место встречи нельзя изменить,
этим скалам я снова желанна
здесь когда-то в младенчестве Анна
научилась впервые ходить.

посижу на скамье у ворот,
за углом мое детство промчалось
по соседству, лишь времени малость
мне увидеть ее не дает.

но по-прежнему словом одним
я дышу с горбоносой соседкой,
кто мне машет оливковой веткой,
стоя рядом с пегасом седым?
2003

 
мрамор листа

в глыбе листа угадаю черты
мира или лица,
архитектонику простоты,
смелость Творца.
азбучной плоскостью отсеку
форм диссонанс -
от запредельности пустоты
белых пространств.
мраморной крошкою сыплется вниз
лишняя суть,
вновь под резцом моим профиль стиха
дышит чуть-чуть...
2004


не переводятся стихи

не переводятся стихи в чужие страны,
не окликай их даром, не зови,
останутся в буфете привокзальном
признанием оставшимся в любви.

как дети малые, что топчутся напрасно
на полосе ничейной у границ,
на языке чужом они прекрасны
лишь именем перемещённых лиц.

в чужую речь, как в прорубь за крещеньем,
но, судорожно объясняя мысль,
не потеряй души своей crescendo
и трижды на Глагол перекрестись.
2004

 
созвездье рыб

весна, неизданный покой
ещё неузнанного Сада,
и солнца невод золотой
на дно заброшенный когда-то,
чтоб уловить созвездье Рыб,
плывущих тихо к Благовесту,
где в руку мне толкнётся стих
и яблоко сорвется к месту.
2006


ластик

не ругаю чужие стихи.
боюсь сглазить, они же дети.
собака улыбается пастью.
холодно. ветер.
на перроне ожидает время
прибытия,
а я рядом.
в ноги сукой беременной
ластится правда.
стираю подлую ластиком,
как Анну - под поезд.
образину критик
в запасники -
критика, это помесь
желания быть Богом
с мелкой сучкой души.
не ругаю стихи,
боком
каким-то
все хороши.
2008

 
мама мыла раму

"если бы меня начали учить жить,
я пошел бы по рельсам прямо на поезд..."
Леонид Губанов род.1946 г. скончался в Москве, на улице Красных зорь в сентябре 1983

покуда "мама мыла раму",
язык отеческий скучал
по ситцу красному Рязани
и по берёзовым свечам.
ему ромашка нагадала
приход есенинского крестника,
но слово выпало из рамы,
разбившись о ромашку вдребезги.
и Красным зорям за окошками,
все сентябрями звёзды мечены,
перебежало черной кошкою
через судьбу твою Отечество.
и, как княжонка у татар,
теперь не выкупить, не вымолить,
но на пробор, как на провал,
стихи заглаживать любимые.
а им - водицы бы напиться!
да только не даёт сестрица.
и пересохшими губами
по хрестоматии прощаний
Губанов...
2007.

 
предложение Музы Поэту

хотите я стану пушистой и белой?
хотите?
вон ветер клюёт облака. отвратительны
такие манеры посланника неба,
не правда ли,
хотите я стану коварной и жадной
русалкою?
сменю крыл пальто на бикини
и "Муза" на "мужество"?
хотите творить вы?
я стану творимой до ужасов,
до цвета лаванды
в сопрано по имени Софочка,
до шали классической,
до Мандельштамова отчества,
до облака толстого там, где ширинка не сходится,
до длинных стихов из венца богоравного Бродского?
я стану единственной, вашей, нечаянно словленной
царицей морскою,
девицей земною,
не сломанной
игрушкой ночной.
перепуганной правдою Пифией,
и первым каналом божественных телевидений ...
я стану вампиром,
и выпью вас сладко, по капельке...
да, что же вы пишете так, вашу матушку, слабенько!
2007 г.

 
авось

кому отправлено вчерашнее "авось
всё пронесет и снова день настанет".
мы не рабы, рабы не мы, но в гаме
привычных мыслей есть немало слез
о муже и здоровье, о судьбе
и старости, сидящих на скамейке,
о том, что непрактична, как линейка,
не кланяюсь ни другу, ни судье.
а Бога нет.
он вышел по делам,
но я всё думаю, что можно достучаться
по клавишам,
где мыслей опечатки
давно грешат, как первородный спам.
но каждый день на мониторе чист,
ждет продолженья в правильном формате,
открою почту,
напишу собрату,
в авоську неба брошу новый стих.
2008


вскрывая вены

нераспечатанным письмом с грошовой маркой
лежит январь.
лица фантом - уже не маркий,
прижать к холодному листу густой метели,
где волки воют на весну,
как оголтелые.
но, расправляя угол плеч под лед и пламень,
чужую ношу не беречь -
себе оставить.
а напоследок медь клинка вонзить,
вскрывая
финифть январского стиха,
как вены мая.
2009

 
кто такой поэт

поэт, скорее Наг, чем бос
и запятой нелепою пристроен
к чужому афоризму - "знал бы Босс,
что мы живём наперекор, не вровень".
поэт, скорее прав, чем лжив,
когда он Музу лапает в парадном
и рад тому, что с нею будет жив
и памятен в гостиных беспорядком.
поэт, скорее бес, чем без
царя и пониманья в разговоре.
но соль стиха морям добавит вес
и равновесие наступит, как здоровье.
2009



я вещь в себе

я вещь в себе - себя пишу,
не требуя тому разгадки,
в который раз споткнется шут
о рифму - никогда не гладкую,
но не доложит королю,
и не отнимет дар у нищего,
а я синиц с руки кормлю
стихами, как подножной пищею,
им легче будет зимовать -
чирикать голосами тонкими,
течет мой голос тихо вспять
к истокам, где душа затоплена,
он стукнется волной в причал
и отойдет - куда не хочется.
ну, значит - шут поцеловал
и передал стихи высочеству.
2009

 
на могиле у Бродского

хорошо, когда есть за кем
и привычка жить
от которой останется не Марианская впадина.
я бросаю свой выбор, его плоды тяжелы
и плечо покато и вера давно поваплена.
он уложен камнем могильным у трёх дорог,
не даёт ответа лишь ноет закрытой раною,
я бросаю выбор не потому, что он плох -
просто лучше нет в это утро нещадно раннее.
кто-то носит посох,
а кто-то костыль к плечу,
и у сумки с майном давно есть обычаи стульчика,
пусть у трёх дорог лежит мой выбор молчун,
ожидая, когда же приму его за попутчика.
хорошо, когда морем до кладбища два шага
и по белым ступеням чуть-чуть левее до Бродского
можно сделать выбор и тихо ему сказать -
не родил ты бога, ты только звался Иосифом.
2010


клопом в книгу

не напросишься воды в пустыне -
песком сквозь пальцы
и пустые взгляды обжигают спину,
даром, что в панцире.
саксаулом утро тянет волынку
за тугое вымя,
не напросишься у него улыбки,
клоня выю.
а клопом залезу между страницами,
лягу в спячку.
через сотни лет может пригодиться
стихов пачка.
2011

 
из ума

я выживаю из иллюзии, как из ума,
свой взгляд задумчивый заузила до словаря,
но выжимая, сердце мучаю набором слов -
моя иллюзия беспутная сошла с основ
так, словно мраморные лестницы ей под каблук
и нет внизу оскала песьего у рыжих сук,
и не рычит мотор за окнами, не гнётся день
как пристяжная у Набокова весь набекрень.
а предлагать мне больше нечего, вот и живу,
поверивши стиху заплечному - не по уму.
2011


вот ли

вот ли встречу осень, стоя
у кладбищенских ворот,
старый Gottlieb к упокою
всех ли избранных берёт?
мне налепит клён Летейский
эполету на плечо,
на задрипанной скамейке
нацарапаю - "ничто".
не заменит день пластинку
под затупленной иглой -
обопрусь на вечер длинный
и пойду одна домой,
где обещанное - долго,
а что коротко - светло,
друг мой милый, вечер с полки
вытрет пыль моих стихов
и расскажет гладкой прозой
как тепла моя рука,
где случайною занозой
жизнь застряла до утра.
2011

 
автору

но остаются там ряды пустыми,
где автор ищет скорого суда.
в амфитеатре неба, выгнув спины,
гимнастами застыли облака,
и зритель, опрокинувшись на землю,
локтями опираясь о траву,
услышит, как светло и бесполезно
гармония сочувствует ему.
2012


творящее

по тишине оставшихся минут
среди хулы или рукоплесканий
я сказанному цену узнаю
чуть-чуть заранее.
а Слово не надеется прожить,
оно летит, как в первый день творенья,
закладывая строчек виражи
над тьмой прозренья.
и всё ему, Творящему, равно
и безразлично, как любому Богу,
и тишина останется со мной
недолго.
2012

 
поэтка (укр.)

у неё три тысячи друзей и 200 комментариев за день,
но в кастрюле поселилась осенняя муха,
иногда она, нервничая, стаптывает задник
и готовит что-то необходимое для мужа,
свой компьютер называет братаном Васей,
с ним даже молча, но легко беседует
и может позабыть коробку от ваксы,
где спрятаны перлы из собранья главреда.
её не донимает, но убивает кликушество
всех, кто удачно спаял две рифмы,
и далеко за полночь, разогревая ужин,
она, наконец, пробует цикуту ритма,
но, когда онемение доходит до пяток,
а стих становятся посмертной маской,
она говорит отчётливо и немного piano
"не люблю стихи, особенно в пятницу".
2012


неподсудная

неподсудна осени пора
ни гусиному перу, ни топору,
любо бижутерия цвела
на кленовой шее поутру,
пацанёнок, панк, а может пан,
не причёсанный хохол -
все вкривь и вкось,
осень лечит боевые раны
не зелёнкой - золотом смоковницы,
отпускает листья полетать,
заливает под кору, что нажито,
и такая в небе лепота,
что до бога шага три по пажитям,
что ему сказать?
- меня прости,
жгу в саду Твои произведения.
рукописи не горят, когда в чести,
остальные - листьями осенними.
2012


перебирать

перебирать слова, как шубы в шкапе,
менять местами, чтоб не съела моль,
весь дом пропах чернилами и платьем,
пошитому полвека до Ассоль,
и выкройка стара и цвет не в моде,
панбархат слабо мнётся у плеча,
но, как свежи цветы при непогоде,
так слабо пахнут будущим слова.
их жалко выбросить, но нету сил напялить
и выйти в свет немного не в себе,
в апреле чищу вещевые залежи
и жгу стихи, которых ещё нет.
2015


самоубийственное

я не оставлю вам в подарок
ни черных дней, ни светлых лиц,
библиотечные подвалы
не примут избранных страниц.
но стопки фотографий рваных,
где прошлое под поясок
затянуто резинкой старой,
я выложу в субботний блог,
пусть обнаженной гильотиной
комментов обрезая шик,
готовит праздника причину
блогарь в аккаунтах своих,
но я, петлю рукоплесканий
так самовольно разорвав,
всегда выскальзываю прямо
в четверостишия оскал.
2015

 
стихи приходят

стихи приходят по ночам,
как нелюбимые соседи,
судачат, тикают часами,
чаёвничают и беседуют,
садятся рядом на кровать,
скрипят и комкают подушку
и пересуды их унять
не может даже счёт подушный.
и ночь за взрывом немоты
покажется живой ремаркой
для неба в пятнах восковых
от стихотворного огарка.
2015


зависть

как я завидую стихам
плывущим плавно и неспешно,
их такту в ход любым часам,
их артистичности небрежной,
они явление иных
не мне доступных измерений -
во мне эдемский говор стих
давно без долгих сожалений -
я горлом пробую слова,
что лавою горят вулканной,
и я завидую стихам,
записанным в альбоме бальном,
они легки и хороши
своею райскою отдушкой,
их я готова удушить
своей бессонною подушкой.
2015

 
выдавливай

выдавливай стихами пустоту
из этого враждебного пространства,
они себе занятие найдут
на перегонах бесконечных странствий,
а ты забудь.
творец на то и Бог,
что позабудет созданное всуе,
пространство, раскрывая страшно рот,
стихи по забегаловкам смакует,
кипит словами в чайной на углу
и остывает первобытной лавой,
благая весть у голубя в зобу
о Боге, что в тебе напоминает.
а ты ступай, непомнящий беды,
создатель и наёмник безымянный,
тогда аукнутся божественно стихи
блестящею игрушкой мирозданья.
2015


владение

владеет мной язык
иль языком владею,
на бугорке обид
стоїть стара оселя,
растёт вишнёвый сад,
горбушка пахнет мёдом,
я говорю и ад
уходит мне под локоть,
запутывая след,
но наважденье близко -
гореть словам в котле
научных коммунизмов.
владеет мной язык
так рабски непокорно,
что хлещет кровью стих
сквозь резаные войны.
2016

 
стихи

они случаются нежданно,
не знаю я они какого ранга,
всплывают из неведомых глубин,
незрячие, не знающие сраму,
нагие, как душа у божьей брамы,
вдохну -и оживёт, кто ближе был.
2016


безмолвие

как страшно стих раскалывает время
на "до" и "после" - встречной полосой
накатывает грузовик творенья
на запрещающий движение покой
и давит сердце жадно и нелепо -
по скомканному впопыхах листу
расплавлено стекает в урну лето,
стихами огрызаясь на ходу.
и, немотой перед рассветом маясь,
заглядывая в пустоту двора,
в который раз испытываю зависть
к безмолвию, доступному богам.
2017

 
они ручеёк моего самомнения...

слова живут на кончиках пальцев
и сыплются зёрнами с клавиатуры
прямо в раскрытое поле экрана,
чтобы в тепле прорасти стихами.
их мир первозданней эдемского сада,
в нём нет ни искуса, ни обета
и яблоки падают безответно
в тёплый подол терпеливого ада,
а я любуюсь стихов сложением
какое, надо же, оно у них правильное!
пусть поиграют с чужими детками,
а я потолкую с другими мамами.
чужие слова растут незаметно,
свои - корнями всю душу вывернут
и сердце проткнут растущими ветками -
бабочкой бьётся в гербарии ритма.
слова живут на краю сознания,
они ручеёк моего самомнения,
слепо плывущего в мироздании
в точку
возможного произведения.
2017


поэтке

эта девочка пишет стихи, как живёт -
сумасшедшими, лётными красками,
алфавит, словно кои, раззявил свой рот
в ожиданьи прихода причастия,
эта девочка дышит надмирным стихом
и творящим эфиром метафор,
ей прожёг по касательной звёздный осколок
на челе все значения фатума,
в тонких пальцах не держится волшебство -
истекает по капле чернилами,
эта девочка - тоненький оселок,
боги правят на нём свои силы.
2017

 
текст

жизнь просто текст с неправильными рифмами,
прочтёшь, не зная знаков препинания
и хочется, чтобы рука - дарившая,
поставила оценку пятибалльную.
но будет шесть или четыре с присвистом -
написан текст, осталось послесловие
душа влетает с веточкой сосновою
после потопа, за которым избранность.
а на полях и за полями - красные
отметки исправлений удивительных
так радуют...
божественно бесстрастная
вселенная не знает алфавита.
2018


я буду в деревне

я буду в деревне, как кто-то из прошлых великих
и может быть осень случится хотя бы на время,
под шлёпанцы лета сухая душица ложится
и сыплет бесстрашно на мёртвые пажити семя.
в деревне всё ближе - и небо, и край горизонта,
всё ярче закаты играют эпиграфы к ночи
и хочется спрятать ненужный по засухе зонтик
в гербарий горячих от летнего сна одиночеств.
я буду послушной и тихой, как стук машинистки
по знакам и точкам романа с кольцом зодиака,
по болдинской осени бродят созвучья да мыши
и это привычно,
в поэзии это всегда так.
2018
 


о поэтах ничего кроме...
                       Наталье Доровской

по именам не поминай живых -
лишь те, кто скомканы те преданы бумаге,
как предан буйволу его кормящий жмых,
иль голова, что льнёт щекою к плахе
перед ударом времени.
отож!
оно войдёт и слово обездвижит.
ты помнишь, как хотели быть в Париже,
а все бытуем племенем под нож.
2020

 
искры слов

смотрю в огонь, он греет и палит,
моё тепло зеркально отражая,
день брошен в топку вычитанных книг,
где саламандрой бьётся запятая,
а искры от сожжённых в пепел слов
поднимутся до звёзд в секунду лета
и вспыхнут новыми в безмолвии листов,
дырявя славно мешковину неба.


жажда

лета алого полногубость
пьёт румянец щёк,
на жары золотую грубость
пью лимонный сок,
и во ржи голубой нечасто
алых маков чернь
собираю пиалой страсти
вдоль густых ночей.
капля липового настоя
вяжет нежный рот,
небо было и есть пустое
без стиха взахлёб.
2020