Р е в н о с т ь

Я в городе, похожем на лицо,
Изъеденное оспинами улиц
И площадей; лицо глядит на небо,
А может, в небо, если есть за ним
Ответ -- или сидит Отец Отцов,
Тот пасечник, что эти лица-ульи
Призрел и на земле зачахнуть не дал.
Я здесь, и значит, тоже им храним.

Я в городе. Я выработал взгляд,
Скользящий по реальности и нави,
Не трогаясь ни этою ни тою,
И шаг, не отражаемый от стен.
Но ты иной -- и я хочу назад,
Заглядывать в глаза, что в Окинаве
Назвали бы зелёными; и стоит
Заснуть, я понимаю: город -- плен.

Я просыпаюсь, сам себе твердя:
"А что не плен?" -- и улицы приемлют
Привычный шаг, и прежние дороги
До вечера определят меня...
Но город засыпает, уходя
На задний двор  сознания, и в земли
Отца Отцов меня уносят ноги,
А может, крылья моего коня.

Он смотрит на меня. Как изумлён
Он пчёлкой, улетевшею из улья!
И сам себе не веря, "Ты вернёшься! --
Он шепчет, -- Ты вернёшься в этот круг!"
Но видя, что в глазах моих не Он,
А ты, -- кривясь, выплёвывает пулю,
И Он смеётся... Или ты смеёшься...
Но я уже не слышу смеха, друг...