"Смерть - это всего лишь видоизменённая реальность"
"Ты можешь кричать,
Ты можешь мечтать.
Но всё равно тебе мою жизнь
Никогда не понять..."
На фото он был совсем ещё юный, не похожий на себя мальчик. Лет, наверное, в пять его отдали в спортивную школу, где он и проучился до четырнадцати, после поступил в училище, с той же направленностью. А там началась совсем другая жизнь. И если бы будущий чемпион не проявлял такого рвения, такого упорства, отец бы давно забрал его, и не стал бы мучить молодой организм.
Но всему своё время. Помесь стероидов и природного таланта способна творить чудеса.
День Адамзата начинался с изнурительной пробежки, пятикилометрового подъёма в гору. Потом завтрак, занятия в школе, трёхчасовая тренировка, где из него выжимали последнее и ещё сверх этого; потом сон, домашнее задание, ужин, опять сон, новый день - новые испытания.
Когда живёшь в рамках такого аутентичного режима по неволе разум преобразуется из плоскости практической идиоматики в плоскость элементарного выполнения команд. Адамзат этого не понимал, он шёл к намеченной цели, которая бывает так туманна как айсберг в холодных водах, окутываемый паром из-за разности температур.
Однажды он проснулся и крикнул - "Хватит!..", крикнул в душе. Иначе бы разбудил всех домочадцев. Впервые за много лет он пропустил утреннюю пробежку, а на тренировке откровенно халтурил, выкладываясь не на все 100. По вечеру спросил же у отца:
--
Неужто, папа наша жизнь так "слепа" и уныла. Неужто, в ней нет ничего более интересного, чем скакание на батуте по 6 часов в день или подъём на канате с помощью рук "уголком"?
--
Каждому своё, сынок. Ведь, если сказать по правде, все мы ни к чему не стремимся и не к чему не идём. Наш внутренний мир переполнен иллюзорными надеждами, и они разбиваются, разбиваются всякий раз при ударе о монолит реальности. Так что не придумывай себе лишних псевдовоспоминаний, стремись лишь к Золотой Олимпийской Медали. А если её не получишь, то я тебе её в конце концов куплю, не так уж и дорого она стоит - 500000 долларов. Ну разве это деньги?
--
Нет, не деньги, пап. Я здесь несколько о другом. Я не хочу заниматься спортом.
--
Что-о?!
Серик аж побагровел, он никогда не представлял, что б сын после стольких лет упорного тренинга заявит ТАКОЕ!
--
Нет, ты будешь тренироваться! Я сказал!
--
Но ради чего?! Чемпионом мне уже никогда не стать. Я просто перемалываю себя на жернове спортивных достижений, а что в итоге? - Он упрямо взглянул на родителя - Что?!
--
Ты идиот! Вот что в итоге!..
А на следующий день, на тренировке Адамзат сломал позвоночник...
Всего какие-то секунды до трагедии ему казалось, что он воспарил над батутом, впервые достиг наивысшей точки полёта. И это совсем не изнурительная, однообразная тренировка, это снимается клип известной рок-группы. По задумке режиссёра в ролике нет чётких образов - изображение размыто, видеоряд постоянно меняется, хотя песня и плавная и растянутая. Одно из этих изображений и есть Адамзат - парящий гимнаст, символ свободы и абстрактной воли. Он успел лишь задуматься, как пропустил "счёт" и воткнулся головой в железную окантовку, к которой и была прикреплена эластичная ткань.
Яркая вспышка света. Моментальный припадок ужаса и тут же проходит. Он видит себя стоящим в огромной комнате, на одной из стен тысячи фотографий. И в этой веренице лиц и мест он находи себя. Ещё маленький, он стоит с отцом рядом. На снимке Адамзату ещё нет пяти...
...не похожий на себя мальчик...
Кто же знал в от время что такое случится?!
Когда он приходит в себя - чувствует невыносимую боль. Боль поглощает. Не дает дышать, видеть, ощущать; на мгновение боль становится главным в жизни.
Прыжки в высоту, мягкие прогибы, изящные сальто. Он парит словно бабочка, он сон сна рождённый сознанием. Он всего лишь душа закованная в жесткий панцирь.
Адамзат кричит... Кричит что есть силы. Его никто не слышит. Внезапно ему вспоминается детство, один момент из прошлого, которое казалось стерлось как некачественная магнитная пленка - рассыпалось на осколки.
Осенний парк. Ужасающая погода: дует сильный, холодный ветер, капает дождь, не смотря на солнечное безоблачное небо. Странная атмосфера, планета Земля медленно вымирает; не оставляя и звука, человечество покидает пределы сферы разумного. Растворяются, превращаются в мифы личности, по этому поводу природа бушует, волнуется, не находя ответа на странные вопросы происходящего. И посреди всего этого мерещащегося хаоса, на памятнике героем Великой Отечественной Войны, играет мальчик. Он лазает по каменным изваяниям солдат с удивительной ловкостью, представляет будто побеждает великанов, соломенного цвета монстров, покоряя их быстротой, сноровкой, "силой"...
Один, в то же время не один. У него за спиной находится демон по прозвищу Каир-бек - мальчик без лица, размытая тень, имеющая, весте с тем, вполне человеческую внешность. Когда Адамзат замечает демона становится слишком поздно что-либо менять. Бежать бесполезно. Демон цепко впивается своим смертоносным взглядом в ничём неповинного мальчика-акробата и избивает его до полусмерти только одним своим взором, движением ресниц, мерцанием зрачков, которым нет места в обычном мире, настолько ужасен и непотребен их вид.
Он вновь кричит. От безысходности, от боли, от воспоминаний, душащих всё человеческое внутри. Кричит и отец, даже не кричит - воет белугой, от осознания того, что стало с его сыном.
Гимнастика приобрела совсем другой смысл. Тело парит, заключенное в хитроумную конструкцию. Адамзат словно бы распят - распростер свои руки, безжизненный, еле движимый.
Что бы не напрягать позвоночник, специальная рама держит спину, не давая человеческой плоти соприкоснутся с кроватью, или неким подобием лежака. Шея жёстко фиксирована. Ноги вытянуты... нет, не вытянуты - натянуты как струны арфы. Одного только взгляда достаточно, что бы стало больно. Серик Махмедович и представить себе не может ощущения сына. Если они вообще имеются...
Материалист по-жизни, он не верит в существование души, как сгустка эктоплазмы, как некого мокрого места внутри, остающегося после смерти живого существа. Он верил в Бога. Бог для него и являлся вселенской душой - вместилищем всех душ, генератором добра и "высшей" справедливости.
Соотношения "добра и зла", "воли и разума", "чувства и поступка": вот что являлось ключом к мирозданию в понимании Серика Махмедовича. Но внезапно эта цепь сдержек и противовесов оказалась надорвана и виной всему слабое звено - собственный сын.
Существо "не справилось с управлением", задумалось, рухнуло на железные опоры и секунду спустя приговор - инвалид...
Он впервые попробовал это слово на вкус. Пряное и дурманящие, оно казалось некогда иллюзорной проекцией жизни совершенно чуждого общества, общества "низкого" до глубины своей "плоской", "никчемной" души.
Он попробовал это слово на вкус: слово оказалось горьким, горше от того, что его собственный сын сейчас на больничной койке. Возможно, с неё он никогда больше не встанет или встанет, чтоб пересесть в инвалидное кресло.
Начинай мечтать
Начинай верить
Серик напряг все свои духовные и нравственные силы, но так и не смог принять тот факт, что будущие это КРАХ!
***
Уже в училище Адамзат встретил девушку по имени Таня Чирниенко. Высокого роста, спортивного телосложения, она сочетала в себе подчас несовместимые черты: удивительную грацию, "женскую силу" и умение потрясающе, выносливо - часы напролет заниматься сексом.
Таня быстро охладела к спорту, бросила учёбу, поступила в экономический институт, закончив его, стала работать в филиале банка. Уездный городок, разбитые дороги, совсем недавно тут месяцами не было света и воды - город умирал; прейдя к законсервированному состоянию провинция обнаружила в себе гиперболированные черты современного мегополиса: рынок с дешевым ширпотребом, закладываемые кирпичом окна пустующих домов по центральной улице, отделение банка - металлическая решетка, а за ней две девушки, одна из них операционист, другая кредитный эксперт, "продающий" за месяц максимум один кредит. Был ещё старый, раздолбанный банкомет, работающий через раз. Уныние, пустота, однообразие. Чирниеко поражал насколько одинаковой может быть работа, быт, учеба, даже вне стен спортивного училища. Порой жалела, однако всё чаще находила новые прелести существования без спорта. Вместе с тем она отдалилась от Адамзата, вела свой непонятный и неприемлемый образ жизни. Поначалу он писал, звонил, пытался выкроить время, в своем жестком графике, на встречу... однажды понял - всё бесполезно, у неё появился другой...
Однако сегодня Чирниенко пришла, пришла к Адамзату в больницу, пришла лишь только узнав о случившемся.
***
Слабые духом могут закрыть глаза. Весельчаки могут всплакнуть и только по-настоящему чувствующие люди задумываются о соотношение "жизни и смети", "случайного и закономерного". Они не только задумываются - они пытаются соизмерить свои шансы на выживание, приходя к выводу, что в отдельные моменты шансы эти равны нулю и что всему виной "Его Величество Случай"!
Нет ничего закономерного, держащегося на плотной основе бытия. Подвижные монады и образуют трехкитовую оболочку сущего. А споры об осязаемости этих китов ведутся и по сей день. Но не нужно искать их место расположение так как его просто-напросто нет. Киты в умах индивидов. И даже несчастный Адамзат впервые ощущал биение сердец великанов - мерные удары колокола, отсутствие чувствительности ниже пояса, голова будто в тисках. Тиски то разжимаются то давят с утроенной силой. Состояние перманентно, необходимо для осознания природы Китов как основы случайности, антагонизма закономерности, синергитичесого эффекта злых сил.
В первые дни Адамзат Назаров вообще не мог мыслить и представлять. Хотел молится но не умел. Единственное, что он смог более или менее внятно сформулировать было: "Скорей бы умереть...". И только он смог сформулировать это, как тут же зацепился за мысль превращая её в своего рода эфемерный транспарант над изголовьем кровати-лежака. Адамзат впервые широко открыл глаза. Серик Махмедович в этот момент находился в туалете/ванной заброшенной квартиры. Мыл руки.
Позади него проявилась тень. Если это сравнивать с каким-нибудь природным явлением то это больше походило на роение тысяч ос где-то высоко в небе. Серик даже чувствовал исходящее тепло. Обвернутся не смел, зная, что-то недоброе материализовывалось за спиной. Выходя из ванной он всё же мельком глянул через плечё. Немой ужас...
К потолку, словно летучая мышь прицепился мальчик... Его взгляд - это взгляд монстра
...мерцание зрачков, которым нет места в обычном мире, настолько ужасен и непотребен их вид...
--
Помнишь что нагадала тебе цыганка в твоём далеком детстве? - завопил мальчик.
И Серик вспомнил. По спине пробежал холодок, оцепенел, но вспомнил.
Цыганка пыталась скинуть его с новенького велосипеда, который только недавно купили ему родители; била, царапала; маленький Серик держался крепко, как никогда в жизни, понимая: стоит дать слабину и он потеряет дорогую сердцу вещь.
--
У-у, какой цепкий, - причитала цыганка, - всё равно я тебя оторву!..
--
Иди на хуй, сука, - впервые он употребил хлёсткие слова, - помогите!..
Мат не помогал, не смотря на всю его волшебную силу, силу притягивать злых духов, генерировать вокруг себя отрицательную энергию и рывком высвобождать приумноженные силы. Цыганка, похоже, побеждала. И тут Серик предпринял отчаянную попытку - собрался и нанёс новомодный удар "под дых", в солнечное сплетение. Цыганка моментально осела, так как удар вышел резкий, поставленный, как у настоящих боксёров.
--
Молодец, малыш, - только и прохрипела в ответ цыганка, - можешь за себя постоять.
И тут же предприняла массированную, неожиданную атаку, но Серик и её отразил с честью.
Драка закончилась ничем, а точнее кое-чем. Когда уже оба были не в силах сопротивляться, цыганка взяла ладонь мальчика и зацокала языком.
--
Странный, странный мальчик, - быстро зашептала цыганка не отпуская руку упирающегося Серика Назарова, - и вроде будешь счастлив, будешь сказочно богат, и всё равно чего-то тебе будет не хватать. Сам не поймёшь чего, до самой смерти не поймёшь. И умрешь ты кстати, ровно в этот день пятьдесят лет спустя.
Помнится Серик ещё бежал за ней, умолял забрать велосипед. Бежал и плакал, потому что услышал слово "смерть" - ледяное, режущие ножом сердце любящего внука, который недавно "потерял" дедушку.
Цыганка была неумолима, растворилась в толпе людей и исчезла словно бы её он сам себе придумал. Хорошо запомнил Назаров Серик этот день - 12-ое апреля. А спустя всего год с лишним забыл навсегда.
Сейчас стоя в заброшенном доме на окраине города, лицом к лицу с демоном Каир-беком, ощущал как мутным, дурманящим облачком подступает страх к горлу.
Демон чуть склонил свою псевдочеловеческую голову, что смотрелось немного карикатурно исходя из положения в котором он висел.
--
Ты можешь всё изменить, милый, - заговорил демон женским голосом. И это больше всего напугало Назарова, ведь это был голос его покойницы-жены.
--
Ты можешь всё изменить, - повторил демон, - ты не умрёшь если убьёшь собственного сына...
--
Я и так не умру, - еле выговорил Серик.
--
Врёшь... Умрёшь... Умрёшь...
И демон начал медленно растворятся в воздухе, сливаясь с общей обстановкой ванны/туалета. Напоследок лишь произнёс:
--
Помни! Предсказание сбудется...
"...И оставлю я предсмертную записку..."
***
Адамзат вновь очнулся. После глубокого сна предметы казалось приобрели размытые очертания, парили в невесомости.
Ночь. Палата совершенно пуста, до пугающего пуста, лишь тёмные силуэты по углам, лишь звуки электроники поддерживающей жизнь.
***
Серик находился на другом конце города, брёл по трущобам, думал ни о чём. Если уж суждено ему встретить смерть сегодня 12-го апреля, то пусть произойдёт это в самом злачном районе.
Он очень боялся предать себя. Через некоторые поступки, совершаемые нами утекает энергия, питательная энергия космоса. Эти поступки необязательно должны быть плохими, напротив, после самого наилучшего намерения, самого лучшего действия, мы можем потерять пригоршню энергии, не компенсируемую ни чем на Земле. Не надо стараться делать только добро, как впрочем и зло, должна быть гармония, баланс негативного и сверхпозитивного, тем более, что на НЕБЕ дела наши как "плохие" так и "хорошие" находятся на одной чаши весов. Судить нас будут не по намерениям и поступкам, а по потенциалу. Так что Серик Махмедович мог спокойно расстаться с жизнью, не строя наполеоновских планов насчёт будущего. Правда у него иной раз проскакивала мысль свернуть собственному сыну шею, однако это были лишь абстрактные образы, из разряда - "Спасай Свою ЖОПУ", а не как не реальные потенции.
***
Адамзат не спал всю ночь. Всю ночь он боялся шевелящегося в дальнем углу призрака. Всю ночь он, как никогда, вспоминал Чирниенко Таню.
***
Только-только за окнами забрезжила заря, Таня была на ногах. Допивала кофе, заканчивала макияж, изредка посматривала на экран телевизора, где шли биржевые новости.
Примерно год как она покинула провинциальный городок, примерно год как поменяла обывательскую ментальность на великосветскую манеру держатся словно "столичная штучка". Таня переехал в миллионный город. Перевезла себя на новое место, постепенно привыкая к пробкам на дорогах, к дорогим забегаловкам, где кормили хуже чем в церковной богадельне, к отвратительным коренным жителям, строящим из себя ни пойми что: в общем ко всему тому, что называется "иным светом" пролившимся на места обитания денег. Она так же работала в банке, с одной лишь разницей - теперь Чирниенко сидела в респектабельном кабинете и вместо огроменного монитора-лучевой-пушки у неё был компактный ЖК.
***
Врачи иногда могут быть такими суками... Смотрят тебе в глаза, что-то врут, устало вздыхают, будто бы одни они на Земле занимаются тяжелой работой, а все остальные просто так свою зарплату получают.
Серик схватил его за шиворот, оставил подле себя, пока тот не дал всех необходимых разъяснений.
--
...И неужели сделать ничего нельзя?
--
Как нельзя?! Можно! - врач говорил очень громко, но и очень сбивчиво. - Необходима плотная, так сказать терапия и тогда, возможно, шанс есть.
--
Что значит возможно? - Серик блеснул злыми глазками, - Что, я спрашиваю, значит возможно?! Скажите мне одно - он будет ходить?
Сию же секунду на доктора напала такая меланхолия, безразличие и вместе с тем грусть, что стало жалко на него смотреть.
--
Хотите честно, - неожиданно серьёзно заявил он. - Нет, ваш сын никогда в жизни больше не будет ходить...даже не надейтесь на это... Видите ли, дело в том, что позвоночник сломался у самого основания, там где находятся крупные хрящи, которые срастаются крайне неважно, к тому же задеты нервные окончания, повреждены настолько насколько возможно быть неотвратимо повреждённым. Картина, прямо скажем не радужная, однако наиболее соответствует реальности.
--
Ах ты!.. - Серик замахнулся на врача, на одного из ведущих хирургов страны.
Хирург только выдохнул, вновь устало взглянул на несчастного отца.
--
Я сказал лишь своё мнение. Возможно, другие специалисты думают иначе.
--
Будь в этом уверен, мудак!..
И он зашагал прочь по больничному коридору, быстро, неровно, что бы докторишка не дай Бог не увидел как он плачет, как вздрагивают в немом всхлипе плечи этого человека-скалы, воротилы бизнеса. Вбежал в палату сына не помня себя и лишь тут будто опомнился, моментально успокоившись. Адамзат спал, электроника гудела. Потрескивала - в общем работала нормально; в окно лился чистые солнечный свет. Такой покой. Такое умиление могло только приснится.
Серик сел подле сына. Взял его почти безжизненную руку, пытаясь различить тонкий, нитевидный пульс.
Взгляд, устремлённый в никуда, неподвижно: так сидел Назаров рядом с сыном. Сидел и вдруг заплакал, в голос, надрывно,...но тут же отдёрнул себя.
***
Рассказ застопорило не успел он начаться. В конторе Серика Назарова раздавались звонки, звонили с самого утра, но никто не брал трубку. Офис опустел. Не вышел директор - не вышел коллектив.
***
Он загнал себя в тупик намеренно. Осознание правды - это сложная штука, требующая некоторых духовных изысков и желания постичь самого себе.
День подходит к концу, а тебе нечего сказать миру. Если так, тогда скажи правду, будь последовательным, не иди на компромисс, отдай своего сына в обмен на свободу, на счастье радоваться солнечному свету и не думать о "завтра".
Примерно с час он бежал без оглядки. Запыхался. Устал. Оказался в районе гаражей. Кругом одни гаражи, на километры вширь и вдаль, многие из них брошены, во многих, в распредкоробках, в железных шкафах лежит свой "скелет". Безлюдно, хочется пить, жар сводит ноги. Серик привалился к густо заштукатуренной стене, закрыл глаза. Постоянное чувство остроты, невольной смерти может преследовать очень долго. И вот сейчас, повернувшийся к миру спиной человек чувствует как подходят к концу его минуты, а на другой чаше весов лежит "чья-то" жизнь...
А что собственно такое это ЖИЗНЬ? Сборник эманация, химико-органических процессов протекающих в живом теле? Это секрет! Тайна! Но эту тайну очень легко постичь сломав чью бы-то ни было ЖИЗНЬ.
Серик поднялся; чувствовал себя он намного лучше.
***
Прибыл в больницу он поздно ночью, но охранник пропустил Назарова без разговоров.
Поднялся на лифте, прошёл в палату. Адамзат спал. Адамзат видел причудливый и в тоже время страшный, даже ужасный сон. Смысла он не мог уловить, но общая картина представляла примерно следующие: "Огромная базарная площадь, до фантасмагоричного огромная. Всюду бродят люди, хотя торговые ряды пусты, их вовсе нет. Пустое пространство размером с пять лётных полей заполнено одним единственным бесцельно слоняющимся человекопотоком. Адамзат подчинён общему движению, ему кажется, что он и дышит равномерно вдохам и выдохам толпы. Массовое сознание ещё один миф двадцатого века, но здесь, в театре хаоса он кажется реальнее коммунизмам и исцеляющей "виагры".
Адамзат идёт, медленно продвигается к самому центру площади, попутно всматриваясь в лица людей, но не может уловить не образа, не черты, не взгляда.
Центр площади - центр притяжения. Сексуальная аналогия главного, то к чему стремится ещё не опытная пара в своих любовных упражнениях. Нитями сознания словно бы перевязанные стекаются люди к некой точке, отмеченной жирным мазком на карте.
Точка, отрезок, линия, кусок целого на котором размещены дорогие машины - внедорожники больше походящие на грузопассажирские фургоны. Адамзат подходит к одному из таких гигантов, смотрит и поражается, смотрит, о чём-то думает. Машина напоминает странный симбиоз механического и живого. Дотронься до нее, и она оживёт, нервно дёрнется от прикосновения человеческой руки. Внутри шикарно отделанная, инкрустированная деревом, сиденья из тончайшего велюра, приборная панель из плотной кожи и создается ощущение, что это элегантно мерцающий пластик. Садится в эту машину всё равно что тонуть в удобнейшем кресле.
Не веря своим глазам Адамзат ощупывает каждую деталь, сжимает руль будто пробуя его на прочность.
--
Вы можете завести, проехаться, проверить машину в деле.
Голос позади не пугает, скорее напротив - это голос профессионального продавца, умеющего проникнуть в душу, вызвать самые приятные ассоциации и воспоминания, иногда показаться "тёплым" и домашним, иногда деловитым и строгим.
Адамзат подчиняясь тайным велениям души, предложению продавца, собственному неуёмному азарту нажимает кнопку зажигания.
Автомобиль идёт легко, повороты руля плавные как взмахи крыла лебедя, двигатель не слышен, малейший "газ" и машина увеличивает обороты мгновенно.
--
Ну что я говорил! - произносит продавец - Это Игрушка, это тончайшее произведение искусства, понятное лишь ценителю.
И Адамзат с ним полностью согласен. Но круг закончен и пора уступать высокое водительское место, в котором чувствуешь себя королем.
--
Всё мальчик. Мне нужно катать других.
Покидаешь машину со смешанным чувством. Расстройство? Нет - горечь несбывшихся желаний. Ведь ходишь на своих ногах (что в реальной жизни вряд ли могло бы произойти), чувствуешь тепло исходящие непонятно откуда, но настолько родное и чистое как будто весь ты заключен в нем.
Позади машины образуется очередь. Эту очередь возглавляют две цыганки - трогая задний бампер, косятся на молодого человека, озирающегося странно по сторонам. Улыбаются. Но Адмзат их не видит, он бредёт дальше в толпе людей. Их вроде бы стало больше, вроде бы их лица ещё сильнее выцвели а глаза заволокла пелена.
Однако цель совсем в другом: поймать прекрасную белокурую незнакомку в кокетливой шляпке
...когда я вижу девушку с рыжими волосами да еще и в белой шляпке я просто пищу!..
и в платье свободного покроя пастельных тонов. Поймать её хоть взглядом, мимолетным ведением, постоянно ускользающим из поля зрения.
Она являлась и раньше, отчасти похожая на Чирниенко, отчасти рисованный образ идеальной женщины-мечты - мимикрирующая смесь акварели и фотографии. Но никогда ещё Адамзат не видел её так близко и так подробно.
И вот она возникла, совсем рядом, даже поманила чуть заметным жестом и он поддался. Пошёл. Ноги стали ватными, Адамзат перестал их вообще чувствовать. Упал. Пополз. А незнакомка, слегка улыбаясь, уплывала, растворялась, превращаясь в лёгкое дуновение ветерка; того ветерка, который колышил её привлекательные одежды".
***
Первое что поразило её, лишило на время дара речи, было хитроумное приспособление, напоминавшее общим видом центрифугу для тренировки космонавтов. Только размером поменьше и подвижные части отсутствовали.
Основу центрифуги составлял человек. Ей почему-то сразу вспомнился знаменитый "Мужик с растопыренными руками" да Винчи, символ Венеры.
Круги же опоясывающие тело веяли чем-то футуристическим, из японских мультиков; проводки систем, пикающие датчики, хитроумные приборы, вызывали тошноту, непреходящую головную боль, страх перед реанимационным отделением современной больницы.
Татьяна робко подошла к ложе пациента, боясь сделать неловкое движение и что-нибудь уронить.
Адамзат лежал без движения, закрыв глаза, как будто бы спал. На самом деле не спал. Он сразу уловил тонкий аромат присутствия женщины, и сразу же определил кто это. Таня Чирниенко.
Сердце не забилось учащённо. Конвульсий, а наравне с ним, и чуда не произошло. Адамзат лишь открыл глаза и произнёс:
--
Как хорошо что ты пришла. Я в последнее время так много о тебе думал.
Адамзат говорит:
--
Но это всё настолько неважно...
Он смотрит в потолок, пытается собраться с мыслями. Даже позднее осознание далеко от него. Воздух в лёгких сжат и текуч, но несмотря на это так больно дышать, а ещё больней смотреть на неё...
На какие-то секунды становится так тихо, что слыхать как капает вода где-то в соседних отделениях и боксах.
--
Я знаю что ты скажешь, - говорит Адамзат. - Ты скажешь: "Только не надо отчаиваться". И будешь права. Я в отчаяние, в жутком смятении... Потому что вижу тебя. Вижу тебя...такую красивую, тебя, которую я любил...
--
И я тебя любила... - тихо произносит Таня. Совсем тихо, даже тише журчания воды в соседнем боксе.
--
Ну вот видишь. А что теперь? Кому я нужен?..
Адамзат бы заплакал, но не может. Адамзат говорит:
--
Всё это так не важно, так второстепенно... А знаешь... ты снишься мне каждую ночь... Хе-хе...
Адамзат говорит:
--
Это интересно...
--
Ты тоже мне недавно снился. Накануне... накануне этого... как его,.. ну когда это всё случилось.
--
Называй вещи своими именами. Скажи: "Когда ты воткнулся головою в опоры батута". Прикол... Хе-хе... Удар был такой силы, что сломались даже не самые хрупкие шейные позвонки - они-то выдержали... Треснуло основание хребта, а шею просто повело... Это мне доктор сказал... Хе-хе.
Слушая это всё молча Чирниенко ловила себя на мысли что ей хочется убежать от этого придурка, которого, по правде сказать, она никогда и не любила. Он нравился ей на первом курсе училища: такой рослый, такой сильный
вообще-то симпатичный
напористый и тщеславный. Потом наступила другая пора, когда не внешность красит человека а ДЕНЬГИ красят человека. И хоть у Адамзатова отца таковых имелось в достатке - не будет же она с отцом встречаться.
девушкам нравятся молодые люди крепко стоящие на ногах
Пора Назарова Адамзата успешно завершилась и Таня не скучала, перейдя в другое учебное заведение. И теперь ловила себя на мысли - а что она, собственно, здесь делает? И тут же находила ответ: "Отдаёт последнюю дань памяти тонущему фрегату, на котором (с которым) провела столько приятных минут".
***
Глубокий вдох и всё проходит. Боль улетучивается словно кислородосодержащие соединение. Глубокий вдох и... кажется сон перетекает в нервную явь и лишь обрывки потустороннего кружат над головой, подобие воронья в пасмурном осеннем небе.
Голубоглазая мечта в просторных шелковых одеждах бредёт по улицам гигантского города, а за ней ползёт мальчик-инвалид. Он не может ходить, но его сильные руки позволяют преодолевать расстояния во много километров. Колени стерлись в кровь - голая костная ткань, однако мальчик этого не чувствует. Он вообще не интересуется проявлениями внешнего мира, собственными эмоциями и страхами. Его всецело занимает впередиидущая. Она идеал, образчик красоты, гармония света и тени, формы и содержания. Когда она останавливается и смотрит на него, он теряет рассудок от одного только взгляда. Когда она останавливается, она спрашивает:
--
Зачем ты преследуешь меня?
Чуть улыбается и произносит:
--
Поверь, это может очень дорого тебе обойтись.
--
Я потерял всё то что очень любил в этой жизни... всё-всё.
--
Вздор! Ты ещё ничего не потерял, ты только приобрёл.
Её улыбка становится шире. Она спрашивает:
--
Ты вообще в курсе, кто я?
--
Нет, а должен быть?
--
Я демон. Имя мне Сирожж. И всё что ты видишь всего лишь иллюзия, придуманная мною же самой, просто так, ради баловства. Реальность, на самом деле, ужасна. Если тут вообще уместно употреблять это определение.
--
Ты мне напоминаешь одну девушку, которую я очень любил. Только ты во много раз красивее.
--
Ну что ты всё заладил - "любил-любил". Ты хоть знаешь что это такое любить?
--
Да. Это позволять манипулировать собой...
--
Отчасти. Это ещё манипулировать самому, на околочувственном уровне. А что касается красоты - это всего лишь отблеск на воде неясного предмета, пролетевшего, исчезнувшего, возможно его вообще и не было никогда, ты себе его выдумал сам.
Она лукаво посмотрела на Адамзата, произнесла:
--
Пошли..., - и двинулась дальше. Адамзату только оставалась догонять, подтягиваясь на руках, обползая препятствия и ямы. Он спросил у "спины":
--
А зачем ты меня поманила, там, на площади, если не хочешь чтоб я за тобой шёл?
--
Тебе просто померещилось, - ответила она не обворачиваясь, - как показывают мои наблюдение, ты, по всей видимости, мальчик впечатлительный.
***
В течении секундного замешательства Серику чудилось многое, даже самое ужасное. Например, ему вдруг стало не по себе, он почувствовал, что чернеет - цвет кожи меняет оттенок с оливкового на маслянистый, более того - чёрный! Стали вспоминаться подробности далёкой прошлой жизни, которые уж казалось никогда не навестят в упорной борьбе с мнимым настоящим.
Бросило в пот. Серик зашёл в санузел что бы сполоснуть лицо. Включил свет. В зеркале отражался чернокожий монстр, не человек - монстр, готовый убить, растерзать, только ради собственной наживы. Умывание не помогло, как не помог психоанализ воспоминаний, проводимый столь тщательно и напряжённо, что казалось мозг лопнет от напора. Таких терзаний совести он доселе не испытывал.
Червь гложел само нутро, руки стали липкими от красной вязкой жидкости под названием кровь. Он усердно мыл, а кровь всё сильнее проникала в поры, багровея, подменяя истинную эпителию.
Руки, которые однажды не побрезговали взять то что им не принадлежало, то что являлось квинтэссенцией чужого горя.
--
Но я не брал! - выкрикнул Серик в пустоту, только вот пустота не услышала, сделала вид, что ничего не произошло, по-прежнему равнодистанцируясь от происходящего вне её границ. Ведь Серик знал, что "брал". Он даже помнил точную сумму - 2000$. Такой эквивалент чьей-то свободы и даже жизни. Карьера не могла начаться так просто, и обыкновенный бетонщик превратился бы в воротилу бизнеса локального значения. Однажды сжульничав с чужой зарплатой, он начал медленное восхождение к "горе Фудзи" отечественного предпринимательства. Последствия мало кого волновали, ведь это, по сути дела, не было воровством - он просто воспользовался невнимательностью бухгалтера и заполучил стартовый капитал.
Имело ли значение то, что несчастного очкастого задрота, калькуляторщика потом жестоко пытали, выведывая пути "ухода" денежных средств, а впоследствии и вовсе убили. И Серик это знал, но молчал потому что во-первых, боялся; а во-вторых - "давила жаба". Деньги, которые легко достались, так не хотелось отдавать...и он не стал... Разбогател, смерился с мучившей совестью, жил в потоке мейнстрима, пока сын не вывел его из комотоза будничных забот. Почему-то за это Серик даже чуть-чуть ненавидел своё неуклюжее чадо. И чем больше галлюцинировал, тем больше становилась эта ненависть.
Казалось бы - переломи тонкую шею; посильнее зажми, что бы прекратить все нервные импульсы, которые ещё сочатся в атрофированном спинном мозге и отпустит головная боль, исчезнут жуткие ведения, мучившие Серика, а главное - он проживет этот день до конца, предсказание не сбудется. Соблазн был велик, несмотря на всю абсурдность ситуации. Соблазн был велик, совсем как тогда, много лет назад, когда чужие деньги сияли словно призрачный кристалл.
И теперь стоя перед спящим сыном он видел явственно, что выхода практически нет. Пусть вся эта чушь лишь объект воспаленного разума: и не было ни какой цыганки и мальчика-демона, но у него есть возможность избавить планету от ещё одного инвалида, несчастного, пусть это даже собственный сын.
Серик давно решил для себя эту дилемму, сейчас только набирался сил, выгадывал момент, перед заключительной нотой последнего акта...
Он подошёл вплотную. Нащупал ровный пульс. Но пальцы дрогнули.
***
Бесконечная белая стена. Когда-то она была, возможно, розовой, но известка давно выгорела, оставив лишь неясные проплешины.
Стена, окружавшая какую-нибудь серую фабрику - мануфактуру советского периода; завод по переработке человеческих жизней, пугающий своей архитектурой и монументальностью.
Они подошли (она подошла, он подполз) к символу ограничения, к кирпичной кладке, неаккуратно заштукатуренному эквиваленту забора, бетонному разделителю чего-то и чего-то, они подошли к той самой стене.
Небо над их головами пасмурное, безумное. Улицы гротескного города пусты. И Сирожж, прохаживающаяся вдоль стены...
Она говорит:
- Прыгай!.. Перепрыгни эту чертову стену... На той стороне тебя ожидает приз.
Адамзат вопросительно смотрит на неё.
- Ты помнишь старенький детский сериал "Гостья из будущего"?
Сирожж говорит:
- Алиса Селезнева перепрыгнула примерно такое же по высоте препятствие. Одним махом, акробатическим трюком, не имеющим себе равных и по сей день. Это как же надо рассчитать!.. И важно не только и не сколько как она это сделала, а для чего?
Адамзат лёг на спину, распростер руки - он отдыхал, глядя в безжизненное небо, думал о ветре и Боге.
- Барьер между настоящим и будущим. Если его разрушить не останется ничего предельного. Совершенно неважно как потечет время, если оно вообще потечёт. Понял?
- Нет. Должна существовать точка опоры для такого прыжка. У меня же её нет.
- Есть,- Сирожж на секунду замолкает и будто к чему-то прислушивается; даже Адамзат отрывает голову от асфальта, дабы посмотреть - что она делает.
- Точка опоры - ты сам.
Но как? Он даже не предполагает. Он не может подняться на ноги, не говоря о полноценном разбеге и толчке.
- Позволь я тебе объясню, - говорит Сирожж. Сейчас она смотрит прямо на Адамзата, гипнотически, неотрывно.
Никакого дискомфорта, лишь лёгкое недомогание и головокружение. Но это скорее из-за неземной красоты женщины, которую она излучает словно мощный источник света.
Светло-русые волосы, правильные черты лица, нежнейшая кожа - прикоснись к ней, и кажется, утонешь в переливчатой неге образов и ощущений, ни одно из которых не будет дано тебе полностью и чётко. Ниспадающие локоны обрамляющие лик, настолько притягательный, настолько же необычный - всматривающийся в него, думает что может узнать неподдельную чистоту бриллианта, на самом же деле, это бриллиант стал его королём и теперь подчиняет все мечты и грёзы себе, превращаясь в недостижимый идеал. Двигается Сирожж плавно, без излишеств, грация скользит в каждом повороте, полудвижение, даже в кивке головы; её шёлковые свободные одежды эротичны, незабываемы как намёк на упругое тело что скрыто под ними.
Адамзат отмечает всё это молниеносным полётом мысли. Ему хочется любоваться, просто созерцать, но внезапно он протягивает руку пытаясь дотронутся. Сирожж со снисходительной улыбкой позволяет ему сделать это. Сирожж будто бы испугана, как и подобает хорошо воспитанной девушке, принимающей ухаживания. Сиоржж повторяет:
--
Позволь я тебе объясню...
Сильнейший электрический разряд пронзает тело парня и тут же он чувствует нарастающие сексуальное напряжение, совершенно позабыв о том, что нижняя часть тела не функциональна. Энергопотоки выкручивают мышцы, заставляет тело выгнутся, превращая человеческую плоть в натянутую струну. Поначалу Адамзат ещё может бороться, но руки ему не расцепить, он лишь вглядывается в лицо Сирожж, каким-то шестым чувством понимая - это совсем не та обворожительная блондинка, в которую влюбился - это лишь "рисунок".
--
В правильном направлении идёшь... - шепчет голос в его голове. Таким голосом говорят змеи в мультфильмах - шипящий, угрожающий шелест.
Так же быстро электрический заряд преобразуется в волны нежности, туман страсти, огонь желания. "Тепло" исходящие от любимой окутывает Адамзата, он забывает что думал всего мгновение назад, он переполнен устойчивыми чувствами - холодеет, принимая в себя флюиды.
--
А теперь в неправильном... - и она бьёт его током, от чего Адамзат вскрикивает.
--
Что ты со мной делаешь?!
--
Я хочу тебе показать...
--
Показать? Что?..
--
Закон преломления через взорвавшуюся призму желаний; превращение идей в реальные потенции...
--
Но я не хочу!
--
Захочешь... Иначе не сможешь отсюда выбраться...
--
Отсюда? Отсюда это откуда?
--
Из Города Ведьм...
Он и сам толком не понял как потерял сознание.
***
--
Что ты видишь, чувствуешь, знаешь?
--
Я вижу огромный город. Нереально огромный, одна, небольшая улочка шириной с футбольное поле. Однако я вижу её совершенно нормально, словно бы прогуливаюсь по летней Москве. И даже воздух такой - спрессованный, насыщенный "слепым" дождём и углекислым газом. Но людей практически не видать; попадаются они изредка, да и то стараются, как бы, скрыться от прямого взгляда - обтянутые эфемерной плёнкой собственной убогости и злости.
Я чувствую как на моей шеи сплетаются руки. Только вот не знаю чьи это точно руки... Мучает меня одна догадка, я ж боюсь себе признаться - это мои руки. Однако я отвергаю её, по причине ужаса, который она в меня вселяет. Выходит я сам себя и душу. А всё что вижу перед глазами лишь галлюцинации вызываемые мозгом умирающим от нехватки кислорода.
Я знаю - перепрыгнув стену ты не окажешься на той стороне, ты лишь окажешься за кадром, вне съёмочного процесса фильма "Гостья из будущего". Станет не важно - стеклянный кристалл ли читает мысли или это проецированное воздействие высшего разума. Стена нужна лишь для одного - что бы оградить мир от предельного, лежащего далеко за полюсами понимания и ощущения...
--
А хочешь я проведу тебя за эти полюса?..
--
Очень...
***
Изначальный мир существует в рамках, и все эти говёные восточные философии, с их догмами, вроде, бесконечности бытия, и яйца выеденного не стоят. Тем более человеческие яички считаются в некоторых племенах центральной Африки деликатесом. Вселенная ограничена. Это так же сложно понять и принять как и её якобы "расползание" неизвестно куда.
Межзвёздное пространство оканчивается стеной, серым монолитом, имеющим миллиарды световых лет в поперечнике.
Обозримое пространство сужается до минимума, втягивается в точку "изначальности". Но стена была всегда... нет, её, конечно же, кто-то построил, однако строители давно уже канули в Лету, и не только они - всякое о них упоминание.
Лучи светил сюда доходят только в искривлённом восприятии. Здесь невыносимо холодно. От серого камня веет древностью, и почему-то очень страшно находится рядом с этим гигантским сооружением.
--
Мы её перемахнём, ты даже не заметишь как, - говорит Сирожж, когда они на скорости около 6,5 световых приближаются к стене.
--
Мы покидаем "Город Ведьм". - кричит она ему на ухо.
--
А что такое "Город Ведьм"? - В свою очередь спрашивает Адамзат.