Сумароко Артем Сергеевич. Сумрачный гонщик

Сумрачный гонщик

Рассказ (не закончен)

"Со мной что-то случилось, сомнений больше нет: я перестал получать

наслаждение от своей работы. Видимо, все последнее время во мне

накапливался ряд мелких изменений, которых я не замечал,

и вот свершился переворот в восприятии."

Артур Кронберг "Особая процедура"

Памяти high society...."покойся с миром, а...."

С тех пор как его назначили исполняющим обязанности (а затем и утвердили в должности) директора карагандинского филиала банка визиты в Астану участились. Бывало по несколько раз в неделю, но обычно ограничивалось двумя посещениями столицы нашей родины.

Примерно 250 километров - расстояние, в общем-то, не большое, по меркам автомобильной Европы, например. Но трасса государственного значения Астана-Алматы это гимн человеческому разгильдяйству, неумелому строительству дорог, к тому же сотни тысяч долларов положенные в чей-то "карман", так и не сделали асфальт толще, качественней, прочнее. Можно было часами тянутся, словно жевательная резинка, по ухабистой поверхности, попутно обозревая голую степь, а фура впереди медленно покачивалась как будто предупреждая несмелых - "нет 130 лошадиных сил под капотом - не обгоняй". Отдельные относительно качественные участки усугубляли общее впечатление от поездки. Это насмешка, издевательство над теми, кто обожает быструю езду, так как хорошая дорога кончалась так стремительно и без предупреждений, что не успевал снять ногу с педали газа.

После поездки он чувствовал себя утомлённым и разбитым. А если ещё приходилось работать вечером то на семейном, приятном вечере можно было ставить крест.

Но он редко отчаивался, потому как деньги немалые, карьера только началась и уже можно подумать о дельнейших перспективах роста. Ведь когда так молод и неутомим, занимаешь высокий пост, голова совсем не кружится на локальных вершинах, и только ветер трепет волоса.

Улыбка отразилась в зеркале заднего вида. Он нахмурился, поправил прическу, совсем как женщина-водитель, посмотрел по сторонам. Ничего нового, беспросветная даль. Лишь где-то, на горизонте движется транспорт, не то встречный, не то попутный, движется медленно словно...и тут до Нурлана дошло, что это каток, поначалу принятый за высокий трактор.

-- Черт! - выругался про себя новоиспеченный директор банка. - Дорожные работы!

И правда, на расстоянии около трёхсот метров от него ремонтировали асфальтное покрытие. Довольно большая бригада рабочих, снующих туда-сюда, от чего создавалось вполне отчётливое впечатление активного труда. Нурлан даже сбавил скорость приближаясь к огороженному участку. Пришлось совсем остановится: дорогу перекрыли.

Несколько человек, с невозмутимым видом, выставили оранжево-зелёные маячки прямо перед его "носом".

Завизжал электростеклоподъемник, тонировка исчезла, как по мановению волшебной палочки.

-- Эй, - окликнул одного из рабочих, - проехать никак нельзя?

Промасленный, почти чёрный мужичек обвернулся.

-- Проезжай...по обочине.

-- А по дороге, вы ведь ремонт, как вижу, ещё не начали.

-- Всё, - рабочий махнул в строну обочины, - езжай!

И тут же отвернулся; кажется, разговор его больше не касался.

Машина с минимальным клирренсом, низкопрофильной резиной, кожаным салоном и ещё кучей дорогущих наворотов, неуклюже съехала с трассы, но мгновенно затормозила, не решаясь продолжить путь. Не спеша, вразвалочку, со стороны водителя подошел паренек. С виду очень молод, лишь лицо покрывали заметные ранние морщины - признак неуёмного потребления алкоголя.

-- Сигаретки не найдётся?..

Нурлан протянул ему пачку. Юноша извлёк оттуда одну и вернул её владельцу. Вежливо, подумал банкир, не ожидал.

Парень прикурил от своей спички и стал разгадывать машину, периодически щурясь от дыма попадавшего в глаза.

-- Ох, наверное, и кучу денег стоит, - протянул работяга.

Нурлан не совсем был рад компании, однако разговор поддержал:

-- Да, кучу. - И сам усмехнулся сказанным словам.

-- Не очень хорошо ездить с такой посадкой.

-- Бывает...

-- Вы лучше на левую обочину сверните, там положе.

-- Но там же каток!

-- Его через минут пять отгонят, - паренек махнул кому-то невидимому, - подождите, если хотите нормально проехать.

-- Спасибо, - почти крикнул Нурлан, заглушая какой-то нарастающий гул - верный признак начавшейся работы.

Парень попятился, секунду в его изумрудных глазах отражался хаотический ужас. Нурлан впервые присмотрелся внимательно к своему невольному собеседнику - небольшой, худощавый, в выцветшей армейской робе, он больше походил на затравленного солдатика, которого продал лейтенант злому чеченцу, строившему дом. Скорее всего, после окончания каторги, а вместе с ней и издевательств, срочника напичкают под завязку наркотиками, вывезут за город и оставят на морозе в одном нижнем белье. Солдат это знает поэтому уже ни на что не надеется, а лишь испытывает леденящий страх перед убегающими в бесконечность часами-днями-неделями. Такой же этот работяга, будто рассчитавший время казни, однако видевший вещи и пострашнее.

-- Что?! - только и смог крикнуть в непонимании водитель шикарной машины. Парень моментально подскочил к нему, голова пролезла в салон с такой скоростью, что Нурлан опешил. Послышался быстрый шепот, который поначалу было невозможно разобрать.

-- ...о предчувствии. Так вот, у меня сейчас это самое предчувствие. Не езжайте туда! Слышите?! Разверните машину и обратно в Караганду. Что дальше на этой дороге...просто...невозможно...

-- Как тебя зовут? - обратился к нему Нурлан.

-- Женя, - дорожник немного сбавил ход, - а что?

-- Слушай, Женя, спасибо конечно, но почему бы тебе не пойти в задницу и не отвалить от моей машины!

-- Видите их всех, - Женька окинул рукой рабочих толпящихся где-то позади; теперь он не шептал - кричал, - это мерзость, свиньи...они только видятся вам обычными людьми, на самом деле это свиньи...не езжайте туда, прошу вас! Они уже сделали своё грязное дело! Не...

И Нурлан вытолкнул его из машины, как можно быстрее постарался привести электоподъёмник в движение. Ловким движением вывернул руль, вдавил педаль газа в пол и помчался по раздолбанной обочине; временами казалось, что этот новенький, горящий металлически-синим отливом автомобиль ввергнется в кювет, однако директор крепко держал руль, словно боясь обрыва некой нити, связывающей его с миром, который ещё балансирует на грани сумасшествия.

Он отчётливо различил как Женька крикнул:

-- ...убьют меня, Господи Боже, они меня убьют! - и похоже заплакал, по крайней мере, Нурлан додумал и надрыв в голосе, и блеск в глазах - тонированное, звукоизолирующие стекло порой искажает видение, и он поспешно отвернулся. Почему-то вспомнился незамысловатый стишок:

"По щеке катились слезы-слезы радости моей!

Боже, Боже, все прекрасно, если полон мир друзей!"

Стоило набраться сил, выдержать этот переворот. Так ли уж всё прекрасно? Встреча оказала какое-то дурное влияние, которое-то не выветривалось простым ускорением скорости до 160км/ч.

Дорожники остались позади, вместе с катком и кипящим асфальтом, вместе с рыхлой обочиной и придурковатым пареньком. Не то слово придурковатым - параноиком! Таких надо в психушках держать...как светились эти глаза, какой говор, ещё б чуть-чуть и поверил бы...

Километр за километром наматывались на шины, постепенно настал покой, даже не покой - отупение. Он машинально вел автомобиль, отметив лишь про себя, что за последний час ему не встретилось не одно транспортное средство, не один человек, даже птиц в небе. Окружающие словно вымерло, застыв в душном мареве полудня. И тут же явился ОН, на серном "Меркури" 74-го года, гонщик ночных дорог, лихой призрак, ловец удачи. Называйте его как хотите, скрытого за сплошной тонировкой, однако Нурлан знал, что это именно ОН, знал, что сейчас придется сразится. Подспудно мечта об этом теплилась давно, с тех самых пор как он приобрел мощный спорт-кар. Слыша истории от мажористых мальчиков, возвращавшихся с очередной кинопремьеры из Астаны и встретившихся лицом к лицу с неуловимым воином дорог, к которому не приблизишься и на расстояние пятидесяти метров, так быстра его машина, будущий директор банка, предвкушал борьбу, схватку, битву моторов и водителей. Никто ещё не "побил" Нурлана в Караганде, не смог обогнать, от того приятный зуд, руки слегка вспотели, взгляд-молния в зеркало бокового вида. Вот ОН! Чуть позади. Набирает обороты. И, по-прежнему, затемненные стекла, скрывают преследователя. Если вообще он есть... От этой мысли по кожи ползут неприятные мурашки.

Третья...Четвертая...Пятая... Ровный гул мотора перестал слышатся, уступил место нагнетающему напряжению. Метры неуклонно сокращаются между ним и...ним.

Горячее дыхание двигателя как гулкое сердцебиение в недрах тела. Кажется и асфальт раскалился. На прямой, стрелообразной линии шоссе две машины мчатся на "околосветовых" скоростях. Нурлана охватывает нервное напряжение, он даже не в силах пошевелится - уставился в одну точку, отключил внимание, вместе с тем перманентный страх поползает к горлу. Неоднократные усилия воли всё же заставляют зрачок шевельнутся, периферическое зрение включится. Догоняет. Движется семимильными шагами, одно мгновение и поравнялись - серый "Меркури" и темно-синяя "Ауди". Две полосы, две ожившие пропасти огня, мчатся, изрыгая дым. Сейчас человек за рулем начисто забыл о размеренном ходе времени, о нормальном мышлении, о том, что только дурак станет гонятся на дороге с неизвестным на почти раритетном тарантасе. Зачем? Кто он? Ответов нет. Лишь адреналин, да некий центр в головном мозге, который "стучит", что нужно обогнать, необходимо выиграть в этой гонке, оставить соперника глотать пыль из под собственных колес. Проиграй - значит умри; выживи - выиграй!

Человек, водитель, гонщик уже не принадлежит себе, он всецело поглощен развитием, ускорением, превращением попутного ветра в инструмент победы, в эфемерную трубу посредством которой он преодолеет большее расстояние за меньшее время.

Воздух сделался тяжелым от выхлопов, голова у Нурлана закружилась, моментально, без предупредительных симптомов, он почувствовал себя...скверно, все части тела налились непреодолимой усталостью. Внезапно усталость как рукой сняло. Вновь "на коне", вновь готов к бою, вот только скорость снижается, серый "Меркури" пролетает рядом, турбулентным потоком чуть ли не снося "Ауди" в кювет.

И словно разжавшаяся пружина, сгусток энергии покидает пределы осязаемого. Нурлан даже останавливается.

В голове полный сумбур, как после резкого "выныривания" из наркотического транса. Где был, с кем, зачем...почему? Куча вопросов с невнятными ответами и лишь одно, последнее воспоминания мешается с картинами из прошлой жизни. Дорожные работы. Жуткий, тяжелый запах жары и кипящего битума. Ровными слоями закатываются образы предыдущего, накладываясь, иногда перебивая эфир. Зелёные глаза, оскал, ощущение неподдельного ужаса, ошеломленности...и провал.

Вот он стоит на обочине скоростного шоссе, пытаясь прийти в себя, упорядочить непослушные мысли; вместе с тем холодеет от непонятного, скрытого за пеленой, которое пронеслось совсем рядом, чуть опалив своим ледяным дыханием. Только что это? - непонятно.

Совершенно разбитый Нурлан движется по направлению к столице. Отбыв положенный там срок, он возвращается домой уже под вечер, стараясь избавить голову от лишних размышлений, стараясь избавить её вообще от размышлений, когда проезжает участок трассы с ровными выбоинами и разбросанными повсюду барханами щебня.

Караганда встречает его ночью, усталостью и полнейшей апатией ко всему. Находятся силы лишь для того, что бы добраться до дома, раздеться и свалится в кровать. Сон не затягивает, в него не проваливаешься; сон обволакивает душной скатертью, как это бывает в наиболее жаркие летние ночи.

Поначалу размеренное дыхание ничто не нарушает. Тёмная комната, сопение, глубочайшее забытье; в полудреме его беременная жена ворчится с бока на бок. Но постепенно плавные очертания спальни преображаются, будто дизайнер-самоучка экспериментирует с программным продуктом Corel Draw. Возникает ещё более странный эффект - помещение наполняется утренним светом, чистым и прозрачным, каким может быть лишь рассвет в лесу. И вправду, это лес, с огромными хвойными и лиственными, с тропинками и полянами - обширный лес, в котором, к тому же есть и люди. Нурлан узнает это по криками доносящемся откуда-то сзади. Интонация вроде бы знакомая - идет охота.

Он всматривается, пытаясь увидеть тех, кто рядом с ним, однако лишь голоса звучат в яркой прохладе утра, да движение, будто некто прячется за мощными стволами деревьев.

Прозвучали первые выстрелы. Нурлан инстинктивно тянется к ружью, весящему на плече и только тут понимает, что это всё сон, и в этом сне он не он. От этого почему-то делается страшно, хочется бежать, но ноги увязает в ковре из сосновых иголок, ноги попросту не слушаются, а голова шумит пьяным ураганном. Выстрелы уже ближе, один из них оглушает, вкупе с алкогольным "трясуном" - это ядерная смесь. Он почти падает, но, тем не менее, бежит, хотя и трудно, практически невозможно передвигать ногами.

Стреляют в него, определенно. Что же за такая охота, на людей?.. После неудачных попыток ружье все же соскальзывает в руку; Нурлан пытается прицелится, в этот момент воздух прошивает свист, над головой трещит надломленная ветка.

-- Высоко взял, высоко взял, сволочь, - шепчет он, меж тем как мушка винтовки состыкуется со взглядом.

Ещё пара-тройка очередей и не так весело, не так беззаботно и злобно, тем более, что одна из пуль всё-таки достигла цели и неудавшийся охотник завалился на одно колено (другое попросту раздолбано металлическим сердечником).

Капли дыхания всего лишь пушечные выстрелы жизни. Он падает навзничь, корчась от боли, одновременно отмечая, как бы про себя, что с нескольких сторон к его, скоро бездыханному телу, стягивается народ. Человека четыре. Кто-то из них кричит:

-- Разверни носом пьяного хряка, я хочу на него посмотреть!

Тут же следует ощутимый удар сапогом в область лица. Нурлан перекатывается, новая волна адской боли разбивается о риф безнадежности, да так, что он почти на грани потери сознания.

-- Тихо ты там, Кольченко, я хочу сам его прикончить, уж очень жирный кабанчик нам попался!

Пьяный зуд как рукой снимает, Нурлан ощущает все острые углы, четкие линию, видит каждую "запятую", на лицах тех кто подошел его убивать. Некоторых из них он знает и от этого еще страшнее...хотя какой там страх - страх выветрился весте с алкоголем.

-- Ну что Кайратик, совсем не так уж весело, - говорит один из них, высокого роста, плечистый, со смуглым лицом, - праздник кончился.

И придвинувшись совсем близко добавил, словно сжевывая собственное эхо: - Праздник кончался, понял, сука...

"Сука" понял, только вот он ни какой не Кайратик, его зовут Нурлан, Нурлан Тлеуберденов, и не кому из собравшихся он ничего плохого не сделал, так за что его собрались убивать?..

Тучное пьяное тело волокут по земле, по желтым выцветшим иголкам, по некогда пахучей хвои. Он задыхается, упираясь руками, будто гребет против течения.

-- Тихо, ты! - шипят сзади.

В мягких разводах почвы, холодящих исцарапанную кожу есть доля северного колорита, не как не вяжущаяся со строгими брюками, что на нём, белой рубашкой (сейчас она в коричнево-зеленых пятнах) и щеголевато завязанном галстуке. Он это понимает, но правила сна трудно нарушить. Лишь непроизвольная тоска по утраченным мыслям, имеющим огромное значение, связанным со зрительным восприятием окружающих. Знакомые лица, с малейшим намеком тесню дружбу, преданность; постараешься заглянуть в них поглубже - жди беды, постараешься восстановить в памяти их имена - получишь по роже кирзовым сапогом.

Все же Нурлан находит в себе нечто такое, некую аккомодационную связь, которая позволяет определить одного из палачей. И только нам ум приходит фамилия процессия останавливается. Почти бездыханную "тушу" швыряют в сторону канавы.

Только сейчас колено начинает по-настоящему болеть, даже не болеть - взрываться приступами; синеющие небо застилают чёрные круги, всполохи кровавых пятен. Он пытается издать некий звук, внезапно понимаю, что рот заложен, набит песком. Группа собравшихся вокруг людей глазеет с любопытством смешанным с неприязнью. И всё это - кровавое солнце, грязные колеса внедорожника, ощущение полной безвыходности, глубокая канава, высокий, с наглым лицом, в серой спецробе (на груди у него красуется, блестящий металлом значок - "Шрифф округа Магыстау"), всё это повторяется из раза в раз, потому что это сон, и нет ничего ужасней этого сна.

Как зеркало отполированная поверхность "полицейской звезды" отражает дрожащие, искаженное лицо. Нурлану не требуется титанических умственных исканий, что бы узнать кто это, чью роль он играет в этом непредсказуемом кошмаре. Немой ужас охватывает его, разноцветные камешки напольной мозаики складываются во вполне объяснимую картину, важную - где каждый оттенок и полутон на своем месте. Поток информации не успел заполнить все каверны, чья-то нога ударила в горло, приступит утробного кашля застревает по пути к гортани.

Тот самый, высокий, со смуглым и наглым лицом, улыбается, он явно доволен собой, своим поступком, наслаждается легкими порывами ветерка, который прорывается в нижнюю часть леса.

-- Переверните его, - командует Шрифф округа Магыстау, - не хочу стрелять в это рыло. Да и не заслуживает он мужской смерти, лицом к лицу с дулом оружия.

-- Нет, - пытается произнести Нурлан, но рот будто зашит; опрокидывают навзничь, он слышит как какая-то оружейная деталь клацает, на ум приходит слово "затвор", но у автоматической винтовки не передергивают затвор при каждом новом выстреле. Мысли мечутся, как стайка мух в трехлитровой банке. Наконец грянул выстрел, звук его настолько отдаленный и невнятный, что на какие-то доли секунды Нурлану подумалось - промах, не в меня стреляли. Но пуля уже давно была в теле, просто мозг ещё не понял этого, оттеняя сам себя коленным ранением.

И покатился он по ухабам оврага, чувствуя, что умирает каждую секунду, так же и проснулся - понемногу выходя из дремотного дурмана, последовавшего сразу за сном. Вскочил на койке весь обливаясь потом. Сновидение длилось от силы пять минут, наяву начав уже меркнуть и выцветать.

Абсурд, думал он, какой абсурд, к чему бы это? Однако, какой-то маленький нюанс не давал покой, не давал расслабится, откинутся на подушке и понемногу опять впасть в забытье, до утра, что б не стучались в голову странные, страшные мысли при свете дня.

Прейдя на работу, не долго думая он набрал номер Ильясова, нового знакомого, который появился сразу вслед карьерному взлёту. Преодолев недолгие, но обязательные, приветствия Нурлан перешел сразу к делу:

-- Слушай, у меня к тебе такой вопрос - Дюсембин, это...на охоте...ну, в последний раз... Короче вы там сильно "вдатые" были?

Последовала чёткая пауза, после которой Ильясов медленно, словно тщательно подбирая слова, спросил: - А тебе это зачем?

-- Да, так просто, что-то в голову пришло; даж не знаю почему спрашиваю... Забудь об этом.

-- Как о таком забудешь, - Ильясов деланно вздохнул, - просто так подобные вопросы не задают. Тебе что-то конкретно интересно?

-- Нет. Я же сказал - забудь!

-- Нашептали,... между нами.

-- Нет.

-- А теперь послушай моего совета: если услышишь сплетню или домыслы, пропускай мимо ушей, не задумывайся, не бери в голову. Иначе всякая чушь мерещится начнёт.

-- В смысле?..

-- Забудь об этом!

И положил трубку. Слушая короткие гудки Нурлан видел послесловие сна, отмахнутся не было сил, но к обеду, постепенно, недавнее прошлое стало забываться, превращаясь в очередную несуразицу, похороненную под слоем мыслительной пыли.

Однако давление было невыносимым и к вечеру разболелась голова. Народные средства и "навороченные" таблетки не помогали - состояние здоровья резко начало ухудшатся в унисон с похолодевшим августом. Осенью буквально веяло, шли дожди, погода располагала лишь ко сну и не к чему утомительному, типа работы...

Нурлан смотрел в огромные окна своего кабинета на третьем этаже, смотрел на проходящих мимо людей, на проезжающие машины и чувствовал, думал, ощущал, всею кожей, как он смертельно устал. Состояние это навалилось одномоментно, без всяких видимых причин и предпосылок. Огонёк в глазах не угас, молодость не прошла, только сияние её сделалось бронзовым, с богатым цветом, мерцающим глубиной в свете приглушенных бра. И ещё головная боль: пульсирующий комок, давящий на сердце и на лёгкие, любое резкое движение как всплеск пенистой воды - медленно оседает, скрывая сущность.

Из отстраненного наблюдения выводит звонок жены, глоток чая и таблетка Нурафена. Он вновь едет в Астану, теперь не один, и совсем не по деловым вопросом, связанным с открытием нового бэк-офиса...как же это утомительно!... Почти каждую неделю по двенадцать часов в дороге - туда и обратно, и снова, туда и обратно. Одно упоминание о столице вызывает в директоре карагандинского филиала приступ тошноты. Это не город, матерится он про себя, это новостройка, нагромождение сюрреалистических зданий, перфоманс, мать его, без какого-либо архитектурного единства и колорита. Но туда приходится ездить, ведь это твоя работа, за которую тебе платят, весьма неплохо платят.

Ещё одна таблетка Нурафена, ещё один виток мыслей похожий на галактическую звездную спираль и поездка к какой-то-там подруге, на какое-то-там мероприятие становится не таким уж и бесполезным делом.

Перед глазами проскакивает Байтерек в плену пыльных облаков, дороги, по которым каждый ездит так как умеет, спонтанный ритм жизни - не поймёшь, что в этом городе вечный выходной или мозолистые будни.

Очухиваешься на подступах к "городу-крепости", впереди пост ГАИ, проверяющий всех и вся въезжающих сюда, на территорию, территорию не отличимую от десятка таких же городов, но всё же, вряд ли можно найти нечто более непохожее на всю остальную республику.

И тут Нурлана осенило: за всё время дороги не произошло встречи с ним - безликим гонщиком, которого почему-то стоило опасаться. От этой мысли пробрал леденящий холод, будто в прорубь нырнул.

Он нервно осмотрелся по сторонам...ничего подозрительного, лишь поток машин, движущийся в обоих направлениях. Сглатывая слюну, ругая про себя всё на свете, Нурлан продолжал вести автомобиль, подчиняясь массивному "речному течению", движущемуся с определенной скоростью, впадающему в "море".

Нервозность супруга не ускользнула от её взгляда.

-- Что с тобой?

-- Со мной?.. - переспросил Нурлан словно не расслышав, - Со мной всё нормально.

-- Нет, не нормально. Я же вижу.

Эта интонация в голосе жену раздражала до крайней степени; в такие моменты становилось особенно не комфортно, более того, он чувствовал что вот-вот сорвется.

-- Я знаю тебе не по душе эта поездка на ночь глядя, но пойми - она моя подруга, к тому же выставляет новую коллекцию одежды.

-- И давно она стала тебе такой уж подругой, что мы срываемся и мчимся за 300 километров просто ради того, что бы поприсутствовать на званой вечеринке?

-- Это не имеет значения. К тому же может я прикуплю себе что-нибудь.

-- Ты прекрасно можешь себе прикупить почти тоже самое в Караганде, к тому же в два раза дешевле, а может даже и в три.

И тут он понял, что сильно раздражен, за дорогой не следит, поглощенный излитием собственной желчи, превращением головной боли в пустые слова, которые кроме слов не чего в себе не содержат. Нурлан моментально осекся.

-- Ладно, надеюсь мы не на долго, - он взглянул на жену - как все же она прекрасна, женственна, необыкновенна, чарующа...

Она улыбнулась (от чего сделалась ещё более милой и обаятельной): - Обещаю! Заскучать не успеешь.

Нурлан улыбнулся в ответ. В сущности конфликта и не было, но какое-то мелкое зерно упало в почву, головная боль стукнула и на время превратилась в тугую смычку сознания и происходящего перед глазами.

Понемногу красные края сосудов вырывали из области спектрального обыденную картину происходящего.

Оставить комментарий © Copyright Сумароко Артем Сергеевич (andsumm@mail.ru) Размещен: 31/07/2010, изменен: 31/07/2010. 25k. Статистика. Рассказ: Проза		Ваша оценка:

Сумароко Артем Сергеевич : другие произведения.

Сумрачный гонщик