Ветряк был старый, но еще крепкий, рубленный дедами-прадедами из вековой сосны. Деды в древесине толк ведали, деревья валили в феврале месяце при убывающей луне, когда в соснах меньше всего влаги. И потому дедово творение - ветряная мельница, ветряк - пережило три войны.
Летом, в безветрие, возле ветряка любила играть голоногая детвора в "казаки-разбойники" или в "палочку-выручалочку". Вокруг мельницы буйствовали широкие, как хохлацкие брыли, лопухи. В них было удобно прятаться.
Ближе к осени, после жнивья, ветряк оживал. Мельник - молодой тридцатилетний мужик Лёня Морозов, по первому ветру снимал с двери амбарный замок, сметал гусиным крылышком прошлогоднюю мучную пыль. Разворачивал против ветра крылья, делал пробный пуск. Потом выходил наружу, садился на приступок возле входа, не спеша, дымил самосадом. Для Лёни наступал праздник. Любил он своё дело и каждый раз, моргая белёсыми ресницами, удивлялся - как это из коричневого зерна получается белая горячая мука. Мог Лёня смолоть и крупчатку идущую на выпечку куличей, и первый сорт для подового хлеба. А то и дерть заделать - грубую муку, годную только на фураж для скармливания скоту...
Заскрипел ветряк деревянными шестерёнками, загремел пустыми жерновами, замахал широкими крыльями, приглашая помольщиков. Первой, на повозке с двумя мешками пшеницы, прискакала Настя Абрамова. Лёня кинул, то ли на девку, то ли на молодую бабу, жадный взгляд. Ладная фигура у Настюхи - и спереди высоко и упруго, и сзади кругло и туго. Лёня аж облизнулся как мартовский кот на гладкую кошку. Настя лихо развернула вороного жеребчика, ловко спрыгнула с повозки, мелькнув из-под юбки стройной ножкой.
-Здорово, мельник! - Настя радостно заулыбалась.
- Здравствуй, Абрамова. - Лёня шоркнул вспотевшими ладонями о затёртые рабочие штаны. - Ты, как всегда - поперёд всех. Небось гнала так, вроде за тобою нечистые неслись.
Настя засмеялась.
- Сейчас остальные попрут. На конюшне всех лошадей расхватали. Меньше трёх чувалов никто не привезёт. А Варка Безменова, кажись, пять навалила. Помоги разгрузить.
- Нехай везут. - Лёня снял с головы кепку-шестеклинку, ударил ею несколько раз о колено, сбивая прилипшую паутину, пригладил сметанные вихры.
- Хех! - шлёпнул Настю по тугому бедру, подсаживая её на воз, развернулся спиной. Настя без натуги взвалила тяжёлый мешок мельнику на загорбок. Лёня в три маха отволок его наверх. Следом отправил второй. Высыпал зерно в приёмный ящик, снял тормоз. Ветряк нехотя замахал крыльями, как застоявшийся гусак, и взял разгон. Жернова попробовали пшеницу на каменный зуб, скрежетнули и пошли шуршать милую мельнику песню.
- Крупчатку молоть? - крикнул Лёня сверху.
- Ага, крупчатку. - Настя поправила волосы на голове, перевязала заново, сбившийся цветастый платок. Лёня спустился вниз по скрипучей лестнице, попробовал на ощупь муку. Помол шёл высшим сортом. Проходя мимо Насти, мельник тиснул её левой рукой за бедро, а правой хотел поймать за грудь. Настя извернулась, заигрыванья не приняла, увесисто приложила Лёне по рукам.
- Испугался я Натальи-и, - протянул Лёня, - со страху три волосинки на макушке дыбом встали.
И опять потянулся к Насте.
- Не надо, Лёнь... - Настя отступила к выходу. - Увидят. Скоро народ появится. И правда. В гору поползли гружёные возы. Послышался женский весёлый гомон, мальчишеский довольный крик и сдержанный мужской говорок. Лёня окинул потеплевшим взглядом помольщиков. Ощутил, как радостно и упруго застучало в груди. На всю ноченьку работёнки привалило. Лишь бы ветер не подвёл.
- Слышь, Насть? - шагнул к молодой женщине. - А если бы никого не было. То как?! А?.. Настя со страхом уставилась на мельника. Не хотела сама себе признаться, что Лёня ей нравился .
- А никак, - вышла наружу. - Мели молча. Репей приставучий.
Настя села на повозку, задумалась.
Сейчас люди подъедут, увидят её вместе с Лёней - сплетен не оберёшься. Наталья в последнее время на неё стала коситься. Прямо, как ведьма - мысли читает, что ли?
Ветряк стоял на горе.
Недалеко, в ста саженях, раскинулся погост. Под горой деревня изогнулась подковой. Дальше, за лугом, видна речка. Настя любила, вот так, сидя на возу, смотреть вниз. За рекой, на возвышенности, стояло соседнее село с бело-голубой церковью.Настина мать Пелагея рассказывала, что всех её дочек-младшую Настю, среднюю Марию и старшую Наташку крестили в том храме Николы-Угодника.
Опередив обоз, подскочила Варка. - О, ты уже тут. Разве Настю когда обгонишь. - Варка осадила лошадь. - Тпрру!! Треклятая. То ли конюх Ильюха их не кормит? Голодная. Еле довезла. То в зеленя залезет, змея. То в огород запрётся. Не ехала, а мучилась.
Настя разглядывала Варку, свою подругу. Обе они работали на колхозной ферме доярками. Варка, одетая в зелёную вязаную кофту и светло-серую поплиновую юбку, раскрыла пухлые губы показала белые зубки. Сморщила носик с горбинкой. Попросила подругу. - Помоги снять. Занесли чувалы в ветряк. Лёня деревянной толкушкой трамбовал муку в Настин мешок. Смеялся, оглядываясь через плечо, на молодых баб.
- С почином вас, бабоньки. Заповедь помните - первый пирожок мукомолу.
- Не переживай, Лександрыч, не обидим. - Варка подошла к Лене, стукнула его меж лопаток твердым кулачком. Мельник выгнулся.
- Варюх. У тебя не кулак, а гиря-пятифунтовка. Синяк ведь будет.
- Какой ты, Леня, мягкотелый. - Варка погладила ушибленное место.
- Небось Наталья каждую ночь осмотр делает. Все ли на месте. А? Ха-ха-ха! - Приложила мельнику пониже спины ладонью, кивнула Насте.
- Пошли. Посидим, поворкуем.
К ветряку подкатила шумящая толпа из пожилых мужиков, баб и вездесущих мальчишек.
Разве пропустишь такое дело - первый послевоенный помол из нового урожая. Пацаны знали, что завтра к вечеру в доме появятся пирожки с капустой, горохом и фасолью. А то и с яйцами. Матери и бабки вынут из жарких печей пахнущие духмяные хлебы с золотистой зажаренной корочкой. Тогда втихаря, тайком, чтоб не увидели взрослые, можно отломить небольшой хрустящий окраек и, кидая его в рот маленькими дольками, сосать как конфету, леденец. Но это будет завтра. А сегодня весело толкаться между взрослыми, мешая и помогая, получать не обидные, больше для приличия, подзатыльники и наслаждаться тем радостным и общим настроением, что бывает раз в год, когда впервые мелят зерно нового урожая.
Мужики таскали в ветряк тяжеленные чувалы, помогали бабам разгружаться, заигрывали с молодухами, шутливо тискали вдов и солдаток. Пожилые урадкой крестились на дальнюю церковь.
- Слава Тебе... Дождались хлебушка.
Последним, на волах, подъехал дед Кузьма. Сидел на арбе босой, на голове дырявый соломенный брынь.
- Кузьма Демьяныч! А ты опоздал. Сейчас сорока летела. Мне прострекотала - мол, как только начнешь деду Кузьме зерно молоть, так ветра и не станет.
- Типун тебе, Ленька, на одно место, - заругался старый. - Попробуй не смели. Хворостину о твой зад обломаю. Мужики посмеялись незлобной мельниковой шутке и пустили дедово зерно вне очереди.
Пока старик доползет на волах домой, так утро наступит...
Настя с Варкой отошли от ветряка ближе к погосту, уселись в затишек под куст боярышника. Августовское солнце стремительно падало за речку. Оранжевые полосы вытянулись вдоль горизонта. Закат был чистый, без туч, обещая на завтра погожий день. Варка расстелила телогрейку, упала на спину, подложила руки под голову, прижмурясь, глядела на заходящее светило.
- Ну что, Настюх, - Варка повернулась на бок, - надумала, ай нет?
Настя слегка вздрогнула, очнулась от своих дум.
- Ой, боюсь я, Варь. Не дай Бог Наталья дознается. Позор выйдет на всю деревню. Стыдобушка-то какая. Боюсь.
Варка вскинулась, села, подтянула коленки к подбородку.
- Я же не побоялась. Мне ж в тыщу раз тяжелей пришлось. Сколько всего вынесла. Думаешь, легко мне было под пленного немца ложиться. А теперь, вон он, мой сыночек, рыженький гансик, бегает. Что же делать, если наших женихов на войне поубивало?! А? Идти кланяться к деду Кузьме? Так он не гож на это дело. Или с подростками вязаться? Ну, и от них не знаешь, какой приплод получится. Что тут придумаешь, если на всю деревню один стоящий мужик остался.
- Боюсь я, Варь. Я же ведь еще девка.
- Тю-ю на тебя. А чего твой Василь тебя не тронул, когда на войну уходил?
- Не успели мы. Думали на Покров свадьбу сыграть, а война летом приключилась. Я с Васей и не нацеловалась вволюшку.
- Тебе, Настя, сколько уже годков стукнуло?
- На святки двадцать шесть исполнится.
- Фьюи, - Варка присвистнула. - А на вид ты, как двадцатка.
- Все! Капец. Уже не роженица. Детьми навряд обзаведется. Мария на два года младше от Наташки. Тоже бездетная. В матери не годится. Вас ведь четыре бабы в хате живет во главе с маманей Пелагеей. Мужиком в доме и не пахнет. Вымрет род. Ты думала об этом или нет?
- Думала, Варь. - Настя потупилась. - Боязно...
- Боязно ей, - передразнила Варка подругу. - Приставал хоть Леня к тебе? Али нет?
Настя покраснела.
- Приставал.
- Глянется тебе мужик?
- Глянется...
- А срок у тебя какой, для этого дела?
- Самая середка.
- Так какого же тебе рожна надо?! Ежели в эту ночь не решишься, то я тебя, Настя, и знать не желаю.
Варка встала на ноги.
- Слышь, Варь? - Настя робко запереминалась. - Ленькина Наталья мне потом космы повыдерет.
- Не повыдерет, - заверила Варка подругу. - Он, Леня, самой судьбой у нас в деревне на племя оставлен.
Варка засмеялась, взяла Настю рукой за подбородок, заглянула в глаза.
- Хорошо расстараешься - глядишь и двойня получится.
Варка привлекла к себе подругу, начала что-то жарко шептать ей в самое ухо. Настя отпрянула от Варки. Краснея от стыда, выдохнула.
- Ты что?!. Разве можно так делать?
- Не можно, Настюх, а нужно - крепче все будет, - успокоила Варка подругу. - Да он, Ленька-то, сам тебя всему обучит. Ты только дня через три повтори, для надежности. А потом - шабаш. Больше его к себе не подпускай. А то войдет во вкус, еще, дурак, Наталью бросит. А ему, бедолаге, мно-о-го придется трудиться. И зерно молоть, и детей делать. Глянь, сколько в деревне вдов да солдаток бездетных живет.
- Да ладно тебе, Варка, издеваться надо мной. - Настя нахмурилась.
- Али приревновала, подруга? - Варка ткнула Настю под бок. - Не переживай. Не ты первая, не ты последняя без мужа рожать будешь. В крайнем случае, завербуешься куда-нибудь на стройку. А то, Настюх, если мы не будем брюхатые ходить, вымрет и наша деревня, и матушка-Русь обезлюдеет. Пошли.
Отойдя с десяток шагов, Варка оглянулась на погост.
- Живи, не живи, а все вон там очутимся. Но думать до срока об этом не надо. Поняла, Настюх?
- Легко ты, Варка, живешь. Все у тебя как-то в строку получается.
- Не завидуй, подруга, - откликнулась Варка. - Это для людей легко. А моих ночных слез никто не видел и не увидит. Думаешь, не тяжко мне прижитого от пленного немца сына растить? Я ведь в вашу деревню зачем переехала жить? Хотела свой позор скрыть. Да от людей не спрячешься. Ваши деревенские бабы, не все, конечно, а дуры, поначалу разинули на меня свои хайлы. Начали обсуждать. Но я уже учена была. Отбивалась изо всех сил, отбрехивалась и отгавкивалась. А смолчала - так с потрохами сожрали бы и косточек не выплюнули.
Ладно. Двинулись. Леня, вон уже твои мешки с мукой погрузил на повозку. Заботливый. Мужики, они на кобелиное дело чуткие. Самой природой в них это заложено. Так что, Настюх, гляди не зевай. И не бойся.
- Да я уже и не боюсь. - Настя спорым шагом, опережая Варку, зашагала к ветряку...
После полуночи, когда ветер стих и Леня собрался закрывать ветряк, на пороге встала Настя, белея лицом в дверном проеме. Над Настиной головой, заслонив полнеба, взошла огромная серебряная луна. Настя смело шагнула к Лене. Прошептала:
- Я к тебе, Лень...
Мельник легко поднял на руки Настю, бережно понес к густым лопухам. Набежавшее облачко заслонило любопытную луну, не выдавая чужой тайны...
На следующий год, под летнего Николу, Абрамова Настя родила дочь Татьяну. Отведать роженицу пришла вся деревня. Не было только Лени Морозова с женой.
Через три года Настя выпустила на белый свет вторую дочь.
Кто был отцом длинноногой Ленки в деревне так и не дознались.