Памяти Александра Величанского, автора слов к песне "Под музыку Вивальди", окончившего в 1958 году немецкую спецшколу номер 3, что на Чапаевском переулке в Москве(ныне школа 1249
- Надо ложиться... Безнадега - полная... Снег кончился, мороз крепчает, а облака по-прежнему - на верхушках деревьев, - сказал второй пилот, вернувшись в избушку.
- Да... - ответил ему командир, заглянул в печку, поворошил угольки кочергой, закрыл задвижку и тоже начал укладываться....
Они еще не успели уснуть, как раздался энергичный стук в дверь. Поблизости от этой избы на краю небольшой вертолетной площадки людей быть не должно - они это знали точно... Правда, в 70- 80 километрах в местечке из пяти домов под названием Янгурахта люди были - туда на своей стрекозе они и пытались прорваться. Дважды взлетали, но так и не рискнули сесть. Слишком низкой была облачность, а на крошечную полянку на Янгурахте и в ясный солнечный день садиться было небезопасно...
Странный был, одним словом, стук. Потому первый пилот, прихватив стоящий у стенки карабин, двинулся не к двери, а к окну.
- Какой-то мужик... Со здоровым рюкзаком... На лыжах... Больше ничего не видно... Пожалуй, надо открывать, - доложил он...
В избушку ввалился невысоко роста коренастый человек, весь залепленный снегом, с белой от инея бородой, плотно обвешенной сосульками. Огляделся и, не слова не говоря, начал выпрягаться из рюкзака. Осторожно опустил рюкзак на пол, присел на стоящую у стены лавку и несколько минут сидел неподвижно - расставив ноги и тяжело опустив голову. Видно было, что устал он страшно и все еще не верил, что добрался до тепла...
- Вода горячая есть?
- Да, почти целое ведро, умывальник за печкой, - откликнулся второй пилот...
За печкой гость находился минут десять, летчики терпеливо ждали и с вопросами не спешили. Сами бывали в разных передрягах и понимали, что раз человек молчит, значит, ему просто нужно придти в себя...
Он вышел из-за печки уже без ватника и в сапогах. Да и сосулек в бороде уже не было.
- Ты, откуда путь держишь, если не секрет? - спросил осторожно первый пилот.
- С Янгурахты...
Минуты две летчики напряжено молчали- видно было, что ответ их поразил.
- И сколько же дней ты шел?
- Двое суток. Позавчера стало известно, что вертолет будет, а вчера в пять утра я вышел. По погоде было ясно, что на Янгурахте вам не сесть, вот я и пошел...
- Так мы за тобой что ли летим?
- И за мной тоже. Там еще двое ждут, но идти со мной не решились. А мне надо. Мне завтра к восьми вечера край нужно быть в Москве...
- Ни хрена себе заявочки, - фыркнул один из летчиков.
- И как же ты туда собираешься добираться?, - спросил другой, всем своим видом показывая, что много всего разного он за жизнь слышал, но должен же все-таки существовать какой-то предел человеческой наивности....
- До Красноярска вы подбросите, а дальше ... Об этом будем думать в Красноярске...
- Там сегодня, между прочим, метель ... И неизвестно, что будет завтра здесь, - пробурчал в ответ первый пилот.
Он встал со своей раскладушки, неторопливо закурил и задал вопрос, который его, похоже, мучил с момента появления ночного гостя в избушке.
- А как ты добрался с Янгурахты? Я слышал, что туда- оттуда есть только два пути - по воздуху или по воде...
- А я по воде и шел - по руслу я имею в виду.
- Ты чего городишь, мужик, мы здесь не первый год летаем. Тебе каждый пацан в Красноярске скажет, что и зимой, даже в крещенские морозы, эта речка местами не замерзает.... Что за послевоенные годы всего шесть человек пытались пехом спуститься с Янгурахты зимой.. И ни один до сих пор не дошел...
-Ну, значит, я первый. К тому же я готовился. Я здесь уже третий сезон торчу. Всю речку прошел на моторке не раз и опасные места затесами пометил. В одном месте, правда, чуть не утянуло под лед. Но я шел с пятиметровым шестом, так что успел отскочить назад и взять левее...
- А ночевал где...
- Нодья,- ответил гость.
Это таинственное слово хотя и произвело впечатление на летчиков, но сдаваться они не собирались...
- Нодья... На нодью поди полдня потратить надо, не меньше
- Это точно, - ответил гость.- Но я еще летом приготовился. И место нашел, где можно с русла выбраться на берег, кое-чего расчистил, подкопал. Завалил лесину, распилил и целые две нодьи наладил. Меж ними на еловых ветках и спал. Ветерок.., аж жарко было.
Все время, пока шел этот разговор, гость разбирал свой рюкзак - что-то искал в нем, судя по всему. Уже из рюкзака была извлечена гитара - это ее гриф, аккуратно замотанный мешковиной, как теперь стало ясно, торчал из рюкзака. Достал гость и три больших банки "коровьей головы" - говяжьей тушенки.
- Спирту выпьете, - спросил он, наконец, выдергивая из своего мешка полулитровую, запечатанную сургучом бутылку с зеленоватой этикеткой, на которой крупными черными буквами было написано "Спирт питьевой, ректификат, крепость 96 градусов". - Или вам за рулем тоже нельзя?..
С бутылкой и разогретой на печке прямо в банках тушенкой они расправились быстро. На вопросительный взгляд гостя, который летуны расшифровали мгновенно,- "Вторую доставать?", они ответили вежливым отказом:
- Не стоит... Завтра, может быть, и впрямь лететь... Ты лучше спой чего-нибудь. Ведь поешь, раз в такую непогодь гитару с собой по зимней тайге таскаешь?..
Упрашивать гостя было не надо. Он расчехлил гитару, чего-то малость подкрутил и запел низким, слегка хрипловатым баритоном:
Кожаные куртки, брошенные в угол,
Тряпкой занавешенное низкое окно...
Бродит за ангарами северная вьюга,
В маленькой гостинице пусто и темно...
У пилотов, и это не будет преувеличением, волосы на голове поднялись, когда они услышал этот голос и эту песню, которую знал каждый летчик от Калининграда до Анадыря....
Они слышали, конечно, что автор песни сам чуть ли не летчик и чуть ли не здесь в Красноярском крае работает... Но, ведь, про обладателя этого известного на всю Россию голоса где только и чего только ни говорили... Кто только ни встречался с ним... Кто только не пил с ним...
- Ты что и в самом деле он что ли?.. - только и вымолвил первый пилот, когда гость двумя резким ударами по струнам завершил песню.
- Ну я, конечно, кто же еще, - впервые за вечер улыбнулся гость.
- А какая нужда у тебя, - спросил после долгой паузы первый пилот, - так рваться в Москву. Я имею в виду так рисковать...Если не секрет, конечно.
Гость задумался.
- Нужда есть... Не к чему мне это вам рассказывать, но понимаю, если не расскажу, мне к завтрашнему вечеру до Москвы не добраться... Теперь, когда я дошел до этой взлетной площадки, все в ваших руках...
И он снова на время замолчал.
- Уже пятнадцать лет каждый год в последнюю субботу декабря я пою в той школе, которую окончил... Так сложилось. Началось в декабре 1956. Вы, может быть, даже помните тот 1957-ой новый год - " Карнавальная ночь" тогда вышла. Учился же я тогда в девятом классе... Я хорошо играл на гитаре, но об этом никто, кроме мамы, отца и младшего брата не знал. Гитара модной еще не была, а игре на ней я был обучен насильно. Отец мой - гитарист-профессионал, всю жизнь стремился доказать, что классическая музыка может звучать и на гитаре. И я попал под этот каток. Учить меня начали, похоже, лет с трех, и детство мое было испорчено этой гитарой напрочь. Отец был строг, и все свободное от школьных уроков время я долбил по струнам. Он, видите ли, обнаружил у меня абсолютный слух...
Жизни у меня не было никакой. Одноклассники накручивали на свои валенки гаги и гоняли во дворе по льду консервные банки проволочными клюшками. А я - перебирал струны....
Когда подрос, то начал, как мог, показывать, что судьба такая меня не устраивает... Отец это заметил и в шестом классе как-то сказал мне:
- Все, что можно в тебя вложить - я вложил... Тебе, я вижу, это занятие сильно не нравится... Ну что ж, я согласен, коль так, оставить тебя в покое, но при условии, что ты сдашь экзамен - сыграешь эту вещь вот так...
И он исполнил эту вещь - из " Времен года" Вивальди. Я по наивности своей с радостью согласился. Не понимал тогда, что мне элементарно не хватит длины пальцев, чтобы сыграть, как он. Но я согласился, и отец освободил меня от ежедневной повинности.
Два года прошло... Наверное, у меня и в самом деле был хороший слух.... И желание было - получить полную вольную... Одним словом, в конце восьмого класса я сыграл ему.
Он был потрясен:
- Ты не можешь так сыграть, - сказал он мне, - физически не можешь.
И тогда я показал свои аккорды, мною сделанные под мои короткие пальцы и звучащие почти как его - взрослые...
Вы не представляете с каким удовольствием вбивал я в стену гвоздь, на который повесил ненавистную гитару...
Но и года не прошло, как я эту гитару снял и тайно, когда родителей не было дома, начал играть. Одну за другой я разучил две песни. И теперь мне нужно было внезапно, неожиданно для всех появиться с этими песнями на новогоднем вечере. Уж очень хотелось вымахнуться перед одной совершенно непреступной красоткой из десятого. И я разработал хитрейший план...
Еще в первых числах декабря подошел к Валентине, которая была у нас в школе на должности воспитателя - в ее руках и находилась подготовка вечеров.. Так вот, подошел с предложением прочитать один веселый рассказ Тургенева, длинный - минут на сорок его вполне можно было растянуть. Весь декабрь мы репетировали. Я смиренно выслушивал и исполнял все рекомендации Валентины по части ударений, пауз, ритма. Естественно я выучил этот рассказ наизусть. План же мой заключался в том, что, я договариваюсь с друзьями, они под каким-то предлогом вызывают Валентину из зала, удерживают ее в коридоре минут пять, а я вместо рассказа начинаю петь...
Борька, Игорь и Захват приняли идею с восторгом.
- Что петь-то будешь? Не частушки? - спросил Захват. И тут же предложил конкретный план операции: они затевают с Игорем драку в коридоре, Борька же вызывает из зала Валентину, чтоб разняла...
План был классный, но Борька сразу же полез в бутылку - доносить, мол, и понарошку, он не будет... Решили бросить жребий, кому доносить. На него, Борьку, он и выпал.
Все прошло как по маслу. Меня объявили, но тут же из коридора влетел в зал Борька, подошел к стоящей у стены Валентине и начал ей что-то шептать на ухо. Та всплеснула руками и стремительно вышла из зала. Тут из-за занавеса и появился я с гитарой.
Гитара в то время была большой редкостью среди школьников, и меня встретили удивленным гулом. Я сказал, что собирался читать большой и смешной рассказ. Но в последний момент передумал:
- Лучше я вам эти полчаса попою... И выдал ту самую вещь из Вивальди, исполнением которой я изумил своего отца...
Стулья у нас в школе на новогодних вечерах с самого начала всегда стояли у стен. И не только потому, что в дальнем углу зала возвышалась елка. Открытым пространством подчеркивалось, что художественная часть сегодня исключительно для проформы и что главное то, что впереди - танцы. Мне нужно было следить за пальцами, и я играл не подымая головы, а когда поднял - весь зал стоял у сцены. Может быть, я и в самом деле виртуозно исполнял эту вещь, а может, все собравшиеся просто впервые слышали ее... Не знаю. Но впечатление она произвела - я это видел. Настолько сильное, что не было даже аплодисментов...
- Это Антонио Вивальди, - нарушил мертвую тишину я, - Отрывок из его "Времен года". А вот - первая из обещанных песен. Она так и называется " Под музыку Вивальди"...
Теперь реакция зала была очень бурной. И мне до сих пор не понятно - почему. Возможно, песню восприняли, как толкование музыки Вивальди... И единодушно согласились:
- Да, да, все действительно так, будем печалиться... И начали колотить в ладоши.
Я такой реакции, честно, не ожидал. И потому решился исполнить вторую песню.
Сказал о том, что школа наша молодая - в уходящем году был первый ее выпуск. И потому самое время обзавестись гимном. Если им не станет эта песня, то пусть она останется старинным студенческим или гимназическим гимном - в этом стиле она и написана..
"Поднявший меч на наш союз" приняли таким же энтузиазмом. И когда крикнули из зала: " Еще что-нибудь...", я решил выложить и свой стратегический запас - заготовку про Новый год, про елку.
Я начал перебирать струны, проиграл несколько тактов и, не прекращая игры, спрыгнул со сцены в зал...
- Вальс начинается, дайте сударыня руку....
Завелся не только я. И на мой призыв " Что же вы не танцуете - вальс ведь", некоторые закружились в этом ритме:- раз-два-три, раз- два- три.. И я вальсировал, как мог, продолжая играть и петь.
- Все, больше ничего не знаю и не умею...
Кто-то крикнул : "Тогда гимн еще раз..."
- Хорошо, только все вместе...
Так мы его и спели, вставши в круг и взяв друг друга за руки. Стояли в этом кругу и преподаватели - наш историк, всеобщий любимец, Булдаков Владимир Николаевич..... Я запевал, а все подпевали:
"Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке..."
На следующий год я, уже десятиклассник, снова пел в последнюю субботу декабря. Все началось с Вивальди - эта песня всегда потом была первой, затем все вместе пели гимн. Далее было новое, что появилось за год...
И так потом - каждый год. Не было ни одной новой песни, которую я бы не спел сначала в своей школе. И всегда присутствующие в зале выстраивались около сцены строго в определенном порядке. Сначала седьмые классы, для них это был первый вечер, на который им позволялось придти, потом, восьмые, потом девятые, потом десятые и дальше - выпускники.
Ни разу, ни в один год этот декабрьский вечер не отменялся и не переносился. Ни разу...
В этом году у нас на Янгурахте дела шли очень плохо, и уже в конце лета было понятно, что кондиционного сырья мы не наберем - план летит, и придется пахать до Нового года. Я еще в августе подстраховался, спустился на моторке километров на 50, выбрал место, заночевал. Заготовил нодьи...
Начальник партии все успокаивал меня:
- Не дергайся, в пятницу утром прилетит вертолет за сырьем - доберешься до своей школы в срок. И тут этот туман, изморозь. Стало понятно, что нужно идти... В общем, все теперь в ваших, мужики, руках. Что зависело от меня я исполнил - живым до этой площадки от Янгурахты я дотопал...
Летчики выслушали рассказ молча. И продолжали молчать...
- Ты знаешь - заговорил, наконец, первый пилот. Я скажу тебе прямо: я этого не понимаю.... Тому, о чем ты рассказал - верю,. Верю, потому что слушаю здесь, почти в ста километрах от Янгурахты... С которой пешком еще никто не выходил ...
И все-таки не могу понять, что тебя гнало сюда с Янгурахты.... При нулевых практически шансах добраться живым. Не понимаю.... И если бы сам свидетелем не был - никому бы не поверил: литература чистой воды, красивая выдумка... Но я знаю и другое... Если я завтра утром не взлечу в сторону Красноярска, при тех же малых шансах долететь и сесть там, я буду дерьмом... И мне никогда не отмыться... Так что попытаемся прорваться. Утеплим насколько возможно двигатель. Прогреем его получше, благо горючего здесь запасено предостаточно. При посадке нам, конечно, помогут. Посветят - Красноярск не Янгурахта. Главное не обледенеть, пока летим...
Грелись на следующее утро они долго и взлетели легко. Уже на высоте ста метров видимость была нулевая. Шли в густом тумане, и почти сразу же вертолет начал покрываться льдом.
- Ну вот, что следовало ожидать.... - выругался первый пилот...
Что делал дальше со своей стрекозой этот хмурый сорокалетний мужик не предусмотрено, конечно, ни в одной инструкции. Более того, наверняка, во всех инструкциях категорически запрещается это делать... В течении всех двух часов полета он с интервалом минут в десять встряхивал вертолет - резко скидывая подачу топлива и снова ее резко увеличивая.
По окаменевшему, мертвенно белому лицу второго пилота было видно, что над вертолетом вытворяется что-то запредельное, недопустимое и смертельно опасное... Первый и сам, видимо, отдавал себе отчет в этом - понимал вот-вот что-то одно из двух должно непременно случиться: вертолет либо развалится, либо не заведется. Все это и вырвалось в словах его, которые он после очередного удавшегося встряхивания прохрипел:
- Пой что-нибудь... Пой!
И пассажир запел...
Охоту на волков, Горизонт, снова Охоту, еще раз Горизонт, Спасите наши души. И еще, и еще....
Спустя три часа, они будут лежать на вещах в багажном отделении несущегося в Москву ИЛ- 18...
Да, да, в Москву они улетят втроем...
Когда вышли из вертолета в Красноярске, первый как бы в шутку сказал:
- Ну, слава Богу, не плюхнулись. Теперь только и остается с тобой в Москву слетать...
- А за чем дело?.. - поддержал идею пассажир, - ту полосу везения, что сегодня у нас началась, прерывать просто глупо. И опасно...
Но на московский рейс в кассе не нашлось даже одного билета. И тогда первый пилот разыскал командира московского рейса... Объяснил ему, как мог, ситуацию...
- Ты, точно он? - спросил, командир - Вертолетчик не сочиняет?.. Да ладно, ладно.... Я в лицо тебя знаю - был я однажды на новогоднем вечере в этой немецкой школе на Чапаевском... У меня там один из сыновей учился....
Потом оглядел внимательно всех троих, немного помолчал и добавил:
- Впрочем, могу и всех троих забрать, но только в багажное отделение. По грузу у меня недобор, так что килограмм пятьсот вполне могу прихватить. Только сидеть тихо - не петь, не пить, и не курить. Штурман вас проведет к самолету и через люк посадит... Подтягиваться на руках еще не разучились?....
Так вот, когда они лежали на вещах в багажном отделении первый пилот и подвел итог:
- Только на песнях, что пел, мы и удержались в воздухе...
Удача не оставила их и в Москве. Они выгрузились в Домодедово около восьми. Позвонили в школу. Но на такси была очередь человек двести, не меньше. Недалеко от остановки стояла патрульная милицейская машина. Подошли. Поговорили.
Майор, сидевший в машине, снял свою шапку, почесал зачем-то затылок и сказал: " Успел все-таки..."
Затем открыл дверку кабины и включил сирену с мигалкой...