|
|
||
ПОЭМЫ
Другой Винни Пух
Голоса над морем
СТИХОТВОРЕНИЯ
Лесная быль
Дочка маячника...
Рождественский мальчик
Старик Бенамуки
Весёлая песня
Моя мама спит на жёсткой подушке...
Да ну вас, люди...
Сны
Задыхаясь от плача
Как всегда ушёл от смерти...
Прилив
Дождь идёт за окном...
Наевшись вдоволь...
Слова и звуки
Не стучит в моё сердце...
В природе что-то происходит...
Мы - умные люди...
Я всё шире и шире...
Знать пришла пора мне...
Мы пьём за удачу ещё...
Северная столица...
Попытка объявления
Я тебя уже вижу...
Ну, вот и весна!
Говорила мне мать...
КурочкаР.
Мой город
От автора:
“Искусство - дитя праздности. Прекрасное - антипод полезного. Когда вещь становится полезной, она перестаёт быть прекрасной”, - писал Теофил Готье. Я полагаю, что это действительно так.
“Голоса над морем” - моя третья книга, и она полностью составлена из новых стихов. Читайте её, думайте, чувствуйте, и тогда, быть может, утверждение Готье не окажется таким уж верным.
Я благодарен за помощь Благотворительному Фонду “Николаев 2000”, Игорю Леонидовичу Поху, Евгению Леонидовичу Меламуду
и Фирме “Мегабайт”
А.Суров
Другой Винни Пух
I
Как-то Время пришло к Винни Пуху, и он повзрослел.
Он свой лес обошел и зарыл свою книгу под дубом.
Птицы в кронах кричали: “Куда ж ты собрался, пострел?”,
Но молчал Винни Пух, закрывая глаза не расчесанным чубом.
А за лесом лежала долина и пальцы дорог,
Он пожал эти пальцы и выбрал, которые к морю,
А вдогонку ему все махал и махал Пятачок,
И всего впереди было вдоволь - и счастья, и горя.
II
А ветер дует Винни Пуху в спину,
А то - в лицо, то лоб ему, как сыну,
Вечернею прохладой освежит,
Подошвы стерты ровно вполовину,
Песок шуршит, а путь далек лежит.
Пух долго шел в пыли и к морю вышел,
И переплыл его, и у мальчишек,
Хозяев порта и ловцов трески,
Его назвали как-то “дядя Миша”,
И он очнулся, глянув на виски.
Что ж, вот и “дядя”. Ветер в спину дует,
И непогода в небесах колдует,
Дорога - прямо, нет дороги вспять.
Закат червонным облака рисует.
И кто нас ждёт? А некому нас ждать.
III
Посредине земли, посредине горячего вечного лета,
На чужом берегу, пропуская сквозь уши
чужую гортанную речь,
Я вдруг вспомнил тебя, Пятачок,
как кричал ты мне вслед, и порывами ветра
Уносило слова твои в сторону, может быть, чтобы сберечь.
Я письмо бы тебе написал, да у нас там и адреса нету,
Я тебя не забыл, и надеюсь, что кто-нибудь помнит меня,
Ты всегда был домашним, а я вот болтаюсь по белому свету,
И забрался далеко, до вас не доскачешь,
и нету деньжат на коня.
Знаешь, я здесь один, а приятели - им бы поесть да напиться.
Всё гогочут по-своему, некому даже про лес рассказать.
Я диктую письмо в пустоту, может, слышит какая-то птица,
Может, знает по-нашему,
может быть, сможет тебя разыскать.
IV
Как, ты думаешь, живем мы тут, Винни?
Все старинную толчем воду в ступе,
Коротаем у окна вечер зимний,
Да болтаем по утрам ложкой в супе.
Что ни глянь, все бурелом да валежник.
Старый лес, и что, к чертям, в нем такого?
Ну орехи, ну весною подснежник,
Нет, ты там счастливей нас, право слово.
Про тебя мне начирикала птица,
Говорит, летела долго-далеко.
Будь по-твоему, решил возвратиться -
Приезжай, мне тоже тут одиноко.
Помнишь, ты тогда ушел, было лето.
Я считал, ну через годик вернется.
Тридцать лет прошло, а ты - все по свету,
И твой дуб в мое окно веткой бьется.
V
Над Стамбулом - туман, а Европа засыпана снегом.
В небо трубы дымят, и кострами зажглись пустыри.
Старый доктор, закутавшись в плед, пишет длинные
письма коллегам.
Далеко до весны и, по звездам видать, далеко до зари.
Пишет он, что отмеряно всем, без поправок по росту и весу,
Мелких пакостей, крупных обид, тишины и случайных даров.
Если вышел из леса, то значит вернешься когда-нибудь к лесу.
По Писанию так. Возвращаются все под родительский кров.
Лес обнимет тебя лопухами, закутает в травы,
Сядешь ты у корней, и охватит тебя забытье.
И кусты зацветут над тобой, и пахнет беленою-отравой,
И останется после тебя только детское имя твое.
Голоса над морем
Есть люди двух категорий,
И с этим даже не спорят.
Одни стоят у причала,
Другие уходят в море.
Ю.Матвиенко
I
И просил я у моря пощады, и море молчало,
Говорил: “Не зови, заведёшь меня невесть куда!
Хоть ответь, - говорил, - хоть ответь!”,
И оно отвечало.
Или это о балки причала стучала вода,
Шелестела: “ А ветер в лицо? А далёкие страны?
А Судьба? А Удача? А видел ты их паруса?”
И стоял я над морем, нас с ним укрывало туманом.
И оно говорило, я слушал его голоса.
II
Брунхильда
Брунхильда сидела у края Земли,
Далёко ушли корабли.
Давно уж растаяли их паруса,
И высохли слёзы в пыли.
Брунхильда ждала своего моряка,
Дорога его нелегка.
Один в океане, по воле ветров
Куда ж занесло дурака?
Мой Один, мой Тор, помогайте ему,
Ему тяжело одному.
Мой милый, я жду, возвращайся скорей,
Мне мёртвый мужик ни к чему.
Брунхильда всё смотрит в туманную даль,
И льётся из сердца печаль.
III
Пенелопа
Что ж ты покинул меня, мой ахеянин длинноволосый.
Снова летят перелётные птицы над островом нашим.
Пёс твой совсем постарел, и блестят сединой мои косы.
Осень другая мне снится, где свадебный танец мы пляшем.
Я не прошу у Богов, чтоб тебя мне вернуло жестокое море,
Мне б только знать, что весло ты своё погружаешь
в солёную воду.
Я о чужих возвращеньях такую уж тьму услыхала историй,
Только - истории это, а я всё одна, и уносятся годы.
Что ж ты покинул меня, мой ахеянин, мне одиноко.
Гаснут над островом звёзды, и я угасаю до срока.
IV
Марийка
К Рождеству обещал воротиться домой из похода, Иванко.
Вот и лето прошло, хлеб собрали и ссыпали в клуни.
Заплела уже ленту в косу твоя дочь хуторянка,
И сыночек у нас родился в середине июня.
А над хутором тихо, камыш шелестит над рекою,
Наварили вина и сватов ожидают соседи.
И бояться я стала, а раньше совсем не боялась с тобою.
Возвращайся, казак мой хороший! Ну что ж ты не едешь?
Обещал привезти из-за моря коралловы бусы.
Ничего я, Иванко, не жду, лишь бы сам воротился.
Хоть какой приходи, всё приму, ничего не боюся.
Лишь бы жив был, да чуб твой кудрявый да по ветру вился.
V
Соня
Ах, Костя, Костя, что ж ты делаешь со мною?!
Ведь клялся: “Соня, будем вместе мы всегда!”
И что я вижу? Только чаек над волною,
И лижет пятки мне соленая вода.
Ах, Костя, Костя, с кем обманываешь Соню?!
С кем топчешь девичье сердеченько мое?
Слыхала Муся, тебя видели в Херсоне,
Ты ел там дыню и развешивал белье.
А может быть, таки пошел за контрабандой.
Сказал - за рыбой, только что ж тебе - соврать.
В какой же гавани стоит твоя шаланда,
Что даже весточки не можешь мне послать?!
Я тут кричу и возмущаюсь на базаре,
Соседу глазки строю, бог меня побей.
А ты почудишься - горю, как на пожаре.
И к пирсу бегаю. И жду тебя с морей.
VI
Мой дядя был капитаном, и брата волны болтают,
По девять месяцев в рейсе, какая уж тут семья.
Но бог моряков целует, и смотришь, а подрастают
У всех у бродяг у флотских кудрявые сыновья.
Вихрами явно в Нептуна, они всё бегают к порту,
Встречают и провожают отцовские корабли.
И как положено, в сроки, уходят из дома к черту,
И ждут их женщины в бухте, на самом краю земли.
Лесная быль
Мальчик Саша шел по лесу с фотокамерой на шее.
Вышел утром с лыжной базы до ближайшего ручья.
Снег скрипел под башмаками, белки на него глазели,
Он в них шишками кидался: “Эй, вы, там! А вот он - я!”
На замёрзшем, на болотце видел лисий хвост багряный.
(Эх, на чёрно-белой плёнке только тени на снегу!)
Он потом за нею гнался, да высматривал капканы,
Тут и ночка: “Здравствуй, мальчик! Всё! Допрыгался! Ку-ку!”
Ах ты, господи ты боже! Напрямик, леском, так ближе!
Север, юг, да чтоб не сбиться! Я ж - мужик, на мне штаны!
Где ж Полярная? Повыше? Или та, чуть-чуть пониже? Только вдруг, в кустах - глазищи! Хрюкнул кто-то! Кабаны!
Вмиг на дерево взобрался, слава богу, догадался.
Сам дрожал, и сук шатался, по спине катился пот.
А под елью шум и топот до рассвета раздавался,
То ли силой состязался, то ли грелся свинский род.
Что наш пленник передумал до утра, представить можно:
О характерах кабаньих, о деревьях, о судьбе.
А едва заря зарделась, хряк прихрюкнул односложно,
Стадо выстроилось по два и потопало себе.
Так вот всё и завершилось. Мальчик Саша вскоре вырос.
Любит книги о повадках всевозможного зверья.
Всюду ходит с пистолетом и, чего бы не случилось,
Знает точно, кто - охотник, кто - добыча, кто - свинья.
* * *
Дочка маячника замуж выходит,
Вечер висит над рыбачьим посёлком,
Вечер, баркасы к причалу подходят,
Гости на свадьбу спешат по просёлкам.
Водки нагнали ядрёной и мутной,
Бочка поспела вина молодого,
Только сложилась бы жизнь её путно,
Дочки маячника Лёхи Седого.
Сам то он, рано жену схоронивши,
Так и не взял никого, бобылюет.
Доча-дочурка! Не сыщешь красивше!
Вон, погляди, жениха как целует,
Крепче чем батьку... Оно и негоже:
Так как отца - целовать Молодого.
Больно уж стала на мамку похожа
Дочка маячника Лёхи Седого...
Рождественский мальчик
Небо от снегов бездоннее,
Над Лапландией и Латвией.
Снежный вечер, и симфонией
В такт звенят сосульки сладкие.
Звёзды на небе январские,
Холода, морозы бритвою.
Бог, веди по жизни Андриса
С католической молитвою.
Охраняй его усерднее
От потерь и искушения.
И прощай. Помилосерднее.
Если просит он прощения.
Старик Бенамуки *
В горах, у самых вершин, живет старик Бенамуки,
И все говорят ему: “О!” и ждут от него тепла.
Он создал нас из песка, и дал нам глаза и руки.
И в пальцах его - огонь, а в наших пальцах - зола.
Он дал нам растить детей и в море ходить за рыбой.
Он дал нам мир и покой, и дал войну и чуму.
И если сердце в груди застынет холодной глыбой,
Мы все уходим к нему, мы все уходим к нему.
Оракулы говорят - следи за полетом птицы,
За падающей звездой, за цветом волшебных трав.
Но надпись в Книге горит, вверху на каждой странице:
“Чему суждено - придет. Старик Бенамуки прав”.
* Бенамуки - Бог дикаря Пятницы,
героя романа Д.Дефо “Робинзон Крузо”
Веселая песня
Время погибнуть еще придет.
Может быть. А пока,
Пей свое пиво и ешь бутерброд,
Дорога твоя легка.
Дорога тебя поднимает ввысь,
Купюры шуршат в горсти.
И вниз бросает, только держись,
Дорогу не провести.
И как мне рассказывал ветеран
Одной из последних войн,
Не в силах ни Библия, ни Коран
Помочь остаться собой.
Дорога поможет. Ешь бутерброд
И пиво хлещи свое.
Она не предаст, она не соврет,
А ты - не сойди с неё.
* * *
Моя мама спит на жесткой подушке,
Там внутри не пух, не перья, а вата.
Я мечтаю о красивой игрушке,
В общем, мы живём не очень богато.
Кашу пшёную едим с маргарином,
Чай на завтрак пьём пустой с сухарями,
Телевизор смотрим с морем и Крымом,
А в окно глядится ночь с фонарями.
Вот я вырасту здоровым и сильным,
Стану на ноги и плечи расправлю,
И уйду за счастьем, дальним и пыльным,
А свою подушку маме оставлю.
* * *
Да ну вас, люди, всех к чертям собачьим!
Я к чайке ухожу, мы с нею плачем,
Я как-то ночью на корме стоял,
Мы шли в Стамбул, на сердце было серо,
Она невдалеке на леер села,
Я с нею до рассвета прорыдал.
С тех пор мы вместе с ней, с тех пор мы - братья.
Все клятвы сказаны и все проклятья,
Жизнь, как отлив, отхлынула с волной.
Одна лишь чайка надо мной летает,
Но и она, в конце концов, растает,
И я растаю где-то за кормой.
Сны
Я усну и увижу Израиль,
Голубое горячее небо,
Я усну и увижу Израиль
И рукою поглажу песок.
Пыль садится на плоские крыши,
Я вино заедаю хлебом,
Пыль садится на плоские крыши,
На меня и на весь Восток.
Мне навстречу выйдут евреи,
Впереди - седые раввины,
Мне навстречу выйдут евреи,
Помолчим, я их обниму.
Разожжем костер у дороги,
Распрямим усталые спины,
Разожжем костер у дороги,
Вместе встретим ночную тьму.
Будет пахнуть тьма тамариском,
Старым миртом, полынь-травою,
Будет пахнуть тьма тамариском,
А глаза наберут огня.
И меня поцелует жарко
Иудейка с черной косою,
Так меня поцелует жарко,
И Израиль примет меня.
Задыхаясь от плача
На могилах весною всегда оседает песок,
Даже если тебя похоронят не лёжа, а стоя,
Даже если тебя похоронят лицом на Восток,
Всё равно оседает песок над твоей головою.
На могилах весною всегда прорастает трава,
Зеленее и гуще всего там, где губы и веки,
Где блестели глаза, где зарыта твоя голова,
И сквозь эту траву можно выглянуть - как там на свете.
Так ли солнце взошло, так ли птицы в деревьях орут,
И не сильно ли землю морозом побило зимою.
И кого там опять, задыхаясь от плача, несут,
И взошла ли трава на могилах, соседних с тобою.
* * *
Как всегда ушел от смерти,
Как всегда ушел от пули,
От охотничьих легавых,
Обойдя капканов щёлк,
На собачий лай дешевый
Отвечать привыкший воем,
Серый, с белыми глазами,
Пожилой бродяга волк.
След свой затоптал в болотах,
Промолчат кулик и жаба,
Шерсть попахивает тиной,
Ну да высохнет она.
Ни товарища, ни друга,
Только ненависть на дёснах,
Да над лесом в небе чёрном -
Вечно жёлтая луна.
Прилив
Я блуждаю в памяти, в поисках светлых просек,
Я пытаюсь спеть, тяжелую тень не бросив,
Про известную прелесть мира. Ну, не выходит, впрочем.
Всюду пена и грязь, на кривую черту обочин
Опускается пыль легко и неторопливо,
Берег моря скрывается под наступленьем прилива,
Погибают в волнах упрёки и назиданья,
И пустыми глазницами пялится мирозданье.
Что я помню о жизни? Помню тропу лесную.
Здесь потерян был пистолет. Раздвигая кору земную,
Зеленели травы, маячил малинник красным,
Я в ту пору в плену томился рабом безгласным,
То есть был в сапогах солдатских и красной клеймён звездою.
Солнце ельник пахало сверху широкою бороздою,
По оврагам вставал туман ледяным навесом.
Пистолет так и не был найден.
Да бог с ним, с лесом.
Что я помню ещё? Соль воды, облизавшей степи,
По степям виноградники спят, в жабрах рыбы, попавшей в сети,
Постепенно чернеет кровь, и в глазах проступает вечность.
На песке валяются люди, и их беспечность
Объясняется только сибирским происхожденьем.
На закате пьётся вино с нездоровым рвеньем,
По ночам в кустах горловые слышны переливы,
И над всем над этим звёзды висят, как сливы.
Ну, а южный город зимой? Грязный снег, стекающий в реку,
С берегов наползает туман, нездешнему человеку
Так легко потеряться в зловещих улочках узких.
Это юг, плавильный котёл, здесь так много кровей нерусских,
Слишком близко Турция, ноздри щиплет дымок гашиша,
И почти понимаешь смысл, гортанную речь услышав.
Далеко, увы, далеко и юность моя, и детство.
Я сижу у воды, я знаю, моё наследство -
По ночам напиваться рифмой,
Курить и строчки складывать торопливо.
И устать. И мой рот навсегда засыплет песком прилива.
* * *
Дождь идёт за окном.
Скоро придёт зима.
Чёрным мокрым крылом
Вечер накрыл дома.
Город поднял зонты,
Город курит табак,
От сырой темноты
Спрятав огонь в кулак.
От троллейбусных фар
Светятся провода.
Что наша жизнь? Пар.
Под ногами вода.
Лужа, а не река,
Стужа, а не тепло,
Взятое напрокат
Ветхое барахло.
* * *
Наевшись вдоволь жизнью и стихами,
Я всех покину. И, вперёд ногами,
Меня соседи в поле понесут -
Поляки, украинцы и евреи,
Пусть кто-нибудь из них меня жалеет,
А то и все, пускай ревмя ревут.
Я брошу их, растерянных и слабых,
Рыдайте вголос, мужики и бабы,
Я б и пожил, да время подошло.
Я всем богам за вас замолвлю слово,
Чтоб не судили слишком уж сурово,
И белым прошуршит моё крыло.
Слова и звуки
Когда всё скучно, и не много смысла
Ни в новостях, ни в женщинах, ни в деньгах.
Когда у вечно пьяного Эрота
Всегда не тем забита голова.
Когда совсем не посещают мысли,
И как баран на новые ворота,
Поэт глядит на горсть монеток медных,
Поэту остаются лишь слова.
Слова и звуки: “Господи, как больно!”
И “Негодяи, уберите руки!”,
“Я вам не должен, ничего не должен!”
И “Спи спокойно, Бог простит грехи”.
Поэт гуляет, как бродяга - вольный,
Штаны хватают репьяхи-падлюки,
И прямо с неба валятся под ноги
Слова и звуки, звуки и стихи.
* * *
По мотивам Ш.Бодлера
Не стучит в моё сердце ни пепел Клааса,
Ни желание выпить, ни жажда металла.
Я - обломок живой уходящего класса,
Нас таких уж земля и рожать перестала.
Я скучаю, я тихо бреду по аллеям
И цветы обрываю холодной рукою,
Ничего я вокруг ни люблю, ни жалею,
Ничего не хочу - ни страстей, ни покоя.
Если вдруг ты меня повстречаешь случайно,
Я брести буду мимо, седой и печальный,
Сторонись, не коснись темноты.
Если ж смело в глаза заглянуть мне решишься,
То застынешь навек, дара речи лишишься,
Не избавишься от немоты.
* * *
В природе что-то происходит?
В природе что-то происходит.
Желтеют листья, переходит
Глухой сентябрь в октябрь немой.
Гуляя, пары гимназисток
Центральной улицей проходят.
И близко, вроде бы, проходят,
А не дотронуться рукой.
А было лето! Было лето!
Земля и море спали вместе,
И целовало землю море,
И счастлива была земля!
Теперь они лежат отдельно,
Теперь у них ни слов, ни песен,
Теперь они - не то, что раньше,
А просто волны и поля.
Поля и волны. Виноградник
Сплетает гроздья, грусть и листья.
В степи за городом просторно,
В степи совсем ещё тепло.
А гимназистки на скамейках
Своих целуют гимназистов,
И я за ними наблюдаю,
И на душе моей светло.
* * *
ДокторуП.
Мы - умные люди, нас мало, но всё же мы есть.
Мы больше других понимаем и слышим, и видим.
Мы тоже, конечно, не против чего-нибудь съесть,
И даже при случае выпьем, людей не обидим.
Но всё же не чрева мы слуги, а слуги ума.
Раз дадено богом чего, не гневи мирозданье.
И в наших речах, даже если дана нам сума,
Всегда есть слова утешения и состраданья.
* * *
Я всё шире и шире и шире на вещи смотрю,
Даже если кого и корю, то не очень упрямо.
И всё чаще “возможно” и “может и так” говорю,
И всё думаю чаще - а как поступила бы мама?
Ни гульба не волнуют меня, ни друзья, ни вино.
Я под крышу спешу к телевизору, книгам и чаю.
Всё на кухне сижу и курю, и глазею в окно,
И всё чаще прощаю других, и себя не прощаю.
* * *
Знать пришла пора мне покидать
Город.
Знать я суеты до дна испил
Чашу.
Я не стар, а помню - был совсем
Молод.
И люблю смотреть, как молодёжь
Пляшет.
А теперь милее мне песок
Моря.
Пусть солёный бриз мои сечёт
Пряди.
Стёрлось счастье и приелось мне
Горе.
Время замолчать, на вечный Понт
Глядя.
* * *
Мы пьём за удачу ещё, мы ещё не устали,
Ещё мы не сдали желанья и чувства в утиль,
Но сморщенный шар из сомнений, соплей и регалий
Уже присыпает седая дорожная пыль.
Нам дети пока ещё ставят простые вопросы,
И денег хватает на выпивку и сапоги,
Всё так же весною мы смотрим на цвет абрикосы,
Но скоро морозы, я знаю, что скоро морозы,
И снегу навалит по пояс, не вынешь ноги.
* * *
Северная столица -
Отчизна туберкулеза.
Дождя холодные слезы,
Да черные облака.
Чайка летит над морем,
Катер идет за чайкой,
Белый бурун за кормою,
Как усы моряка.
Младший брат мой далекий,
Отпрыск желтого юга,
В этих кирпичных фьордах
Где-то нашел приют.
Пусть печи его согреют,
Пусть крыши его укроют,
А ветры степную песню
Ему от меня споют.
Объявление в рубрику
“Ищу работу”
Рыдаю на похоронах.
На свадьбах - в роли генерала.
Партнёр по танцам. Острослов.
Неутомимый собеседник.
Всегда Вас выслушать готов.
В делах - советчик и посредник.
В стихах признания пишу
(могу и в прозе, как угодно).
Необходимо - рассмешу.
Добросердечием дышу.
Пью медленно и благородно.
* * *
Я тебя уже вижу. Ты голоден, ты на мели,
Нет монет на дешевое пиво и крепкий табак.
Знай, что время придет фрахтовать корабли
И носить удивительный в яблоках серый пиджак.
Знай, что золото близко, что золото ждет,
И ночами призывно звенит глубоко под землей.
Не печалься, аукай его, и плотину прорвет.
Я не знаю когда. Впрочем, скоро.
Ближайшей весной.
* * *
Ну, вот и весна! Поздоровайся, мальчик, с весною!
Она поначалу слаба, но она подрастёт.
Откроет глаза свои, полные голубизною,
Запахнет согретой землёй, а потом зацветёт.
Задышит призывно, распустит тяжёлые косы,
И выдохнув стыд, обнажит и колени, и грудь,
И тихо зачнёт. И отложит любые вопросы
До завтра,
До осени.
И не позволит уснуть.
* * *
Говорила мне мать: “ Работай, сынок ”,
И сама трудилась, как вол.
А отец смеялся и ел пирог:
“Ну, и что ты в труде нашёл?”
И ещё говорила: “Людей люби,
В людях - правда и соль земли”
А отец учил: “Под корень руби,
Тех, кто против тебя пошли!
Тех, кто против пошли, без пощады бей!
Чтоб не ожили! Насовсем!”
Я и бью. Но не сильно. Люблю людей.
Всех люблю. Не знаю зачем.
Мать с отцом сложили меня таким,
Дали голос и в нём - металл.
Я их песни пою и глотаю дым,
Тот, который отец глотал.
Я не стал, как мать, не пошёл в отца,
Я ушёл от них далеко.
Я в обеих руках держу их сердца,
И не думай, что мне легко.
Курочка Р.
И была она девочкой доброй, и славно жила в своем доме,
И по праздникам яйца несла золотые, зажав кулаки,
Их старик со старухой носили цыганам, и не было кроме,
Кроме Рябы у них никого. И любили её старики.
Не за золото, верно, любили... А впрочем, за что же?
За него, за тяжелое, что там душою кривить!
Да за верность ещё, да за то, что была их моложе,
Да и можно ли, господи, было её не любить?!
Так она хлопотала! Так тихо на солнышке грелась!
Так смотрела в глаза, да щекой припадала к плечу!
Без её голоска не спалось старикам и не елось!
Да и яйца какие! Про яйца я вовсе молчу!
Ну, а может, за злато таки. А и было ли злато?
Главный цыган смирился, щадя стариковскую блажь.
Глянешь их против солнца, да, яйца слегка желтоваты.
Ну, и всё. А за это ведь, в сущности, много не дашь.
Впрочем, так ли любили? Не знаю, не знаю, не знаю...
Только коршун забрал её, как-то холодной весной,
И когда закружилось перо, повалился старик за сараем,
И старуха слегла, ведь была она верной женой.
Так лежат они рядом - Рябуша и дедушка с бабой.
Смерть приходит, когда остаёшься один на холодном ветру...
Золотые несла она яйца! Была она курочкой слабой!
И любили её! Так, что в целом не сыщешь миру!
Мой город
Я со всеми собаками в городе этом знаком,
Было время, я бегал по лужам его босиком,
Я отсюда не раз убирался к чертям прямиком,
Но всегда возвращался обратно.
Здесь под каждой акацией мой отпечатался след,
Я сижу на скамейках, листая страницы газет,
И рассыпан по городу пепел моих сигарет,
По булыжникам пыльно-квадратным.
Я люблю этот город, он столько мне сделал добра,
Под окном моим в школу спешит по утрам детвора,
И три вишни цветут по весне посредине двора,
Белым цветом, а розовым - персик.
И уходят в далёкие тёплые страны суда,
И с собою зовут, только я не поеду туда.
Сладка ягода здесь мне цвела, и цвела лебеда,
Здесь моих недодуманных мыслей пасутся стада,
Здесь моё и рассыплется сердце.