Аннотация: Осеннее солнце все утро не вылезало из мягкой пастели облаков и только к полудню выпустило первые лучи. Они плавно выгнали серый полумрак из старого дырявого сарая, заполнив его ровными струями света...
Осеннее солнце все утро не вылезало из мягкой пастели облаков и только к полудню выпустило первые лучи. Они плавно выгнали серый полумрак из старого дырявого сарая, заполнив его ровными струями света.
Его загорелое лицо слегка покрывала редкая щетина по длине равная волосам на голове. Красные, обкусанные губы окаймляли две дуги морщин. Из-под черной примятой кепки торчали круглые уши, в лучах солнца они просвечивались, отливая розовым цветом. Он выставил вперед челюсть и опустил карие глаза на трех пленников. Скулы дернулись, в щель между зубов вылетела струйка слюны и звонко впечаталась в кирпичную стену.
Одет он был в широкие грязные штаны и "аляску" с большими обвислыми карманами. На поясе поверх куртки болтался охотничий патронташ, сплошь утыканный блестящими головками патронов, сбоку в самодельной кобуре висел обрез.
- Отвали от них, Опенок, - медленно просипел коротко стриженный тридцатипятилетний мордоворот в синем спортивном костюме, одетом поверх серого свитера.
Он передвинул во рту тонкую кривую веточку, пожевал и вернулся к своему занятию. Вот уже несколько минут он методично строгал сухую щепку, резко дергаясь при каждом движении ножа. Бугай пристально всматривался в заостренную деревяшку, крутил ее в пальцах, недовольно кривился и продолжал работать ножом.
- А нечего перья распускать... Слышь, Пузырь, вот этот вот. Совсем борзый какой-то... Может крылышки те-е подрезать? А-а?
Опенок резко выхватил из кирзового сапога длинный острый нож и приставил к горлу одного из пленников. Парень с черной копной волос, кровавым синяком под левым глазом и разбитыми губами вытянулся в струнку, пытаясь отстраниться от теплого металла. Он захрипел, кадык импульсивно дернулся и по шее поползла теплая, густая капля.
Всего пленников было трое: седой старик в кожушке, похожий на всклокоченного воробья, избитый парень лет тридцати в старой кожаной куртке и совсем юная черноволосая девушка в разорванном пальто. Мужчины сидели тихо, уставившись в землю, а девчонка все время еле слышно всхлипывала и нервно дергалась при резких звуках голоса худого бандита в кепке. Ее короткие волосы слиплись и походили на мокрую половую тряпку.
- Пойдешь вместо него, Опенок, - сказал бугай, прищурил глаз и посмотрел на свое творение. Улыбнулся, смачно сплюнул измочаленную ветку и, сунув заточенную щепку в рот, стал ковыряться в зубах.
- Да, я пошутил... Не ссы, петушара, - процедил Опенок и тряхнул головой, так что кепка сползла на самые глаза.
Он сплюнул и убрал нож в сапог.
- Подкинь в огонь, если занять руки не чем... А ты заткнись, - крикнул Пузырь девушке. - Хватит ныть. Радуйся, что мы нежные... Гы-ы...
Девчонка тут же замолчала, затаив дыхание, но через несколько минут вновь начала всхлипывать и чуть слышно поскуливать. Она сидела, поджав ноги и спрятав лицо в ободранных коленках. Только глаза все время бегали из стороны в сторону и старались не смотреть на людей вокруг.
Опенок принес охапку сухих веток и насадил ее на огонь. Костер радостно затрещал, поднялся и обдал волнами тепла всю компанию, спрятавшуюся от ненавистной зелени в сарае на отдаленном хуторе. Пленники заерзали и распрямились, радуясь теплу, как цветы солнцу.
Шум костра заглушил тихий голос старика:
- Слышь, парень? - спросил он и подвинулся ближе к мужчине - Тебя как звать?
- Максом, - не поднимая головы, сказал тот.
- Максим, слушай, когда нас поведут в монастырь, то держись ближе ко мне... Когда я скажу, то сразу беги вперед... Я знаю это место и видел, что там творится... Им я не все рассказал... Я надеюсь, что получится проскочить в одном месте и... Там увидишь... Я, только я могу тебе помочь... Слушайся меня и останешься жив...
- Э-э-э, пасти позатыкали, - прорычал, вставая и хватаясь за свой АКМ Пузырь.
Дед тут же отпрыгнул в сторону, замахал связанными руками и затараторил:
- Это он, я молчал, он спрашивал меня, я сказал: "Не знаю" и все, я молчал, это он говорил. Не бей, не бей, я старый человек...
Подскочил Опенок и с размаху двинул Максима сапогом в ребра. Пленник только ухнул, скривился от боли и завалился на бок.
- Еще раз вякнешь, ухо отрежу, понял?
- Да-а,- протянул Макс.
- Я молчал. Я молчал..., - повторял дед.
- Ша-а! Старый педик, - Опенок замахнулся на старика, выпятив челюсть, но остановился и процедил:
- Закро-ойся...
Дед съежился, зажмурился и замер в ожидании удара. Когда угроза миновала, он открыл один глаз, осмотрелся, открыл второй и снова уселся как ни в чем небывало.
Порыв холодного осеннего ветра ворвался в сарай и закружил в хороводе мелкий мусор. Эхом прилетел далекий одиночный выстрел. Где-то завыли собаки.
Зашипела, забулькала рация, и все замерли:
- Кабан... Кабан... Это Гера... Але...
- На связи. Прием...
- Ну, кажись, все... Шлепнул последнего. Прием...
- Хорошо, выдвигаюсь в лагерь. Ты посмотри там еще и тоже дуй к костру. Как понял? Прием...
- Да, все понял... Забито... Отключаюсь?
- Конец связи...
Рация булькнула и затихла.
- Давай пожрем, а то Кабан не даст потом. Сразу начнет гнать: "Пять минут на сборы... Вперед...", словно мы куда-то опаздываем, - сказал Опенок и плюхнулся возле костра.
- Давай. Я за любой кипишь, окромя голодовки... Гы-ы...
Зазвенели банки, ложки, затрещало сало на огне, и пленники наперегонки стали сглатывать обильную слюну.
Через двадцать минут Опенок облизал ложку, вытер жирные пальцы о куртку, порылся в карманах и достал помятую пачку сигарет. Он стречком выбил одну и сунул в рот.
- Дай-ка..., - протянул Пузырь и спрятал просмоленную трубку за пазуху.
- Держи, но только после хавки, - сказал Опенок и протянул пачку.
Он достал из костра головешку, задрал кепку, вытянул шею и пыхнул дымом. Когда очередной сизый клубок выплеснулся наружу, Опенок сплюнул и уставился на Максима.
Волосы на затылке пленника зашевелились...
Пузырь поднялся, прикурил от костра, сгреб в охапку сена в углу и кинул в огонь. Едкий дым быстро заполнил сарай.
- На хрена? - Опенок скривился, вскочил и отошел в сторону. - Весь кайф сломал.
- Мы салом воняем за километр. Я не хочу ходить в приправе, как окорок для мутанта....
- Бах. Бах. Бах. И жмуры. Э-э-э... Я это..., - прожужжал металлический голос.
Опенок выхватил обрез. Пузырь кинулся к автомату, но на полпути остановился и прохрипел:
- Клоун... Могли бы и шмальнуть.
В дверной проем вошел здоровенный солдат в форме "Армии возрождения". Из-за бронированного плеча выглядывало дуло СВД, на поясе болтались две кобуры на ковбойский манер, с черными рукоятками "Стечкина" и ТТ, в руке - мачете. За спиной висел огромный рюкзак. Тяжелый шлем с прорезями для глаз и рта был украшен рисунком в виде черепа. Художник плохо разбирался в анатомии, да и руки у него росли не из того места, но потеки белой краски и царапины дополнили изображение, придав ему зловещий оскал.
Солдат подошел к костру, и стало заметно, что все отличительные знаки "Армии возрождения" на экипировке давно содраны и затерты - трофей бандита или купленный на "Черном рынке" передел с армейского.
Здоровяк стянул зловещий шлем и обнажил лысую голову сорокапятилетнего мужчины, сплошь изрезанную рубцами давно заживших ран. Он смял большим пальцем картофельный нос и громко высморкался. Вытерся рукавом, раздул ноздри, втягивая воздух, и харкнул. Сунул руку в карман и неожиданно зарычал утробным, нечеловеческим голосом, словно охрипший эскимос затянул народную песню о нелегкой жизни охотника в испорченный мегафон:
- У-увы-экчи-эмы-из крабо-утди-эмы-уцаб.
Опенок с Пузырем подпрыгнули на месте и схватились за оружие.
Гера громогласно захохотал и швырнул серый камень, размером с апельсин Пузырю:
- Лови.
Верзила не задумываясь поймал артефакт и взревел в ответ:
- Гы-ырпвы-ычву-эрдоп.
Он тут же кинул круглый предмет обратно.
Гера согнулся от хохота, но вовремя выстрелил рукой и схватил "ведьмин язык" - совершенно бесполезный артефакт. Его единственное свойство - это менять до неузнаваемости человеческий голос. Мысли под его воздействием формируются в несвязные гортанные звуки, не имеющие ничего общего с человеческой речью. Некоторые считают, что этот артефакт просто переводчик с какого-то неизвестного языка. Среди выживших прижилась такая игра: один из участников берет в руки "ведьмин язык" и пытается объяснить другим игрокам загаданное слово.
- Кюлю-яц,- прорычал Гера и быстро сунул серый шар в карман, в котором был вшит самодельный контейнер для мелких артефактов. - Ну что тут у вас? Все спите да жрете?
- Не смешно. Думаешь...,- пробубнил Пузырь.
- Не ерепенься. Давай лучше похаваем, - перебил здоровяк. - Опенок, тащи что там у тебя есть!
- Дык, скоро Кабан придет...
- Не ссы... С Кабаном я договорюсь. Чиюха есть?
- Ага, был бы чай - был бы рай, - буркнул Пузырь.
Гера в ответ зычно рассмеялся.
Опенок развернул перед ним пропитанную жиром тряпку с салом, разрезал на четыре части луковицу, оттяпал толстый кус серого хлеба из муки грубого помола, в которой можно было встретить все что угодно, и поставил блестящую банку тушенки.
- И нарви чайку. Ща зава-арим. М-м..., - сказал Гера, вытирая руки о куртку.
- Че-его? Какого чайку?
- Баран... Там за дверью смородина растет, наломай веток... Посмотри, может малина где есть...
- А-а-а... Ща...
Худой бандит неспешно пошел к проему, на ходу вынимая обрез и негромко насвистывая мелодию, отдаленно напоминающую "Мурку".
Максим не поднимая головы, следил за ними. Девчонка совсем замолкла и казалась спящей. Через несколько минут подполз старик.
- Максимка, ты не обижайся на меня. Я старый уже. Меня и убить-то можно случайным ударом. А этот зверь, знаешь, как бьет?
Макс молча поднял голову и повернул изуродованное лицо к нему.
- Во-от, то-то и я говорю..., - невозмутимо прошептал дед. - Но я помогу тебе. Не бойся. Я это место знаю. Я бывал там и все видел... Знаешь, что там было? О-о-о... Когда все началось, монахи в том монастыре закрылись и стали молиться....
Вначале Максу хотелось пнуть старика, но после он стал внимательно вслушиваться в отрывистый шепот деда. Тот продолжал:
- Говорили, что они несколько недель не ели, не спали, не вставали с мест, и только молились...Не знаю, что там произошло, но вокруг монастыря образовалось практически невидимое поле... Оно лишает разума... Превращает в раба...Говорят, что внутри монастыря есть особый артефакт, который и управляет всем этим представлением...Они, - дед посмотрел на бандитов, - поведут меня первым, потому что я знаю, где граница, но я хочу помочь тебе... Я уже старый, мне жить-то осталось и так до первого Шторма... Я видел однажды, как двое бродяг зашли за то кольцо... Дык вот, первый - не сбрендил, а второй чокнулся моментом и напал на своего братана... Монахи первого пускают, а второго лишают разума. Правда, эти бедолаги все равно оба крякнули... Границы почти не видно... Когда я махну тебе, то беги вперед меня быстро как можешь. Вдруг повезет...
Старик вовремя замолк, за что Макс был ему весьма благодарен. Пузырь отошел от огня в сторону пленников и привалился к мягкой, устеленной зеленым мхом стене сарая. Он закурил трубку и стал деловито осматривать свое оружие.
До этого места еще не успела добраться паучья лиана, не начала срывать штукатурку и крошить кирпичи. Цепляясь за что-нибудь, она поднимается на полметра и выпускает в разные стороны восемь таких же лиан. Те в свою очередь еще, пока все пространство не будет заковано в причудливо плетеную сеть тонких, но гибких и прочных щупалец.
Гера растянулся на земле, подпер голову рукой и громко пил чай.
- Пузырь, а Пузырь, ты коптить нас будешь? - спросил он и засмеялся.- А то мутанты сбегутся на запах жареного сала... У некоторых из них уже изжога от жареного... Им подавай копче-еное. Хи-хи-хи...
Пузырь только насупился и что-то неслышно буркнул.
"Захожу", - коротко треснула рация и в дверном проеме появилась округлая, невысокая фигура.
Человек секунду постоял и широко шагнул вперед. На нем был армейский бушлат, делавший его колобком на тоненьких ножках в новеньких солдатских сапогах. Белая шея свисала складками и плавно переходила в подбородок. Острые уши, задранный кверху нос, маленькие красные глазки и толстые щеки делали его похожим на свинью. Но это был Кабан. И те, кто хоть раз назвал его свиньей, давно расползлись в разные стороны в желудках червей.
В правой руке он сжимал широкий мачете, в левой АКСУ, на поясе кобура с ТТ. Кабан сцепил оружие за спиной, так что руки расслабились и обвисли, но в любой момент он был готов расцепить рукоятки. Строевым шагом толстяк подошел к костру и гаркнул:
- Смирн-э! Пять минут на сборы... Гера, что у тебя?
- Блильчку-ужи-ыбыйцабо-эт вымчи-эз... Да, все в ажуре. Семерых снял, больше не видел, но ты же понимаешь, что я не рентген... У-ульльчи-ый.
Кабан хмыкнул, криво улыбнулся и продолжил:
- Хорошо. Учти, каждый монах может забрать на границе только одного из проводников. Если все трое обратятся - сам пойдешь проверять четвертым. В любом случае - они выдохнутся на первых пленниках.
- Ы-ичвцуму-уг...
- Что у вас? Проводники все?
- Да, - ответил Пузырь, вставая.
- Подготовь их к выходу, - скомандовал Кабан, повернувшись к Опенку.
- Да-да...
Тот подошел к пленным и рявкнул:
- Встэ-ать.
Дед тут же заохал, но вскочил словно пятнадцатилетний. Девушка затряслась, сжалась в комок и чуть заметно поползла назад, но опомнившись, подчинилась. Максим оперся на локоть, резкая боль в боку заставила замереть на секунду. Он поморщился и поднялся.
- Руки впере-ед.
Макс сжал кулаки и напрягся, чтобы веревка не показалась слишком свободной. Бандит подергал каждого пленника за руки. Удовлетворившись, достал нож и срезал всем путы с ног.
- Руки на сте-ену. Ноги раздви-инуть. Не обора-ачиваться,- гнусаво растягивал Опенок.
Когда пленники приняли исходное положение, он сплюнул и пошел за своим рюкзаком.
- Готовы?- спросил Кабан.
- Да.
- Готовы.
- Джи-эгы-ачи-иц.
- Отставить,- рявкнул Кабан.
- Все, Кабан, готов я. Пошли. Ы-авширжу-эй, - сказал здоровяк и швырнул артефакт в угол сарая.
- Гера, ты ведешь в лесу. На кромке займешь позицию... Дед пойдет первым, следом пацан, дальше баба. Она пригодится внутри, если что... Монахи телок боятся. Хе-е... Если повезет - все дойдут... Опенок, ведешь их. Ты, Пузырь со мной рядом. Гера прикрывает. Все ясно? Выдвигаемся.
Гера натянул шлем, покачал головой из стороны в сторону, чувствуя привычную тяжесть. Шейные позвонки громко хрустнули.
- Ну, пошли, - прогудел он сквозь прорези, выхватил мачете и врубился в едва заметную тропу в стене зелени.
Еще час назад Гера прошел здесь, а теперь казалось, что тут ни разу не ступала нога человека. Лес быстро забирал свою территорию. Любое свободное место под солнцем тут же занимали новые растения. Первыми бросались в бой вездесущие лианы и вьюнки. Они оплетали все пространство зеленой паутиной. Сквозь нее пробивались молодые побеги деревьев, жадно хватая скудные лучи солнца и стремясь наперегонки все выше и выше. Лианы не упускали такой возможности и оплетали уже окрепшие стволы.
Группа шла довольно быстро, растянувшись в линию. Гера хорошо знал дорогу, проложенную им пару дней назад. Несколько раз она петляла, обходя аномалии, но в целом была довольно прямой и вскоре вывела из сплошных зарослей молодого леса в старый, величественный бор. Крученые дубы, раскидистые клены, белые березы и стройные сосны уходили куда-то вверх и там переплетались в единый природный тент. Тут идти было легче, но примерно через полчаса деревья стали редеть, сменяясь сухими, облезлыми, сучковатыми скелетами. Земля покрылась бородавками кочек и лужами черной, протухшей воды.
Внезапно Гера остановился и присел. Все машинально пригнулись. Пленники попадали на землю.
Где-то слева затрещали ветки, послышалось хрюканье и еле уловимый топот десятков копыт. Максим вжался в землю между кочек. Старик затрясся всем телом и пополз назад к нему, чуть не заехав сапогом по голове. Дыхание перехватило, бок заныл в приступе тупой боли. Макс сжал зубы, чтобы не выпустить ругательства.
Пусть среди них и четверо вооруженных бойцов, но они будут спасать только свои шкуры и случайный кабан одним ударом огромной клыкастой морды вспорет одежду и перемешает мясо с костями связанному и лишенному возможности даже залезть на дерево пленнику.
Шум удалялся. Мирно запели птицы, затрещали кузнечики. Над головой у Макса пролетел здоровенный жук, сделал крутой вираж и сел на рукав. Он обхватил мощными лапами грубую кожу куртки и пополз, скребя мелкими коготками одежду. Закованный в черные латы рыцарь переполз на руку, потоптался на месте и с размаху вонзил серповидные клещи в кожу, словно бесчувственный инквизитор раскаленные щипцы. Макс выпучил глаза от боли, схватил зубами насекомое за панцирь и отодрал. Теплая струйка медленно потекла в рукав. Жук неистово клацал жвалами возле самого уха, скрежетал панцирь, лапки монотонно загребали воздух. Пленник сплюнул насекомое в травку. Бесстрашный рыцарь упал, тут же перевернулся и намертво вцепился в небольшую ветку.
Макс посмотрел на свои связанные руки и на жука...
Он поднял палочку, перехватил тельце рукой, освободил ему челюсти и подсунул под веревку. Насекомое как по команде вцепилось в крученые волокна. План работал: как только пленник немного шевелил пальцами, жук мгновенно откликался новой вспышкой гнева и яростно жевал веревку. К тому же в руках его совершенно не было видно.
Девушка молча стерпела шлепок. Макс быстро поднялся, сжимая зубы от боли и подтолкнул деда. Тот заохал, застонал, но довольно бодро пошел за огромным бандитом.
Долго идти не пришлось. Гера вновь жестом остановил процессию и сказал:
- Кабан, я буду во-он в том кусте... Ща гляну что там.
Он исчез в крученых зарослях в сотне метров от тропы. Через пару минут заскрипела рация:
- В Багдаде все спокойно... Чисто, в общем... Але...
Он не сказал, что из семи трупов монахов видно только три. Остальные исчезли.
- Оставайся на позиции. Огонь открывать без приказа... Короче, Коля, шмаляй все что движется. Конец связи, - сказал Кабан и скомандовал:
- Пошли.
Дед пригнулся и, по-звериному озираясь по сторонам, шагнул вперед.
Болотистый лес закончился, сменившись заросшим высокой травой лугом. Кое-где торчали клубки кустов. Примерно в пятистах метрах, на небольшом холме начинался гнилой забор монастыря. Из-за него выглядывал облезлый купол с кривым крестом, чуть дальше торчала покосившаяся колоколенка, виднелись остатки крыш бараков и сараев. Все маленькое и компактное, словно игрушечное.
Чем ближе становился монастырь, тем медленнее шел старик. Он спотыкался, семенил, обходил кусты и все время крестился. Девушка сзади вплотную прижалась к Максу и вновь стала еле слышно завывать. Она ухватила холодными пальцами за край его куртки и не выпускала.
За сто метров до забора жук сделал свое дело и незаметно полетел в траву. Веревка ослабла и повисла двумя измочаленными концами. Кровь прилила к ладоням. Руки почувствовали свободу. Макс сжал кулаки и стиснул зубы. Сердце бешено забарабанило. "Я готов", - мысленно сказал он.
В тридцати метрах от забора дед совсем остановился, согнулся и заскулил:
- Не могу больше...
- Да ты че? Козел! Совсем...
- Не могу. Ноги стер. Я старый человек, пощади родненький...
- Это граница... Опенок, толкай его вперед, - скомандовал Кабан.
Бандит навел обрез на старика:
- А ну-у... Топай или прострелю копыта.
Он обошел Максима слева и подтолкнул свободной рукой деда:
- Пше-ел...
Старик стоял как вкопанный. Он только чуть развернулся, посмотрел на Макса и махнул рукой.
"Пора", - пронеслось в голове.
Максим прыгнул вперед и с силой пнул ногой Опенка в спину, тот сделал несколько шагов к церкви и затрясся, как будто попал в электрическую аномалию. Освобожденный пленник схватил рукам старика за шиворот и, прикрываясь им как щитом от неизвестной опасности, полетел за невидимую черту. Они упали и покатились по сочной мягкой траве. Бок обожгло приступом боли, но тут же отпустило.
Дед мгновенно закоченел, словно египетская мумия. Его застывшие светло-голубые глаза смотрели куда-то внутрь сознания Макса. Они что-то схватили там, и мир вокруг медленно закружился. Желудок сжался. К горлу подобрались волны тошнотворных спазмов. Сквозь настилающую пелену Максим услышал визг девушки и крик Пузыря: "Ах ты ж сук...". Уши резанула короткая очередь из АКМа. Тело старика дернулось, что-то теплое и липкое брызнуло Максу в лицо. Все. Это конец. Он провалился в пустоту небытия...
* * *
Над ухом громыхнуло. Кабан закричал: "Вали его... Гера, снимай Опенка... Ты где? Огонь!" Забил АКМ. Вблизи громыхнуло снова. Макс протер глаза. Пошевелился. Цел. Кровь из вывернутой шеи старика еще толкалась толстой алой струей. Пленник скинул с себя мертвое тело и приподнялся.
Кабан с Пузырем отошли назад. Опенок стоял во весь рост в трех метрах. Он слегка пошатывался и медленно перезаряжал обрез. На спине чернели две дыры, и вокруг них расползался бурый ореол. Брызнула короткая очередь АКМ-а и штучные хлопки ТТ. Послышались глухие удары. Тело бандита дернулось, из спины вылетели лохмотья куртки, куски ваты и брызги крови. Клацнул обрез и Опенок поднял оружие. Громыхнуло раз, другой. Ответил автомат. На этот раз бандит дернулся, повесил голову и плашмя рухнул в траву.
Макс подполз к нему. Опенок еще толкал каблуками и царапал землю в предсмертных конвульсиях. Обрез валялся рядом. Пленник вцепился в патронташ, обшарил карманы. С пару десятков разноцветных патрона и ПМ перекочевали в кожаную куртку.
Кривясь от боли Максим пополз к ближайшему кусту.
- Э-эй, парень... Ты там? Не бойся, не тронем... Э-эй... Я знаю, что ты меня слышишь. Хочешь забрать свою жизнь? Не молчи... Ты же не дурак, знаешь, что тебя видит снайпер и по первому приказу твой мозг будет сушиться на ветках... Не глупи, - выкрикивал Кабан.
Макс вложил два тяжелых патрона с торчащими свинцовыми шариками в стволы и взвел курки. Проверил обойму пистолета.
- Парень. Я знаю, ты вооружен, но подумай сам, что ты сможешь? У меня к тебе дело... Ты же все понял уже. Да? Ты находишься за границей. Просто сходи в монастырь и возьми... Ну, то, что там есть... Тот артефакт... Отдашь его мне, и ты свободен...
"Черт! Черт! Что делать? Артефакт? Идти туда? Не-ет. Я не пойду. Тебе надо - ты и топай, козел. Почему не стрелял снайпер? Ни разу? Черт! Метров тридцать до забора. А там что? Эти монахи чертовы... Кстати, где они? Что делать?"
Мозг кипел, булькая мыслями.
- Парень. Мы не будем стрелять...
За весь монолог, говоривший, не приблизился ни на метр. "Ага, как же... Стрелять не будете... Пузырь, наверно уже обходит", - подумал Макс.
Надо было решаться.
Он перевернулся на живот и пополз к забору. До гнилых серых досок оставалось уже метров пятнадцать.
- Парень. Ты жив там?
"Ну, все",- сказал себе Максим и встал.
Глаза мигом нащупали две темные фигуры в траве. Пузырь справа, метрах в сорока, Кабан - левее и чуть дальше за ним. Макс одновременно нажал на курки и попятился к забору. Бухнул обрез, хлопнул ПМ. Руки почувствовали приятную мощь оружия. Бандиты разом рухнули в траву.
- Сука..., - донеслось издалека.
Пробил АКМ куда-то высоко над головой. Застрекотал АКСУ. Пули косили траву и подкидывали дерн вокруг Максима, но ни одна не попала в цель. Он увидел поднятые руки с оружием над зеленым ковром и опустошил ПМ. Когда затвор открылся - пистолет полетел в траву. Громыхнул обрез и пленник прыгнул за ограду. Резкая боль в боку заставила поморщиться. Он перевернулся на живот и отполз за примыкающий к забору дом. Бандиты выпустили по короткой очереди и затихли.
- Фу-у-ух..., - выдохнул Макс.
В горле засуха. Во рту холодный медный привкус. Руки трясутся.
Цел.
Максим перезарядил обрез и только тут заметил в двух метрах от себя труп монаха. Черный капюшон задрался и оголил лысый, обтянутый бледной кожей череп. Впалые бирюзовые глаза с красными прожилками смотрели прямо на него, совсем как глаза старика перед смертью.
Донеслись отчаянные крики девушки, ругань и возня. На мгновение все смолкло, затем ударил АКМ.
Макс поднялся и выглянул из-за угла - никого, только возле невидимой границы в траве еле заметно корчилась в предсмертной агонии девушка. Он перешел на другую сторону дома. Краем глаза успел заметить как Пузырь, стоя по пояс в траве, вскинул автомат. Пробила короткая очередь, выбив пыль и щепки из старого дерева. Максим упал и выставил вперед руку с обрезом. Выстрелил дважды, не целясь, и отполз назад.
Еще несколько секунд и бандит зайдет за угол дома. Два патрона с крупной картечью ушли в стволы. Щелкнули курки. Надо решаться: перебежать в открытые двери церкви и уйти через другой вход или попытаться рвануть за нее и к бараку.
До входа в храм семь-восемь метров, до угла - вдвое больше.
Макс резко вскочил и ринулся в церковь. Вслед забил АКМ. Полетели искры и щепки с дверей, куски штукатурки и фонтаны пыли со стен.
В нос ударил тошнотворный запах разлагающейся плоти. Внутри церкви творился настоящий ад: весь пол был заляпан кровью, повсюду беспорядочно валялись кости с остатками мяса вперемежку с рваной одеждой. Все это месиво шевелилось, чуть сверкая слизью на спинах тысяч личинок. Теплый затхлый воздух жужжал от сотен мух.
Но весь этот ужас померк перед ярким бирюзовым свечением на алтаре. Оно мгновенно захватило все внимание и потянуло к себе словно магнит. У сияющего источника стаял черный монах, в остроконечном капюшоне. Он сложил руки в молитве и опустил голову перед божественным огнем.
В ушах зашумело.
Сзади что-то грохнуло и толкнуло Макса в спину. Он полетел вперед, сквозь обволакивающую пелену, как во сне, совершенно не чувствуя боли. Только неумолимо нарастало нежелание оставлять это яркое свечение. Время замедлилось. Позади громыхнуло снова, и Макс увидел, как дернулась голова монаха, примялся капюшон, подкосились ноги и человек стал заваливаться вперед.
Внезапно накрыла тьма, мягко прикоснувшись к лицу прохладой липкого пола...
* * *
Резкая, пульсирующая боль в плече вернула Макса к жизни. Он застонал и, стиснув зубы, кое-как сел. Дотронулся до маленькой, круглой дыры в куртке. Пальцы размазали теплую, вязкую жидкость. Глаза скользнули по одежде - она была вся измазана кровью. Несколько толстых, белых червей ползли вверх по куртке. На липкое веко села муха и попыталась забраться в глаз.
Максим поднялся. Потоптался на месте. Никого. Голова шумела, будто в ней миксером взбивают мозг. Шатаясь, с трудом переставляя ноги в тягучем тумане, он вышел из церкви. Не было ни единой мысли, кроме одного желания - поскорее убраться отсюда.
Гнилой забор... Путающая ноги трава...Голые, в синяках коленки мертвой девушки...Выглянуло из-за туч осеннее солнце и ласково греет щеку... Жужжат насекомые...Ветер слегка холодит спину... Рана отбивает четкий ритм сердца...
Макс не заметил, как оказался в нескольких метрах от куста, в котором сидел снайпер.
- Ну-у..., - вырвалось у него из пересохшего рта.
Он хотел сказать: "Ну, стреляй уже. Что ждешь?", но не получилось, только скудная улыбка сверкнула на лице и тут же погасла: "Я иду".
Гера лежал на земле. Точнее то, что от него осталось. Тело было разорвано в клочья и на половину обглодано. Рюкзак и винтовка валялись не тронутыми. Макс криво улыбнулся: "Не повезло, весельчак? Сало жаренное... Ты ведь запасливый, правда?".
Пальцы нащупали застежку рюкзака...
Через минуту Максим уже прикладывал к ране заживляющий артефакт "пиявка". Продолговатый гибкий предмет мягко прилип к телу, поерзал на месте, устраиваясь поудобней и стянул кожу. Макс застонал. "Пиявка "окутала рану, впрыснула обезболивающее, обработала ее и принялась высасывать пулю и частички одежды. Кусок металла медленно двигался наружу. Боль уходила.
Пять минут и "пиявка" отвалилась. Максим поднялся, покрутил рукой. Еще немного побаливало и стягивало мышцы, как после тяжелой и долгой нагрузки, но рука уже работала.
- Ну что, поиграем? - сказал Макс и натянул на голову шлем с оскалившимся белым черепом.
* * *
Два человека медленно шли по полю, утопая в траве. Невысокий толстяк со свиным лицом, одетый в армейский бушлат, шел первым. Его автомат болтался на шее, руки что-то бережно прижимали к груди. Следом, сложив ладони вместе, шел лысый верзила в спортивном костюме.
Макс протер глаза и снова взглянул в прицел. Грянул выстрел. Приклад приятно толкнул в плечо. Взлетели вороны с ближайшего дерева. Толстяк запрокинул голову и рухнул в траву. Прогремел второй и Пузырь осел рядом.
Максим поднялся и пошел к ним. Здоровяк еще хрипел. Хлопок ТТ - и он затих. Кабан лежал смирно. Его бирюзовые глаза застыли в умилении, не свойственном его лицу. Макс пнул тело. Оно перевернулось на спину. Из рук выкатилась яркая, сияющая небесной синевой звезда.
Ничего прекраснее он никогда прежде не видел. Мир вокруг замер и погрузился во мглу. Эта синяя бездна поглотила и растворила в себе все его существо. Из нее выходила любовь, она полыхала и сочилась волнами, захватывая и унося в бесконечность.
Из глубины всплыло знание - тут Ей не место. Надо найти для Нее дом, отнести Ее к людям. Возникло желание показать это чудо еще кому-то, поделиться со всеми. Ведь чем больше людей соберется вокруг Нее - тем сильнее Она будет и больше сможет дать своим хозяевам.
Макс бережно поднял Ее, прижал к груди и пошел в сторону заходящего солнца. Оно уже укладывалось спать, постелив себе красную перину далеких облаков.