Шатрами раскинулся лес вековой, 
  Ветвями смиряя полуденный зной. 
  Не сладилась нынче охота, и пусть, 
  Зато отдохну и немного пройдусь. 
  Я шел потихоньку по тропке лесной 
  И всею душой восхищался красой 
  Тенистых лесов, не сказать мне в словах 
  Об этом величьи. Бродячий монах 
  Средь леса мне встретился, и на поклон 
  Его я ответил, и бросил дублон 
  В убогую сумку его, но святой 
  И мельком не глянул на мой золотой. 
  Тогда я с насмешкой его вопрошал: 
  "Скажи, преподобный, когда ты вкушал 
  Все прелести мира, неужто тебе 
  Не сладко жилось здесь, на грешной земле?" 
  "Я разную жизнь повидал, господин. 
  Из древнего рода остался один 
  Я юношей лет двадцати. И тогда 
  Над нашей страною нависла беда, 
  Король положился на нас, молодых, 
  И сам во главе эскадронов своих 
  Разбил он противника. Мирные дни 
  Могилой казались мне после войны. 
  Был зван ко двору, но туда не хотел, 
  Я с детства придворной возни не терпел. 
  Любил я жену, и растил я детей, 
  Жил тихо вдали от вражды и страстей, 
  Трудами и злато и славу стяжал, 
  Но зависть врага и бандитский кинжал 
  Лишили меня всех, кого я любил, 
  И некто, судейских наняв воротил, 
  Отспорил мой дом, и поля, и добро. 
  Печаль же мое истерзала нутро, 
  Больной и неймущий я бражничать стал, 
  И Бога забыл... Я бы, верно, пропал, 
  Когда бы монахи меня не нашли 
  В горячке лежавшим в дорожной пыли. 
  Обитель тот час приютила меня. 
  И стал укрепляться я день ото дня 
  И телом и духом. Решил я идти 
  В монахи, и в Боге спасенье найти. 
  Я очень старался, но, видит Господь, 
  Когда измождал я аскезою плоть, 
  Я к Истине ближе не стал ни на шаг. 
  И вот, я ушел, заложив за обшлаг 
  Молитвенник свой, а в душе помышлял 
  В ученых трудах свой найти идеал. 
  И понял тогда я на склоне годов, 
  Среди арамейских и коптских трудов 
  Возясь неустанно, что вовсе не там 
  Всю жизнь проискал я Всевышнего храм, 
  Хотя и в себе его вечно носил! 
  Мне радостно стало, и не было сил 
  От смеха сдержаться. Так что говорить 
  О прелестях мира сего? Может быть, 
  Нуждается в них наша грешная плоть. 
  Всяк выберет сам. Мне важнее Господь". 
   
  Подвижник умолк. Я стоял, погрузясь 
  В свои размышленья. Какая же грязь 
  Вся жизнь наша вместе с ее суетой 
  Пред жизнью его, неподдельно святой! 
  Очнувшись от мыслей своих увидал 
  Я стаю волков. Я, признаться, не ждал 
  Увидеть их здесь. А матерый вожак 
  Смотрел на меня. Только сделаешь шаг, 
  И кинется он, и спасения нет! 
  Набравшись отваги, я вскинул мушкет, 
  Старик намеренье мое уловил 
  И властным движеньем меня отстранил. 
  И, тихо сказав, что не будет беды, 
  Когда проживем мы хоть день без вражды, 
  Он двинулся к стае. И лютый вожак, 
  Всем видом своим вызывающий страх, 
  Играл и резвился, как будто щенок! 
  Потом он покорно улегся у ног 
  Святого монаха, ласкаясь к нему. 
  Признаюсь, что я до сих пор не пойму, 
  Как разум мой смог это все уместить. 
  Я пал на колени, осмелясь просить 
  О благословении. Он благословил, 
  И смех я во взгляде его уловил. 
  Монах протянул мне знакомый дублон, 
  И тут уж я понял, как был я смешон, 
  Даря ему это. Но мой золотой, 
  Поскольку к нему прикасался святой, 
  На крест переделал умелый кузнец. 
  Здесь кроется суть. А рассказу - конец.