Я шла по воде. Вода доходила мне до середины икр и неприятно холодила ноги. Шла босиком, дно было илистым, и я периодически скользила по нему, стараясь удержать равновесие и не замочить подол длинного платья, который придерживала рукой. Мне было холодно, в вечернем воздухе зябли руки, а ноги не отличались уже температурой от воды, но почему-то я не выбиралась на заросший кустами и деревьями пологий берег, а продолжала идти по мелководному дну небольшой речки.
Вечерние птицы скользили вдоль берега, бесшумно взмахивая крыльями, то появляясь, то исчезая в тумане, окутавшем деревья. Я засмотрелась на одну из них, выпорхнувшую из ближайших зарослей, и вдруг поскользнулась, беспомощно взмахнула руками и упала в холодную воду.
Этот сон снился мне не один раз за осень и вот теперь приснился и зимой. Не понятно, причём тут речка и почему я по колено в воде. Не переношу холод и тем более холодную воду. Бр-р-р!.. Я зябко поёжилась. Почему я вижу во сне одно и то же?
Я встала и посмотрела через занавеску в окно: слабая позёмка закручивала по дороге тонкий сухой снежок, черные стволы деревьев вдоль дороги воздевали голые ветви к небу, окрашенному в серо-голубые тона небольшого морозца.
Зима. Она принесла немало изменений в мою жизнь. Я по-прежнему жила в Бон Темпс, но теперь опять была работающим человеком. Чтобы оплачивать коммунальные счета, налоги и свои практически минимальные потребности, я устроилась на работу в одну из частных фирм, занимавшихся транспортными перевозками, на должность секретаря. Контора этой компании, вернее, её местного филиала в Ла Перле, располагалась неподалёку от железнодорожного вокзала, и так как часть грузов, перевозкой которых занималась наша компания, переваливалось с рельс на колёса именно здесь, в районе железнодорожного узла, можно было лично наблюдать за процессом.
Устройство на работу, а точнее вытекающий из этого трудовой распорядок перекроил моё расписание, оставив свободными два выходных дня, как и у всех простых смертных. Для зимнего времени это было не так уж и плохо, поскольку в это время года не надо заниматься огородом и садом. Но то, что я находилась теперь в рабочем ритме, не могло не сказаться и на моей личной жизни. И это не очень нравилось моему другу-вампиру.
Раза два в неделю он появлялся из заснеженного ниоткуда и оставался со мной до утра, и если это было утро рабочего дня, то около восьми часов к дому подъезжал Григориус и отвозил меня до конторы. Днём Григориус не выходил из машины и не снимал темных очков, что зимой выглядело несколько претенциозно. Но так как из машины он не выходил, мало кто замечал это чудачество.
Борис уходил утром, не говоря, куда, и не обещая, что вернётся. Он стал звать меня Марианн. Сначала это имя он произносил как оговорку, потом поправлял себя, и мне казалось, что ему попросту не нравится моё имя, а не то, чтобы ему было трудно его выговаривать ― говорил он превосходно без всякого акцента. И, как он однажды признался, так же свободно мог говорить еще на нескольких языках, французском, например, и испанском. Действительно ли его имя было Борис, или он адаптировал его для наших краёв, я так пока и не узнала. Он не торопился приоткрывать свои тайны. Нас связывал только секс, которого мы оба ждали.
Холодные прикосновения его тела и ледяные проникновения странным образом нравились мне. Я мысленно сравнивала эти контакты с купанием в снегу, которого было вдоволь за окном. Будь наши интимные свидания чаще, возможно, это каким-нибудь образом негативно сказалось на моем физическом самочувствии. Но чаще одного раза в три-четыре дня это не происходило. И стало чем-то вроде правила. В такие дни я возвращалась с работы вместе с ним ― он встречал меня в Ла Перле. Вечером мы могли с ним зайти в кафе, где я заказывала себе ужин, а он имитировал распитие вина. Иногда в хорошем расположении духа он принимался комментировать посетителей, отмечая вероятные особенности их крови и сексуального поведения. Это было и смешно, и отчасти жутковато. Отчего-то верилось, что он угадывает на все сто.
На нас если же и обращали внимание, то старались этого не демонстрировать. Борис пугал людей, даже когда он не смотрел на них, ощущение подавляющей силы заставляло отводить глаза и держаться подальше. Если с ним кто-нибудь встречался взглядом, то или замирал или сразу старался отвести взгляд, опустить глаза. Не думаю, что мы хоть раз становились объектом для пересудов.
Сегодня, особенно после этого неприятного сна, страшно не хотелось ехать на работу. Но выхода не было. К тому же меня с комфортом доставят до конторы ― Григориус в качестве личного шофёра меня абсолютно устраивал.
Мы подкатили к конторе без четверти девять, я выходила не у самой конторы, а метров за сто от неё: мне не хотелось афишировать свои связи. Но как бы аккуратно я не выстраивала своё поведение, от конторских коллег трудно было что-то скрыть. Уже недели через две от начала моей работы одна из бухгалтерш (их у нас две ― постарше и помоложе) ― Лиза поинтересовалась, что за приятный молодой человек доставляет меня по утрам. Я ответила, что это друг. Хотя меня так и подмывало записать его в женихи. Этим я бы укрепила свои позиции в глазах коллег-мужчин (а их у нас тоже двое, не считая шефа) и застраховалась от возможных подкатов со стороны начальника ― грузного мужчины пятидесяти пяти лет с залысинами и одышкой. Но это желание пришлось подавить в корне, потому что я не смогла представить, как совместить утренние появления у конторы Григориуса и вечерние ― Бориса.
Выдать же Бориса за жениха у меня не хватало либо смелости, либо воображения. На вопрос нашего юриста ― Андрея, с кем это он меня периодически видит в городе, я ответила неопределённо: "Мы встречаемся". Этого хватило, чтобы обозначить мой статус для всех остальных: я одинока, но есть неких мужчина на постоянной основе. Не бог весть что, но отчасти гарантировало спокойное существование в кругу женатых и разведённых мужских особей.
Рабочий день сегодня не отличался от других ― средняя степень загруженности. Отослав факс со спецификацией груза для ближайшей отправки, сама я отправилась "на обед", который чаще всего проходил здесь же, в конторе, в небольшом кухонном закутке, где можно вскипятить чайник или подогреть купленный или взятый из дома ланч. Ко мне присоединилась молоденькая бухгалтерша Лиза. Нашу бухгалтерию вполне могла просчитать главная бухгалтер Марина Евстафьевна, подозреваю, что Лизу шеф взял, имея на неё какие-то свои виды, а может, рассчитывая вырастить из неё главного бухгалтера на смену шагнувшей за пенсионный рубеж, но зато очень опытной Евстафьевны.
― Ты познакомишь меня со своим другом? ― огорошила меня просьбой Лиза, присевшая напротив меня на подоконник.
―Ну да, ― проворчала я, ― К чему тебе это? Ты же его даже толком не видела!
― Как раз видела, пусть не очень подробно, но видела!
― Где же это? В машине разглядела?
― Да! Такой симпатичный! И загадочный! Очки тёмные ему очень идут! А манеры какие! ― Лизка мечтательно закатила глаза, прихлёбывая чай.
Когда только она умудрилась разглядеть его манеры? Мне совсем не хотелось сводить её с вампиром. Вся ответственность будет на мне.
― Не знаю, ― нехотя протянула я, ― Поговорю с ним. Вдруг он не захочет?
Лиза внимательно посмотрела на меня и с плохо скрываемой досадой заметила:
― Тебе-то что, жалко, что со мной встречаться будет? У тебя же есть ухажёр какой-то вполне солидный, как Андрей говорит. Этот молоденький тебе зачем ещё нужен?
Ухажёр! Надо же так припечатать Бориса. И меня, выходит, воспринимают как даму с непомерными аппетитами? Хуже всего, что правды они никогда не узнают. Или нет, это лучше всего. Пусть лучше думают, что я такая стерва.
Я кивнула головой:
― Ага, нужен! Ты его охмуришь, а кто меня на работу возить будет?
― А он из Бон Темпс тоже?
(Знать бы, откуда он! Да, и это, в принципе, знаю, ― из Герцеговины тому уже как сто пятьдесят лет!)
― Ага.
― Наверное, у него нет девушки, раз он тебя по утрам подвозит?
(Вот тут я и не знаю, встречаются они теперь с Драганой, или нет.)
― Не знаю, ― честно ответила я, ― Скорее есть, чем нет. Что-то там у них не заладилось одно время...
― Ну, вот! Самое время его с другими познакомить! Давай, не упрямься! Помоги счастью ближнего!
(Я именно об этом и пекусь, чёрт возьми!)
― Хорошо, ― неопределённо согласилась я, ― Я скажу ему, а там видно будет...
― Ну, то-то! ― бухгалтерша слезла с окна и направилась к своему рабочему месту рядом с Евстафьевной, ― Ой, Аркадий Борисович, здравствуйте! ― поприветствовала она нашего шефа, который только явился в контору и, кивнув всем присутствующим, прошагал в свой кабинет.
Я отправилась за компьютер, стараясь не думать о Лизкиных перспективах в качестве подружки Григориуса.
Скоротав на рабочем месте время до вечера, я отправилась на выезд из Ла Перлы на общественном транспорте. Сегодня меня не встречали, и мои в перспективы входило голосование на дороге, потому что рейсовые автобусы после шести вечера в направлении на Бон Темпс не ходили.
Удача улыбнулась мне в виде частника, работающего на извозе от случая к случаю. Этого бойкого активного пенсионера я хорошо знала уже много лет, периодически встречаясь с ним подобным образом на дороге. Звали его Гена. Он подкатил к остановке, где кроме меня дожидались попутной машины еще две девчонки, возвращавшиеся с учёбы. И мы покатили к Бон Темпс в зимних сумерках. Я сидела на переднем сидении.
― Смотрю, работаешь в Ла Перле ― часто вижу тебя здесь вечером, ― констатировал Гена.
― Да, приходится, ― согласилась я.
― Ты, вроде как, одна живёшь? Или с кем?
― Вроде ни с кем, ― опять согласилась я.
― Вот как! Может, поедешь на юг с кем-нибудь, в отпуск, если пригласят? Ну, вот, к примеру, я тебя приглашу, поедешь? ― озвучил неожиданное предложение Геннадий, предвкушая, наверное, как меня это обрадует.
― Нет, не смогу, ― не стала затягивать этот разговор я, так как давно привыкла к подобным подкатам местных. Ведь если ты живешь одна, значит, ты― свободна и будешь рада любому, кто обратит на тебя внимание.
― Почему не сможешь? Что тебе мешает?
― Здесь мой юг, ― странно ответила я. И мы замолчали.
Когда разобиженный Геннадий остановился в Бон Темпс у автобусной остановки, и я вышла из машины, то к своему удивлению я увидела фигуру Бориса, прислонившегося к стоявшей неподалёку машине. Мне оставалось только перегрузиться из одной машины в другую под пристальным взглядом Геннадия, который делал для себя определённые выводы. Борис мрачно посмотрел на меня:
― Этот чудак флиртовал с тобой?
― Так, для поддержания формы. У тебя нет конкурентов.
― Я надеюсь..., ― в голосе слышалась насмешка.
Я собиралась рассказать ему про глупую просьбу Лизы, но передумала. Странно, но мне всё меньше хотелось, чтобы кто-нибудь влиял на мои решения. Борис остался у меня, и мы вместе встретили субботнее утро.
Утро началось с того, что кто-то тарабанил в окно. Пришлось поспешно одеться и, накинув меховую жилетку на плечи, выглянуть с веранды. На пороге меня встретил раздосадованный Григориус:
―Я ждал тебя, Марьяна, уже полчаса, разве ты не едешь?
―Не понимаю, чего ты ждал! Сегодня же выходной!
― Что за выходной?! Ты могла предупредить меня, что не едешь!
― Сегодня суббота, забыл?
― Мне всё равно, какой сегодня день недели. Для вампира это не играет никакой роли, ― презрительно заметил Григориус.
― Но я-то не вампир и живу, знаешь, по недельному циклу рабочего человека!
― Да, не повезло тебе! ― сделал он глубокомысленное замечание.
Под лучами утреннего солнца его белая кожа поблёскивала совсем как кристаллы снега, рассыпанные вокруг и медленно опускающиеся в морозном воздухе. Завораживающая картина.
― Входи, Григориус, ― пригласила его я. Вампиры уже давно имели доступ в мой дом.
― Ты сможешь отвезти Бориса, ― утешила я его, прикрывая дверь, в которую вместе с холодным воздухом ворвалось несколько снежинок, моментально растаявших на полу.
― Пусть едет один, ― услышала я за своей спиной. Полуодетый Борис вышел на веранду и тоже засверкал под солнечным светом. Белейшая кожа, темные глаза, впалые щеки. Глаза не щурятся от солнца, которое по утрам заполняет всю веранду, он как будто наслаждается возможностью продемонстрировать свою слепящую красоту. Сейчас, при свете белого дня была абсолютно очевидна нечеловеческая сущность обоих. Сверкающая кожа, резкость черт и неподвижность лиц и вместе с тем гибкая пластика быстрых, почти молниеносных движений.
Молодой вампир взглянул на меня и бесшумно вышел на заснеженную улицу. А у нас с Борисом возникла нетривиальная ситуация, ибо дневного общения у нас ещё не было. Я не была уверена, что ему не будет нудно наблюдать за моими дневными занятиями. По счастью, Борис открыл мой ноутбук и погрузился в пространство Интернета, дав мне возможность умыться и позавтракать. Хотя это было несколько неожиданно: оказывается, он неплохо разбирается в современных технологиях.
Пройдя невзначай мимо него пару раз, я бросила взгляд на монитор, ― он смотрел какие-то англоязычные сайты с минимальным дизайном ― сплошной текст. Дальше я со своим любопытством не продвинулась, посчитав своё поведение назойливым. Ведь он не докучал мне своим вниманием! Я постаралась заняться своими делами.
При том что вёл он себя тихо, мне трудно было выкинуть из головы мысль о его присутствии в доме. Так уж я устроена, я всё время прокручивала в голове ситуацию: вот я готовлю обед, а там в комнате сидит вампир! Это жутко мешало. Промаявшись так часа два, я с радостью откликнулась на предложение пойти прогуляться. Даже в мороз и по бездорожью!
Холодное зимнее солнце освещало заснеженную равнину, по которой петляла едва видимая глазу дорога, уходящая к синеющему на горизонте лесу. Легчайшие снежинки медленно опускались с прозрачного неба, сверкая в морозном воздухе хрустальными гранями. Ветра почти не было, но щеки ощущали бесконечное холодное дуновение зимы над заснеженными полями. Я пряталась от этого зимнего великолепия в куртке на меху, зимних сапогах, тёплой шапке и варежках, рассчитывая на то, что прогулка не затянется. Борис спокойно вышагивал рядом, как и был дома, в легком свитере и брюках, снисходительно надев стёганую жилетку, чтобы не выглядеть совсем уж вызывающе. Я знала, что ему не было холодно, но, тем не менее, не могла привыкнуть к этому зрелищу. Его легкие кожаные ботинки противно поскрипывали по притоптанному снегу.
― Пробежимся? ― Борис хватает меня за руку и увлекает с дороги за собой по снежной целине; мне приходится бежать за ним, сначала легко и весело, потом, чуть оступаясь в снегу и хватая губами стылый воздух. Наша пробежка взвихрила лёгкий снег, и я смотрю из-под полуопущенных ресниц на убегающие по слабому насту змейки снежной пыли. Щёки мои горят от мороза и бега. Борис, не мигая, смотрит на меня, словно раздумывая о чём-то. Я почти не сомневаюсь в том, что последует дальше, но тут он переводит взгляд в сторону леса, и я вижу движение на его лице.
Я едва успела повернуть голову, чтобы разглядеть чёрную точку на снежной целине, как Борис рывком развернул меня и буквально потащил за собой. Я попыталась ещё раз оглянуться, но в темпе, взятом Борисом, это было практически невозможно. Вряд ли мы двигались так дольше минуты, как он чертыхнулся, схватил меня и, взвалив на плечо, на нечеловеческой скорости понёсся к дому. В районе сада мы затормозили, и он поставил меня на снег, не дав, впрочем, задать вопрос, что это всё значит.
― Я должен сейчас уйти, ― без обиняков объявил он мне, как только мы переступили порог дома, ― Не выходи никуда.
― Подожди, ― попыталась остановить его я, ― Не лучше ли будет, рассказать мне, что происходит?
― Всё узнаешь. Пока сиди тихо! ― скомандовал он и исчез.
Конечно, я никуда не выходила остаток дня. Да, в общем-то, зимой в деревне идти особо некуда. Вечером я разглядела в зимнем сумраке фигуру Григориуса, занявшего привычный пост во дворе. Похоже, всё было очень серьёзно.
***
― Что вчера так испугало Бориса, ― интересуюсь я на следующий день у Григориуса, сменившего свой ночной пост во дворе на мою веранду. Кормить мне его не надо, так что мы заняты только чистым общением.
― Спрашивай такие вопросы у босса сама. Я затрудняюсь, ― честно отвечает Григориус, поглядывая на то, как я отпиваю кофе из чашки.
Кормить я их не кормлю, но вопрос этот никогда не выходит у меня из головы. Чем-то ведь они должны питаться? И их здесь ещё летом было около двадцати. Вопрос серьёзный. Где и как происходит их охота ― мне было не ведомо. Есть такое предчувствие, что рано или поздно, но эта проблема предстанет передо мной во всём своём откровении, но лучше пусть будет поздно, раз уж вовсе этого не избежать.
― Послушай, Григориус, с тобой желает познакомиться девушка с моей работы. Ты ей приглянулся, ― перевожу разговор.
Григориус плотоядно ухмыляется, что совсем не идёт его романтическому и даже строгому облику.
― Превосходно! Я согласен, представь нас!
― Мне не очень хочется! ― тяну я, ― Ты укусишь бедную девушку?
― Если ей повезёт, ― радуется Григориус, ― то только укушу. Давно у меня не было смертной..., ― (мечтательное выражение на лице)
Тема секса всегда заводила Григориуса с пол оборота. Он уже вожделенно поглядывает и на меня.
― Успокойся, пожалуйста. У тебя длительное сексуальное голодание?
Григориус мрачнеет. Мой вопрос повис в воздухе. Каждый раз при намёке на Драгану он замыкался и грустнел. За несколько месяцев со дня того предательского поступка Драганы он не говорил о ней и не упоминал её имени, что заставляло меня сомневаться в его искренности.
Мой единственный в это воскресенье собеседник умолк, оставив меня в тишине коротать выходной. Вечером он так же молча снова занял свой пост. Я пожала плечами в ответ на это упрямство. Вот, не буду его ни с кем знакомить! Как обычно, не было никаких вестей от Бориса. Свои вопросы я могла отложить в долгий ящик.
***
Утро понедельника выдалось не только морозным, но и ветреным. Это я смогла оценить, забираясь в машину к Григориусу, который выглядел сегодня подчеркнуто дежурно. Обиделся? За что? Промолчали всю дорогу. На выходе у конторы он придержал меня за руку и тихим, но от этого не менее убедительным голосом практически приказал:
― Ты сейчас меня познакомишь!
― Да ну, ― попыталась выкрутиться я, ― Она, может, пришла уже! Времени ― без пяти девять, наверняка, она уже там!... Ты знаешь, что такое "девять"? И что означает слово "часы"? ― я опустилась до откровенного хамства.
Вампир не отреагировал на мои наглые выпады, припечатав меня одной рукой к сидению и не давая возможности двинуться с места. Этот поворот в его настроении меня смутил, никакого насилия с его стороны я ещё не испытывала, полагаясь на его лояльность.
― Не понимаю причин такого резкого обращения со мной, ― заметила я, стараясь не глядеть в лицо Григориусу. Как выйти из этого положения?
― Я на работу опоздаю, ― мрачно закончила я.
Григориус не отреагировал и на этот раз. Я глубоко вздохнула, пытаясь придумать убедительный довод. В этот момент от автобусной остановки засеменила в сапожках на каблучках невысокая фигурка Лизы, которая, вероятно, только подъехала. Вот мне повезло!
― Вот она! ― прошипела я, ― Пусти! Я позову её.
Григориус откинулся на сидении, и на лице его появилась приятная расслабленная полуулыбка.
― Лиза! ― позвала я бухгалтершу, высовываясь из машины, ― Подойди сюда, пожалуйста!
Лиза остановилась, глядя в нашу сторону и соображая, что к чему, потом, видимо, правильно оценив обстановку, заулыбалась и приветливо замахала рукой: ― Да! Привет, Марьяна!
Я смотрела, как она подчеркнуто не торопясь подходит к нам с улыбкой на губах, и мысленно посылала себя к чёрту. Сейчас я выдам ей не очень счастливый лотерейный билет. Если с ней что-то случится, как я буду себя чувствовать?!
― Если с ней что-то случится, не сомневайся, я убью тебя, ― прошипела я Григориусу. Он торжествующе взглянул на меня.
― Вот мой друг ― Гриц, ― мстительно сказала я, представляя его Лиз, ― А это моя коллега ― Лизавета.
― Он любит, чтобы его звали Гриц, как самые близкие друзья, ― вылезая, сказала я и, не оглядываясь, зашагала к конторе. Мне не хотелось слышать и знать, как и о чём они договариваются. Всё равно мне будет всё рассказано в подробностях.
За обедом я равнодушно выслушала восторги Лизы по поводу "Григория", но про назначенное свидание она мне ничего не сказала. Бог с ними, ― подумала я, ― не могу же я уследить за всеми вампирами этой местности.
Вечером в ста метрах от конторы меня ждал Борис. Мы вышли с Лизой одновременно, и я видела, как она сначала обрадовалась, увидев знакомую машину, а потом сникла, разглядев на водительском месте Бориса. Завтра она наверняка спросит меня, так чья же это машина. Если сказать, что у Григориуса нет своей, то, может, это снизит его привлекательность в глазах бухгалтерши? Вот только вампир уже её не отпустит, если она ему приглянулась.
Мы приехали домой по темноте. Едва войдя в дом, я не выдержала и, развернувшись, к вошедшему вслед за мной Борису, спросила:
― Ты мне расскажешь, наконец, что произошло позавчера? От кого мы бежали по снегу?
Он кисло посмотрел на меня:
― Они опять ведут охоту. На меня и Григориуса.
― Почему "опять"? Что изменилось сейчас? Вы что-то нашли?
Борис не смотрел на меня, он сел на диван и уставился в пространство:
― Поверь, тебе лучше не знать слишком много. Ты не должна стать источником информации в их глазах. Они охотятся за мной.
― Мне можно ничего не бояться?
― Боюсь, что нет. Ты можешь стать средством, с помощью которого они постараются добраться до меня.
― ?!..
― Поэтому тебе нужно быть рядом со мной по возможности постоянно, ― сказал он, располагаясь на диван, ― Иди ко мне!
Я нехотя присела рядом. Он привстал и осторожными движениями снял с меня свитер и юбку, закинув их на стоящее рядом кресло. Потом, остановившись на этом, приобнял меня и улёгся со мной на диван. Я лежала в его прохладных объятиях, голова моя покоилась на его каменном плече, свою голову он наклонил к моей, почти касаясь губами затылка. Если бы я слышала его дыхание, эта поза была бы такой привычной! Вместо этого я ощущала холод его кожи и стальную мощь его неподвижного тела. Плавным движением он прикрыл пледом мои стынущие ноги...
Глава 2. Зимние забавы
Борис оставался у меня на ночь всю неделю. Но что бы вы там ни думали, совсем не с известной целью, потому что как раз всю неделю мы с ним сексом не занимались. Да, как бы невероятно это ни звучало! Не знаю, как бы отреагировал на эту информацию Григориус. Но он не спрашивал, совсем не лез в мою личную жизнь, ожидая, наверное, симметричного поведения.
А его шеф проводил ночи воздержания со мной. Мне оставалось только смириться с очередной странностью его поступков. Несколько раз он буквально укладывал меня спать, убаюкивая словно ребёнка. Потом он оставлял меня и удалялся в другую комнату, где проводил ночь за ноутбуком. В других случаях он сразу удалялся к ноутбуку без нежностей в мой адрес. И мне приходилось коротать время за просмотром телепрограмм.
Так продолжалось до выходных, а в субботу утром Борис оторвался от монитора и сообщил, что покинет меня на некоторое время. Не исключено, что ему просто надоело моё общество.
Как только он удалился, а я было собралась заняться подзаброшенными делами, в дверь постучали. Оказалось, это прибыл Дэн, слегка подмороженный и в растрёпанных чувствах.
Бедняга Дэн так и не получил искомой информации и остался на зимовку. Ха-ха, он вынужден был сидеть на своем кордоне с дровяной плитой и дизелем-генератором вместо того, чтобы вернуться в Лондон в свою "штаб-квартиру", если верить ему на слово.
В отличие от вампиров, за которыми он следил, он мёрз в этом плохо отапливаемом домике и страдал от этого, хотя и тщательно скрывал, от меня, во всяком случае, эту свою уязвимость. Вместо того чтобы вести приятную во всех отношениях жизнь в Европе, он торчал на опушке зимнего леса с символической даже по местным меркам зарплатой и без явных сроков окончания своей затянувшейся командировки. Со скуки он стал часто являться ко мне домой и пил чай на веранде с малиновым вареньем. Я смеялась над его незавидным положением.
Может показаться странным, что я принимала его у себя и общалась, учитывая наши с ним отношения. Но жизнь вообще странная штука. При том, что наши интересы было прямо противоположны, мы в этом вампирском окружении, условно говоря, предпочитали держаться друг друга. Видовая поддержка, надо думать. А обстоятельства складывались так, что иногда думать было уже не обязательно ― работали инстинкты.
Дэн в итоге выбрал правильную тактику, подавая нашу сделку как общий интерес. Но к зиме ему стало откровенно грустно, так как мы оба никуда не продвинулись.
Я смеялась над ним, делая прогнозы, что мы так ничего и не узнаем, и ему придётся здесь торчать до второго пришествия. Однажды я придумала другой возможный вариант ― Борис совсем забудет меня, и я так и не смогу выяснить его тайну. А так как к тому времени он меня бросит окончательно, я ещё буду приходить в избушку к Дэну, где он будет на вечном поселении, и буду просить показать видеозапись нашего с Борисом секса, чтобы предаться сентиментальным воспоминаниям!
Тут Дэн не выдержал и тоже решил осадить меня:
― Знаешь ли ты, что, скорее всего, будет, когда миссия Бориса закончится, и все вампиры соберутся отсюда с концами?
― Ну и что будет? Конец твоему Великому Сидению!
― Не совсем. Вернее, не только конец моей миссии, но, вполне возможно, и тебе. Спроси Бориса, что происходит со смертными в случае, если вампир считает нужным закончить с ними связь?
― Интригуешь...
― Нисколько. Миссия смертного в глазах вампира тоже заканчивается. Он не потащит тебя за собой ― в этом нет никакой надобности. И свидетеля оставлять у него тоже нет права. Так что, не смейся раньше времени.
― То есть, в моих интересах, чтобы он подольше здесь сидел? Или получил бессрочное назначение в здешние леса?
― Бессрочные миссии ― это из области фантастики. Даже бессмертный не обрадуется бессрочному заданию. А всем вампирам, прозябающим в здешних местах, наверняка захочется проводить своё бесконечное время жизни в более интересных условиях. Охоты здесь нет, развлечений нет. Скучная примитивная жизнь.
Так значит, вот что меня ждёт. Отставка у Бориса и гибель от его рук? Жизнь постоянно подсовывает непредвиденные подарки.
― У меня тоже могла бы быть миссия! Нет, ― махнула я рукой в сторону Дэна, ― не помогать тебе! Это никакая не миссия, а подлый шантаж. Мы ещё повоюем!...
Предложенный Дэном поворот сюжета был неожиданным и совсем меня не устраивал. После этого разговора я иногда вспоминала о его предупреждении. И каждый раз, припоминая нашу беседу в присутствии Бориса, я вглядывалась в его невозмутимое лицо, тщетно пытаясь представить себе ход его мыслей. Мне не хотелось допускать даже саму возможность такого финала наших отношений. Но что я знала до сих пор о Борисе и о его миссии в наших краях? Если от меня уже ничего не зависит в этой истории, то я хотя бы попытаюсь внести в неё ясность. И не ради Дэна и нашей с ним сделки, а ради себя самой. Чтобы не быть пассивным участником событий, которого с большой вероятностью пустят в расход.
Дэн приходил потом и ещё неоднократно, но до сих пор ничего интересного я ему так и не сообщила. Сегодня я решила немного прощупать почву.
― Скучаешь? ― поинтересовался Дэн, глядя на то, как я достаю чашки, варенье и хлеб.
― Колбасу будешь? ― решила я его подкормить.
― Да, конечно! ― Дэн рассеянно наблюдал за мной, ― Какие вести от Бориса?
― Какие могут быть вести, если он всю неделю пробыл у меня?
― Да ну? ― Дэн был поражён, ― А что стряслось?
― Почему обязательно "стряслось"? Может, он так любит меня, что расстаться не может! Ну что? Где твои прогнозы?!
Про отсутствие секса я докладывать ему не собиралась.
― Не знаю даже, ― Дэн переключился на колбасу, ― Ну, допустим. Тогда что ты смогла выяснить за это время? Он компьютером пользовался?
Кибершпионаж тоже не входил в мои планы. Да и я сама хотела заполучить от Дэна информацию.
― Послушай, ты с кем-то из альтернативной группы общаешься ведь, ну, с Мэттом этим и его дружками... Может, ты знаешь, что там у них стряслось? И что всё это может значить? ― и я пересказала Дэну случай с прогулкой, закончившейся бегством по снегу.
Дэн дожевал колбасу и замер. Было видно, что ему очень не хочется это обсуждать. Но сделка была и в его интересах. Поэтому он без энтузиазма начал свой рассказ:
― Ну, в общем если говорить, то у лесной братии (так он называл вампиров из разных кланов, которые зазимовали в лесу) появилась уверенность, что Борис уже обнаружил то, зачем сюда прибыл. И всем интересно, где это находится. Некоторые "лесные поселенцы" готовы выбить из него эту информацию любыми способами. И кое-кто решился изловить его, чтобы покончить с этой лесной одиссеей.
― И что он нашёл?
―Ты главное узнай, где это место, а что ― не столь для тебя важно.
― Очень интересно! Как я узнаю, где, если я не знаю, что?
― Узнай, какими местами он интересуется, где бывает... мы же всё это с тобой не раз обговаривали! Узнаешь ― спасёшь Бориса от неприятностей!
― Вот не уверена в этом. Мне бы и себя спасти от неприятностей! Кто же так настроен агрессивно?
― Таких немало. В том числе Драгана.
Грустное удивление всё-таки вызвало это имя. Бывший союзник и помощник Бориса, верная подруга Григориуса... Что движет ею в этом противостоянии?
***
Утро следующего выходного дня выдалось солнечным. Я прикинула свои перспективы провести воскресенье в одиночестве. Это обстоятельство ни мало меня не огорчало. Вчерашний визит Дэна затянулся до вечера. Так что мне пришлось накормить его обедом. Возникло подозрение, что он за этим и приходил. Разговор наш не принёс ощутимой пользы ни мне, ни ему, в отличие от котлет и супа. Но вечером я буквально вытолкала его за дверь, сопровождая эту процедуру пожеланиями счастливого пути. Григориус поздно вечером болтался во дворе, подкрепляя версию, что Борис свалил надолго. Поэтому в воскресенье я его практически не ждала.
Как выяснилось, зря. Он появился ещё до полудня. Столь ранние визиты были всё ещё для меня непривычны. Но безлюдье моей улицы и отсутствие возможных посетителей обнадёживали. В моём доме он мог сверкать при дневном освещении сколько угодно, завораживая меня своим неземным видом. Я испытывала эстетическое наслаждение, разглядывая его дневной облик.
Пока я наслаждалась, зазвонил телефон. Это Фёдор проявлял дежурное беспокойство обо мне - своей пусть не очень близкой, но всё-таки родственнице. Полтора месяца он отсутствовал на заработках, и теперь, видимо, вернулся. Он уже свыкся с фактом, что я с кем-то встречаюсь, но насколько это серьёзно, ещё не определял. Поболтав немного обо всём, мы распрощались. Перед прощанием я попросила Фёдора придти ко мне по возможности и наколоть дров. Борис всё это время пребывал в величественном ничегонеделании, тыкая пальцем в экран смартфона, который дома крайне плохо ловил сеть. Стоило мне положить телефон, он оторвался от экрана и посмотрел на меня:
― Почему ты просила его наколоть тебе дров?
― Я топлю плитку иногда, разве не заметил?
―Я не об этом. Почему ты попросила его? Не меня?
― ??
Я, наверное, больше чем удивилась, представив, что вампир может колоть дрова для своей смертной. Тем более я не могла вообразить себе такую просьбу к Борису. Моя историческая память хранила примеры реакции моего бывшего мужчины на просьбы что-нибудь сделать по дому. Плохо скрываемое раздражение и неудовольствие на лице, а потом ещё и постоянное припоминание его трудового подвига как минимум в течение полугода, - всё это до сих пор стоит перед моими глазами. С тех пор свои просьбы я отваживалась адресовать только родственникам и наёмным работникам. Что же сказать сейчас Борису?
― Ну, я не знала, ..что ты захочешь это сделать, ― промямлила я, ― Наколи, пожалуйста.
Бориса как ветром сдуло из комнаты. Через минуту я уже слышала стук колуна во дворе. Мне стало смешно, и я, привалившись к стене у окна, вдоволь посмеялась. Потом, внезапно, стало грустно. Я, видимо, уже и не знала, как правильно реагировать на всё происходящее.
Переколов месячный запас за пять минут, Борис явился со двора с разлохмаченными волосами, но, понятное дело, ни разрумяненным, ни утомлённым. Зато что-то игривое зажглось в его тёмных глазах.
― Я заслужил прогулку! ― заявил он, ― Собирайся!
― Как же меры безопасности? ― попробовала отвертеться я.
― Не переживай! Мы опять убежим, если что!
Такой подъём настроения у Бориса я давно не наблюдала. Облачившись в зимние вещи, я последовала за ним. Очевидно, склонность требовать плату за свою домашнюю деятельность свойственна также и вампирам. Надеюсь, он не будет бесконечно напоминать мне: помнишь, я наколол тебе дров! А вот Фёдору можно было бы просто сказать спасибо! Я подавила вздох. Опять прогулка! Зимние моционы не входили в число моих приоритетов.
И представления о забавном у вампиров было слегка своеобразным. Я бы предпочла пройтись на лыжах, в конце концов, чем таскаться по снежной целине, пусть даже меня зачастую переносили на руках. Я ощущала себя безвольной куклой в такие моменты. Мы забирались пешком в такие дали, куда я по снегу ни за что бы не дошла. Становилось жутковато, когда я оценивала преодолённое расстояние. Но очень часто охватывал и безудержный восторг, когда приходило понимание невероятности происходящего и бесконечных возможностей, которые находились сейчас под рукой. Сердце раскачивалось на качелях восторга и страха, замирая каждый раз при переходе от одного к другому.
Мы были на этот раз в стороне от леса, на бескрайней снежной целине, без единого следа зверя и человека на сколько хватало глаз. Мы кружили по белому молчаливому простору, бросая вызов рациональному поведению.
Мы остановились на мгновение, и я прижалась щекой к его лицу, подобному снегу, и скользнула губами по его твёрдым неподвижным губам. Было ощущение, что я прикасаюсь к замороженной статуе, как вдруг его губы ответили на моё прикосновение, они приоткрылись навстречу моим, словно согреваясь под моим дыханием. Его всё равно не хватило бы, чтобы растопить этот холод. И этого было не нужно. Его холод скорее поглотит моё тепло. Холодный обжигающий поцелуй, холодная гладь щеки скользит по моей, руки, подобные прикосновению зимнего ветра, проникают под мою куртку, под тепло шерстяного свитера, сминают трикотаж белья, смыкаются холодным обручем на талии. Морозный воздух проникает под одежду, змеится вниз по спине.
Так мы продолжаем стоять, прижимаясь холодными щеками, потом он опускает своё лицо к моей шее, губами раздвигая тёплый меховой воротник куртки, впуская зимний воздух, и медленно вдыхает, продолжая меня удерживать меня руками. И я застываю, глядя на белеющее солнце из-под полуопущенных век.
Полузамёрзшую он приносит меня домой, и дальше по сценарию - жаркий секс с ледяным любовником. Тело загорается тысячами искр под его руками, и мне жарко, как рядом с натопленной печкой. Что за парадокс!
― Ты заморозишь меня когда-нибудь, ― говорю я ему, имея в виду прогулку, ― Я боюсь заболеть!
― Этого не случится. Разве ты не замечаешь, что стала выносливее?
― Нет, ― (Что он имеет в виду? Секс или мою холодоустойчивость?) ― Я всё так же мёрзну, ― жалуюсь я.
― Ты меньше устаёшь и болеешь, подумай сама. Разве это не так?
Послушно подумав с минуту, я вынуждена признать некоторую правоту его слов.
― Мне хотелось бы меньше страдать от холода, ― продолжаю я своё нытьё. Совсем расчувствовалась!
― Это придёт со временем, ― говорит мне он, сжимая в объятиях.
Дома так тепло, что даже его холодные руки не мешают расслабиться. Я засыпаю и сплю до самого вечера.
***
Вечернее пробуждение было мягким и приятным. Я открыла глаза: дневной свет за окном сменился синими зимними сумерками. Повернула голову: Борис сидел в кресле с ноутбуком на коленях и внимательно что-то рассматривал на мониторе. Моё движение от него не ускользнуло. Он тоже повернул ко мне голову и посмотрел прямо в глаза:
― Как ты себя чувствуешь? ― почему-то спросил он.
― Спасибо, хорошо, неуверенно ответила я, не понимая, почему он так спрашивает. Разве мне было плохо перед тем, как я заснула? Чувствовала я себя вполне нормально, но в то же время было так уютно лежать на диване в сгустившемся темном сумраке комнаты, что я медлила встать и окончательно растерять неясную негу сна. Борис продолжал внимательно смотреть на меня.
Я всегда стеснялась такого прямого внимания к своей персоне. Чтобы переключить его на другой предмет я наугад сказала:
― Сегодня Григориус останется здесь во дворе или уйдет?
― Останется, ― ровным голосом ответил Борис.
― Мне кажется, что он скучает по Драгане. Или мне это только кажется? ― я в свою очередь внимательно посмотрела на Бориса. Но что я могла разглядеть на его бесстрастном лице.
― Возможно, ― согласился он.
Я уже пробовала выяснить у Бориса, что побудило Драгану бросить меня со связанными руками в лесу несколько месяцев тому назад.
― Скорее всего ― ревность, ― ответил он тогда мне.
― Ревность? Ко мне? Она ревновала Григориуса ко мне?
― И его, и меня.
― Причём тут ты?
― Драгана любит быть в центре всеобщего внимания. А тут какая-то смертная завладевает моим, да ещё я заставляю Григориуса охранять тебя.
― Но Григориус говорил, что вампиры не принимают смертных всерьёз. И ревновать к смертной ― равно унижению.
― Вот именно. Ты заставила её унизиться до ревности к тебе и любовника и командира. Драгана видит чуть дальше сиюминутного расклада и разумно посчитала тебя потенциально опасной.
Я не очень поняла тогда его последний пассаж и переспросила, в чём сей потенциал мог бы заключаться. Но Борис не ответил. Сказанного им в тот раз было уже много, чтобы ожидать ещё большего. А может он переоценил мои умственные способности. Сейчас я не то, чтобы пыталась вернуться к этой теме. Мне казалось очень важным понять, каковы могут быть поступки Драганы в дальнейшем, и как это повлияет на Григориуса.
― Как ты думаешь, он встречается с ней? ― я знала наверняка, что Григориус страдает без своей подруги. И не удивилась бы, узнав, что они продолжают видеться и теперь, когда она демонстративно вышла из-под руководства Бориса.
― Нет, ― Борис, похоже, не сомневался в своём молодом соратнике, ― Григориус просто не может теперь видеться с ней. Она примкнула к тем группам, что остались в лесу. Ей нет пути назад.
― Она бросила тебя и Григориуса просто так из ревности? В это трудно поверить.
― Нет, не только. Она решила, или её убедили, ― что уже не важно, ― что мои ставки падают. Я, Григориус, Савва, ― мы проигрываем и численно и своими поисковыми возможностями этому объединённому вампирскому лагерю. Первый здесь получает всё. И они надеются нас опередить.
― И у них есть шанс?
― Почти нет, ― Борис позволил себе слегка усмехнуться.
― То, что вы ищете, это ― предмет? Или место?
― Ты близка к истине.
Я бессильно замолчала. Похоже, у нашей с Дэном вынужденной концессии тоже нет никаких шансов на успех. Желание беседовать дальше испарилось. Я откинула плед и поднялась с дивана, собираясь заняться ужином.
― Драгана и Григориус выросли вместе, ― вдруг сказал Борис.
Я оглянулась. Он сидел неподвижно, глядя в пространство перед собой. Слабый свет от монитора падал на его профиль. - Они жили в одной деревушке под Загребом. Драгана была немного старше Григориуса, и именно из-за неё их обратили.
Она как-то раз повздорила с немолодой цыганкой, которая промышляла по деревне. Обменялась с ней парой солёных реплик, что цыганке показалось обидным. Когда под вечер Григориус не нашёл своей подруги, он узнал от соседей про эту ссору и подумал, что цыганка могла как-нибудь отомстить глупой девчонке. Он отправился прямиком в табор, разбитый сразу за последними домами, вооружившись колом, вызволять свою возлюбленную. Придя туда, он действительно обнаружил там Драгану в одной из кибиток, но это оказались не цыгане...
Они были рассержены, но решили отплатить вздорной девушке таким образом, чтобы её раскаяние и сожаление было полным ― они обратили Григориуса, ― Борис замолчал.
― И? ― не удержалась я.
― И тогда Драгана попросила обратить её тоже.
Так вот в чём связь и преданность этой пары! Конечно, Драгане, пожертвовавшей своей человечностью ради друга и возлюбленного, всегда будет обидно, если он будет делить своё внимание между ней и кем-то ещё. Но это ведь крайне человеческое чувство. Разве вампир может сожалеть о таких вещах? Разве сможет она простить мне то, что я тоже стала причиной её разлуки с любимым?
Глава 3. "Лесные братья"
Зелёный лес слегка поблёк, листья дубов стали жесткими и местами покрылись белым налётом. Кусты, растущие в подлеске и кое-где нижним ярусом, пожелтели и покраснели, создавая яркий праздничный колорит. Травы тоже стали жёсткими, потеряв свою летнюю сочность, и даже цветы пижмы и тысячелистника постарели, огрубев и поблёкнув. Слабый ветер сухо шелестел листвой, тишину этого осеннего дня ничего не нарушало.
Среди зарослей подлеска можно было различить две передвигающиеся фигуры. Одна пониже ― не очень ловко преодолевала нагромождения засохших и упавших веток, другая ― повыше, легко скользила и едва была заметна. Это мы с Борисом на пару обследовали лес ― я на предмет грибов, он ― на предмет чего-то ещё, о чём как всегда не распространялся. Хотя до настоящего вечера было ещё далеко, солнце в эту пору уже спряталось за кроны деревьев, густо вздымавших свои увядающие кроны, что приглушало и рассеивало свет его лучей.
Пусть Борис и не распространялся о своих намерениях, мне было ясно, что он отыскивает следы пребывания тех других вампиров, которых мне "посчастливилось" увидеть однажды летом, когда они похитили капитана-дознавателя. Для меня было большим облегчением узнать, что с ним всё в порядке, и после инсценировки Григориуса и Саввы он хоть и пострадал, но быстро оправился. Правда, обо мне он больше не вспомнил. И я с ним больше не разговаривала, ограничившись звонком к нему в отдел, где мне любезно сообщили о его выходе на службу в добром здравии. Однако сцена на поляне в лесу, где вампиры окружили его поверженное тело, до сих пор стояла перед моими глазами, заставляя каждый раз содрогаться от ужаса. Я продолжала бояться их и очень надеялась избежать повторных встреч. Никто, конечно, не мог мне дать гарантий на этот счёт, и походы в лес каждый раз грозили этой возможностью. Но со мной был Борис, и я уверовала в его неуязвимость и мощь, как и в то, что он всегда готов защитить меня, когда он рядом.
Видимо, Борис что-то там всё-таки учуял, потому что, скажем так, "оживился", словно собака, взявшая след. Он остановился и как-то напрягся, оглянувшись в поисках меня и, явно проявляя нетерпение, жестом попросил меня ускориться. Я как могла резво пробралась через никогда не кошеную сухую траву, норовившую опутать ноги мёртвым узлом, и засохшие колючки шиповника. Я ожидала, конечно, что он объяснит мне причину своего оживления, но он даже не потрудился сообщить о том, что намерен делать дальше, попросту схватив меня за руку и потащив сквозь кусты в лесную глубь. Наученная имеющимся опытом общения, я не стала ничего спрашивать ― ответа всё равно не дождёшься, в лучшем случае поставят на место. К тому же вдруг я своими разговорами нарушу нашу конспирацию? В душе я, правда, подозревала, что со мной конспирация ― дохлый номер, ― вампиры ведь чувствуют живых существ, особенно крупных: запах крови, тепло, и так далее. Так что спрятаться и затаиться от них мне и любому другому смертному практически не возможно. И теоретически тоже. Но свои размышления на эту тему я тоже оставила при себе, покорно следуя за Борисом по лесной чаще. Пауков было ничуть не меньше, чем в летнюю пору. Вот тут приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не заорать в тот момент, когда паучья тушка неожиданно падает тебе на голову или паутина задевает лицо. Я только успевала уворачиваться от таких неожиданностей, торопясь за своим вожаком.
Когда мы выскочили на небольшое пространство между довольно плотно растущими дубами, я не сразу узнала это место. Пару секунд я тупо смотрела на небольшой шалаш-балаган, срубленный из тонких стволов и покрытый ветками и отчасти ― соломой, не узнавая в нём то помещение, где не так давно меня пленила Драгана. Борис как-то внимательно посмотрел на меня, словно оценивая мои умственные и душевные возможности. Неужели ему есть дело до моего душевного состояния? Таких сантиментов от вампиров как-то не ожидаешь. Я первая шагнула к балагану, нажимая на хлипкую дверь. Она не была закрыта и не закрывалась в принципе. Драгана невысоко оценивала мои возможности, когда оставила меня здесь, посчитав крепко завязанные руки достаточным препятствием для моего освобождения. Борис зашел следом. Странное место для посещения, - успела подумать я. Надеюсь, мы притащились сюда не для любовных утех на лоне природы. Да и поведение Бориса не наталкивало на эту версию. Всё выглядело так, что мы сюда прибыли по делу. Хотя... представления о делах у нас тоже были весьма разные.
Мы сели и затихли. Я копировала действия Бориса, поэтому усевшись на что-то вроде подстилки, тоже замерла и начала прислушиваться к лесным звукам. Клянусь, я ничего не услышала, и поэтому слегка испугалась, когда через несколько минут дверь распахнулась, и в балаган вошёл Григориус. Он взглядом скользнул по мне и уставился на Бориса. Борис издал какой-то звук, что-то вроде приказа, и Григориус заговорил по-вампирски быстро, что для меня звучало как шипение.
― Э, постойте, ― вдруг обрела смелость я, ― Давайте нормально говорить, раз уж я здесь.
Я замолкла, слегка поражённая своей смелостью и неуверенная в положительных последствиях своего выступления. Однако, это возымело действие:
― Говори, ― уже внятно повторил Борис своё обращение к Григориусу.
― Нас ждут, ― начал тот, ― Все соберутся у Кабаньей балки. У них есть требование к тебе, или предложение. Как ты это расценишь.
― С кем ты разговаривал? С Хроном или Мэтью?
― С тем, кому ещё можно доверять.
Борис понимающе кивнул. А я непонимающе уставилась на него:
― Вы что, собираетесь на встречу с вампирами и меня с собой прихватите? ― я пыталась заставить свой голос не дрожать.
Григориус без усмешки посмотрел на меня.
― Не стоит, ― только и сказал он.
Борис кивнул мне: ― Да, конечно, тебе нужно отсюда убраться.
Сказать легче, чем сделать. Как я уберусь отсюда одна? Я в растерянности посмотрела на обоих.
― Вы серьезно хотите, чтобы я ушла одна? Я даже до машины ― не знаю, сколько буду добираться, я не представляю, как отсюда до неё дойти ― дороги нет, только по направлению я буду ходить дольше, чем вы ― разговаривать со своими приятелями.
И без того мрачное лицо Бориса помрачнело ещё больше из-за этой ситуации.
― Григориус доставит тебя до машины, и ты там нас подождёшь. А я пойду прямо сейчас, ― наконец придумал он.
― Хорошо, это меня устраивает, ― я быстренько вскочила с места. Пора удирать со всех ног.
Мы выскользнули из помещения и направились в обратную сторону вместе, видимо часть пути у нас с Борисом совпадала. Я торопилась как могла, так как знала, чем грозит любое промедление. Григориус соизмерял свою скорость с моими возможностями, и так где-то полчаса мы передвигались, приноравливаясь друг к другу. Сориентировавшись по каким-то понятным ему приметам, Борис уже повернул на девяносто градусов от нас, чтобы проследовать на встречу с лесными постояльцами, как вдруг что-то обрушилось сверху на подобие тропинки, по которой мы шли, и сбоку из зарослей тоже показались тёмные фигуры.
Их было семь или восемь. Более чем достаточно для того, чтобы дело решилось не в нашу пользу. Заворожённая, я остановилась и молча разглядывала всю компанию. Дело казалось уже решённым: бежать и спасаться мне не было смысла, если моих вампирских друзей и не тронут, то моя жизнь сейчас не стоила и копейки. Сознание этого пришло сразу, как только мы остановились и развернулись к тем, кто нас окружил. Страх оставался неизбежным, но уже привычным фоном моего общения с другими вампирами. Но разворачивающиеся события заслуживали того, чтобы отнестись к ним со всем вниманием, вместо того, чтобы переживать исключительно по поводу, возможно, неизбежного конца.
![обложка 2 [Кевад]](/img/s/suwi_k/wampirskijroman/paperartist_2017-02-23_17-04-31.png)