Свердлов Леонид : другие произведения.

От съезда к съезду или братья по-хорошему

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ВЛАДИМИР II ВСЕВОЛОДОВИЧ МОНОМАХ. Сын Всеволода I Ярославича и греческой царевны Анны (по другим сведениям - Марии) Константиновны. Род. в 1053 г. Кн. Ростовский в 1066 - 1073 гг. Кн. Смоленский в 1073 - 1078 гг. Кн. Черниговский в 1078 - 1093 гг. Кн. Переяславский в 1094 - 1113 гг. Вел. кн. Киевский в 1113-1125 гг.

I

Начати же ся той песни по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню
(Слово о полку Игореве)
  
   Летним вечером 1077 года к воротам Чернигова подъехали двое князей: смоленский князь Владимир Мономах и волынский Олег. Встретились они случайно и последнюю часть пути проскакали не торопясь, благо поговорить им было о чем. Совсем недавно они вместе воевали с чехами - хорошая тема для беседы, да и новостями из своих княжеств поделиться хотелось. И не только из своих. Событий на Руси было немало, вот, например, и Чернигов, куда ехали двоюродные братья, тоже совсем недавно порадовал летописцев интересным событием.
   - Представь себе, - рассказывал Владимир, - стоило моему отцу уехать из Чернигова, как, откуда ни возьмись, появляется Борис Вячеславович и, как ни в чем не бывало, объявляет себя черниговским князем. А как узнал, что настоящий князь возвращается - только его и видели. Исчез. Сбежал куда-то. Такие дела.
   - Борис Вячеславович? Да откуда ж он взялся? Его отец лет двадцать как помер, так с тех пор ни о нем, ни о его детях ничего не слышно было.
   - Говорят, его мать тогда к себе в Саксонию увезла. А когда он вырос, решил вернуться на Русь и вернуть отцово имущество.
   - Ну, здрасте! Это с каких пор Чернигов стал его отцовым имуществом? Дядя Вячеслав отродясь не был черниговским князем - он смоленским князем был, а Чернигов моему отцу принадлежал.
   Смоленский князь Владимир бросил на Олега короткий недовольный взгляд и сухо ответил:
   - Так у нас и не разберешь, где чье. Ротация кадров. Сегодня у тебя одно княжество, завтра другое, а послезавтра вообще можешь без княжества оказаться. Это уж как повезет и как великому князю захочется.
   - Это точно, - согласился Олег, неожиданно мрачнея. - Как дядя Вячеслав умер, так сразу всё его братьям досталось. И с дядей Игорем та же история. А об их детях никто даже думать не захотел.
   Для Олега это была болезненная тема. Его собственный отец, побыв немного великим князем, умер несколько месяцев назад. Ничего хорошего это Олегу не предвещало.
   Чтобы сменить неприятную тему, он огляделся, глубоко вдохнул воздух Черниговщины и мечтательно произнес:
   - Словно домой возвращаюсь. Я же тут каждый кустик знаю. Все детство здесь прошло. У отца. Тоскую по Чернигову страшно. Волынь - не то все-таки. Там тоже неплохо, но всё чужое. Не моя это земля. А Чернигов - родной.
   Отец Владимира черниговский князь Всеволод Ярославич принял гостей радушно, и сыну, и племяннику долго жал руки, обнимал, целовал троекратно, а потом позвал к столу и только после первой чарки заговорил о деле.
   - Так что, Олег, как тебе в Чернигове-то? Сердце не ёкает? Родина ведь твоя здесь.
   - А что, дядя, предложения есть? - недоверчиво спросил Олег.
   - И не только предложение. Распоряжение великого князя. Ну, вы знаете, мой брат и ваш дядя великий князь Изяслав Ярославич вернулся из своего, хм... заграничного путешествия, снова сел в Киеве и распорядился произвести некоторые перестановки. С ним вернулись оба его сына: Святополк и Ярополк. Надо им дать какие-нибудь княжества, правильно? Ну, мы подумали и решили Святополку как старшему отдать Новгород, а Ярополку - Волынь.
   Олег закашлялся, поперхнувшись медом.
   - Дядя! А ничего, что Новгород и Волынь уже мне с братом принадлежат?!
   - Что значит принадлежат? - нахмурился Всеволод. - Русь вся принадлежит великому князю, а дети его вас старше. Что поделаешь, если на Руси князей больше чем княжеств! Короче, это не обсуждается. А для тебя это и к лучшему. Тебе Волынь никогда не нравилась, ты в Чернигов хотел. Вот и поживешь здесь, в Чернигове. Я рад дорогому гостю. А как освободится достойное тебя княжество, естественно, ты его сразу получишь.
   - Спасибо, - мрачно ответил Олег, вставая из-за стола. - За хлеб и соль спасибо. Засиделся я тут что-то. Поздно уже, а мне ехать надо. Поищу, куда бы приткнуться.
   - Куда же ты ночью-то! - воскликнул Всеволод, тоже вставая вслед за Олегом. - И ворота уже закрыты.
   Два стражника, как бы подтверждая эти слова, встали на пути у бывшего волынского князя, загораживая ему выход.
   - Поспи, Олег, - уже совсем ласково сказал Всеволод. - Утро вечера мудренее. Не заводись. Всё к лучшему.
   Олег затравлено посмотрел на стражников, на черниговского князя, встретился взглядом с Владимиром. Только в этом взгляде он нашел понимание и даже некоторое сочувствие. Вспомнился их разговор у ворот Чернигова. Всё верно.
   - Зря вы с ним так, - сказал Владимир, когда стражники с Олегом удалились. - Обидели вы его, а Олег обид не забывает.
   - Вот именно! - с жаром ответил Всеволод. - Не забывает. Весь в отца. Нельзя ему власть давать. Дай ему волю - ни перед чем не остановится. Володя, стар я уже. Помру скоро. И Изяслав не вечный - он ведь еще старше. Подумай, что будет, когда мы уйдем. Не дадут тебе жизни Святославичи. Если их сейчас не остановить, они такое устроят, что Святополк Окаянный ярмарочным скоморохом покажется. Ты хочешь, чтоб с тобой поступили как с Борисом и Глебом? А я хочу, чтобы у тебя жизнь нормально сложилась, чтобы ты стал великим князем, чтобы внуки мои были великими князьями.
   Владимир не стал спорить, хотя согласиться он с этими словами не мог. Он давно и хорошо знал Олега. И не только как собутыльника, но и как соратника. Не раз плечом к плечу воевали. Характер у него, конечно, вздорный, но на подлость, на убийство исподтишка он не способен.
   А вот обид Олег не прощал. Не тот человек. Князья - они люди благородные: ранимые и чувствительные. Как дети малые. Только от детских обид страдают в основном родители, а от княжеских - вся земля. Чтобы восстановить справедливость эти ни перед чем не останавливаются. Умрет Олег, пройдут века, а обида будет жить в его потомках. Долго люди будут вспоминать несправедливость Ярославичей. Долго будет кровь литься. Будет чем поживиться воронам. Будет про что писать летописцам. Интересное время наступает. Не половцы с хазарами, враг пострашнее - княжеская обида пришла на землю русскую.
   - Так ведь все равно, папа, не получится как ты говоришь. Ты ведь младший сын Ярослава Мудрого. Твоим детям Киев в последнюю очередь предназначен. Вначале там должны сесть дети Изяслава, потом Святослава, а только потом твои. Так что мне не скоро светит.
   - Ну, за Изяславовичей можно не беспокоиться. Они тебя боятся. А Святославичи великими князьями не будут. Не допущу. И Изяслав не допустит. И тебя не спросим. Сам знаешь, как Святослав стал великим князем. Выгнал Изяслава из Киева и сам на его место сел. "Я, - говорит, - болею, жить мне немного осталось, надо мне в Киеве посидеть, чтобы моим детям было что в наследство оставить". Это, по-твоему, правильно?
   - Ладно тебе, папа. Будто я не знаю, как дело было. Вы Изяслава вместе из Киева прогнали.
   - А что мне оставалось делать? Он же ко мне ночью с дружиной приехал. "Пойдем, - говорит, - Изяслава из Киева гнать. А не пойдешь..." ну, ты сам понимаешь. А еще говорил, что Изяслав с Всеславом Полоцким против меня сговариваются. Я его еле уговорил, отпустить Изяслава по-хорошему за границу уехать. Я тебе этого раньше не рассказывал, но, видимо, пришло время. И какой Святослав после этого великий князь? И за что, спрашивается, его детям Киев отдавать? Этак и Всеславу Брячиславичу с его детьми Киев отдавать надо. Он же тоже пару месяцев великим князем побыл.
   Владимир усмехнулся.
   - Да уж. Угораздило. Я помню эту историю. Он, кажется, нечаянно великим князем стал. Ну и человек! Слушай, папа, он вообще нормальный?
   Всеволод тоже весело хмыкнул.
   - Ну, не совсем. Честно говоря, он, сколько его помню, с головой не дружил. Но поначалу вел себя нормально. Мы с ним даже вместе на торков ходили. А потом ему как вожжа под хвост попала. На Псков напал, на Новгород. Еле его угомонили. Я тебе это, Володя, все не просто так рассказываю. Я ведь тебя по делу пригласил. Задание есть для тебя от меня и от великого князя Изяслава. Поедешь завтра в Новгород, встретишься там со Святополком - его сыном, и вместе поедете Всеславу Брячиславичу мозги вправлять.
   - Чего он опять натворил?
   - Когда натворит - поздно будет. Профилактическая мера. Чтоб не вздумал сменой власти в Киеве воспользоваться и опять чего-нибудь учудить.
   Владимир вернулся в Чернигов с трофеями и устроил роскошный пир.
   - Полоцк мы, правда, не взяли, но предместья выжгли, - рассказывал он. - Весело погуляли. У Всеслава, думаю, не скоро теперь появится охота воевать с нами.
   - Молодцы, - хвалил Всеволод. - А как там Всеслав?
   - Постарел, конечно. Прыть уже не та, но держится молодцом. Всем приветы передавал, обещал хорошо себя вести.
   Был на пиру и Олег. Держался в стороне, ел и пил неохотно. Чувствовал себя явно не в своей тарелке.
   Вечером, когда гости начали расходиться, Владимир с Олегом отошли в сторону, где их не могли слышать посторонние и обменялись последними новостями.
   - Душно мне здесь, - жаловался Олег. - Хоть и люблю я этот город, хоть и знают меня здесь все. Отца моего помнят, меня уважают. Пожил бы я тут, но не пленником или, как твой отец меня называет, гостем. И новости приходят одна другой хуже. Слышал про моего брата Глеба? После того, как его из Новгорода попросили, умер при невыясненных обстоятельствах. Твой отец с великим князем определенно хотят сжить со свету и меня, и моих братьев. Нельзя мне тут оставаться. Но из города меня не выпускают.
   - И куда б ты пошел, если бы выпустили?
   - Нашел бы куда. К брату, например, в Тмутаракань. Уж это княжество у него никто не отнимет.
   - В Тмутаракань, говоришь? Один? Отчаянный ты человек.
   Поутру Владимир с несколькими дружинниками уезжал из Чернигова к себе в Смоленск.
   - Что-то у тебя никак дружинников больше стало? - заметил стражник у ворот.
   - Да ты никак считать научился! - отшутился Владимир. - Мы же вечером вчера приезжали, когда уже стемнело. Вот ты и обсчитался. Ну, сам подумай, откуда у меня за ночь могли появиться новые дружинники? Думаешь, они у меня почкованием размножаются?
   - И то верно! - рассмеялся стражник. - Наверное, обсчитался.
   Когда Владимир отъехал от города, один из дружинников подскакал к нему и снял шапку, которая до этого у него была надвинута до самых глаз.
   - Спасибо, Владимир, - сказал Олег. - Вот и разошлись наши пути. Жизнь теперь по-всякому повернуться может. Но я хотел бы, чтоб ты знал - ты мне не враг. Хотя, ты меня знаешь, своего я никому не уступлю. Ни тебе, ни твоему отцу, ни великому князю, ни кому-нибудь еще. Зла тебе не желаю, но на пути у меня не становись.
   - Прощай, Олег, - ответил Владимир. - Я тебя тоже врагом видеть не хочу. Но и ты меня знаешь: слабаком я никогда не был. Диких коней своими руками сразу десятками вязал. И тебя при случае повязать сумею, если лишнего себе позволишь.
   Так расстались двоюродные братья Владимир и Олег. Надолго ли?
   Конечно, нет. Ведь наша история только начинается.
  

II

Помняшет бо речь первых времен усобице, - тогда пущашет 10 соколов на стадо лебедей; который дотечаше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы касожьскыми, красному Романови Святославличю
(Слово о полку Игореве)
  
   И куда же это князь Олег намылился? Пожалуй, тут стоит немного отвлечься и рассказать о таинственном и зловещем крае, некогда располагавшемся на Таманском полуострове и наводившем страх не только на соседние земли.
   Большая была империя у великого князя Владимира Красно Солнышко. Но и детей у Равноапостольного было много. Всех сыновей надо было как-то пристраивать, обеспечить им безбедную жизнь. В те времена профориентация была простая: сын сапожника мог стать только сапожником, а сын князя никем, кроме как князем, работать не мог. А какой князь без княжества? Вот и поделил Владимир Русь между своими сыновьями. Каждому по кусочку досталось, но о выборе княжества, конечно, речи быть не могло. При таком количестве кандидатов выбирать было не из чего.
   Особенно "повезло" князю Мстиславу. Он попал по распределению в Тмутаракань.
   Удивительное дело: тысяча лет прошла, нету той Тмутаракани, а никому не нужно объяснять, что значит попасть по распределению в Тмутаракань. Это уже запечатлелось в генетической памяти народа.
   Назвали Тмутаракань так вовсе не потому, что там тараканов была тьма тьмущая. Просто раньше на этом месте была хазарская деревня Таматарха. Святослав, отец Владимира Красно Солнышко, разгромил хазаров, а на месте деревни основал город. Святослав был великий воин, но в геополитике он ничего не смыслил и нисколько ей не интересовался. Основал город и рад, а что туда не добраться, ему было все равно.
   Не так уж далека эта самая Тмутаракань. От Киева до нее, пожалуй, не дальше, чем, скажем, до Новгорода, но туда как в Новгород запросто не съездишь. Путь лежал через дикие, неподконтрольные степи, где на каждом шагу подстерегали опасности. Так что без дружины туда сунуться не каждый отваживался.
   Вот такое княжество досталось Мстиславу Владимировичу.
   Население Тмутаракани было самое разнообразное. Кто там только не жил: и русские, и греки, и армяне. Со всех сторон собирались люди, которым не хотелось, чтоб их нашли на родине. Тмутаракань открывала неограниченные возможности любому авантюристу. Можно себе представить, какая там была криминогенная обстановка. А заправляли всем местные жители - касоги.
   И вот, приходит как-то к Мстиславу касожский авторитет Редедя со всей своей кодлой и говорит:
   - Ну, ты понял, да, это вообще наша территория. Короче, бабки будешь мне платить, и проблем у тебя не будет.
   У Мстислава кровь сразу взыграла, моча в голову ударила, он как заорет:
   - Да ты сам понял, на кого наехал! Да я тут в законе князь! Мой дед вас тут не для того во все дырки имел, чтобы меня всякая сука черножопая сейчас на понт брала!
   Оба за ножи похватались, сцепились. Когда их братва растащила, Редедя уже не дышал. Так, не приходя в сознание, и окочурился.
   Касожские на это дело посмотрели и говорят: "Поняли. Куда бабки нести?"
   После этого случая Мстислав почувствовал себя круче кавказских гор и стал от Киева требовать, чтобы ему выделили еще больший участок.
   Отец его, святой Владимир, уже к тому времени помер, и на Руси началась игра в слабое звено. Один за другим из игры вылетали дети Владимира: Борис, Глеб, Святослав, Святополк... Княжества освобождались одно за другим. Сильным звеном был великий князь Ярослав Мудрый, все больше и больше расширявший сферу своего влияния. Именно он и получил заявление Мстислава. Ярослав удивился такой наглости, но не отказал и дал оборзевшему брату Муромское княжество. Но Мстиславу этого показалось мало, и через год он со всей своей дружиной и с касожской братвой явился к Киеву.
   - И чего же тебе еще надо, братец? - устало спросил Ярослав.
   - Чернигов отдавай.
   - А больше тебе ничего не отдать?
   - Отдать. Киев тоже отдавай.
   - А не пойти ли тебе, скажем, подышать свежим воздухом?
   - Брат, ты Редедю знаешь? Слышал, как он на перо накололся? Моя работа. Хочешь, покажу.
   Забили они стрелку под Лиственом на Черниговщине. Ярослав пришел со своим шведским войском, а Мстислав с дружиной, касогами и северянами. Северяне это такой славянский народ. Жили они, как ни странно, вовсе не на севере, а как раз на юге, под Черниговом. Воевать они толком не умели и были плохо вооружены Поэтому Мстислав их поставил в середину, и шведы страшно измотались, пока их перерубили. И вот когда северяне закончились, Мстислав ударил по шведам своими главными силами и победил.
   Тмутараканский князь был очень доволен результатами битвы. С северянами он обещал рассчитаться после боя, так что хорошо сэкономил. Кроме того прослыл среди летописцев князем, ценящим и берегущим собственную дружину.
   Этот передовой метод ведения войны и впоследствии широко использовался. Он дает огромные преимущества: снимает обязательства перед солдатами, а также позволяет организовывать большие и кровопролитные сражения, приносящие славу полководцу и непременно оставляющие след в истории.
   Русь поделили по-братски. Все, что по правую сторону Днепра, досталось Ярославу, а по левую - Мстиславу.
   Ярослав переживал, конечно, но он, поскольку был мудрым, понимал, что такие как Мстислав долго не живут. Он был прав. Как-то раз Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер. Всё досталось Ярославу.
   У Ярослава сыновей было меньше, чем у его отца, поэтому Русь он поделил на более крупные княжества. Тмутаракань относилась к Чернигову и была во владении князя Святослава, который отдал ее своему сыну Глебу.
   Как мы уже заметили, дети умерших князей в те времена обычно теряли свои права и становились изгоями. Больше терять им было нечего, и они бежали в далекую и вольную Тмутаракань. Один из таких изгоев по имени Ростислав, добравшись со своей по пути сколоченной бандой до заветной цели, обнаружил, что там уже есть князь.
   Глебу потом часто снилось, как он бежит из Тмутаракани в Чернигов жаловаться папе, что какой-то злой дядька прогнал его из собственного княжества.
   Святослав возмутился, собрал дружину и поехал разбираться. Когда же он приехал на место, то не обнаружил там никаких изгоев. Отругав сына за неумный розыгрыш, Святослав уехал домой. А вечером Ростислав вернулся, и Глеб снова соколом вылетел из Тмутаракани. Оказывается, Ростислав от разведчиков заранее узнал о черниговских посетителях и спрятался на время вместе со своей бандой в укромном месте недалеко от города. Как он сам потом объяснял, не потому, что испугался, а просто пожалел родного дядю.
   Второй раз Святослав в такую даль не поехал, и Тмутаракань так и осталась у Ростислава. Ну уж он там и развернулся!
   Во все стороны полетели письма. Даже в Константинополе постоянно читали слезные мольбы о помощи от всех тмутараканских соседей: местный шериф, де, беспредел учиняет, всех данью обложил, жаловаться бесполезно, у него везде свои люди, из Киева не отвечают, в Чернигове говорят, что сами ничего сделать не могут. И уже в Византии почувствовали, что такой расклад просто угрожает безопасности империи. Чтобы разобраться с проблемой, в Тмутаракань направили лучшего агента спецслужб.
   Он явился к Ростиславу и сказал:
   - Князь, гой твою еси, ты мой герой! Весь Царьград только о тебе и говорит! Всю жизнь мечтал с тобой познакомиться! Давай выпьем нашего греческого!
   А князь не дурак - отвечает ему с ухмылкой:
   - Ага! За придурка держишь? А то я ваших византийских приколов не знаю! Испей-ка ты из моего кубка.
   Грек даже ни капли не обиделся.
   - Понимаю, - говорит, - твои сомненья. Мы люди взрослые, знаем, как сейчас лохов обувают. Но ты не лох: я как тебя увидел, сразу понял, что тебя обуть нереально, а после этих твоих слов я тебя еще больше уважать стал.
   И Ростислав повёлся. Представьте себе, на такую дешевую лесть повёлся. Расслабился и потерял бдительность. А грек вина отпил, пальцем в стакане поболтал:
   - У нас, - говорит, - в Константинополе последняя мода - пальцы в вино совать. Так, типа, букет лучше торкает.
   А этим пальцем он с утра яд гремучей очковой гадюки с пургеном смешивал и рук не помыл. Ростиславу с того букета так вставило, что он неделю с поносом лежал, а потом и вовсе коньки отбросил. И все удивлялся: "Вместе же пили. Греку ничего, а меня насмерть скорежило. Что не так?"
   Ростислав умер, но у него остались три сына: Рюрик, Володарь и Василько. Они стали изгоями, дяди держали их у себя "в гостях". Но это только укрепило их дух. Эти ребята себя еще проявят.
   Когда Олег прибыл в Тмутаракань, там правил его брат Роман Красный. Дядья, в отличие от других Святославичей, его не изгнали из княжества, поскольку Тмутаракань жила по своим законам, и даже великий князь предпочитал туда со своими административными инициативами не соваться.
   Свежие новости плохо доходили до отдаленного приазовского края, так что Олег мог рассказать Роману много интересного.
   - Ты прав, - сказал Роман. - Чернигов нужно брать. Кстати, тут у меня живет еще один любитель подобных дел. Вы с ним наверняка найдете общий язык. Борис Вячеславович, князь из неоткуда.
   Так Олег познакомился с изгоем Борисом, странное поведение которого он недавно обсуждал с Владимиром.
   - Слушай, Борис, я вот так и не понял, зачем тебе понадобилось захватывать на пару дней Чернигов. Чего ты этим хотел доказать?
   - Я его не просто так захватывал, - важно отвечал Борис. - Я там разведку проводил. Теперь я все черниговские укрепления знаю.
   - Подумаешь! Я Чернигов и сам как свои пять пальцев знаю. У меня все детство там прошло. Пошли, захватим его. Только учти: Чернигов мой. Он моему отцу принадлежал. А тебе мы потом Смоленск захватим.
   На том и сговорились.
  

III

Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были полци Олговы, Ольга Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше; ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, - той же звон слыша давный великый Ярославль сын Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на ковыле зелену паполому постла за обиду Олгову, - храбра и млада князя. С тоя же Каялы Святополк полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшет усобицами, погибашет жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человеком скратишась.
(Слово о полку Игореве)
  
   - Ну, кого там нелегкая занесла? - недовольно проворчал половецкий хан Боняк.
   Кто-то громко стучался в его кибитку.
   - Это Олег, русский князь, - гордо представился Олег, заходя.
   - Русский князь? Великий, надеюсь?
   - Я вообще-то тоже на это надеюсь, а с твоей помощью - даже рассчитываю.
   Боняк сладко потянулся.
   - Киев брать будем?
   - Нет, - застенчиво ответил Олег, - это потом. Я вообще-то Чернигов брать собираюсь.
   - Это ладно, - зевнул Боняк. - На Киев я бы все равно пока не пошел. Знаешь, как его охраняют! А Чернигов можно.
   - Именно Чернигов. Я право имею. Он раньше принадлежал моему покойному отцу...
   Олег сунул руку за пазуху, но Боняк остановил его:
   - Справки прокурору показывать будешь. Мы тут справок не читаем. Что проплачено, то и получено. Как платить собираешься?
   - Оплата по факту. Ну, там пограбить можно - земля богатая, порядку только мало. Никакого уважения к чужому наследству, а я за справедливость.
   - Ну, ладно, - вздохнул Боняк, - можно и за справедливость. Хотя лучше, конечно, за деньги.
   Страшная это штука - справедливость. Сколько крови из-за нее пролито!
   - Чернигов мы тебе возьмем, только ты смотри, князь, - добавил Боняк, потягиваясь, - грабить будем - не мешай. Мы задаром не работаем, и расплачиваться с нами надо по-честному.
   - Я по-честному расплачусь, - поспешно ответил Олег. - Не веришь - могу крест поцеловать.
   Хан поморщился.
   - Поцелуй лучше... Ладно, ничего целовать не надо. Я тебе и так верю.
   Олег удовлетворенно улыбнулся.
   - Конечно, мы должны доверять друг другу. Мы же партнеры.
   - Нет, не поэтому, - Боняк сорвал зубами последний кусок шашлыка и помахал шампуром перед лицом Олега. - Хочешь, я его у тебя в заднице проверну?
   - Нет, - отпрянул князь.
   - Ну, вот. Не хочешь. Поэтому я тебе и верю.
   Боняк сделал свое дело. Олег с Борисом захватили Чернигов, а их дядя Всеволод сбежал в Киев к своему брату великому князю Изяславу.
   Вы еще не запутались в семейных связях?
   Ничего не поделать: средневековая история это семейная история, а история Руси это история одной семьи - потомков легендарного Рюрика. Владимир Красно Солнышко, крестивший Русь, приходился Рюрику правнуком, Ярослав Мудрый был сыном Владимира. В то время, которое мы сейчас рассматриваем, на Руси правили сыновья Ярослава. Всего сыновей у него было семеро: Илья, Владимир (отец Ростислава, которого грек отравил), Изяслав, который сейчас великий князь, Святослав (отец Олега, Романа Красного и Глеба, который после того, как его выгнал из Тмутаракани Ростислав, стал новгородским князем, но после смерти отца его выставили из Новгорода, а потом он погиб при неизвестных обстоятельствах), Всеволод (отец Владимира), Вячислав (отец Бориса, захватившего Чернигов) и Игорь (у него остался сын Давыд - очень энергичный изгой, о котором мы еще не раз вспомним). Из этих семерых только трое успели побыть великими князьями: Изяслав, Святослав и Всеволод. Это значит, что только их дети имели законное право тоже стать великими князьями, причем в порядке старшинства родителей: сначала дети Изяслава, потом Святослава, а потом Всеволода.
   Кроме потомков Ярослава тогда ещё имелись полоцкие князья: тот самый чокнутый Всеслав Брячиславич и его дети. Он был потомком не Ярослава Мудрого, а его родного брата, почему-то Ярославом не добитого. Полоцкие князья Киеву не подчинялись, вели свою самостоятельную политику. Полоцкое княжество тогда фактически было независимым государством.
   Скажете, запутано? Это, кстати, еще ничего. Вот когда у детей Ярославичей свои дети появились, а у тех свои - вот это уже жесть пошла. Предохраняться люди тогда еще не умели, князья плодились как клопы, и чем выше была у них рождаемость, тем выше была смертность среди остального населения Руси. Чувство справедливости было у Рюриковичей обострено, и ради нее они ни перед чем не останавливались.
   Кстати, чуть не забыл упомянуть, что, если быть совсем точным, на Руси кроме потомков Рюрика жило еще довольно много людей: всяких там древлян, полян и прочих. Но это расходный материал, про них летописцы обычно ничего не пишут. И мы тоже на них останавливаться не будем. Сколько народу погибло 25 августа 1078 года в битве на Сожице, в результате которой Олег захватил Чернигов, а также в остальные дни, когда приведенные Олегом половцы грабили Черниговщину, летописи не сказывают. По крайней мере, ни один Рюрикович пока не пострадал.
   До Ярослава Мудрого семейные вопросы у князей решались просто: одному Киев, а всем остальным могила. Дети Ярослава Мудрого решили это положение изменить. Они решили, что убивать братьев нехорошо. Последствия этого гуманного решения мы еще увидим.
   А пока вернемся к Чернигову. Пока я описывал семейное древо Рюриковичей, один из них - Всеволод уже добежал до Киева и плакался в жилетку великому князю о неблагодарном племяннике.
   Великий князь Изяслав брата поддержал и объявил всеобщую мобилизацию. По тревоге были подняты киевская, волынская и смоленская дружины. Смоленцев вел Владимир Мономах.
   Вся эта армия подошла к Чернигову в конце сентября.
   Ворота города были заперты.
   Владимир постучался.
   - Чего надо? - спросили из-за ворот.
   - Олега позовите. Мне с ним переговорить надо.
   - Нет его. Уехал.
   - Тогда открывайте ворота. Князь пришел.
   - Задолбали вы со своими князьями! То один, то другой. Олег наш князь. Его отец нашим князем был.
   - Ошибаетесь, - возразил Владимир. - Вопрос о назначении князя не может решаться органами местного самоуправления, а находится в исключительной компетенции великого князя Изяслава, который назначил Черниговским князем Всеволода. Исходя из этого, открывайте ворота, иначе ваши действия будут квалифицированы как мятеж и крамола со всеми вытекающими последствиями.
   - Спасибо за юридическую консультацию, - ответили черниговцы. - А теперь иди в жопу со своим Всеволодом. Наш князь Олег - тебе это уже объяснили.
   Итак, переговоры ничего не дали, и начался штурм.
   Войскам Владимира удалось прорваться через восточные ворота во внешний город и сжечь его. Осажденные укрылись во внутреннем городе.
   А Олег с Борисом в это время проводили половцам экскурсию по Черниговщине, выполняя свое обещание расплатиться натурой, то есть дать пограбить. И тут разведка доложила о боях в Чернигове.
   Крамольники вышли на холм и оценили размеры посланной на них армии.
   - Ну что, сразимся? - с ненормальным блеском в глазах спросил Борис.
   Олег поежился:
   - Я пас. Мне еще жить не надоело. Ты посмотри, сколько их там.
   Борис презрительно посмотрел на него, сплюнул себе под ноги и сказал:
   - Ну, тогда можешь здесь постоять и посмотреть, как мужчины воюют. Я и один справлюсь.
   Олег стоял на холме и смотрел на битву. Он видел, как Борис с половцами налетел на русские полки и почти сразу упал замертво. Битва была жестокая. Олег не видел, как кто-то пронзил копьем спешившегося великого князя. Но смерть Изяслава уже не повлияла на исход битвы. Половцы побежали.
   Олег вскочил на коня, позвал свою небольшую дружину и поскакал обратно в Тмутаракань.
   Хоронили Изяслава торжественно как героя. Хотя в жизни он проявил немного доблести, погиб он все-таки в бою как подобает воину.
   За гробом шли сыновья Изяслава Святополк и Ярополк. На обоих лица не было, и плакали они более чем искренне. Тяжело на Руси быть осиротевшим князем. "Отец! Не дали тебе ни пожить, ни умереть спокойно! К тебе все были несправедливы, особенно братья! И за этих братьев ты погиб, а нам как дальше жить?" - громко причитал Ярополк, косясь на своего дядю Всеволода - последнего Ярославича, старшего в роде и теперь уже великого князя.
   Всеволод отводил взгляд и тоже утирал слезы. А после похорон он отвел Изяславовичей в сторону и, обняв их за плечи, сказал что-то ободряющее.
   Между тем Олег уже добрался до Тмутаракани и рассказал брату о своем неудачном походе.
   - Бориса жалко, - вздохнул Роман. - С ним весело было.
   - Нельзя это дело так оставлять, - согласился Олег. - Нам на Руси не простят смерть великого князя, а я должен отомстить за Бориса. И вообще Чернигов мой, я от своего не отступлюсь. Роман, было же когда-то время, когда тмутараканский князь захватил Чернигов и полруси. Не пора ли тебе взяться за дело, пока Всеволод не взялся за нас с тобой?
   - Войско нужно, - уклончиво ответил Роман.
   Через некоторое время Олег снова появился в кибитке Боняка.
   - В прошлый раз я много реальных пацанов из-за тебя потерял, - проворчал половецкий хан, - а ты со мной так до конца и не расплатился. Нет, воевать я, конечно, не отказываюсь, но на этот раз требую предоплаты.
   - Да ты, я вижу, бизнесменом стал, - криво усмехнулся Олег.
   - А ты думал! Это ведь у вас на Руси половцев изображают какими-то дикими отморозками. А мы просто делаем свое дело. Каждый зарабатывает как умеет.
   Олег высунулся из кибитки. Роман Красный ждал его снаружи.
   - Ром, он предоплату требует. У нас сколько денег есть?
   - Ну, если поискать...
   Короче, цена устроила, и половецкое войско снова двинулось на Русь.
   В первую ночь разбили лагерь неподалеку от города Воиня в Переяславском княжестве.
   Боняк уже собирался лечь спать, когда в его кибитку зашел ординарец и доложил:
   - Хан, к тебе Всеволод пришел.
   - Всеволод? Что за хрен?
   - Это не хрен. Поднимай выше: великий князь.
   - Великий? Ну ладно, пусть тогда заходит.
   Всеволод вошел в кибитку, осмотрелся, покачал головой, сел без приглашения и сходу начал:
   - Здорово, Боняк. Ты, я вижу, снова со мной воевать собрался?
   - Ничего личного, начальник. Я деловой человек. Пожелание клиента для меня закон.
   - Знаю я, кто твои клиенты: тмутараканский авторитет Роман по кличке Красный и его брат Олег по кличке Гориславич, который, кстати, числится в международном розыске. Хорошая клиентура, нечего сказать.
   - А я у них паспорта не спрашивал. Они платят - я работаю.
   - И много платят?
   - Ну, у тебя и вопросы, начальник! Это же коммерческая тайна.
   - Боняк, ну перед кем ты выделываешься? Я ж великий князь, у меня все допуски есть, я тайн знаю больше всех твоих половцев.
   - Ну, ладно, только тебе.
   Боняк наклонился к уху Всеволода и прошептал сумму. Всеволод вслух рассмеялся и встал.
   - А я уж думал, что тебя бояться надо, - сказал он, собираясь уходить.
   - А что, не надо что ли? - возмутился Боняк, хватая Всеволода за рукав.
   - Нет, - ответил великий князь, снова присаживаясь. - Если тебя собственные партнеры за лоха держат, то какой же ты противник? Тебя надрали, Боняк, таких расценок уже лет десять как нет.
   - Да ну! А сколько ты за это платишь?
   Всеволод поманил Боняка пальцем и шепнул ему на ухо свою цену. Лицо хана вытянулось.
   - Серьезно? Ты столько платишь? Это предоплата или по факту?
   Утром Олег с Романом проснулись рано.
   "Подъем! - прокричал Роман. - А ну, половецкое племя, вставай строиться!"
   Однако никто вставать и строиться не собирался. Половцы на команды Романа отзываться не хотели.
   Возмущенные братья решительно направились к Боняку. Тот как раз проводил совещание с другими ханами. Из кибитки доносился его голос: "Вот я и говорю: надо развивать бизнес, за копейки работать несерьезно. Русские князья, на самом деле, за разборку со своими родственниками готовы платить по нормальным расценкам..."
   Роман решительно вошел в кибитку.
   - В чем дело? Мы сюда отдыхать, что ли, приехали? Почему уже солнце поднялось, а никто к походу не готов?
   Ханы обернулись. Боняк недовольно замолчал, осмотрелся и, лениво потянувшись, ответил:
   - Знаешь, Рома, у нас тут обстоятельства переменились. Короче, не будем мы тебе помогать.
   Лицо Романа окрасилось в полном соответствии с его кличкой. Он упер руки в бока, сделал несколько глубоких вдохов и сказал:
   - Мужики, так дела не делаются. Я вам заплатил как договорились, а вы мне теперь делаете такие заявления. Ханыги вы после этого, а не ханы.
   Слово за слово - конфликт назревал нешуточный. Роман от своего не отступался и пёр на принцип. Кончилось тем, что половцы с криком "бей красных пока не побелеют!" набросились на него и отделали так, что родная мать в гробу не узнала бы.
   А что Олег? Конечно, с ним ничего не случилось - он нам еще нужен для дальнейшей истории. У него было одно замечательное качество, которое и до, и после не раз спасало ему жизнь: он всегда знал, когда смыться. Вот и сейчас, только лишь почувствовав, что у брата с половцами пошел гнилой базар, он бочком отошел к своему коню, вскочил в седло и поскакал обратно в Тмутаракань.
   Было в Тмутаракани три князя, а остался один. Естественный отбор в действии.
   Впрочем, и Олегу фортуна порой изменяла. Долог и опасен путь до Тмутаракани. Угораздило его по дороге нарваться на хазарский патруль. Денег и документов у Олега при себе не оказалось. Он представился тмутараканским князем, что было ошибкой. Хазары не любили тмутараканцев и задержали Олега. Выяснили, что он числится в международном розыске, и отправили под конвоем в Константинополь.
   Византийцы тоже относились к тмутараканцем предвзято, а понятие "тмутараканский князь" у них в уголовном кодексе вообще стояло отдельной статьей. По этой статье Олега и осудили. Впрочем, срок он отбывал в хорошем месте. На острове Родос, на курорте. Там тмутараканский князь за пару лет неплохо отдохнул, поправил нервы и набрался сил.
  

IV

Уже бо, братие, не веселая година востала, уже пустыни силу прикрыла. Востала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, восплескала лебедиными крылы на синем море у Дону, плещучи, убуди жирня времена.
(Слово о полку Игореве)
  
   Скучно стало на Руси без Олега. Летописцы изнывали без дела. Владимир Мономах воевал помаленьку: после того, как князь Всеслав Брячиславич в его отсутствие напал на Смоленск, Владимир нанял половцев и разорил по старому обычаю Полоцкое княжество: пожег земли от Лукомля и до Логожска, в очередной раз опустошил Минск, не оставив там ни челядина, ни скотины; воевал с торками и с половцами. Короче, шла обычная средневековая жизнь.
   Все чаще ему приходилось заниматься государственными делами. Великий князь, его отец был уже стар и часто болел.
   Кое-какие интересные новости приходили разве что из той же Тмутаракани. Недолго просидел там киевский посадник Ратибор. Его прогнала очередная партия князей-изгоев. Это был Давыд - сын ничем не отличившегося сына Ярослава Мудрого Игоря, и Володарь - сын Ростислава, которого отравил в Тмутаракани коварный византиец. Я предупреждал, что Ростиславичи себя еще проявят.
   Но и эти изгои правили там недолго.
   Однажды к берегу пристал корабль, с которого на тмутараканскую землю сошел (наконец-то) Олег Святославович. То ли у него срок закончился, то ли его досрочно выпустили за образцовое поведенье, то ли он сам сбежал. По пути он сколотил солидную банду. Настолько солидную, что когда он попросил изгоев покинуть княжество, те даже и не попытались ничего возразить.
   А Олег, вновь став тмутараканским князем, первым делом распорядился отыскать тех хазар, что сдали его византийцам и... Дальше последовала долгая и путаная фраза, состоявшая из причудливой смеси греческих и древнеславянских слов, местами цензурных. Дословно перевести эту фразу невозможно, а в целом ее можно заменить словами "предать смерти".
   Конечно, Олег не оставил идеи завладеть Черниговом, но годы заключения научили его терпению. На этот раз он не стал торопиться и пороть горячку, а предпочел осмотреться и подумать, прежде чем бить наверняка.
   Оставим пока Тмутаракань и посмотрим, что происходит в Киеве.
   Волынский князь Ярополк Изяславич приглашенный на пасху дядей, великим князем Всеволодом, истово молился в своих покоях: "Господи, Боже мой! Прими молитву мою и дай мне смерть такую же, как Борису и Глебу, от чужой руки, да омою грехи свои все своею кровью и избавлюсь от суетного этого света и мятежного, от сети вражеской. А как в рай попаду, так сразу все Христу расскажу про моих обидчиков. Вот уж им тогда мало не покажется".
   Ярополк хотел, чтобы его злодейски убили? Он что, ненормальный? Ну, не вполне, конечно. Оно и понятно. Жизнь у Ярополка была неспокойная. Два раза он вместе с отцом вынужден был бежать из Киева, гонимый коварными родственничками. Да и после смерти отца родственники добрее не стали.
   В дверь постучали. Вошел Владимир Мономах. Увидев, что Ярополк молится, он застыл в дверях, пробормотал: "Извини, я, кажется, не вовремя" и хотел было выйти, но Ярополк поднялся с колен и, печально опустив взгляд, сказал:
   - Ничего, Владимир, я уже закончил. Спасибо, что сам пришел. Я готов. Делай свое дело.
   - А дело мое такое, - ответил Владимир, - великий князь, мой отец, сказал, что у тебя в княжестве какие-то проблемы, и велел помочь. Так что, давай, рассказывай, что случилось.
   - Это все Ростиславичи, - тихо ответил Ярополк. - Они меня ненавидят. Не знаю, за что. Я был всегда так добр к ним. Люди никогда не прощают добра. Они хотят моей смерти. Ее все хотят. И твой отец, и ты.
   - Знаешь, Ярополк, у меня есть для тебя один дельный совет: когда тебе в голову приходят такие вот идеи, что тебя все ненавидят или смерти твоей хотят, то ты подумай только: "Господи, помилуй!" И так повторяй пока глупые мысли не пройдут. Это самая лучшая молитва.
   - Думаешь, поможет?
   - Мне всегда отлично помогало. В любом случае это лучше, чем чушь разную думать.
   А проблема у Ярополка была такая: князья-изгои Рюрик и Василько - сыновья отравленного в Тмутаракани Ростислава, "гостившие" какое-то время у Ярополка, воспользовались тем, что он уехал на пасху к своему дяде, освободились и захватили власть во Владимире Волынском. Мономаху теперь следовало пойти туда и поставить разбушевавшихся кузенов на место.
   Владимир с поставленной задачей справился. Ярополк вернулся в Волынь, а Ростиславичам великий князь отдал города Перемышль и Теребовль, относившиеся к Галицкому княжеству. В отличие от Изяслава, Всеволод не считал нужным доводить изгоев до крайности. Лучше дать бедному родственнику какой-нибудь город, чтоб он княжил там и успокоился, чем держать взаперти и постоянно ждать от него какой-нибудь пакости.
   Вскоре напомнил о себе изгнанный из Тмутаракани Давыд Игоревич. В поисках нового княжества он набрел на городок Олешье в устье Днепра, осел там и стал грабить идущие из Киева греческие корабли, нанося экономический и политический урон великому князю. Чтобы прекратить это безобразие, Всеволод вызвал Давыда в Киев и, отчитав, отдал ему волынский город Дорогобуж. Великий князь Всеволод, видимо, полагал, что волынский князь Ярополк на него за это не обидится. Однако очень скоро ему пришлось вызывать в Киев Владимира Мономаха для очередного задания.
   "Я не могу понять Ярополка, - говорил Всеволод, недоуменно разводя руками, - уж я ли ему не помогал! Если бы не твоя помощь, не сидел бы он сейчас во Владимире Волынском. Но в последнее время до меня постоянно доходят слухи, что он готовится к войне со мной и всем говорит, что я хочу его убить. Не знаю, с чем это может быть связано. Съезди, пожалуй, на Волынь, выясни, в чем дело".
   Не доезжая до Владимира Волынского, в Луцке, Мономах обнаружил дружину Ярополка, его мать и жену. Сам же Ярополк исчез, и никто из домашних не мог толком объяснить, что случилось. Только опросив дружинников, Владимир выяснил, что Ярополк, как только ему доложили о приближении войска со стороны Киева, вскочил на коня и поскакал в Польшу.
   Это у них семейное. Изяславу, отцу Ярополка тоже приходилось так же стремглав убегать из Киева в Польшу. Но тот, по крайней мере, брал с собой семью и казну, а этот второпях даже смены белья не прихватил.
   Владимир Мономах оказался в довольно сложном положении. Княгиня в истерике, дружина в растерянности, кто в княжестве теперь главный неясно. А тут на шум из Дорогобужа явился Давыд Игоревич и стал настойчиво предлагать свои услуги. Волынь де его отцу когда-то принадлежала, так кому же, как не Давыду теперь ей управлять, ведь Ярополку она, похоже, совсем не нужна.
   Потерпев некоторое время, Владимир плюнул, отдал Волынь Давыду и, забрав дружину, жену и мать Ярополка, а также его личные вещи, уехал в Киев.
   Через некоторое время там же появился и Ярополк. Поскитавшись некоторое время по заграницам, он не нашел ничего лучшего, чем вернуться на родину.
   Когда Мономах вышел к нему, Ярополк стоял, опустив глаза, и ковырял землю носком сапога. Некоторое время они простояли молча, а потом Ярополк, не поднимая глаз, сказал: "Владимир, отпусти мою жену и мать. Они тебе ничего не сделали. Тебе ведь я нужен, а не они".
   Владимир раз двадцать повторил про себя "Господи, помилуй!", прежде чем ответить.
   Ярополк получил обратно все свое добро и Волынь в придачу. Вернувшись во Владимир, он первым делом заявил, что тут не останется, поскольку здесь его будет слишком легко найти, и велел всем собираться к переезду в Звенигород.
   Трудно сказать, в какой именно Звенигород он собрался - в те времена среди городов тезки встречались не реже, чем среди людей. Возможно, он имел в виду Звенигород Червенский, что поближе к Польше, но это мог быть и другой Звенигород - их на Волыни было несколько. Возможно, потому Ярополк и хотел туда перебраться - чтобы запутать тех, кто станет его искать.
   Итак, все собрались, и в двадцатых числах ноября 1086 года княжеский кортеж выехал из Владимира. Ярополк, ничего не подозревая, отдыхал на возу, когда один из сопровождавших его всадников выхватил саблю и... мечта Ярополка осуществилась. Князь был злодейски убит и канонизирован.
   Не бойтесь мечтать. Верьте, молите бога, и ваша мечта тоже обязательно сбудется.
   Кстати, киллера тогда вычислили быстро. Его звали Нерадец. А вот заказчика так до сих пор и не нашли.
  

V

Не тако ли, рече, река Стугна: худу струю имея, пожроши чужи ручьи и стругы рострена к усту, уношу князя Ростислава затвори Днепр темне березе. Плачется мати Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо с тугою к земли преклонилося.
(Слово о полку Игореве)
  
   Нелегкая старость досталась великому князю Всеволоду. Постоянное улаживание конфликтов между скандальными племянниками вконец подорвало его здоровье. Племянников много, амбиций у них еще больше, а волостей мало, и как их не подели, всё равно кто-то окажется обиженным.
   Поговаривали, что под конец жизни Всеволод и вовсе впал в маразм. Начал новую кадровую политику: разогнал старых советников и стал давать дорогу молодым, ещё не наворовавшимся. А те вовсю добирали своё, покрывая грабежи и похищения людей. А престарелый великий князь то ли не знал об этом, то ли не хотел знать.
   13 апреля 1093 года умер последний сын Ярослава Мудрого. Русь перешла к внукам Ярослава.
   Владимир отдал распоряжения о похоронах, а боярин Ратибор отвел его в сторону и сказал:
   - Отец твой, как скорую смерть почувствовал, сразу тебя велел позвать. Закон законом, а ты его сын. Сейчас тут, в Киеве, других князей нет. И не надо. Я проверял, киевляне Изяслава не любили. Они много от него натерпелись, и от детей его. Не нужны они тут, а если ты сейчас великим князем станешь, все только рады будут. Последняя воля отца опять же.
   Владимир задумался. Предложение было, конечно, очень заманчивое. О Киевском престоле мечтали все князья, это была для них вершина карьеры.
   - Нет, - наконец сказал он. - Репутация дороже. Я всегда по закону поступаю. Не хватало только, чтоб обо мне сказали, будто я смуту устроил.
   - Да какая ж это смута? У Святополка Изяславича ни сил, ни ума, ни популярности. Что плохого тебе от него будет?
   - Плохого ничего. Вони много будет.
   Сказав это, Владимир распорядился послать в Туров за Святополком - официальным наследником. Благородный поступок, ничего не скажешь. Даже сам Святополк удивился и долго благодарил Владимира, обещал, что никогда этого не забудет. В его слова даже можно было поверить: без авторитетного и сильного Владимира Мономаха Святополку все равно было никак не справиться. Войска у него было мало, да и уважения недоставало. В этом он убедился в первый же вечер, проведенный в Киеве.
   Проходя вечером через сени, он слышал разговор двух стражников:
   - А помнишь, как его папаша от Всеслава через весь Киев до самой Польши драпал?
   - А помнишь, как его папаше половцы кузькину мать показывали?
   - А помнишь, как их братья из Киева гнали?
   - А помнишь...
   Настроение у Святополка было угроблено. Спал он плохо, а как проснулся - ему доложили, что приехали половецкие послы заключать мирный договор. Вот тут великого князя и прорвало. "Договор?! - вспыхнул он. - Чтоб я, великий князь киевский вел переговоры с погаными?! Да кто они такие? А ну, под замок их!"
   У всех его советников аж челюсти попадали. Новый великий князь сходу взялся за дело. Половцы тоже мелочиться не стали, и началась война.
   Очень скоро Святополк понял, что семьсот человек, которых он может собрать, не смогут противостоять всей Половецкой Степи. Сообразив это, он отпустил послов, но было уже поздно. Половцы пришли на Русь, осадили город Торческ и никуда уже уходить не собирались.
   Святополк храбрился, говорил, что со своей дружиной он любого врага одолеет, но довольно легко дал себя уговорить, позвать на помощь Владимира Мономаха.
   - Я тут решил навести, наконец, порядок и избавить Русь от половецкой угрозы раз и навсегда.
   - Святополк, ты что, рехнулся? У нас сколько войска? Ты разведку проводил? Ты к войне подготовился?
   - Так и знал, что все в штаны наложат. Да я один их всех вынесу.
   - Не хвались, идучи на рать - хвались, идучи с рати.
   - Владимир, ты что, хвалишься, когда идешь за этим делом?
   - Не за этим, а с этого... Святополк, ты что, хочешь меня обидеть?
   Князья вскочили и чуть было не вцепились друг другу в бороды. Митрополит бросился их разнимать.
   - Вы что, дети мои, белены объелись?! Быстро разошлись по углам! Русь гибнет, а вы тут цирк устраиваете! А ну, целуйте крест! Между собой потом договоритесь, а сейчас ноги в руки и на половцев хоть мириться, хоть воевать!
   - Правильно, - сказал Мономах. - Пойдем мириться.
   - Вот и я говорю: правильно. Воевать будем.
   Князья чуть было снова не сцепились. Общественность вытолкала их из города, и они, на ходу продолжая препираться, повели свои дружины на войну.
   По дороге завернули в Печерский монастырь. В то время было модно перед войной благославляться там, у чудотворца Григория. Тот расстарался, прочитал с десяток самых лучших молитв, а под конец от себя произнес прочувствованную речь. Вот этого ему, пожалуй, делать не следовало. Он неудачно пошутил, посоветовав Ростиславу, брату Владимира Мономаха, не лезть в воду, не зная броду. А у князей чувство юмора не всегда хорошо развито, так что Ростислав, вместо того, чтоб посмеяться со всеми, полез в бутылку, разорался: "Это мне-то в воду нельзя?! Да ты знаешь, какой у меня разряд по плаванию?! Да такие, как я, вообще не тонут! Да ты сам раньше утонишь!"
   На войну надо, а у князя истерика. Все вокруг него носятся, успокаивают, а Ростислав не унимается. "Утопите его! - кричит. - Немедленно утопите!" Мономах игумена подозвал, шепчет ему на ухо: "Да утопите ж вы, наконец, этого вашего чудотворца, а то брат тут все нахрен разнесет".
   Чудотворца утопили, но Ростислав все равно всю дорогу носом хлюпал и ворчал.
   Сейчас мноие представляют себе князей этакими богатырями - мужественными, величественными и горячо любящими свою родину. На самом деле таких не было. Все эти князья напоминали вовсе не мужчин, а маленьких избалованных детей - скандальных, капризных, обидчивых, эгоистичных.
   Когда наши князья дошли до реки Стугны, их спор вспыхнул с новой силой. Владимир предлагал реку не переходить и заключить мир, а Святополк настаивал и рвался на другой берег в бой. Спорить оказалось бесполезно, и русские перешли Стугну. Ну, раз Святополк так этого хотел, на его дружину половцы в первую очередь и напали. Великий князь стоял хорошо, а побежал ещё лучше. Тут уж дело дошло и до Владимира с его братом Ростиславом. Те решили отступать через брод. Только река в половодье броды размыла. Ростиславу вода оказалась выше головы. Владимир бросился было его вытаскивать, но в результате вытаскивать пришлось самого Владимира. Доспехи у него были хорошие - они здорово защищали от стрел и мечей, но совершенно не годились для плавания.
   Так погиб Ростислав - брат Владимира Мономаха. Скороспелое желание великого князя показать, кто в доме хозяин, дорого обошлось не только простым людям, но и князьям.
   Половцы гнали Святополка до самого Киева. Торческ продержался девять недель и, так и не получив помощи от великого князя, сдался.
  

VI

Молвит Гзак Кончакови: "Аже сокол к гнезду летит, соколича ростреляеве своими злачеными стрелами". Рече Кончак ко Гзе: "Аже сокол к гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною дивицею". И рече Гзак к Кончакови: "Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будет сокольца, ни нама красны девице, то почнут наю птици бити в поле Половецком".
(Слово о полку Игореве)
  
   Спасти Святополка могла только полная капитуляция.
   Половецкие ханы собрались в Киеве для обсуждения условий.
   - Да, Святополк, сильно ты нас обидел. А половцы, между прочим, обид не прощают. Так что, если не хочешь, чтобы мы Русь совсем разорили, а всех людей угнали в плен, жертвуй собой. Ты на что готов ради спасения Руси?
   - Ради спасения Руси я на все готов, - тихо сказал Святополк, опуская глаза.
   - Предлагаю расстрелять стрелами. Золочеными, естественно. Князь все-таки, - предложил один из ханов.
   - Не согласен, - пискнул Святополк.
   Ханы зашумели.
   - Нет, расстреливать золочеными стрелами не больно и слишком манерно. Лучше привязать к двум коням и...
   - Не согласен, - пискнул Святополк.
   Половцы снова зашумели. Слово взял хан Тугоркан, известный на Руси под кличкой Тугарин Змеевич.
   - Нет, к двум коням это слишком быстро и недостаточно поучительно. Придет другой великий князь, который тоже будет думать, что он самый умный, и начнет все сначала. Надо такое устроить, чтоб он сам всю жизнь потом вспоминал и думать больше не смел, с половцами ссориться. Предлагаю женить его на моей доченьке. Это будет действительно по-половецки.
   - Не согласен, - пискнул Святополк.
   - А кто тебя теперь спрашивает? - Тугоркан подошел к Святополку и сунул ему под нос кулак. - А если узнаю, что ты мою доченьку обижаешь - я сам на тебе женюсь.
   Святополк ойкнул, а половцы повскакивали с мест, закричали "Горько!", "Совет да любовь!", "Так ему и надо!" и "Ура!"
   Надо заметить, великий князь был не единственный и не последний, кому половцы заменили расстрел женитьбой на ханской дочери. Видимо, подобные методы процветали в те дикие времена.
   Русские еще не раз воевали с половцами. О некоторых войнах я еще напишу в следующих главах. Но интересное дело: всякая война, независимо от того, кто в ней побеждал, заканчивалась одним: свадьбой. Причем всегда русский князь женился на дочери половецкого хана. Так закончилась и эта война, и последующие, и самая знаменитая война с половцами, когда князь Игорь, герой одноименной оперы А. П. Бородина женил своего сына Владимира на дочери князя Кончака. Очевидно, бывало, и половцы женились на русских, но почему-то этому войны не предшествовали. Порасскуждав на эту тему, я пришел к такому выводу: тут решался конфликт культур, выяснялось, приданое надо за невесту давать, как у русских принято, или платить колым, как это делали половцы. К счастью, у обоих народов было принято, что платит проигравший войну. Очевидно, в описанном выше случае был уплачен колым.
   Удивляет мудрость наших предков. Как же легко и весело они решали такие, казалось бы, неразрешимые сложные проблемы!
  

VII

А востона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлияся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле от двора.
(Слово о полку Игореве)
  
   Наступили времена крайне благоприятные для половцев. У них стали водиться рабы, деньги, ценные вещи.
   Посетителей хана встречал уже не мрачный и заспанный стражник, а эффектная блондинка, с заученной улыбкой на холеном лице тараторившая стандартную речь:
   - Добрый день! Вы обратились в половецкий семейный сервис. Ваше обращение очень важно для нас. Если у вас проблемы с вашими родственничками, которые не хотят отдавать вам ваше законное княжество, оставьте ваши контактные данные - с вами свяжутся, как только у нас появится свободный хан.
   Князь Олег Святославович восхищенно цокнул языком.
   - Ну и раскрутились вы тут, пока меня не было!
   Ну, наконец-то! А то уж все боялись, что грозный тмутараканский князь совсем канул в безвестность и исчез. Нет, конечно. Такие не пропадают.
   - Детка, - сказал он, покручивая ус, - будь добра, зайди к хану и скажи ему, что пришел Гориславич. Он будет рад: я его постоянный клиент.
   Хан действительно обрадовался.
   - О! Олег! Какие люди! Чернигов опять? Я уж тебя заждался. Чего не заходишь?
   - Ты уж извини, я раньше не понимал, что тебе много платить надо. Вот, деньги теперь копил. На этот раз все точно должно получиться. Момент сейчас хороший. Черниговский князь сейчас Владимир Мономах. Он с вами воевал недавно - все войско свое положил и брата потерял. Отпора серьезного он дать не сможет.
   Итак, взятие Чернигова - третья попытка. Ну, теперь-то уж должно получиться.
   Восемь дней держался Чернигов, но силы были неравны, и Владимиру пришлось сдаться.
   - Не переживай, - сказал ему хан Белдюзь, - никто тебя не тронет. Тебя и твоих людей мы из Чернигова выпустим, и поезжай куда захочешь. Не повезло сегодня - повезет в другой раз. Военная удача как солнце весеннее - то улыбнется, то за тучей скроется. А если кому с семьей не повезло, так это уж точно навсегда. Вот тут я тебе даже сочувствую. С такими родственниками тебе никакая военная удача не поможет. А вот мне доход ваша семейка на всю жизнь обеспечит.
   - Ничего ты не понял, - мрачно ответил Владимир Мономах. - Олег мой брат, хоть и двоюродный. И мы по-родственному уж как-нибудь без тебя договоримся. А вот ты, Белдюзь, мне никто, и проблемы ты сейчас себе такие заработал, что на том свете не расхлебаешь.
   - Что-то я не припомню, чтоб вы без нас свои родственные вопросы решали. А угрозы твои слушать мне сейчас и странно, и обидно. Я ведь не для себя стараюсь. Мне платят - я работаю.
   Белдюзь не стал обижаться на слова Владимира. Он вообще их не воспринял всерьез, объяснив их себе стрессом, который пережил Владимир в последние дни. А зря. Мономах действительно серьезно обиделся. Не на Олега непутевого, а именно на половцев. А обижаться в их семье умели.
   Мономах выезжал из Чернигова через строй врагов, стараясь не глядеть им в глаза. Такого унижения он еще никогда не испытывал. За такое нужно мстить.
   К счастью, ему было куда уехать. Переяславское княжество до этого принадлежало его брату Ростиславу, который утонул в Стугне. То есть, княжество как раз освободилось для Владимира.
   А Олег остался в Чернигове. Наконец-то ему повезло. Он получил наследство, о котором давно мечтал, сполна расплатился с половцами и разрешил им грабить Черниговщину. Долг платежом красен, а Олег при всех своих недостатках был человеком честным, и всегда возвращал долги.
   Оказавшись в Переяславле, Владимир почти сразу вынужден был принять нежданных гостей.
   К городу подошло половецкое войско. Впрочем, вели они себя прилично, просто даже вежливо. Хан Итларь сидел с Владимиром за одним столом и жаловался на трудности кочевой жизни:
   - Скачем мы по жизни, уважаемый князь, ищем своей правды. Скачем к краю бескрайней степи. Степь - наша жизнь, а правда на острие сабли. И кого эта правда найдет, тот край своей степи и увидит. Ходили мы с братвой к византийцам. Хотели им правду свою показать, но их правда оказалась сильнее нашей. Много богатырей полегло. А кто не полег, тому греки глаза повыкалывали, чтоб им степи больше не видеть. Дорого нам наша свобода обошлась. Не хотим сейчас свободы. Покою хотим. Ты уж не взыщи, князь. Остановимся мы у тебя на время. Постоим и уйдем.
   Дурацкая манера приходить в гости без приглашения. И кто учил половцев хорошим манерам? Никто. Плохо в Половецкой степи с хорошими учителями.
   - Ладно, Итларь, оставайся, раз уж пришел. Можешь переночевать у боярина Ратибора. А, Ратибор? Примешь у себя дорогого гостя?
   - Можно, - коротко ответил Ратибор.
   - Вот и спасибо, - улыбнулся Итларь. - Я со своей дружиной погощу у Ратибора в Переяславле. А мой друг хан Кытан у города остановится. Он привык жить в полевых условиях - ему там будет хорошо. Кстати, мы ведь тоже люди гостеприимные. Твоего сына в гости зовем. Пусть он поживет у Кытана в лагере, пока я здесь, в Переяславле живу. Так нам всем будет спокойнее. Доверия больше - дружба крепче.
   - Хорошо, - согласился Владимир. - Пусть Святослав пока поживет у Кытана.
   - Это правильно, - поддержал его Итларь. - Мой сын ведь сейчас тоже не со мной. Он гостит в Чернигове, у твоего кузена Олега.
   Владимир зябко поежился. Упоминание Чернигова и Олега было ему неприятно. Впрочем, он постарался не подавать виду.
   Поздно вечером в Переяславль из Киева приехал Славята - гонец Святополка.
   - Великий князь считает, что распустили мы половцев, - сказал он. - Они себя на Руси чувствуют как у себя дома. У тебя, как я вижу, их тоже целый табор. Надо бы их на место поставить. А лучше уложить.
   - Согласен, - кивнул Владимир. - У меня тоже руки чешутся. Но я им слово дал. Вот, Ратибор свидетель.
   - Свидетель? - Ратибор удивленно пожал плечами. - Мало ли кто о чем говорил с погаными. Им наше слово - как нам их обещания. Я не помню, о чем ты с ними разговаривал. И ты забудь.
   А Святослав - сын Владимира Мономаха в это время ел и пил у гостеприимного хана Кытана. В разгар пира явились новые гости: Славята и несколько киевских дружинников.
   - Здорово, Славята! - сказал Святослав. - Знакомьтесь: это Славята из Киева, а это Кытан и его половцы.
   - Здорово, Кытан! - сказал Славята, выхватывая из-за пояса нож.
   На одно мгновение сверкнули ножи в руках киевлян, и вот уже все половцы лежали мертвые. Никто не успел поднять тревогу. И киевляне под покровом тьмы вместе со Святославом покинули лагерь.
   Утром к ничего не подозревавшему Итларю пришел Ратибор.
   - Владимир к себе зовет, - сказал он. - Я велел протопить избу, чтоб тебе в тепле переодеться и позавтракать.
   - Пусть так, - согласился Итларь и вошел в избу.
   Он услышал, как снаружи щелкнул засов. Метнулся к двери, но шум сверху остановил его. Итларь поднял взгляд к потолку и увидел в отверстии крыши лицо Ольбера - сына Ратибора. Свистнула стрела, и Итларь упал с пронзенным сердцем.
   После расправы с гостями Владимиру не оставалось ничего другого, кроме как присоединился к походу Святополка. Половцы наверняка захотели бы отомстить.
   Ничто так не укрепляет мир в семье, как хорошая война. Владимир думал помириться в этом походе с Олегом, тем более что, по словам Святополка, тот обещал тоже принять участие. Но Святополк и Владимир целый день прождали своего кузена в условленном месте, а он так и не явился. Пришлось идти воевать без него.
   На этот раз война у русских получилась удачная. Половцы были не готовы к нападению, да и время было для них неподходящее. Дело было ранней весной.
   Половцы кочевали, нанимались воевать, грабили помаленьку. Но этим всем хорошо только летом заниматься. А зимой в Половецкой степи лежали глубокие сугробы. Коней было нечем кормить. Так что осенью половцам приходилось забывать вольную жизнь - запасаться фуражом и готовиться к зимовке. А весной сонных, не проспавшихся и потерявших спортивную форму половцев можно было брать голыми руками.
   Наказав степняков, князья победители по пути домой завернули в Чернигов, чтобы объясниться с Олегом Святославичем.
   Владимиру давно уже следовало бы поговорить с Олегом по душам. Уж очень много претензий и вопросов накопилось у него к кузену. Но на этот раз разговор не получился. Олег тоже понимал, что Владимир зол на него, и про то, как он поступил с Итларем, Олег тоже знал. Так что ни о каком доверии речи быть не могло.
   - А мы тут с Владимиром на войну ездили, - начал Святополк. - Половцев били. Врагов Руси. Как-то нам тебя очень не хватало. Что это ты вдруг воевать не захотел? Вроде, робким никогда не был.
   - Нездоровилось мне что-то, - неохотно ответил Олег. - Простыл по весне. Не дело на войну ходить, когда сопли текут, - Олег для убедительности прокашлялся. - Надо будет к врагам подкрадываться, а я расчихаюсь - нарушу маскировку.
   Святополк и Владимир недоверчиво переглянулись.
   - Ну, ладно, бывает, - примирительно сказал Владимир. - Ты, главное, выздоравливай скорее. Мы, как ты, наверное, знаешь, недавно ликвидировали половецкого полевого командира Итларя. У нас есть информация, что его сын сейчас у тебя гостит. Больной ты или здоровый, а укрывать у себя боевиков не надо. Выдай его нам - мы его будем судить.
   Олег скрестил руки на груди и неодобрительно посмотрел на своих кузенов.
   - Я знаю, как вы судите, - ответил он. - Мне ни Итларь, ни сын его ничего плохого не сделали. И законы гостеприимства я уважаю. Извини, Владимир.
   - Никакие законы ты не уважаешь, половецкий прихвостень! - неожиданно закричал юный сын Владимира Мономаха Изяслав, вскакивая с места. Но суровые взгляды старших князей заставили его сесть и замолчать.
   - Ну, раз так, извини за беспокойство, - сказал Владимир.
   - Да, поедем мы, пожалуй, - согласился великий князь. - А ты, Олег, определись все-таки, с кем ты: с половцами погаными или со своей собственной семьей.
   И князья ни с чем отправились восвояси.
   Изяслав никак не мог успокоиться. Не нравилось ему, что предатель Олег занимает целое Черниговское княжество, а ему - сыну Владимира Мономаха досталось ничем не примечательное Курское. Наскоро попрощавшись, он поехал к себе. В его горячей голове уже зрели далеко идущие планы.
   Старшие князья между тем подходили к вопросу более взвешено.
   - Не дело у нас в семье творится, - ворчал Мономах. - Как можно воевать с врагами, если среди родных нет согласия. Надо бы собраться всем. Поговорить, высказаться, обсудить дело со священниками, боярами и горожанами. Они ведь тоже не дураки. Мы с ними как-никак в одной стране живем. Они на наши дрязги со стороны смотрят и наверняка могут сказать что-нибудь толковое. Встретились бы все в Киеве, в торжественной обстановке, приняли бы решение, распределили бы княжества, крест бы поцеловали. Помирились бы. Вот тогда можно было бы всей Русью на половцев пойти. Думается мне, Святополк, что наши проблемы келейно уже не решить. Тут съезд собирать надо.
   - Съезд? - переспросил Святополк. - Интересная мысль. Ей никак не откажешь в свежести и новизне. Такого у нас в истории еще не было. Непременно надо так сделать.
   Приехав в Киев, Святополк сразу засел за приглашения. На предстоящий съезд он созвал всех князей, самых знаменитых представителей духовенства, бояр и других уважаемых людей.
   Княжеский съезд открылся в Киеве в торжественной обстановке. Делегаты уже заняли свои места, все было готово для начала, но председательствовавший Святополк никак не открывал заседание, а Мономах все не садился - метался с озабоченным видом от окна к двери, явно ожидая какого-то известия.
   Все с самого начала складывалось не так, как задумывал Владимир. Еще до начала съезда пришло сообщение, что его сын Изяслав, не сдержав своих юношеских амбиций, захватил город Муром, принадлежавший Черниговскому князю Олегу. Не вовремя! Как не вовремя! Ох уж эта молодежь! Совершенно себя в руках не держат.
   В зал вошел запыхавшийся боярин Ратибор. Подойдя к Владимиру, он что-то шепнул ему на ухо. Лицо князя вытянулось. "Вот как?! - возмущенно переспросил он. - И кого же он назвал быдлом?" Ратибор только развел руками.
   Владимир подошел к Святополку и шепотом повторил ему новость, переданную Ратибором. Святополк вскочил с места от возмущения. "Быдло, говоришь? Ну уж это ему даром не пройдет! Это уже ни в какие ворота не лезет!"
   Святополк обернулся к аудитории и громко объявил: "К сожалению, съезд не почтил своим присутствием наш черниговский кузен Олег. Он, видите ли, сомневается в компетентности приглашенных нами экспертов... Интеллигент хренов!"
   Первый блин комом. К сожалению, съезд был сорван. Без самого главного бунтаря Олега он потерял смысл. Возмущению Святополка и Владимира не было предела.
   Впрочем, Олега можно понять. Знал, что не на пироги его в Киев зовут. После истории с Итларем вера в гостеприимство была подорвана. А после того, как Изяслав Владимирович захватил Муром, стало окончательно ясно, что Олега в Киеве не любят, и ехать туда - значит искать неприятности. Вот Олег и не поехал.
   В результате съезд, который должен был примирить князей, постановил лишь считать Олега Святославича, вступившего в преступный сговор с половцами и отказавшегося советоваться с родней, врагом отечества. Со всеми вытекающими последствиями.
   Последствия начались сразу после съезда. Узнав о готовящейся карательной экспедиции, Олег сбежал из Чернигова в Стародуб, где терпел осаду больше месяца. Бои были тяжелые, в окруженном городе начался голод. Впрочем, огорчаться не надо: ни один князь в ходе осады не пострадал.
   И вот однажды, когда обеденное меню, поданное Олегу, оказалось короче непристойной частушки, князь понял, что приключение затянулось, и послал узнать, что от него хотят.
   Хотели не многого. Ему только вручили повестку с предписанием явиться, наконец, в Киев для дачи объяснений. Олег вздохнул с облегчением, чмокнул поднесенный ему крест и обещал приехать в столицу как только, так сразу.
   Осаждавшие тоже вздохнули с облегчением. Пока они торчали под Стародубом, половцы, узнав, что Святополка и Владимира нет дома, напали на Русь и осадили Киев и Переяславль.
   Объединенная русская армия появилась под Переяславлем внезапно. Напрасно Владимир пытался построить воинов: они так рвались в битву, что не хотели никого слушать. Половцы были разгромлены. Погиб и их предводитель Тугарин Змеевич - хан Тугоркан, дочь которого была женой великого князя. Святополк похоронил тестя со всеми почестями.
   Хан Боняк, разорявший окрестности Киева, дожидаться князей не стал. Когда Святополк вернулся домой, половцев уже не было. Но вокруг Киева все было разграблено и сожжено.
  

VIII

Владимир был полон любви: любовь имел он и к митрополитам, и к епископам, и к игуменам, особенно же любил монашеский чин и монахинь любил, приходивших к нему кормил и поил, как мать детей своих. Когда видел кого шумным или в каком постыдном положении, не осуждал того, но ко всем относился с любовью и всех утешал. Но вернемся к своему повествованию...
(Повесть временных лет)
  
   От нашествия половцев особенно пострадал Киево-Печерский монастырь. Что не разграбили, то поломали и сожгли.
   Владимир Мономах лично посетил монастырь, осмотрел развалины, обсудил с игуменом первые меры по восстановлению. Положение было плачевным, но не безнадежным. Монахи уже взялись за работу и, отстраивая заново разрушенное, уже обдумывали свою дальнейшую жизнь.
   Когда разговор зашел о восстановлении монастырской библиотеки, игумен сказал, что уже планируется написание новых книг и предложил Владимиру, который не только любил читать, но и сам увлекался литературным творчеством, обсудить новый проект.
   - Ты знаком с иеродиаконом Нестором? Книжное дело - его основное послушание. Он может подробно рассказать о своем замысле.
   - Конечно, - ответил Владимир, - я его читал. Ведь это он написал "Чтение о Борисе и Глебе" и "Житие Федосия Печерского". Хорошие и полезные книги. То, что он задумал, наверняка очень интересно, я с удовольствием с ним поговорю и помогу, если нужно.
   Нестор пригласил Владимира в свою келью и поделился творческими планами.
   - Еще когда я писал про преподобного Федосия, у меня появилось желание написать историю нашего монастыря, рассказать про старцев - они того заслуживают. Но, обдумывая будущую книгу, я быстро понял, что историю обители нельзя рассматривать в отрыве от истории всей нашей страны. До сих пор о ней мало писалось, сведения отрывочные и часто необъективные.
   - Это верно, - с жаром согласился Владимир. - Особенно зарубежные источники меня возмущают. Иной раз такие гадости про нас пишут! Сами ничего не знают, а порют всякую чушь.
   - Я тоже так думаю. И очень мало авторов подходят к нашей истории с единственно верных православных позиций. Позиции язычников у нас, к сожалению, до сих пор очень сильны, и должный идеалогический отпор они, к сожалению, не всегда получают. Хочу написать большой труд, я собираюсь назвать его "Повестью временных лет", где будет описана вся история Руси с древнейших времен и до нынешних событий. Особенно я хочу отметить благотворную роль православия в становлении нашей государственности. Ведь только истинная вера сделала нас цивилизованными людьми. Хотел бы посоветоваться с вами, как с наиболее авторитетным, образованным и информированным политиком нашего времени.
   - Очень правильная и своевременная идея! - воскликнул Владимир. - Я ее не только целиком одобряю, но и готов помочь хоть материально, а хоть и советом. Очень важно, чтобы потомки знали правду о нас и о нашем времени. Вот вы сейчас говорили о том, какую важную роль сыграло в нашей истории православие, и это безусловно так. Но было бы серьезной политической ошибкой, говоря о православии, не придать должного значения руководящей роли, которую сыграли и в приходе истинной веры, и в построении нашего государства потомки Рюрика. Чем была Русь до Рюрика? Сказать смешно! Да ее вообще не было. Были какие-то отдельные варварские племена, жившие по-скотски, платившие дань кому попало и кому попало поклонявшиеся. Закона божьего не знали, вот и придумывали сами себе законы какие хотели. За примером далеко ходить не надо: сейчас половцы такие же. Тоже живут по закону своих отцов и думают, что так и надо, жрут дрянь всякую, включая сусликов и хомяков, и вступают в случайные половые связи. Что о нас будут знать потомки лет через тысячу? Только то, что мы сами о себе напишем. Потому особенно важно, чтобы они узнали правду. И написать правду - важнейшая наша задача. Так что, Нестор, пиши Повесть временных лет, если нужна помощь, обращайся непосредственно ко мне. Я пожалуй, сам для нее напишу послесловие - расскажу потомкам о себе и о своем времени. И обязательно проверю и отредактирую окончательное издание. Считай работу над этой книгой важнейшим государственным заданием.
   Позаботившись о потомках, Владимир вернулся к делам своего времени. Он отправился в Киев, чтобы встретиться с вконец распустившимся кузеном Олегом. Этот хулиган, как мы помним, обещал приехать в Киев и объясниться с великим князем Святополком и с Владимиром Мономахом. Но вместо этого он поехал совсем в другую сторону. То ли компас попался испорченный, то ли были у князя более важные дела в Муроме, но оказался он именно там, у захваченного сыном Владимира Мономаха города.
   - Изяслав, дорогой мой, хоть ты бы совесть поимел, - увещевал племянника Олег. - Твой отец с великим князем у меня и так уже Чернигов, родину мою, отняли, а теперь ты тут еще. Ростова тебе мало? Воевать хочешь? Так ведь не победишь ты, потому что я прав. Муром мой город - он еще моему отцу принадлежал.
   - Воевать хочешь, дядя Олег? - надменно усмехнулся в ответ Изяслав Владимирович. - Где войско возьмешь? У меня воины из Ростова, Суздаля, Белоозера. Они ж тебя тут закопают. И никакая правда тебе не поможет.
   - Нет, воевать не хочу. Ты мне не враг, и отец твой мне не враг. Я мира с вами хочу. Но, если ты меня без пропитания оставить собираешься, то воевать придется. Войска у меня немного, но мои рязанцы бьются хорошо, так что еще не известно, кто тут кого закопает.
   Битва решила, кто был прав. Для Изяслава исход ее был печальным. Он погиб. Рязанцы действительно хорошо воевали. Суздальские и ростовские воины были убиты или попали в плен, чем Олег немедленно воспользовался и, не ограничевшись захватом Мурома, присоединил Ростов и Суздаль к своим владениям.
   В Суздале он получил послание от новгородского князя Мстислава, сына Владимира Мономаха. Тот обращался к Олегу пока по-хорошему, как к человеку: "Убил моего брата - проехали, дело житейское. Муром взял - имел право. Чужое только вот брать не надо было. Верни на место Суздаль и Ростов, и сохраним хорошие отношения. Я сам попрошу отца, чтобы он на тебя не злился".
   Но Олег понял это письмо неправильно. Он не стал никуда уходить и послал своих людей собирать дань с новоприобретенных земель, как нарочно нарываясь на неприятности. И нарвался. Посланные Мстиславом войска похватали сборщиков дани, освободили захваченные Олегом земли и загнали его обратно в Муром.
   Когда Мстислав приехал в освобожденный Суздаль, он увидел там только монастырский двор и церковь. Все остальное сожгли отступавшие.
   Остановившись там, новгородский князь снова послал к Олегу гонца с предложением мира. Он требовал освободить пленных и вступить в переговоры с Владимиром Мономахом. На этот раз Олег согласился.
   Мстислав распустил дружину по домам и стал праздновать победу. Но радоваться было рано. Олег, собравшись с силами перешел в наступление. Но Мстислав успел всего за два дня вновь собрать войска. Не ожидавший от племянника такой оперативности Олег остановил наступление. Исход дела решили половцы, посланные к Мстиславу на подмогу его отцом. Хоть Владимир Мономах и не любил половцев, но услугами их пользовался как все. Так было принято. Хоть половцы, вроде как, враги, а куда без них? Родные кузены бывали и похуже.
   Вот тут-то Олег свое получил. Теперь его прогнали и из Мурома, и из Рязани. Сам виноват. За то, что не хотел воевать с половцами, от половцев же и получил. Остался ни с чем. И куда ему теперь? Опять в Тмутаракань?
   Кстати, как там Тмутаракань? Что-то давно я про нее ничего не писал. Не могла же она просто взять и исчезнуть! Не могла. Но взяла и исчезла, оставив о себе долгую память. Многое позабылось за девять веков, а таинственную Тмутаракань помнят до сих пор.
  

IX

Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени - уже бо выскочисте из дедней славе.
(Слово о полку Игореве)
  
   В 1097 году в Любече под Черниговом начал работу княжеский съезд.
   Бурными аплодисментами приветствовали делегаты великого князя Святополка, князей Владимира Мономаха, Давыда Игоревича, Василька Ростиславича и Давыда Святославича.
   С глубоким воодушевлением встретили собравшиеся особенно в последнее время прославившегося князя Олега Святославича. Сам он выглядел невесело, улыбался натужно и неохотно отвечал на приветствия. Видно было, что происходившее ему не нравилось, но деваться уже было некуда.
   Великий князь Святополк Изяславич обратился к съезду с приветственной речью. Он в частности сказал: "Зачем губим Русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу разносят и радуются нашим войнам. Давайте объединимся и будем вместе хранить русскую землю". В своем выступлении великий князь подробно остановился на внутриполитических проблемах. Докладчик не стал скрывать от собравшихся отдельные недостатки в их работе, выявленные в ходе детального экспертного анализа, отметив в частности, что локальные конфликты, охватившие всю Русь, отрицательно сказываются на экономической обстановке в стране. В качестве причины этих и других негативных проявлений были названы внешние угрозы, исходящие со стороны половцев. Докладчик также озвучил предлагаемые руководством страны меры по укреплению нерушимого братского единства кузенов, предложив совместно раз и навсегда покончить с половецкой угрозой.
   Выступление Святополка было выслушано со вниманием и не раз прерывалось аплодисментами.
   Слово взял князь Давыд Игоревич. Это тот изгой, который когда-то захватил Тмутаракань, а потом, когда его прогнал оттуда вернувшийся из заключения Олег, разбойничал в Олешье, и в результате после трагической гибели Ярополка Изяславича получил Владимир Волынский.
   "Святополк тут все правильно говорил о половцах. Достали они всех, конечно. И ведут себя они вызывающе, и расценки завышают безбожно. Мочить их, конечно, надо - это Святополк очень верно заметил. Но тут ведь главное не перестараться. Этак мы всех половцев перемочим и что делать будем? Половцев ведь тоже понять можно. Им заняться нечем, вот они и безобразничают. Нам бы не рубить с плеча, а придумать им занятие по душе, направить их энергию в нужном нам направлении. Вот скажите, что любят половцы"
   - Известное дело что, - мрачно проворчал с места Владимир Мономах. - Христианскую кровь лить они любят - вот что.
   - Правильно! - воскликнул Давыд, обрадовавшись неожиданной поддержке. - Мы-то ведь все люди приличные: бога почитаем, и мать его тоже, христианскую кровь проливать ни за что не станем, поскольку проблемы на Страшном суде нам всем ни к чему. Ну вот, допустим, кому-нибудь из нас захочется подгадить ближнему. Ну кто тут не хотел бы увидеть в гробу своего племянника? И не надо рожи кривить: вы все прекрасно понимаете, о чем я. Естественно, никто руку на брата не поднимет: понятно, как святые Борис и Глеб, что с небес на нас грешных взирают, представят это дело богоматери. Нам нельзя, а половцам как раз можно, поскольку поганые они. Бог их специально посылает нам в наказание. Вот пусть они наших родственников и наказывают. А что такого? Они ведь тоже половцев нанимают - мы все пользуемся их услугами. Вот и получается, что в наших усобицах половцы сами друг друга мочат, а заодно и христиан, и братьев наших, освобождая нас самих от этой неприятной обязанности. С их помощью мы и проблемы решаем, и спасаем свои бессмертные души. Разве не так?
   - Не так, - буркнул в ответ Владимир Мономах.
   - Почему?
   - Потому, что еще раз такое услышу - яйца оторву. Это, кстати, ко всем относится, кто междоусобицу затеять вздумает. Понятно такое мое объяснение?
   - Понятно. Чего тут не понять? Грубый ты, Владимир, и нетерпимый. С чужим мнением не считаешься. Думаешь, тебя так уважать будут?
   - Будут. По причине, которую я только что назвал. Повторить?
   - Да нет, все понятно. Вопросов больше нет, - сказал Давыд Игоревич, возвращаясь на свое место.
   В прениях выступили и другие князья. В своих выступлениях они приветствовали идеи, нашедшие отражение в докладе великого князя, и с чувством глубокого удовлетворения отмечали достижения в укреплении мира между князьями, способствующего всемерному процветанию Руси.
   С заключительным докладом на съезде выступил Владимир Мономах.
   "Братья! - сказал он. - Двоюродные или родные, но все равно по-хорошему мы братья (аплодисменты). Все мы внуки Ярослава Мудрого, наследники его дела и его имущества. Уместно ли нам гробить свое семейное дело? Ни у кого в Европе нет такой недвижимости как у нас, и нам ли разбазаривать страну, на собирание которой потратили столько сил наш дед Ярослав, прадед Владимир Красно Солнышко, прапрадед Святослав, родители его Ольга и Игорь, вещий Олег и великий основатель нашего рода Рюрик? Речь же не идет о том, чтобы перестать воевать. Все мы любим это дело, и, конечно, никогда от него не откажемся. Но воевать же можно не только друг с другом. Мало ли у нас соседей?! (Бурные аплодисменты) Так возлюбим же братьев своих, как сказано в Писании, и пойдем вместе воевать с ненавистными половцами. Предлагаю внести этот пункт в резолюцию нашего съезда (продолжительные аплодисменты).
   Предлагаю также отметить в резолюции необходимость отказа от не оправдавшей себя практики ротации кадров при назначении княжеств. Пусть каждый владеет отчиной своей (аплодисменты). У каждого из нас есть своя земля, доставшаяся нам по наследству от наших отцов. И пусть каждый распоряжается ей, делит между своими детьми, завещает им и не пытается отнять у другого. Решением съезда предлагается закрепить за князьями их родовые области: Святополк пусть владеет Киевом, где княжил его отец Изяслав; я буду княжить в областях моего отца Всеволода; земли Святослава достанутся его сыновьям: Давыду, Олегу и Ярославу - пусть они их сами между собой поделят. Остальным князьям достанутся города, которые им раздал в свое время великий князь Всеволод: Давыду Игоревичу - Владимир Волынский; Ростиславичам же: Володарю - Перемышль, Васильку - Теребовль (бурные, продолжительные аплодисменты).
   Разрешите считать ваши аплодисменты знаком одобрения резолюции съезда (аплодисменты). Предлагаю принять резолюцию в целом и закрепить решения съезда совместным целованием креста. Если отныне кто на кого пойдет, против того будем мы все и крест честной (бурные аплодисменты).
   Приступаем к голосованию. Кто за предложенную резолюцию - прошу поднять руки. Специально для Давыда Игоревича повторяю: прошу поднять руки. Кто против? Давыд, у тебя вопрос какой-то? Потом задашь. Кто против? Кто воздержался? Также нет. Резолюция съезда принята единогласно".
   (Бурные нескончаемые аплодисменты, переходящие в овацию, все встают, слышны возгласы: "Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу!", "Да здравствует нерушимое единство дядей и племянников!", "Планы Рюриковичей - дело народа!", "Воплотим в жизнь исторические решения Любечского княжеского съезда!")
   По окончании съезда все князья по очереди поцеловали крест со словами "Если кто на кого пойдет, да будет против того крест честной и вся земля Русская".
   Целование креста в те времена было популярной среди князей забавой. Считалось, что она поднимала дух братства и взаимное доверие, и при этом никого ни к чему не обязывала.
   Казалось бы, на этой оптимистичной ноте мне следует закончить свой рассказ, ведь история без предательств, междоусобиц и коварных заговоров никому не интересна. Но истории без всего этого и не бывает, каких съездов не проводи, так что рассказ продолжается.
  

X

Коли сокол в мытех бывает, - высоко птиц возбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но се зло: княже ми непособие - наниче ся годины обратиша.
(Слово о полку Игореве)
  
   Князья поехали по домам. Святополк направился в Киев. С ним увязался Давыд Игоревич. До Киева обоим было по пути.
   - А неплохо вы все это дело со съездом замутили, - подлизывался Давыд. - В смысле, хорошо посидели. Молодец ты. А уж Владимир! Прямо и не поймешь, кто теперь великий князь.
   - Что значит "не поймешь"? Кто это не понимает? - подозрительно переспросил Святополк.
   Давыд принужденно засмеялся.
   - Это такая фигура речи. На самом деле, все, конечно, всё прекрасно понимают. Просто Владимир уж очень отжигал. Кстати, что у него за нерусская такая фамилия? Все князья как князья, один он Мономах. Говорят, он в Греции кого-то на дуэли победил, вот его и назвали по-гречески единоборцем.
   - Да нет, байки это. Просто увлеченье у него есть: пописывает. А писатели любят псевдонимы всякие - обычно берут фамилию матери. Она у него византийская принцесса.
   - Вот оно как! Сколько талантов у одного человека! То-то он на всех свысока смотрит. Чуть что - сразу яйца отрывать. Высокомерный стал. Много на себя берет.
   - Так ведь правильно же. Чего междоусобицы устраивать? Да еще половцев в это втягивать, - Святополка аж передернуло. - Одна теща моя чего стоит! Чисто дикари. Как с ними возможно дело иметь?!
   - Понимаю, - вздохнул Давыд. - Только нельзя ж всех под одну гребенку. А ну как тебе самому, например, захочется Василька Ростиславича к ногтю прижать? Как будешь из положения выходить?
   Святополк подозрительно посмотрел на Давыда.
   - С какой это стати мне нужно прижимать к ногтю Василька Ростиславича?
   Давыд рассмеялся.
   - Да это ж я для примера сказал, - ответил он, дружески хлопнув Святополка по плечу. - Я знаю, что ты Василька не боишься. Ты вообще смелый человек и очень добрый, раз такое прощаешь. Я этого просто не понимаю.
   - Чего ты не понимаешь? Зачем мне Василька бояться? Что ему прощать? Если что-то знаешь, так скажи.
   Давыд с деланным недоумением посмотрел Святополку в глаза, потом отвел взгляд и тихо ответил:
   - Я знаю только то, что все говорят. Если тебе эта тема неприятна, извини. Поговорим лучше о чем-нибудь другом.
   - Ну и дела, - проворчал Святополк. - Великий князь обо всем узнает последним. У нас это стало обычной практикой. Короче, Игоревич, заедем сейчас ко мне в Киев, и ты все мне толком расскажешь. У меня и переночуешь.
   За ужином в Киеве они болтали о разных пустяках. Давыд не торопился начинать свой рассказ, а Святополк мрачнел все больше. После пары чарок князья несколько расслабились, и Святополк прямо спросил, что Давыд знает про Василька.
   - Я имел в виду историю с твоим братом Ярополком, - неохотно ответил Давыд. - Кто его тогда заказал?
   - Не выяснили. Убийца сбежал в Перемышль, а потом пропал.
   - А чего в Перемышль сбежал? Отчитываться о проделанной работе? Кто там тогда был князем?
   - Рюрик Ростиславович. Да, было подозрение, что это его рук дело, но он умер пять лет назад. Тогда дело и закрыли.
   - Вот именно, что Рюрик Ростиславович. Обрати внимание, именно Ростиславович. Ни о чем не напоминает? Они же все трое всегда заодно были, Ростиславовичи: и Рюрик, и Володарь, и Василько. Уж я их знаю. Я ведь столько вместе с ними изгойствовал и скитался. Они давно хотели всю Волынь к рукам прибрать. А досталась она Ярополку. Вот и нет больше Ярополка. А на Волыни я князь. Представляешь, как мне там сейчас уютно? С двумя Ростиславовичами под боком. Ярополка убрали, кто следующий? Выходит, что я.
   - Перестань, Давыд, с чего ты взял? Не пойдут же Ростиславичи против решений съезда. Мы ведь постановили, чтоб междоусобиц больше не было. А против нарушителей крест будет и все князья. Твои подозрения безосновательны. Уж я-то знаю результаты расследования. Насчет Ростиславичей ничего не подтвердилось. Не беспокойся. Ничего они тебе не сделают.
   Святополк дружелюбно улыбнулся и отхлебнул из чарки.
   - Я за себя не беспокоюсь, - ответил Давыд. - Кто я? Сирота, изгой. Только твоей заботой и жив. Вот за тебя и боюсь. Видел, как на съезде Василько с Мономахом шептались и все на тебя косились? Не случайно все это. Василько - мелкая сошка. Избавится от меня, получит Владимир Волынский и будет уж этим счастлив. У Мономаха запросы побольше.
   - Да ладно, - Святополк помрачнел. - Какие еще запросы могут быть у Владимира? У него и так все есть.
   - А ты сам как думаешь? Куда может Мономах метить? Ты ж сам видел, как он на съезде со всеми разговаривал. Конечно, пока ты великий князь, Василько не решится отнять у меня Владимир Волынский. А если...
   Святополк тревожно огляделся, жестом заставил Давыда замолчать и встал. Пару секунд князья молчали.
   - Правда это или ложь, не знаю, - выдавил, наконец, из себя великий князь. - Коли правду говоришь, бог тебе свидетель, если же от зависти говоришь, бог тебе судья. Поверить не могу, а ну как правда все это.
   - А ты их самих спроси. Спроси Василька. Вызови и спроси. Пусть он сюда приедет. Если его на свободе оставить, не княжить ни тебе в Киеве, ни мне во Владимире.
   - Можно, - неуверенно пробормотал великий князь. - Он собирался на обратном пути заехать в монастырь святого Михаила. Это тут недалеко. Наверное, он сейчас там где-нибудь рядом и заночевал. Надо разыскать.
   Ничего не подозревавший Василько Ростиславович действительно остановился на ночь в Рудице близ Киева. Поутру, когда он уже собирался отправиться дальше, к его лагерю подъехали Святополк и Давыд Игоревич.
   - Доброе утро, дорогой племянник, - приторным голосом обратился к нему великий князь. - Как хорошо, что мы тебя застали. Поехали ко мне. Я как раз собирался пригласить тебя на именины.
   - Именины? - задумался Василько. - Это ведь на Михайлов день? Ты же Михаил по-православному. Восьмого то есть. А у нас сейчас четвертое. Четыре дня, значит? Нет, извини, дядя, не могу. Мне домой возвращаться надо. Ехать еще далеко, да и вдруг там война какая.
   - Ты что, отказываешься? - удивленно спросил Давыд, переглянувшись со Святополком. - Великому князю, дяде своему отказываешь?
   Василько развел руками.
   - Что ж тут поделаешь. Рад бы, да не могу.
   Князья отъехали в сторону.
   - Ну, ты слышал?! - зловещим шепотом спросил Давыд Игоревич. - Да он тебя просто цинично в лицо посылает. И это на твоей земле. Прикинь, что будет, когда он приедет к себе! Чего он так осмелел? А? Думаешь, он сам решился бы так с тобой разговаривать? Война у него, видите ли. С кем, спрашивается! Какие там города у него рядом? Туров, Пинск, что еще?
   - Это мои города! - придушенным голосом застонал Святополк. - Его нельзя отпускать!
   - Помянешь еще мои слова, - продолжал пугать Давыд. - Захватит он все твои города - вот увидишь!
   Святополк от волнения так вцепился в свою бороду, что чуть не оторвал ее.
   - Как же решения съезда? Вдруг Владимир узнает! Яйца оторвет. Я его знаю - он свое слово держит.
   Давыд поморщился.
   - Ладно, отдай Василька мне. Я сам с ним разберусь.
   Великий князь тяжело вздохнул и вернулся к Васильку.
   - Ну, не хочешь до именин остаться, так хоть просто заедь на минуточку. Посидим, побеседуем.
   - Если только на минуточку, то, пожалуй, заеду. Сейчас, соберусь и через часик буду, - ответил Василько.
   Он действительно собрался, сказал своим людям, что скоро вернется, и велел подать коня.
   - Не едь к ним, князь, - тихо сказал ему слуга. - Они что-то против тебя замышляют.
   - Пустое, - отмахнулся Василько. - Мы ведь только что все крест целовали. Не решатся же они так вот сразу.
   Он сел на коня и, подумав, перекрестился и сказал негромко: "Воля господня да будет!"
   Святополк, Василько и Давыд сидели за столом, молча глядя друг на друга. Затянувшуюся паузу прервал Святополк:
   - Может, все-таки останешься на праздник? А?
   - Не могу, - снова ответил Василько. - Я уже людям своим сказал, что скоро вернусь.
   Святополк посмотрел на Давыда, ожидая от него какой-нибудь поддержки, но тот как язык проглотил. Великий князь понял, что очередную паузу заполнять снова придется ему.
   - Но на завтрак-то останешься?
   - На завтрак останусь.
   Снова наступившая тишина казалась невыносимой. Первым эту игру в молчанку не выдержал Святополк. Он встал и, бросив на ходу: "Пойду, распоряжусь", быстро вышел.
   "Зачем он сам пошел распоряжаться? - с недоумением спросил Василько. - Мог же послать кого-нибудь".
   Давыд ответил только каким-то невнятным движением.
   "А что это, дядя, осень сейчас стоит что-то сухая очень. У тебя в княжестве урожай какой собрали? Хороший?" - попытался завязать беседу Василько. Он старался выглядеть непринужденно, но получалось не очень убедительно. Голос его звучал уже совсем неуверенно.
   Давыд снова ничего не ответил, только встал, отошел к двери, приоткрыл ее и, наконец обретя дар речи, спросил:
   - А Святополк где?
   - В сенях стоит, - ответили ему.
   - Пойду, посмотрю, чем он там занимается. Посиди пока здесь, - с трудом выдавил Давыд, обращаясь к Васильку.
   Он поспешно вышел и запер за собой дверь.
   Святополк распорядился собрать бояр и представителей киевской общественности.
   - Тут вот что получилось, - начал он, глядя себе под ноги и нервно теребя бороду, - мы тут выяснили, что Василько заказал моего брата и сговорился с Владимиром меня тоже убить и забрать все мои города. Такая вот, выходит...
   Бояре зашушукались.
   - Откуда информация?
   Святополк молча кивнул на Давыда. Тот тоже молча покачал головой.
   Бояре снова зашушукались. После короткого обсуждения один из них сказал:
   - Твоя безопасность для нас важней всего. Если всё действительно так, как говорит Давыд, то Василько должен понести достойное наказание. А если Давыд говорит неправду, то он сам ответит за это перед богом.
   Все обернулись на сидевшего в стороне игумена.
   - Бог покарает того, кто умышляет на ближнего своего, - сказал он. - Неужели поднимешь руку на брата?
   - Мы все братья по-хорошему, - повторил слова Мономаха, сказанные на княжеском съезде, Святополк и с надеждой посмотрел на Давыда. - Если мы его убьем, то Владимир нам обоим...
   - Хватит! - стукнул по столу Давыд. - Что за детский лепет! При чем тут Владимир? Кто здесь великий князь?
   - Я, - неуверенно ответил Святополк. - Но убить брата... Может, подержим для острастки и отпустим.
   - Думаешь, он нас после этого тоже отпустит?! - всплеснул руками Давыд. - Да никто ж не говорит, что убить! Что за убогие дедовские методы! В цивилизованных странах так давно уже никто не поступает. Что в таких случаях делают в Царьграде? Глаза выколоть - это и эффективно, и гуманно.
   Святополк с облегчением вздохнул.
   - Вот это действительно цивилизация. Нам до них расти и расти. У нас всё постаринке. Византийцы знают толк в политике. Мне нельзя быть добреньким - на мне судьба всей страны.
   В ту же ночь Василька в оковах отправили в Белгород - небольшой город около Киева, верстах в десяти. Слугам было приказано там выколоть Васильку глаза и отправить его к Давыду во Владимир Волынский.
   Святополк нервно переминался с ноги на ногу и теребил на себе одежду.
   - Ты только там с ним на глаза никому не попадайся, - хныкал он, обращаясь к Давыду. - Только бы Владимир не узнал! Он ведь нам... Скажи, ведь это не больно?
   - Заткнись! - неожиданно резко прикрикнул на него Давыд. - Распустил тут сопли, чистоплюй хренов! Пойди, высморкайся! И если кто спросит - мы друг друга не видели. И не вздумай проболтаться Мономаху - убью!
   - Как ты разговариваешь с великим князем, невежа! - разревелся Святополк и побежал к себе в терем.
   Ему предстояла бессонная ночь.
  

XI

А Святослав мутен сон виде в Киеве на горах.
(Слово о полку Игореве)
  
   Святополк мутный сон видел. В Киеве, на горах.
   Снилось великому князю, что Владимир Мономах оторвал ему яйца.
   Проснувшись, он хотел было позвать придворную гадалку, чтоб она объяснила смысл этого сновидения, но, выглянув в окно, сам понял, что сон в руку.
   К Киеву подходили войска.
   Вскоре Святополку доложили, что с ним хочет говорить Владимир Мономах.
   Они встретились у ворот города.
   - Что это ты в такую рань встал, Владимир? - тревожно спросил Святополк. - Не спится? Я, вот, в последнее время тоже совсем плохо спать стал. Нервничаю много. Не берегу себя совсем. А ты в связи с чем приехал? Надеюсь, ничего не случилось?
   - Случилось, - отрезал Мономах.
   Святополк отвел взгляд и нервно сцепил пальцы.
   - Надеюсь, ничего страшного. Все здоровы?
   - Не все. Ты когда Василька в последний раз видел?
   - Василька? Ростиславича что ли? Э... Не помню. Давно. Хотя, нет! В Любече. На съезде. Мы же все вместе там были. А что? С ним что-то случилось? Надеюсь, он не заболел?
   - Заболел. Плохо видеть стал в последнее время.
   - Надо же! Жалко. Как же это его угораздило?
   - Вот об этом я тебя и собираюсь спросить.
   Святополк попытался изобразить удивление, но бегающий взгляд его выдавал.
   - Владимир, мне не нравится твой тон. Такое ощущение, что ты меня в чем-то подозреваешь или даже обвиняешь. Мне кажется, что ты превышаешь свои полномочия, - стараясь не терять спокойствие, начал он, но вдруг, не выдержав, взмахнул руками и взвизгнул: Кто здесь в конце концов великий князь - я или ты?!
   - Ты действительно хочешь со мной об этом подискутировать? - спокойно спросил Владимир.
   - Успокойся, Владимир, не заводись, - неожиданно примирительным тоном заговорил Святополк. - Что ты сразу к словам цепляешься?
   - Потому, что не было такого еще на Руси, - ответил Мономах. - Бывало, что князья братьев своих убивали - когда в честном бою, а когда исподтишка, но чтоб так вот: подло заманить и ослепить - так еще у нас никто не поступал.
   - О чем ты, Владимир? А! Я понял: меня кто-то оговорил, а ты поверил! Стыд-то какой!
   - Стыд - это когда племяннику глаза выкалывают! - закричал Мономах.
   - Это общепринятая международная практика, - быстро ответил великий князь. - Так делают в Византии. Очень гуманно и эффективно. Не мог же я его казнить - я братьев не убиваю.
   - Василько в чем-то виноват? Так его судить надо было.
   - У меня не было на это времени. Срочная информация пришла.
   - От кого?
   - Великий князь не обязан раскрывать свои источники.
   - Мне тут на днях тоже срочная информация поступила, что кое-кто вопреки решениям съезда руку на брата поднял. Я после этого весь вечер проплакал.
   Не надо удивляться тому, что такой, казалось бы, солидный мужчина ревет как девчонка по всякому поводу. Владимир Мономах действительно любил это дело, нисколько этого не скрывал и рекомендовал другим. И он не один был такой плакса-вакса. Все князья любили похныкать. А еще они любили драться, ябедничать и брать чужое. В детский сад они не ходили, так что отучить их от этого было некому. Такими и вырастали. Историкам еще предстоит выяснить, любили ли князья ковырять в носу и кушать козявки.
   Мономах между тем продолжал:
   - На съезде мы решили, что тем, кто затевает междоусобицу, мозги будем вправлять всем миром. Так что я не один к тебе пришел.
   Владимир кивком головы указал на Олега Святославича. Тот стоял в стороне, пожевывая травинку, и с интересом наблюдал за беседой кузенов.
   - Олег? - удивился великий князь. - И ты здесь?
   Олег кивнул.
   - После того, как Владимир мне про тебя рассказал, мы с ним часа два вместе плакали, - сказал он. - Ну, ты, Святополк, даешь! Даже я удивился.
   - Все против меня, - насупился великий князь. - Я знаю, вы все меня ненавидите.
   - Все тебя ненавидят? - переспросил Владимир. - Где-то я это уже слышал. Это у вас, Изяславичей, семейное, я вижу.
   - Конечно, ненавидите! - запальчиво ответил Святополк. - Вы все завидуете мне. Вам не дает покоя, что мне повезло больше, чем вам. А вы думаете, это большая радость, быть великим князем? А вы знаете, какой неблагодарный, тяжелый, кропотливый, порой просто невыносимый труд за этим стоит? Сколько нервов я потратил! Сколько бессонных ночей провел! Одна только подготовка к съезду чего мне стоила! А его проведение! И где благодарность? Где хотя бы элементарное уважение? Мы же постановили на съезде уважать великого князя!
   - Не было такого постановления.
   - Ты что, не внес его в резолюцию? Но мы точно об этом на съезде говорили.
   - Мы не об этом говорили. А вот я сказал, что будет тому, кто затеет междоусобицу.
   - Что ты имеешь в виду? - забеспокоился Святополк. - Ты ведь... Нет, ты не посмеешь оторвать яйца великому князю. Ты разрушишь этим страну. Такого подрыва авторитетов и устоев она не переживет. Вы права не имеете. В конце концов, я должен был заботиться о своей безопасности - ведь от нее зависит судьба Руси. Я Василька вообще не трогал. Если ему кто и выколол глаза, то пусть он за это и отвечает. Я-то тут при чем?
   - Кто это сделал?
   Святополк прикусил язык, вспомнив последние слова, сказанные ему на прощание Давыдом Игоревичем.
   - Братец, ты по-древнеславянски понимаешь? - переспросил Владимир. - Я тебя ясно спрашиваю, кто велел выколоть Васильку глаза и кто тебе на него наговорил. Сотрудничая со следствием, ты еще можешь облегчить свою участь. На кону стоят твои яйца, а я ведь всё равно всё узнаю.
   - Правду, значит, мне говорили, что ты заодно с Васильком. Ты хочешь отнять у меня Киев и сам стать великим князем. Вы все сговорились против меня.
   - Еще интереснее, - задумчиво произнес Владимир. - А ну, быстро раскрывай свои источники, если не хочешь один за всех отдуваться.
   - Ничего я вам не скажу, - захныкал Святополк. - Я требую уважения! Это беззаконие!
   - Хватит! - махнул рукой Мономах. - Надоел ты мне. Иди домой. Даю тебе день, чтобы побрить мошонку.
   Положение у Святополка было безнадежное. Он хотел было по примеру отца сбежать за границу, но киевская общественность, которая его отца тоже помнила, равно как и последствия этих побегов, пригрозила, что, если он попытается сбежать, ему сначала оторвут ноги, а потом сдадут Мономаху, чтоб тот оторвал все остальное.
   Что делать великому князю, оказавшемуся в безнадежном положении? Естественно рассказать мамочке. Своей мамочки поблизости не было, поэтому он решил наябедничать мачехе Владимира, которая жила в Киеве.
   Размазывая рукавом сопли по усам, он рассказал ей, что они играли с Васильком и случайно выкололи ему глазки "а теперь Мономах оторвет мне яйца, а потом я умру потому, что жена мне этого не простит - у них, у половцев с этим строго".
   Княгиня обещала помочь и на следующий день встретилась с Владимиром.
   - Что же вы творите, мальчики?! - сказала она. - Володенька, ты всегда был таким спокойным и послушным. Зачем ты обижаешь Светика? Он же тебя старше! Разве можно старших обижать?
   - Мама, что ты вмешиваешься! - Владимир покраснел и осторожно обернулся на Олега, который ехидно улыбался и что-то насвистывал, демонстративно не глядя в его сторону. - Святополк первый начал. Он плохо себя вел, и его надо наказать.
   - Володя, - княгиня с возмущением указала рукой на дружину Владимира, - неужели ты собираешься штурмовать Киев? Вы же тут всё переломаете! Мы совсем недавно сделали ремонт!
   - Да, расходы предстоят, - встрял Олег. - На одних половцев...
   Мономах показал ему кулак.
   - Я тебе дам половцев!
   - Я просто знаю, что говорю. Они сейчас за работу очень дорого берут. А без половцев какая война?! Я уж и воевать бросил.
   - Мальчики! - строго сказала княгиня. - Немедленно перестаньте ссориться и помиритесь.
   - А чего он Васильку глазки выколол!
   - А ты сам первый хотел у меня Киев отнять! - Святополк высунулся из-за спины княгини и спрятался снова.
   - Чего я у тебя хотел отнять? А ну повтори!
   - Не ябедничать! - прикрикнула на них княгиня. - Светик, немедленно извинись за Василька. Полгода теперь из Киева ни ногой, и никаких войн! И не дружи больше с Давыдом Игоревичем - он тебя плохому учит.
   - Так вот кто всё это затеял! - воскликнул Владимир. - Это Давыд Игоревич нас перессорил!
   После того, как прозвучало имя Давыда, Святополку стало нечего терять.
   - Давыд! - закричал он. - Это Давыд во всем виноват! Он гнусный пакостник и изгой! Он ябеда, склочник и сплетник! Это он мне про Василька с Владимиром рассказал, это он Васильку глаза выколол! Это из-за него мне чуть было яйца не оторвали! Прости, Владимир, я больше не буду!
   Князья бросились друг другу на шею и разрыдались.
   Дружины и киевляне, с умилением смотревшие на это, тоже разрыдались.
   В те времена телевизор еще не изобрели, и наблюдение за взаимоотношениями князей были для людей главным повседневным развлечением. Это заменяло и комедии, и боевики, и мыльные оперы. Если б не было князей, жители Руси умерли бы от скуки: это были яркие, многосторонние личности, собравшие в себе все человеческие черты от эмо до скинхедов, от сопливых дошкольников до реальных пацанов. И эти черты проявлялись в поведении одного и того же человека, причем часто одновременно. Они могли обижаться без причин и так же легко прощать любые злодеяния, дружили с врагами и ненавидели друзей, душились из-за мелочи, разбазаривая бесценное, мгновенно забывали и зло, и добро, храня память об обидах столетней давности. Впрочем, зачем я все это рассказываю? Они ведь и сейчас такие же, просто мы их не рассматриваем больше так внимательно. Кроме наблюдения за своими князьями у нас теперь появилось множество других интересных занятий.
   - Прости, Владимир, - тихо повторил Святополк. - Не отрывай мне яйца, ладно?
   - Что ты, Святополк, - шепнул ему на ухо Владимир. - Никто тебе ничего не оторвет. Ты что, не понял - это шутка была. Мы же братья.
   - Да, мы братья по-хорошему. Ты сам так говорил. А Давыд гад. Я ему теперь сам морду набью. Вот разрешат мне из Киева на войну ходить, так сразу пойду с дружиной на Волынь и порублю Давыда на котлеты.
   До чего же все-таки трогательная штука - братская любовь. Сейчас утру слезы умиления и расскажу дальше.
  

XII

Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: "Се мое, а то мое же". И начяша князи про малое "се великое" молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на землю Рускую.
(Слово о полку Игореве)
  
   Давыд Игоревич нервно перестукивал пальцами по столу.
   - Ну что, Василий, какие новости?
   Василий только что вернулся из темницы, где он разговаривал с пленным Васильком Ростиславичем.
   - Сознался, что вступил в сговор с торками, половцами, печенегами и еще с этими... с берендеями.
   - Это хорошо, - кивнул Давыд. - А для чего он с ними вступил в сговор, сказал?
   - Хотел завоевать Польшу.
   - И всё?
   - Нет, не всё. Еще Болгарию собирался завоевать и увести оттуда всё население.
   Давыд Игоревич с досадой хлопнул по столу ладонью.
   - Бред полный! Это несерьезно. Что он замышлял против меня и Святополка?
   - Про это отрицает.
   Давыд резко встал и, заложив руки за спину, быстро прошелся по комнате от одного угла до другого.
   - Времени нет, - сквозь зубы сказал он. - Он знает, что я собираюсь сдать его полякам?
   - Знает.
   - И?
   - Говорит, что не боится.
   - Знает, поди, что я этого не сделаю. Времени нет. Времени нет. Он действительно может уговорить Мономаха не нападать на меня?
   - Утверждает, что он этого не говорил, но может попытаться. Говорит, что для этого ему нужно встретиться с боярином Кулмеем.
   - Перебьется. Ты сказал, что я ему за это город подарю.
   - Сказал. И города на выбор перечислил.
   - А он?
   - У меня, говорит, уже есть Теребовль.
   - Времени нет, - снова повторил Давыд Игоревич. - Пора на выход.
   У ворот города Давыда уже ждал Володарь Ростиславович - брат Василька. Поодаль стояла лагерем его дружина. Воины готовились к осаде.
   - Покайся, Давыд, - тихо сказал он. - Тебе есть в чем каяться.
   Давыд отвел взгляд.
   - Я-то при чем? Если бы дело было на моей земле, разве я бы такое допустил? Это случилось в Киеве - там Святополк всем распоряжается. А ты его знаешь - с ним шутки плохи. Думаешь, было бы лучше, если б он меня вместе с Васильком... Я и так еле уговорил его не убивать. Наш великий князь, если заведется, родную мать не пожалеет. Сам знаешь, в какой стране живем.
   - Ладно, допустим, - недовольно проворчал Володарь. - Отпусти моего брата, и разойдемся по-хорошему.
   - Не могу отказать. Тебе не могу.
   - Естественно, не можешь, - Володарь кивнул на своих воинов.
   Люди Давыда вывели Василька. Володарь обнял ослепленного брата. Тот выглядел ужасно: без глаз, со шрамом на лице - слуга Давыда не смог попасть ножом в глаз с первого раза, изможденный долгим сидением в темнице, в кандалах. Братья отошли в сторону и переговорили. После этого они вернулись к Давыду, и Володарь сказал:
   - А теперь готовься к смерти. Будем воевать.
   - Как воевать?! - возмутился Давыд. - Я же выполнил все ваши условия. Ты ж сам только что сказал, что если я освобожу Василька, то мы разойдемся по-хорошему.
   - А ты поверил? - мрачно усмехнулся Володарь. - Или не знаешь, в какой стране живем? Помнишь, у тебя был город Всеволож? Нет его больше. И если ты найдешь в живых хоть кого-нибудь из этого города, можешь ослепить меня как моего брата, - с улыбкой ответил Володарь.
   - Ты думал, тебе все с рук сойдет, предатель? - глухим голосом добавил Василько.
   Давыд всплеснул руками.
   - Меня просто поражает твоя близорукость, Василько. Извини, неудачно выразился. Я в политическом смысле. Вы же видите... в политическом смысле опять же, какая опасность нам всем исходит от Святополка. Он уже не остановится. Он только ищет повод, чтобы развязать террор против нас. Он же специально велел ослепить Василька, чтобы всех перессорить. Представляете, как он обрадуется нашей войне! Вспомните, мы же всегда были друзьями. Володарь, помнишь, как мы с тобой Тмутаракань брали? Святополк наш общий враг. Давайте объединимся против него.
   - Каким ты, однако, хорошим стал, как тебя приперло, - усмехнулся Володарь.
   - А я плохим никогда и не был. Это про меня слухи распускают, представляют черт-те кем. А я всегда был хорошим. Это советчики у меня плохие. Вечно подбивают меня на всякие гадости. Казнить бы их, да нету их сейчас. Потому я и веду себя так положительно, что на меня ни одна сука сейчас не влияет. Я их в Луцк отослал. Можете проверить. Сходите в Луцк и спросите там Туряка, Лазаря и Василя. Вот это подонки так уж подонки!
   - Хорошо, - согласился Володарь. - Главное - чтобы правосудие свершилось, а кто виноват - не принципиально. Пошли за этими подонками и выдай их нам.
   - Я в принципе не против, - уклончиво ответил Давыд, - но не лучше ли было бы возложить отмщение на бога, как сказал пророк...
   Стоявший рядом посадник потянул его за рукав и отвел в сторону.
   "За тебя мы, конечно, биться будем, а за твоих людей нет. Лучше выдай их Ростиславичам, а не то откроем ворота города, и выкручивайся сам как умеешь", - тихо сказал он князю.
   Давыд вернулся к Ростиславичам и сказал:
   - Ладно, я тут подумал. Чего ждать божьего суда - выдам я вам этих троих, и делайте с ними что хотите.
   Василя и Лазаря повесили и расстреляли. Туряк бежал в Киев. Инцидент таким образом был исчерпан, князья помирились.
   Но проблемы Давыда на этом не закончились. Как только Святополку снова разрешили ходить на войну, тот, как и обещал, пошел его наказывать, и Давыду пришлось бежать в Польшу к королю Владиславу. Непутевый князь был женат на королевской дочери и рассчитывал на помощь тестя.
   - Хорошо, - сказал король. - С тебя полтинник, и я договорюсь с великим князем.
   - Пятьдесят гривен?! - возмутился Давыд. - И это только за то, чтобы ты поговорил со Святополком? Ты что, издеваешься? Да я лучше половцев найму.
   - А ты не равняй короля с какими-то половцами. Они тебя за твои деньги еще десять раз обманут. А мое слово королевское верное. Ты ведь и сам можешь со Святополком поговорить бесплатно. Что мешает?
   Сам говорить со Святополком Давыд не хотел, а на половцев у него денег все равно не хватило бы, так что пришлось согласиться на предложение короля.
   Владислав уехал на переговоры с великим князем, а когда вернулся, позвал к себе Давыда, со смехом хлопнул его по плечу и сказал: "Все нормально. Я договорился со Святополком. Поезжай к себе во Владимир Волынский. Ничего тебе не будет".
   Обрадованный Давыд отправился восвояси. Каково же было его удивление, когда, приехав, он застал у себя Святополка со всей его дружиной.
   - Ну, здравствуй, пакостный кузен. Давненько я тебя не видел. Аж не терпится харю твою наглую сапогом пощупать.
   - Это что ж такое! - пробормотал Давыд. - Владислав ведь сказал, что ничего мне не будет.
   - Правильно сказал. Ничего тебе не будет: ни Владимира Волынского, ни области его, ни Луцка. И ноги твоей на Руси больше не будет. Чтоб духу твоего не было на подконтрольных мне территориях! Понял?!
   Давыд был в шоке. Так его еще никогда не кидали.
   Святополк посмеялся, глядя ему вслед, огляделся и подумал, что пора возвращаться в Киев. Своей цели он добился: Владимир Волынский был теперь его - будет что детям в наследство оставить. Жаль только, что повоевать не получилось. Хотя...
   "А ведь Ростиславичи, пожалуй, до сих пор на меня злятся, - сказал он то ли самому себе, то ли обращаясь к стоявшим поодаль боярам. - Захвачу, пожалуй, их города, чтоб два раза не ездить. Тем более, что они раньше принадлежали моему отцу и брату. Избавлюсь разом и от Давыда, и от Ростиславичей - сразу дышать легче станет".
   Битва на Рожни получилась славная. Слепой Василько, размахивая крестом, выкрикивал неразборчивые угрозы в адрес великого князя, кровь лилась рекой. Святополк, можно сказать, неплохо провел время в ходе своей поездки по западной Руси. Он мог бы быть счастлив, если бы ни одна деталь: битву он проиграл. Пришлось возвращаться в Киев без победы.
   Перед отъездом он отдал Владимир Волынский своему сыну Мстиславу, Луцк - двоюродному племяннику Святоше Давыдовичу, а другого сына, Ярослава, послал в Венгрию, просить короля Коломана дать войско, чтобы победить Ростиславичей.
   Володарь и Василько в Перемышле обсуждали план дальнейших действий, вы не поверите, с Давыдом Игоревичем.
   - А я предупреждал, - говорил бессовестный изгой. - Я вам сразу говорил, что Святополк вначале расправится со мной, а потом за вас примется. Так и получилось. Нам надо было сразу объединяться. И сейчас еще не поздно. Вместе отобьемся от Святополка, а потом вернем мне Владимир Волынский и заживем счастливо как добрые соседи.
   - Не мельтеши, - ответил Володарь. - Сядь и уймись. Какой там Владимир Волынский! Мы и так еле от Святополка отбились. А как придет Коломан со всей венгерской армией, кого мы на него пошлем? Тебя что ли? Нашего войска сейчас хватит только на то, чтоб запереться в Перемышле и держать осаду. Пару месяцев, может, и продержимся, а потом?
   - Так вы ж меня не слушаете, - запальчиво отвечал Давыд. - Половцев надо звать. Я знаю, что говорю. Только не надо напоминать мне про Любечский съезд. Его решения давно никто не выполняет. Если бы их выполняли, то я был бы сейчас во Владимире Волынском, а Святополку оторвали бы яйца.
   - Чего ж ты сразу тогда половцев не позвал?
   - Они за работу много берут, а я несколько поиздержался в Польше. Дайте мне денег, и я найму половцев.
   У обоих братьев одновременно вырвался смешок.
   - И ты ему веришь? - спросил Василько.
   - А как ты думаешь? - ответил Володарь.
   - Зря не верите! - с жаром сказал Давыд. - Володарь, ты же меня еще по Тмутаракани помнишь. А ты, Василько, ну посмотри мне в глаза! Ладно, можешь не смотреть. Ну, ты же знаешь, что я правду говорю. Какой мне смысл вас обманывать?
   - А ведь у нас нет выбора, - задумчиво произнес Володарь. - Пожалуй, можно рискнуть. Возьмем в заложники его жену, и пусть приводит половцев. Авось получится.
   - Я ему все равно не верю, - ответил Василько, - но деваться некуда.
   Жена Давыда, когда узнала, что ее оставляют заложницей, было, возмутилась.
   "Молчи, дочь афериста! - прикрикнул на нее муж. - Скажи спасибо, что я с тобой вообще не развелся. Твой папаша на бабки меня уже развел. Если бы не он, я к Ростиславичам и обращаться не стал бы".
   На самом деле Давыд Игоревич любил жену, и обманывать Ростиславичей на этот раз не собирался. Получив деньги, он со своей немногочисленной дружиной во весь опор помчался на юг, к половцам.
   Так почти без остановок он и скакал до самой границы. Сразу за ней стояли половецкие кибитки. Обессиленный Давыд свалился с коня.
   - Кого я вижу! - воскликнул хан Боняк. - Никак Давыд Игоревич!
   - Проблемы у меня, Боняк!
   - Ну, так ты как раз по адресу ко мне обратился. Проблемы русских князей - моя профессия. Без папаши Боняка у вас ни одна проблема не решается.
   Давыд отдышался, немного передохнул и зашел в ханскую кибитку.
   - Давай, князь, говори про свои проблемы, - сказал Боняк. - Не торопись, рассказывай с самого начала.
   - У меня было трудное детство, - начал Давыд. - Мой отец умер, когда мне не было и пяти лет. Не зная родительской ласки, я вынужден был с раннего детства строить свою жизнь самостоятельно. Меня воспитал мой дядя, который меня совсем не любил. Весь мир был против меня: дяди не хотели отдавать мое наследство, мой тесть жулик и обманщик, кузены жлобы, племянники интриганы. Неудивительно, что я вырос коварным, злым, лживым и жестоким.
   - Понятно, - перебил его Боняк. - В целом картина мне ясна. Теперь попробуй рассказать с конца. С кем воюем?
   - С Коломаном.
   - Коломан... Коломан... А как по отчеству?
   - У него нет отчества. Это венгерский король.
   - Венгерский? Ты чего, Игоревич, уже на венгров переключился? Ну, ладно, это твое дело. Сколько у тебя людей?
   - Сотня.
   - Ну и у меня человек четыреста. Нормально. Победим. У этого Коломана сколько?
   - Тысяч сто.
   Боняк усмехнулся.
   - Ну у тебя и образование! Я только до десяти тысяч считать умею. Победим, короче.
   В тот же день половцы выступили в поход.
   На ночь лагерь разбили на краю леса. У Давыда был тяжелый день, но спать он не хотел. Все сидел у костра и думал, прикидывая свои перспективы. Ему не верилось, что полоса неудач закончилась. Оптимизм Боняка ему не передался.
   Сзади бесшумно подошел половецкий хан.
   - Не спится, Игоревич? Иди отдыхать - завтра бой.
   Давыд пристально посмотрел на Боняка, пытаясь при свете луны увидеть его лицо.
   - А ты действительно думаешь, что мы победим?
   - Сомневаешься? Хочешь, будущее предскажу. У меня есть дар предвидения. Я с духами разговаривать умею.
   - Демонов что ли спросишь?
   - Ну, по-вашему, выходит, что так.
   - Пожалуй.
   - А не испугаешься?
   - Ты что! Я ж князь!
   - Вот потому и спрашиваю. Ну, ладно. Если обделаешься, не говори, что тебя не предупреждали.
   Боняк отошел к лесу. В свете полной луны он выглядел действительно несколько зловеще, хоть пока и не страшно. Он набрал полную грудь воздуха, изогнулся и вдруг завыл по-волчьи. Давыда аж мороз по коже пробрал. Но еще страшнее стало, когда откуда-то сбоку раздался похожий вой. На этот раз отвечал настоящий волк. И вдруг со всего леса понеслись волчьи голоса. Они сливались, перекликались, переплетались, образуя жуткую музыку ожившего леса.
   Вой закончился так же неожиданно, как и начался. Боняк вернулся к Давыду, бросил на него насмешливый взгляд, даже при лунном свете было видно, как побледнел князь, небрежно сказал: "Иди спать" и пошел к своей кибитке.
   Оправившись от оцепенения, князь вскочил и догнал хана.
   - Так что они сказали?
   - Кто?
   - Демоны.
   - А! Все нормально, не парься. Победим завтра.
   Коломан, приглашенный великим князем, был уверен, что на Руси ему предстоит всего лишь легкая прогулка. На вид действительно ничто не предвещало беды. Несколько десятков всадников, появившихся у него на пути, казалось, просто заблудились.
   "С дороги!" - крикнул им король.
   Но всадники с дороги не ушли, развернулись, их предводитель показал Коломану неприличный жест, и в венгров полетели стрелы.
   "Хамы!" - закричал король.
   Половцы поспешно убрали луки и бросились наутек.
   "Трусы! - закричал Коломан. - Взять их!"
   Венгры толпой бросились в погоню за половцами. Они гнались до тех пор, пока не сообразили, что сзади их самих преследует конница Боняка. Не успели они развернуться, как с флангов на них налетели дружинники Давыда, а половцы, которых они преследовали, развернулись и вновь осыпали их стрелами. Венгры еще не разобрались, с какой стороны на них нападают, когда из Перемышля подоспел Володарь со своей дружиной. Духи не обманули Боняка. Битва превратилась в бойню. Растерявшихся иностранцев два дня гоняли по всей округе. Коломан, растеряв свое войско, еле спасся сам. Потери его стотысячного (ну, там плюс-минус) войска составили сорок тысяч человек (или около того).
   Теперь Давыд Игоревич мог со спокойной совестью возвращать свои земли. В Луцке Святоша Давыдович обещал предупредить его, если Святополк пришлет подкрепление. Защитив таким образом тылы, Давыд приступил к осаде Владимира Волынского. Князь Мстислав, сын Святополка, был смел, но неосторожен. Он лично стоял на стене, отстреливаясь от осаждавших. Стрела пронзила ему грудь, когда он натягивал тетиву. Бояре унесли его во дворец, там ему оказали первую помощь, но это не помогло. Три дня бояре говорили защитникам города, что их князь жив и продолжает руководить обороной. Когда же скрывать смерть Мстислава стало невозможно, они послали гонца в Киев за подкреплением.
   Помощь подоспела вовремя. Святоша совсем забыл предупредить Давыда, и тот чуть было не попал в плен к неожиданно напавшим киевлянам. Хорошо, что Боняк оказался рядом. Короче, пошла обычная свистопляска.
   А ведь все так мило начиналось: собрались на съезд, обещали не воевать друг с другом, крест целовали. Но разве одним целованием креста людей переделаешь?
  

XIII

Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля покрыла; щекот славий успе, говор галичь убудиси. Русичи великая поля черлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы.
С зарания в пяток потопташа поганыя полкы половецкыя и, рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а с ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотом и грязивым местом - и всякыми узорочьи половецкыми.
(Слово о полку Игореве)
  
   10 июня 1100 года в Уветичах (Витичеве) под Киевом начался очередной княжеский съезд. Собравшиеся отметили, что, несмотря на отдельные отклонения от утвержденной Любечским съездом политической линии, решения съезда в целом выполнены. Съезд подтвердил правильность выбранного курса на братское взаимопонимание потомков Ярослава Мудрого, упрочение внутреннего мира и повышение обороноспособности Киевской Руси перед лицом внешней угрозы, исходящей от половцев, которых князья единогласно признали главными виновниками междоусобиц последнего времени. Решили, однако, не принимать скороспелых решений, а пока заключить с половцами мир и обменяться заложниками.
   Обсуждали и всякие частности. Так настырный Святополк, хотевший не мытьем так катаньем получить города Ростиславичей, настойчиво предлагал пожалеть Василька и отправить его на пенсию по инвалидности, а его землю отдать ему. Но это предложение не встретило понимания.
   Тридцатого числа на съезд в добровольно-принудительном порядке прибыл Давыд Игоревич. Ему предоставили слово, но на этот раз он не был так красноречив, как прежде. Выдержав долгую паузу, он сказал только:
   - А что, я что-то не так сделал?
   И снова замолчал.
   - Ты нас спрашиваешь? - возмутился Владимир Мономах. - Это ведь ты сплетни распускаешь, воюешь со всеми, интриги плетешь. Это мы должны у тебя спросить, что тебя не устраивает. А потом ведь скажешь, что тебя никто слушать не хочет. Вот, мы тебя слушаем. Говори.
   Но в критические моменты у Давыда всякий раз отнимался язык. Так случилось и сейчас. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и молчал.
   Поняв, что объяснений от него не дождаться, князья удалились на совещание. Давыд хотел, было, подойти и послушать, но его не допустили. До коварного князя доносились только отдельные слова: "глаза выколоть", "яйца оторвать", "посадить в темницу", "изгнать нахрен", а потом вдруг голос Мономаха сказал "братья" и те же голоса заговорили совсем другим тоном: "да, братья по-хорошему", "Борис и Глеб", "жалко", "войти в положение", "сиротинушка", "так ведь каждого из нас", "своих разве можно!"
   Наконец, князья вернулись к Давыду, и Мономах объявил ему постановление: "За аморальное поведение и подрывную деятельность решили мы тебя отстранить от должности владимиро-волынского князя. Не оправдал ты наше доверие, Давыд, не оправдал. Но, учитывая положительные характеристики и активную общественную деятельность, берем тебя на поруки. Переводим тебя в Бужск на должность князя. С понижением, конечно, а ты что думал? Иначе нас просто общественность не поймет. Если хорошо себя проявишь, возможно, заслужишь большего. Святополк дает тебе Дубно и Черторижск, мы с Олегом даем по двести гривен. И ты уж нас больше не подводи".
   Итак, зло наказано, а добро восторжествовало. Почему-то меня совсем не удивляет, что Давыда после всего, что он натворил, не повесили и расстреляли, как двоих его подручных, а просто перевели на другую работу, да еще и с выплатой немалой премии. Видимо князья при всей своей взбалмошности и инфантильности уже тогда начали вырабатывать у себя государственное мышление и системный подход к работе с руководящими кадрами. А первая и последняя заповедь этого подхода: своих не сдавать.
   Братья по-хорошему: благородные князья. В разные времена их называли по-разному. Я помню, как про них говорили "номенклатура", сейчас стало модным слово "элита". Но какую табличку не вешай на дверь князя, функционера, топ-менеджера, суть от этого не меняется. Это обычные люди, ничем не отличающиеся от нас. Они имеют только одну привилегию - быть там, где трудно. Они не боятся брать на себя ответственность потому, что знают: нести ответственность им не придется. Они не боятся принимать тяжелые решения потому, что знают: тяжело будет не им. Они не боятся смерти потому, что умирать будут не они.
   Смотрят святые Борис и Глеб с небес на Русь, видят, как кровь льется, как горят города и деревни. Такова жизнь - ничего не попишешь. Мало ли Борис и Глеб пожаров и крови видели. Святых покровителей нашей земли этим не удивишь. Но оборвется жизнь брата по-хорошему, и заплачут иконы. Горе придет на русскую землю. Злодейски убиенного поднимут на руки и, переступая через трупы, понесут навстречу вечной славе. И новоявленный святой страстотерпец, только что отправлявший людей на смерть, после собственной смерти вступит в ряды уже небесной элиты. Воистину, номенклатура бессмертна.
   По итогам съезда было принято постановление:
  

-- ПРИЗНАТЬ работу князей за отчетный период в целом удовлетворительной.

-- ОСВОБОДИТЬ Давыда Игоревича от должности Владимиро-Волынского князя в связи с переходом на другую работу.

-- ПОРУЧИТЬ В.В.Мономаху разработать срочные меры по окончательной ликвидации половецкой угрозы.

-- УГЛУБИТЬ братскую любовь потомков Ярослава Мудрого.

  
   На том и разъехались.
   Началась мирная жизнь, писать про которую неинтересно.
   Умер Всеслав Полоцкий. Этот окруженный мистическими загадками персонаж в последнее время мало напоминал о себе, но общественность все время следила за ним, ожидая новых странных выходок. Не зря в летописи указана не только дата, но и время его смерти. Довольно редкая для того времени точность, про многих князей даже год смерти точно не известен. А ведь Полоцкое княжество тогда не входило в состав Руси.
   Кроме этой грустной новости в летописи за 1101 год значатся еще два события: война, затеянная родным племянником великого князя брестским князем Ярославом Ярополчичем. Ему повезло меньше, чем предыдущим крамольникам. Очередной после Олега Святославича и Давыда Игоревича всероссийский злодей из него не получился. Его арестовали и привезли в Киев. Духовенство именем Бориса и Глеба просили великого князя проявить снисхождение и, конечно, уговорили его, но не в меру энергичный Ярослав поторопил события и совершил побег из Киева. Это было уже слишком даже для брата по-хорошему.
   Арестовать крамольника поручили сыну великого князя, новому владимиро-волынскому князю Ярославу Святополчичу. Он обманом захватил своего тезку и снова доставил его в Киев, где ему уже никакое снисхождение не светило. Через несколько месяцев он умер, не дождавшись окончания следствия.
   Примерно в то же время Святополк решил поменять новгородского князя. Тогда там княжил Мстислав, сын Владимира Мономаха, а по договорянностям между князьями Носвгород должен был достаться сыну Святополка. Эта перестановка была согласована и всех устраивала. Мстиславу предлагалось взамен несколько менее престижное, но гораздо более спокойное Владимирское княжество. Княжение в богатой и своенравной феодальной республике делало из князей настоящих мужчин, но гробило их нервную систему, так что Мстислав и сам был не прочь отдохнуть в тихом Владимире. Но тут вдруг новгородцы решительно воспротивились этой замене. Они заявили, что сами воспитали Мстислава и никуда его не отпустят. А любому другому князю пригрозили смертью. Этого Святополк своим детям не желал и вынужден был согласиться. В те времена новгородское самоуправление могло себе позволить не считаться даже с волей великого князя.
   Однако, всякому миру когда-то приходит конец.
   Князья собрались в Долобске под Киевом и Владимир Мономах сделал такое заявление:
   - Три года назад съезд поручил мне разработать меры по борьбе с половцами. Я эти меры разработал. Этой весной мы начинаем войну, и будем воевать до полного разгрома Половецкой Степи.
   От Владимира Мономаха ожидали чего-то такого, но предложение начать войну прямо сейчас застало всех врасплох.
   Святополк вопросительно посмотрел на своего воеводу.
   - Не время сейчас, - сказал тот. - Весна. Нельзя у крестьян лошадей забирать. Пахать надо.
   Владимир возмущенно хлопнул ладонью по колену.
   - Лошадей он пожалел! А толку от того, что сейчас люди землю вспашут, если через месяц придут половцы, все разграбят, лошадей заберут, а крестьянина убьют! Крестьянина тебе не жалко или ты только об его лошади подумал?
   Воевода смущенно промолчал. Весной лошади действительно нужны для полевых работ, но весна и самое лучшее время чтобы воевать с половцами, еще не вполне очухавшимися после зимней спячки и затяжного мира с Русью.
   Святополк опять посмотрел на воеводу и, не дождавшись его ответа, встал и сказал:
   - Я готов.
   - Ты, брат, великое добро сотворишь земле русской, - сказал Владимир, обнимая кузена.
   Владимир обернулся к Олегу.
   - Я не могу, - неохотно сказал тот. - Нездоров.
   - Что-то ты часто хворать стал, - строго заметил Владимир. - Как у братьев земли отнимать, так ты сразу в лучшей форме, а как я зову воевать с половцами, так ты сразу расклеиваешься. Может тебе доктора прислать?
   - Я понимаю, у тебя с половцами свои счеты. А мне они ничего плохого не сделали. Да и мир мы сними заключили. Ты уж извини. Может, в другой раз как-нибудь. Я скажу своим братьям, может, они поучаствуют.
   - Ладно, выздоравливай скорее, - проворчал Владимир.
   Такой войны с половцами еще не было. Кроме Владимира, его сына Ярополка, великого князя Святополка и его племянника Вячеслава на Половецкую Степь пошел Давыд - брат Олега и Мстислав - племянник Давыда Игоревича. Даже сын покойного полоцкого князя Давыд Всеславич присоединился к русскому войску.
   Старые половецкие ханы, узнав о надвигающейся рати, советовали молодым вступить с русскими в переговоры, но те их не послушали.
   Решающая битва состоялась 4 апреля 1103 года. Много половцев полегло в том бою. Двадцать ханов погибли. Хана Белдюзя взяли в плен и привели к Святополку. Хан заикнулся, было, о выкупе, но Владимир решительно оборвал его: "Помнишь, я сказал тебе в Чернигове, что ты себе большие проблемы заработал. Так вот, теперь эти проблемы закончились. Не о чем нам с тобой договариваться. Вы, половцы, своего слова никогда не держите, а я свое слово держу. Считай, что ты сам себе приговор вынес. Порубите его на мелкие кусочки!"
   "Головы змея сокрушены, а его добро теперь наше", - сказал Владимир, выступая перед победившим войском.
   Но одной победой война не закончилась. Половцы еще были достаточно сильны, чтобы нападать на Русь. В 1106 году они напали на Зареческ, но были побеждены. В следующем году Боняк снова нападал на Русь, но потерпел сокрушительное поражение на реке Суле 12 августа 1107 года.
   Тогда же сыновья Святополка и Владимира женились на дочках половецких ханов. Все-таки половцы были не столько врагами, сколько соседями. Обычными соседями по коммунальной квартире.
   Война продолжилась в 1109 и 1110 годах незначительными победами русских.
   В 1111 году Владимир снова уговорил князей весной пойти на половцев. Дело было во время великого поста. Войско сопровождало множество попов, певших всю дорогу молитвы. На каждом привале организовывался молебен. Это был поход не просто русских против враждебных кочевников - это был поход христиан против неверных. Конечно, это не называлось крестовым походом, православные этот термин не употребляют, но по сути это был именно он.
   22 марта русские войска взяли город Сугров и сожгли его. 24 марта половцы вновь потерпели поражение, а через два дня состоялась решающая битва на реке Салнице. Бой был тяжелый и жестокий. Молитвы и обеты, данные русскими воинами, принесли результат. "Как же нам было воевать, - жаловались пленные половцы, - если на нас с небес все время набрасывались какие-то мужики с крыльями и разили нас огненными мечами? Разве сейчас так воюют?"
   Так истинная вера в те далекие времена компенсировала нашим предкам отсутствие военно-воздушных сил.
  

XIV

Владимир Всеволодович после смерти Святополка созвал дружину свою в Берестове: Ратибора Киевского тысяцкого, Прокопья Белгородского тысяцкого, Станислава Переяславского тысяцкого, Нажира, Мирослава, Ивана Чюдиновича боярина Олегова и постановили: брать проценты только до третьего платежа, если заимодавец берет деньги в треть; если кто возьмет с должника два реза, то может взыскать и основную сумму долга; а кто возьмет три реза, тот не должен требовать возвращения основной суммы долга.
Если же кто взимает в год по 10 кун с гривны, то это не запрещается.
(Русская правда - Устав Владимира Всеволодовича)
  
   Солнечное затмение в марте 1113 года должно было предвещать беду. 16 апреля умер великий князь Святополк.
   Через несколько дней в Переяславль прибыла делегация киевлян, чтобы сообщить Владимиру Мономаху эту печальную новость.
   Опять, как двадцать лет тому назад, Владимира звали в Киев, стать великим князем. Что ж, он этого заслужил. Еще при Святополке он был самым авторитетным политиком Руси. И снова, как двадцать лет тому назад, у Владимира не было права принять это предложение. Снова не его очередь. По закону унаследовать Киев должны были сыновья Святослава Ярославича - кузены Владимира.
   Боярин Ратибор отвел Владимира в сторону и тихо сказал ему: "Пойми, Владимир, сейчас не та ситуация, что в тот раз. Одно дело уступить Киев Святополку, который без тебя шагу ступить не мог, а другое дело Олег, который и до этого с тобой не всегда считался. Вспомни, как он тебя из Чернигова выгнал. И сын твой по его вине погиб. О Руси подумай! Только ей не хватало великого князя Гориславича! Да и о детях своих вспомни. Тебе уже шестьдесят. А ну как не успеешь ты стать великим князем в свою очередь! Твои сыновья тогда уже не смогут быть великими князьями. Вспомни, что бывает с теми, чьи отцы не сидели на киевском престоле! Хочешь, чтоб твои дети стали изгоями?"
   Владимир все это и сам прекрасно понимал. Но мог ли он, за шестьдесят лет не нарушив ни одного закона, так вот вдруг одним махом покончить со своей репутацией?
   - Нет, - сказал он, обращаясь не только к Ратибору, но и ко всем киевским делегатам. - Спасибо вам, что снова оказываете мне такое доверие, но закон мне не позволяет сейчас стать великим князем. А что может быть выше закона?
   - Выше закона? - задумчиво переспросил Ратибор и, неожиданно улыбнувшись, обратился к киевлянам: "Ну, поехали обратно, раз такое дело".
   Уже через пару дней киевляне вновь приехали в Переяславль.
   "Беда, Владимир! - сказал Ратибор. - В Киеве восстание. Разграбили двор Путяты тысяцкого, евреев бьют по всему городу. Только ты можешь порядок навести. А если откажешься - то нападут и на невестку твою, и на бояр, и на монастыри. Если монастыри разграбят, то виноват в этом будешь только ты".
   Неожиданные беспорядки в Киеве заставили Владимира изменить свое решение. Он приехал в Киев, и там сразу все успокоилось. Что может быть выше закона? Только воля народа. Владимиру ничего не оставалось, как только стать великим князем. Кто б мог подумать, что много веков спустя великими князьями будут становиться только по воле народа. А выражаться эта воля часто будет точно так же - в виде погромов.
   Итак, народ за, бояре тоже согласны. Остался только один вопрос: Что скажут Святославичи - законные наследники? У Владимира были все основания волноваться перед встречей со своим закадычным противником Олегом.
   - Понимаешь, Олег, - говорил Мономах, не глядя в глаза кузену, - не всякие обстоятельства зависят от нас. И не всегда мы можем пойти против воли народа...
   Олег перебил его беззлобным смехом.
   - Видел бы ты себя со стороны! - сказал он. - Владимир Мономах, весь из себя правильный, мне - знаменитому крамольнику и скандалисту лепит горбатого про непреодолимые обстоятельства и про волю народа. Ради этой сцены стоило дожить до моих лет. Расслабься, Володя! Ты что, думаешь, я с тобой за Киев воевать стану? Стар я уже для таких развлечений. Здоровья нет. Мне уж не воевать, а помирать пора. Прожил я свою жизнь весело, а умереть хочу спокойно. Я знаю, что с моей репутацией покой на Руси не обеспечить. Так что тебе и карты в руки. А что у моих сыновей прав на Киев не будет, так это ж дело поправимое. Сыновья у меня подрастают хорошие - все в меня. Свое не упустят, а чужое не пропустят. Зачем им права? Много ли у меня было прав на Чернигов? Права не даются - их брать надо. Это мои сыновья с детства усвоили. Они свои права в ножнах носят и предъявляют по первому требованию. Так что еще неизвестно, чьи дети раньше в Киеве окажутся - твои или мои. Но это уж их заботы. А нам с тобой спокойно остаток дней дожить надо.
   Владимир с облегчением вздохнул.
   - Спасибо Олег, - сказал он. - Ты рассуждаешь как государственный муж.
   Олег поморщился.
   - Пустое, Володя. Правь в свое удовольствие. Впрочем, удовольствие, пожалуй, то еще. Я слышал про киевские беспорядки.
   - Да, народ недоволен процентными ставками по кредитам. Разобраться надо. Возможно, новый закон потребуется. Естественно, ты тоже можешь поучаствовать в обсуждении, если хочешь.
   - Да я, знаешь ли, не силен в экономике и юриспруденции. У меня по этой части боярин Иван Чюдинович главный специалист. Я пришлю его к тебе - обсуди с ним.
   Так Владимир и Олег расстались друзьями. Впрочем, врагами они никогда и не были. Даже когда они воевали друг против друга, даже когда Олег выгонял Владимира из Чернигова, даже когда, воюя с ним, погиб сын Мономаха. Ничего личного - такая уж у князей работа. Когда-то Владимир уступил Святославичам Черниговщину, а теперь они уступили ему Киев. Все справедливо. А если и нет, то дети их еще разберутся.
   А пока Владимир собрал в Берестове под Киевом бояр: Ратибора киевского и тех, кого прислали на совещание другие князья, чтобы разобраться в кредитных проблемах и принять соответствующий закон.
   "Многие кредитов набрали, - рассказывал боярин Ратибор. - Ставки заоблачные, многие не могут расплатиться. Вот народ и взъелся на евреев. Гнать их, говорят, с Руси надо. У нас и свои желающие деньги в рост давать найдутся".
   В средние века общество делилось строго по семейному принципу. То, что сейчас осуждается и называется мафией, в те времена было в порядке вещей. Только сын князя мог стать князем, а сын ростовщика - ростовщиком. Кланы не смешивались, и переход из одного в другой был невозможен. Естественно, если появлялась какая-то национальная группа, то она занимала определенную экономическую нишу, и никого другого туда не пускала. Ростовщиками были евреи. При Святополке они чувствовали себя в Киеве вольготно и давали в долг с такими условиями, какие сами хотели. Очевидно, великий князь тоже что-то с этого имел.
   - Ну, насчет гнать с Руси - это мы еще подумаем, - сказал Мономах. - А пока надо бы с кредитами разобраться.
   - Больше всего людей пострадало от краткосрочных кредитов, - объяснял Ратибор. - Их дают под третные проценты, то есть платить проценты надо три раза в год. Один третный взнос составляет пятьдесят процентов, если не больше. Это значит, если кто берет в долг, скажем, десять гривен, то он должен заплатить за год пятнадцать гривен одних процентов. Плюс еще сам долг. Итого взять десять гривен и двадцать пять отдать. Это ж грабеж просто.
   - Действительно, - согласился Владимир. - Двадцать пять гривен с десяти - с ума сойти можно! А если кредит брать больше, чем на год?
   - Такие кредиты даются больше чем под двадцать процентов годовых.
   - Варварство какое! Этот точно запретить надо. Пусть дают под двадцать процентов годовых, но не больше. То есть, с одной гривны десять кун в год.
   Тогда в одной гривне было пятьдесят кун.
   Интересно, что в начале двенадцатого века кредиты больше чем под двадцать процентов годовых считались варварством. Сейчас уже не считаются.
   - А насчет третных процентов я так думаю, - продолжил Владимир. - Два раза пусть берут. По пять гривен. Это получается, ростовщик уже сто процентов чистого дохода получит. И хватит. Пусть потом требует обратно те десять гривен долга, что он давал. А если ему приспичит взять третные проценты в третий раз, то долг ему после этого возвращать не нужно. Совесть иметь надо - он и так уже получит пятнадцать гривен, когда в долг давал десять. Так в законе и напишем.
   Усовершенствовав законы и успокоив киевлян, Владимир решил в очередной раз закрепить мир между князьями. Как раз к тому времени в Вышгороде, под Киевом был достроен каменный храм, посвященный памяти Бориса и Глеба. Почести, воздаваемые этим святым, должны были продемонстрировать единство потомков Рюрика всем - прежде всего самим князьям.
   Владимир Мономах и черниговский князь Олег Святославович прибыли в Вышгород для торжественного перенесения мощей Бориса и Глеба. Туда же приехали самые известные священнослужители и множество простого народа.
   Олег устроил грандиозный пир, на котором три дня угощались все желающие. Люди пили, ели и радовались миру между старинными соперниками - Владимиром Мономахом и Олегом Гориславичем.
   В день перенесения мощей у церкви собралось столько людей, что не помогали никакие ограды - пришлось разбрасывать деньги, чтобы народ расступился и дал дорогу торжественной процессии.
   Владимир и Олег сами внесли в церковь мощи святых и встали посреди храма, восхищенно любуясь его величественной красотой.
   - Чудесно, - сказал Владимир. - Такого храма на Руси еще не было. Достойный памятник Борису и Глебу - то-то они сейчас на небесах радуются, глядя на эту церковь и на нашу братскую любовь, символом которой ей суждено стать. Здесь, на этом месте, теперь будут лежать их мощи. Я велю украсить их так, что со всего мира будут приходить люди, чтобы восхититься этой красотой. И серебряный терем велю над ними надстроить.
   - Верно, Владимир, - эхом ответствовал Олег. - Все верно. Только лежать они будут не на этом месте, а там, на правой стороне, где отец мой наметил.
   - Перестань, Олег, - поморщился Мономах. - Нашел время шутить.
   - Какие шутки! Там им и своды уже устроены.
   - Что за блажь! Засунуть их в какой-то дальний угол!
   - Да нет, мы их поставим посредине, где они будут всем мешать! Лучше и не придумать!
   - Конечно, Борис и Глеб всегда тебе мешали!
   - Признай лучше, что у тебя нет вкуса. Ты все до абсурда доводишь. Мой отец уже определил, где им лежать.
   - Твой отец? Кто здесь великий князь - я или твой отец? Командуй у себя в Чернигове, а тут Киевское княжество.
   - А ты как князем стал? Когда ты у меня киевский престол из-под носа увел, я согласился не затем, чтобы ты всей Руси свою волю навязывал.
   - Ну, это уж слишком! Когда ты выгнал из Чернигова моего отца, я это понял. Когда по твоей вине погиб наш дядя Изяслав - я это простил. Я простил тебе, когда ты и меня выгнал из Чернигова, когда ты половцев на Русь приводил, когда из-за тебя погиб мой сын. Я все простил и уступил тебе Чернигов, но теперь это уже переходит все границы. Измываться над мощами святых я не позволю!
   - Войны все-таки хочешь братец?
   Митрополит бросился между князьями, готовыми уже вцепиться друг в друга.
   - Да вы что, сдурели совсем?! Нашли время и место! Не можете как люди договориться - так хоть жребий киньте.
   Князья кинули жребий. Выиграл Олег. Владимиру пришлось смириться. Князья пожали друг другу руки, и народ с умилением смотрел на торжество братской любви и христианского смирения.
   Это были последняя ссора и последнее примирение Владимира и Олега. Престарелый Гориславич умер три месяца спустя.
  

XV

О, стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! Того старого Владимира нельзе бе пригвоздити к горам киевским!
(Слово о полку Игореве)
  
   Итак, для Владимира начались обычные великокняжеские будни. Распорядившись построить мост через Днепр, что по тем временам было довольно важным хозяйственным решением, Мономах занялся политикой, то есть войной. Сам он, впрочем, был стар для войн - этим должны были заниматься его дети. Старший сын Мстислав, новгородский князь, воевал с Чудью и с Ливонией и даже ходил воевать с Византией, а его сын Всеволод ходил походом в Финляндию. Юрий Долгорукий, суздальский князь, ходил на Волжскую Болгарию. А Ярополка Владимир по традиции отправил воевать с половцами. Молодому князю пора было уже жениться, а в половецких землях всегда можно было подыскать хорошую невесту. Так что Ярополк Владимирович успешно совместил приятное с полезным: устроив свою личную жизнь, он совсем доконал беспокойных соседей.
   Хан Атрак, загнанный со своей ордой на северный Кавказ, кусал локти и проклинал Мономаха и всех русских князей, что ополчились на него. А что такого им сделали половцы? Всегда были готовы по их заказу воевать с их же родственниками, грабить их земли и уводить в плен их людей. Никогда заказчиков не подводили. И вот она, благодарность. Хоть на край света теперь беги от этих русских.
   - Хан, к тебе князь просится.
   Неожиданная новость отвлекла Атрака от печальных мыслей.
   - Князь? Опять? Гоните в шею! Чтоб я еще раз связался с русскими князьями!
   - Это не русский князь.
   - Не русский? А какой?
   - Грузинский.
   В кибитку Атрака решительно вошел высокий красавец с лихо закрученными усами.
   - Царь Давид Строитель прослышал о том, какие вы, половцы, славные воины и хочет взять тебя со всей твоей ордой к себе на службу. Царю Давиду армия нужна, чтобы с турками воевать.
   От такого неожиданного предложения хан Атрак даже растерялся.
   - Со всей ордой? У меня одних воинов сорок тысяч.
   - Сорок тысяч?! Вот такая армия нам нужна. С такой нам никакие турки не страшны.
   Атрак от волнения не сразу нашел, что ответить. Это было спасительное предложение для него и для всех оставшихся половцев, но хан на всякий случай не показал своей радости.
   - Ты учти, генацвале, мы профессионалы и расценки у нас соответствующие.
   - Не волнуйся, дорогой, - ответил грузинский князь, - нам профессионалы и нужны. Наш царь тебе, профессионалу, вах какую зарплату положит!
   - Вах какую зарплату? Интересное предложение. Передай своему царю, что я подумаю. Обсужу с братвой и сообщу о своем решении.
   - Думай дорогой. Только не затягивай. Царь ждать не любит.
   Грузинский князь вышел из кибитки и пошел к своему коню. Атрак вышел за ним. Огляделся, подумал, а после подбежал к уже вскочившему в седло грузину, схватил его за стремя и сказал: "Передай своему царю, что мы согласны. Пусть ждет нас на днях и место для расквартирования готовит. Будем служить ему".
   Хан обернулся и украдкой смахнул предательски набежавшую слезу.
   "Прощай, Половецкая степь! Прощай, вольная кочевая жизнь! Ждет нас теперь совсем другая судьба. Служба в армии на чужбине это совсем другое дело. Разве ж я б когда согласился, если бы не..."
   Атрак тяжело вздохнул и сказал негромко: "Я еще вернусь".
   Так не стало у Руси главных ее южных врагов. А с неглавными разобрались быстро. Кого разгромили, а кого усмирили. Берендеев, печенегов и торков, которые помаленьку нападали на Русь, Мономах победил, а те из них, что согласились его слушаться, остались на Руси и назвались черными клобуками (каракалпаками).
   В 1117 году Владимир Мономах вместе с Ростиславичами, вспоминая прежние времена, провели под Владимиром Волынским. Поступила информация, что тамошний князь Ярослав, сын Святополка, сменивший проштрафившегося Давыда Игоревича, надумал захватить земли Ростиславовичей, да и на земли самого Мономаха глаз положил.
   Ярослав Святополчич, некогда арестовавший своего затеявшего междоусобицу кузена Ярослава Ярополчича, должен был бы помнить, чем тот кончил. Но, видимо, у него была короткая память. Владимир вызвал его в Киев для дачи объяснений, но Ярослав не явился, потому Владимир, позвав на помощь Ростиславичей, сам пошел в гости к племяннику.
   После двухмесячной осады Ярослав сдался и признал свою вину. Владимир его простил. Все-таки племянник, брат по-хорошему, да и женой Ярослава была внучка Владимира.
   Впрочем, это было ненадолго. Ярослав с женой развелся, сбежал в Польшу стал подговаривать польского короля напасть на Русь. Поляки попробовали, но первая попытка не удалась, и Ярослав стал искать себе новых союзников.
   Однажды к перемышльскому князю Володарю Ростиславичу пришел усталый и измученный человек, представившийся Петром. Он сбежал из Польши, преследуемый тамошним королем. Зная, что Володарь враждует с Польшей, он рассчитывал скрыться в Перемышле и получить там политическое убежище. Володарь, конечно, ему поверил, с радостью принял перебежчика и относился к нему как к дорогому гостю. Когда Петр отдохнул и обустроился, князь позвал его на охоту, и они вместе погнались за каким-то зверем. Слуги Володаря отстали, потеряли его из виду, довольно долго ждали, и, когда он не вернулся, отправились на поиски. Князя они не нашли, но обнаружили следы борьбы и записку к его брату слепому Василько.
   Удивительно, что перемышльский князь оказался таким наивным и доверчивым - видимо, он мало читал романов. Польские агенты похитили его и потребовали у Василька выкуп. Васильку пришлось отдать всю свою казну и обещать вместе с братом воевать на стороне поляков против Мономаха. Стыд-то какой!
   А пакостный Ярослав Святополчич снова решил напасть на Русь. На этот раз кроме поляков и союзных им теперь Ростиславичей он подбил на эту авантюру венгерского короля, который все еще не мог простить поражение под Перемышлем.
   Все это войско вступило в Волынские земли и осадило Владимир, где тогда хозяйничал сын Мономаха Андрей.
   Уверенный в скорой победе Ярослав осматривал окрестности города, искал место для приступа и выкрикивал время от времени страшные угрозы осаждённым. И так загляделся, что не заметил, как напоролся на копье проходившего мимо воина... на два копья. Такая рассеянность стоила ему жизни.
   Венгерский король страшно переживал, грозился все равно взять Владимир, но, когда воеводы спросили его, из-за чего, собственно, вся эта война, объяснить толком не смог. Оказалось, что он в спешке не расспросил Ярослава о сути его претензий, а сам Ярослав теперь уж ничего объяснить не мог. Пришлось интервентам извиниться за беспокойство и уйти ни с чем.
   Других междоусобиц во времена Мономаха на Руси, кажется, не было. Не считать же междоусобицей небольшую заварушку, затеянную минским князем Глебом. Глеб, хоть и был потомком Владимира Красно Солнышко, но, как и его полоцкие предки, киевскому князю не подчинялся. Его княжество частью Киевской Руси не считалось, так что это была не междоусобица, а война с внешним врагом. Ну, Мономаху было не впервой равнять Минск с землей, впрочем, на этот раз до такого не дошло. Глеба заставили смириться, а когда он, нарушив обещание, напал на Смоленск, его взяли в плен и доставили в Киев, где он вскоре и умер.
  

XVI

О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным Судьею, не покаявшись и не помирившись между собою.
(Владимир Мономах - Поучение)
  
   Мой рассказ подходит к концу, хотя, казалось бы, когда его герой стал великим князем, самое интересное должно только начаться. Однако за тринадцать лет княжения Мономаха в Киеве достойных упоминания событий произошло совсем немного.
   Куда уходит сила? Где тот добрый молодец, что вязал своими руками по двадцать диких коней? Куда все это девается к тому времени, когда человек достигает вершины своей славы?
   Возраст все чаще давал о себе знать. И не только Владимиру. Постарели все герои нашей истории. Летописцы всё чаще писали не о боях и победах, а сообщали о смерти то одного, то другого князя.
   Мономах чаще не воевал, а пописывал мемуары. Под старость появилась у него любовь ко всяким ярким побрякушкам. Ему нравилось, когда его называли царем, стал носить на шее золотую цепь и прочие царские регалии на зависть родственникам.
   Особенное впечатление на всех производила его шапка. Говорили, что ее изготовили в Константинополе по спецзаказу в единственном экземпляре лучшие византийские модельеры. Она была тяжеловата, но все князья, тем не менее, смотрели с завистью, а Владимир шапку берег и никому поносить не давал, храня для своего сына Мстислава.
   Сейчас это трудно понять. Кто сейчас станет донашивать шапку отца или, тем более, деда? А в то время вещи ценили и бережно передавали из поколения в поколение. Многие великие князья и цари носили шапку Мономаха. Она и сейчас хранится в московском кремле. И пусть некоторые говорят, что она Мономаху принадлежать не могла, что лет ей на пару веков меньше. Просто она хорошо сохранилась, поскольку относились к ней бережно, и надевали только в торжественные дни. Пусть говорят, что сделана она вовсе не в Византии, не по греческой моде, а больше напоминает женские головные уборы из Золотой Орды. Просто она опередила свое время. И никакая мода над ней не властна. Времена и моды менялись, а Шапка Мономаха век от века оставалась предметом зависти и вожделения.
   На что старому и больному человеку золотая шапка? Может, и стоило бы отдать ее кому помоложе, поэнергичнее? Но как это сделать? Великие князья не уходят на пенсию. Да и не мог никто как Мономах обеспечить в стране спокойствие и стабильность. Это понимали даже его соперники, которые под старость уже не думали о новых землях, а хотели только покоя.
   В свое время Владимир раз сто ездил из Чернигова в Киев за один день, успевая до вечерни, и такие поездки не казались ему утомительными. Теперь же дорога от Киева до реки Альты, где погиб когда-то святой князь Борис, показался ему бесконечной.
   Великий князь шел к церкви, построенной когда-то по его приказу, вспоминая семьдесят три года, оставленные им позади. Ему было, что вспомнить, было, чем гордиться. Он был велик и спокоен, как Русь, которую он оставлял.
   Он достойно правил великой империей Вещего Олега, Игоря и Святослава. Православная Русь прошла славный путь от Владимира до Владимира, достигнув при Мономахе такого расцвета, после которого путь может быть только один - в пропасть.
   В тишине и покое мономахова времени, никто не слышал, как история уже читала свой приговор Киевской Руси.
   Уходило поколение состарившихся внуков Ярослава Мудрого. Сговорившись не проливать братскую кровь, они наплодили столько потомков, что русских княжеств и киевского престола им всем хватить не могло. Недолго Русь наслаждалась спокойствием при сыне Мономаха Мстиславе Великом. Князья, которых теперь не перемещали из княжества в княжество, почувствовали себя полноценными хозяевами, а власть киевского князя, не имевшего такого авторитета, как Владимир Мономах, таяла как снежная баба весной. Вскоре Киев пошел по рукам. Недолго потомки Олега терпели потомков Мономаха у власти. Обостренное чувство справедливости еще сто лет не давало им простить княжеской обиды. Началась борьба всех со всеми: Ольговичи против Мономашичей, дяди против племянников. Половцы вернулись, как и обещали. В 1169 году, через сорок четыре года после смерти Владимира, войска его внука - святого князя Андрея Боголюбского при поддержке половцев захватили Киев, разграбили его, не щадя ни горожан, ни священников. Такой позор Киев пережил в первый раз, и не от иноземных захватчиков, а от русского же князя. На этом и закончилась славная история Киевской Руси.
   Империя распалась на несколько маленьких, но великих княжеств, которые воевали друг с другом, переходили из рук в руки и продолжали расползаться на еще более мелкие уделы. Так продолжалось еще семьдесят лет, пока татаро-монгольское нашествие не покончило с этим гадюшником, не сократило до разумных пределов поголовье потомков Рюрика и не дало возможность на руинах забытой империи построить совсем другое, новое московское государство.
   Но был ли Владимир Мономах виновен в том, что созданное им так легко рухнуло после его смерти? Мог ли он, наплевав на светлую память Бориса и Глеба, отказаться от гуманного отношения к братьям по-хорошему и скрепить единство страны методами Ярослава Мудрого? Времена Ярослава Мудрого уже прошли, а его методы устарели. Такие подходы были не в правилах и не в характере Владимира Мономаха, да и цели у него были совсем другие. Он не стремился к завоеваниям и к расширению и так уже огромной империи. Конфликты с братьями по-хорошему он предпочитал решать не в междоусобных войнах, не кровопролитием, а миром. На княжеских съездах, где при единодушном одобрении принимались правильные и мудрые решения, которые, впрочем, выполнялись очень избирательно.
   Величие Мономах находил в стабильности. Этой стабильности он добился, ее хватило на его век и даже на век его сына Мстислава Великого. Но для империи остановка - смерть. Если она не растет и не льет кровь, то разваливается.
   Но именно стабильности хотели престарелые князья - тогдашняя политическая элита, номенклатура, братья по-хорошему. Они знали, что ждать покоя и порядка можно только от Мономаха - человека, чтившего законы и обычаи, всегда державшего слово, ни разу не перечившего своему отцу, прощавшего обиды своим, но беспощадного к чужакам.
   Как бы то ни было, в истории нашей страны Владимир Мономах остался одним из величайших руководителей. На его репутации нет ни одного темного пятна. Киево-Печерский иеродиакон Нестор с честью выполнил поставленную перед ним государственную задачу: Повесть временных лет - единственное дошедшее до нас описание древней истории нашей страны от Рюрика до Владимира Мономаха. Из нее мы узнаем только правду. О благотворном влиянии православия, о мудрой политике потомков Рюрика и о личной роли Владимира Всеволодовича.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"