... Как-то подошёл к ней барчук, ну тот, из Васильевских, которые не только Васильевский остров - и весь Финский залив купить могли, и переименовать на Васильевский залив - и говорит:
- Тонька, ты дура!
Ну и получил в глаз, и в печёнку получил. А потом влюбился. Да, "а Вы ему в глаз дайте! В правый или левый, а лучше - в оба. Я ему как дала в глаз - сразу влюбился!"
Вот так и барчук из Васильевских - и заревел буйволом некормленым, и влюбился.
И портфель таскал в церковно-приходскую школу - или портфели тогда не водились? - ладно, котомку таскал.
***
И, будучи Тонечкой...
... А. Это была война, медсестра Тонечка и замполит Смирнов. Замполит был ранен, Тонечка - вынесла с поля боя.
- Ах, Тонечка...- говорил Смирнов и пальчики перебирал, а пальчики тоненькие, и сама Тонька - красивенькая, даром что Тонька, а не, действительно, Тонечка.
- Ах, Тонечка...- хрипел замполит Смирнов, умирая, и Тонечка, да, Тонечка, и никак иначе, красивенькая, и пальчики, и...
Она потом выла чисто по-бабьи, совсем не по-Тонечкиному, не по-благородному, и за возком шла простоволосая, и в могилу разрытую бросалась, еле удержали. А потом сомлела, и долго не вставала, а потом подошёл к ней командир части, Серёжа Иванческо, и стал уговаривать:
- Ну, товарищ Тоня, ну что Вы убиваетесь - смешной был парнишечка, молоденький совсем, может на года три старше самой Тони, и влюбленный в неё просто и без затей.
А она встряхнулась тогда, и стала из Тонечки Тоней, и даже товарищем Тоней, и перво-наперво дала в глаз Серёже Иванческо, и он, даром, что и был влюблён, а влюбился ешё горше.
- А я беременна. - сказала товарищ Тоня товарищу Иванческе, закалывая волосы длинной шпилькой, и поправляя сползшую бретельку ночной рубашки.
- А я - женюсь! - сказал ей Серёжа Иванческо, и, конечно, схлопотал в глаз, в потом произошло лето, и воды благополучно отошли, и майор Иванческо, преисполненный гордости, держал на руках сына, и боялся - он же маленький такой! - и слегка мечтал о том, как будет сына учить премудростям рыбной ловли, и охоты на сусликов - да, Сергей Иаанческо читал об этом, вы не думайте! - а она, такая Тонечка, смеялась счастливо и чуть снисходительно.
***
И вот когда она стала Тоненькой - ей отбиваться совсем расхотелось, и она даже не думала, как можно отбиваться и в такой красивый глаз, и вообще...
...Жена генерала Иванческо была очень культурной и продвинутой в смысле культуры женщиной. И посещала все выставки, и задавала художникам иногда глупые, иногда умные вопросы, и познакомилась на одной из выставок с художником Бергелем, и поплыла в далёкое странствие от его глаз.
А глаза художника Бергеля имели три из пяти магических свойств - три забыла, ещё два - напомните! - и были они голубые и тёмно-синие, и стальные, ну как тут генеральше не сомлеть, и не отлучиться из общей жизни и жизненного кредо, и как не назначить свидание, и как не обронить платочек, и как этот же платочек не принять...
... И как не сказать впоследствии:
- А я любила вас всю жизнь. - но всю жизнь не любила, а лишь комкала поднятый платочек, да слёзы лила, а он ей говорил приятным басом:
- Тоненькая, а пойдёмте в оперу на "Евгения Онегина"? - а она смеялась, и соглашалась, и потом в гримёрке - её подруга пустила, которая Оленьку играла - и в гримёрке всё было, и даже более того, и Тонечка, нет, теперь Тоненькая, прижимала ладони к горящим щекам, вспоминая, и так ей было приятно вспоминать, а ему - забыть, что она в конце концов поставила синяк под небесно-синим глазом:
- Что?!! Эта профурсетка?!!!
- Тоненькая, я женюсь на Лизавете Федотичне, и прошу быть посдержаннее в выражениях... и действиях тоже, - бубнил, уворачиваясь от летящей посуды, приятный бас - я уже и забыла, как его звать, но понятно было, что он Тоньки недостоин, а немного погодя и тарелки это поняли и взяли за правило разбиваться только о голову приятного баса, как бишь его, и в конечном итоге попал он в больницу, а там долго не пролежал, и Тонька про него забыла...
***
Отбивалась она и Антониной Петровной.
Когда пришла смерть с косой и сказала: "Тонька, а ну пошли на покой, а Тонька, то есть, простите, Антонина Петровна!" - дала Тонька смерти в глаз, правда, глаз был пустой, и синяка не образовалось, но смерть очень обиделась и применила жёсткие меры, и умирала Антонина Петровна в жутких мучениях, и даже сторож Иванов крестился и говорил:
- Может ей, того-этого, дырку в потолке прорубить? Ить не выходит душенька то? - но дырку не рубили - как же, потолки и прочее, но похоронили таки.
***
- Вот же, отбивалась. Воительница, мать её! - сплюнул алкаш Иванческо, бывший генерал, - А ведь до последнего!
Уважительно звякнул стаканом захватанным и пошёл журчать:
- Ты мне на бутылку-то дай. Может, ещё что.. про былые времена вспомяну.. Ла! - спохватился. - Дай хоть Тоньку-то помянуть.. - и долго тёр грязным рукавом глаза...
