Берг закрыл за собой входную дверь и утомлённо сел на табурет в прихожей. Тяжкое это дело -- ходьба по заснеженным улицам... Чистят-чистят, а снегу всё прибывает и прибывает! Да и здоровье подводит, хоть он и говорит всем упрямо, что "на здоровье не жалуется". Жалуйся -- не жалуйся, а восемьдесят два года никуда не денутся... Прав был, наверно, Комель -- надо было перебираться отсюда на юг, ну пусть не в Стамбул, слишком уж жарко, но хотя бы на Адриатику... Впрочем, что теперь жалеть! Ещё лет двадцать назад об этом имело бы смысл говорить, а теперь... опыт подсказывал Бергу, что такой смены климата он не перенесёт. А здесь, на Урале, есть всё-таки шансы дожить и до девяноста -- и то хорошо!
Берг разделся, натянул на ноги домашние валенки и прошёл в кабинет. Бережно взял с окна настольную лампу, перенёс на рабочий стол; лампа весь день стояла на освещённом подоконнике, зарядилась от тепла и теперь проработает пять-шесть часов. Надо только не забывать выключать, отвлекаясь от работы, -- вчера заряд кончился неожиданно и пришлось дописывать отчёт при свечах.
С теплом, к счастью, перебоев не было уже лет пять -- всё-таки энергосеть привели в рабочее состояние, невозможно же морозить пятимиллионный город каждую зиму! Теперь меняли электронакопители в каждом доме -- на морозе они плохо держали заряд, и с электричеством бывали проблемы. Коммунальный бюджет позволял ежегодно заменять не больше тысячи накопителей, и то если соседи-челябинцы подвозили новые, -- значит, перевооружение города затянется ещё на несколько лет. Комель на совещании коммунального совета, помнится, предлагал ещё летом отремонтировать где можно старые накопители, даже предлагал конкретную схему доработки, но все отказались -- возни, мол, много. Теперь вот сидят при теплолампах, экономят киловатт-часы...
Ужинать не хотелось -- признак, вообще говоря, тревожный, и любому своему пациенту Берг велел бы обратить на это пристальное внимание. На себя же махнул рукой -- не хочется, и ладно, отчёту только на пользу. Последнее в этом году заседание комитета здравоохранения через три дня, данные для отчёта всё присылают и присылают, никак их не сведёшь вместе... Хотя уже видно, что с выявлением отклонений развития плода дела явно получше, чем были, -- бийские коллеги из лаборатории ранней диагностики поставили наконец свою аппаратуру, научили пользоваться -- и столько всего обнаружили!.. А вы что хотели -- сто лет жрать описторхов пополам с палочкой Коха, дышать формалином и и запивать метиловым спиртом! А потом уже весь Урал отхватил по двадцать рад в среднем на душу населения...
Не жаловаться надо, а радоваться, что живы! Вовремя спохватились... а могли бы и ещё раньше, да всё было не до того: у врача люди десятками лет не бывали -- дорого, лень, ничего не болит, и ладно. Берг сам в молодости так думал -- пока не заглянул в свою медкарту после полной диспансеризации на призывном пункте. Он тогда уже научился читать карты -- и у него волосы дыбом встали: это он-то считал себя совершенно здоровым!.. Хорошо хоть, генетического ничего потомкам не передал -- сыновья, конечно, чуть рахитиками не выросли (ели-то синтетику), но в свои пятьдесят с валокординчиком в карманах не ходят и на суставы не жалуются. Внуки вот только... ладно, это потом, что у нас тут с обнаружением особо опасных инфекций?
От работы его отвлёк звонок по видеору. Молодцы всё-таки энергетики, запитали видеорную сеть от автономного генератора, чтобы больше никогда, никогда не было обрывов связи, как двенадцать лет назад, не приведи бог ещё раз такое! Номер Берг узнал, поэтому оторвался от отчёта без сожаления -- поговорить со старым приятелем Комлем удавалось редко, очень уже заняты оба.
- Миша, Миш! -- заорал по привычке Комель (с возрастом стал глуховат). -- Гляди, что я нашёл! Нет, ты представь!
- Вовка, -- строго сказал Берг, -- я с удовольствием представлю, ежели ты начнёшь с начала. За полётом твоей мысли, извини, не успеваю -- Пегас не кормлен.
- А, да, что это я... -- спохватился Комель. -- Вот, предъявляю вещдок своей тупости.
Он придвинул к экрану старый ежедневник с посиневшей от времени бумагой, где виднелись какие-то записи с датами, испещренные сокращениями и поправками. Почерк был неразборчивым, но казался отчего-то знакомым. -- Вот же старый пень, столько лет в эти шкафы не заглядывал, свалил всё кучей, как переехали, и всё это там и валялось...
- Вовка, что это? -- прищурился Берг.
- Покрупнее экран настрой, -- посоветовал Комель.
Покрутив настройки, Берг разобрал пару строчек, написанных сравнительно внятно. "Октябрь. Выгнали из совета пожилых -- говорят, в помещении будет ремонт, а сами закрыли кабинет и ничего не делают. М.б., М. пустит пока в школу? Завтра поговорю". И ниже: "Договорилась с М.: дадут кабинет два раза в неделю, я начну завтра, Эдик -- во вторник. Желающих очень много, где будут сидеть -- непонятно. Придётся тащить стулья? Четверг: пришло много школьников с родителями, просят конспекты лекций. Надо напечатать и раздать (когда?!). Просят лекцию по защите от атом. бомбардир. Попрошу Э., что ли. Лекция 4: Механизмы наследств.".
- Вовка, это что? -- снова спросил Берг. -- Эдик -- это не наш ли Эдуард Николаевич?
- Наш, наш! -- заорал Комель. -- Это записная книжка Лен-Витальевны, тех ещё времён, когда они нам лекции читали, помнишь?
- Ну неужто не помню, -- махнул рукой Берг. -- Она что, так у тебя шестьдесят лет и пролежала?
- Ага, представляешь! Нашёл вот на днях. Слушай, Миш, я тут подумал, а если это издать? Это же документ эпохи! Сейчас-то, считай, одни мы с тобой помним, как это всё было! История же наша, буквально!
- Издать? -- протянул Берг. -- Мысль, конечно, но... заниматься же этим надо, тщательно, не как-нибудь... Ты, Вова, поговорил бы с кем-нибудь из потомков -- кто там у тебя на информационном канале работает?
- Верка! Вот, точно -- ты, Мишка, молодец, я Верке покажу! Пусть молодёжь думает, надо им это или нет!
- Пусть лучше подумает, как это всё правильно сделать. Нужны ведь комментарии, справки... Нам с тобой придётся писать, больше-то некому. Ты как, готов?
- Да напишем, какие наши годы! Нет, ты представь, а? Столько лет, ну с ума сойти...
- Короче, Вова, давай, привлекай Веру и ещё кого там найдёшь, я идею поддерживаю. Отчёт вот только сделаю, и на новый год поговорим с тобой про это, идёт?
Берг отключил видеор и вернулся за стол; лампу во время разговора он, конечно, забыл выключить... Но работать не получалось -- все мысли заняли воспоминания о той поре, когда Лен-Витальевна писала эти свои дневники, а они оба -- Берг и Комель -- были лопоухими студентами "добровольного университета", организованного доктором медицинских наук Эдуардом Витлиным и его женой, учителем биологии.
Годы, на которые пришлась основная работы Эдуарда Витлина, были преддверием Последней катастрофы, как называли в Европе обвал долларовой экономики. За ним последовала Вторая гражданская война в США, во время которой ракеты падали не только на американском континенте, но и Европе и даже Азии досталось немало. Подробности военных событий знает без преувеличения каждый школьник, а вот что им предшествовало... изучать и обобщать имеющиеся документы той эпохи историки ещё только начинают. И картина эта будет состоять не только из крупных мазков экономических проблем, кризиса энергетики, волн массовой паники, национальных конфликтов, техногенных катастроф, но и из мельчайших деталей, отражавшихся на жизнях совсем небольшого числа людей. Но эти немногие тоже не сидели на месте... Так и получилось, что самодеятельная инициатива доктора Витлина спустя годы спасла несколько миллионов жизней на Центральном и Южном Урале.
Тогдашние надежды на то, что частный капитал будет поддерживать российскую национальную науку, мягко говоря, не оправдались. Частному капиталу было проще купить готовые иностранные разработки, чем ждать, когда окупятся свои, родные, даже если качество заграничного товара оставляло желать лучшего. Главное, что он есть сейчас и его можно немедленно пустить в оборот. Негосударственные фонды, кормившие грантами науку без малого двадцать лет, позакрывались, и немногочисленные выжившие академические институты остались без работы, без средств к существованию и часто даже без своего помещения. Бывало, что институт был раскидан по нескольким частным квартирам: здесь -- бухгалтерия, здесь -- библиотека (на застеклённом балконе крохотной квартирки), здесь, в сарае частого дома, -- лаборатория... Так выглядел и Институт теоретической медицины Уральского отделения академии наук.
Помимо "основной", официальной работы у сотрудников института, конечно, были и многочисленные подработки. Кто-то редактировал переводы научных статей на другие языки, кто-то готовил школьников к поступлению в вузы (кому они там, бедные, будут нужны?..), кто-то вязал пуховые платки или сидел с чужими детьми... Эдуард Витлин занимался много чем, но основную свою работу искренне любил и никогда не забывал. И его удивляло, что за те последние годы, когда институт ещё работал как положено, к ним не пришло ни одного аспиранта -- да что там, ни одного дипломника! Об этом же говорила ему и жена Лена, учительница биологии. Она работала в самой обыкновенной, не специализированной, школе и с грустью рассказывала, что школьная программа по естественно-научным предметам всё уменьшается и уменьшается, а освободившиеся часы занимают то законом божьим, то китайским языком, то основами менеджмента, то историей терроризма в России... И выходило, что выпускник школы знал, к примеру, о биологии меньше, чем в школьные годы самой Лены знал не очень прилежный пятиклассник.
Не сказать, чтобы дети совсем не увлекались её предметом, многие расспрашивали её на переменах о том, что им было интереснее всего. Но ведь не изложишь на перемене всё то, что по-хорошему надо изучать пять лет! И посоветовать почитать что-нибудь серьёзное Лена обычно не могла. Хорошие научные книги по естественным наукам в стране не выпускались уже давно, их место заняли как будто в Зазеркалье написанные тома о "космопланетном сокрестии биосферы", торсионных полях, снежных людях -- предках современного американца -- и прочих "фактах современной науки". А при попытке найти в информационных сетях электронные версии старых книг по биологии один из учеников Лены неожиданно обнаружил, что из сетей эти книги тоже пропадают! Эдуард, узнав об этом, ради эксперимента выложил в сеть монографию своего учителя о массовых психозах во время пандемий -- она была издана лет тридцать назад большим по тем временам тиражом. Спустя три недели книга исчезла из общего доступа, а на страничке сетевой научной библиотеки красовался баннер "Осторожно, вирусная опасность! С этого сайта рассылался вирус!" Эдуард схватился за голову.
Тогда у Лены и родилась идея вести что-то вроде внеурочных лекций для школьников -- там можно было бы рассказывать о том, что им интересно, показывать фильмы и фото, возможно, даже приглашать учёных из академических институтов... Поговорив об этом с завучем по внеучебной работе и получив добро, Лена написала на сайте школы объявление о первой лекции -- и в назначенный день с удивлением увидела, что вместе со старшеклассниками пришли с десяток взрослых. Это были родители её учеников; они страшно смущались, но желание вспомнить некогда любимый в школе предмет оказалось сильнее -- они на один вечер даже пожертвовали телесериалами и надомной работой.
Раз в неделю после уроков Лена вела свои занятия, и к концу второй четверти сложился стойкий круг "биологов", ходивших на лекции постоянно. Однажды, когда из аудитории задали вопрос про вирусы, Лена решила пригласить мужа -- он специалист и может всё объяснить лучше и подробнее, чем она. Эдик с удовольствием пришёл с рассказом о вирусах, потом -- об инфекционных заболеваниях, потом -- о наследственных болезнях (такие темы задавали слушатели), а потом Лена предложила ему вести отдельный курс: основы медицинских знаний для всех. После Нового года Эдуард впервые сам собрал слушателей, и уже на второй специальной лекции их количество удвоилось. Стали приходить другие учителя, бывшие выпускники школы, люди, вообще не имеющие отношения к школе и случайно узнавшие о лекциях... К весне в "самодеятельный университет", как прозвали эти занятия, постоянно приходили около двухсот человек.
Но после весенних каникул всё кончилось. Завуч по внеучебной работе, поддержавшая Лену, попала в больницу и скоропостижно умерла от гриппа, а директор сообщила Лене, что районо запретил "несанкционированные собрания" в помещении школы -- а вдруг там рассадник терроризма?
Весной занятия больше не возобновились, хотя Лену постоянно спрашивали, когда будет продолжение лекций. Требовалось искать помещение -- но где? Помаявшись с месяц, Лена развела руками: ничего подходящего не нашлось -- никто не хотел пускать к себе подозрительные сборища. Выручила мама Эдика. Она была активистом районного клуба пенсионеров и сумела увлечь старушек и старичков бесплатными занятиями по медицине.
На лето "самодеятельный университет" сделал перерыв, а осенью продолжил работать в стенах клуба пенсионеров. Там, конечно, было теснее, чем в школе, и группы слушателей пришлось разделить. Это было даже удобнее для Эдуарда: в один из вечеров к нему приходили те, кто интересовался больше практической стороной медицинских знаний, в другой -- в основном молодёжь, которая засыпала его теоретическими вопросами: генетика, пресловутые вирусы, психология... Эдуарду пришлось освежить знания по темам, которых он не касался со времён окончания института.
Тогда же, осенью, среди слушателей его курсов появились два молодых человека, не имевших никакого отношения к медицине. Одним из них был Миша Берг, другим -- его закадычный приятель Вовка Комель.
Берга выгнали из десятого класса школы за злостное хулиганство -- он избил учителя физики, пристававшего к девочкам-старшеклассницам. Девочки всех, кого могли, просили заступиться за Мишку, но связываться никто не решился: повезло ещё, что в колонию не загремел! Берг махнул рукой на родную школу и пошёл в железнодорожный техникум -- там платили стипендию, давали общежитие, да и с работой потом не ожидалось трудностей. А вот приятель его Комель метил в университет, всю старшую школу готовился поступать на физфак, сдал экзамены, набрав очень высокие баллы, -- а на собеседовании декан сказал ему: "И куда же мы, мон шер, прёте с вашим пролетарским происхождением? Вы же нищеброд! Науке такие не нужны". Тут обычно вежливый Комель, вспомнив подвиг товарища, взял декана за грудки и ударил о стену. Стена треснула, набежавшая охрана попыталась было вышибить из абитуриента дух, но он выскочил из окна второго этажа и убежал. На него подали в суд -- он ни разу не явился на заседание, дело тянулось полгода, тут и пострадавшего декана поймали на взятке и посадили самого. Комель устроился водителем в детский сад и о физике вспоминал лишь изредка, особенно под алкоголь.
Как они узнали о "самодеятельном университете", ни Комель, ни Берг вспомнить уже не могли -- слишком много времени прошло... Но явились они на очередную лекцию вместе, "чтобы мозги не сохли", как выразился несостоявшийся физик. Мишка идти сперва не хотел -- далась ему эта биология! -- но всё же потащился следом за приятелем. И услышал рассказ Эдуарда Николаевича об инструментальной диагностике. А после занятий подошёл к нему, страшно смущаясь, и сказал, что хотел бы учиться на медика, но кто ж его возьмёт без аттестата...
Эдуард Николаевич заметил, что аттестат -- дело наживное, а вот не хочет ли будущий медик изучить пока книги для первого курса биофака? Книги он даст скопировать хоть сейчас... Хочет, хочет, неожиданно понял Мишка! Да он хоть три библиотеки прочитает, если там будет про медицину!
Время шло, к двум лекторам "университета" присоединилась коллега Эдуарда Маша Дворжецкая, иммунолог, и к ней на занятия потянулись молодые мамы, напуганные рассказами в газетах и в сети об опасности иммунодефицита у детей. Со временем Маша начала читать и курс ухода за детьми: вскармливание, зарядка, режущиеся зубы, близорукость от компьютера и прочее. А через некоторое время в "университете" появился некто Дягилев -- не известный доселе широкой публике сотрудник региональной клиники Института медицины катастроф. Его курсы выживания и защиты от стихийных бедствий и техногенных аварий стали, пожалуй, самыми популярными.
"Университет" кочевал с места на место -- из каждого нового помещения его выселяли в среднем раз в полгода. Местная власть официально никакой помощи не оказывала -- это, мол, частное дело, -- но и не вмешивалась. Поначалу Эдуард боялся, что их замучают проверками на безопасность: а нет ли террористической деятельности, а не секта ли это, а не проповедуют ли там атеизм, а не оказывают ли платные услуги без лицензии... Но, видимо, власти считали явление слишком мелким в масштабе города с населением в три миллиона, у власти хватало проблем и без кучки помешанных учителей, которым по вечерам нечем заняться.
Мишка Берг учился у Эдуарда Николаевича, как средневековый студент у магистра: ходил к нему домой, брал книги, выполнял домашние задания. Три лаборатории института всё ещё кое-как работали, и Эдуарду Николаевичу удалось устроить в одну из них Берга (уже окончившего свой техникум) лаборантом. Он же надоумил Мишку окончить вечернюю школу; для этого приходилось ездить в пригородный посёлок -- ни одна школа в городе его не принимала. Потом он заочно поступил в университет в соседнем городе. Ездить на сессии было недалеко и, в общем, недорого: ночь на поезде -- и ты на месте, три дня сдаешься, ночуя у приятелей в общаге, ночь на поезде -- и дома. Мишка на тяжёлую жизнь не жаловался: его всё это серьёзно увлекло, и он только боялся, как бы не прикрыли окончательно институт.
Комель шёл примерно тем же путём: поступил тоже заочно в политех, продолжал работать в своём детсаду, а Эдуард Николаевич через знакомых в других институтах помогал ему, чем мог: давал литературу, научил, как получать доступ к электронным библиотекам, какие ещё сохранились.
Таким же образом к Эдуарду Николаевичу и Маше пришли ещё несколько студентов; это был весомый результат в тогдашние времена. Получив диплом, Берг уже официально поступил в аспирантуру к Эдуарду Николаевичу -- и в том же году Витлин был убит.
История с его гибелью тогда была и позже оставалась тёмной: никаких тебе улик, никаких свидетельств... Ученики подозревали, что убийство организовала какая-то из крупных компаний, поставляющих лекарства или медицинскую технику. Общественная деятельность "университета" привела ведь к довольно неожиданным последствиям: население города стало очень трудно запугать, если дело касалось здоровья. Когда в прессе появлялись сообщения о страшном, смертельно опасном вирусе гриппа, который выкосит девять десятых жителей страны, горожане не бежали сломя голову покупать дорогущие лекарства и не ломились ставить не менее дорогие прививки. Спокойно тащили с базара клюкву и бруснику, забирали детей из детсадов и школ, отменяли поездки в отпуск и сидели по домам, пережидая пик эпидемии. Потом в городе возникла вспышка холеры и началась кампания по внедрению каких-то особо мощных фильтров для домашнего использования и "гарантированно безопасной" воды в бутылках (то и другое стоило чудовищных денег). Но город стал кипятить всю воду и на некоторое время отказался от фруктов с базара. Через месяц организовали скандал по поводу нового лекарства, которое давали новорождённым в роддоме и от которого у нескольких детей якобы произошла остановка дыхания. Наученные горьким опытом люди быстро обнаружили, что "новое" лекарство -- это препарат, известный уже лет тридцать, но под новым коммерческим названием, и скандал увял. Даже безотказно действовавший людей "ужас-фактор" -- радиация, утечка которой якобы произошла на крупнейшем заводе города, -- не смог напугать граждан: ещё до того, как городские СМИ успели поднять панику, инициативная группа (в которую входили, между прочим, и Берг с Комлем) вызывала машину МЧС с дозиметрами. Машина объехала город, не обнаружила существенного увеличения фона, начальник наряда написал официальное заключение. Вечером в новостях показали, как другая машина дозиметристов ездит по городу и там, где она останавливается, приборы тревожно свистят. Активисты раздобыли свои приборы и пошли исследовать город пешком. Получилось, что на крупных центральных улицах дозиметры действительно показывали резкое повышение фона, но уже за поворотом земля и здания практически не "фонили". К тому же физики-добровольцы обнаружили, что приборы фиксируют совсем "не те" радиоактивные частицы, которых следовало бы ожидать в случае промышленной аварии. На порталах новостей появились сотни комментариев со ссылками на эти данные, их подкрепляли заключения сотрудников академических институтов. Паники снова не вышло.
Зачем пугать народ -- это Бергу и Комлю было давно уже понятно: страх помогает манипулировать человеком, а особенно -- толпой. Когда толпа напугана, её легко толкнуть на акции, до которых люди в здравом уме просто не додумались бы. А люди переставали быть толпой. Поэтому Берг и тогда, и сейчас, шестьдесят лет спустя, был уверен, что именно за это убили его учителя.
Впрочем, и скандал с гибелью Витлина пошёл, видимо, совсем не по ожидаемому сценарию. Мария Дворжецкая выступила по телевидению с рассказом о работе "университета" и предположила (так и сказала прямо в эфир), что повышение грамотности населения вообще, а в области здоровья в частности, не выгодно вполне конкретным силам. На следующий день её машину попытался сбросить в кювет "неустановленный водитель", хотя свидетели запомнили марку, номер и цвет машины. Маша попала в больницу, где ещё один "неустановленный" завёл с её лечащим врачом разговор о том, что данные первичного осмотра пациентки слишком оптимистичны, что её состояние ухудшилось и окончилось смертью в... время предлагалось выбрать любое. Но персонал больницы тоже сделал уже выводы из истории с коллегой. Приватный разговор был записан тремя разными свидетелями, а "неустановленный" установлен -- этот гражданин оказался бывшим сотрудником отдела городской администрации по контролю за медицинским обслуживанием населения. Было возбуждено уголовное дело, попытки давить на следствие кончились ещё двумя арестами причастных к нападению на Дворжецкую, а районный суд, отказавшийся рассмаривать дело, на полсуток окружили кордоном из машин "скорой" и МЧС. Страсти разгорались -- и тут у американцев случился правительственный кризис, на удивление быстро перешедший в стрельбу друг в друга и в соседей по планете.
Город попал под удар одной из ракет, нацеленных в крупный завод. Из-за геологических особенностей местности и вопиющего нарушения норм технической безопасности при строительстве новых районов город оказался разрушеным на треть. Правительство страны поспешно опубликовало данные о жертвах -- их встретили с вежливым изумлением: из района поражения пришли совсем другие сведения. Правительственная комиссия кинулась выяснять, в чём дело, но до места не добралась -- её на шесть дней "замариновали" на сортировочной станции: в сторону пострадавшего района срочно пропускали эшелоны с продовольствием, лекарствами, средствами защиты и огромным количеством добровольцев-спасателей. Помаявшись на станции, комиссия махнула рукой и вернулась.
Свидетели катастрофы утверждали, что многие жители города тщательно, слово в слово, выполнили советы Дягилева: где укрываться, как защищаться, что есть и пить, как передвигаться в пострадавшем районе... Поэтому и число погибших и тяжелораненых оказалось в несколько раз меньше, чем могло бы быть. Берг и Комель, работавшие в спасательных командах, видели много тому подтверждений.
Когда город немного оклемался от ядерного удара и жизнь снова вошла в относительно мирную колею, городской отдел образования предложил ввести во всех школах и вузах обязательные курсы основ медицинских знаний. Но и без того бывшие слушатели добровольного "университета" не забывали изученного и делились со всеми, кто хотел слушать. На городском сетевом портале теперь уже официально открылся раздел "университета", где разместили конспекты лекций всех преподавателей, их книги, статьи, интервью. Там же Берг и Комель, ныне состоявшиеся специалисты, консультировали всех желающих. Началось это спустя два года после войны -- а продолжалось до сих пор.
Берг вынырнул из воспоминаний, по-прежнему ярких, хотя и раскрашенных романтикой, -- ведь ему было тогда чуть за двадцать!.. Да, атмосферу той эпохи можно восстановить, найти факты, документы, публикации. Вот разве что свидетелей осталось всего ничего -- хорошо, если есть хоть кто-то кроме них с Комлем! Это чудо, что они пережили всё: бомбёжку, голод, эпидемии, множество ужасающе холодных зим, полную остановку всякой научной работы, изнурительный труд в только что отстроенном городе. Пережили, вернулись в науку, воспитали целый взвод кандидатов наук (ну и докторов немножко), внуки уже взрослые. Два древних академика, которых потрёпанная записная книжка снова сделала молодыми... Конечно, Вовка прав, это надо издать -- портал-то живой, огромный уже стал, а там выложено далеко не всё, что от Эдуарда Николаевича и Лен-Витальевны осталось. У них-то даже детей не было, кто ж ещё этим займётся? Придётся нам, старым...
Лампа неожиданно замигала и погасла. Задумался, укорил себя Берг, а время-то идёт! Он тяжело поднялся на ноги и пошёл в кухню за свечами.
Когда появился Утолин, Ветров настраивал пластины гравиуловителя, напевая себе под нос песенку собственного сочинения.
- Нам на земле толпиться нечего, пора покинуть колыбель,
Взлетим мы в небо завтра вечером, увидеть звёздную метель.
Песенка была так себе, да и голоса у Ветрова в общем-то не было. Поэтому когда старший инженер вошёл, Ветров замолчал. К тому же он сразу ощутил обеспокоенность в эмоциональном спектре друга.
- К нам едет ревизор, - объявил Утолин.
Ветров едва заметно пожал плечами.
- И что с того?
Внеплановый приезд наблюдателя из совета общин был, конечно, неожиданным, но ничего страшного в этом Ветров не видел. Мало их, что ли было.
- Это сама Клер Има.
- Что, председатель экологического надзора?
Увидев, что Утолин кивнул, Ветров задумался. Так, сама Клер Има, это уже серьёзно. Тем более за неделю до запуска. И что этой сухой корке здесь нужно? При мысли о ней он скривился, так, словно от него требовалось съесть на время очень кислый лимон. Утолин это заметил. Подойдя, он сел рядом с другом на кожух устройства.
- Послушай, - сказал он, - по-моему, ты демонизируешь эконадзор.
Клер конечно штучка ещё та. Но её служба делает необходимое дело. Не кому не хочется возвращения безумной эпохи. Что в этом плохого?
- А ничего и нет. Контроль за тем, что бы человечество больше не вредило планете необходим, кто же спорит? Проблема в том, что некая Клер стремится превратить свою службу чуть ли не в параллельное правительство. - На губах Ветрова появилась ироническая усмешка. - Из самых лучших побуждений конечно, ради всеобщего блага.
- М, м, м - Утолин предпочёл промычать, что-то неопределённое. Ему давно была известна не любовь друга к эконадзору. Нелюбовь эта правда была довольно странной. Он никогда ничего не имел против рядовых инспекторов, даже самых въедливых, но терпеть не мог высший совет этой организации.
- Пожалуй, на сегодня хватит.
Ветров не стал собирать инструмент. К чему если завтра он вернётся сюда же. Возможность же того, что кто-нибудь его заберёт, даже не пришла ему в голову. Как не пришла бы никому из оказавшихся на его месте.
Через пять минут оба вышли наружу. За их спинами располагался корпус первого в мире гравитационного корабля, чем-то похожий на небольшого китёнка. Друзья неспешно двинулись к раздевалкам. Над входом в административное здание весел лозунг ' Вернём себе звёзды'.
Ветров запрокинул голову, но, не смотря на то что, царил поздний вечер, звёзд в небесах видно не было: слишком сильно было разлившееся кругом искусственное освещение.
Оба некоторое время молчали. Потом Утолин оглянулся на космолёт.
- Знаешь, - сказал он вдруг, - мне сейчас пришло в голову, ведь во времена до второго возрождения какой-нибудь администратор в обморок бы упал, увидев, что ведущий теоретик проекта лично гайки ключом заворачивает.
Утолин чуть усмехнулся в ответ.
- Во первых отнюдь не гайки. Во вторых система гравиуловителя не имеет аналогов и я должен лично убедиться, что всё настроено верно. Слишком много у нас противников. Слишком многое зависит от того насколько быстро мы сумеем вывести наш гравитоплан в космос.
Теперь уже назад обернулись оба. Длинный пузатый корпус, окружённый вспомогательными механизмами, занимал почти всю площадку. В свете прожекторов на его боку можно было прочесть выведенное огромными буквами слово 'Мечта'.
**********
Жена Ветрова, Мария была математиком, тоже работающим в проекте. Но дома оба предпочитали не говорить о делах. Должно же быть у людей время, когда им можно расслабиться. Сейчас после ужина оба слушали без умолку болтавшую дочь
- Мы после школы в волейбол играем, - рассказывала им восьмилетняя дочь, - А тут появляется эта ненормальная Мэр, и просит принять в игру. Мы ей, сейчас нельзя, равновесие команд нарушится. Вот найди себе пару, тогда, пожалуйста. А она: 'Нет, нет, я хочу сейчас'. Выскакивает на поле и ловит мяч, словом эгоизирует вовсю.
- А вы, что же? - с интересом спросила Мария.
- А мы просто взяли и ушли с площадки, - судя по голосу, девочка очень гордилась подобным решением. - Пусть одна играет.
Вспоминая, она довольная ухмыльнулась. Улыбнулся даже Ветров, представив, не знакомую ему Мэр на площадке, с долгожданным мечом в руках и абсолютно одинокую. Неплохой способ, - подумал он, - если в игре стремятся навязать чужие правила, то можно попросту не играть.
Кстати насчёт игр. Ветров включил визион.
- Сейчас должна выступать Клер Има, - сообщил он жене.
- Я думала ты её не любишь.
Ветров кивнул.
- Потому и отслеживаю все действия. Хочу быть в курсе её политических игр.
- 'Политические игры' - задумчиво повторила Мария. - Странное словосочетание, словно из безумного века.
- Иногда мне кажется, что Клер сама какой-то реликт, пролежавший лет триста в анабиозе.
В воздухе возникло розовое облачко. Мгновение спустя изображение сфокусировалось, и теперь стала видна полупрозрачная фигура председателя экоконтроля. Клер Има была высокая прямая и неприступная, словно бетонный столб.
По началу Ветров слушал её не очень внимательно. Тем более что Клер вещала о вещах всем известных.
- После безумных веков, когда треть планеты была превращена в пустыню, и само существование нашего вида висело на волоске, человечество, наконец, сделало выводы. Они организовались по принципу общин, совместно владея производственными средствами. Всё необходимое общинники получали бесплатно, но за прихоти приходилось платить. Понятно, что по мере роста благосостояния человечества список необходимого расширялся. После тотальной деградации мировой экономики вызванной деятельностью сверхкорпораций наступила новое возрождение. Восстанавливались связи между регионами многие, из которых впали в полную изоляцию, вернувшись к натуральному хозяйству.
Интересно, - подумал Ветров, - долго она собирается пересказывать школьный учебник. Что-то вводная часть у неё затянулась.
- Человечество, наконец, поняло, что его долг жить в гармонии с планетой. Для соблюдения этого принципа был создан планетарный эконадзор с правом вето. Отказавшись от чрезмерных излишеств люди, принялись восстанавливать землю. Человечество идеально вписалось в природу. Мы стремимся превратить землю в сад. Однако до сих пор, к сожалению, имеются люди желающие воскресить прежнюю прометеевскую или как её ещё называют титаническую цивилизацию. Они готовы потратить огромное количество ресурсов на бессмысленные эксперименты, не нужные никому кроме них. Экоконадзор решительно заявляет, что намерен бороться с таким бессмысленным расточительством. Мы должны сделать этот мир лучше! Ибо наш дом здесь!
Лицо Клер Има истаяло.
- Вы слушали речь председателя эконадзора, посвящённую двухсотлетию этой службы, - объявил диктор.
Ветров переглянулся с женою. Оба были встревожены.
- Не может же быть, что бы она говорила про нас, - неуверенно сказала Мария.
- Не знаю, - отрезал Ветров. - Но, похоже, я прав в своих подозрениях. Она уже собирается распределять ресурсы вместо экономического совета. Следующим шагом будет присвоить себе диктаторские полномочия.
- Ну, это уж слишком, - возразила Мария, - сейчас не средневековье и не безумные века.
- Может быть, может быть - задумчиво отозвался Ветров. - Впрочем, так себя называть она конечно не будет.
- Превратить в сад всю землю, - задумчиво протянула Мария, - наверное, в глубине души это желает каждая женщина.
- И ты тоже, - повернулся к ней муж.
- Отчасти. Но я сильно опасаюсь, что подобная мечта в исполнении Клер Има приведёт к полному застою, что вряд ли совпадает с интересами нашего вида.
Визион продолжал передавать новости.
*******
Клер Има, наконец, прибыла. В сопровождении двух помощников она прошло на рабочую площадку. Задумчиво оглядела корпус 'Мечты', с которого уже были удалены все монтажные механизмы. Потом прошла внутрь, брезгливо морщась, оглядела отсеки. Что и говорить гравитолёт, в котором не были ещё завершены внутренние работы весьма мало походил на так нравящийся ей райский сад. Кругом лежали инструмент и детали. , часть переборок отсутствовала, к тому же кое где было грязно.
Ветров, преодолев неприятие, лично водил Клер по космолёту. Будучи от природы эмпатом, сейчас он пытался разобраться в её эмоциональном спектре. Но ощущал с её стороны только лёгкое любопытство.
- Зачем всё это? - произнесла Клер.
- Простите? - Ветров в начале даже не понял вопроса.
Клер смотрела на ползущего по переборке небольшого монтажного робота.
- Вы вложили много труда в свой проект, - сказала она, наконец, - и потратили немало ресурсов. Но для чего, объясните мне, какая здесь польза для человечества?
От такого вопроса Ветров даже на миг растерялся.
- Э...Мы впервые после безумных веков вновь выйдем в космос. При чём на несравненно более высоком техническом уровне.
Да она же это и сама знает, - спохватился он тут. - Но тогда в чём смысл вопроса.
Клер Има вздохнула.
- Я не об этом, - произнесла она с раздражением, - зачем нам вообще выходить туда? Нынешние производственные циклы земли почти замкнуты. Так, что в ресурсах мы нуждаемся мало. С изобретением гравитационных коммуникаций, мы перестали нуждаться и в спутниках связи. Поэтому прошу вас внятно объяснить, зачем нам стремиться в космос.
- Ну, - несколько озадачено произнёс Ветров, с точки зрения которого ответ был предельно очевиден. - Как говорил один древний мыслитель, мы не можем вечно сидеть в колыбели, любая жизнь стремится расширить свой ареал.
- Тезис далеко не бесспорный, - возразила Клер Има, - в биосфере полно обратных связей ограничивающих бесконтрольное распространение видов. К тому же каждый вид должен занимать, свою собственную нишу.
- Короче сиди и не рыпайся! - не удержался Ветров.
Клер бросила на него пристальный взгляд.
- Ирония не уместна, - сказала она, - эпоха героев прошла. Теперь мы просто должны делать свою работу, исполняя свой долг перед видом.
Всё это время Ветров продолжал наблюдать её эмоциональное излучение, и видел, что председатель эконадзора предельно искренна. Что ж, значит, они просто по-разному понимают благо для вида, носящего гордое название Хомо Сапиенс.
- Вы, конечно, знаете, - продолжала Клер, - что ещё сто лет назад было принято решение запрещающие возрождать химические ракеты, так как их массовое применение, может загрязнить атмосферу и способно разрушить озоновый слой?
- Знаю естественно, - буркул Ветров. По его мнению, с этим решением поспешили. Но в любом случае это не имело никакого отношения к 'Мечте'. - У нас если помните двигатель не химический.
- А кто-нибудь знает, как массовое применение антигравитационых устройств способно повлиять на планету. Может быть, мы полностью разрушим гравитационное поле земли, и всё улетит в космос.
Что за бред!? - Ведущий теоретик проекта даже не пытался скрыть своего изумления. Она что собственной тени боится?
- В общем, извините, Виктор Владимирович, - Клер говорила даже с некоторым сожалением, - но все ваши аргументы меня нисколько не убедили. Эконадзор накладывает вето на этот проект.
********
- Этого не может быть, - бушевал Утолин. - Даже эконадзор не может закрыть проект, в который вбухано столько средств и который сейчас находится в одном шаге от завершения.
- Уже закрыли, - устало сказал Ветров.
Они находились в доме Ветровых. Оля уже спала. Ветров посмотрел в окно, за которым быстро темнело. Внезапно он ощутил не чем не мотивированное желание запустить в стеклопластик чем-то тяжёлым. Спокойно, - сказал он себе, - окно ничем не виновато. К тому же прозрачный пластик, он не бьющийся. Насмотрелся видать старых фильмов. Вскоре он погасил деструктивный импульс.
- Я тоже не понимаю, - сказала Мария, - должна же она назвать хоть какую-нибудь причину.
Жена Ветрова была расстроена не меньше всех остальных, и теперь с трудом подавив эмоции, пыталась рассуждать логично. Она и Утолин невольно уставились на Ветрова, о чьей способности к эмпатии разуметься знали.
Тот вздохнул.
- Она показалась мне вполне искренней, - произнёс он. - Я думаю у неё своего рода паранойя. Клер хочет полностью контролировать будущее, а если человечество расселится по вселенной, это будет в принципе не возможно.
- Да расселения, ещё далеко, - возразила ему Мария.
- Конечно, но оно станет неизбежно, если только проект будет доведён до конца. Думаю, Клер вполне искренне считает, что для человечества лучше всего застыть в этаком блаженном единении с биосферой без всякого развития, и счастливо пускать слюни, точно собаки на колбасу.
- Слушайте, - раздражённо сказала Мария, - мы же, в конце концов, учёные, можно ж придумать хоть что-нибудь.
- А что тут можно предпринять? - озадаченно поинтересовался Утолин.
- Ну, разве, что - попытался изобразить иронию Ветров, - мы просто угоним корабль.
И вдруг замолчал. Лицо его внезапно застыло, как бывало, когда Ветров что-то напряжённо обдумывал.
- А знаете, - произнёс он, - пожалуй, это не плохая идея.
*********
- Реактор выходит в рабочий режим, - сообщил Утолин.
- Закрыть люки, - объявил Ветров. Он уже вошёл в роль командира.
На верное никто ещё не отправлялся в полёт на таком захламлённом корабле, - подумал Ветров, - наверное, мы все сумасшедшие.
План был основан на том, что Клер понятия не имела, насколько гравитоплан на самом деле был подготовлен к полёту. Увидев рабочий бардак в отсеках, она решила, что до завершения работ ещё далеко. Это было ошибкой. Все основные системы 'Мечты' были уже смонтированы. Оставалось лишь наладить кое, какие удобства, да навести глянец. Но ведь без удобств вполне можно и обойтись. Знай, Клер об этом, она б не была так беспечна.
- Оптимальная траектория вычислена, - объявила Мария. - Исполнительные механизмы готовы к принятью команд с компьютера. Оптимальное время старта, через восемь минут.
Ветров вдруг вспомнил о дочери. В каком-то смысле это она подсказала ему решение. Если тебя не устраивают чужие правила, надо просто сломать игру, именно такой вывод сделал он из её рассказа. Клер, конечно, думала, что он станет опротестовывать её решение по обычным каналам. Ветров вздохнул: интересно, как их накажут. Наверняка будет публичное порицание с поражением в правах. Это как минимум.
Его мысли снова вернулись к Оле. Они никогда ничего не скрывали от девочки. Для большинства родителей подобное поведение было теперь типичным. И ребёнок пришёл в восторг от затеи. А чего собственно ожидать от восьмилетней малышки. Оля немедленно заявила, что должна отправиться с ними. На силу убедили, девочку, что та будет только мешаться. Они немного лукавили, но делать собственную дочь нарушительницей им совсем не хотелось.
- Реактор в рабочем режиме, - сказал Утолин.
- Подать энергию на гравиторы, разблокировать исполнительные цепи.
- Гравиторы готовы к работе, - доложили из двигательного отсека.
Сейчас их было на борту пятеро, на корабле способном нести до двадцати человек экипажа. Кроме находящихся здесь в рубке был ещё специалист по жизнеобеспечению Клим Сомов, и инженер Клаус Грин отвечавший за двигатели.
До старта оставалась минута. Внезапно над пультом вспыхнуло туманное облачко визиона. Мгновение и оно сформировалось в лицо Клер Имы.
- Что вы затеяли, - спросила она с явным гневом, - Мне сообщили, что по всему комплексу начались гравипомехи для связи.
Действительно лицо её дёргалось и расплывалось.
- Я, кажется, запретила любые эксперименты.
Её изображение вдруг оглядело рубку. Увидев активированные пульты, Клер мгновенно всё поняла.
- Не сметь! - вдруг завопила она каким-то визгливым голосом. - Я...Я запрещаю. Вы все будете нести ответственность перед трибуналом общин.
Ветров посмотрел ей прямо в глаза.
- Идите к чёрту, председатель эконадзора, - с наслаждением произнёс он, раздельно выговаривая каждую букву, потом отключил визион.
На экране в обратном отсчёте мелькали цифры. Ноль! На мгновение Ветрову показалось, будто ничего не случилось. Он ощутил слабый страх. Но тут же понял, что окружавшие лётное поле строения уже провалились вниз. 'Мечта' поднималась!
Из зданий выскакивали люди. Задрав головы, они смотрели, как первый в мире гравитационный корабль исчезает в безоблачной синеве. Вскоре он превратился в точку и исчез в небесах.
********
Ускорение внутри гравитоплана не ощущалось. Просто сперва Земля казалась огромной картой, потом края у неё закруглились, плавно уходя вниз, и она превратилась в сферу подобную гигантскому глобусу. Одновременно пространство снаружи темнело, проявлялись яркие точки звёзд. Гравитоплан вышел на заданную орбиту. Компьютер отключил двигатель. Вес у космонавтов исчез.
Ветрову показалось, что из-под него ускользает кресло, и он невольно вцепился в его подлокотники, хотя и был привязан ремнём. Потом он понял, в чём дело. Отсутствие веса было восхитительным чувством.
- Наслаждаемся невесомостью, - объявил он, и, откинув ремень, приподнялся над креслом. Вытянув тело Ветров, поднялся почти к самому потолку. Теперь он висел параллельно тому, что недавно считалось полом.
- Ты в порядке? - спросила Мария.
- В полном. - Ветров с наслаждением потянулся. - Никогда не думал, что это так здорово. Присоединяйтесь, насладимся отсутствием веса.
Пару секунд спустя Мария с Утолиным тоже поднялись в воздух.
Мария раскинула руки.
- Это божественно, - сообщило она.
Ещё через минуту в рубку вплыли Сомов и Грин. Какое-то мгновение все пятеро напоминали игривых щенят.
- Подумать только, - воскликнул Грин, - и нас хотели лишить всего этого!
И он перевернулся в воздухе, зависнув головою над пультом.
- Хуже, - отозвалась Мария, - этого хотели лишить человечество. Хотели такие как Клер.
Она вдруг задорно засмеялась.
- Покажем этой карге! Камера готова? А ну, муженёк становись напротив иллюминатора так, что бы землю разглядеть можно было. Речь кто-нибудь написал. Ну и чёрт с ним! Сымпровизируешь. Так даже лучше.
- Почему именно я? - заколебался, было Ветров.
- Потому, что ты всё затеял, - доходчиво объяснила Мария.
- И потому, - добавил Грин, - что ты, как говорили в старину сейчас наш вождь.
Сравнение его с вождём Ветрова почему-то слегка покоробило, хотя по существу Клаус был прав.
Мария уже колдовала у пульта.
- Будем передавать на землю на всех доступных грави-волна, - объявила она. - Что бы как можно больше народу услышало.
Камера включилась.
***********
Мужчина на фоне голубого шара земли. Ветров говорит.
- Приветствую вас люди, мои сопланетники. Возможно, некоторые из вас уже определили, что это эта передача идёт с небес. Я и четверо моих спутников нарушили запрет экосовета и вывели гравитоплан в космос. Мы стали нарушителями, и сейчас я объясню почему.
Да, жить в гармонии с природой очень важно для разумного вида. Но при этом мы должны продолжать двигаться вперёд. Ведь если с пещерных времён и до наших дней люди мечтали о звёздах, наверное эта мечта, да чего-нибудь стоит. И эта пыль в небесах для чего-то очень важна.
Без сомнения в эпоху второго возрождения люди правильно поступили, взяв под контроль и ограничив всё что, может вредить планете.
Но в том то и дело, что запрет на выход в пространство не имеет никакого отношения к экологии. Просто кое-кто во всемирном совете общин хочет полностью контролировать будущее, даже не задумываясь о возможностях которые оно даёт.
Бессмысленная трата ресурсов - говорят нам. Но так ли обезопасен наш вид на одной конкретной планете? Столкновение с астероидом, кометой или вспышка сверхновой вблизи от солнца - сейчас нам нечего противопоставить подобному.
Не кладите все яйца в одну корзину: давали нам совет древние, и они были чёртовски правы. Лишь расселившись по вселенной люди, получат шанс на сохранение в вечности. Только это даст нам возможность положить руку на управляющие космическими процессами рычаги.
- А, кроме того, - вдруг задорно улыбнулся Ветров, - здесь ведь попросту здорово!
И он плавно развернул себя в воздухе.
********
'Мечта' опустилась на взлётное поле, с которого поднималась сутки назад. Не смотря на некоторую браваду, все поглядывали в иллюминатор не без тревоги.
Что же их ждёт, - думал Ветров озабоченно. Может быть специальный отряд безопасности. Помнится последний раз, он был задействован четыре года назад в Австралии, когда ловили особо опасного маньяка.
Главный теоретик невольно покачал головой. Нет уж, подобной 'чести' они, слава богу, не заслужили. Ветров вспомнил, что отряд использовался для захвата тех отщепенцев, которые вершили такие дела, что, ставили себя вне людского рода. Как правило, это были люди с нарушениями генома. Подобные преступления случались не часто, но всё же случались. Кажется раз в пятилетие по статистике.
Гравитоплан раскрыл люки. Что-то встречающих не видно, - обеспокоено подумал Ветров. Как раз в ответ его мыслям, он увидел приближающегося к ним человека. Неподалёку стояла небольшая машина.
Ветров увидел, что человек уже стар, но, тем не менее, держался прямо и двигался ровным спокойным шагом.
Мария сзади невольно ахнула.
- Батюшки, да ведь это...
Теперь уже и Ветров уже узнал подошедшего. Это был Джон Клейси - старейший член мирового совета.
И что теперь с нами будет? - обеспокоено подумал Ветров, если уж дело дошло до совета! Предчувствия у него были тревожные.
Джон Клейси приблизился. В глазах у него прыгали искорки.
- Что заварили кашу, на всю планету! - весело спросил он.
У Ветрова слегка отлегло, старейшина не был сильно разгневан. Главный теоретик надеялся, что держится бодро.
- Мы уже изложили свои мотивы с орбиты, - сообщил он спокойно.
- И перебаламутили этим планету, - на лице Джона внезапно возникла ухмылка. - Люди возбуждены, так что я при своей жизни не помню. Сейчас они требуют всемирного референдума по космополётам, при том абсолютное большинство явно на вашей стороне. Что довольны?
Он оглядел изумлённые лица вернувшихся.
- И вы и Клер, кажется, позабыли, что верховной властью являются отнюдь не советники. Согласно всемирным законам верховная власть принадлежит всему населенью Земли! Скажите, а прямо воззвать к общественному мнению, вам, что в голову не пришло.
Он видел, что пятёрка явно смутилась.
- Эх, молодёжь, молодёжь!
Он не стал говорить им, что в каком-то смысле был даже рад случившемуся. Слишком послушными становились, по его мнению, люди. Слишком охотно принимали точку зрения советников, будучи уверены, что те гораздо мудрее. А это было очень опасно, люди не должны превращаться в бездумных. Именно это развалило в двадцатом веке одну из могучих держав, которая хорошо ли плохо ли, но всё же сделала попытку создать справедливое общество. Люди тогда не думая, пошли за своими вождями, не сознавая, что те ведут их на бойню. И сейчас Джон был искренне рад общественной встряске. Но вслух он ничего этого не сказал, и лишь повторил ещё раз:
В тёплом сером свете потолочных панелей скудная обстановка медицинской каюты казалась унылой и монотонной. Это имело строгий практический смысл: так перегруженный мозг попавшего сюда больного легче избавлялся от ненужных впечатлений внешнего мира. Бред и горячечные видения, неизбежные спутники тяжёлых повреждений организма, не были редкостью в медицинской практике, становясь неизбежной расплатой за повышенную остроту чувств и быструю реакцию. Правда, Мела Сиринправат, корабельный врач планетолёта "Рэй", ещё ни разу не встречалась с этими опасными состояниями психики в космосе. Космическая травма, если она не приводила к гибели, обычно требовала незамедлительного оперативного вмешательства, после которого пострадавший погружался на долгое время в целебный сон, защищавший тело и сознание. Теория, однако, предвидела возможность развития острых психозов у пострадавшего. А теперь Меле Сиринправат предстояло проверить это на практике.
Она постояла у изголовья больного, заснувшего под действием мощного транквилизатора, потом подключила автоматику контроля и бесшумно вышла в коридор. Здесь её ждал командир планетолёта Вилл Бейс. Мела, не дожидаясь приказа, подробно доложила о состоянии своего пациента.
-- Перед тем, как я ввела успокаивающее, он выглядел совершенно вменяемым. Но здесь важен не внешний вид, а общее поведение. Мы договорились на том, что он позволит себя лечить, а я передам вам аудиозапись его рассказа. Не скрою, он впечатлил меня. Для типичного горячечного бреда в этой истории много сложных, разработанных образов. Если считать это галлюцинациями, то они характерны скорее для длительно развивавшейся прогредиентной шизофрении, чем для случайного бредового эксцесса.
-- Вот как? Интересно. -- Голос Вилла Бейса не выдавал, пожалуй, особого интереса. -- А вы не исключаете из списка диагнозов нераспознанную ранее шизофрению? Штурманы, они, знаете... -- командир сделал неопределённый жест рукой.
-- Психическое здоровье астролётчиков -- вещь довольно крепкая, -- заметила укоризненно Мела Сиринправат.