Комета - безжалостная огненная бестия - ползла по небу. Её движение вдоль Млечного пути было еле уловимым, но Тим долго лежал, запрокинув голову, и поэтому видел, как она неотвратимо скользит в сторону столицы. Он смутно помнил, как бежал по тёмному лесу пока не упал без сил на снег... Звёзды бродили по кругу. Их матовое поле с кляксами тёмных провалов разрезал нож кометы.
Городок, в котором жила его семья, был тих и печален в эту осень. Моровая язва - ужасная чума добралась и до них. Слеза скатилась по грязной щеке Тима. Он хрипло вздохнул, и его снова скрутило от надрывного кашля. 'Проклятая старуха, - подумал он, кутаясь в рваные одежды. - Сбудется пророчество. Как пить дать сбудется'. Он вспомнил её безумные глаза, скрюченный палец, направленный в его сторону и сиплое дыхание умирающей. Он сбежал из мёртвого города. Его провожал лишь вопль старой ведьмы: 'Ты мертвец! Тебе не уйти!'
Словно учуяв страх юноши, далеко в долине завыл волк.
Но он ушёл. Его ничего не держало - родные сгорели в яме за кладбищем ещё в начале беды, обрушившейся на город. А ведь он мог всех спасти! Ему стало стыдно и горько от бессилия. Если бы Господь дал возможность ему говорить! Неужели бы он не смог предупредить горожан?! Но во всём была виновата немота. Тим первым заметил больного пса, приползшего умирать на окраину города. Он пытался жестами рассказать об этом, но все отмахивались и смеялись над его испугом. Жуткий труп несколько дней лежал в канаве, пока крысы не обглодали мясо до костей и не разнесли чуму по домам. А потом появилась комета. Пастор сказал, что это всё за грехи наши...
Тим посмотрел на небо. Комета, косматая, как та седая старуха, медленно волочилась среди клочьев жёлтого тумана. Он испуганно вскочил и побрёл, увязая по колено в снегу.
Туман появился сразу же после того, как комета воцарилась на небе. Вначале слабый и прозрачный, он набирал силу с приближением небесного чудища. Тим забирался как можно выше, чтобы не дышать испарениями, выползающими из расщелин в скалах. В тумане бродили неясные тени, и мир казался угрожающе опасным, словно сам дьявол выпускал из глоток пещер злобных призраков.
Снег тонко скрипел под ногами. К шагам путника неожиданно примешалось эхо. Как будто кто-то ещё шёл в полумраке. Тим остановился, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, и услышал звон колокольчика. Тёмное пятно отделилось от деревьев и двинулось навстречу. Он хотел крикнуть, но только замычал, задохнувшись непослушным языком. Проклятая немота! Тень, приблизившись, превратилась в бесформенный комок одежды, из которого высунулась рука, держащая колокольчик. Трясясь от страха и не зная, то ли бежать, то ли остаться на месте, Тим заворожено смотрел, как из свёртка появляется уродливая голова с перекошенным ртом и блестящими в призрачном свете глазами. Тонким голоском карлик просипел: 'Где моя мама?' Тим, забыв обо всём, кинулся вверх по склону, путаясь в колючем кустарнике и разбивая в кровь колени о камни и поваленные деревья. Вдогонку летел крик: 'Где моя мама?!'
Тим уговаривал себя: 'Что же ты боишься, ведь это человек!' Но всё равно ночные страхи были сильнее. Он, конечно, понимал, что страшиться надо тех, кто приходит при свете дня, но всё быстрее нёсся по ночному лесу. Лишь бы хватило сил бежать от жуткого создания, привидевшегося ему в чащобе. С размаху он споткнулся о плоский камень, ребром вмерзший в землю, и полетел кубарем в сугроб. Это спасло ему жизнь. Мелькнула тень, и зверь с глухим рыком накинулся на карлика.
Дыша, как загнанный олень, Тим осмотрелся и увидел еле угадываемые под снегом холмики могил, поваленные кресты и ограду, торчащую смятыми железными прутьями из разрушенной кирпичной стены. В тишине ночного леса послышался тоскливый волчий вой. К нему добавился яростный лай, шум борьбы, визг раненого зверя и всё стихло.
Тим выбрался из сугроба, и, озираясь, пошёл к чудом сохранившейся арке. Покойников он не боялся. За свою короткую жизнь он видел их столько, что мертвецы стали для него чем-то вроде молчаливых собеседников, с которыми можно поговорить на языке глухонемых, угадывая, что означают их ответы в переплетении судорожно сведенных пальцев.
Это было знамение или опять ему показалось: из-под снега торчала то ли толстая ветка, то ли заиндевевшая рука. Тима кинуло в жар, хотя мороз к ночи усилился. Еле справляясь с ознобом, он вышел за кладбищенские ворота и побрёл по запорошенной тропинке - туда, куда указывал мертвец. Через минуту он увидел в просветах между деревьями церковь. Почти такая же кирха стояла у них в городке на площади. Но почему эта построена в лесу?
Сзади послышалось прерывистое дыхание, перебиваемое злобным рыком. Огромный пёс тащил окровавленное тело, оставляя тёмную борозду в снегу. Тим оцепенел от ужаса. Но нашёл в себе силы и, стараясь не шуметь, спрятался за дерево. Карлику не повезло. О, господи, какая страшная смерть! Заскрипели ржавые петли на двери кирхи, и в узкой полоске света показалась сгорбленная фигура старика. Тим затаился, но проклятый кашель выдал его. Перед глазами всё поплыло, и он свалился на снег, надрываясь в хрипе.
Когда пелена рассеялась, он увидел массивный крест кирхи на фоне кометы, и стоящего в двух шагах от него старика с ружьем, еле сдерживающего собаку с окровавленной пастью. Рядом бесформенным клубком, в кое-как намотанной одежде, переминался с ноги на ногу карлик и тихо позвякивал колокольчиком. Тим перевернулся на спину и затих. Все живы. Почему он подумал, что его кто-то хочет убить? Во всём виновата комета. И жёлтый туман. Старик о чём-то спросил, но он не расслышал. Тот спросил его снова и Тим понял, что спрашивают о чуме. Он замотал головой: нет, он не болен! Старик недоверчиво хмыкнул и, подняв его как пушинку, понёс по тропинке в церковь. В другой руке у старика был зажат мешок, из которого капала кровь, пробивая маленькие лунки в снегу. Карлик тащил ружьё и тихо ругался. Повозившись немного, он всё-таки смог открыть дверь, и они вошли в полумрак зала.
Пройдя между рядами скамеек, старик кинул на пол котомку и бережно опустил Тима рядом с алтарем. Юноша в ужасе замычал от такого кощунства. Старик усмехнулся и произнёс: 'Не бойся. Ты сильнее Его, раз выжил', - он показал на распятие, вырезанное из цельного куска дерева, величиной в рост человека, и небрежно перекрестился. Помолчав, сказал карлику и собаке: 'Спасителя надо накормить' и открыл потайную дверь в стене, за которой виднелась лестница, ведущая в подвал. Протиснувшись в узкий проход, старик забрал у карлика ружьё и повёл шатающегося, обессилевшего Тима вниз - тёмными переходами и пахнущими плесенью коридорами - к одному ему известной каморке. Впереди вышагивал лилипут, волочил мешок и звенел колокольчиком, беспрестанно ударяя им о стены. Пёс остался наверху, получив большой кусок от загрызенного им волка. Тима мутило от зловония, наполнявшего подвал, но вскоре они добрались до жилища старика. В лицо ударил тёплый воздух, и юноша чуть не задохнулся от запаха еды. Как же давно он не ел!..
Всё время пока они с карликом хлебали наваристый суп, старик говорил. Видимо ему не с кем было общаться, ведь лилипут был сумасшедшим, а люди, живущие в городе, пуще всего боялись чумы. Поэтому кирха вот уже несколько месяцев стояла пустой. Даже Господь и тот отвернулся от неё. 'Чудо! - кричал старик, брызгая слюной. - Нам всем не хватает чуда!' Карлик, наевшись, сидел в углу и мрачно смотрел на проповедника. В перерыве между словами, уродец взмахивал колокольчиком и злобно вопил, переходя на визг: 'Где моя мама?!' Тим вздрагивал и давился пищей, а старик орал: 'Заткнись, несчастный!' Уродец криво ухмылялся и звенел ещё громче. Пламя свечи отбрасывало на своды кельи причудливые тени от мечущегося в припадке ярости старика. Он вещал о каре небесной, постигшей род людской, о вере в чертей и древних богов, которая заведёт народ во тьму мракобесия. Жёлтый туман не снаружи, кричал он. Жёлтый туман, населённый чудовищами, у нас в голове. Да! Именно так! Надо спасти людей, хоть они и не достойны этого. Надо уберечь мир от греховности и выродков, его населяющих! Старик замолчал, переводя дыхание. Карлик жалобным голоском прошептал: 'Где моя мама?!' и жутко захохотал.
'Ты прошёл конфирмацию?' - спросил Тима старик. Он навис над ним и его глаза словно два светящихся уголька горели в полутьме. Тим кивнул в ответ. Он уже плохо соображал, его разморило от обильной еды. Сыто икнув, он завалился на лавку и сквозь полусон слушал речи о Боге и дьяволе, о людях и нечистой силе. Ему было всё равно. Он в тепле и уюте, а что будет дальше - на то воля божья. Карлик подполз и прошептал ему на ухо: 'Ты умрёшь и увидишь мою маму'. Тим отмахнулся и заснул, тихо посапывая и вздрагивая во сне от кошмарных видений, навеянных событиями прошедшего дня.
Он проснулся от жалобного тявканья собаки, которая скребла дверь и скулила, просясь в каморку. Стены кирхи сотрясались от мощных ударов, и с потолка сыпалась труха. Ни карлика, ни старика в комнатке не было. Дневные монстры, появляющиеся из жёлтого тумана, пытались пробраться внутрь церкви. За месяцы, пока комета бороздила небо, они не убили ни одного человека, но домашние животные их очень боялись. Тим зевнул, поднялся с низкой лежанки и открыл дверь. Пёс чуть не сбил его с ног. Поджав хвост, зверь, который вчера не побоялся матёрого волка, влетел в келью и забился под низкий дубовый стол. Высоко под потолком из маленького оконца лился жёлтый свет, мелькали неясные тени, иногда показывались страшные морды и слышался скрип когтей по стеклу. Тим вспомнил слова старика о том, что это воображаемый туман, и повеселел. Ещё бы справиться с простудой. Его немного подташнивало, и в ушах стоял звон, словно тысячи карликов дребезжали маленькими колокольчиками.
Тим подошёл к маленькой печурке с плитой и глотнул воды из прокопченного чайника. Чёрт, лучше бы он этого не делал. Захлебнувшись и закашлявшись, он долго и надсадно хрипел, опустившись на колени и согнувшись в три погибели. Приступ прошёл, но на руке пузырилась кровь. С ужасом он смотрел, как мокрота капает бурыми каплями с его ладони. У всех, кто погиб от чумы, болезнь начиналась именно так - кашель с кровью. Он сел и обречённо опустил голову. Ну, вот и всё. Ему безумно захотелось куда-то бежать, что-то делать, но он сидел в оцепенении и пытался приободрить себя. Потом вскочил и кинулся по коридорам к выходу из подземелья-крипты. Господь должен ему помочь, ведь он находится в божьем храме, ведь если Бог есть, то он спасёт его!
Тим, задыхаясь, поднялся по шаткой лестнице и навалился на дверь. Она была заперта. Он колотил в неё, пока не разбил руки в кровь; кричал, но никто не отзывался. Значит, он замурован здесь навечно. И никто не придёт. Старика с карликом, наверняка, забрали к себе демоны, а он будет ходить по подземелью, пока не кончатся силы, пока не околеет и не станет привидением. В отчаянии он кинулся обратно, но заблудился в бесконечных коридорах и переходах, которые тянулись гораздо дальше, чем само здание. Всюду он натыкался на тупики и двери, и нигде не было выхода на поверхность.
Отчаявшись, он сел на земляной пол и ему почудилось во тьме слабое дуновение. Тим пошёл по току воздуха, часто останавливаясь и боясь потерять направление. Вдруг это был поток из какого-нибудь отверстия, сквозь которое он мог бы выбраться наружу? Так и случилось. Ветер привёл его к лестнице, ведущей куда-то наверх. Он долго поднимался, пока не стало холодно. Навалился на дверь, и она с трудом поддалась. За ней была крохотная площадка колокольни.
Он стоял на пороге и смотрел на небо. На долину наползала тёмная туча, из которой сыпал снег. Тим зябко поёжился. Всё пространство до горизонта покрывал колышущийся туман. Странные тени бороздили его бездну, иногда слышались жуткие крики, словно кого-то колесовали или мучили на дыбе. Лучи солнца, клонившегося к закату, скользили по вихрям адских полей и окрашивали в тёмно-красный цвет черепицу видневшихся неподалеку домов. Тиму вчера оставалось пройти ещё немного, и он бы дошёл до города. Но сейчас надо было ждать, когда поднимется жёлтый туман.
Его болезнь... Он скоро умрёт. Чума ещё никого не пощадила. Эта безжалостная бестия была страшнее всех монстров, порождённых туманом. Если он сунется в столицу, смерть будет быстрой. Его сразу убьют. Если останется здесь, то болезнь прикончит его за неделю. Он будет валяться в горячечном бреду, пока не умрёт, и мучения продлятся долго, очень долго. Он помнил, как умирали от чумы родные. Их дыхание прерывалось, от их тел шёл жар, а потом, после страшной агонии они затихали. Господи! Как не хочется умирать!
За спиной послышался шорох, и хриплый голосок злобно спросил: 'Где моя мама?!' Тим от неожиданности поскользнулся и ударился о колокол. Над долиной поплыл густой звон. И словно тысячи птиц выпорхнули из тумана и взвились в небо. Неясные тени закружились вокруг колокольни, и Тиму почудилось, что это души, сонм духов, к которым скоро присоединится и его душа. Карлик подпрыгивал и орал: 'Вон моя мама! Вон моя мама! Вон моя мама!!!', показывая на тени, скользящие среди редких снежинок и бесследно исчезающие в плотном тумане, стелющемся над землёй.
Тим спустился в подземелье следом за карликом, который вывел его к каморке и затем куда-то ушёл. Видимо, искать старика. Странный этот пастор, думал юноша, растянувшись на скамейке. Потом вспомнил, что вчера тот обмолвился и назвал себя кладбищенским сторожем. Тем более, не церковник, значит ему не указ. И все бредни о спасении человечества всего лишь сумасбродство. Но что-то важное он вчера упустил. Что-то его насторожило, но он не придал этому значения. Что-то о чудесах, о чудесном? Какая теперь разница. Его-то уже ничто не спасёт. Ни чудо, ни лекарь, ни Бог...
К вечеру, когда исчезли миазмы тумана, и комета продолжила своё шествие по небу, вернулся старик. Он был бледен и неразговорчив. Прикрыв дверь, о чём-то долго шептался в коридоре с карликом, пока Тим готовил ужин из волчьего мяса. От запахов варева его мутило, голова раскалывалась от боли, и в груди разгорался огонь лихорадки. Время, отпущенное на жизнь, неотвратимо кончалось.
Старик вошёл в каморку и торжественно произнёс: 'Сегодня вечером я буду читать мою первую проповедь. Я был в городе, ходил по домам и приглашал всех в церковь'. Он помолчал, нервно теребя мочку уха, затем недобро взглянул и продолжил: 'Люди кидали в меня объедки, приняв за нищего. Но я всё равно воззову к Господу, пусть даже никто не придёт!'
Тим сел на скамью и, еле сдерживая кашель, украдкой смотрел, как старик, отодвинув закопченную занавеску, достал из ниши в стене пасторскую одежду. Одеяние было мало, видимо старый пастор был маленького роста. Тим усмехнулся, представив кладбищенского сторожа, читающего проповедь и постоянно одёргивающего топорщащийся богослужебный халат и ленту с изображением чаши. Старик заметил Тимину гримасу и ласково улыбнулся в ответ, только при этом в его глазах засветился дьявольский огонёк. Облачившись, он сказал: 'Ты, наш святой немой, побудешь в укромной комнатке, и оттуда услышишь мою проповедь. Грех читать молитвы в пустой церкви. А чтобы не нарушил кашлем мою стройную речь, я принёс тебе лекарство, которое ты должен выпить сейчас же'. Тим кивнул, и принялся разливать варево по мискам. Пёс неуклюже вертелся под ногами и пару раз чуть не перевернул стол. Но ужин удался на славу. Старик шутил и был весел, карлик угрюмо молчал, спрятав ненавистный колокольчик в бесчисленных складках одежды. В конце ужина старик дал Тиму отвар, и он впервые за этот день почувствовал себя лучше. Боль ушла, растворилась в занемевшем теле. Он мог дышать полной грудью, и была бы его воля, взлетел под потолок церкви и оттуда слушал бы проповедь этого чудесного человека. Карлик для него уже не был злым и страшным. Тим жалостливо погладил его по уродливой перекошенной голове, но карлик дёрнулся и разлил остатки супа. Старик ругнулся, и, перекрестившись, встал из-за стола. Молча помолился и приказал всем следовать за ним.
Путь наверх, в зал кирхи, Тим прошёл, словно во сне. Он с интересом наблюдал, как старик зажигает свечи и готовится к встрече прихожан. Судя по всему, никто из города так сегодня и не придёт. И, значит, он будет единственным свидетелем чуда. Тим посмотрел наверх, на своды с мощными балками, и ему вдруг стало страшно. Снадобье действовало как-то не так. Он не чувствовал тела. Попытался позвать пастора, но не смог. Что ему дали под видом зелья?! Ужас наполнил его душу.
Старик, увидев, что Тим повалился на скамью и, закатив глаза, уже хрипит, быстро подошёл к нему и, легко подняв, понёс к мощному столбу, подпирающему свод кирхи. На колонне, безучастно взирая на суету, висела деревянная скульптура Спасителя, который скорбно смотрел пустыми глазницами на копошение тварей, возомнивших себя людьми. Карлик увязался следом и помог открыть очередную потайную дверь. Они протиснулись внутрь и поднялись по короткой лестнице. Тим кричал, или это ему только казалось. Он понял, что сейчас случится что-то страшное, но не мог совладать с непослушным телом, не мог позвать на помощь. Он должен был неистово молиться Богу, но вместо этого призвал Дьявола и тот ответил ему собачьим лаем. Пёс подошёл к столбу, но не сумел открыть дверь и завыл от отчаянья.
Тима втолкнули в узкий лаз, и он оказался в полной темноте. Только впереди, в полуметре от него виднелись на уровне глаз две прорези, похожие на вывернутые пустые глазницы... 'Нет! Нет!!!' - беззвучно закричал несчастный и попытался выбраться, но наткнулся на железную решетку, которая медленно пододвигала его к прорезям. За дверью послышалось злобное пение карлика, который вращал рукоять дьявольского механизма и орал молитву.
Пастор спустился вниз, подошёл к алтарю и начал проповедь. Он говорил о силах небесных, а в это время Тим всё дальше продвигался по узкому проходу. Старик вещал о вере, о Господе, о грехах, о спасении, но Тиму уже было всё равно - он корчился от нестерпимой боли. Полые шипы вонзились ему в грудь и под бесноватый хохот карлика начали медленно впиваться, рвя кожу, раздвигая мышцы и скользя между рёбер.
Когда речь пастора достигла накала, и голос его громоподобно загрохотал под сводами кирхи, шип проткнул сердце и Тим умер, прокляв своих палачей. Его кровь устремилась по медным трубкам и вышла наружу под ребром Христа. Медленно огибая складки деревянного тела, она потекла вниз и, собираясь в тяжёлые капли, закапала на грязный пол.
Пёс, не обращая внимания на сумасшедшие вопли старика и карлика, подошёл к чёрной лужице и начал жадно лакать дымящуюся в холодном воздухе храма чумную кровь. Затем вышел на крыльцо кирхи и завыл на страшную косматую луну - комету, заполнившую половину неба. Он знал, что не жалкие злобные люди и их деревянный бог, а она правит этим миром.