Свидерская Маргарита Игоревна : другие произведения.

Княгиня Ольга (альт.ист) Книги 1 и 2 окончены

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Отправляясь на экзамен по старославянскому языку бывший лейтенант полиции Ольга Северова сталкивается со сбежавшим преступником. После короткой борьбы в подворотне, Кощею удается победить и нокаутировать Ольгу. И вот она уже в Х веке, в теле княгини Ольги... Но будет ли она женою Игоря? Станет ли править в Киеве?.. .
  Свидерская Маргарита
  'Княгиня Ольга' Книга I "Княжна" окончена
  Альтернативная история
   а. л.
  
  
  
  
  ПРОЛОГ
  
  В высоком тереме князя, что находился в древнем городе Искоростень, было шумно. Нискиня - правитель древлян по праву и желанию народа, бушевал и разносил все, что попадалось ему под руку. Он уже разбил кувшин - валялся кучкой в углу комнаты; под столом пол украшали осколки глиняных плошек вперемешку с кусками жареного мяса, которые жадно, но с оглядкой на хозяина и, поджав хвосты, заглатывали собаки.
   Сам Нискиня, здоровый мужик в простой рубахе и портах, восседал на лавке за столом, тяжело дышал и попеременно то тряс кудлатой головой, то стучал огромным кулачищем по столу. Уцелевшая посуда жалобно дзвенькала, подпрыгивала и медленно-медленно продвигалась к краю в надежде спастись. Лицо князя от напряжения багровело, глаза, если б могли, как в сказке, кинули пару молний и испепелили нарушителя спокойствия, а пока Нискиня, лишь на манер взбесившегося быка, раздувал ноздри и скрипел зубами от собственного бессилия. Немощью и причиной гнева была женщина, которую ни ударить, ни убить, он не смел, не мог да, собственно, и не хотел. Вот и выплескивал злость в крике и воздушном помахивании кулаками.
   - Вот же дура!.. Ты понимаешь, что натворила?! Нет! Не понимаешь! Я тебя с дочерью пригрел, принял, как положено... А ты мне та-а-кую свинью подложила! Нет, не мне, ты на корню сгубила дщерь!..
   Распекаемая князем женщина безмолвно стояла перед ним в центре палаты. Темно-синее покрывало из шерстяной ткани полностью укутывало ее до пят. На опущенной голове вился тонкой змейкой золотой обод, что не давал ткани упасть и удерживал изящно и равномерно расположенные складки. От обода, прикрывая виски и уши, свисали три ряда золотых колец, украшенных крупным жемчугом и изумрудами. Женщина спокойно выдерживала крики и гнев князя и лишь беззвучно шевелила губами. Тонкие пальцы нервно перебирали жемчужные длинные бусы с брелоком - крупным золотым крестом.
   - Все своему распятому молишься, дура?! Одну за другой глупости сотворяешь, да так споро, что лишь баба быстрее караваи в печь кидает!.. Помог тебе твой бог?
   - Помог, Нискинюшка, помог, - женщина подняла голову и взглянула на князя ярко-синими глазами, - Он всем помогает. И мне помог: кров найти, защиту, - голос ее был тих, но постепенно потерял смиренные ноты и приобрел суровость, - Только ты не ори, как телок на заклании, забыл что ли, с кем разговор ведешь?! Я тебе не простая девка со двора, я род свой от самого Кия веду, и отец мой был Киеву князь!.. Нет у тебя права на меня голос повышать... Или забыл, что я - дщерь Аскольда Зверя?!
   - У-у-у! - князь древлян потряс кулаком и резко опустил его на стол, - Жулье ты ро-о-оме-ейско-о-е! Э-э-эх! Так и норовишь обхитрить!
   - Мне не ведомо, где уж ты жульничество узрел, Нискинюшка. Не лгала тебе, не обманывала. Богом клянусь! И ромейкой меня не обзывай, нет во мне той крови, не греши супротив правды-то, - встрепенулась на мгновение, но вновь сникла, опустила голову женщина. Глаза подернулись слезами, пара их пробежала и скатилась прозрачными горошинами на пол.
   Было с чего горевать. Совсем юной отправил ее отец - киевский князь Аскольд Зверь в Константинополь, чтобы скрепить союз с Царьградом. Сам батюшка принял новую веру - христианство, да и дочь крестил, выбрав чудное ей имя Евпраксия. Как же завидовали бывшей Прекрасе подружки - новый, неведомый, богатый мир узрит! Муж - родственник императора, не так чтоб молодой, но и не старый, по рассказам настоящий воин... Дом с полами из мраморных плит и воздушными террасами в виноградных лозах, вид на залив, сады вокруг... Злато, богатства несметные... Чисто сказки нянек... Мечты девичьи оказались разрушены сразу по приезду. Обвенчали новоявленную Евпраксию и... забыли про нее, поселив в доме на берегу моря. Мужа своего она видела столько раз, что пальцев на одной руке больше будет: при венчании, при зачатии, при рождении никому не нужной дочери и ее крещении.
   И это за пятнадцать лет!
   Толи нелюбимая жена, толи заложница государственных интересов. Выходила из дому лишь на рынок да в церковь святой Богородицы во Влахерне. Но привыкла. Молитвой утешалась - неожиданно с радостью поняв и приняв в сердце новую христианскую веру, и радость испытывала при мысли, что никто уединение не нарушает, совсем как в монастырях, где любовь, мысли и душу отдают Богу.
   Закончилось счастье внезапно: супруг появился в последний раз. Евпраксия и не поняла сначала, что за шум и суета поздним вечером в ее одиноком доме. Босая, в длинной рубашке, прижимая перепуганную дочь Елену, она рассматривала со страхом мужчину и с трудом узнавала в нем мужа, все такого же безразличного и чужого. Она даже имя его сразу и не вспомнила... да и не понадобилось - ей рта открыть не дозволили. Чужой человек, с таким же чужим голосом, говорил быстро и безразлично. Смысл сказанного до нее доходил с трудом: ее отец умер, в их браке нет необходимости, муж уже развелся с нею и... Она немедленно отплывает в Киев...
   Ей нечего делать в империи...
   Не знала Евпраксия, что отправляют ее домой как вещь, в качестве дара и залога мирных отношений с новым правителем Киева - Ольхом - обманом убившем Аскольда Зверя. И в его теперь воле казнить их с дочерью или рабынями сделать. В каюте, взяла в руки шкатулку резную, ножичком крышку поддела и достала свиток. Подержала в руках, помолилась, прося у Бога прощение за грех, опять положила документ на место. Долго смотрела на него, но не удержалась и распечатала сопроводительную грамотку, прочла и охнула, заплакала тонко, тихо, чтоб дочь не разбудить вестью о судьбе их горькой и безрадостной. Византийское решение свести их род под корень было правильным, пуще любого договора скрепляло теперешнюю дружбу двух государств, только не пожила она еще, да и дочь ничего не видела. Выдержит ли испытание, выпавшее на их долю? Неужто суждено им погибнуть? Присела на скамью, посмотрела жалостно на веревочку, что скрепляла бумагу и поняла - такая же и она, и судьба ее горькая - стала ненужной - отбросили в сторону, а потом метлой выметут и забудут...
   Запомнила Евпраксия и князя Ольха - человека, который захватил власть в Киеве. Смиренно стояла перед ним, ждала: сейчас казнит или в темницу посадит. Рассмотрела она смятение на лице нового князя и поняла: воин он, потому ромейской хитрости не уловил...
   - И зачем мне ты? В жены взять - стара, родишь - не родишь, а корми тебя до скончания... Замуж кто возьмет ее, друже? - и расхохотался громко и обидно для Евпраксии, что плеткой собаку стегнул. А она еще ниже голову опустила, беззвучно шепча молитву о спасении - все в руках Бога.
   - Да возраст не помеха, вот раскутать бы ее, а то, как гусеницу в коконе не видать, что за баба - мож у нее три ноги! - весело отвечали приближенные воины и отвернулись - не интересна им чужачка-ромейка, своих забот хватает. Лишний рот ни к чему.
   - Ступай, женщина! Не нужна ты никому...
   Не веря в свое счастье, Евпраксия быстро покинула палаты, схватив за дверью ожидавшую дочь. Убыстрила шаг. Побежала, не веря в удачу... Бога благодарила, что морок наслал на князя: не понял тот подарка и хитрости ромейцев, упустил бесценных женщин.
   Сбежав из палат киевских, заметалась под стенами - в какую сторону дальше бежать?!. Чужое все вокруг... И дома, и торжище, и стены высокие, что город детства окружают, вон, белеют свежей древесиной... Села у дороги и заплакала. Прав оказался князь киевский - никому не нужна, с голоду умрет, никто и не вспомнит, не пожалеет.
   А в древлянскую землю пошла, чтоб не столбычить у ворот: вдруг передумает, опомнится князь или люди его, да погоню устроят. Некуда больше ей было идти, только к врагам и недовольным Киевом. Так и добралась Евпраксия ко двору Нискини в Искоростене.
   А тот показался горемычной простаком, добрым и гостеприимным хозяином, долгие беседы вечерами водил, она и купилась. Возрадовалась, думала, Бог ее направил древлянам правду о христианстве принести, от язычества освободить. Видать возгордилась. Да не тут-то было.
   Нискиня оказался крепким орешком, такой и белке не угрызть. Свою выгоду он как волк учуял сразу, едва изгнанница на пороге появилась. Долго не тянул, выложил сразу - Елену за сына своего Мала сватать начал, с приглядкой на Киевский престол. И поняла Евпраксия, что пора и из древлянской земли бежать. Не позволит она дочери-христианке с язычником жить, дорожку к власти в Киеве прокладывать! Сговорилась она с мужичком по имени Хвост, что привел ее в Искоростень, пожалев, посоветовал он ей к поляницам отправиться, там леса глухие, да и с бабами мало кто воевать хочет. Елена, ожидая проводников в те края, тянула до последнего, не отказывала Нискине, но и не соглашалась, все верой новой прикрывалась, уговаривала Мала крестить, выжидала удобного случая. А наступил - уехала на двух возах, молясь о спасении души своей и дочери.
   Только недалече от Искоростеня напали на них вои, и дочь пропала, и друг-Хвост, да и сама, побитой собакой, вернулась к древлянскому князю.
   Теперь стоит, слезы унижения глотает, и нет им конца.
  
  
  ЧАСТЬ I.
  
   Кап...
   Кап...
   Прохладные, мокрые точки, легкие и невесомые, в разнобой упав на кожу, неожиданно причинили боль.
   Стремительную.
   Оглушающую.
   Боль проникла в мозг, разбудив и вынудив осознать себя и сделать слабую попытку соотнести пространство, время и вспомнить, почему так больно от простых капель, упавших на щеку.
   'Капли какие-то странные', - мелькнула первая здравая мысль, она ухватилась за нее, постаралась развить поскорее, чтобы сознание опять не ухнуло в темноту.
   'Это не дождь...' - все, что ей удалось определить до закрутившегося водоворота проснувшейся памяти. Она, словно насмехаясь, яркими вспышками продемонстрировала короткие эпизоды, вырвав их из упорядоченных временных отрезков и перетасовав по своему разумению.
  
   Знакомое лицо мужчины, который наклонился над нею и занес кулак, чтобы ударить. Она успела рассмотреть каждую волосинку на толстых пальцах с наколками... Вспомнила и восстановила движение тяжелого удара, после которого погрузилась в темноту...
  
   'Кто он?! Почему?' - моментально возникли вопросы, но их смели новые эпизоды услужливой памяти.
  
   Мужчина в милицейской форме, с погонами майора. Сидит в кабинете за обшарпанным столом и что-то резкое выговаривает ей... Она тоже в форме, но рассмотреть свои погоны не успевает. Мужчина встает и подходит к ней. Она ощущает его гнев и тревогу, и непонятное, близкое, очень ощутимое чувство надежности и родства - майор протягивает руку и заправляет ей за ухо выбившуюся прядь светлых волос.
   - Я все равно всегда буду любить вас с Наташкой, Ольга!..
  
   Да, все правильно, она - Ольга, ей двадцать четыре года, ее мама - учитель русского языка и литературы, а отец - майор милиции, еще в их семье есть сестра Наталья - ученица выпускного класса.
   Но как же мало она вспомнила...Как же мало это ей дало, да и дало ли? Собственное имя. Родственников. Но их нет рядом. Она интуитивно ощущала отсутствие знакомых запахов - только сырость и хвойные ароматы; не витали, как их там - незримые флюиды родства, которые ощущает любой человек, когда рядом близкие. Откуда запах сырой хвои?.. Да и вообще - в сознании ли она? Судя по 'рваному', дерганому покачиванию, а она его чувствует - да. С нею случилась беда и ее куда-то несут. Почему несут? В скорой помощи сломались все каталки?..
   Снова всполох света обрывает нить вопросов. Из темноты услужливо выплывает новая картинка из жизни до непонятного удара, погрузившего ее в темноту.
  
   - Сдала? - спросила женщина строго. Это ее мать?Стоит на пороге и сверлит ее взглядом, входная дверь распахнута. Она оббита для защиты от сквозняков дерматином, стареньким, местами облупившимся, а кое-где и вовсе с проплешинами, из которых выглядывали, ставшие когда-то ненужными, детские вещи. Строгий вид женщины не отталкивает, а пробуждает нежность, терпение, непонятное чувство весьма далекой вины.
  
   'За что?' - ей нестерпимо хочется немедленно получить ответ на этот вопрос, потому что чувство любви к женщине пробивается сквозь зыбкую память, врывается и требует от Ольги нежности и терпения...
  
   - Отменили, перенесли на субботу, - не поднимая глаз, она - Ольга скидывает кроссовки и ставит аккуратно на колошницу, гадая, удалось скрыть радость или нет: к сдаче экзамена по старославянскому не была готова, и ее необычайно обрадовало благоприятное стечение обстоятельств - три дополнительных дня на подготовку - можно только и мечтать.
  
   Ольга тут же переживает свои тогдашние ощущения радости и облегчения. Вихрем проносится информация, очень напоминая баннеры на мониторе, когда всплывают слова старославянского языка, что она успела выучить.
  
   В квартире прохладно (совсем как сейчас) - отопительные батареи уже не греют, а весна затянулась. С интересом Ольга, нынешняя, рассматривает обои на стенах: старенькие в мелкий рисунок из незабудок и ромашек, выцвели местами, но, как и запахи квартиры - привычно родные и знакомые.
   ... Елена Николаевна!
  Да, именно так зовут ее мать, что кутается в бордовый махровый халат, постоянно запахивая его на груди, строго поглядывая на дочь.
   - Повезло, спасибо случаю - не опозорила, - женщина направляется в маленькую кухню, - Иди чай пить и садись зубрить, но успеешь ли? Сколько раз тебе говорила: увольняйся!
   - Зачем напоминаешь? Я уволилась, не отпускали меня, - присаживаясь к столу на скрипнувшую табуретку, Ольга слышит свой голос, он тихий, в нем слышаться нотки робости.
   - Нечего было тянуть с увольнением! Сама же передумала, когда...
   - Мамочка, достаточно, прости, - она внезапно перебивает Елену Николаевну, - Не нужно снова ничего повторять, мы же не на уроке? За три дня я все выучу. Если на то пошло, не получу же я 'пару'! Я читала, учила!
   - 'Уд' мне тоже не нужен, в доме столько книг, просто в голове не укладывается твое легкомысленное отношение к учебе! И не говори мне, что виною твоя работа! Еще год назад решила уйти, сама сказала - не твое!
   - Можно подумать, что быть училкой ее! - в дверях возникла девушка, и Ольга поняла, узнала - Наташа, ее сестра, - Когда вы обе глаза откроете? Хоть в зеркало глянете? Сейчас рулит - внешность!
   - Наташа! - попыталась оборвать младшую дочь Елена Николаевна. Девушка фыркнула, чем вызвала оскорбленное поджатие тонких губ матери.
   - Что 'Наташа'? То папашка все мечтал из девочки сделать мальчика, запинал ее в эту дурацкую школу милиции: чтобы продолжилась славная династия ментов, а чем славную-то? - продолжало невозмутимо вещать молодое поколение, щедро намазывая малиновое варенье на кусок булки, - Сколько раз у Оли были синяки? А переломы? А вы оба твердили - терпи, это нужно в профессии, терпи - это здоровье! Ну, получила она мастера спорта, теперь для чего ей это? Стоило папашке слинять к молодой жене, и ты, мамуля, решила все перекрутить - пусть дочь из цветника женихов ступает в бабий монастырь - школу, продолжает теперь уже твое дело! Нельзя ж губить фамильный интеллект! И с чего вы взяли, что только высшее образование его подтверждает? Не понимаю.
   - Сейчас же прекрати! Откуда в тебе столько язвительности, Наталья?!
   - Это правда-матка, - внеочередная порция варенья отправилась в рот, девочка проглотила и улыбнулась очаровательной улыбкой.
   - Немедленно прекрати использовать слэнг, он безобразен!
   - Мамуля, я-то запросто прекращу, ты бы Олю не пилила, я еще маленькая, а она давно уж замуж должна идти!
   - Пусть получит высшее образование и идет куда хочет!
   - А почему не сразу? Годы-то уходят, потом будет поздно, мамуля, пусть сейчас идет. В школе женихов нет, а уж если в полиции она их не нашла, то дело вообще - труба. Пусть лучше идет на подиум, а что? Она же вылитая модель: рост, размеры: девяносто-шестьдесят-девяносто, ни жиринки, одни мышцы, а внешность - чисто славянская песня! На подиуме и мир увидит из окошка лимузина и денег заработает кучу, - Наталья мечтательно взглянула на сестру, потом на стены в старых обоях, - На ремонт уж точняк заработает! Пока имеет товарный вид, нужно жизнь менять! Я вот паспорт получу - сразу пойду!
   - Наталья! Как ты можешь?! Никуда ты не пойдешь!..
  
   Итак, она - студентка...Судя по всему филфака, если верить словам сестры. Точно! А экзамен, который был перенесен - старославянский язык... Честно говоря, засада, выражаясь современным языком молодежи. Суть понимаешь, а с ходу дословный перевод с современного и не сделаешь - чудно выходит.
   Лицо болит, потому что какой-то урод ее ударил. За что? Ольга никак не могла вспомнить, кто он, но была уверена - не жених - слишком несимпатичен, да и наколки на пальцах больше намекали на прошлую работу в полиции, а не о нежных чувствах.
   'Надо ж так вырубить, что память отшибло!'
  Появилось желание поднять руку и провести, дотронуться до лица, но отсутствовали силы. К тому же попытка вызвала во всем теле новую боль и ощущение раздавленности каждой мышцы. Воспоминания отступили, но настойчиво бился вопрос - куда ее несут? И почему несут так долго? Да на весьма странных носилках.
   Ольга, не открывая глаз, она ощущала, что лицо заплыло, шевельнула рукой и обнаружила: бортик носилок высокий и не передает пластмассовую или металлическую прохладу. Он мягкий и с густым ворсом, теперь понятно, что дарит тепло всему телу. Очень странные носилки! Нужно открыть глаза, но, сделав первую попытку разлепить веки, она тут же отказалась - новый приступ боли, оглушив темной волной, кинул ее в забытье.
  
   Она шла по пустому в утреннее время двору, где пестрели разбросанные детские горки с лесенками, и повторяла про себя старославянскую премудрость. Темным пятном выделялся арочный проход с далекой кованой решеткой и открытой калиткой. Ольга вспомнила, что ей всегда нравилось наследие дореволюционного строительства, придававшее очарование их дворику. Но неделю назад коммунальщики привезли песок и мешки с цементом для ремонта парадного, все это двумя кучками располагалось по обе стороны от калитки и портило привычный вид. Вот и прохладная тень туннеля, и, как всегда, здесь веет сквознячком... Только память заставила вдруг напрячься, отмести спряжения со склонениями и оглядеться; забилась, застучала молотками внутри, вынуждая интуитивные предчувствия беды встрепенуться, звякнуть медными трубами, словно давая ей шанс предотвратить неминуемую катастрофу и переиграть все заново.
   Из проема, ведущего в каморку, где давным-давно размещался привратник, а теперь дворник дядя Петя хранил метелки, совки, мешки для мусора, на Ольгу налетел мужчина.
   Без извинений, ругнувшись сквозь зубы, незнакомец быстро пошел к калитке. Ольга восстановила равновесие, сделала шаг к проему, ведущему в дворницкую. Дверь была распахнута, на полу в неестественной позе, подогнув правую ногу, сидел седой старик. В его груди торчал нож.
   - Стоять! - выкрикнула Ольга незнакомцу, который вышагивал к калитке, и рванула за ним. Наблюдая за происходящим сейчас, она согласилась с любимой фразой отца: 'Ментов бывших не бывает'.
   Сбросить туфли на неудобных шпильках - мгновение. Мужчина не успел сделать и пары шагов.
   'Не уйдет!' - понеслась вслед босиком Ольга.
  Оценить шансы на успех - секунда: мужчина невысокого роста, хлипкой, даже через-чур, конституции, немного прихрамывает и слегка приволакивает левую ногу. Значит - бить по ней и резко, со всей силы.
   'Я ж босая, как бить?!.' - слегка затормозила Ольга.
  Что-то знакомое мелькнуло в облике мужчины.
  Хромота на левую ногу?..
   'Кто это может быть?Веселый?.. Пашка-динамит?.. Кощей?' - быстро пронеслась картотека преступников, с кем пришлось столкнуться по работе.
   - Стоять!.. Полиция!.. - вырвались у Ольги знакомые слова, когда до предполагаемого преступника оставалось пять больших прыжков, а сам он протянул руку и взялся за калитку.
   Незнакомец оглянулся, и она узнала знакомые черты - так и есть - Кощей!
   'Сбежал!'
   Раздумывать? - Нет времени!
  Ольга размахнулась тяжелой сумкой с книгами и швырнула ее, направив Кощею под колени. Сумка выполнила предназначение. Ноги от резкого и тяжелого удара у мужчины подогнулись, а тут и Ольга налетела. Захват. Вывернула правую руку и 'дожала', вынудив Кощея согнуться и плюхнуться на колени.
   - Убивают! Помогите! - Кощей заорал, да еще и баском с переливами.
   Ольга усилила давление, Кощей замолк.
   'Как же мобильник вытащить?!'
  Пришлось коленом нажать на спину.
   Кощей издал звук, больше похожий на рычание, чем возмущенный выдох, носом уткнулся в песок, но тут же повернул голову:
   - Беспредел! - просипел и закашлялся мужчина.
   - Молчи! - Ольга удобно устроилась у него на спине, полностью придавив его весом тела и полезла в карман юбки за мобильным. Воспользовавшись быстрым набором, она послала гудок первому из бывших сослуживцев - Сергею Ивасько.
   - Сережа... Это Ольга Северова... Убийство. Пришли срочно наряд, я в парадном задержала Кощея... Да по моему адресу!..
   Она все сделала правильно.
   Оставалось сидеть на костлявой спине предполагаемого преступника и ждать наряд, который мог приехать через минут семь-десять, не больше - отделение полиции, где раньше работала Ольга, находилось через квартал.
   Тень арки и кованая решетка скрывала Ольгу с Кощеем от взглядов любопытных, что было кстати - никто не подойдет и ей оставалось только улавливать пыхтение Кощея и предупреждать его потуги к освобождению.
   Ольга опустила мобильный в карман и развязала узел на поясе. Ловко вывернув вторую руку Кощея, она закрутила и связала.
   'Вот так надежнее!'
   Неожиданный шорох сзади.
   Инстинктивно Ольга отклонилась в сторону, это спасло ее от летящего мимо кирпича...
   Темный силуэт мужчины, бросившегося на нее и повалившего на асфальт. Незнакомец захватил в кучу пышные оборки блузки и воротник пиджака Ольги, и с силой стукнул девушку оземь.
   Ольга почувствовала одновременную боль от удара головой и резкую, режущую на шее от золотой цепочки. Последнее, что нарисовала ей услужливая память - блеснувший в кулаке нападавшего на разорванной цепочке золотой крестик...
   'Это же память...' - Ольга не успела додумать мысль, как ее вырубил следующий удар в лицо...
  
   *** ЧАСТЬ I. Кап... Кап... Прохладные, мокрые точки, легкие и невесомые, в разнобой упав на кожу, неожиданно причинили боль. Стремительную. Оглушающую. Боль проникла в мозг, разбудив и вынудив осознать себя и сделать слабую попытку соотнести пространство, время и вспомнить, почему так больно от простых капель, упавших на щеку. 'Капли какие-то странные', - мелькнула первая здравая мысль, она ухватилась за нее, постаралась развить поскорее, чтобы сознание опять не ухнуло в темноту. 'Это не дождь...' - все, что ей удалось определить до закрутившегося водоворота проснувшейся памяти. Она, словно насмехаясь, яркими вспышками продемонстрировала короткие эпизоды, вырвав их из упорядоченных временных отрезков и перетасовав по своему разумению. Знакомое лицо мужчины, который наклонился над нею и занес кулак, чтобы ударить. Она успела рассмотреть каждую волосинку на толстых пальцах с наколками... Вспомнила и восстановила движение тяжелого удара, после которого погрузилась в темноту... 'Кто он?! Почему?' - моментально возникли вопросы, но их смели новые эпизоды услужливой памяти. Мужчина в милицейской форме, с погонами майора. Сидит в кабинете за обшарпанным столом и что-то резкое выговаривает ей... Она тоже в форме, но рассмотреть свои погоны не успевает. Мужчина встает и подходит к ней. Она ощущает его гнев и тревогу, и непонятное, близкое, очень ощутимое чувство надежности и родства - майор протягивает руку и заправляет ей за ухо выбившуюся прядь светлых волос. - Я все равно всегда буду любить вас с Наташкой, Ольга!.. Да, все правильно, она - Ольга, ей двадцать четыре года, ее мама - учитель русского языка и литературы, а отец - майор милиции, еще в их семье есть сестра Наталья - ученица выпускного класса. Но как же мало она вспомнила...Как же мало это ей дало, да и дало ли? Собственное имя. Родственников. Но их нет рядом. Она интуитивно ощущала отсутствие знакомых запахов - только сырость и хвойные ароматы; не витали, как их там - незримые флюиды родства, которые ощущает любой человек, когда рядом близкие. Откуда запах сырой хвои?.. Да и вообще - в сознании ли она? Судя по 'рваному', дерганому покачиванию, а она его чувствует - да. С нею случилась беда и ее куда-то несут. Почему несут? В скорой помощи сломались все каталки?.. Снова всполох света обрывает нить вопросов. Из темноты услужливо выплывает новая картинка из жизни до непонятного удара, погрузившего ее в темноту. - Сдала? - спросила женщина строго. Это ее мать?Стоит на пороге и сверлит ее взглядом, входная дверь распахнута. Она оббита для защиты от сквозняков дерматином, стареньким, местами облупившимся, а кое-где и вовсе с проплешинами, из которых выглядывали, ставшие когда-то ненужными, детские вещи. Строгий вид женщины не отталкивает, а пробуждает нежность, терпение, непонятное чувство весьма далекой вины. 'За что?' - ей нестерпимо хочется немедленно получить ответ на этот вопрос, потому что чувство любви к женщине пробивается сквозь зыбкую память, врывается и требует от Ольги нежности и терпения... - Отменили, перенесли на субботу, - не поднимая глаз, она - Ольга скидывает кроссовки и ставит аккуратно на колошницу, гадая, удалось скрыть радость или нет: к сдаче экзамена по старославянскому не была готова, и ее необычайно обрадовало благоприятное стечение обстоятельств - три дополнительных дня на подготовку - можно только и мечтать. Ольга тут же переживает свои тогдашние ощущения радости и облегчения. Вихрем проносится информация, очень напоминая баннеры на мониторе, когда всплывают слова старославянского языка, что она успела выучить. В квартире прохладно (совсем как сейчас) - отопительные батареи уже не греют, а весна затянулась. С интересом Ольга, нынешняя, рассматривает обои на стенах: старенькие в мелкий рисунок из незабудок и ромашек, выцвели местами, но, как и запахи квартиры - привычно родные и знакомые. ... Елена Николаевна! Да, именно так зовут ее мать, что кутается в бордовый махровый халат, постоянно запахивая его на груди, строго поглядывая на дочь. - Повезло, спасибо случаю - не опозорила, - женщина направляется в маленькую кухню, - Иди чай пить и садись зубрить, но успеешь ли? Сколько раз тебе говорила: увольняйся! - Зачем напоминаешь? Я уволилась, не отпускали меня, - присаживаясь к столу на скрипнувшую табуретку, Ольга слышит свой голос, он тихий, в нем слышаться нотки робости. - Нечего было тянуть с увольнением! Сама же передумала, когда... - Мамочка, достаточно, прости, - она внезапно перебивает Елену Николаевну, - Не нужно снова ничего повторять, мы же не на уроке? За три дня я все выучу. Если на то пошло, не получу же я 'пару'! Я читала, учила! - 'Уд' мне тоже не нужен, в доме столько книг, просто в голове не укладывается твое легкомысленное отношение к учебе! И не говори мне, что виною твоя работа! Еще год назад решила уйти, сама сказала - не твое! - Можно подумать, что быть училкой ее! - в дверях возникла девушка, и Ольга поняла, узнала - Наташа, ее сестра, - Когда вы обе глаза откроете? Хоть в зеркало глянете? Сейчас рулит - внешность! - Наташа! - попыталась оборвать младшую дочь Елена Николаевна. Девушка фыркнула, чем вызвала оскорбленное поджатие тонких губ матери. - Что 'Наташа'? То папашка все мечтал из девочки сделать мальчика, запинал ее в эту дурацкую школу милиции: чтобы продолжилась славная династия ментов, а чем славную-то? - продолжало невозмутимо вещать молодое поколение, щедро намазывая малиновое варенье на кусок булки, - Сколько раз у Оли были синяки? А переломы? А вы оба твердили - терпи, это нужно в профессии, терпи - это здоровье! Ну, получила она мастера спорта, теперь для чего ей это? Стоило папашке слинять к молодой жене, и ты, мамуля, решила все перекрутить - пусть дочь из цветника женихов ступает в бабий монастырь - школу, продолжает теперь уже твое дело! Нельзя ж губить фамильный интеллект! И с чего вы взяли, что только высшее образование его подтверждает? Не понимаю. - Сейчас же прекрати! Откуда в тебе столько язвительности, Наталья?! - Это правда-матка, - внеочередная порция варенья отправилась в рот, девочка проглотила и улыбнулась очаровательной улыбкой. - Немедленно прекрати использовать слэнг, он безобразен! - Мамуля, я-то запросто прекращу, ты бы Олю не пилила, я еще маленькая, а она давно уж замуж должна идти! - Пусть получит высшее образование и идет куда хочет! - А почему не сразу? Годы-то уходят, потом будет поздно, мамуля, пусть сейчас идет. В школе женихов нет, а уж если в полиции она их не нашла, то дело вообще - труба. Пусть лучше идет на подиум, а что? Она же вылитая модель: рост, размеры: девяносто-шестьдесят-девяносто, ни жиринки, одни мышцы, а внешность - чисто славянская песня! На подиуме и мир увидит из окошка лимузина и денег заработает кучу, - Наталья мечтательно взглянула на сестру, потом на стены в старых обоях, - На ремонт уж точняк заработает! Пока имеет товарный вид, нужно жизнь менять! Я вот паспорт получу - сразу пойду! - Наталья! Как ты можешь?! Никуда ты не пойдешь!.. Итак, она - студентка...Судя по всему филфака, если верить словам сестры. Точно! А экзамен, который был перенесен - старославянский язык... Честно говоря, засада, выражаясь современным языком молодежи. Суть понимаешь, а с ходу дословный перевод с современного и не сделаешь - чудно выходит. Лицо болит, потому что какой-то урод ее ударил. За что? Ольга никак не могла вспомнить, кто он, но была уверена - не жених - слишком несимпатичен, да и наколки на пальцах больше намекали на прошлую работу в полиции, а не о нежных чувствах. 'Надо ж так вырубить, что память отшибло!' Появилось желание поднять руку и провести, дотронуться до лица, но отсутствовали силы. К тому же попытка вызвала во всем теле новую боль и ощущение раздавленности каждой мышцы. Воспоминания отступили, но настойчиво бился вопрос - куда ее несут? И почему несут так долго? Да на весьма странных носилках. Ольга, не открывая глаз, она ощущала, что лицо заплыло, шевельнула рукой и обнаружила: бортик носилок высокий и не передает пластмассовую или металлическую прохладу. Он мягкий и с густым ворсом, теперь понятно, что дарит тепло всему телу. Очень странные носилки! Нужно открыть глаза, но, сделав первую попытку разлепить веки, она тут же отказалась - новый приступ боли, оглушив темной волной, кинул ее в забытье. Она шла по пустому в утреннее время двору, где пестрели разбросанные детские горки с лесенками, и повторяла про себя старославянскую премудрость. Темным пятном выделялся арочный проход с далекой кованой решеткой и открытой калиткой. Ольга вспомнила, что ей всегда нравилось наследие дореволюционного строительства, придававшее очарование их дворику. Но неделю назад коммунальщики привезли песок и мешки с цементом для ремонта парадного, все это двумя кучками располагалось по обе стороны от калитки и портило привычный вид. Вот и прохладная тень туннеля, и, как всегда, здесь веет сквознячком... Только память заставила вдруг напрячься, отмести спряжения со склонениями и оглядеться; забилась, застучала молотками внутри, вынуждая интуитивные предчувствия беды встрепенуться, звякнуть медными трубами, словно давая ей шанс предотвратить неминуемую катастрофу и переиграть все заново. Из проема, ведущего в каморку, где давным-давно размещался привратник, а теперь дворник дядя Петя хранил метелки, совки, мешки для мусора, на Ольгу налетел мужчина. Без извинений, ругнувшись сквозь зубы, незнакомец быстро пошел к калитке. Ольга восстановила равновесие, сделала шаг к проему, ведущему в дворницкую. Дверь была распахнута, на полу в неестественной позе, подогнув правую ногу, сидел седой старик. В его груди торчал нож. - Стоять! - выкрикнула Ольга незнакомцу, который вышагивал к калитке, и рванула за ним. Наблюдая за происходящим сейчас, она согласилась с любимой фразой отца: 'Ментов бывших не бывает'. Сбросить туфли на неудобных шпильках - мгновение. Мужчина не успел сделать и пары шагов. 'Не уйдет!' - понеслась вслед босиком Ольга. Оценить шансы на успех - секунда: мужчина невысокого роста, хлипкой, даже через-чур, конституции, немного прихрамывает и слегка приволакивает левую ногу. Значит - бить по ней и резко, со всей силы. 'Я ж босая, как бить?!.' - слегка затормозила Ольга. Что-то знакомое мелькнуло в облике мужчины. Хромота на левую ногу?.. 'Кто это может быть?Веселый?.. Пашка-динамит?.. Кощей?' - быстро пронеслась картотека преступников, с кем пришлось столкнуться по работе. - Стоять!.. Полиция!.. - вырвались у Ольги знакомые слова, когда до предполагаемого преступника оставалось пять больших прыжков, а сам он протянул руку и взялся за калитку. Незнакомец оглянулся, и она узнала знакомые черты - так и есть - Кощей! 'Сбежал!' Раздумывать? - Нет времени! Ольга размахнулась тяжелой сумкой с книгами и швырнула ее, направив Кощею под колени. Сумка выполнила предназначение. Ноги от резкого и тяжелого удара у мужчины подогнулись, а тут и Ольга налетела. Захват. Вывернула правую руку и 'дожала', вынудив Кощея согнуться и плюхнуться на колени. - Убивают! Помогите! - Кощей заорал, да еще и баском с переливами. Ольга усилила давление, Кощей замолк. 'Как же мобильник вытащить?!' Пришлось коленом нажать на спину. Кощей издал звук, больше похожий на рычание, чем возмущенный выдох, носом уткнулся в песок, но тут же повернул голову: - Беспредел! - просипел и закашлялся мужчина. - Молчи! - Ольга удобно устроилась у него на спине, полностью придавив его весом тела и полезла в карман юбки за мобильным. Воспользовавшись быстрым набором, она послала гудок первому из бывших сослуживцев - Сергею Ивасько. - Сережа... Это Ольга Северова... Убийство. Пришли срочно наряд, я в парадном задержала Кощея... Да по моему адресу!.. Она все сделала правильно. Оставалось сидеть на костлявой спине предполагаемого преступника и ждать наряд, который мог приехать через минут семь-десять, не больше - отделение полиции, где раньше работала Ольга, находилось через квартал. Тень арки и кованая решетка скрывала Ольгу с Кощеем от взглядов любопытных, что было кстати - никто не подойдет и ей оставалось только улавливать пыхтение Кощея и предупреждать его потуги к освобождению. Ольга опустила мобильный в карман и развязала узел на поясе. Ловко вывернув вторую руку Кощея, она закрутила и связала. 'Вот так надежнее!' Неожиданный шорох сзади. Инстинктивно Ольга отклонилась в сторону, это спасло ее от летящего мимо кирпича... Темный силуэт мужчины, бросившегося на нее и повалившего на асфальт. Незнакомец захватил в кучу пышные оборки блузки и воротник пиджака Ольги, и с силой стукнул девушку оземь. Ольга почувствовала одновременную боль от удара головой и резкую, режущую на шее от золотой цепочки. Последнее, что нарисовала ей услужливая память - блеснувший в кулаке нападавшего на разорванной цепочке золотой крестик... 'Это же память...' - Ольга не успела додумать мысль, как ее вырубил следующий удар в лицо... *** Периодические пробуждения больше напоминали кинопленку с прыжком со скалы в глубокое море. Море оглушало и топило в непонятных звуках, ощущениях. Ее тело все также равномерно покачивалось на странных носилках с мехом вместо простыни и не могло пошевелиться или открыть глаза.Тело и Ольга как бы сосуществовали раздельно, не стремясь к воссоединению. Ко всем неудобствам, в минуты просветления, добавился навязчивый бред, как она считала - постоянно слышались отдельные фразы и слова: то знакомые старославянские, то совершенно непонятные. 'Конечно же! Мой мозг повторяет зазубренное, явно от нечего делать' - так думала Ольга, услышав что-либо и пытаясь перевести. Слов было иногда так много, говорило непонятное количество людей, и процесс перевода утомлял и пугал. Фразы произносились и рядом, и вдалеке, причем настолько навязчиво реально, что она порою отказывалась представлять это фантазией больного воображения. Настойчиво билась мысль: почему она не всегда понимает, о чем говорят, почему все время всплывает некая абракадабра, которую ей приходиться переводить - это же абсурд! Когда она просила пить, прошептав или облизнув пересохшие губы, шаткое равновесие в сознании вновь нарушалось при прикосновении емкости с водой. Именно так - 'емкости', потому что отсутствовали привычные вкусовые ощущения, будь это с пластиковым или граненым стаканчиком, или обычной домашней кружкой. Не тот вкус! И здесь уже была реальность, которую она не могла пощупать, увидеть, осознать - емкость была деревянной... иногда глиняной... Понимание несоответствия болью неслись бурной рекой в мозг, и Ольга снова впадала в беспамятство. *** Очередное пробуждение - новые звуки, точнее их полное отсутствие - тишина. Ласковое тепло откуда-то сверху и яркий свет, что пробивается сквозь закрытые веки и тряпицу. Именно тряпицу, а не марлю, которая была б мягче в намоченном состоянии и более к месту в любой больнице. 'Что же происходит в конце-концов?!. Меня никуда уже не несут, тряпка закрывает лицо. Ждать, когда ко мне подойдет медсестра или санитарка и показать, что я уже способна понимать и осознавать действительность? Попытаться ускорить? Может попросить пить?' - Пить... - тихо, потом громче, - Дайте мне пить! Ответом была тишина. 'Ладно, кричать все равно нет сил, да и смысла. Кто-нибудь, когда-нибудь, но появится!' - с этой мыслью, лишь бы не поддаваться панике, успокаивая себя, что компресс на лице скоро высохнет и потеряет эффект, а значит к ней подойдут его сменить, Ольга задремала, впервые без мельтешащих картинок из услужливой памяти. Шаркающие шаги и стук посуды разбудили Ольгу. Тряпица на лице высохла, и кто-то осторожно ее снял. 'Сейчас я все увижу!' Попытка открыть глаза не удалась. Но движение век и мимику на лице Ольги заметили; девушка услышала радостный возглас и удаляющийся топот... босых ног. 'Вот тебе и раз!' - ее не удивило, что неизвестный человек убежал. Это было понятно - позвать врача, медсестру, но почему босиком?!! В больницах ввели новые правила?! И звук, глухой, не как по линолеуму... или крашеным доскам. Да и какие доски могут быть в больнице? Там плиты, кафель, если не ради стерильности, то для простоты уборки. 'Где же я?' - и тут на Ольгу нахлынул настоящий страх, совсем как у животного, загнанного охотниками: обездвиженная, ничего не видящая. Волнами накатывалась и пробуждала к действию паника. Через боль, через невозможность пошевелиться, через страх. Она сможет! Она переселит себя! Нужно только рывком подняться и сбросить с лица дурацкую тряпку! - Раз-два-три! - скомандовала себе Ольга, попыталась сесть и провалилась в темноту от боли. *** Бормотание совершенно непонятных слов, практически над нею, и ласковое касание лба, век, носа, губ привели Ольгу в чувство. Кто-то притрагивался к ее лицу, а оно не отзывалось болью! Первое инстинктивное желание - видеть! И вот веки тревожно затрепетали, и в узкую щелочку она наконец-то взглянула на мир. Сначала проступили очертания склоненного силуэта в странной островерхой шапочке с длинными 'ушами', потом Ольга смогла рассмотреть детали и черты лица - женщина оказалась красивой, легкие морщинки у глаз не портили и не старили ее. Светлые волосы замысловатыми скрученными прядями, вперемешку с бусами были убраны назад и спрятаны под смешную шапочку. 'Лет тридцать пять - сорок' - прикинула она возраст. Незнакомка сидела рядом на кровати, и Ольгу удивила ее странная одежда: белая рубашка вышита по вороту красным орнаментом и полностью завешена на груди крупными бусами синего цвета, совсем удивила жилетка из серебристых кругляков. 'Тяжесть-то какая...' Шапочка действительно имела место - 'стилизованный шлем' в таких же бляшках из серебряного металла. Ольга внимательно рассматривала ее, отмечая детали и без всякого смущения. 'Ничего себе персонаж... Ни на санитарку, ни на медсестру никак не тянет! Я сплю?' - оставалось проверить, и Ольга дотронулась до руки незнакомки, чтобы понять, не спит ли снова. Она почувствовала кожу, мягкую... исходящее живое тепло... 'Реал!' - А-а-а... - это все, что смогла вымолвить Ольга после своих исследований, сфокусировав взгляд на незнакомке. 'Как я попала на маскарад? Новый год совсем не сегодня!' - подумала Ольга, таращась на неизвестную женщину, а та никак не выражала удивления, сидела и улыбалась ей, словно старой знакомой. Умиротворенно так, без каких-либо внешних проявлений эмоций, как будто всегда знала ее. 'Возьми себя в руки! Задай нормальный традиционно-нейтральный вопрос' - Где я? Кто Вы? - удалось выдавить из себя целых два. В ответ мелодичным и тихим голосом женщина произнесла длинную фразу, из которой Ольга выудила всего несколько знакомых слов: 'бой' и 'ранение', да еще имя - Елена было повторено дважды, в разных вариациях и с легкими поклонами головы. Причем длинные ушки шлема, состоящие из скрепленных бляшек, издавали мелодичное позвякивание. Путем вычислений и выстраиваний логической цепочки, Ольга поняла: ее принимают за Елену. 'Елена? Имя греческое... Стоп! Я не помню такой ни княгини ни боярыни... Да ну?.. Нет, не помню!' Стремясь внести ясность, Ольга рискнула шевельнуться, поднесла руку и положила ее на грудь, мгновение замешкалась, но все же решилась: - Я - Ольга. Удивление мелькнуло в глазах незнакомки, затем зажегся огонек недоверия в темно-синих глазах. Женщина повторила жест Ольги - поднесла к своей груди руку и четко произнесла: - Нет. Я - Любава. Ты - Елена, дщерь Прекрасы, дочери князя Аскольда Зверя, что в Киеве сидел, да Ольх его убил. Мысленный процесс по полученной информации явно тормозил. Повторив шепотом имена, вспомнив кусок истории, Ольге захотелось выпасть из этой реальности, которую она не хотела признавать. Куда?! Да куда угодно, может там будет лучше? А еще фантастикой и беллетристикой называют романы про попаданцев! Вот как выпутываться?! 'Чур меня! Чур!!! Ольх - Вещий Олег что ли? Аскольд Зверь кто? Аскольд и Дир?! Мама, не горюй! Ой, мамочка, забери меня обратно! Меня разыгрывают. А если нет? Так, если я попала в руки странных сумасшедших, то просто нужно выжить и притворится, согласиться со всем, что мне говорить будут. Меня принимают за княжну, а куда она делась? Что-то говорили о бое, но... Получается, девушка погибла? А мы или почему-то похожи, что меня за нее принимают, или... Любава и ее люди никогда не видели настоящей Елены. И потом, не помню я никакой Елены во времена князя Олега! А с чего я вообще взяла, Любава назвала его Ольхом, а не Олегом... Но я не собираюсь никого обманывать! Вот еще! А что будет, если таинственная княжна Елена жива и появится здесь? За обман меня и побьют, а то и ... Ну нет, точно - фантастика!' - дальше представить, что с нею сделают, Ольга не стала. Она допустила мысль, что ее случайно кто-то подобрал в подворотне до приезда скорой помощи. Что люди, то есть странная Любава живет где-то вдали от цивилизации, и она, Ольга, ей для чего-то нужна. А все сказанное - вымысел, только чтобы ее еще больше запутать и использовать в каком-то криминальном деле. 'Так и только так! Но я не позволю себя использовать. Я не приму это имя. Ничего у злоумышленников не получится' И Ольга решила настаивать: - Ты - Любава, я - Ольга Северова. Женщина смотрела удивленно, потом, видно ей что-то пришло в голову, она радостно кивнула. - Добро! Новое имя - Ольха Северная! ИНТЕРЛЮДИЯ У высокого крыльца топтался с виду неприметный мужичок с взлохмаченной бороденкой. В скромной рубахе с затертым и грязноватым воротом, в полотняных портах и стоптанных поршнях, нечищеных и в пятнах от засохшей земли, он ничем не отличался от жителей Киева. Неприглядный вид вызывал чувство презрения на лицах стражи, которые, едва он делал шаг к крыльцу, тут же сдвигали копья, преграждая дорогу внутрь дворца князя. - Доложите воеводе Бериславу, что Хвост дожидается... Или пропустите, сам его найду, - канючил мужичок каждый раз, так и не рискнув сделать решительный шаг на нижнюю ступеньку крыльца. - П-шел отсель, - лениво бросал кто-нибудь из стражей, вынуждая мужичка отступать, делать новый круг, и, набравшись храбрости, вновь подходить. - Ну надоел, чисто муха на пиру! - рассердился один из стражей и сделал шаг к настырному просителю, направив в него копье. Но тот внезапно преобразился, смешно подбоченился, невзирая на рост - малый, по сравнению с гриднем, и вдруг изменил поведение. Мужичок птицей взлетел на крыльцо и грозно рявкнул: - Вот увижу воеводу и нажалуюсь ему на леность вашу! Столько времени служивого человека на пороге держите! Взашей прогонит! Мигом! От такой наглости гридни опешили, смерили надоеду презрительным взглядом и, приняв решение, кивнули друг другу. Один вошел во дворец, а другой перегородил проход, бесцеремонно щитом отпихнув мужичка, но так, в четверть силы, чтобы той самой птицей, что взлетел на крыльцо, ею же его и не покинул. Мужичок покряхтел-покряхтел, но запротестовать не рискнул, да с крыльца и не ушел. Так и стоял с гордо вздернутой бороденкой, пока на улице не появился ушедший гридень-сторож и воевода. - Пропустите! - густым басом произнес Берислав и повернул назад, не обращая внимания на Хвоста, мгновенно оживившегося. Он же, подражая воеводе, и ощутив, наконец-то, возможность продемонстрировать важность своей персоны, лебедем проплыл за ним, аккуратно ступая с пятки в стоптанном поршне на остроносый носок. Едва он скрылся в прохладе теремных переходов, как гридни сначала дружно прыснули в длинные усы, а потом весело расхохотались. - Жив-здоров, Хвост? С какой новостью пожаловал? - Берислав остановился в первой же нише с узкими бойницами, - С радостными новостями, али как всегда: не нашел, потерял, злато закончилось? - воевода резко повернулся. Мужичок налетел на него, уткнувшись задорным носом-пуговкой в шелковый кафтан, под которым оказалась скрыта кольчуга. - С хорошей новостью, воевода! - радостно заулыбался Хвост, потирая слегка ушибленный нос, отчего пуговка раскраснелась. Берислав усмехнулся, но говорить ничего не стал, махнул рукой и направился вглубь княжьего дворца. Хвост попытался засеменить следом, но шагал воевода в соответствии своему высокому росту: размашисто и быстро. Пришлось мужичонке периодически переходить на бег, чтобы не отставать. Он попытался было рассматривать палаты - много дивного выставлено вдоль стен увидел, не одни дубовые лавки и сундуки резные, да испугался, что потеряется, ведь воевода шел, не оглядываясь, а челяди-то, челяди сновало туда-сюда много. Наконец Берислав остановился у какой-то высокой резной двери из дуба и новыми стражниками, повернулся к Хвосту. - Сядь и жди. Заняты пока. Позову. А вы пропустите, как кликну, - глянул на стражников воевода и вошел в палаты. Хвост успел увидеть несколько воинов, в богатых одеждах. Да таких, что аж сердце кольнуло от зависти: шелковые кафтаны, броши из золота, сапоги алели, прям глазам больно. И правителя града Киева - Олеха узрел в кресле, на возвышении тот сидел, руку на подлокотник поставил - голову кулаком подпер и на гостей своих смотрел из-под густых бровей. 'Суровый правитель наш', - подумалось Хвосту, а богатое воображение дорисовало незавидную картину - распекает князь Ольх за нерадивость подданных. Вздохнул Хвост и присел на краешек скамьи. Он сначала облокотился о стену, но из-за холода выпрямил спину и начал стражей рассматривать, чтобы время убить, да помечтать, как купит себе новые сафьяновые сапоги и шелковый кафтан, непременно красного шелка, как только заплатят ему за новости. В палатах у князя совет подошел к концу. Едва разошлись, Берислав решил доложить. - Хвост вернулся. - Вот как? Веди. Воевода направился к двери. Князь повернулся к молодому человеку, у кого только начал пробиваться легкий пушок на щеках; место, которое он занимал - на лавке справа от князя, говорило о его высоком и знатном происхождении. Да и одет юноша был намного богаче любого воеводы или гридня: свита синего цвета с зеленой каймой понизу и золотыми зарукавьями, синий плащ - корзно, отороченный золотой широкой лентой и с красной подкладкой, а на ногах - зеленые сафьяновые сапоги. - Сиди, буйная голова! - остановил его правитель, - Будем твою ошибку исправлять. Юноша дернулся, попытался бросить резкое в ответ, но выдержал взгляд и упрек в тоне Олега, лишь поджатые тонкие губы и сверкнувший взгляд говорили, что он не согласен, но стерпит обвинение. - Я же все объяснил! - Эх, Игорь, буйный нрав у тебя, не в отца ты пошел, да и не в мать - рассудительными людьми были! Без дурных мыслей. Знали, кому доверять. А ты? Человека, который тебя с пупенка выпестовал, заподозрил в измене! - Я уже повинился! Ну, ошибся, ошибся я. Морок нашел, одурманил. Так и ты в свой черед ошибся! Не так разве? Берислав переводил взгляд с правителя на наследника и не знал: идти ему открывать дверь и звать Хвоста; или выйти, чтобы не мешать разговору; или ждать, пока родственники объяснятся между собой. Но весьма хотелось услышать, чего уж от себя скрывать, потому и топтался под дверью, не спеша с решением. - Моя ошибка - сразу не понял дара византийцев, признаю. Но ты-то чего сорвался? Ну прослышал, что я Евпраксию с дщерью ищу, почему не спросил у меня о задумке? С чего взял, что хочу жениться на Елене, стол в Киеве и Ладоге занять? Я ж мог это сделать и раньше, тебя не спросив, когда ты на коленях у меня сиживал, как котенка ненужно кинуть в прорубь, и дело с концом, - с усмешкой произнес Олег, - А я о тебе пекусь, тебе власть передавать буду. Заруби на носу! И как ты не понимаешь, Игорь, мало землю завоевать, сесть на ней. Ее нужно еще удержать, суметь защитить, укрепить связи с соседями, крепкими, кровными! Иные - что ветошь, рассыплется. Союзы все лживы, тебя предадут, если будет выгода. Только брак может скрепить союз. Наследники законные, что продолжат твой род! - Но ведь ты знаешь, что люба мне Сигрид - дочь твоя! И я ей люб! Почему не дозволяешь нам соединиться?! - Игорь вскочил с лавки и, смутившись от собственной решительности, покраснел, сбился, но набрав воздуха, выпалил быстро, чтобы не успели остановить, прервать. - Что скажешь, Берислав, долго он еще в чадовой рубахе без портов бегать будет? - хлопнул себя раскрытой ладонью по бедру правитель Киева. И в голосе его было столько разочарования и горечи, что решимость Игоря вмиг спала. Он не скрывал, что опять ничего не понимает в задумках правителя, опустил голову, тряхнул кудрями. - Да ты все против меня делаешь! - Сколько лет прошло, как мы в Киеве на стол сели? Много. А по сей день недовольные не вывелись, что Аскольда слово помнят. Бунта не устраивают, но по углам шепчутся, сговариваются, а мы их вывести-то не можем. Вот тут бы и пригодилась Евпраксиева дщерь Елена, враз бы рты недовольным и прикрыла! Из-за моей ошибки сбежала к древлянскому Нискине, а он свово упустить не позволит. Разумеешь теперь почему тебя женить на Елене нужно? - Разумею. Но почему Сигрид за меня не отдаешь?! Али я не будущий князь?! - Эк прыткость какая! Ты сначала одну жену обрюхать, потом о второй думать будешь! - Не хочу потом, - Игорь опустил голову. - Нет своей головы на плечах - будешь делать, что скажу! Законов наших не помнишь, расскажу - все одно не поймешь, еще больше дров наломаешь! - махнул рукой князь, - И не спорь более со мною! Зови своего человека, Берислав! Воевода подошел к резной двери и приотворил ее. Хвост мышью проскользнул в помещение. Попутно осматриваясь и все примечая. - Ну, что скажешь, глаза и уши? - Нашел я женщин. - Где? Подробного говори! - Евпраксия вернулась к Нискине, а Елену к Мокоши забрали, в леса дикие. - Куда забрали? - князь переглянулся с воеводой. - Поляницы, что вместе Нискиневыми гриднями отпор княжичу дали, с собой унесли. Побитой девка оказалась, а ведуньи Матери самые сильные... - тихо добавил Хвост, - к ним и потащили княжну... - Дождались... С этими ссориться - весь Киев против себя настроить, - выдохнул Берислав. - То-то и оно, - кивнул Олег. - Сильно побита Елена? - Едва дотащили, чуть дух не испустила. - Сможешь туда скрытно подвести? - А то! - выпятил тщедушную грудь Хвост. - До самого капища проводил скрытно! Только... - он вдруг поник. - А лечить кто будет? Ты извини, князь, но твои мастера лучше умеют человека в мешок с костями превратить, чем наоборот. Да и не довезем... - Ступай и будь в городе, кликнем, как решим, - отпустил воевода Хвоста. Тот же в смущении - сапожки сафьяновые - мечта сказочная уплывали вслед за облаками, переступил с ноги на ногу. - А... - Завтра приходи поутру, - воевода положил руку на плечо Хвоста, развернул его и подтолкнул к двери. *** Прочесть роман можно - https://author.today/work/91286
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"