Мы живём в маленьком мирке собственных иллюзий, состоящем из радостей и невзгод; не обращаем внимания на близких, дорогих нам людей. Вспоминаем о них, когда тех уже нет и нельзя с ними перекинуться добрым словом или нежным взглядом...
***
Утверждение о том, что в чужой тарелке мяса больше, можно отнести в нашей жизни к любому эпизоду.
Как раз такой мне припомнился долгой зимней ночью, сидя перед телевизором. А следом, почему-то, всплыл перед глазами образ одного человека...
Самый вкусный зелёный горошек на всём хуторе Бойково, что расположен в Донецкой области, был, конечно же, у дяди Лёни. Самый вызревший, самый сладкий, самый... в общем, лучший.
Горох, как и все остальные агрокультуры высаживали на хуторе все без исключения. В пору созревания и сбора урожая, хуторская ребятня как саранча проносилась по огородам, уничтожая всё, что было либо не собрано, либо оставлено на потом. В первую очередь уничтожали зелёный горошек. В чужом огороде землица жирнее и все, что растёт, намного вкуснее. Ночные озорники сходились во мнении - горошек дяди Лёни вне конкуренции!..
***
Їхали козаки iз Дону додому,
Пiдманули Галю - забрали з собою.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Пiдманули Галю - забрали з собою.
Жил дядя Лёня один. Без семьи. Но было так не всегда.
Женился Леонид Пилипчук перед войной, - кто ж знал, что она начнётся? - на Галинке Чорнобрывец, самой красивой девушке на хуторе. Карие очи, длинная каштановая коса, озорная улыбка - многих хуторских хлопцев и приезжих работяг сводили с ума. Сватались, не проходило дня. Всем отказывала неприступная красавица, а вот Леониду Пилипчуку, скромному и тихому, с густой чёрной шевелюрой и длинными усами подковой согласие дала сразу.
По§демо з нами, з нами, козаками,
Краще тобi буде, як в рiдно§ мами!1
1украинская народная песня
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Краще тобi буде, як в рiдно§ мами!
Дело было в мае, после праздников, на одной вечернице пригласил Лёня Галю на танец. Не окончив пляску отвёл в сторону и просто выложил, что нравится она, Галинка, ему и предложил ей выйти за него замуж.
Только отгуляли свадьбу, не прошло и сладкой медовой недели, как всех хуторян встревожило известие - немец напал на Советский Союз. Вероломно. Не объявила войны, нарушила фашистская Германия пакт о ненападении.
Ушёл Леонид на войну, оставил молодую жену в доме, который остался от отца с матерью. За два года до свадьбы Леонида ушли они в мир иной.
***
Галя погодилась, з ними споченилась,
Та й повезли Галю темними лiсами.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Та й повезли Галю темними лiсами.
Ушёл, попрощался с молодой женой Леонид Пилипчук на фронт бить немецкую гадину. Осталась Галинка на небольшом домашнем хозяйстве; большое держать было не выгодно: фининспекторы излишки забирали в виде налогов два раза в год исправно, иногда, с излишним рвением. После очередного посещения фининспектора не было ни одной семьи, которая в горьких раздумьях о понесённых убытках и не без того скромной сельской жизни, не сидели без слёз. Но ничего поделать не могли: взятое инспекторами шло в закрома Родины, а оттуда распределялось на нужды страны и на содержание армии, чтобы держать её в готовности для защиты от врагов. А в те годы врагов у молодой Страны Советов было больше, чем друзей.
Впрочем, как показывает история, желающих отхватить кусок жирного пирога от России было в избытке.
Везли, везли Галю темними лiсами,
Прив'язали Галю до сосни косами.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Прив'язали Галю до сосни косами.
Немецкие войска двигались вперёд по родной земле советской стремительно; Красная Армия несла потери и отступала. Через два месяца с начала войны немецкие войска оккупировали Донбасс.
***
Розбрелись по лiсу, назбирали хмизу,
Пiдпалили сосну iз гори до низу.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Пiдпалили сосну iз гори до низу.
От навалившегося горя красавица Галинка резко изменилась: потухли глаза, осунулось лицо, косу, гордость свою, упрятала под серый платок. Ссутулилась, непроизвольно стала шаркать при ходьбе. Смотрела на поселившихся, на хуторе немцев из-под платка, низко повязанного на глаза, сухо и ненавидяще.
В их доме, семейном гнезде, разместились на постой немецкие солдаты. Галинка переселилась жить в погреб: дом занят, летнюю кухню немцы приспособили под склад. Не рыть же землянку? В погребе сухо и тепло; одно плохо: солнечного света нет.
Вели себя солдаты тихо. Несли службу. На ночь выставляли караул. Пили мало. Если разговаривали, то негромко между собой перебрасывались скупыми фразами. Тёмными вечерами часто слышались грустные всхлипывания губной гармоники: солдаты скучали по дому, семьям, близким.
На хуторе Бойково и на близь лежащих хуторах и сёлах было спокойно. Ввиду отсутствия густых лесов, партизан не было, - хуторяне слышали краем уха о подполье, но то было в Юзовке. Немецкие войска никто не тревожил. Поэтому мирное население Бойково не испытало на себе всю лютость карательных акций войск СС, чем в тех местах, где партизаны не давали спокойно ходить фашистам по земле советской, горела она у них под ногами...
Жителей хутора комендант Шпигель и староста Тиун обязали выходить на работы. За это платали продуктами. Мало. Но, худо-бедно, концы с концами сводили. Да и сами солдаты (об этом я узнал от стариков после долгих упрашиваний рассказать об оккупации) подкармливали хозяев домов, где квартировали. Тушёнку, шпик, пшено и перловку давали; детишек угощали шоколадом. С голоду ноги не протянули, выжили.
Однажды погожим сентябрьским днём возвратилась Галинка домой. Смотрит через забор: во дворе - пусто. Удивилась. Костерок из опавших листьев дымится в садочке. Двор подметён. Ещё больше удивилась. Вошла, тихо скрипнула калитка. Эхо расплескалось осенней грустью и осыпалось хрустальным звоном. Пёс Полкан гавкнул лениво и приветливо из будки, даже не вылез, и умолк.
Прошла Галинка почти к погребу, как услышала:
- Halt, matka!1
Остановилась. Сердце со страху затрепетало в груди. Пот ледяной прошиб. Рука правая так и осталась протянутой к ручке дверцы погреба.
1 стой, матка! (нем.)
- Geh zu mir, matka!1
Суховатый мужской голос. Слегка надтреснутый. Никакого приказа, властности в интонации - просьба.
Галинка обернулась. Увидела возле хаты на старой лавочке пожилого солдата в расстёгнутом кителе. Он указал взглядом на лавку, затем похлопал по ней ладонью.
- Aufsitz.2
Галинка подошла на негнущихся, непослушных ногах. Села аккуратно на краешек.
Солдат закурил сигарету, молча. Вонючую! Сам Леонид не курил и пил мало. Даже на свадьбе. Галинка сидела не шелохнувшись. Только краем глаза наблюдала за немцем. Тот докурил сигарету, затушил окурок, бросил в таз с водой. Вынул из внутреннего кармана блокнот в кожаной обложке. Раскрыл. Галинка увидела и с любопытством рассмотрела фото: молодая красивая женщина в нарядном платье стоит возле задрапированной тканью стены, перед ней на стульчиках сидят в праздничных костюмчиках дети.
- Anblicke, - сказал солдат и постучал пальцем по карточке, - dieser meine Frau... Linda. Kinder... Sohn und Tochter... Wilhelm, Lisa.3
И заплакал. Скупые слёзы потекли по лицу, оставляя мокрые дорожки. Плечи мелко затряслись. Галинке стало жалко этого пожилого солдата, но, скованная страхом, она боялась сдвинуться с места.
- Mir es ist langweilig ohne sie,4 - проговорил солдат срывающимся голосом.
Затем повернул заплаканное лицо к Галинке.
- Wo deine Kinder?5
Галинка догадалась, о чём он спросил, и отрицательно покачала головой.
- Нет у меня деток...
- Bei dir ist Kinder?! - удивился солдат, притянул Галинку к себе, погладил, поцеловал в макушку. - Armes Ding...6
Горить, горить сосна, горить i палає,
Кричить Галя криком, кричить, промовляє.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Кричить Галя криком, кричить, промовляє.
1 иди ко мне (нем.)
2 садись (нем.)
3 смотри, моя жена Линда... Дети... Сын и дочь... Вильгельм, Лиза. (нем.)
4 мне скучно без них (нем.)
5 где твои дети? (нем.)
6 у тебя нет детей?! бедняжка... (нем.)
Её муж, Леонид Пилипчук тем временем воевал. Успешно. Геройски. Отважно ходил в атаку; лез под пули из окопа первым. Во время передышки между атаками ему говорили: - Дурень, тебе что, жить надоело? А он отвечал: - Смелого пуля боится, смелого штык не берёт! И смеялся над словами товарищей.
Давно пали от вражеских пуль говорившие ему "дурень". Лёня продолжал воевать. Хотелось ему черкануть письмецо домой, да куда? Немцы в Донбассе... "Вот освободят Украину, - думал он бессонными ночами при скупом свете коптящего пламени самодельного светильника из снаряда, - тогда и напишу!"
На грудь других, менее решительных и бесшабашных, вешали отцы-командиры ордена и медали, благодарили за ратный труд. Лёне одни устные пожелания также смело и решительно бить врага, да крепкие рукопожатия. Не унывал Лёня. "Не за медали отчизну от грязи фашистской очищаю, - говорил, сидя в землянке товарищам-орденоносцам. - Хочу быстрее вернуться домой. К Галинке. Детей нарожать и жить в радости".
И продолжал сокрушать вражеское сопротивление: ходил в атаку, кричал "Ура!", "За Родину! За Сталина!" С разведчиками пару раз ходил на другую сторону фронта за "языком", ползал по-пластунски через передовую; оборонялся и ждал заветного часа, когда начнут супостата гнать метлой смертельного огня назад, к границам Родины, освобождая любимую землю от оккупационной нечисти.
***
Ой, хто в лiсi чує, нехай той рятує,
А хто дочок має, нехай научає.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
А хто дочок має, нехай научає.
Дома, в Донбассе, на хуторе немногое, но поменялось. Немецкие солдаты ушли; их место заняли румыны. Прекратилось в одночасье спокойное житьё хуторян. Вырезали румыны всех курей в первые дни постоя, затем закололи сохранившихся свиней и поросят. В последнюю очередь забили, - грубо и жёстко расстреляли из ружей и автоматов на глазах хуторских женщин и детей, - оставшихся колхозных коров. Немцы живность берегли: любили пить молоко, сметанкой не брезговали и варенцом, свежие куриные яйца по утрам пили.
Румынам, грязным и завшивевшим было на всё наплевать - не своё, не жалко.
Оставшиеся единицы немецких военных относились к ним с пренебрежением и отвращением. Если в немецкой армии чётко видна была разница между рядовым и офицером, то румыны - все на одно лицо.
Начались с их приходом повальные пьянки. Беспробудные. Вслед за оргиями начали ночами полыхать хуторские дома. Раздавалась частая ружейная стрельба и взрывы гранат.
Трусливые на передовой, румыны в тылу куражились...
Галинка, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание румын, мазала лицо сажей и ходила так по хутору. Ходила не одна. Все женщины и девочки-подростки старались на улицу нос не казать от греха подальше.
Румыны, жившие у Галинки, спилили и сожгли в печке почти весь сад. Отстоять сумела она единственно старую высокую раскидистую вишню, туманными днями терялась она кроной в серой загадочной дымке. Стала Галинка перед вишней, развела руки в стороны, не дам, мол, нехристи, последнее дерево срубить! Раскраснелась от гнева, лицо красными пятнами пошло. "Память о муже это! Лучше меня сгубите!"
Поняли её румыны, нет ли, опустили топоры, глаза их приняли осмысленное выражение, лица разгладились, появилось что-то на них человеческое. Постояли-постояли, покричали эмоционально меж собой, тыкали пальцами в Галинкину сторону; затем один покрутил пальцем у виска и махнул рукой, пусть баба остаётся с деревом.
Также пощадила война осокорь, росший во дворе Колодяжных, уже на то время он был высотой почти двадцать метров. Я помню это дерево в детстве. Почти два метра в диаметре в цоколе, некоторые ветви нельзя было обнять, настолько толстые. Сейчас эта хуторская гордость засохла, крона, дававшая приют на себе облакам и туманам от ветхости обломалась, и стройный осокорь сгорбился и сник. Старость и время безжалостны ко всему живому.
***
А хто дочок має, нехай научає,
Та й темно§ ночi гулять не пускає.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Та й темно§ ночi гулять не пускає.
Дождался-таки Леонид Пилипчук!
Погнали войска Красной Армии назад с земли родной врага ненавистного! Волна негодования, ненависти к противнику с яростным шквальным огнём не давали шансов выжить вражьей силе!
Часть, где служил Леонид, проходила через Ясиноватую. Очень хотелось ему отпроситься у командира домой на побывку на денёк съездить, проведать Галинку! Не решился. Совестно стало ему. "Что это выходит, - думал, терзаясь раздумьями он, - я один такой, что ли, кто по дому соскучился? Нет! Вон сколько солдат семей с первых боёв не видели. Их тоже тоска гложет..."
На хутор Бойково, как и на весь Донбасс вернулась Советская власть. Снова заработал восстановленный колхоз. Появились на хуторе первые мужчины-солдаты: по причине полученных ранений не могущие продолжать воевать, кто без руки, кто без ноги на костылях. Жены вернувшихся были рады, какой-никакой, но - живой!
Спросила однажды Галинка, набралась смелости, поборола стыд, у одного ветерана, Степана Хижняка: - Стёпа, ты моего Лёню, не встречал ли где? Посмотрел он на неё, вытер уцелевшей правой рукой набежавшие слёзы. "Нет, молодичка, не встречал. Война... фронт от моря до моря... как океан, разбрасывает людей в разные стороны". Видя Галинкино волнение, успокоил, как мог, обнял её. Она упрятала лицо на вылинявшей на солнце гимнастёрке, остро пахнущей потом и солью. Горячо ей прошептал: "Ты, Галинка, главное, не теряй веры. Вернётся Лёня. Обязательно!" Высушил лёгкий степной ветерок слёзы и ветерана и солдатки.
***
Обiзвався козак: - Я в полi ночую.
Я твiй голосочок далека почую.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Я твiй голосочок далека почую.
Пошла мирная жизнь с тревожными ожиданиями и радостными вестями с фронта: вот уже врага гонят прочь из Польши, Венгрии, Болгарии...
Победоносно шагает Красная Армия по освобожденным землям Европы от фашисткой чумы.
Почти все хуторянки-солдатки получали заветные треугольники с фронта. Только дом Галинки почтальон обходил стороной. При встрече вздыхал тяжело, уводил взгляд в сторону и утешал, жди, солдатка, пишут.
Попросила Галинка освободить на один день от прополки и отправилась к военкому в Старобешево на прием. Его не было, секретарь предложил написать письмо, что Галинка и исполнила.
Объяснила в нём, что муж её, Леонид Пилипчук воюет, бьёт врага, но писем от него не получает; сердцем чует, что жив. Попросила помочь в розыске, указала также, что номер полевой почты не знает.
Военком, бывший фронтовик, ответил быстро. Пригласил Галинку на приём.
Снова пошла она в Старобешево пешком. Машин в колхозе не было, лошади заняты на работах; вот и ходили, ногами измеряли расстояния колхозники для собственных и общественных нужд.
Встретил военком её в своём кабинете, скромно обставленном старой мебелью, с портретами Ленина и Сталина на стене. Усадил за стол, угостил настоящим чёрным ароматным чаем с сахаром.
- Вот, что, дочка, - начал он. - Сама видишь, война идёт жестокая. Каждую пядь земли родной, а теперь и чужой приходится от врага большой кровью отвоёвывать. Много гибнет солдат за победу. Плохо, что не пишет. С другой стороны, раз не пришла похоронка, значит, жив солдат! Не пишет... Пишет, дочка! Пишет. Пойми, опять-таки, война. Может, где и теряются письма по пути домой. Запрос я отправил. Жди, дочка! И надейся!
Леонид письма писал. Отправлял фронтовые треугольники с небольшими тёплыми посланиями. Ответа не было. Одному зубоскалу сломал нос, за что чуть не угодил под трибунал; слава богу, разобрались, когда узнали, что тот со злой ухмылочкой заявил Леониду, мол, твоя солдатка давно утешается с другим. Позабыла про мужа-фронтовика...
Леонид и сам подозревал, письма теряются. Одно, два, но не все же! Переживал. Не отчаивался и ждал писем от Галинки. Верил, дома всё хорошо. Врага, гадину фашистскую, они уже почти на его же земле громят!
***
Обiзвався козак: - Я в полi ратаю,
Я твiй голосочок далека впiзнаю.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Я твiй голосочок далека впiзнаю.
Запыхавшаяся и зардевшаяся Тайка Быцань влетела в коровник молнией, чуть не вылетая из кирзовых сапог не по размеру, и от самых ворот радостно заверещала:
- Галинка-калинка! Танцуй! Тебе письмо!
- Галя... Галя... - понеслось с разных сторон хлева. - Да где она запропастилась?
- Галя!.. Тебе письмо!..
Галинка ворвалась в коровник, выхватила из Тайкиных рук конверт, разорвала. На руки выскользнул небольшой, светло-коричневый листок. Слёзы в глазах мешали ей читать. Она вытирала их. Они всё лились и лились. Ей предложили: - Давай прочитаем. Кто-то цыкнул, мол, пусть успокоится и прочитает сама. Галинка успокоилась. Пробежала глазами по листку раз, другой, третий... женщины заметили, как изменилась в лице Галинка, как безвольно повисли руки. "Похоронка, - вяло и бесцветно проговорила она, слова продирались, словно через заросли. - Погиб Лёнечка... Геройски... При освобождении города..." Название она произнесла еле слышно.
Опустилась на пол и зашлась тихим плачем. "Й-и-ы-ы-ы, - сидела она, качаясь из стороны в сторону и тонко скуля, - й-и-ы-ы-ы..."
В коровнике стало тихо. Не мычали даже коровы, перестали хрустеть сеном, будто сочувствуя женскому горю. Женщины-хуторянки, давно получившие похоронки на мужей и оплакавшие своё, стояли, молча, сурово сведя брови и губы; зарыдали с воем те, кто ещё жил зыбкой надеждой, что муж - живой и вернётся.
Это было восьмого мая 1945 года.
Три дня дали Галинке оплакать мужа.
Девятого мая колхозники узнали, что Германия капитулировала, что окончилась война. "Победа!" - звучало радостно у всех на устах и в каждой хате. "Победа!" И затаив надежду, ждали мужей-фронтовиков домой.
За общим ликованием никто не обратил внимания на отсутствие Галинки.
Обеспокоились двенадцатого мая, когда она не вышла на работу. Послали трёх доярок. Пришли они к ней домой. Пёс сидит в будке, нос на улицу не высовывает, тихо повизгивает. Чуя неладное, вошли женщины в дом.
Стены выбелены. Полы вымыты. На окнах белые батистовые занавесочки с вышивкой. Стол льняной скатёрочкой застелен. Цветочки в фаянсовой вазочке в виде рыбки ещё не засохли.
На кровати, в новом ситцевом нарядном платье, повязанная платком зелёным смирно лежит Галинка... в скрещенных руках держит свадебную карточку, их с Лёней.
Странный запах ладана и миро наполнял хату.
Похоронили Галинку за счёт колхоза на хуторском кладбище, утопающем в густой зелени разросшихся клёнов, орехов и рябины.
Председатель, а затем и хуторяне сказали доброе слово о ней, что пусть земля ей будет пухом. Помянули и Лёню. Посетовали, что не довелось им пожить на белом свете, детей народить...
***
Двадцатого июня вернулся Леонид Пилипчук на хутор. К порогу пустому. К могиле жены.
Председатель был взволнован не менее остальных хуторян. В беседе с Леонидом рассказал, как было, показал похоронку.
Леонид Пилипчук долго и внимательно изучал похоронку на себя. Затем указал председателю на явные неточности: полный тёзка родился в Днепропетровске, что, видимо, не учли писари в штабе, когда писали похоронку.
Горевал Леонид по жене. Сидел в пустой хате, ни ел, ни пил. Ходил на могилу к Галинке, подолгу стоял и мысленно разговаривал с нею.
На предложение остаться в колхозе, Леонид ответил председателю, что подумает.
Спустя время, под вечер ушёл Леонид Пилипчук в Сталино (ныне Донецк). Там он трудился на шахте. Затем на заводе имени Ленина. В трамвайном парке электриком, выучился на водителя, водил трамвай.
Десять лет в ежедневных трудах пролетели быстро. Ранним весенним солнечным утром посмотрел Леонид в окно на городские улицы, на спешащих горожан, на снующие редкие машины и почувствовал необъяснимую тоску, тягу по хутору Бойково, по дому, по полям, по чистому хрустальному воздуху, по земле...
Очень не хотели отпускать Леонида Пилипчука из трамвайного парка. Очень исполнительный и добросовестный работник он был. Обещали ему на октябрьские квартиру дать. Перевести в бригадиры; дать путёвку по линии профкома в санаторий. Не соблазнился Леонид Пилипчук сладкими посулами. Написал заявление, подписал бегунок, отработал положенное время и вернулся домой.
***
Управление с хутора перенесли в село степное: колхоз рос, росли масштабы работ.
Устроился Леонид в МТС трактористом. Вот с тех пор его, ещё молодого, неизвестно почему стали звать уважительно при обращении - дядя Лёня. И младшие и старшие по возрасту - дядя Лёня и всё.
Трудился он истово. Не жалея себя. Как и воевал. Отмечали его работу, как грамотного специалиста. Но как с фронта вернулся он без единой награды, так и в мирной жизни его за трудовые подвиги обходили награды стороной. Другим, глядишь, дадут орден Трудового Красного Знамени за доблестный труд, поощрят правительственными наградами УССР и СССР; ему - грамоты и благодарственные письма. Когда его спрашивали: - Дядя Лёня, не обидно? Он делово отвечал: - Не за награды тружусь, хочу, чтобы народу нашему жилось лучше и легче.
Грамоты и письма складывал Леонид дома в фанерный чемоданчик, который держал под кроватью. Другие колхозники вешали грамоты в рамочку на стене. У дяди Лёни висела одна увеличенная совместная чёрно-белая фотография с Галинкой, где они запечатлены в свадебных нарядах.
Так и жил он. Один. Трудился. Держал небольшое хозяйство: куры-утки, пара свиней и три овцы.
Много раз пытались сосватать ему и вдовиц и разведённых. "Дядя Лёня, - укоряли его, - это не правильно - жить одному. Человек существо социальное. Не должен он жить один!" Отвечал им дядя Лёня: "Да не один я вовсе. Вон сколь вокруг меня социума!" И обводил широким жестом бескрайние поля, разделённые лесопосадками, уходящие за горизонт; показывал на птиц небесных, курей и гусей, копошащихся на подворье. И спрашивал: "Ну, разве я - один?"
После недолгих раздумий, решили хуторяне: "Однолюб Лёнька, а таким очень тяжело живётся..."
И жил дядя Лёня. И как мог, радовался жизни. Посадил новые вишенки да яблоньки, сливы да абрикосы. Выращивал картофель и бахчу небольшую держал.
Урожаи бахчевых были у него отменные. "Лёгкая рука у дяди Лёни", - констатировали хуторяне. Но им на удивление, не торговал ими в городе в Краснохолмске на рынке. Арбузы и дыни раздавал.
***
Вспоминаю себя десятилетним.
Как обычно, родители привезли к бабушке на хутор. Вечером с детворой играем на улице.
Дом дяди Лёни располагался напротив бабушкиного, по другую сторону дороги, пыльной грунтовки, почему-то обильно посыпанной крупным щебнем с Дальнего карьера. Проблему качества дороги это не решило, пыли - прибавило.
Частенько я захаживал в гости к дяде Лёне. Любил он гостей. Особенно детишек. Угощал конфетами и фруктами.
В мои посещения он угостил меня как-то вкусным густым наваристым супом. Я поинтересовался, как называется суп. Дядя Лёня усмехнулся в усы: "Понравился, внучок?" "Ага", - отвечаю. "Харчо, - ответил он, - добавить?" Я отказался, так как съел две полные тарелки. Бабушка обещала на ужин нажарить на сале картошки, её обидеть отказом не мог.
Угостил меня на прощанье конфетами и проводил до калитки. Как выше писал, он всегда угощал ребятню конфетами, может, поэтому вокруг него дети и крутились. Из любви или из корысти.
Дядя Лёня, когда гонял нас ночью с огорода, никогда не кричал, как другие, не угрожал, вот, поймаю, надеру уши, отведу к батькам. Он говорил, чтобы безбоязненно приходили днём и ели, что угодно. Хоть горошек, хоть малину... Не жалко. Самому не осилить.
Мы же, приезжие и хуторские, соглашались издали. Но наступала ночь, снова лезли тайком в огород дяди Лёни.
Конечно, сейчас, когда я повзрослел, мне задним числом стыдно за свои проказы. Но тогда руководил ребяческий азарт...
Собак дядя Лёня не держал. Было у него три кота. Огненно-рыжих. Звал он их одинаково: рудыми, рыжими, то есть.
Иногда вечером можно было услышать из его дома, окна занавешены светлыми шторами, при свете, как пел дядя Лёня:
Їхали козаки iз Дону додому,
Пiдманули Галю, забрали з собою.
Ой, ти, Галю, Галю молодая,
Пiдманули Галю, забрали з собою.
Пел он неумело, сильно фальшивил, иногда срываясь, но очень искренне и от всей души. Всегда одну и ту же песню.
В такие дни мы не лезли проказничать к нему в огород. Стояли тихонько у невысокого заборчика и слушали, раскрыв рот, песню о Гале.
***
Я повзрослел. Окончил школу. Меня призвали служить на флот. На втором году службы получил от бабушки письмо. В нём она между маленьких личных и хуторских новостей, - Лена Рябоконь, что тебе, внучок, нравилась, вышла замуж за городского и уехала жить в Киев, - она упомянула вскользь, незаметно, я сразу то и не обратил внимания, что летом, письмо получил осенью, - умер дядя Лёня.
Пришли к нему за советом из МТС, что-то там у них с техникой не заладилось, а он, дядя Лёня, одно время подрабатывал, не сидеть же дома в скуке, наставником молодёжи.
Посмотрели - дома пусто. Летняя кухня на замке. Решили, уехал. Куда? Родни-то нет! Потом обратили внимание на повторяющийся стук. Смотрят, дверца в погреб не закрыта, вот ветерок и балуется ею.
Спустились в погреб. Дядя Лёня сидит на деревянной скамеечке. В одной руке свадебный снимок, в другой - букетик ромашек...