Сегодня Велка впервые в жизни целовалась. Весь день, с утра унылый и скучный, а после полудня стремительно изменившийся, вел ее к этому.
Сетро хмурый и молчаливый более чем обычно, с утра, куда то уехал, не сказав ни слова. Она еще спала, когда он ушел. От щелчка дверного замка Велка и проснулась. Было довольно рано, в окно, задернутое шторами, сочилась зимняя темень, под одеялом тепло сонно и уютно. Вставать не хотелось, но она не жалела, что Сетро уходя, разбудил ее. Ей снился плохой сон.
Не кошмар - когда просыпаешься, вся в холодном поту, и сердце колотится испуганно и торопливо, а другой. Бывают такие сны, когда ничего плохого с тобой не происходит, никаких пугающих событий, никуда ты не падаешь, и никто за тобой не гонится, да и снится в основном нелепая какая-нибудь белиберда, без смысла и толка, но просыпаешься, и тягостное гнетущее настроение тебя долго не покидает.
Велка встала, натянула джинсы и беленький такой, легкомысленный блузончик. Умылась и позвонила портье, чтобы принесли молока на завтрак. С телефоном она уже освоилась и больше не делала таких грубых и смешных ошибок, как в первый раз, когда она приложила трубку к уху не той стороной.
Было восемь часов. Скоро уже рассветет и появится Крепс. Видеть толстого иерарха, тем более с ним разговаривать, отвечать на его вопросы, ей, ну совершенно не хотелось. С тех пор как в их маленькую компанию, змеей вполз отец Крепс, их путешествие во многом потеряло для Велки привлекательность. Иерарха она терпела, только лишь потому, что так хотел Сетро. Видимо по той же причине иерарх терпел ее.
Принесли молоко. Уже знакомый официантик из гостиничного ресторана, поставил на низкий столик поднос с хрустальным кувшином, полным теплого молока, и высоким стаканом. Официантик, которого, судя по бейджу, звали Николаем, Велке улыбнулся, подмигнул и потер большим пальцем об указательный. Она знала, что так прислуга намекает на вознаграждение, и показала ему язык. Он хохотнул, подмигнул еще раз и ушел, судя по всему довольный и собой и Велкой.
До явления Крепса оставался без малого час. Она нашла музыкальный канал и устроилась перед экраном. В правой руке теплый стакан, в левой пульт. Сонно и скучно. Так она и таращилась в телевизор, пока не опустел кувшин, а когда он опустел, появился Крепс.
В дверь громко и настойчиво постучали. Стук этот проник сквозь пелену Велкиной полудремы, растолкал даже незатейливые гармоники телемузыки, и добрался до ее сознания - важный гость, имеющий право входить и садиться без позволения хозяев. Тут же, сразу за стуком, последовал щелчок замка. Тот, кто стучал, не собирался ждать, когда ему позволят войти. Он, как и стук, этот был нагл и бесцеремонен, и другим стать уже не сможет, хоть тысячу лет проживет, и каждый день из этой тысячи лет, будут ему читать морали: как должен себя вести воспитанный человек.
Велка из-под насупленных бровей, бросила на него один короткий взгляд и снова уставилась в экран. Этот хмурый взгляд, по сути, можно было считать выражением приязни к Авлу Боличу. Шедшего за ним отца Крепса, Велка вообще игнорировала.
- Вела, у хозяина пива нигде не завалялось?- поздоровался Болич, и рыскнул к блестевшему металлом, словно рыцарский доспех, холодильнику. Чмокнула дверца, на пол, под ноги Боличу вывалился прямоугольник желтого света. Велка услышала звяк бутылочного стекла.
- Опа,- обрадовался Болич.
- Здравствуй чадо,- сказал иерарх.
Велка вытянула руку с пультом, на экране возник бегунок громкости, и стремительно пополз вправо. Номер заполнили простенькие аккорды, и голос почти раздетой беловолосой менестрельши, что извивалась в танце, под стеклом экрана.
- Эй, Вела, потише!- крикнул от холодильника Болич.- У меня пиво скиснет!
Иерарх ничего не сказал. Он шагнул к телевизору, выдернул из розетки шнур, оборвав на высокой ноте песню белоголовой развратницы. Вчера этот гад, еще не был таким умным. Он сумел доставить Велке много удовольствия, бестолково топчась у телевизора, не зная как убрать звук, и не решаясь забрать у нее пульт. Тогда ему на помощь пришел Сетро, одним строгим взглядом разрешив все вопросы. Узрев его нахмуренные брови и сжатые губы, Велка сама поспешила выключить телевизор и сесть за стол.
Сегодня, его иерархичность, подготовился. Разузнал у кого-то как пользоваться телевизором, и грубо оборвал развлечение. Велка сердито засопела, и пошевелила незаметно пальцами, прикидывая, сможет ли на остатках ночи, что еще удерживалась над городом, цепляясь за антенны и крыши домов, задать отцу Крепсу трепку, или лучше подождать другого случая. Выходило, что может получиться и так, и по-другому. Сила в ней была, но малая и нестойкая, не дающая уверенности. В любой миг исчезнет, истончится, уйдет сквозь пальцы, и останется простая беззащитная девчонка, против разозленного мужика вооруженного начатками психомагии, и подленькими ухватками, что иерархи используют в драке.
Миг Велка колебалась, потом решила, что попробовать стоит. Она подобралась и приготовилась в следующее мгновение вылететь из кресла, и разъяренной кошкой вцепиться иерарху в голову, ногами упираясь ему в грудь, проорать в лицо "гневное слово", так чтобы кровь потекла красными дорожками из ушей, а потом отскочить, оставив на щеках длинные царапины, которые будут кровоточить еще неделю, а окончательно заживут не раньше чем через пол года.
Серую хламиду иерарха, Крепс дано сменил на серенький же дешевый костюмчик, который сидел на его коренастой фигуре до слез невнятно. Непонятно было, толи он где-то короток, или узок в плечах, или линия талии занижена,... Присмотришься, все вроде бы достойно, но ощущение несоответствия, какой то неправильности, рождается при общем взгляде, и уже не покидает никогда.
А бороду Сетро все же заставил его сбрить. Заставил совсем недавно, потратив на это немало сил. Крепс теперь не походил на фанатика из религиозной секты. Теперь он стал похож на школьного учителя, влюбленного в свой предмет, и ненавидящего детей. Это противоречие, невозможная эта ситуация, когда приходится отдавать все великое и святое, своре маленьких крикливых дебилов, не способных ни понять, ни оценить величие, рождает в душе непримиримые противоречия, и ставят четкую, всякому видную печать на лицо. Такая печать без труда читалась на челе молодого отца иерарха.
Он, оказывается, и не думал почивать на лаврах, наслаждаясь своим триумфом - победой над телевизором. Как-то он почувствовал Велкино напряжение, ее готовность напасть. Видно чему-то такому их учили, там, в твердынях иерархии.
Когда ее кажущееся спокойствие готово было взорваться хаосом быстрых и опасных движений, он развернулся к ней, вытянул вперед левую руку с раскрытой ладонью, а правую, полусогнутую, поднял над головой. Присел и изготовился. Велка скрипнула от злости зубами, вдавливая их в зудящие десны. Отступать она не собиралась. Поздно было уже отступать. Она растянула губы, демонстрируя Крепсу клыки, прекрасно зная, как его выводят из себя признаки ее вампирской природы.
Глаза иерарха превратились в узкие щелочки.
- Э, эй! А ну-ка тихо!
Болич с открытой бутылкой в левой руке стоял там же у холодильника. В правой у него появился блестящий револьвер с длинным стволом. Черный зрачок дула медленно перемещался, поглядывая то Велке в лицо, то в затылок отца Крепса. Теперь понятно стало, как Сетро удалось уговорить его расстаться с любимой своей винтовкой. Он убедил стрелка поменять одну игрушку на другую, не такую заметную.
- Щас, кто первый повернется, получит пулю,- сказал Болич.- Мастер мне приказал следить, чтобы вы один другого не перегрызли. Так что я лучше вас обоих пристрелю, но вы друг до дружки даже не дотронетесь. Уж вы мне поверьте.
Ты Вела, смотри, пули у меня в серебряной оболочке, хочешь проверить - давай. А нет, так спрячь зубы. И ты, борода, остынь. Тебе и вовсе все равно, серебро у меня, или скажем, хм... свинец. Один хрен, голову расколет как арбуз.
Велка подавила вздох, и хищный ее оскал превратился в виноватую улыбку. Будоражащий запах ночи покидал ее, загоняемый куда-то в глубины подсознания, ее волей и силой профессорского амулета.
- Я просто пошутила,- сказала она.
Крепс тоже опустил руки, и даже в карманы их засунул. Вид у него сделался спокойным и не опасным, а Велка, как ни старалась, не смогла углядеть на его лице ни капли торжества, ведь как не крути, поле боя осталось за ним, ни огонька самодовольства, чтобы запомнить и после, наедине с собой, раздуть из этого огонька жгучее пламя ненависти.
Еще живо было воспоминание о том, как солдаты, по приказу такого же иерарха, крутили ей руки и обматывали голову вонючими тряпками.
- Вот и молодец,- сказал Болич.- Женщина с чувством юмора без мужа не останется. Только тебе, мужика надо искать с крепкими нервами, потому что шутки у тебя...
Оружие Болич не спрятал и, несмотря на то, что порядок был восстановлен, не счел момент подходящим, чтобы отвлечься, даже ради глотка пива.
- Садитесь теперь за стол,- сказал он.- Доставайте бумаги, карандаши, и читайте свои буквы. Как мастер велел. И зубами чтоб не скрипеть, и руками не размахивать.
Крепс устроился за низким столом, за которым удобно было пить кофе, а вот чтобы писать надо было либо сидеть на полу, либо сгибаться почти пополам. Велка села напротив, взяв с тумбочки у кровати свою тетрадку.
- Итак, чадо,- сказал отец Крепс, и перебросил ей через стол лист бумаги,- здесь я написал буквы, и не по порядку, как ты, должно быть, учила, а вперемешку. Вот ты их и прочитай теперь, как написано.
Велка взяла листок, прищурилась от старательности и начала читать:
- Жи, вэй, о, оу, ки...
Болич убрал, наконец, револьвер куда-то под куртку, и приложился к бутылке. Потом расположился в кресле, где недавно Велка готовилась к прыжку на иерарха и, слушая ее бормотание, стал наслаждаться жизнью.
- Ми, Ия, лой,- закончила Велка.
- Хорошо, исчадие,- похвалил иерарх,- мое задание ты выполнила старательно, и со тщанием.
Болич хмыкнул в своем кресле, а Велка решила не обращать внимания на шпильку иерарха. Быть выше, спокойствием и терпением показать свое превосходство. Пусть себе тешится, называет проклятой и исчадием, главное чтобы отдавал ей свои знания. Узнать врага - наполовину победить его. Сетро хочет, чтобы она училась у иерарха - она будет учиться, хотя сама и не видит смысла в заучивании этих закорючек, и многочасовом рисовании их на бумаге.
Нынче,- бубнил Крепс,- я покажу тебе как из букв складывать слова, растолкую самые простые правила, чтобы не делать ошибок. Потом мы займемся математикой, а напоследок географией. Ночью я начертал карту королевства Гобласко, где обозначил и твою деревню.
- Мастер не обещал позвонить?- спросил Болич.
Все плохое когда-нибудь кончается, равно как и хорошее. Закончился и нудный урок. Велка устала, устал мучить ее арифметикой и отец Крепс. До географии сегодня так и не добрались. Ей с трудом давалось понятие дробей, особенно то, как эти дроби связаны с делением, и почему одни называются правильными, а другие нет.
Крепс нервничал, стучал по бумаге согнутым в крючок пальцем, бегал к холодильнику, доставал оттуда бананы и резал их на множество частей. Велка злилась не меньше. В ее сознании куски фруктов никак не соотносились с числами. Но упорства отцам иерархам было не занимать, в конце концов, понятие дробей угнездилось у нее в голове.
Отец Крепс выпустил из легких вздох облегчения, и засобирался к себе. Болич тоже поднялся. Пиво он давно допил, и последний час скучал, переключая телевизор с канала на канал.
- Последние дни, он и разговаривает редко,- сказала Велка,- а уж обещать...
Болич сладко потянулся, должно быть устал давить задом мягкие подушки, и хмыкнул.
- Видать, плохи дела,- сказал сощурясь.- Ну пока, коза. Дай знать если что случиться. А объявится хозяин, будь умницей, напомни, что жалование за неделю мы еще не получили.
- Напомню,- сказала Велка.
Дверь за ними закрылась.
Для Болича, Юко и Крепса Сетро снял трехместный номер этажом ниже. Юко нашел, у кого можно поменять золото на местные бумажные деньги, и большей частью проводил время в городе. Болич же извлек из прошлого кое-какие уроки. Потрясение от потери любимого карабина, пропитого на Эспефе, оказалось сильнее страсти к крепким напиткам.
Пил он теперь редко, и только в гостиничном ресторане, несколько часов просиживая над одной единственной рюмкой. Исключение, делая только для пива, которое он хмельным вообще не считал.
Так они и жили, не слишком усердно выполняя приказ Сета, не сводить с иерарха глаз.
Тот уже почти успокоился, перестал ежесекундно ждать смерти от рук злокозненных колдунов - покровителей кровососов. В глазах его то и дело стало появляться нечто похожее на радость жизни.
Они ушли, и Велка снова заскучала. Почему-то последние слова Болича, что Сетро может быть позвонит, запали в душу, и она поймала себя на том, что ждет этого звонка, так, как будто он на самом деле обещал ей.
Кстати, у каждого из них, даже у Крепса, был маленький карманный телефончик, здесь такие звали мобильниками. Сетро купил и раздал их сразу по прибытии, чтобы никто не потерялся в огромном городе. Велке игрушка понравилась, но остальные пользовались неохотно. Она думала, что из-за того, что там не сразу поймешь, какие нужно жать кнопки.
За окном, серое и хмурое небо роняло на проспект и проносящиеся внизу машины туземцев, мелкий невесомый дождик. Оно то останавливалось, опомнившись, что в мире и так слишком много влаги, то вновь забывалось.
Тоска. Даже смотреть в телевизоре на удивительные чудеса этого мира, поначалу приводившие девочку из Сохрыни в трепет, не хотелось. Поэтому она обрадовалась, когда телефон послал в потолок номера густую серебристую трель. А вдруг это и в самом деле Сетро?
Велка подняла трубку, и старательно сказала:
- Алле.
- Вэл?- спросила трубка.
Увы, это был не Сетро. Телефон говорил с ней голосом Дэна.
- Я же просила звонить мне на трубку,- сказала Велка, почувствовав разочарование.
- Не трясись,- сказал Дэн,- я же из дома конекчусь. Халявный звонок мисс. Не у всех есть такие высоковольтные папаши.
- Проехали,- буркнула Велка.
- дело в следующем,- заторопился Дэн.- У Като родаки укатили на неделю к шведам. Она на радостях всех зовет в Свалом на тусняк. Ты как?
Она ненадолго задумалась. Идти ей не хотелось - мокро и зябко - но торчать весь день в номере не хотелось еще больше. В Сваломе она еще не бывала, но слышала о нем от новых друзей постоянно. "Вчера в Сваломе были "Головы ассистента". Я в пятницу в Сваломе завис. В Сваломе новый ди-джей, отпад". Если отбросить несущественное, можно сказать одно, в Сваломе - круто.
- Наверное,- сказала Велка.- А когда?
- Собирайся и езжай к Като,- сказал Дэн.- Народ подтянется, и пойдем.
- Ладно,- сказала она и задумалась.
Следует ли сказать Боличу? С одной стороны, Сетро этого требовал, с другой: Юко уже, наверное, тянет водку в какой-нибудь подворотне. Не разорваться же Боличу на две части. Он не может одновременно присматривать за Крепсом, и вытирать сопли ей, Велке. Пусть лучше за иерархом следит. Это важнее.
На сборы ушло совсем немного времени. Сапожки, курточка, шапку не надо, ей больше нравился аккуратный капюшон. Через четверть часа сине-желтый швейцар уже открыл для нее двери. Велка сбежала по ступенькам в невесомую морось и подняла руку. У гостиницы всегда дежурили несколько такси, в надежде понадобиться постояльцам. Отель был далеко не из последних, и таксисты ломили с клиентов неслабую монету, но Велку это не волновало. Сетро отсыпал ей на расходы столько бумажек, что на такую ерунду можно было не обращать внимания.
Сначала ее жест оставался безответным. Таксисты не спешили признавать ее - сопливую мелочь - достойным клиентом, но Велка помахала в воздухе ладошкой, и машина стоявшая первой, медленно, словно неуверенно тронулась и подкатила к крыльцу.
Девочка подумала, что водила мог бы выйти и открыть ей дверцу. Здесь это было принято - в гостинице жили люди привыкшие к лизоблюдству, но видно ее возраст все же рождал в душе таксиста сомнения, стоило ли ради нее выходить под дождь.
Она не стала проявлять характер. Открыла дверцу и уселась рядом с водителем.
- Куда едем?- спросил крепкий и слегка небритый мужчина.
- На Красную,- сказала Велка, затягивая себя ремнем.
- Деньги, то есть, барышня?- спросил водитель и включил счетчик.- Или на папин счет записать?
- Есть,- сказала Велка.
Она достала из кармана несколько сложенных пополам бумажек, пошуршала ими в воздухе и снова спрятала.
Водитель хмыкнул и улыбнулся. Машина выкатила на проспект и вступила в борьбу за место на полосе.
- Ты не сердись,- сказал таксист,- бывали у меня случаи... Недавно. Пацаненок, лет пятнадцать, садится ко мне. Запишите, говорит, на отцовский счет. Номер назвал, фамилию. Коля мне кивнул, что все в порядке, солидный клиент. Коля это швейцар. Я пацана отвез, привез, все чином. К бате за деньгами иду, он то ли атташе, то ли просто буржуй, а тот в крик. Не только деньги зажал, а еще в суд грозился, что я, значит, несовершеннолетнего повез куда-то, без родителей. Еле отбрехался от козла этого. Теперь, видишь, ученый.
- Жадный,- сказала Велка.- всегда так, чем богаче, тем жадней.
Водитель улыбнулся, довольный, что пассажирка поддержала разговор.
- Сама то не из таких?- спросил он.- Пролетарии в "Паласе" не живут.
Слово пролетарии, Велке было незнакомо, и она дернула плечами. Хороший ответ, если не знаешь что сказать. Неопределенный и многозначительный одновременно. Для себя же, она решила запомнить и спросить потом у Крепса, надеясь, что и многомудрый иерарх встанет в тупик.
- Ну ты, положим еще не ожлобилась...- водитель замолк, штурмуя трудный перекресток.- Ну что делает, гад! На похороны торопится,- обронил он в адрес обогнавшего их на повороте черно-блестящего автомобиля.- Ты молодая, не успела еще. А вот был у меня дружок, вместе в школе еще учились, Витька. Теперь он высоко залез. В каком-то комитете по природопользованию, или еще как-то, короче не знаю я этих дел. Мы с ним теперь если встречаемся случайно, старики то его рядом с моими живут - соседи - кивнет мне издалека, будто знакомую вошь на расческе увидал. Брезгливо так, с гримасской. Нет, я все понимаю. Он там, я тут, разговаривать нам с ним по большому счету не о чем. Ему о моих делах слушать не интересно, мне ихнее кубло тоже по барабану... Но хоть руку протянуть тому с кем вместе физику прогуливал и девчонкам кнопки на стулья подкладывал, можно? Или он думает, что я сразу у него денег начну просить, или на должность примазываться? А? Как считаешь? Сама то откуда приехала? Из Москвы?
- Нет,- сказала Велка,- из далека.
- Из-за бугра? По-русски ты хорошо шпаришь.
Велка не стала ему объяснять, что говорит она на родном гобла-с-со, причем на южном диалекте, а маленькое, подвешенное в непонятном для нее астрале, а может в эфире, заклинание трудится вовсю, переводя ее слова в доступную для таксиста форму.
- Батя то у тебя кто? Дипломат?
- Батя?- отца она помнила смутно. Ей казалось, что был он молчалив и угрюм. Она даже не помнила его голос. Вспоминались серые глаза, и тяжелая рука, гладящая ее по голове, когда сенешаль уводил отца вместе с другими мужиками, по пыльной дороге на войну. Таксист, конечно, не его имел в виду, задавая свой вопрос.
- Он у меня экспедитор,- сказала Велка.
- Гляди кА, таксист покачал головой,- не думал, что на этом можно такую деньгу забивать. Хотя, если на большую фирму ишачить...
- Он не ишачит, сказала она,- он ходит в экспедиции.
- Ааа... Ну так это другое дело. Это не экспедитор называется, а как там... Геолог да? Нефть ищет?
Машина уже свернула с проспекта на Красную, и Велка решила на вопрос не отвечать. Не объяснять же ему, то, что сама она понимала с трудом. Что Сетро ищет не нефть, а какое то место, куда в конечном итоге стекаются все тропинки пути миров. Что деньги он зарабатывает, добывая для желающих броневой лед, перья фениксов, и кости единорогов.
Она взглянула на счетчик и достала из кармана деньги.
- Здесь остановите,- сказала она, отсчитывая бумажки
- Как скажешь,- сказал таксист.- Подождать тебя не надо? Или вот,- он протянул ей визитку,- звони, если надо будет.
- Спасибо,- сказала Велка. Она вышла из машины, и перебежала через дорогу, к Катькиному дому.
Дверь ей открыл Ларик - высокий и тощий, весь в джинсе субъект, со свежим малиновым прыщем посреди лба - Катькин младший брат.
- О, Вэл притопала!- крикнул он.
- Хаюшки,- бросила она недавно освоенное приветствие.
- Заходь,- пригласил Ларик.
Из гостиной доносились голоса и музыка. Кто-то еще, бренчал посудой на кухне. Пока Велка вешала куртку и стягивала сапожки, она сумела определить по голосам Дэна, естественно Като, Элла, Чуню, Бланку и Санчо. Получалось, что ждали только ее и Костика.
Она прошла в комнату, и с этого момента день стал стремительно меняться в лучшую сторону.
Санчо, увидев ее, тут же выскочил из кресла, уступив ей место, а сам устроился на подоконнике. Народ, сидя в свободных позах, лениво трепался, пил из бутылок пиво, и слушал музыку. Велка упала в кресло, и ей передали открытую бутылку.
- Батон смотрит на это дело, пыхтит, и мне: Попов, говорит, в твои годы учился на одни пятерки. Я ему, а в твои он уже давно изобрел радио,- сказал Дэн.
Эл заржал, и едва не захлебнулся пивом. Остальные заулыбались.
Потом Като начала долго и скучно рассказывать, как провожала родителей в аэропорт. При этом она в голос возмущалась их занудством и страдальчески закатывала глаза, повествуя о множестве наставлений, которые папик и мамик обрушили на ее несчастную голову.
Велка скоро перестала ее слушать, и переключилась на музыку, потихоньку прихлебывая пива. Оно ей было ненужно. Санчо, покачивая ногой, улыбался ей с подоконника. Она ему тоже улыбнулась.
Примерно через час появился Костик. В их компании он выделялся белой вороной. О! Костику уже была протоптана дорога в МГУ, а то и в Гарвард. О своем будущем, он говорил всегда солидно и туманно, и так, что все понимали - будущее это не может не быть блестящим.
Аккуратная прическа - волосок к волоску, строгий и элегантный костюм с безупречным галстуком - словно вторая кожа, взгляд холодный и блестящий, как льды Монблана. Сегодня в Сваломе, он если и будет танцевать, то с таким видом, будто снисходит к окружающим и их пошлым развлечениям с сияющего Олимпа. Девчонки станут бросать на него любопытные взгляды, а парни прикидывать, можно ли подрехтовать эту лощеную физиономию, или это сынок олигарха, и неподалеку толкутся плечистые бодигарды.
Като морщила носик, и называла Костика занудой, но это лишь потому, что он больше смотрел в сторону Бланки. Велке смотреть на Костика было приятно, и она подумывала, как бы узнать, не любовь ли это. Санчо мрачнел, когда ловил ее взгляды на кандидата в Гарвард. Замыкался и начинал рассказывать пошлые анекдоты.
переглядываясь, перешептываясь, они покинули яркий пятачок у входа перед львами. Музыка ухала все тише, постепенно затихали голоса, и громкий смех тех, кто вышел из зала покурить, но скоро собирался вернуться в колыхание света, под атаку неутомимых децибел. Так же медленно как эти звуки отступало возбуждение, весь вечер добавлявшее крупной дрожи в ее кровь. Вместо него оставалось ощущение праздника, причем еще не закончившегося, и необоримое желание смеяться. Она и смеялась.
Смеялась, когда Костик рассказывал анекдоты, даже если они были не смешными, смеялась над его шутками, правду говоря, немного плоскими, даже над обычными, без тени юмора, словами, Велка подхихикивала. Костик такую реакцию одобрял, он приобнял Велку за плечи, якобы спасая от ночного холода, и говорил не переставая, боясь лишь одного, что запас его красноречия неожиданно иссякнет. С самого начала он выбрал с Велкой не ту тактику. И даже не то чтобы не ту, просто не слишком для него привычную, не доработанную. У него лучше получалось суровое и значительное молчание, хмурые кивки и односложные реплики. Так он привык, и так ему было легче. В случае с Велкой, однако, эта тактика давала осечку. Костик видел, что девочка им заинтересована, и не понимал, почему она не подходит к нему, не зовет танцевать, не пытается заговорить. Чтобы не мямлить, с каждым словом опускаясь в Велкиных глазах ниже плинтуса, он, наконец, решился перейти Рубикон, сжечь мосты, и разрубить узлы. Незаметно оглядевшись, нет ли поблизости нескромных, или просто лишних глаз, он остановился, руку лежавшую на Велкином плече переместил вниз, на талию, утрамбовал обратно подскочившее к самому горлу сердце, для максимального сближения совершил к ней маленький шажок и, знай наших, решительно, хотя и торопливо поцеловал девушку в губы.
- Знаешь,- хрипло сказала Велка,- меня еще никто не целовал.
Это было чистой правдой. Тот молодчик, которому она оторвала голову в Гуленском трактире, даже приблизиться к ней со своими слюнявыми лобзаниями не успел. Костик не зная, что ответить на это признание, которое девушки делают довольно часто, еще раз ее поцеловал, на этот раз не торопясь, обстоятельно, но все равно, нервничая. Кто их знает, этих женщин? Раз позволила, а на второй может опомниться и по роже дать.
Велка чувствуя на губах влажные губы Костика, тоже старалась унять бешено колотящиеся сердце. Ей было приятно и страшно. Приятно потому что Костик был так близко, живой и теплый, касался ее руками, а страшно, потому что вокруг нее сгущался багрового цвета туман, звон капельки воды сорвавшийся с ветки куста повторялся в ушах многократным эхо, и невыносимо, невыносимо, невыносимо зудели десны.
Она не верила, ведь так не должно быть. На ней же амулет Профессора. Проверено, золотистый кругляшок с загадочным рисунком до сих пор защищал ее от ночного безумия. И тут она, холодея, вспомнила, что амулета на ней нет. Она сняла его сегодня утром, когда умывалась, и одеть забыла. Он и сейчас висит там, на зеркале в туалетной, спасительный и бесполезный.
Костик опять целовал ее, гордый собой и окрыленный ее покорностью, не зная, что жить ему осталось считанные секунды, а в ее сознании, в той части, что пока оставалась свободной от багрового тумана, не осталось уже ничего кроме колючего ужаса от близкой уже потери себя. Скоро не останется ничего, кроме сосущей жажды, и красивый Костик умрет. Вот уже и запахи полились в ноздри, такие, каких не бывает днем. Вон там, на крыше пятиэтажки занимаются сейчас любовью кошки, а на этом месте, где они целуются, сегодня днем мальчик лет пяти порезал палец стеклом. Вон он тот осколок, поблескивает на мокром асфальте.
- Отстань,- прохрипела Велка, отстраняясь от Костиных губ. ''Бишка, братик, помоги''.
- Чего ту Вэл?- удивился Костик.
Он понять не мог, что произошло. Только что все было так замечательно... Он сделал неуверенную попытку снова привлечь Велку к себе, но из этого вышел один сплошной конфуз. Она его толкнула, да так неожиданно сильно, что он не удержался на ногах, и позорно плюхнулся задом прямо в лужу, безнадежно испортив брюки, между прочим - чистая шерсть. Было больно, мокро, холодно, и обидно.
- С ума сошла,- возмутился он.- Не хочешь - так и скажи...
И осекся. Потому что Велка была совсем на себя непохожа.
Ее волосы растрепались и торчали лохмами, черты лица заострились, появились неприятные такие тени на щеках и под глазами, а сами глаза, показалось или нет, поблескивают красным. Костика пробрал озноб. И не потому, что задница мокрая. От страха. Потому что ему почудилось, что Велкины губы, которые он с упоением только что целовал, оттопыриваются длиннющими клыками.
- Беги, придурок,- каркнула Велка.- Живо, идиот.
он бы и убежал, и даже потом, придя в себя, не посчитал бы это зазорным, да только ничего у него не получалось. Он только бестолково заелозил в луже ногами, а встать на них, никак не выходило.
Тогда Велка побежала сама. Только что она стояла, пригнувшись над Костиком, а вот он уже видит ее со спины, удаляющуюся длинными прыжками. Без видимого усилия она взвилась над решеткой ограждающей проезжую часть, причем с метровым запасом, пронеслась через улицу, призрак в свете фонарей, и исчезла на той стороне в густой тени. Костик так и остался сидеть в луже, пока холод не привел его в чувство.
Велка влетела в темный двор, прошмыгнув между двух почти сросшимися углами домов, пересекла его наискось, серой стремительной тенью. Если кто и смотрел сейчас во двор из окон освещенных квартир, врядли он сумел бы что-нибудь рассмотреть. А если бы и сумел, ни за что не распознал бы в этом промелькнувшем по двору снаряде девочку подростка. Скорее всего, этот наблюдатель посчитал ее пригрезившимся миражом, игрой света из окон и тени от скребущих крыши туч.
Велка не знала, куда бежит. Она и не думала об этом. Подальше бы и побыстрее. Стремительный бег на пределе, рвущий мышцы, поток холодного воздуха, врывающийся в грудь, облизывающий лицо мокрым языком дождя, позволяли ей избегать мыслей, отодвигали в сторону запретные мотивации, окрашенные красным цветом. Пока бежишь вот так, удается не думать о Костике, и о тех, кто медленно шевелится, спрятавшись за этими стенами из бетона, в освещенных квадратах своих квартир. Они ленивы и спокойны, и чувствуют себя в безопасности. На деле же они так доступны для нее. Их запах сочится со всех сторон, будоражит и манит. Значит, и бежать надо подальше от них. Туда где меньше домов, меньше квартир, меньше людей. Где соблазн, которому уже нет сил противостоять, безумным хоралом не втекает вместе с ветром в чуткие ноздри.
Трое забулдыг, разливающих под козырьком парадного вонючую водку по пластиковым стаканам, проводили удивленными взглядами маленький вихрь в распахнувшейся курточке. На них легко было не обращать внимания, с той стороны разило тошнотным запахом дерьмового алкоголя. Болич, при всей его любви к крепкому вину, никогда бы не унизился - взять в рот подобную жидкость.
Велка пронеслась по диагонали через два квартала, как близнецы похожих друг на друга одинаковыми девятиэтажками и планировкой узких дворов - щелей, сейчас заставленных рядами безжизненных автомобилей. Через некоторые машины, мешавшие ей на пути, она с разбегу перепрыгивала. И хорошо еще, что на небе за темными тучами не видно было луны. Это ночное светило действовало на нее провокационно.
Она бежала в ту сторону, откуда тянуло понизу чистым ночным ветерком, не тем вихрем слева, что тянул за собой шлейф из запахов бензина, горячих моторов, жилья, и аппетитной плоти, а другим, что нес запах мокрой земли, медленно текущей воды с нечистотами, крыс, и старого мусора. Тут за последней линией домов, и широкой лентой шоссе, раскинулся пустырь, с грязным ручьем, и кем-то оставленными кучками мусора. Обычные для этих странных мест последствия отдыха горожан. Обрывки бумаги, пустые бутылки, грязная одноразовая посуда.
Тут было гораздо легче, человеком пахло, но запах этот был смазан, смешан с другими, спокойными, растворялся в них, и не довлел над всем миром. Здесь Велка перешла на шаг, дыша ровно и спокойно, словно не пронеслась опрометью несколько километров. Шагом быстрым, но спокойным она направилась к ручью, тревожа ногами безжизненную прошлогоднюю траву, и села на берегу прямо на землю, не боясь запачкать одежду. Такие мелочи ее сейчас не занимали. Она пришла сюда дышать. У самого ручья воздух пах ничем. Ничего в нем не было кроме запаха воды да тины, да канализации, которые никаких запретных мыслей у девочки не вызывали.
Велка сидела и дышала, глубоко втягивая в себя холодный воздух и выпуская его сквозь сжатые зубы. Иногда она зачерпывала ладонью из ручья воду, и плескала себе в лицо. Это помогало. Ей казалось, что это помогает. Багровый туман, не редел, нет, но отступал, оседал вниз, укладывался пластами где-то на дне подсознания. Если нужно, она готова была просидеть здесь всю ночь, пока утро не выгонит его из головы окончательно.
Пришла даже горделивая мысль, что никогда прежде ей не удавалось так долго противостоять ночному голоду без Профессорского амулета. Было чем хвастаться, может быть пройдет немного времени, и даже амулет станет ей не нужен. Она сама сможет справляться с этими приступами. Чем хвастаться было, но не было кому. Всего-то четыре человека могли оценить ее подвиг. Об отце Крепсе нечего и говорить, он ее ненавидит, и любой ее промах иерарха только порадует. Болич, наверное, с задумчивым лицом погладит свой револьвер, и ни слова не скажет - пойди догадайся, о чем думает этот стрелок. Сетро устроит грандиозную выволочку за забывчивость. Месяц потом будет смотреть так, что и захочешь, а ни о чем кроме проклятого амулета думать не сможешь. Бишка, тот бы оценил, но он далеко. Так далеко, что не дойти до него не добраться, хоть целый год проведи в дороге, хоть лети к нему на самолете, что полосуют белыми следами здешние небеса.
И тут все хорошее кончилось. Словно дым растаяли приятные мысли, разлетелись как пушинки одуванчиков. Всколыхнулось тяжкое багровое болото, заклубилось и поплыло, вспухая пузырями, грозя в любой миг захлестнуть с головой. Велка даже не сразу поняла, что тому причиной. Ведь все только что пошло на лад. Потом дошло.
Причина та же. Влекущий запах двуногого прямоходящего. Он налетал откуда-то из-за спины, тоже был густо сдобрен дрянным алкоголем, быстро приближался, и вызывал мучительные спазмы в животе и груди. У Велки снова зачесались десны, она почувствовала, как клыки раздвигают губы.
Запах накатывал все сильнее, человек приближался. Девочка из последних сил держалась. Может быть, человек пройдет мимо. Запах потускнеет и уйдет, и тогда, возможно ей удастся вернуть хоть толику душевного равновесия.
Человек не уходил. Напротив он приближался. Запах становился все сильнее, резче. Он остановился совсем рядом, за спиной, теплый, вкусный.
Больше не могу, подумала на последок Велка и с головой нырнула в багровый туман. Все стало сразу тепло и просто.
- Че пила,- спросил ее хриплый срывающийся голос.
Медленно она повернула голову. Будь человек не так пьян, у него бы уже нашелся повод, чтобы насторожиться. Девочка оглянулась не так, как может это сделать обычный человек. У него, у обычного, голова от положения прямо, поворачивается градусов примерно на девяносто. Если нужно больше, приходится задействовать корпус, плечи и поясницу. Велка же, оставаясь неподвижней сфинкса, умудрилась развернуть голову через левое плечо, градусов на сто тридцать, и увидеть позади мужчину лет двадцати семи, с мутными глазами, темным остроносым лицом, высокой плечистой фигурой, затянутой в потертую кожаную куртку. В левой руке он держал полупустую, судя по запаху, бутылку пива. Из этой бутылки он сделал длинный глоток, и сказал:
- Че пила, спрашиваю, кошелка?
Велка не ответила. Она тянула время, длила сладкое предвкушение. Должно было пройти еще несколько секунд, чтобы момент наслаждения оказался полным. Так гурман медлит, прежде чем подцепить на вилку кусочек сочного жаркого.
Видимо у ее визави со временем было гораздо хуже. Выдержать должную паузу он ей не дал. Крепко схватил свободной правой рукой за капюшон и рванул на себя. Будь на месте Велки обычная девчонка, задержавшаяся допоздна в клубе, горло ей перехватило бы не хуже чем гарротой. Но Велке на такие мелочи было наплевать.
Детина не успел даже удивиться, тому, что при его то силе не получилось повалить хлипкую девку на спину. Он еще шипел ей по инерции:
- Не дергайся, сука, придушу.
А девочки перед ним уже не было.
Руку, которой он крепко держал жертву за шиворот, вдруг повело куда-то в сторону, он взвизгнул от резкой боли в кисти, потерял равновесие, и чуть было не упал, но кто-то его поддержал сзади. К его спине прижалось худенькое тело, а тонкая рука обхватила поперек груди, да так, что он со своими любовно прокаченными бицепсами, никак не мог из этого захвата вывернуться.
Потом ему на макушку, молниеносно сдернув с нее шапку ''пидорку'', легла узкая прохладная ладошка, и даже не замечая сопротивления, наклонила его голову на бок. Тут бы и окончилась его бестолковая жизнь, но судьба подарила ему еще несколько мгновений. Впрочем, и ими он не сумел толком воспользоваться. За эти бесценные, подаренные ему судьбой секунды, он сумел только произнести одно короткое грязное слово.
-Я много в жизни потерял, из-за того, что ростом мал,- хрипло произнесла Велка.
С ее маленьким росточком, ей никак было не дотянуться до пахнущей потом и салом шей жертвы. Пришлось пригнуть его назад. Это было совсем не трудно - ноги парня уже не держали. Велка еще немного повернула стремительно обмякающее тело на бок, чтоб совсем было удобно, и, лелея в груди горячий комок предвкушения, собралась впиться в эту грязную шею.
- Привет, мал-лышка,- остановил ее негромкий мелодичный голосок.
Велка замерла. Это нелегко ей далось. С клыками то, уже коснувшимися тонкой кожи, под которой течет божественная влага...
Медленно она оглянулась, продолжая крепко держать добычу перед собой - та беспомощно трепыхалась. Как же так вышло, что она ничего не учуяла? Что за день такой сегодня - все к ней подкрадываются сзади.
у нее за спиной, и чуть левее, у куста, под которым часто отмечаются собаки, а иногда и люди, стояла, улыбаясь, женщина.
- Ты удачлива, мал-лышка,- сказала женщина, растягивая букву ''л'', перекатывая ее на языке.- Я выслеживала его целый час, а достался он тебе.
Она была стройной и невысокой, с короткими соломенно-желтыми волосами. Тонкие бледные губы едва обозначали улыбку, а вот щелки глаз улыбку не обозначали, они откровенно смеялись. Она, явно не по погоде была одета в легкий голубой плащ с легкомысленно развязанным пояском. От нее совершенно не пахло человеком.
- Уступишь мне первый глоток?- Спросила она.- Он твой, но должна же я наградить себя за потерянное время.
В три легких шага женщина приблизилась вплотную к Велке, человек в ее руках слабо трепыхнулся, и сказал свое последнее слово.
- Бля...
Вслед за этим Велка услышала песню. Ох, какая это была песня. По сравнению с ней, Велкины потуги в этой области выглядели, писклявым младенческим ''дай'', рядом с могучим хоралом.
Клиент в ее руках обмяк, она едва успела удержать его от падения, потом пришел в себя, но уже не дрожал, и не трепыхался.
- Гыыы...- выдавил он, счастливый.
Женщина, улыбаясь, повернула его голову так, чтобы было удобно ей, и прижалась ртом к его шее. Все это время, короткое для человека, но долгое для вампира, Велка стояла, оцепенев, поддерживая, несостоявшегося насильника, чтобы не упал, хотя в этом и не было никакой нужды. После такой песни, он сам стоял бы смирно, до тех пор, пока держали ноги.
Она пила совсем не долго. Струйка крови, сочась из-под ее губ, стекая к ключице, еще не достигла воротника серого свитера, как она облизнула ставшие ярко алыми губы, и повернула к Велке лицо.
- Спасибо,- сказала она.- Теперь ты. Приятного аппетита,- и засмеялась.
- Спасибо,- сказала Велка, и вцепилась в добычу с другой стороны.
Они выпили его на пару, передавая друг другу, как солдаты на привале самокрутку. Потом незнакомка достала тонкую длинную сигарету, и закурила, звонко щелкнув зажигалкой, пачкая красным белый фильтр. Человек темной грудой лежал у ее ног.
- Как тебя зовут, мал-лышка?- спросила она.
- Велианора,- Велка почему-то назвалась полным именем, хотя и не любила его.
- Я Кама,- сказала женщина.- Не путать с притоком Волги,- и хохотнула.
Велка пожала плечами. Ни о Каме ни о Волге она прежде не слышала.
- Откуда ты, мал-лышка Велианора, нас здесь мало, я думала, что знаю всех?
- Из далека,- сказала Велка,- я путешествую. Можно и мне?
- Сигарету? Пожалуйста. Нам глупо бояться испортить легкие,- она хохотнула.
Велка взяла у нее сигарету - рука у Камы была узкая и гладкая, словно из мрамора, и прикурила от поднесенного огонька.
Она уже пробовала курить. Случайно сойдясь с Элом и компанией, где курили все, девчонки от случая к случаю, парни серьезно и самозабвенно, она не стала отказываться, когда Санчо предложил ей сигарету. Но тот опыт окончился конфузом. Она позорно закашлялась, едва попытавшись по взрослому затянуться, покраснела, и потом долго кружилась голова.
Сейчас все вышло по-другому. Легкая дамская сигарета почти не раздражала горло, теплый дым оставлял во рту привкус мяты, и голова совсем не кружилась. Может причиной тому, была ночная Велкина ипостась?
- Ты сыта, мал-лышка?- спросила Кама.- Поросенок был большой, немного, правда, испорчен, нездоровым образом жизни, но совсем не дурен. Ты согласна? Почти домашний, не то что эти бомжи.
Велка ей кивнула, хотя о том каковы на вкус бомжи, понятия не имела.
- Если тебе мало, можем поискать еще кого-нибудь, но я предлагаю завершить вечер в уютном ресторанчике, за бокалом глинтвейна. Ты любишь глинтвейн, мал-лышка?
- Люблю,- сказала Велка.
Что делать? Признаваться этой красивой даме, что она не знает о чем идет речь, Велке казалось невозможным. Она уже не раз сталкивалась с тем, что если переспрашивать все что непонятно, любая беседа превращается в вечер вопросов и ответов. Логемы далеко не все могли объяснить. Не разговор, а сплошные "почему". Это если забыть о том, что в глазах Камы будешь выглядеть дурочкой из глухомани.
- Значит ре-ше-но,- сказала Кама.- Я знаю отличное местечко. Там тихо, хороший глинтвейн, и там знают мои привычки. Тебе, я уверена, понравится. Идем?
- Идем,- сказала Велка.
Они пошли прочь с пустыря, перепрыгивая широкие лужи, за спиной у них осталось мертвое тело, скоро его накрыло пеленой мокрого снега наступавшего на город с запада.
- Я так рада, что тебя встретила,- сказала Кама, когда позади осталась грязь пустыря, и под ноги легла серая лента асфальта,- Так приятно поговорить со свежим человеком. У нас тут мало развлечений. После удачной охоты бывает так хочется общения, и вдруг ты обнаруживаешь, что поговорить не о чем. Всех друзей ты знаешь много лет, знаешь чем они живут, их планы, мечты, даже как у кого ноют кости от сырой погоды, и становится грустно. Ты мой подарок судьбы, малышка. И не возражай, сегодня ты моя гостья. Мы с тобой сегодня славно погуляем.
- Вы хорошо поете,- сказала Велка, чтобы сделать комплимент.
Кама улыбнулась, похоже, улыбка вообще не сходила с ее лица.
- Спасибо,- сказала она,- ничего особенного, на самом деле. Нужно просто знать, для кого поешь, как, и что. Это не талант, а всего лишь опыт. Со временем ты сможешь петь гораздо лучше. Вот слышала бы ты Эрла. Что касается песен, он настоящий мастер... Надо кстати вас познакомить, хотя во всем остальном Эрл зануда. Не знаю, кем он себя считает, бароном в изгнании, или оперной звездой. Я уже чувствую, что у твоего покровителя способности гораздо выше, а значит и у тебя. Ты мне потом расскажешь кто он? Я любопытна как кошка. Может быть я его знаю? Впрочем, нет, не говори. А то получится, что я выпытываю. Может потом, если сама захочешь.
рука об руку, оживленно болтая, как старые подруги, они вышли на проспект. На взмах руки Камы, к тротуару тут же прижалась роскошная серебристая машина. Она помчала их по сверкающим улицам, и высадила в чистом переулке, у невысокого крыльца с ссимпатичными фонариками, освещающими вывеску: "приют".
Велка полезла, было в карман, расплатиться с водителем, но Кама остановила ее небрежным жестом. Водитель ждал, полуобернувшись назад. Кама наклонилась к нему, и пропела всего-то несколько фраз, почти шепотом. Водитель встрепенулся, побледнел усатым лицом, дернул ручку, так что едва не вырвал ее из дверцы, выскочил наружу и распахнул заднюю дверцу, согнув поясницу в лакейском поклоне.
Велка завистливо вздохнула, ей о подобном мастерстве оставалось лишь мечтать. Она могла своей песней обездвижить человека, погрузить в крепкий сон, напугать наконец, до сердечного спазма но она и подумать прежде не могла, что с помощью песни можно заставить кого-то выполнять осмысленные действия. Должно быть это уже высшее проявление способности вампира. Как же здорово будет этому научиться.
Велка представила отца Крепса чистящего ей сапожки, а может быть и вылизывающего их языком, и едва скрыла на лице восторг от такой перспективы.
- Идем,- сказала Кама.
Велка выбралась из машины. Водитель трусцой, при этом стараясь держать спину согнутой, забежал вперед, распахнул перед ними дверь кафе, нежно звякнувшую колокольчиками, и так и замер в поклоне.
Кама пропустила Велку вперед, а не смеющему оторвать глаз от пола водителю протянула руку, мурлыкнув еще одну необыкновенную ноту. Мужчина склонился еще ниже, и восторженно щекотнул ее кисть усами. Кажется он так и остался стоять у двери, Велка не слышала, чтобы Кама его отпустила.
Внутри было сухо, тепло, под ноги лег пушистый ковер, на полу и стенах медленно танцевали невесть откуда взявшиеся цветные зайчики. Полутьма и тихая музыка.
К Каме тут же подлетел хорошо одетый господин, в очках и галстуке-бабочке.
- Рад снова вас видеть, великолепная,- он принял у нее плащ.- Ваше место свободно.
двое молодых людей торопливо меняли скатерть на столике в углу, рядом с живописной горкой из камней, на которой росли миниатюрные деревья, и журчал ручеек. Белую скатерть, официанты поменяли на бордовую, молодая девушка, появившись откуда-то сбоку поставила на стол вазочку с красными маками и бронзовый подсвечник.
- ю если бы мое место было занято?- спросила Кама.
- Я убедил бы гостей освободить его для вас.
Кама улыбнулась, она услышала ответ которого ждала.
- Я сегодня с подругой, Мишель,- сказала она,- люби ее как меня.
- К сожалению это невозможно, прекраснейшая,- сказал подлиза Мишель,- но все уважение и почет, какое мы можем оказать, разумеется будут оказаны молодой леди.
- Ты льстец, Мишель,- сказала Кама.
- Я искренен,- сказал очкарик.
один из молодых людей взял у Велки курточку, а Мишель проводил их к столу, где уже горели розовые свечи, а из маленькой серебристой курильницы тянулся вверх легкий дымок с терпким приятным ароматом.
- Верди, Мишель,- сказала Кама,- Верди, глинтвейн, и сердечки. И икру.
- Сию минуту, великолепная,- сказал Мишель и удалился.
- Я чувствую себя прям графиней,- сказала Велка.
- они такие забавные, правда, когда стремятся угодить. При этом у Мишеля трясутся от страха коленки - я чувствую как пахнет его пот.
- Я заметила,- сказала Велка.
- Я нарочно отвадила от этого места всех наших,- сказала Кама.- Не люблю делить внимание. Здесь только я королева.
- ю много их... Ну наших?- спросила Велка.- Можно я тебе признаюсь? Я больше ни с кем не знакома из... Ну из наших. Так вышло...
- Не надо, не надо,- запротестовала Кама,- я все понимаю. Твой покровитель не одобряет такие знакомства. Ситуация известная. К сожалению. Но я то другое дело, я правда рада тебя встретить.
появился официант с двумя высокими стаканами.
- Глинтвейнчик, чудненько,- сказала Кама.- Наших в городе примерно человек пятьдесят, и это много, даже для такого города. Зоны влияния, понимаешь? охотничьи территории. Если количество жертв возрастет, мы станем заметны. На конвенте сначала остановились на тридцати, даже тридцать пять город прокормил бы без труда, но наши слабости... У кого-то есть симпатии, кто-то подключил друзей, или даже родственников, наконец СюМ, не привык обходиться без эскорта в полдюжины рыцарей. Так число тридцать распухло до пятидесяти. А скорее и еще больше, понимаешь, за счет нелегалов. Теперь у нас введены санкции за самовольное обращение. Вот так. Если захочешь сделать какого-нибудь мальчика лордом, надо будет спрашивать разрешение конвента. Конечно это неприятно, но что делать - оправдано. Уже были случаи конфликтов из-за территории. А все потому,- она раздраженно пошевелила пальцами, потом закурила,- что некоторые идиоты... почти все идиоты, не могут сдержать своих инстинктов. Доберутся до влаги и высасывают поросеночка досуха. На улице свежий труп, у ментов свежее дело. Начинается шум. Ничего страшного, конечно, если не злоупотреблять. Но кое-кто ведь у нас хочет жрать каждую ночь. А убирать за собой ему лень. Вот и ходит этот кое-кто на чужие угодья, и пакостит там. Зато в его районе никакого ажиотажа. Очень мило, верно?
- Но ведь правда,- сказала Велка. она отпила из стакана - напиток приятно обжигал горло,- каждую ночь хочется есть. Сегодня я пыталась сдержаться, и у меня ничего не вышло. То есть сначала получалось, я даже убежала от одного знакомого парня, но тот второй меня сам нашел, и я уже ничего не могла поделать.
Кама засмеялась и накрыла Велкину кисть своей ладонью.
- Ты прелесть, малышка,- сказала она.- Конечно питаться надо регулярно. Но зачем же резать корову, когда можно ее доить. Сегодняшний случай не в счет. Так варварски я поступаю раз в пол года. Обычно я снимаю шлюшку или двух, или нахожу красивого мальчика, и везу к себе. Усыпляю, и беру понемножку. Утром они просыпаются и ничегошеньки не помнят. Бледненькие, миленькие, головка у них кружиться, шейка болит, но они думают, что это от страстных поцелуев, и жалеют бедняжки, что так много выпили и не помнят такой фантастической ночи любви. Ты не поверишь, некоторые оставляют телефон, чтобы прийти опять. Ну а некоторых я заставляю все забыть. И все довольны.
- да, я раньше так делала,- сказала Велка,- только у меня был всего один...- она замялась, сказать ли про брата. Даже сейчас ночью, она не могла назвать Бишку едой.
- Донор,- подсказала Кама.
- да, и мне не хватало.
- Бедная малышка. В этом городе у тебя не будет недостатка в пище. Твой покровитель держал тебя в черном теле. Но молчу, молчу. У него наверное были причины. Ты надолго здесь задержишься?
- Не знаю,- сказала Велка,- это зависит от... ну в общем от моего покровителя. Может несколько дней.
- Я понимаю,- сказала Кама,- у Старших свои дела, совсем другие заботы. Не для меня. Но сколько бы ни было у тебя времени, я буду рада стать твоим гидом. У нас тут есть на что посмотреть. Согласна?
- Конечно,- сказала Велка,- спасибо.
К ним приблизился Мишель.
- простите за назойливость, прекрасные дамы,- сказал он,- сердечки будут готовы через три минуты. А вас, прекраснейшая,- томный взгляд на Каму,- просит к телефону некий господин.
- Это интересно,- сказала Кама,- давай.
Мишель достал из кармана, и вложил ей руку телефонную трубку.
- да,- сказала она.
Голос в трубке звучал довольно громко, и можно было расслышать каждое слово, а благодаря ночному слуху, Велке даже не приходилось напрягаться.
- приветствую, хозяйка всех рек.
- люпус?- Кама округлила глаза.
- Я, недостойный. Стою у дверей твоей берлоги, в терзаниях и сомнениях. Разреши мне войти, и разделить твое одиночество.
- Ты здесь, у "приюта"?
- о чем я и говорю, непонятливейшая из владычиц сердец. Так можно мне войти? Ты не кинешься выцарапывать мои печальные глаза?
- Болтун,- сказала Кама,- конечно заходи. У меня есть для тебя сюрприз.
- Иду,- и трубка загудела.
- Удача,- сказала Кама,- возвращая телефон Мишелю.- Сейчас я познакомлю тебя с люпусом. Он пожалуй единственный из нашей банды, кого я рада видеть.