- А теперь позвольте предложить вашему вниманию основные новости этого дня, - сказал диктор.
Хансен чертыхнулся. Среди всего прочего, это означало, что его часы опять отстали. В последнее время они почему-то стали часто отставать. Или наоборот, это его время стало бежать быстрее?
В углу экрана он заметил цифровой таймер. Да, так и есть. Наручные часы безбожно отстали, и времени осталось намного меньше, чем он думал. Фактически, его не осталось совсем.
В мире, где перед глазами постоянно маячил какой-нибудь электронный таймер, механические часы все больше превращались в ненужный предмет. Хансен продолжал носить их строго из вредности. Да еще потому, что и сам себя он все чаще воспринимал как ненужный предмет.
Пока он торопливо переставлял и подкручивал часы, Другой начал проявлять первые признаки беспокойства. Он явно не желал оставаться в четырех стенах ни одной лишней минуты.
- О господи, - сказал Хансен. - Сейчас, потерпи немного.
- ... сегодня в столице состоялась встреча на самом высочайшем уровне, - бодро сообщил диктор.
- Замечательно, - вздохнул Хансен.
Он решительно сгреб со стола посуду и потащил ее на кухню. Пустая бутылка, попавшись ему под ноги, жалобно звякнула.
Другой проводил ее сердитым взглядом. Он этого никогда не одобрял.
Хансен оперативно перегрузил тарелки и чашки в мойку и водворил бутылку на подобающее ей место - рядом с другими бутылками. Сдавать и мыть он будет потом, когда у него появится для этого свободное время. Когда, интересно, у него появится это самое свободное время? Явно не сегодня.
- ... высокие стороны пришли к согласию по все существенным вопросам, - радостно поведал диктор. Его оптимистический тон недвусмысленно давал понять, что теперь о судьбах мира можно было уже не волноваться.
Другой жалобно заскулил. Он вообще не хотел ничего знать о судьбах мира. Он хотел на волю.
Хансен его вполне понимал. Он тоже не очень часто задумывался о судьбах мира. В конце концов, мир стоял на своем месте без его участия несколько миллиардов лет, и как-нибудь мог постоять и дальше.
Он между делом заглянул в горшок с кактусом - земля пересохла, пришлось полить, - затем в мышеловку. Пока его не было, мыши приходили и забрали из ловушки сало... Что ж, приятного аппетита. С этим тоже можно будет разобраться потом.
- Аналитики пришли к выводу, что значительного подъема экономики следует ожидать уже в текущем году, - голос диктора звенел от гордости за человечество.
Хансен открыл рюкзак и задумчиво осмотрел его содержимое. Надо быть готовым ко всему, потому что в мире может произойти решительно все, что угодно. Вот и аналитики, если подумать, вполне могли прийти к такому выводу. Хансен готов был поверить, что у них имелись для этого основания. Все зависит от того, что они пили, и чем закусывали.
Затем он тщательно проверил, закрыты ли краны и газовый вентиль, погасил на кухне свет и отправился прямиком в ванную. Там он тоже проверил краны и захватил чистое полотенце.
Другой внимательно наблюдал за каждым его движением.
Хансен положил полотенце в рюкзак и огляделся вокруг. Вроде бы ничего не забыл... Кажется, ничего.
- Новое чрезвычайно выгодное предложение от ведущего оператора мобильной связи, - возвестил диктор. Выражение безмятежного счастья на его лице наводило на мысли о необратимых процессах в коре головного мозга.
Хансен надавил кнопку и с удовольствием увидел, как лучистая физиономия диктора покидает его персональную реальность. Когда она исчезла окончательно, он испытал дивное воодушевление, как будто только что собственноручно изгнал из родной страны армию захватчиков.
Другой тем временем уже вовсю тянул его к двери. Он никогда не отличался особенным терпением. Напротив, он всегда делал что хотел. Иногда Хансен ему просто завидовал.
- Сейчас, сейчас, - бормотал Хансен, натягивая куртку. Судя по прогнозу, ему следовало рассчитывать на дождь и слякоть. Как минимум.
Потом он вспомнил еще кое-что, и вернулся к серванту за баночкой йода. Никогда не знаешь, что может понадобиться, когда выводишь погулять Другого.
- Ну, мы ушли! - сообщил Хансен, запирая дверь на замок. Квартира проводила его доброжелательным молчанием.
Несомненно, существует некий малоизученный закон природы, согласно которому человек, боящийся какой-либо неприятности, притягивает к себе эту самую неприятность как будто магнитом. Этот закон еще ждет своих исследователей, которые напишут о нем толстые научные трактаты, когда придет время.
Хансен вряд ли подозревал о существовании этого закона, но это ни в коей мере не помешало закону сработать.
По лестнице навстречу Хансену поднималась соседка, госпожа Резник.
- Господин Хансен! - воскликнула она с неподдельной радостью человека, который провел несколько лет на необитаемом острове, где его собеседниками были одни попугаи, и внезапно обрел настоящего, всамделишного слушателя, которому так много теперь должен рассказать. - Вы представляете себе это безобразие? Они опять собираются повышать плату за телефон!
- Вы правы, это возмутительно, - дипломатично согласился Хансен, одновременно просчитывая в уме тактический маневр обхода неприятеля с фланга.
Задача была не из простых, поскольку госпожа Резник заслоняла проход всем своим существом. Довольно объемным существом, если говорить откровенно.
Другой сердито заворчал. Его ничуть не радовала задержка. Хансен испуганно покосился на соседку. К счастью, она ничего не заметила. Она была слишком занята своей речью.
- Грета Беркович говорила, что ветеранам они делают скидки. Мне тоже должны были дать статус ветерана, но вы же знаете, какая сейчас кругом бюрократия!
- Представляю, - вежливо сказал Хансен. Маневр обхода с фланга уже был признан неперспективным, и на повестке дня возникла идея о решительной лобовой атаке.
- И вот в пятницу я пошла в управление, - продолжала соседка на одном дыхании. В глубине ее организма, видимо, находилась еще пара дополнительных легких.
- Извините, не могли бы вы... - деликатно начал Хансен.
- А эта грымза послала меня искать девятый кабинет, а сама ушла обедать! - сообщила госпожа Резник кипящим от негодования голосом.
- Извините, но я очень спешу, - вставил Хансен.
Тщетно. С таким же успехом он мог бы попытаться привлечь внимание машиниста проезжающего мимо скоростного поезда. Госпожу Резник несло, она парила на крыльях своего вдохновения и своей уверенности в том, что ее проблемы являются естественным центром мироздания, и любой смертный обязан оказывать посильное участие в их решении. И очень скоро Хансен был ознакомлен с взглядами госпожи Резник на недостатки действующей системы социального обеспечения, бюрократизацию государственных служб, ошибки в составлении государственного бюджета, порядок содержания в населенных пунктах опасных собак, качество молочных продуктов в продаже и возмутительные нравы современной молодежи.
Он уже был близок к отчаянию, когда Фортуна решила снова повернуться к нему лицом и послала ему неожиданное спасение. Спасение явилось в облике госпожи Майер, которая ковыляла вниз по лестнице со своего четвертого этажа.
- Госпожа Майер! - воодушевленно воскликнула госпожа Резник, предвкушая возможность повторить свою блестящую речь еще раз, не пропустив ни одной подробности. - Как я рада вас видеть!.. Это возмутительно, просто возмутительно!
- Я ужасно себя чувствую, - ответила госпожа Майер, аккуратно спускаясь вниз по ступенькам. Она тоже родилась не вчера, и у нее тоже было что поведать миру. - Я почти не спала этой ночью. Вчера у меня подскочило давление, а потом еще и мигрень, моя ужасная мигрень...
- Вы уже видели эту ужасную рекламу? - спросила госпожа Резник, поднимаясь ей навстречу. - Какое безобразие, не правда ли? На ней был такой купальник, которого практически не было! Это же могут увидеть дети!
Хансен не стал дожидаться воссоединения родственных душ. В несколько шагов он сбежал по лестнице вниз и захлопнул за собой дверь.
Наконец-то. Теперь его не остановит даже Армагеддон.
На улице только начинало темнеть, фонари еще не зажглись, а неоновые вывески магазинов и баров светились как-то неубедительно.
Другой немедленно принялся оглядываться по сторонам, а Хансен достал из кармана и нацепил темные очки. Этот предмет его гардероба не являлся ни данью моде, ни пижонством - он был необходимым атрибутом игры.
Первым игру придумал Другой. Это он любил заглядывать в глаза прохожим, пытаясь понять или угадать, кто они на самом деле, что они делают, к чему идут. Их лица мало что говорили Другому. Любой из них мог казаться заурядным прохожим, но в действительности мог быть кем угодно. И разумеется, у любого из них мог быть свой Другой. Естественно, это интересовало его в первую очередь.
Хансен охотно перенял игру. Ему тоже нравилось задаваться вопросом, что может скрываться за самым обычным на вид лицом. Ведь, если подумать, скрываться могло что угодно. Чудесный новый мир, полный новых, ярких образов... Таинственная мистическая реальность, в которой ничего нельзя было знать наверняка... Невротические джунгли, населенные хищными иллюзиями, дышащие болью и страхом... Строгий жизненный маршрут, проложенный раз и навсегда, не допускающий ни отклонений, ни остановок... Мерзлая реальность, в которой не было ничего настоящего, кроме холода... Выжженные миры, хранящие следы ужасных катастроф, освещаемые скупым светом погасших солнц... И подмостки перед зрительным залом, в ярком свете, с бесконечным выбором ролей и сюжетов... Все это было здесь, в двух шагах. Все это проходило по улице мимо, подбивая носками туфель опавшие листья, равнодушно или увлеченно скользя взглядом по сверкающей плоскости помпезных витрин. Все это было здесь - и вместе с тем не здесь. Это было совсем рядом с миром Хансена.
Отказаться от игры он уже не мог, поэтому темные очки сделались предметом первой необходимости. У него был тяжелый взгляд. Люди всегда чувствовали, когда он на них смотрел. А ему не хотелось никого беспокоить. Все равно ведь пройдут мимо, свернут за угол, зайдут в магазин, сядут в автобус, уедут в деревню... Умрут, наконец. А с него и Другого хватит с головой.
Другой хмуро разглядывал прохожих. Хансен вполне разделял его настроение. Да, у любого из них мог быть свой Другой. Но здесь и сейчас этого никак не узнать.
- Я же не могу подходить к каждому и спрашивать, - сказал он то ли Другому, то ли себе самому. - Это не лучшая идея. Это плохо кончится... И в газету объявление - тоже не могу... Думаешь, тебе было бы легче?
Другой опустил глаза и посмотрел на мокрые листья на асфальте. Как будто они лежали не просто так, а с каким-то тайным смыслом.
- Ладно, идем, - сказал Хансен.
С наступлением сумерек его улица поразительно изменялась, словно какая-то другая реальность проступала через фасады и подворотни. Небо исчезало в темноте, старые дома приобретали какой-то более светский вид. Мир ярких огней и сверкающих витрин распахивал двери, его сокровища мерцали и светились всеми цветами радуги за толстым стеклом с сигнализацией. Неоновая магия манила и звала. Разумеется, не кого попало.
Если бы не присутствие Другого, Хансен тоже мог бы предаться благоговению перед этими сияющими чудесами. Не он первый, не он последний... Но Другой заставлял его несколько иначе воспринимать окружающий мир.
Хансен шел по улице, не оглядываясь по сторонам. Его намного больше интересовали люди, очарованные неоновой магией либо устоявшие перед ней. Разумеется, первых было больше. Они выходили из дорогих машин, заходили в дорогие магазины, выходили и паковали в машины пакеты с дорогими покупками, и уезжали к следующему дорогому магазину... Эта игра не отличалась разнообразием, да и лица игроков не выражали особенной радости - скорее, усталость и раздражение. Но ведь что-то в ней было такого, что заставляло играть дальше?
Хансен пожал плечами.
- Нет, это игра не для меня.
Другой тем временем энергично тянул его вперед. Человеческие игры его явно не интересовали. Ни в каком виде.
- Ты хотя бы знаешь, чего хочешь, - сказал Хансен, торопливо лавируя между попутными и встречными прохожими. Люди шли по улице не спеша, как будто не боялись никуда опоздать. Хансен тоже не отказался бы пройтись по улице не спеша - он знал в этом толк. Но сейчас он не мог себе это позволить.
Они шли по мерцающим улицам неонового царства, и небо становилось все темнее, а неоновые огни - все ярче.
Возле одной из витрин стояла девчушка лет тринадцати, и горящими глазами смотрела на все это великолепие.
Хансену сразу захотелось подойти и сказать, что это всего лишь вещи.
Другой потянул его дальше.
- Подожди, - сказал Хансен. - По-моему, это серьезно...
Другой снова дернул его дальше.
- Мы не настолько торопимся, - возразил Хансен.
Другой решительно потянул его дальше.
- Ты хочешь сказать, что она не поверит?
Другой еще раз дернулся вперед.
- Ты хочешь сказать, что она должна пережить это сама?
Другой посмотрел себе под ноги. Там в лужах плавали опавшие листья.
- Может, ты и прав, - сказал Хансен.
На автобусной остановке было почти пусто. Хансен жил в спальном районе, откуда каждое утро люди уезжали на работу, и каждый вечер возвращались. Сейчас было время возвращения, автобусы приходили полными, и уходили почти пустыми. В данный момент это их вполне устраивало.
Пока Хансен оглядывался по сторонам, Другой затаился, стараясь не попадаться ожидающим на глаза. Впрочем, к вечеру уставшие за день люди были не очень-то внимательны.
"Даже он привыкает, - подумал Хансен. - Учится жить в человеческом мире. Не буянить, не привлекать к себе внимания. Это хорошо, это очень замечательно. И на прохожих собак почти перестал реагировать, молодчина. А то было время, были проблемы..."
Подкатил автобус, распахнул двери. Потекла человеческая масса. Хансен отвернулся, попробовал отвлечься, но его все равно зацепило, мазнуло по органам чувств этой аурой человеческой усталости, человеческой омертвелости, человеческого автоматизма. Он поперхнулся, закашлялся. Другой тоже почувствовал себя скверно.
Рядом с Другим его чувствительность повышалась, но и без него он слишком часто ловил чувства окружающих. А учитывая, что в основном люди чувствовали всякий негатив, радости в этих способностях было мало. Он знал способы притупить чувствительность, и не стесняя себя, расходовал притупляющее литрами, когда мог. Но сейчас рядом был Другой, и расслабляться было нельзя.
Незамеченными они проскользнули в салон автобуса. Хансен устроился у окна, а Другой, как обычно, затаился. На мгновение Хансен вздрогнул при мысли, что бы началось, если бы пассажиры заметили Другого. Но они не замечали ничего. Полумертвые от усталости, они и вторжения пришельцев сейчас не заметили бы.
Автобус тронулся. Хансен задумчиво смотрел в окно. За окном все больше темнело. Поползли и исчезли за спиной кукольные витрины и разноцветные неоновые каракули.
Хансен думал о девочке.
- Я в следующий раз подойду к ней, - сказал он сам себе. - Поговорить, объяснить... Хотя она вряд ли послушает. Да и разговаривать со мной не станет. Мало ли кто подойдет вот так на улице? Ненормальных сейчас полно. Допустим, я-то знаю, что я не псих, а откуда другим людям это знать?
- Я ведь не какой-то ненормальный. - сказал он Другому. - Я просто обычный человек. Ну, в основном...
Другой презрительно фыркнул. Если бы он был человеком, то просто рассмеялся бы. Но так как он не был человеком, то ограничился тем, что презрительно фыркнул.
К счастью, за шумом мотора этого никто не заметил.
Автобус выехал из жилых кварталов и поехал вдоль парка. За окном потянулся тротуар с фонарями, за которым маячила темная громада древесных крон. Кое-где в темноту уходили освещенные аллеи, но в основном парк утопал в темноте.
- Хочешь туда? - спросил Хансен.
Другой покачал головой. Это было слишком человеческое место. Да, в нем были деревья и трава, и все же оно принадлежало людям. Нечего ему тут делать.
- Понятно, - сказал Хансен.
Невольно он задумался о том месте, где ему самому хотелось бы оказаться. Увы, единение с природой не сделало бы его счастливым. В полностью безлюдном месте он просто не смог бы существовать. Он был верным сыном цивилизации, и не собирался обходиться без должного уровня комфорта. Маленький городок, где каждая собака знает все про всех, ему тоже не подходил. Вот и получалось, что нынешнее место самое подходящее. Именно мегаполис, большой человеческий муравейник, идеально подходил для того, чтобы прятаться самому и прятать Другого. Большой город, где много людей, которые живут своей жизнью и не замечают друг друга.
Как раз то, что надо.
Проехав несколько кварталов частных домов, автобус выехал на дамбу.
- Выходим, - сказал Хансен.
Другой напрягся, как взведенная пружина. Свобода была близко. Очень близко.
На остановке присутствовал всего один пассажир - мужичонка неопределенного возраста, распространявший вокруг себя определенный запах. При себе у него имелись удочка и рюкзак, однако рыбы нигде не было видно. Вероятно, до нее очередь так и не дошла.
Другой жадно втягивал в себя запахи леса и рвался на свободу. Хансен с большим трудом сдерживал его, пока мужичонка загружался в открытые двери автобуса. Это был сложный процесс, потребовавший неимоверной концентрации внимания и крайнего напряжения душевных и физических сил. Хансену даже пришлось подтолкнуть его сзади. Наконец, сила духа одержала победу над слабостью плоти, мужичонка был загружен в салон, автобус закрыл двери и отчалил. Другой немедленно оживился и потянул его в лес.
- Да знаю, знаю, - сказал Хансен. - Уже скоро. Уже почти пришли.
Сразу от остановки начиналась грунтовая дорога, ведущая к старой лодочной станции. Впрочем, на станцию они не собирались. На полпути Другой решительно стащил его с дороги и потянул в лес.
Ни один нормальный человек не полез бы в эти дебри на ночь глядя. Хансен тоже не полез бы, но с ним был Другой, и это кардинально все меняло.
Другой тащил его все быстрее, Хансен даже запыхался. К счастью, при свете луны он более-менее видел, куда идет, и успевал огибать пни и перескакивать корни. И все же гонка его утомила.
Наконец, Другой вытащил его на поляну, посреди которой лежала большая коряга. Хансен с первого взгляда узнал место, когда-то Другой уже приводил его сюда. Он так и не понял, по какому принципу Другой выбирает место, иногда новое, иногда старое. Но в общем выбор был сделан.
Хансен настороженно огляделся по сторонам. Не видно ли где костра, не слышно ли заплетающимся языком рассказываемых историй про "вот такую рыбину"? Вроде бы не слышно и не видно. Но лучше знать наверняка.
- Нам нужно безлюдное место, - сказал он Другому.
Тот втянул воздух, попробовал запахи. Нет, людей поблизости не было.
- Отлично, - сказад Хансен. - Тогда здесь.
Он снял с плеча рюкзак, повесил его на корягу. Отстегнул одну лямку, опоясал ею высохший ствол, и застегнул с другой стороны. Это была часть ритуала - с тех пор, как Другой, шутки ради, забросил куда-то его рюкзак, и ему пришлось изрядно постараться, чтобы найти его. Теперь рюкзак пристегивался каждый раз. В конце концов, нельзя считать человека педантом только потому, что он привык находить вещи именно там, где оставил их.
Другой тем временем возобновил попытки вырваться на свободу. Он считал, что все эти операции с вещами совершенно излишни, и вообще люди совершают слишком много ненужных движений.
- Подождешь, - сердито отозвался Хансен.
Он достал из рюкзака пакет, снял и затолкал туда куртку, затем принялся стаскивать через голову свитер.
Другой рвался на волю что было сил.
Хансен тем не менее не собирался никуда спешить. Вслед за свитером аккуратно отправилась вся остальная одежда. Ночной ветерок немедленно с наслаждением прогулялся по голой коже.
- На какие жертвы приходится идти ради тебя, - упрекнул Хансен.
Другой не удостоил его ответом. Для него все давно было в порядке вещей.
В отдельный кармашек были отправлены часы. После этого он закрыл рюкзак, щелкнул застежкой и подергал ее, чтобы убедиться, что она не откроется от случайного рывка.
- А то знаем мы тут некоторых, - пробормотал Хансен.
Другой жалобно заскулил.
- Да понял я, понял, - сказал Хансен. - Все, я закончил, твой выход.
Другой встрепенулся и рванул на свободу.
Хансен выпрямился, поискал глазами луну.
Луна, бледный ноздреватый блин, висела в небе над угольными силуэтами деревьев. Внезапно ее круг начал вращаться, вращаться и расти. По краю его побежали таинственные символы, и содержалась в них то ли сокровенная мудрость, то ли какая-то ерунда. Постепенно, вращаясь, он занял собою все небо. И он тянул к себе. Манил к себе. Втягивал в себя.
И тогда Другой...
... и тогда он шагнул вперед, ступая сильными лапами по опавшей листве, принюхался, помотал головой, стараясь избавиться от гаснущего чужого сознания... Втянул в себя запахи ночного леса, покатал их во рту, пробуя на вкус. Это место тоже было испорчено людьми. Запахи людей, запахи искусственных веществ, созданных людьми и чуждых природе. Придется потерпеть их, с этим пока ничего не сделаешь.
Перебирая запахи, он наконец наткнулся на нужный. Запах добычи. Маленький пушистый страх. Это то, что нужно сейчас.
Он направился туда, куда звал его запах, аккуратно переступая по земле. Спустился вниз по склону и постепенно перешел на бег...
Утро выдалось туманным и хмурым. Роса выпала на траву, на листья деревьев, на камни и пни. И на кожу она тоже выпала в большом количестве.
Хансен застонал, приподнимаясь на локте. Все тело болело, на щеке отпечатался камушек. Кроме росы, на теле было полно листьев, трухи и грязи, и еще каких-то темных пятен, о происхождении которых он даже и не собирался начинать думать.
С усилием он принял сидячее положение, оглядел себя. Серьезных повреждений не наблюдалось - так, несколько царапин. Бывало и хуже. Он прислушался, пытаясь ощутить присутствие Другого. Но Другого уже не было. Он был уже далеко.
Вот и все. Кончено. Теперь у него впереди целый месяц нормальной человеческой жизни. Он молодец. Он заслужил. Надо только добраться до рюкзака и привести себя в порядок, пока нелегкая не принесла какого-нибудь рыбака с дурацкими вопросами.
Пошатываясь, он поднялся на ноги и огляделся, пытаясь сообразить, в какую сторону идти к поляне с рюкзаком. Поляна пока не обнаружилась, зато между стволами и кустами он увидел гладь воды, и, приняв решение, направился туда.
К счастью, у воды не было никаких любителей рыбной ловли. Стараясь не сосредотачиваться на ощущениях, он зашел в воду и сразу нырнул. Тысяча ледяных иголок впилась в кожу, тело скрутилось от боли, зато в голове проявилась требуемая ясность рассудка.
Он выскочил из воды и принялся бегать по берегу, чтобы согреться.
В случае чего, всегда можно сказать, что он является сторонником слияния с природой, здорового образа жизни. И готовится моржевать. И это не будет такая уже неправда. Вот объяснить отсутствие вещей будет сложнее. Но это уже проблема номер два, ею можно будет заняться после решения первой, в порядке живой очереди.
Постепенно он согрелся, дыхание пришло в норму, тело перестало посылать болевые сигналы, полностью подчинившись силе духа. Поднявшись по крутому берегу, он огляделся. В голове забрезжил примерный путь к поляне.
Похоже, в этот раз, для разнообразия, Другой оставил его недалеко от вещей. Этому стоило порадоваться, такой праздник бывал не каждый раз.
На поляне он первым делом достал полотенце и энергично растерся, затем принялся одеваться, не забывая поглядывать по сторонам. Впрочем, бояться было уже особенно нечего. Он как раз застегивал куртку, когда на тропинке под чьей-то ногой хрустнула ветка.
На удивление, по тропинке навстречу ему шел его сосед, старик Шнайдер. Тоже с рюкзаком и удочкой, он пробирался среди кустов. Увидев Хансена, он даже присвистнул и приподнял кепку, приветствуя соседа.
- Что это вы, дорогой сосед, выбрались погулять в такую рань? - спросил он, поблескивая хитрыми глазками.
- Природа здесь замечательная, - ответил Хансен недрогнувшим голосом. - И воздух такой...
Старик Шнайдер кивнул, продолжая ухмыляться из-под своей кепки. Кепка у него была такая же древняя, как и он сам.
- Вы бы вот что, дорогой сосед, - сказал он наконец, - вам бы того... удочку вам надо купить, вот что.
- Удочку? - удивился Хансен. - Зачем? Для чего мне удочка?
Старик Шнайдер издал страдальческий вздох человека, поставленного перед тягостной необходимостью объяснять очевидные вещи.
- Вот вы идете куда-то без удочки, и каждый человек, который вас видит, задает себе вопрос - а куда это он идет? а зачем? что задумал? А вот если бы вы с удочкой шли, тогда бы никто ничего такого в жисть не подумал бы. Удочка, она навроде пропуска, иди куда хочешь, и никто не заподозрит дурного. Никому и в голову не придет, что на самом деле вы ловите сетями.
Хансен замер, пораженный неожиданной глубиной мысли собеседника.
"А ведь и верно, - подумал он. - Разрешение ходить где хочешь... Недостаточно демонстрировать то, что демонстрируют окружающие. Надо еще и скрывать то же, что скрывают они. И только под этими двумя слоями маскировки можно быть собой..."
- Вы правы, любезный сосед, - сказал он вслух. - Непременно заведу себе удочку. И знаете что? Заглядывайте вечерком на коньячок.
Старик Шнайдер широко улыбнулся, на этот раз уже без ехидства.
- С превеликим удовольствием, дорогой сосед, - сказал он. - А сейчас прошу пардону, буду вас покидать, ибо дела имею безотлагательные.
Он приподнял кепку и засеменил дальше по тропинке. Хансен задумчиво смотрел ему вслед.
"Я смотрю и вижу человека с удочкой, - думал он. - Ты смотришь и видишь человека с удочкой. Видим ли мы то, что есть? Есть ли то, что мы видим? Или есть только люди с секретами..."
Он подхватил рюкзак и решительно зашагал по направлению к остановке. К человеческому миру, к утренним новостям и какао с гренками.
Солнце уже поднималось над лесом, и день обещал быть теплым.